Жаркое летнее солнце врывалось со стороны Красной площади в распахнутое окно, и от этого в скромном тесном номере у Бурова было душно. Кроме Бурова и пожилого инженера Гределя, за столом еще сидел грузный, поседевший генерал-лейтенант авиации в кителе, отяжелевшем от множества орденов и медалей, над которыми блестела пятиконечная Золотая Звезда, с грубыми чертами лица и шрамом, косо проложенным на правой щеке от мочки крупного уха до самого подбородка с крупной упрямой челюстью. В комнате висела напряженная тишина. Пауль Гредель только что закончил свой рассказ, и все трое долго молчали. Он первым нарушил молчание, откинув назад светлые мягкие волосы:
– Какая досада, совсем забыл. Когда я впервые рассказал товарищу Бурову всю эту историю, я позабыл упомянуть о двух важных деталях. После взрыва на аэродроме через два дня по нашему городу на кладбище провезли тридцать два гроба с погибшими фашистами. А двенадцать гробов с высокими генералами и офицерами самолетом отправили в Берлин. Это одно обстоятельство. А второе, и самое важное, это то, что при нашей встрече, попросив меня разыскать во что бы то ни стало летчика Виктора Балашова, ваш пилот, переодетый в форму немецкого люфтваффе, оставил мне эту вот трубку.
Инженер полез в карман и медленно извлек оттуда старую, модную в довоенное время, чуть изогнутую трубку с потускневшим мундштуком и коварно ухмыляющимся бородатым чертом – Мефистофелем. Генерал Балашов взял ее крупными жесткими пальцами, долго и напряженно рассматривал. Глаза его стали теплыми и печальными, а голос дрогнул, когда он бережно отодвинул от себя облупившегося от времени Мефистофеля.
– Да, – сказал он сухо и горько свел над переносьем седые лохматые брови, – Это его трубка… Федина.
– Я очень рад, что восстановилась ясность, – проговорил в эту минуту Пауль Гредель. – Ведь около тридцати лет майор Федор Нырко, вероятно, числился у вас без вести пропавшим. А без вести пропавшим может быть и трус и герой.
Генерал Балашов медленно поднял голову:
– Правильно отметили. Но мы год от года узнаем о судьбах тех, кто числится пропавшим без вести. У нас никто не забыт и ничто не забыто. Спасибо вам. Правда о моем друге и командире Феде Нырко станет теперь правдой для всех наших людей. – Генерал помолчал, потом, громко и тяжело вздохнув, прибавил: – Он здорово дрался и пилотировал… наш Федя. В особенности на высоте. Впрочем, это не самое главное. Главное в том, что он всегда был на высоте сам… на высоте человеческой!