Всего сутки Владимир, теперь уже навсегда Греф, провёл в племени, отдыхая и пытаясь освоиться в своём новом доме. Полноценно общаться он пока не мог, но зато много слушал и наблюдал. Для начала необходимо было как можно быстрее научиться понимать язык этих людей. А то сейчас в его ситуации даже известное выражение о собаке было бы не совсем справедливым. Та хоть понимает, что её говорят, а он раз через два или три.
Пребывание в доме ведьмы мало способствовало решению этой задачи. Моран и Эйла хоть и обитали под одним кровом, но жили каждая своей жизнью. Охотница говорила много, но для изучения неизвестного языка мало толку от выслушивания монологов. А разговаривала она с ведьмой мало: то ли сама боялась, то ли хозяйка дома не стремилась к общению. Из этих немногочисленных и довольно кратких диалогов Греф уловил только имена и отдельные слова: идти, есть, отдыхать, дай, да, нет. И на том спасибо.
В этом доме, да и вообще в племени вообще, люди общались много. И при этом разговоры, как правило, сопровождали те или иные действия: приготовление пищи, починку одежды, приготовление провизии к длительному хранению. Соседи в гости заходили, опять же с какими‑то просьбами или предложениями. И Греф, пользуясь предоставленной возможностью, жадно, словно губка влагу, впитывал в себя всю новую информацию.
Для начала Греф выяснил окончательно, кто есть кто в этом доме. Его новая семья состояла из пяти человек. При первой встрече он познакомился почти со всеми, и не ошибся в своих предположениях. Мать звали Шецеона, младшую сестру — Ноола, золовку — Зигла, а бойкого племянника — Бедлаг. Брат Огра, который оказался старше буквально на несколько лет, вернулся в дом ближе к вечеру. Насколько Греф понял, он в тот день выполнял какое‑то задание по воинской части: то ли караул, то ли разведка. Скорее всего — первое. Во всяком случае, вернулся он с оружием, но без добычи. Впрочем, рассудил новоиспечённый член семейства, с таким щитом на охоту точно не ходят.
Вечером Греф отправился в лес, немало удивив как родственников, так и караульных возле прохода в ограде селения. Один, без оружия, да ещё и на ночь глядя. Самое время для ночных хищников. Уж не сошёл ли он с ума?
А утром возле дверей дома лежала туша местного оленя. Греф сам принёс её: когда зверь вернул контроль над телом, буквально в двух шагах лежала ещё вздрагивающая добыча. Хорошо хоть случилось это почти рядом с селением. Впрочем, караульные довольно странно наблюдали за тем, как он в одиночку тащит зверя, взвалив тушу себе на плечи. Благо олень был не очень уж большим. Помогать они не спешили. Но Греф всё же справился, хотя и запыхался порядком. Реакция родных была почти той же, что и у охраны.
Потом он отдыхал, наблюдая за суетой, внимательно слушал сопутствующие ей разговоры, и безуспешно пытался предложить свою помощь.
А после обеда, ближе к вечеру, к ним в дом пришёл тот самый воин, который увёз его с острова ведьмы. Он сказал несколько фраз, дополняя их жестами, и Греф понял: ему нужно идти с ним. Огра начал что‑то спрашивать у гостя. Судя по всему, он остался недоволен полученными ответами.
Женщины принялись собирать две котомки, а брат взялся проверять оружие. Воин, хоть и был сам вооружен, такими его действиями остался недоволен. Греф перевёл взгляд на мать, на сестру, на золовку, и обратно на воина. Интуиция подсказывала ему, что он должен идти один, а решение брата вступает в противоречие с полученным приказом и желаниями остальных родственников. Он подошёл к Огре, отобрал у него меч и повесил на место.
— Греф идти, — сказал он, глядя брату прямо в глаза, — Огра — нет.
Огра упрямо мотнул головой и снова протянулся к мечу. Но на его запястье сомкнулись пальцы Грефа, остановив руку буквально в паре сантиметров от рукояти. Несколько секунд продолжалась между ними немая борьба, пока на лице Огры выражение упрямства не сменилось растерянностью и удивлением. Видимо в прошлом младший брат не отличался такой силой.
— Греф — идти. Огра — нет, — снова повторил Греф, и, только дождавшись утвердительного кивка, разжал пальцы.
Когда он обернулся, то увидел, что удивился происходящему не один Огра. Все родственники, кроме отсутствующего мальчугана, взирали на него точно так же, как и брат. Разве что воин возле дверей был не столько удивлен, сколько заинтригован, да ещё во взгляде золовки читалось облегчение.
Судя по внешнему виду гостя, идти ему предстояло в поход. Поведение брата только подтверждало эту догадку. Следовало вооружиться, но чем? Греф пробежался взглядом по оружию, развешанному по стенам, но остановил свой выбор на проверенном каменном топоре. Всё равно ничем иным он пользоваться не умеет. К тому же опыт подсказывал, что если случится действительно серьёзная переделка, зверь снова возьмёт на себя контроль над телом. А уж ему оружие совсем ни к чему. Так что лучше взять то, чего будет не жалко, если случайно потеряется. Топор и нож из камня как раз сгодятся.
Он поочерёдно обнял всех своих новых родственников, принял из рук матери котомку с припасами и повернулся к ожидающему воину, всем своим видом давая ему понять: «Я готов. Пошли». То одобрительно кивнул, что‑то сказал хозяевам дома на прощанье и вышел на улицу. Греф пошёл следом, не оборачиваясь — припомнилось, что в прошлой жизни это была плохая примета.
Они прошли через селение и оказались на пляже, где лежали местные средства передвижения по воде. Возле двух крупных лодок их ожидало два десятка воинов: все вооружены, но без доспехов. Греф сразу отметил, спутники молоды и, если судить по их фигурам, не столько сильны, сколько выносливы. «Странный поход предстоит. Будем убегать или преследовать?» — подумал он.
Один из воинов выделялся среди остальных. Отличало его в первую очередь отношение других членов отряда — дружественное, но и почтительное одновременно. Уже потом Греф заметил и внешние отличия: ремешок для волос из змеиной кожи, амулет на шее и резные браслеты на запястьях, украшенное резьбой древко копья. Остальные воины предпочитали простое оружие, да и украшений практически не носили. Лишь некоторые щеголяли нанизанными на нитки наборами когтей и клыков. Волосы же, в основном, собирали в узлы на затылке.
И ещё Грефу почудилось что‑то неуловимое и странное в этом человеке. Он сразу и не понял, что же именно. Но потом сообразил: похожее ощущение, только гораздо более сильное, он испытывал в присутствии Моран. Там, на острове, Греф не придал этому особого значения, посчитав не существенным на фоне остальных возможностей отшельницы, а также особенностей её поведения. И только сейчас понял: это отличительная черта «колдовской братии». Сильная энергетика, как говорили земные экстрасенсы? Возможно.
Отряд быстро распределился на две группы. Воины спустили пироги на воду, погрузились в них и покинули селение.
Греф следил, как гребцы ловко орудуют веслами, но мысли были заняты совершенно иным. Если допустить, что волшебников отличает именно энергетика организма, то получается, что он теперь способен ощущать их. Раньше он в ответ на подобные рассуждения только улыбнулся бы снисходительно. Правда, тогда и к самому понятию «магия» отношение было скептическим. Но то раньше. Сейчас её наличие даже не обсуждалось. Оно было принято в качестве одного из краеугольных камней мировоззрения. Мучил его совсем другой вопрос: если он действительно ощущает носителей магии, то каким именно образом он это делает? И какой вывод из всего этого следует?
«Одни вопросы. Когда же я почну получать на них ответы? Нет, как ни крути, но нужно поскорее выучить язык. Без полноценного общения никак. Даже не знаю толком, куда мы плывём и зачем?»
Уже пятые сутки уводил Коргар свой отряд от преследования хиддим. Как он не противился тогда в доме Слепого Буддара, но совет всё же именно поставил его во главе этого странного похода. Даже не смотря на предыдущую его неудачу. И не понятно было Коргару, что же это неожиданное решение значило: ему доверяли, решили испытать, или, может быть, избрали такой вот необычный способ наказания за невыполненное поручение. Кто знает? Пришлось подчиниться приказу старейшин и возглавить воинов, которым сейчас приходилось просто сопровождать оборотня. По–другому смысл происходящего Коргар описать бы не смог.
Противника они отыскали быстро: знали, примерно, где искать, да и оборотень оказался очень полезен в качестве разведчика. Утром высадились на берег, спрятали пироги, а уже ближе к вечеру лазутчики докладывали вождю похода о том, что видели. Выяснилось, что вражеский отряд и не уходил далеко. Только в численности существенно увеличился. А может он и был таким? Для засады на пятерых человек много ведь воинов и не надо. А не ушли, потому что ожидали на появление отряда мстителей. Почему бы и нет? Вполне возможно, что противник решил использовать их бегство к своей выгоде: стянул все силы в один отряд, чтобы устроить засаду на карательный отряд и тем самым уменьшить численность воинов чужого племени. Умный замысел.
Но не сработал. Одна молодая рыжеволосая ведьма, отказавшись покидать свой остров, и бежавший из плена воин, который сумел победить злое колдовство, спутали все планы вождей хиддим. Совет старейшин решил не посылать большой отряд для преследования врага, а ограничился только двумя десятками молодых воинов. Мало воинов — много осторожности. Вот и не получилось у хиддим устроить большую западню.
«Смерть двух наших братьев не осталась безнаказанной. А потому нет нужды в большом кровопролитии, накануне Времени Крылатых Убийц. Нужно заботиться о живых, а не о тех, кто ушёл в Страну Теней. О них позаботятся Предки. Следи за противником, но не вступай в сражение».
Не получилось у Коргара до конца выполнить волю совета, озвученную устами Слепого Буддара. Греф отыскал на месте старого лагеря хиддим останки двух погибших братьев. И когда они увидели эти обглоданные кости, побывавшие в котле, всем стало понятно — такого врага нужно уводить подальше от племени. Даже молодой шаман, который ещё недавно был учеником, не стал общаться с Предками. Не люди пришли в эти леса, а бешенные хищники на двух ногах. Люди могут быть пленниками, их можно пытать и убить, но не могут люди быть добычей для других людей. Если в лесу появлялся хищник, вкусивший человеческую плоть, его немедленно убивали. Но если таких хищников десятки, что могут сделать всего двадцать воинов? Как заставить врага уйти, если убить нет возможности?
Тогда Коргар вспомнил слова ведьмы: «Хиддим остановит только кровь». Вспомнил, и посмотрел в глаза тому человеку, которого совсем недавно отказывался вести в родное селение.
Греф понял, что хотел сказать ему глава их отряда. Понял, хотя вслух не было произнесено ни единого слова. Может быть, он прочитал во взгляде Коргара то же самое, что почувствовал сам, когда отыскал останки двух погибших соплеменников. И не важно, что лично он не знал этих воинов раньше. Бывший землянин понял, что даже будь он сейчас одиночкой, то всё равно отыскал бы виновников. Отыскал бы, и исполнил приговор, который сам же и вынес. Нашёл бы способ это сделать.
Теперь ему стало гораздо понятнее значение боевой раскраски воина, который оставил на его боку столь памятный шрам. Она не только должна обозначать ранг владельца, но и вызывать страх у противника, повествуя о его судьбе. А если подумать, то не исключены и другие её функции.
Зверь заворочался в глубинах души, словно просыпаясь от спячки. Заворочался, оскалил клыки, но не стал рваться наружу, словно ждал чего‑то.
Коргар присел, разровнял ладонью небольшой участок песка и принялся чертить острием своего ножа примитивную карту. Свои действия он сопрождал краткими предложениями. Греф понял, что этот рисунок для него: всем остальным план действий вполне можно было объяснить и на словах.
Круг, возле которого был изображен дом, скорее всего, обозначал озеро и селение. Через пару секунд от круга в сторону побежала волнистая линия — река. Человек с палочкой — воин с копьём. Отряд? Чей? Коргар обвел рукой стоящих вокруг мужчин и ткнул острием ножа в фигурку. Понятно. Рядом с первым воином на песке возник его близнец, а острие ножа указало в сторону, где располагался вражеский лагерь.
Первый рисунок временно был оставлен в покое. Рядом с ним Коргар нарисовал две группы воинов: в одной всего пару фигурок, а во второй больше десятка. От первой ко второй протянулась линия, над которой возникло нечто из двух овалов и черточек. Только когда острие ножа коснулось груди, Греф понял — это он, но в обличие зверя. Взгляд вождя отряда требовал ответа. Пришлось кивнуть, а потом коснуться пальцем своей груди и указать на смешную фигурку — дескать, понял тебя. Зверя стёрли и нарисовали снова, но уже возле второй группы фигурок. Нож перечеркнул одну из фигурок вражеских воинов. Зверя опять стёрли, чтобы нарисовать уже с другой стороны группы фигурок, изображающей вражеский отряд, в котором снова перечеркнули воина. Потом снова всё повторилось.
Греф присел и достал свой нож. Вначале дорисовал стрелку к линии, которая изображала его путь к вражескому отряду. Потом от звериной фигурки протянулись ещё две стрелки: одна обратно к маленькому отряду, а вторая в сторону. А как ещё задать интересующий тебя вопрос, если ты не в ладах с языком этих людей? Коргар кивнул и стёр одну из стрелок — вторую. Удостоверился, что они с Грефом поняли друг друга, после чего всё стер и вернулся к первому рисунку.
От человечка, изображающего их отряд, протянулась стрелка, упирающаяся в такой же дом, возле которого снова появилась фигурка зверя. Вторая стрелка обозначала путь вражеского отряда и проходила она точно поверх первой. Всё вокруг одобрительно зашептались, соглашаясь со словами своего вождя. Греф несколько секунд подумал и понял, что именно предлагает Коргар: увести врага в земли племени, шаманы которого создавали из пленных оборотней. Судя по всему, нежных чувств к этому племени у присутствующих не наблюдалось. Оно и понятно. Дальше всё просто: если хитрость удастся, то одни враги сцепятся другими врагами, а Коргар уведёт свой отряд обратно.
Оставался один вопрос: будет погоня или нет? Греф мрачно улыбнулся своим мыслям: «Пойдут как миленькие. Никуда не денутся. Я постараюсь».
Когда план был принят, Коргар отобрал четверых воинов и отправил их в сторону спрятанных пирог. Тут Греф отметил одну деталь: глава их отряда вырезал лист коры с дерева, напоминающую земную берёзу, и принялся наносить на него знаки. Когда импровизированный лист был заполнен, его вручили одному из четверых отобранных для возвращения в селение воинов. Остальные двинулись в сторону заходящего солнца, стараясь не оставлять за собой следов.
К тому моменту, когда начало темнеть, они уже обогнули вражеский лагерь по широкой дуге и теперь находились к северу от него. В подходящем для ночлега месте воины начали разбивать почти полноценный лагерь: тщательно укрытый костёр, лежанки из веток, места для часовых.
Один Греф не участвовал в этой бурной деятельности. Он хотел сразу уйти в лес, но его задержали. К нему подошёл молодой шаман, и быстрыми движениями испачканных в краску пальцев нарисовал на его лбу странное изображение, напоминающее глаз. Потом ловкие руки сняли с шеи оборотня верёвку с необычным камнем. Только после этого ему дали понять, что теперь он может идти. Греф вручил стоящему рядом Коргару своё оружие, разделся и быстро направился в сторону вражеского лагеря. На ходу он тщательно вызывал в сознании образ высокого воина, раскрашенного под скелет. Память не подвела: она вообще заострилась в последнее время, отмечая такие мелочи, которые раньше остались бы без внимания. Вот и теперь картинка получилась столь яркой, что даже зажившая рана снова заныла. Глухое рычание вырвалось из глотки.
Зверь охотился. Этой ночью он не обращал внимания на следы травоядных животных. Сегодня его интересовала особая добыча: хитрая и опасная. Эти звери умели убивать не хуже него самого. Шрам на боку служил тому убедительным подтверждением. Сегодня предстояла охота на людей.
Он знал, что и сам происходит из такой же стаи. Но вопрос: «Как такое возможно?», — его не преследовал. Он просто знал это. Знал, что на охотничьи угодья его стаи пришли чужие, и этих чужаков следовало прогнать или убить. Как это сделать и где искать врага, было известно. Остальное для его сознания значения не имело. Бесшумной смертоносной тенью скользил он между стволами вековых деревьев, скрываясь в их тени от призрачного света лун.
Ночные звуки и запахи открывали ему картину жизни ночного леса. Вот мелькнул в ветвях силуэт хищной ласки. Бесшумно, словно призрак пролетела над ним хищная ночная птица, направляясь на звуки возни местных грызунов. В отдалении зафыркал вожак стада свиней, злобно предупреждая потревоживших его семейство о возможных последствиях. Издалека донёсся могучий рёв лесного быка. Шорохи и писки — это лесная мелюзга занята своими делами.
Слабое дуновение ветерка принесла ещё один запах. И это запах заставил остановиться и насторожиться. Пахло дымом и человеком. Много людей. Он нашёл свою добычу. Осторожно, тщательно прислушиваясь и принюхиваясь, зверь двинулся вперёд. И чем ближе к цели, тем медленней он перемещался от одной густой тени к другой. В конце он лег на живот и ползком подобрался к самой окраине небольшой лесной поляны, на которой пылали костры.
Год или два назад ветры повалили здесь группу старых деревьев, а молодая поросль только начинала набирать силу. Среди огромных стволов людям можно было довольно надёжно укрыться от опасностей ночного леса, если разжечь огонь и выставить бдительных часовых. Но если с первой задачей чужаки справились хорошо, то вторая решалась так себе. Костры были большие и жаркие — валежника вокруг хватало. Звери боятся открытого огня, так что мелочиться не стали. А вот часовые несли свою службу довольно посредственно. Много людей, много огня — любой хищник обойдет эту поляну стороной. Остерегаться следовало других людей, но их поблизости не было. Да и кто станет без крайней надобности бродить по ночному лесу? Вот и стояли, а чаще сидели, некоторые воины неподалёку от костров, позёвывая и прислушиваясь, время от времени, к звукам ночного леса.
Костры были большие, но горели не равномерно. Они ярко вспыхивали, когда валежник хорошо разгорался, или притухали, когда в них подбрасывали очередную порцию пищи для пламени. В такие периоды стражники почти полностью скрывались в темноте.
Медленно, часто замирая и вжимаясь в землю, зверь начал подбираться к намеченной цели. Он незамеченным прополз под кустом, призраком скользнул через открытое пространство и замер в густой тени вывороченных корней. Добыча стояла буквально в нескольких шагах от него. Теперь нужно было только выждать удобного момента.
Ждать не пришлось. Воин, неспокойно переминавшийся с ноги на ногу, вдруг решительно шагнул прямо в сторону притаившейся рядом смерти. От костра что‑то крикнули, после чего раздался смех нескольких человек. Караульный только буркнул что‑то себе под нос и прислонил к стволу поваленного дерева своё копьё со щитом. Несколько секунд возни с одеждой, и одновременно с журчанием послышался негромкий вздох облегчения. Бросок и удар клыков были столь стремительными, что жертва не успела даже крикнуть: только хрустнули шейные позвонки, когда сомкнулись мощные челюсти, да ещё обмякшее тело глухо ударилось об ствол. Веселящиеся у костра люди даже не заметили момент гибели товарища.
Смех утих. От костра снова что‑то крикнули, но ответа, естественно, не получили. После очередной фразы, снова раздался смех. Однако всякому веселью приходит конец. У костра сообразили, что отсутствие товарища слишком затянулось: для отправления естественных потребностей времени уже прошло предостаточно. Двое мужчин взяли оружие и двинулись в темноту на поиски пропавшего воина. Люди у соседних костров тоже насторожились.
Эти двое допустили ту же ошибку, что и погибший: они не верили, что к такому большому отряду рискнет подобраться опасный хищник. Когда один из них наклонился над телом, пытаясь понять, что же именно произошло, второй остался за его спиной. Но вместо того, чтобы высматривать опасность, он принялся расспрашивать товарища, да ещё и пытался заглянуть ему через плечо. Понятно, что очередной бросок зверя, никто не заметил. Всё повторилось почти в точности, с той лишь разницей, что вместо дерева на пути падения второго тела оказался опешивший от всего происходящего человек. Да и как тут не потерять самообладание, когда перед тобой лежит один мертвец, а на спину валится второй. Он заорал и попытался освободиться, одновременно стараясь обнажить оружие. Сделать это ему не удалось: неудобно, да и времени уже не оставалось. Мощные челюсти сомкнулись на его плече, породив очередной крик, теперь уже полный боли. Словно тряпичную куклу человека выдёрнули из‑под мертвеца и швырнули в темноту. Ещё через пару секунд его уже тащили в лес, намертво зажав ногу в челюстях.
Лагерь заволновался и загудел, словно растревоженный рой диких пчёл. Люди схватились за оружие, всматривались в темноту, спрашивали у соседей, пытаясь сообразить, что же именно произошло. Из леса доносились отчаянные крики и мольбы о помощи. Зазвучали отрывистые приказы старших воинов.
Зверь не стал убивать похищенную жертву. Когда кости одной ноги не выдержали и с хрустом лопнули, челюсти сомкнулись на второй. Воин всё же ухитрился достать нож и попытался ударить своего противника. Бесполезно. Единственным последствием этого отчаянного поступка оказалась раздробленная рука. К этому времени зверя и его жертву от лагеря уже отделяли несколько десятков метров. Ещё два удара клыков, и хищник оставил свою жертву. Даже если и не умрет, то обязательно станет обузой для отряда. Но и уходить зверь не собирался. Призраком скользнул он в сторону, укрывшись в густых ночных тенях.
Вскоре среди деревьев замелькали факелы, захрустели ветки под ногами, и зазвенело оружие. Перекрикиваясь между собой, шли люди на звуки голоса своего раненного товарища. Неровный дрожащий свет породил среди стволов целый хоровод теней. Глаза ночных обитателей леса вспыхивали разноцветными огоньками, не давая определить, где же скрывается истинная опасность. Когда раненный был, наконец, обнаружен, все поспешили к нему.
И тогда последовал очередной удар хищника. На этот раз все были настороже, и многие успели заметить светлую тень в отблесках факелов. Но одному из воинов это уже не помогло. Зверь был слишком быстр. Он проскользнул под ударом и сомкнул свои челюсти не на шее противника, а погрузил свои клыки в живот. Одно резкое движение, и внутренности жертвы уже вываливаются на ковер из веток и опавших прошлогодних листьев.
Чувство опасности буквально взвыло в сознании, заставив зверя бросить жертву и мощным прыжком уйти в спасительную темноту. Удар невидимого тарана сотряс вековое дерево от корней до кроны, разминувшись с целью буквально на полметра. Последующие удары наносились уже практически наугад, ломая молодые деревья, кусты и выбивая из земли тучи липкой грязи. Шумно, эффектно, но совершенно бесполезно: зверь отступил.
Отступил, не желая снова вступать в схватку со столь опасным воином. Кровь кипела и требовала продолжения сражения, но что‑то неумолимое заставляло действовать вопреки инстинктам. Быстрая тень обогнула по широкой дуге растревоженный лагерь. Атаковать ещё кого‑то было уже невозможно. Но можно было сделать ещё кое‑что.
Протяжный леденящий душу вой, от которого стынет кровь в жилах, донёсся уже с противоположного конца поляны. Несколько раз мелькнула среди деревьев призрачная тень, заставляя воинов отступать к кострам и крепче сжимать в руках оружие. И снова дикое завывание. Зверь двигался настолько быстро, что людям казалось, будто в лесу несколько хищников. Лучники выпускали стрелы во всё подозрительные тени, но безрезультатно.
Потом зверь ушёл, но костры ярко пылали всю ночь. Большинство людей на поляне так и смогли сомкнуть глаз. А раненные умерли, задолго до рассвета.
Когда солнце осветило лес и разогнало утренний туман, люди обнаружили следы. Отпечатки огромных лап указывали, что ночной убийца пришёл с севера и ушёл в том же направлении. Быстро похоронив мёртвых, отряд двинулся по следу. Через несколько часов они вышли к покинутому лагерю. Возле него след зверя обрывался, но вместо него появились отпечатки босых человеческих ног. Следов людей в лагере было ещё больше. После осмотра стало понятно, что ушли они отсюда на рассвете и двигались на север.
Высокий худой человек, со следами белой краски на тёмной коже, выслушал следопытов и жестом приказал начинать движение. Началась погоня.
Ту ночь Коргар запомнил навсегда. Молодой шаман использовал своё умение для того, чтобы духи проследили за Грефом и поведали о событиях ночи. Вот только увидеть всё это предстояло главе отряда. Пришлось позволить разрисовать себя и выкурить трубку шаманского зелья. От сладкого белого дыма мир вокруг поплыл, размываясь и теряя очертания. Монотонное негромкое пение кудесника словно затягивало сознание в некий уютный туман.
Вначале ничего особенного не происходило. Только появилась необычайная лёгкость во всём теле. Но в какой‑то момент воин будто оказался в другом месте: ночной лес, поляна, большие костры и фигурки сидящих возле них людей. И не было слышно ни звука: даже пение шамана куда‑то исчезло. Картинка помёркла и сменилась другой: неизвестный воин совершает в тени поваленного ветром лесного великана известные каждому мужчине движения. Видение смазалось, и через секунду Коргар осознал, что смотрит на затылок этого самого воина. Только тот уже не стоит, а неподвижно лежит на земле. Снова лес. Силуэты двух вооружённых мужчин, идущих от костра. Дальше видения начали сменять друг друга с невероятной скоростью, открывая Коргару картину ночной схватки зверя и воинов хиддим. Многое из увиденного было нечётким и расплывчатым, но основное глава отряда понял: зверь сумел потрепать противника и пролил достаточно крови. Враг должен будет попытаться отомстить, иначе в родном селении этих воинов будет ждать позор, что гораздо хуже поражения в бою.
Видения стали расплываться. Вернулся слух, который сразу дал понять, что молодой шаман и не прекращал своего занятия.
В эту ночь счёт почитателей человеческой плоти к необычному члену их племени значительно вырос. Коргар пожалел, что так не будет продолжаться каждую ночь: не пришлось бы рисковать и идти в земли Волков. Если добавить убитых Грефом во время той памятной и не совсем удачной для хиддим засады, то благодаря нему уже почти десяток вражеских воинов никогда не вернется домой. Искусство молодого шамана позволило Коргару увидеть некоторые тела: порванные глотки, перекушенные конечности, вырванные внутренности. Поражала жестокость, которая сопровождала последние минуты жизни одного из неудачников. В этих смутных видениях казалось, что его буквально разрывали на части. И ему, уже закалённому воину и опытному охотнику, стало не по себе. Это дикие звери могли так поступать со своей добычей: догнать, свалить на землю и вырывать куски плоти из ещё живого тела. А тут человек.
Но, справедливости ради, следовало признать, что оборотень вроде бы не позарился на человечину: оторванные от тел куски плоти всегда валялись неподалёку. Он убивал врага и даже рвал его тело на части, но вот ел ли он это мясо — было не понятно. Коргар не удержался и спросил Грефа, когда тот вернулся утром в лагерь. Для полной определённости, воин сопровождал свои слова жестами и пантомимой. Греф понял суть вопроса, и на его лице возникла такая гримаса отвращения, будто его вот–вот должно было вывернуть наизнанку. Он даже обиделся, что ли.
Потом пришлось уходить. Ночной налёт оборотня на лагерь хиддим дал отряду возможность прилично оторваться: не выспавшиеся воины противника быстро устали. К тому же в отряде Коргара были только молодые и быстрые мужчины, способные длительное время поддерживать необходимую скорость движения. Вызывал опасения только Греф: как и враг, он тоже не отдыхал ночью. Но, к удивлению всего отряда, тому всё было ни по чём. Только на коротком дневном привале оборотень моментально уснул. Пришлось будить.
Вечером Греф снова ушёл в лес. Коргар потом несколько раз слышал вдалеке волчий вой, но был ли это оборотень и что он делал? Шаман отказался прибегать к помощи духов, хотя и не объяснил причину такого решения. На этот раз Греф вернулся около полуночи и притащил тушу лесной козы. Воины встретили его радушно: запасы пищи быстро таяли, а охотиться времени не было. Так можно запросто отощать и ослабеть. И это рядом с идущим по пятам вражеским отрядом. Свежее мясо оказалось очень кстати, и тушу немедленно освежевали. А сам Греф спал до рассвета как убитый.
Следующие двое суток прошли точно так же. Почти весь день в движении, вечером остановка на отдых, ночные походы оборотня. Вернувшись под утро четвёртого дня, Греф показал Коргару длинный кинжал из чёрной бронзы. Оружие было в крови, хотя на оборотне ран не было. Это значило, что количество вражеских воинов уменьшилось как минимум на одного. Кинжал был хорошо сбалансирован, без всяких украшений. Настоящее оружие. Коргар вернул его Грефу: пора ему обзаводиться чем‑то посущественней каменного ножа.
Тем утром они вступили на земли Волков: выбеленный солнцем, дождём и ветрами череп этого хищника, повешенный на суку, явственно указывал на это. Теперь риск возрастал. Отряд не мог уменьшать скорость передвижения, иначе воины хиддим заподозрили бы подвох. Нужно было двигаться по чужих землях с такой уверенностью, словно это была земля их родного племени. Так можно было запросто угодить в засаду. Нужен был проводник.
Неожиданно Греф взял на себя эту роль, словно сумел прочитать мрачные мысли Коргара: разговор у них по–прежнему не получался, и общались они больше при помощи жестов и рисунков. Он уверенно повёл воинов на северо–запад, ориентируясь по одному ему известным приметам. Впрочем, рассудили между собой воины, он ведь бежал из плена. Следовательно, дорога ему известна. А главу отряда мучила одна мысль: может это колдовство шаманов вражеского племени в этих землях снова обрело свою силу? Но он решил не делиться с ними своими подозрениями: в последнее время он только то и делал, что осознавал свои ошибки в отношении этого изменившегося соплеменника. Вот и получалось, что не оборотень шёл с отрядом, а воины сопровождали его на пути к неизвестной цели.
Греф вёл воинов в те места, откуда он пришёл к одинокой скале. Вряд ли площадка для ритуалов располагалась на большом удалении от человеческого селения. Скорее всего, их отделяет не более чем день пути. Дороги он не знал, но странное звериное чутьё позволяло ему ориентироваться на местности, безошибочно избирая кратчайший путь. Он был готов поклясться, если бы от него этого потребовали, что площадка с жертвенником находиться почти строго на северо–западе. Откуда взялась такая уверенность, непонятно. Словно какой‑то невидимый маяк зажёгся в той части горизонта и указывал ему путь.
Это же звериное чутьё подсказывало о наличие поблизости хищников или другой опасности. И главный её источник неумолимо двигался по их следу. С каждым днём враги понемногу сокращали отставание. Греф знал, что эти воины шли даже часть ночи. Именно поэтому он сумел убить ещё одного из них: очередной неудачник немного отстал от основной группы, за что и поплатился. После его смерти вражеские вожди не смогли заставить отряд продолжать движение, иначе к утру они бы настигли отряд Коргара.
Руководили хиддим трое. Высокий и тощий воин был уже очень хорошо знаком Грефу. Его авторитет и власть в отряде была огромна: приказы Коргара, к примеру, тоже выполнялись, но нередко воины позволяли себе вольность уточнять и даже оспаривать его решения. А вот тощий обладал такой властью, что, казалось, прикажи он одному из подчинённых перерезать себе горло, его приказ был бы выполнен без промедления. Два других вождя обладали в отряде, пожалуй, не намного меньшим влиянием. Но главным среди них всё же был старый знакомый Грефа. Впрочем, после долгих часов наблюдения он заметил, что это лидерство было основано только на превосходстве в силе. И речь здесь стоило вести совсем не о крепости мышц, хотя тощий вовсе не был обделён в этом плане. Его выделяло, примерно, то же самое, что отличало в отряде Коргара молодого шамана от остальных воинов.
Тогда же заметил Греф ещё одну деталь, которая навела на некоторые вопросы. И вопросы эти постоянно возвращались, требуя найти на них ответа. На шее у всех троих вождей висели ожерелья из мелких косточек. Греф был уверен, что это человеческих фаланги пальцев. При этом количество подобных «бусинок» в каждом ожерелье было разное. У остальных вражеских воинов ничего подобного не наблюдалось, хотя многие из них тоже не отказывали себе в удовольствии покрасоваться различными ожерельями, амулетами, серьгами и браслетами. Почему так? Ведь тела двух братьев были съедены: следы на костях не оставляли в этом никаких сомнений. И тут память подбросила очередное воспоминание из прошлой жизни: у некоторых народов Земли, которые сохранили традиции каменного века и практиковали каннибализм, право вкушать плоть врага имели только вожди и выдающиеся воины. Считалось, что поедая плоть врага, воин забирает себе его силу. Может на Земле это и был просто ритуал — реликт прошлых веков и дремучего невежества, но относительно этого мира такое утверждение выглядело неубедительным. Греф вспомнил свою схватку с тощим и отбросил всякие сомнения. Пребывая в облике зверя, он довольно убедительно разобрался с целой толпой вооружённых людей, но один этот воин едва не отправил его обратно за Грань. Откуда такая сила, скорость и странные способности? Части головоломки повертелись в сознании, так и сяк, но в целостную картину не сложились: чего‑то не хватало для полного понимания ситуации с этим врагом.
Размышления были прерваны. Идущие впереди отряда разведчики обнаружили признаки недавнего присутствия людей: тщательно укрытые останки костров, едва заметные следы ног, не успевшая ещё выпрямиться трава. Чужих было довольно много. Глядя на реакцию Коргара и остальных воинов, Греф вдруг осознал странную особенность жизни людей этого мира: свои только в родном селении, а все остальные — враги. Этот факт не поддавался сомнениям. И он тут же отметил очередной вопрос, на который обязательно требовалось найти ответ: как так получилось? Ведь эти люди, если хорошо подумать, не были совсем уж похожи на первобытных дикарей. Они знали металлы, ткани, у них существовала письменность, и наверняка было ещё что‑то, чего Греф пока не видел. Тогда откуда такая жажда к междоусобице?
Но это не потом. Сейчас предстояло решить, что делать дальше. Греф прикинул возможный маршрут движения этих людей и понял, что шли они как раз от ритуальной площадки. Просто в этом месте было нужно обогнуть небольшое лесное озеро, один из берегов которого плавно переходил в поросшее тростником болото. Если бы не этот непроходимый участок, то их отряды просто разминулись бы. Куда шли неизвестные? Скорее всего, в свое родное селение. Можно было последовать за ними.
И тут в голову пришла шальная мысль. Зачем? Их задача — увести вражеский отряд из своих земель в земли другого враждебного племени. Они уже сделали это. Теперь достаточно сделать так, чтобы одни чужаки узнали о других чужаках, и дальше уже пускай разбираются друг с другом. Наверняка тощий и его сотрапезники приписывают нападение хозяевам этих земель: не зря же он сам все убийства совершал в зверином облике. Чтобы завершить задуманное совершенно не обязательно заниматься поисками чужого селения.
Греф положил свою ладонь Коргару на плечё, привлекая его внимание. Когда он достиг желаемого результата, то обвел рукой стоящих вокруг воинов, после чего указал на поросшее тростником мелководье. Глава отряда несколько секунд смотрел в ту сторону, после чего кивнул. Греф коснулся своей груди и указал в ту сторону, куда вели следы чужаков: он пойдёт за ними.
План был самой настоящей авантюрой. Он решил догнать хозяев местных земель и заставить их вернуться обратно. Как это сделать — посмотрит по обстоятельствам. Безошибочный вариант — пролить чью‑то кровь. Если всё получится, то оказавшись на этом берегу, они как раз и встретят отряд любителей человеческой плоти. Что будет дальше — не его проблемы. Коргар с отрядом должны укрыться на краю болота, переправившись через озеро: на воде следов не отыщешь при всём желании. Размеры водоёма позволяют сделать это вплавь. Соплеменники живут на берегу большого озера и предпочитают путешествовать на пирогах. Значит, уметь хорошо плавать они просто обязаны. Дело только за ним. Вроде, должно получиться.
Коргар утвердительно кивнул и с помощью жестов дал понять, что отряд, переправившись через озеро, двинется в обратном направлении. Понятно: Грефу придётся либо отыскать их, либо добираться до родного селения самостоятельно. Ничего не поделаешь: мёда без пчёл не бывает. Он уже привычно вручил главе отряда оружие. Время поджимало.
Коргар всё же решил узнать, чем закончиться идея оборотня. Понять, что тот задумал, было несложно. По большому счёту его интересовал даже не сам исход дела, а подробности возможной схватки: слишком уж много слухов ходило вокруг возможностей колдунов хиддим. Да и шаманы Волков наверняка проводят свои ритуалы не только из желания поиздеваться над пленными. Вон Грефу ведь удалось каким‑то образом бежать из плена, хотя иногда казалось, что от прежнего молодого воина остался только человеческий облик.
Когда последний воин переплыл озеро, Коргар подозвал самого авторитетного и опытного из членов отряда.
— Лангак, ты поведёшь воинов через болото. Вы будете идти осторожно, чтобы не потревожить болотных птиц и зверей. Когда выйдете на твёрдую землю — возвращайтесь к племени. Идите по нашему следу. Идите быстро.
— Что я должен сказать совету?
— Расскажешь всё, что видел. Я останусь здесь. Нужно увидеть бой между чужаками. Мы должны знать, чем опасен враг.
— Я тоже остаюсь, — вступил в разговор молодой шаман, — С хиддим идут колдуны. Разве Коргар учился у шаманов и сможет увидеть всё, что нужно увидеть?
— Хорошо, — согласился Коргар, после минутного размышления, — Но остальные уходят. Иди, Лангак — вам не стоит задерживаться. Нас не ждите.
Греф бежал по следу чужаков в своём человеческом облике. Это увеличивало риск быть пойманным или попасть в засаду. Но что поделать, если зверь не спешил появляться. Впрочем, Греф не сомневался, что когда дело дойдет до драки или возникнет серьёзная опасность, всё пойдет как надо. За последнее время он уже успел в этом убедиться, и даже мог, при большём желании и везении, спровоцировать превращение.
Слух и обоняние подсказывали, что он быстро нагоняет чужаков. Несколько раз он ухитрялся даже отметить следы их передвижения: продавленные прошлогодние листья, сломанные ветки, примятую траву. Всё шло хорошо, вот только запахи его настораживали. В них чудилось что‑то знакомое, но он никак не мог понять что именно.
Вдруг ветер усилился, принеся очередную волну запахов. Греф остановился, принюхался, и глухое рычание возвестило о том, зверь наконец‑то проснулся. В последний миг человек понял, что именно не давало ему покоя: среди людей были существа, которые сродни ему самому.
Зверь застыл. То, что было недоступно человеку, ему стало понятно в одно мгновение. Преследовать цель уже не было нужды. Его обнаружили и самого начинали окружать. И среди людей присутствовали существа не намного слабее его самого. Вступать с ними в сражение было бы глупо: одиночка не сможет противостоять стае. Он развернулся и побежал в сторону лесного озера. Следовало мчаться изо всех сил, но так поступить он не мог.
Скорость преследователей увеличилась. Они начали постепенно настигать беглеца: он уже слышал приглушённые расстоянием звуки их бега. Пришлось тоже ускориться, чтобы сохранить безопасную дистанцию. Люди окончательно отстали, хотя продолжали двигаться следом.
Когда до берега озера оставалось не так уж и много, зверь начал постепенно снижать скорость бега. Преследователи наоборот ускорились. Уже не только звуки их бега, но и хриплое дыхание были хорошо слышны. Ещё немного, и ему придётся сражаться за свою жизнь. Нужно успеть вывести указать им другую цель.
Успел. Когда преследователи уже буквально дышали в затылок, открылся берег озера, на котором стояли вооружённые люди. И они были готовы к сражению, словно ждали его появления. Пришлось резко ускорять и менять направление движения, чтобы уйти от стрел. Но и на этом пути оказались враги. Люди группами рассредоточились по всему берегу, практически полностью контролируя всё открытое пространство. Вернуться в лес он не мог — там тоже были чужаки. Оставалось или погибать, или найти путь к отступлению.
В этот момент из зарослей появились его преследователи. Зверь только отметил их появление, поскольку оно давало шанс спастись. Люди отвлеклись на новых противников, которые с виду казались куда опасней. И зверь сделал самый неожиданный с их точки зрения поступок: со всей доступной скоростью он помчался прямо к водной поверхности, стараясь проскочить между двумя маленькими отрядами. Только скорость теперь могла спасти его от стрел, дротиков и невидимых ударов высокого врага, которые оставляли после себя пятна развороченного дёрна.
Озеро приняло его в свои объятия неожиданно мягко. Тело превратилось ещё в полёте: зверь инстинктивно старался избегать полного погружения в воду, а вот человека этот момент волновал мало. Словно стрела он скользнул в пучину, изогнулся и поплыл в сторону противоположного берега. Воздуха в лёгких надолго не хватило, и вскоре пришлось выбираться на поверхность. Опасно, поскольку хорошему стрелку предоставлялся отличный шанс подстрелить беглеца. Но не задыхаться же в конце то концов. «Жаль, в рыбу не могу превратиться. Или в тюленя», — пронеслось в сознании.
В него не стреляли. На берегу люди уже дрались со странными созданиями, почти один в один напоминавших вымышленных земных монстров. Смесь человека и волка. Оборотни собственной персоной появились, чтобы разобраться с чужаками. И пусть их было всего несколько, но скорость их движения и нечеловеческая сила существенно уменьшали значение численного неравенства противоборствующих сторон. Греф успел заметить, как один из монстров, не обращая внимания на несколько попавших в его тело стрел, совершил могучий прыжок и оказался за спинами людей. В следующее мгновение он уже отрывал голову одному из бойцов.
«Если продержаться ещё немного, то на помощь придут хозяева, и тогда…»
Что будет тогда, Греф не додумал. Он глубоко вдохнул и снова погрузился в воду. Нужно было убираться на безопасное расстояние от берега, и уже дальше плыть открыто. Жаль, что пловец он был так себе. Снова оказавшись на поверхности, Греф не стал оглядывать и что есть мочи погрёб к далёким зарослям тростника. Но хоть сил у него и прибавилось, вскоре стало понятно, что к спасительному берегу он, скорее всего, не доплывёт. От этой мысли движения замедлились, тело отяжелело и потянуло его вниз.
И тут, словно чья‑то невидимая рука поддержала его на поверхности. Не веря своим ощущениям, Греф сделал один гребок, второй, третий. Скорость его движения странным образом увеличилась, будто он был не заурядный любитель позагорать на солнцепёке и поплескаться в мелких водоёмах, а как минимум разрядник по плаванию. Спасительный берег начал быстро приближаться, а среди тростника мелькнуло знакомое лицо Коргара.
«Благодарю тебя, спаситель, кто бы ты ни был», — подумал Греф, и в плеске воды ему почудился чей‑то доброжелательный смешок.