Посредник

Глава 9

На сей раз Зик позвонил позже обычного — в 10.20 утра. Если накануне он был крайне зол из-за налета на ферму в Бедфордшире, то теперь буквально кипел от ярости.

Найджел Крамер успел предупредить Куинна, позвонив ему из машины, мчавшейся к Скотленд-Ярду. Куинн положил трубку, и Самми впервые увидела, что он заметно выбит из колеи. Он принялся молча расхаживать по квартире: агенты притихли и со страхом наблюдали за ним. Они уловили суть звонка Крамера и чувствовали, что дело каким-то образом очутилось на грани краха.

Сидеть и ждать, когда зазвонит телефон спецлинии, не зная даже, слышали похитители передачу или нет, а если слышали, то какова будет их реакция, было так тяжело, что Самми почувствовала приступ тошноты. Когда телефон наконец зазвонил, Куинн ответил по обыкновению спокойно и добродушно. Зик не стал утруждать себя какими бы то ни было вступлениями.

— Вот теперь ты влип, мразь американская. Держишь меня за олуха, да? А ведь олух-то ты, приятель. Посмотрим, как ты будешь выглядеть на похоронах Саймона Кормака.

Разыграть изумление Куинну удалось очень похоже.

— Зик, что ты несешь? В чем дело?

— Хватит лепить горбатого! — взвизгнул похититель, так что его хриплый голос сорвался. — Если не слышал новости, спроси у своих корешей из полиции. И не прикидывайся, что это липа — все идет из вашего же вонючего посольства.

Хотя сам он был уже в курсе, Куинн уговорил Зика пересказать ему, что тот слышал. Рассказывая, Зик чуть-чуть успокоился, но время его подходило к концу.

— Зик, это вранье, лажа. Обменом будем заниматься только мы с тобой. Я буду один, без оружия. Никаких скрытых передатчиков, никаких штучек, никакой полиции и солдат. Ты сам определишь условия, место и время. Я соглашусь на встречу только так.

— Поздно. Твоим дружкам нужен труп, и они его получат.

Казалось, Зик вот-вот повесит трубку. В последний раз. Куинн понимал, что если это произойдет — все пропало. Через много дней, быть может, недель кто-нибудь — уборщица, привратник, агент по торговле недвижимостью — войдет в пустующую квартиру и увидит… Единственного сына президента с простреленной головой или задушенного, уже полуразложившийся труп…

— Зик, прошу тебя, еще несколько секунд!

Пот струился по лицу Куинна, который впервые за двадцать дней дал выход своему напряжению. Он понимал, насколько близок крах.

На кенсингтонской подстанции несколько техников и полицейских не сводили глаз с громкоговорителей, слушая струящуюся по проводам ярость; на Корк-стрит, под тротуарами роскошного Мэйфера, четыре агента службы безопасности приросли к креслам, из динамиков тем временем лилась злоба, а катушки магнитофона все крутились и крутились….

В подвале посольства на Гроувенор-сквер находились два техника службы электронной разведки, три агента ФБР, Лу Коллинз и Патрик Сеймур. Их привело сюда известие об утренней радиопередаче, и они ожидали услышать что-нибудь в этом роде, но легче от этого не было.

Тот факт, что все национальные радиостанции, включая городскую, в течение двух часов опровергали утреннее сообщение, ничего не значил. Все прекрасно понимали, что оправдываться теперь можно до скончания века — значения это уже не имело. Как сказал когда-то Гитлер, люди верят только крупной лжи.

— Пожалуйста, Зик, дай мне время лично связаться с президентом Кормаком. Еще сутки. Не бросай все наши переговоры псу под хвост. Президент обладает достаточной властью, чтобы приказать этим засранцам выметаться, и тогда останемся только ты и я. Он может доверять только нам с тобой, рассчитывать только на нас. Прошло уже двадцать дней, и я прошу у тебя еще один. Двадцать четыре часа, Зик, только и всего.

На том конце провода молчали. По улицам Эйлсбери в графстве Бакингемшир молодой детектив незаметно приближался к ряду телефонных будок.

— Завтра в это же время, — наконец бросил Зик и повесил трубку. Он вышел из кабины и как раз завернул за угол, когда из переулка вышел детектив в штатском и глянул на телефонные будки. Все они были пусты. Он опоздал на восемь секунд.

Куинн положил трубку, подошел к длинной тахте, улегся, положил руки за голову и уставился в потолок.

— Мистер Куинн, — робко подал голос Маккрей. Куинн уже не раз говорил, что тот может обойтись без «мистера», но застенчивый агент ЦРУ упорно обращался к нему, как к школьному учителю.

— Заткнись, — отчетливо проговорил Куинн. Вконец удрученный Маккрей, собравшийся спросить, не хочет ли Куинн кофе, отправился на кухню и все же принялся его варить. Зазвонил третий, «обычный» телефон. Это был Крамер.

— Мы все слышали, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?

— Как выжатый лимон, — ответил Куинн. — Есть что-нибудь новенькое об источнике сообщения?

— Пока нет, — сказал Крамер. Девочка-практикантка, которая его приняла, все еще в холборнском полицейском участке. Клянется, что говорил американец, но откуда ей знать что-нибудь еще? Утверждает, что человек говорил очень официально и убедительно, знал что сказать. Вам нужен текст передачи?

— Пожалуй, уже поздновато, ответил Куинн.

— Что вы собираетесь делать? — осведомился Крамер.

— Сначала помолиться. А потом стану что-то придумывать.

— Желаю удачи. А я еду в Уайтхолл. Буду время от времени позванивать.

Потом позвонили из посольства. Сеймур. Поздравляем, что вам удалось… Если мы можем чем-нибудь помочь… В том-то и беда, подумал Куинн. Кое-кто слишком усердствует с помощью. Но вслух он этого не сказал.

Куинн выпил уже полчашки кофе, когда вдруг спустил ноги с тахты и набрал телефон посольства. В подвале сразу же сияли трубку. Сеймур.

— Я хочу, чтобы меня подключили к засекреченной линии, мне нужно связаться с вице-президентом Оделлом, — заявил он, — причем немедленно.

— Э-э… послушайте, Куинн. Вашингтон уже знает, что тут произошло. А вскоре там получат и запись. Я подумал, что они должны послушать сами и обсудить…

— Если в течение десяти минут меня не свяжут с Майклом Оделлом, я позвоню ему по обычной линии.

Сеймур задумался. Так дело не пойдет. Управление национальной безопасности сможет подслушать разговор с помощью своих спутников, и англичане тоже, и русские…

— Я свяжусь с Оделлом и попрошу поговорить с вами, — решил Сеймур.

Через десять минут Майкл Оделл был на проводе. В Вашингтоне было 6.15 утра, вице-президент находился еще у себя в резиденции. Но разбудили его уже полчаса назад.

— Куинн, что за дьявольщина у вас там творится? Мне только что сказали об анонимном звонке на какую-то дерьмовую радиостанцию…

— Мистер вице-президент, — ровным голосом перебил его Куинн, — у вас есть под рукой зеркало?

Последовала пауза.

— Да, кажется, есть, — наконец ответил изумленный Оделл.

— Если вы посмотритесь в него, то увидите нос на своем лице, не так ли?

— Послушайте, в чем дело?.. Ну ладно, да, я увижу свой нос.

— Так вот, столь же верно, как то, что вы его увидите, Саймон Кормак через двадцать четыре часа будет убит…

Куинн дал время этим словам проникнуть в сознание потрясенного человека, сидящего на краешке кровати в Вашингтоне.

— …если только…

— Да говорите же, Куинн, не тяните!

— …если только пакет с алмазами рыночной ценой в два миллиона долларов не будет у меня в руках завтра на рассвете — по лондонскому времени, естественно. На всякий случай имейте в виду: этот разговор записывается на пленку. Всего хорошего, господин вице-президент.

Он положил трубку. На другом конце провода вице-президент США в течение нескольких минут излагал, что он думает по этому поводу, в выражениях, которые лишили бы его голосов высоконравственной части избирателей, услышь его эти честные граждане. Закончив, он позвонил на коммутатор.

— Соедините меня с Мортоном Станнардом, — велел он, — где бы он ни находился. Найдите его!

Энди Ланг был удивлен, что его вызвали в банк столь скоро. Его пригласили к 11.00 утра; явился он на десять минут раньше. Провели его, однако, не в кабинет главного бухгалтера, а к самому управляющему. Рядом с ним сидел и главный бухгалтер. Хозяин кабинета молча указал Лангу на стул, стоявший против его стола. Затем встал, подошел к окну и, несколько секунд полюбовавшись крышами Сити, отвернулся от окна и заговорил. Голос его звучал серьезно и сухо.

— Мистер Ланг, вчера вы явились к моему коллеге, покинув Саудовскую Аравию одному вам известным способом, и высказали серьезные обвинения относительно честности мистера Стивена Пайла.

Ланг встревожился. Мистер Ланг? А почему не Энди? В банке было принято обращаться друг к другу по имени, что, по мнению Нью-Йорка, создавало семейную атмосферу.

— И я привез с собой массу распечаток, которые свидетельствуют о моей правоте, — осторожно проговорил он, но в животе у него засосало. Что-то случилось. При упоминании о распечатках управляющий пренебрежительно отмахнулся.

— Вчера я получил также пространное письмо от мистера Пайла. А сегодня долго разговаривал с ним по телефону. И мне, равно как и главному бухгалтеру, стало совершенно ясно, что вы, Ланг, мошенник и растратчик.

Ланг не мог поверить своим ушам. Он взглянул на бухгалтера, ища у него поддержки. Тот смотрел в потолок.

— Я все знаю, — сказал управляющий. — Абсолютно все. Как оно есть на самом деле.

И на всякий случай он пересказал Лангу то, что считал правдой. Ланг воровал деньги со счета одного из клиентов банка — министерства общественных работ. По саудовским меркам немного, но достаточно — один процент того, что министерство платило подрядчикам. Мистер Амин, к сожалению, ничего не заметил, но мистер аль-Гарун обнаружил недостачу и дал знать мистеру Пайлу.

Управляющий филиалом в Эр-Рияде, в порыве великодушия пытаясь спасти карьеру Ланга, настаивал лишь на том, чтобы на счет министерства было возвращено все до последнего риала, что и было уже сделано.

В ответ на столь трогательную солидарность со стороны коллеги и в ярости, вызванной потерей денег, Ланг остался в банке на ночь и подделал отчетность, чтобы доказать, что была похищена гораздо более крупная сумма, причем не без участия самого Пайла.

— Но я же привез распечатки, — слабо возразил Ланг.

— Поддельные, разумеется. У нас есть все подлинные данные. Сегодня утром я приказал подключить наш компьютер к эр-риядскому и сделать запрос. Теперь эти распечатки лежат у меня на столе. Из них ясно видно, что произошло. Украденный вами процент возвращен владельцу. Больше денег не пропадало. Репутация банка в Саудовской Аравии спасена, слава Богу, точнее, благо+ даря Стивену Пайлу.

— Но это неправда! — чуть громче, чем следовало бы, запротестовал Ланг. — Пайл и какой-то его сообщник снимали десять процентов со счета министерства.

С холодным безразличием управляющий посмотрел на Ланга и перевел взгляд на свежие распечатки.

— Эл, — спросил он, — отсюда видно, что кто-то снимал десять процентов?

Бухгалтер отрицательно покачал головой и ответил: — В любом случае это просто не имеет смысла. Когда в ходу такие суммы, один процент еще как-то можно спрятать в министерской отчетности. Но никак не десять. А ежегодная ревизия, которая будет в апреле, все равно вскрыла бы мошенничество. И где бы вы оказались? В вонючей саудовской тюрьме, и надолго. Ведь до апреля, как я полагаю, правительство в Саудовской Аравии не сменится?

Управляющий выдавил ледяную улыбку. Это не подлежало сомнению.

— Нет. Боюсь, — заключил бухгалтер, — что копья тут ломать нечего. Стив Пайл оказал услугу не только нам, но и вам, мистер Ланг. Он спас вас от длительного тюремного заключения.

— Которое, по-моему, вы заслужили, — добавил управляющий. — Но настаивать на нем мы не можем. И не станем раздувать скандал. Мы посылаем своих служащих для работы по контракту во многие страны «третьего мира», поэтому позориться нам ни к чему. Но вы, мистер Ланг, уже не являетесь одним из таких служащих. Письмо, в котором мы сообщаем вам об увольнении, перед вами. Конечно, ни о какой компенсации, равно как и рекомендациях, не может быть и речи. А теперь ступайте.

Ланг знал, что это — окончательный приговор: он никогда уже не будет работать ни в каком банке. Через минуту он уже шел по Ломбард-стрит.

В Вашингтоне Мортон Станнард слушал яростные слова Зика: в Оперативном кабинете на столе крутился магнитофон.

Слухи из Лондона — неважно, истинные или ложные, — о том, что Саймон Кормак вот-вот будет освобожден, снова всколыхнули всю американскую прессу. Еще до рассвета в Белом доме опять зазвонили телефоны — всем нужна была свежая информация, и опять пресс-секретарь понятия не имел, что ему делать.

Магнитофон наконец замолчал; восемь человек от потрясения были не в силах вымолвить ни слова.

— Алмазы, — проворчал наконец Оделл. — Вы кормите нас обещаниями. Где они, черт бы их драл?

— Готовы, — поспешно ответил Станнард. — Прошу меня извинить за преждевременный оптимизм. Но я в этих делах не разбираюсь и думал, что времени потребуется меньше. Но теперь все в порядке — почти двадцать пять тысяч камней разного размера, проверенные, на сумму чуть больше двух миллионов долларов.

— Где они? — осведомился Хьюберт Рид.

— В сейфе начальника нью-йоркского отдела Пентагона, который занимается закупкой систем вооружения на восточном побережье. По вполне понятным причинам это весьма надежный сейф.

— Как будем отправлять камни в Лондон? — спросил Брэд Джонсон. — Я предлагаю через одну из наших военно-воздушных баз на территории Англии. Нам не нужны осложнения с прессой в аэропорту Хитроу или что-нибудь в этом роде.

— Через час я встречаюсь с одним из старших специалистов военно-воздушных сил, — сообщил Станнард, — Он посоветует, как лучше всего переправить камни.

— Нужна машина управления, чтобы встретить их и доставить Куинну на квартиру, — сказал Оделл. — Этим займетесь вы, Ли. В конце концов, это же ваша квартира.

— Обязательно, — ответил директор ЦРУ. — Я велю Лу Коллинзу забрать их с базы лично, сразу после посадки самолета.

— Они должны быть там на рассвете, по лондонскому времени, — уточнил вице-президент. — В кенсингтонской квартире. Подробности обмена уже известны?

— Нет, — ответил директор ФБР. — Я не сомневаюсь, что Куинн совместно с нашими людьми разработает детальный план.

Для перелета через Атлантику ВВС США предложили воспользоваться одноместным реактивным истребителем «F-15 Игл».

— Дальности полета ему хватит, если поставить подвесные баки, — заявил авиационный генерал из Пентагона Мортону Станнарду. — Пакет должен быть в Нью-Джерси, на военно-воздушной базе в Трентоне, не позже двух часов дня.

Задание было поручено опытному летчику, подполковнику, который налетал на «F-15» уже более семи тысяч часов. Поздним утром в Трентоне «Игл» подготовили так, как редко бывало до сих пор, а с обоих бортов к воздухозаборникам прикрепили дополнительные топливные баки.

Без них «Игл» берет на борт 23 тысячи фунтов топлива и имеет перегоночную дальность полета 2878 миль; дополнительные 5 тысяч фунтов топлива в каждом подвесном баке увеличивают эту цифру до 3450 миль.

Подполковник Бауэрз, сидя в штурманской комнате, ел бутерброды и изучал график полета. От Трентона до базы ВВС в Хейфорде близ Оксфорда было 3063 мили. Метеорологи сообщили ему скорость ветра на выбранной им высоте полета в 50 000 футов, и он подсчитал, что проделает весь путь за 5,4 часа со скоростью, равной 0,95 звуковой, и у пего еще останется 4300 фунтов топлива.

В 2.00 дня тяжелый самолет-заправщик «КС-135» поднялся с базы Эндрюс и полетел на встречу с «Иглом», намеченную на высоте 45 тысяч футов над восточным побережьем Америки.

В Трентоне вышла задержка. Подполковник Бауэрз, облаченный в летный костюм, уже был готов к полету, когда в ворота базы въехал длинный черный лимузин из нью-йоркского отдела Пентагона. Вышедшие из него гражданский чиновник и генерал ВВС передали подполковнику плоский кейс и листок бумаги, на котором был записан код цифрового замка.

Не успели они сесть в машину, как на базу въехал еще один лимузин, без опознавательных знаков. Тут же пассажиры обеих машин провели небольшую летучку прямо на аэродроме. В конце концов кейс и листок у подполковника Бауэрза забрали и положили на заднее сиденье одной из машин.

Там его открыли и содержимое — плоский мешочек из черного бархата размером десять на двенадцать дюймов и толщиной в три дюйма — переложили в другой кейс, который отдали начавшему проявлять нетерпение подполковнику.

Истребители-перехватчики не предназначены для перевозки грузов, однако в данном случае под сиденьем пилота заранее приготовили место, куда и был засунут кейс. В 3.31 пополудни «Игл» поднялся в воздух.

Он быстро набрал высоту в 45 тысяч футов и, встретившись с заправщиком, набрал полные баки горючего для полета в Англию с полной нагрузкой. После заправки он поднялся до 50 тысяч футов, взял курс на Хейфорд и начал увеличивать скорость до 0,95 звуковой. Над Нантакетом он поймал долгожданный попутный ветер с запада.

Когда на аэродроме в Трентоне проводилась летучка, из аэропорта Кеннеди поднялся в воздух большой реактивный лайнер, совершавший рейс в лондонский аэропорт Хитроу. В классе для бизнесменов занял место высокий, чисто выбритый молодой человек, только что прилетевший самолетом местной авиалинии из Хьюстона. Он работал в крупной нефтяной корпорации «Пан-Глобал» и теперь радовался тому, что сам владелец компании оказал ему доверие, поручив столь важное и секретное задание.

Он понятия не имел, что находилось в конверте, лежащем во внутреннем кармане его пиджака, который он отказался отдать стюардессе. Молодой человек и не хотел этого знать. Он лишь понимал, что везет документы, чрезвычайно важные для корпорации, поскольку их не послали по простой или коммерческой почте и не передали по телефаксу.

Данные ему инструкции были крайне несложны, он вызубрил их наизусть. В определенный день — назавтра — и в определенный час пойти по определенному адресу. В дверь не звонить, а просто бросить конверт в щель почтового ящика, после чего вернуться в аэропорт Хитроу, а оттуда в Хьюстон. Несколько утомительно, но просто. Перед обедом пассажирам были предложены коктейли, но он спиртного не употреблял и уставился в окно.

Летя зимою с запада на восток, пассажир самолета быстро попадает в ночь. Часа через два молодой человек уже увидел, что небо стало темно-фиолетовым и на нем показались звезды. Высоко над лайнером, в котором он летел, молодой человек заметил среди звезд огненную точку, двигавшуюся в том же направлении. Он не знал, что это — полыхающие огнем сопла истребителя «F-15 Игл» с подполковником Бауэрзом на борту; оба они летели в столицу Великобритании — оба со своим заданием, и оба не знали, что должны туда доставить.

Первым на место прибыл подполковник. Его самолет коснулся колесами посадочной полосы в Хейфорде точно по графику, в 1.55 ночи по местному времени, предварительно нарушив сон сельских жителей внизу, когда делал последний разворот перед заходом на посадку. Диспетчер на аэродромной вышке сказал ему, куда подрулить, и в конце концов самолет остановился среди ярких огней ангара, чьи ворота закрылись, как только он заглушил двигатели. Когда пилот открыл дверь кабины, к нему подошел командир базы в сопровождении какого-то штатского. Первым заговорил штатский.

— Подполковник Бауэрз?

— Так точно, сэр.

— У вас есть для меня пакет?

— Под моим сиденьем лежит кейс.

Разминая затекшие члены, подполковник вылез из кабины и спустился по приставной лесенке на пол ангара. Ничего себе экскурсия в Англию, подумалось ему. Штатский взобрался по лестнице и забрал кейс, после чего протянул руку, требуя бумажку с кодом. Через десять минут Лу Коллинз уже ехал в лимузине, принадлежащем управлению, в сторону Лондона. До кенсингтонской квартиры он добрался в десять минут пятого. Там все еще горел свет: никто не спал. Куинн сидел в гостиной и пил кофе.

Положив кейс на низенький столик, Коллинз взглянул в бумажку с кодом и принялся манипулировать замком. Затем извлек из кейса плоский, почти квадратный бархатный мешочек и протянул его Куинну.

— На рассвете, вам в руки, — проговорил он. Куинн взвесил мешочек на руке. Чуть больше килограмма — около трех фунтов.

— Будете вскрывать? — полюбопытствовал Коллинз.

— Это ни к чему, — ответил Куинн. — Если там есть хоть одна стекляшка или один страз, это будет означать, что Саймон Кормак убит.

— Ну что вы, — ужаснулся Коллинз, — они все настоящие. Думаете, Зик позвонит?

— Молю Бога, чтоб позвонил, — ответил Куинн.

— А как будет происходить передача?

— Договоримся сегодня.

— Как вы собираетесь ее произвести, Куинн?

— Это мое дело.

Он вернулся к себе, чтобы принять ванну и одеться. Последний день октября обещал выдаться очень тяжелым для многих.

Молодой человек из Хьюстона приземлился в 6.45 утра по лондонскому времени, быстро прошел таможенный досмотр, поскольку имел с собой только чемоданчик с туалетными принадлежностями, и вошел в зал ожидания корпуса № 3. Он спокойно помылся, освежился, позавтракал, после чего взял такси и отправился в самый центр Вест-Энда.

В 9. 55 он оказался у дверей высокого и внушительного жилого дома, стоящего за квартал от Грейт-Портленд-стрит в районе Марбл-Арч. Явился он на пять минут раньше, хотя ему было велено прийти минута в минуту. Из стоявшей на другой стороне улицы машины за ним наблюдал какой-то мужчина, но молодой человек этого не знал. В течение пяти минут он прогуливался взад и вперед и ровно в десять бросил конверт в щель почтового ящика. В холле дома привратника не было, поэтому и подобрать письмо было некому. Оно так и осталось лежать на коврике за дверью. Довольный тем, что в точности выполнил указания, молодой человек двинулся в сторону Бейсуотер-роуд, вскоре поймал такси и отправился в Хитроу.

Едва он завернул за угол, как человек, сидевший в машине, вылез, перешел дорогу и отпер дверь дома. Он жил тут уже несколько недель. А в машине сидел лишь для того, чтобы убедиться, что приметы курьера сходятся с теми, что были сообщены ему, и что за ним никто не следит.

Подобрав конверт, человек поднялся на лифте на девятый этаж, вошел в квартиру и вскрыл письмо. Читая, он испытывал все большее удовлетворение и начинал все сильнее сопеть, со свистом прогоняя воздух через поврежденные носовые каналы. Наконец-то Ирвинг Мосс получил последние инструкции.

В кенсингтонской квартире утро протекало в полном безмолвии. Напряжение стало чуть ли не осязаемым. На телефонной подстанции, на Корк-стрит, на Гроувенор-сквер люди склонились над аппаратурой в ожидании, что Куинн заговорит или кто-то из его сторожей подаст голос. Но динамики молчали. Накануне Куинн ясно дал понять, что, если сегодня Зик не позвонит, все пропало. Придется начинать поиски заброшенного дома, в котором лежит труп.

Зик не позвонил.

В половине одиннадцатого Ирвинг Мосс вышел из своей квартиры, сел во взятую им напрокат машину и отправился на вокзал Паддингтон. Борода, отпущенная в Хьюстоне во время подготовки операции, изменила форму его лица. Благодаря искусно подделанному канадскому паспорту он без каких бы то ни было сложностей попал в Ирландию и оттуда паромом приехал в Англию. Водительские права, выданные тоже в Канаде, не вызвали никаких подозрений, когда он брал напрокат небольшую машину. Тихо и скромно он прожил несколько недель в районе Марбл-Арч — один из миллиона с небольшим иностранцев, пребывающих в столице Великобритании.

Он был достаточно опытным агентом, чтобы уметь осесть и раствориться практически в любом городе. Но Лондон он знал. Знал, как здесь и что, где достать нужную вещь; тут он имел знакомства в среде преступников и был достаточно хитер и опытен, чтобы не совершать ошибок, которые могут привлечь к иностранцу внимание властей.

В письме содержалась самая свежая информация, а также ряд подробностей, которые невозможно было уточнить с Хьюстоном при помощи зашифрованных сообщений в виде цен на товары. Были в письме и дальнейшие инструкции, однако наибольший интерес представляла записка о положении в западном крыле Белого дома — записка о состоянии здоровья президента Джона Кормака, которое в течение последних трех недель резко ухудшилось.

И наконец, в конверте лежала квитанция камеры хранения Паддингтонского вокзала на получение посылки, доставить которую через Атлантику мог лишь кто-то лично. Как эта квитанция попала из Лондона в Хьюстон, он не знал и знать не хотел. Ему это было ни к чему. Зато он знал, что теперь она уже в Лондоне у него в руках. В 11.00 утра он ею воспользовался.

Приемщик в камере хранения не обратил на квитанцию ни малейшего внимания. За день через его руки проходили сотни разнообразных пакетов, саквояжей и чемоданов. Только в случае, если оставленную кладь не забирали в течение трех месяцев, она снималась с полки и вскрывалась, после чего уничтожалась, если невозможно было установить ее владельца. Квитанция, предъявленная тем утром молчаливым человеком в сером габардиновом плаще, была лишь очередной квитанцией. Приемщик прошелся вдоль полок, нашел маленький фибровый чемодан и выдал его. К вечеру он уже начисто забыл о нем. Мосс отвез чемодан к себе домой, взломал дешевенькие замки и осмотрел содержимое. Все на месте, как и было обещано. Он взглянул на часы. В запасе у него оставалось еще три часа.

У тихой дороги на окраине небольшого городка, расположенного милях в сорока от центра Лондона, стоял дом. Мосс через день проезжал в условленное время мимо этого дома, и положение стекла в дверце машины с его стороны — поднято, опущено до середины или полностью — сообщало наблюдателю о том, что следовало. Сегодня, впервые за все время, стекло будет полностью опущено. Мосс вставил одну из купленных в Лондоне видеокассет — неприкрытая порнография, но он знал, где добыть и такое, — в видеомагнитофон и устроился поудобнее, предвкушая развлечение.

Энди Ланг вышел из банка в состоянии, близком к потрясению. Немногие оказываются свидетелями того, как их карьера, на которую ушли годы напряженного труда, разбивается у ног на мелкие кусочки. Первая реакция после этого — непонимание, за ним следует растерянность.

Ланг бесцельно бродил по узким улочкам и дворикам, которые прячутся среди грохота лондонского Сити — самого древнего района столицы площадью около одной квадратной мили, являющего собой торговый и финансовый центр страны. Он проходил мимо монастырских стен, слышавших когда-то песнопения францисканцев, кармелитов и доминиканцев, мимо зданий, принадлежавших гильдиям, где собирались купцы, чтобы обсудить мировые проблемы, в то время как чуть дальше, в Тауэре, Генрих VIII казнил своих жен; мимо прелестных церквушек, построенных по проектам Рена после великого пожара 1666 года.

Спешившие мимо него мужчины и хорошенькие женщины, которых попадалось все больше и больше, думали о ценах на товары, игре на повышение и понижение, о едва заметных колебаниях денежного курса — серьезно это или не стоит обращать внимания. Вместо гусиных перьев они пользовались компьютерами, но суть их трудов была все та же, что и столетия назад, — торговля, покупка и продажа вещей, сделанных другими. Этот мир пленил воображение Энди Ланга уже давно, когда он заканчивал школу, а теперь его навсегда вышвырнули из него.

Завтракая в небольшой закусочной на улице Крестоносцев, по которой во время оно ковыляли на одной ноге монахи, подвязав другую к ягодице, чтобы испытать страдания ради вящей славы Господней, Энди решил, что ему делать дальше.

Допив кофе, он отправился на метро в Челси, в свою однокомнатную квартиру на Бофорт-стрит, где предусмотрительно оставил фотокопии документов, привезенных им из Джидды. Когда человеку нечего больше терять, он может стать крайне опасным. Ланг решил записать всю историю от начала и до конца и вместе со своими — подлинными — распечатками разослать ее всем членам совета директоров банка в Нью-Йорке. Состав совета тайны не составлял, и адреса его членов можно было найти в американском справочнике «Кто есть кто».

Энди не видел причин страдать и безмолвствовать. Пусть теперь немного поволнуется Стивен Пайл, подумал он и послал управляющему филиала в Эр-Рияде письмо, в котором сообщил, что он собирается предпринять.

В конце концов Зик позвонил в 1.20 дня, в самый час пик — как раз когда Ланг допивал кофе, а Мосс был погружен в порнофильм с участием детей, только что отснятый в Амстердаме. Звонил Зик, зайдя в одну из четырех телефонных будок, стоявших у задней стены здания почты в Данстейбле — городке, как и все предыдущие, расположенном к северу от Лондона.

Куинн оделся и был готов еще на восходе солнца, которое в этот день действительно ярко светило в голубом небе. В воздухе чувствовалась лишь легкая прохлада. Было ли Куинну и в самом деле холодно, ни Маккрей, ни Самми спросить не решались, но он натянул джинсы, рубашку, на нее новый кашемировый свитер, а сверху — кожаную куртку на молнии.

— Куинн, я звоню в последний раз…

— Зик, дружище, я смотрю сейчас на большую фруктовую вазу и знаешь что? Она до краев полна алмазами, которые блестят и сверкают, словно живые. За дело, Зик, пора за дело.

Нарисованная Куинном картина на секунду сбила Зика с мысли.

— Ладно, — прозвучало в трубке. — Слушай меня внимательно.

— Нет, Зик. Будем делать, как я скажу, иначе все полетит к чертовой матери…

На кенсингтонской подстанции, Корк-стрит и Гроувенор-сквер слушатели были изумлены. Должно быть, Куинн все же знает, что делает — ведь похититель может повесить трубку! Куинн тем временем продолжал.

— Может, я и подонок, Зик, но я — единственный подонок во всей этой кодле, которому ты можешь верить, и тебе придется мне верить. Карандаш есть?

— Есть. Послушай-ка, Куинн…

— Нет, это уж ты послушай, браток. Я хочу, чтобы ты перешел в другую кабину и через сорок секунд позвонил мне по номеру триста семьдесят — двенадцать ноль четыре. А теперь ИДИ!

Последнее слово Куинн рявкнул что есть сил. Самми Сомервилл и Данкан Маккрей впоследствии говорили, что были поражены не меньше тех, кто подслушивал разговор. Куинн швырнул трубку на рычаги, схватил кейс — алмазы лежали в нем, а ни в какой не фруктовой вазе — и бросился к двери гостиной. Убегая, он повернулся и гаркнул: «Сидеть на месте!»

Изумление, равно как и громкая, властная команда заставили их просидеть неподвижно в течение очень важных для Куинна пяти секунд. Когда они добежали до двери из квартиры, то лишь услышали, как с той стороны в замке поворачивается ключ. Должно быть, он был вставлен в замочную скважину еще перед рассветом.

Куинн пренебрег лифтом и ринулся вниз по ступенькам как раз в тот миг, когда у него за спиной прозвучал первый крик Маккрея, за которым последовал могучий удар ногой в дверь. Среди подслушивающих началось смятение, вскоре превратившееся в истинную панику.

— Черт, что он делает? — шепнул на кенсингтонской подстанции полицейский своему коллеге. Тот недоуменно пожал плечами.

Куинн сломя голову летел по ступенькам и уже почти достиг вестибюля. Позже расследование установило, что американец, сидевший на посту прослушивания на первом этаже, не двинулся с места, поскольку это было не его дело. Его миссия заключалась в том, чтобы обеспечивать запись, кодирование и передачу по радио на Гроувенор-сквер разговоров из квартиры наверху; в здании посольства они декодировались и прослушивались теми, кто сидел в подвале. Поэтому он и оставался на месте.

Куинн пересек вестибюль через пятнадцать секунд после того, как бросил телефонную трубку. Англичанин-привратник, сидевший у себя в кабинке, взглянул на него, кивнул головой и вернулся к своей «Дейли миррор». Куинн толкнул входную дверь, открывавшуюся наружу, плотно прикрыл ее за собой, вставил между нею и порогом деревянный клин, приготовленный им в минуты уединения в туалете, и с силой ударил по нему ногой. Затем, уклоняясь от машин, он побежал через дорогу.

— Что значит ушел? — заорал Кевин Браун на посту прослушивания в посольстве. Как и все остальные, он провел там все утро в ожидании нового и, быть может, последнего звонка Зика. Вначале звуки из Кенсингтона поставили слушателей в тупик: они услышали, как Куин бросил трубку, его вопль: «Сидеть на месте!», затем какой-то грохот, неразборчивые крики Маккрея и Самми, после чего последовали мерные удары, словно кто-то пытался вышибить дверь.

Самми Сомервилл вернулась в гостиную и крикнула в сторону скрытых микрофонов: «Он ушел! Куинн ушел!» Вопрос Брауна, прозвучавший в подвале посольства, она, естественно, услышать не могла. В неистовстве Браун схватился за телефон и соединился со своей подчиненной в Кенсингтоне.

— Агент Сомервилл, — отчеканил он, — догоните его!

Как раз в этот момент входная дверь после пятого удара Маккрея уступила. Он бросился вниз по ступенькам, Самми за ним. Оба были в тапочках.

На зеленом магазинчике напротив, телефон которого Куинн предусмотрительно отыскал в справочнике, лежавшем в шкафу в гостиной, было написано «Бредшоу» — так звали его основателя, по теперь он принадлежал индийскому джентльмену по имени мистер Патель. Куинн не раз наблюдал из окна, как хозяин то раскладывает фрукты на уличном лотке, то скрывается в недрах магазинчика, чтобы обслужить покупателя.

На противоположную сторону улицы Куинн ступил через тридцать три секунды после окончания разговора с Зиком. Едва не столкнувшись с двумя прохожими, он вихрем влетел в магазин. Телефон стоял рядом с кассой, за которой возвышался мистел Патель.

— Там ребятишки воруют апельсины, — без особых предисловий сообщил Куинн. В этот миг зазвонил телефон. Разрываемый между телефоном и апельсинами, мистер Патель повел себя как истый уроженец штата Гуджарат и выскочил на улицу. Куинн снял трубку.

На кенсингтонской подстанции операторы среагировали быстро, и в процессе расследования выяснилось, что они сделали все от них зависящее. Но несколько секунд из сорока они потеряли просто от изумления, а потом столкнулись с техническими трудностями. Искатель вызова был замкнут на спецномер кенсингтонской квартиры. При его наборе искатель отслеживал источник сигнала, и компьютер выдавал данные: звонят из такой-то будки, расположенной там-то. Это занимало шесть — десять секунд.

Техники установили, откуда Зик звонил в первый раз, но, когда он поменял будку, потеряли его, хотя он просто перешел в соседнюю. Еще хуже было то, что Зик звонил теперь по другому номеру, к которому искатель вызова не был подключен. Повезло им в одном: номер, который Куинн продиктовал Зику, принадлежал к их же подстанции. Однако приходилось начинать все сначала: искатель вызова лихорадочно перебирал все двадцать тысяч номеров подстанции. На телефон мистера Пателя техники вышли через пятьдесят восемь секунд после того, как Куинн продиктовал его Зику, а затем установили, откуда говорит и сам Зик.

— Запиши еще один номер, — не вдаваясь в детали, начал Куинн.

— Да что происходит, черт бы тебя подрал? — завопил Зик.

— Девятьсот тридцать пять — тридцать два — пятнадцать, — неумолимо продолжал Куинн. — Готово?

Последовала пауза: Зик записывал.

— Теперь мы будем действовать вдвоем, Зик. Я от них смылся. Остались ты и я: алмазы против парня. Без фокусов, даю слово. Позвони мне по этому номеру через час, а если не отвечу, то еще раз, через полтора часа. Его не прослушивают.

Куинн положил трубку. На подстанции услышали только самый конец разговора: «…час, а если не отвечу, то еще раз, через полтора часа. Его не прослушивают».

— Этот паразит дал другой номер, — сказал техник на кенсингтонской подстанции двоим полицейским. Один из них уже звонил в Ярд.

Куинн выскочил из магазина и увидел, как Маккрей пытается протиснуться в заклиненную дверь. Позади него, размахивая руками, стояла Самми. Ероша редкие волосы, к ним подошел привратник. По противоположной от Куинна стороне улицы проезжали две машины, по его стороне приближался мотоциклист. Куинн вышел на проезжую часть, встал прямо перед мотоциклом и поднял руки, держа в одной из них кейс. Мотоциклист тормознул, машина вильнула в сторону и встала.

— Эй, какого…

Изобразив обезоруживающую улыбку, Куинн схватился за ручки мотоцикла. Короткий, резкий удар по почкам довершил дело. Юнец в шлеме сложился пополам, Куинн выбросил его из седла и, перекинув ногу, выжал сцепление и дал газ. Мотоцикл рванулся вперед; Маккрею не хватило каких-то шести дюймов, чтобы ухватить Куинна за куртку.

Удрученный Маккрей остался стоять посреди улицы, через секунду к нему подскочила Самми. Они переглянулись и не сговариваясь бросились назад в квартиру. Быстрее всего связаться с Гроувенор-сквер можно было только оттуда.

— Что ж, — через пять минут подытожил Браун, выслушав Маккрея и Самми, — мы найдем этого подонка. Обязательно.

Зазвонил другой телефон. Это был Найджел Крамер из Скотленд-Ярда.

— Ваш посредник дал деру, — без всякого выражения произнес он, — Вы можете сказать, как это произошло? Я звонил в квартиру, номер занят.

За полминуты Браун ввел его в курс дела. Крамер хмыкнул. Он все еще не мог простить случай с Грин-Медоу-Фарм, да и не собирался ничего прощать, но серьезность происшедшего пересилила его желание посмотреть, как Браун вместе со своими молодцами сядет в лужу.

— Ваши ребята заметили номер мотоцикла? — спросил он. — Я могу дать предупреждение всем постам.

— У нас есть кое-что получше, — самодовольно отозвался Браун. — Кейс, который у него с собой. В него вмонтирован передатчик.

— Что вмонтировано?!

— Крошечный передатчик, обнаружить невозможно, последнее слово техники, — ответил Браун. — Мы приготовили все еще в Штатах и заменили тот кейс, что дал Пентагон, на свой перед самым вылетом.

— Понятно, — задумчиво протянул Крамер. — А приемник?

— Уже здесь, отозвался Браун. — Прибыл утром рейсовым самолетом. Один из моих парней ездил за ним в Хитроу. У него дальность две мили, так что надо двигаться. Прямо сейчас.

— Мистер Браун, на этот раз будьте любезны держать связь с патрульными машинами. Арестовываю в этом городе я, а не вы. У вас в машине есть рация?

— Конечно.

— Прошу не занимать эфир. Мы свяжемся с вами и приедем туда, где вы будете.

— Все понял. Сделаем, даю слово.

Через минуту лимузин посольства был уже в пути. За рулем сидел Чак Моксон, рядом его коллега настраивал пеленгатор в виде миниатюрного телевизора, на экране которого была не картинка, а одна светящаяся точка в центре. Когда на антенну пеленгатора, подключенную сейчас к металлическому ободку над дверцей, начнут поступать сигналы от передатчика, спрятанного в кейсе Куинна, из точки к краю экрана протянется линия. Водитель машины должен маневрировать таким образом, чтобы эта линия была направлена прямо но курсу машины. Таким образом она будет двигаться в сторону, где находится передатчик, который включался дистанционно, прямо из лимузина.

Они быстро проехали по Парк-Лейн, через Найтс-бридж и оказались в Кенсингтоне.

— Включай, — распорядился Браун. — Оператор нажал на кнопку, но на экране ничего не изменилось.

— Включай каждые тридцать секунд, пока не установим связь, — велел Браун. — Чак, покрутись по Кенсингтону.

Моксон выехал на Кромвель-роуд, свернул на юг по Глостер-роуд и направился в сторону Олд-Бромтон-роуд. Наконец антенна приняла сигнал.

— Он позади нас, направляется на север, — доложил коллега Моксона. — Расстояние — около мили с четвертью.

Через полминуты Моксон, проехав Кромвель-роуд, устремил машину на север по Эгзибишен-роуд в сторону Гайд-парка.

— Точно впереди нас, движется на север, — подал голос оператор.

— Сообщи ребятам в голубом, что мы его засекли, — велел Браун. Моксон связался по рации с посольством, и на Эджвер-роуд к ним присоединилась полицейская машина.

На заднем сиденье машины ЦРУ рядом с Брауном сидели Коллинз и Сеймур.

— Я должен был догадаться, — с сожалением произнес Коллинз. — Должен был заметить «окно».

— Какое «окно»? — удивился Сеймур.

— Помните заваруху, которую Куинн устроил у подъезда Уинфилд-хауса три недели назад? Куинн уехал оттуда за четверть часа до меня, а добрался до Кенсингтона всего на три минуты раньше. В час пик лондонского таксиста мне не обогнать. Значит, он где-то останавливался и на всякий случай что-то подготовил.

— Он не мог предвидеть, что будет через три недели, — возразил Сеймур. — Не знал, как обернется дело.

— Ему и не надо было знать, — не сдавался Коллинз. — Вспомните его личное дело. Он достаточно повоевал, чтобы уметь подготовить позиции на случай отступления.

— Свернул направо, на Сент-Джонс-Вуд, — объявил оператор.

У стадиона «Лордз» с ними поравнялась полицейская машина; окно ее было опущено.

— Он движется на север, вон гуда, — крикнул Моксон, указывая в сторону Финчли-роуд. Обе машины, к которым присоединился еще один патрульный автомобиль, проехали через Суисс-коттедж, Хендон и Милл-Хилл. Расстояние до цели сократилось до трехсот ярдов, и сидевшие в машинах стали высматривать впереди мотоцикл с высоким водителем без шлема.

Когда они проехали площадь Милл-Хилл и стали подниматься по направлению к Файв-Уэйз-Корнер, до источника сигнала оставалась какая-то сотня ярдов. Тут преследователи поняли, что Куинн, видимо, сменил средство передвижения. Они обогнали два мотоцикла, затем два мощных мопеда, но источник сигнала все еще двигался впереди. Когда на Файв-Уэйз-Корнер он свернул вправо на магистраль А1 в сторону Хертфордшира, они поняли, что их цель — открытый «фольксваген-гольф», за рулем которого сидел человек в большой меховой шапке.

Из событий этого дня Сиприану Фодергиллу запомнилось в первую голову то, как он ехал в свой очаровательный домик в окрестностях Борхемвуда, когда вдруг огромная черная машина, обогнав его, прижала к обочине и вынудила резко остановиться. Через несколько секунд трое высоченных мужиков — рассказывал он впоследствии друзьям в клубе, которые слушали с разинутыми ртами, — выскочили на дорогу и окружили его машину, размахивая большущими револьверами. Затем сзади остановилась полицейская машина, за ней еще одна, из них вылезли четверо бравых бобби и велели американцам — а те были американцы, да какие высоченные, — убрать револьверы или они будут разоружены.

Второе, что ему запомнилось — к этому времени рассказчик уже безраздельно завладел вниманием всего бара, — это как один из американцев сорвал с него меховую шапку и заорал: «Говори, мразь, где он?» — а один из бобби достал с заднего сиденья кейс, и ему, Сиприану, потом пришлось целый час им втолковывать, что он в первый раз его видит.

Высокий седой американец, который, похоже, был начальником тех, что приехали в черной машине, выхватил у бобби кейс, щелкнул замками и заглянул внутрь. Там было пусто. Да, так-таки пусто. Столько крика из-за пустого кейса… Тут американцы принялись ругаться, как извозчики, да все такими словами, каких он, Сиприан, сроду не слыхивал и надеется, что больше не услышит. Потом вмешался английский сержант, нормальный парень…

В 2. 25 пополудни сержант Кидд подошел к патрульной машине, в которой не переставая пищала рация.

— «Танго Альфа», — сказал он.

— «Танго Альфа», говорит помощник заместителя комиссара Крамер. С кем я говорю?

— Сержант Кидд, сэр. Подразделение Эф.

— Что у вас там, сержант?

Кидд окинул взглядом прижатый к обочине «фолько ваген», его испуганного владельца, трех сотрудников ФБР, рассматривающих пустой кейс, двух других янки, стоящих несколько в стороне и с надеждой глядящих в небо, и трех своих коллег, пытающихся снять показания.

— Да тут небольшая заварушка, сэр.

— Сержант Кидд, слушайте меня внимательно. Вы задержали очень высокого американца, который только что похитил два миллиона долларов?

— Нет, сэр, — ответил Кидд. — Мы задержали очень жизнерадостного парикмахера, который только что наложил в штаны.

— Что значит исчез? — Этот крик, вопль, визг раздавался в течение часа на разные голоса и с разными акцентами повсюду: в кенсингтонской квартире, Скотленд-Ярде, Уайтхолле, министерстве внутренних дел, на Даунинг-стрит, Гроувенор-сквер, а также в западном крыле Белого дома. — Не мог он просто так взять и исчезнуть.

Но он исчез.