Постмодернистская сага

2. На датской почве

Про себя он звал их викингами. Они — вслух — звали его капитаном. По своим обязанностям он теперь был ключником. Викинги не умели ни читать, ни писать, а считали, главным образом, на пальцах. Катастрофический упадок цивилизации был одним из последствий Обновления. Каким образом они могли так всё забыть, но сохранить здравый смысл, да ещё возродить древние боевые обычаи? Для Маркуши в этом была одна из загадок Обновления.

Ключником он был у самого Свена Хансена — вождя племени, предводителя дружины. Должность ключника почётная, ответственная, но, по местным понятиям, рабская. Доверять такое дело свободному человеку — нельзя, надо, чтобы его воля была продолжением воли хозяина. Иногда, под настроение, Свен обещал его освободить: «Вот подготовишь себе смену, и освобожу...» Подготовка смены пока заключалась в том, что Маркуша давал уроки счёта, чтения и письма шестнадцатилетнему хроменькому сироте Каю. А так... Учитывал запасы — окорока, вяленую рыбу, сушёные грибы, зерно, пиво, если надо — выдавал по счёту.

Маркуша задул лучину, вышел на улицу. Потрогал железный обруч на шее — знак рабского состояния. Закрыл тяжёлую дверь амбара, навесил тяжёлый замок. Прихлопнул на щеке комара, привычно посмотрел на небо: звёздно, но станции не видно. Может, и не стоило покидать её — обратно уже не вернёшься.

Посадочный модуль выполнил свою задачу, но посадка на датской почве получилась жёсткой. Плюс к тому, несмотря на все тренажёры, на поддерживающий мышечный тонус комбинезон, двадцать лет в невесомости дали о себе знать. Маркуша выбрался из обгорелой капсулы, буквально раздавленный силой земного тяготения. Викинги подобрали его, подлечили и... обратили в рабство.

Позвякивая ключами, Маркуша пересёк площадь в центре дерев­ни. Одним из немногих преимуществ, которые давала должность ключника, было то, что у него имелась своя каморка, при том что большинство неженатых свободных ночевало в общинном доме. В отличие от селян и хансеновских дружинников, Маркуша испытывал потребность в уединении.

Собственно, каморка была всего лишь отгородкой в доме старухи Хансен, правда с отдельным входом. Стол, стул, полка с книгами, две лежанки. Кай ночевал здесь не часто, предпочитая в свободное время слушать неудержимое бахвальство дружинников.

Этим вечером что-то было не так. Прежде, чем зайти внутрь, Маркуша остановился, прислушался. А, всего лишь... Не слышно было обычного громкого хора лягушек, доносившегося с болотистых берегов озера. Видимо, кто-нибудь выполз на охоту — например, уж или бирманский питон... Обновление не мешало развиваться своим чередом глобальному потеплению, однако даже крупный питон предпочитал лёгкую добычу на болоте, чем связываться с вооружёнными жителями укреплённой деревни.

Каморка не запиралась. Он вошёл, сел на лежанку. Достал из кармана зажигалку, запалил лучину. Стеариновые свечи сожгли в первые годы после Обновления, сальные были дефицитом, но зажигалок по захоронкам валялось достаточно. Налил в чашку молока из крынки. Перед сном можно немного почитать.

За стеной тяжело вздыхала старуха Хансен. В деревне у неё была репутация колдуньи. Иногда она надолго исчезала, говорят, ходила в тайные места собирать травы. Вот и сейчас она вернулась после десятидневного похода. Значит, будет опять всю ночь ворчать, вздыхать и ворочаться. «Чтоб тебя скорей черти взяли», — подумал Маркуша.

Иногда старуха что-то варила, пела заклинания. В такие ночи Мар­куша вообще не мог заснуть. Отличалась подозрительным, злобным характером. В сглаз Маркуша не верил, но Хансен была матерью предводителя и запросто могла наговорить ему что-то.

Маркуша отхлебнул молока, достал с полки книгу...

***

Пламя почти погасло. Голубые язычки давали мало света, а угли, прозрачные от жара, освещали только каменную плиту впереди очага. Общинный дом был слишком велик — даже во время пиров, когда в очаге пылали целые стволы, по углам и под коньком крыши жила темнота. Сейчас она чувствовала свою силу, выползала из-под лавок, нависала, как облако, со всех сторон тянула щупальца к угасающим поленьям.

На лавках, прикрытые тряпьём, спали люди. По одному, по двое. Здесь находилось большинство свободных жителей деревни, ещё не образовавших крепкой семьи, не обзаведшихся детьми и хозяйством. Из­редка умирающее пламя вспыхивало ярче, выхватывая из темноты чей-то приоткрытый рот, руку или грудь. Кто-то храпел негромко. Сопел в углу телёнок. Сон и смерть...

Можно было, конечно, уйти в каморку к Маркуше, но Каю нравилось наблюдать за спящими людьми. Старик ведь тут же начнёт о чём-нибудь рассказывать — он был настоящим кладезем древних знаний. А так, наблюдая за спящими, Кай мог побыть наедине с собой. Побыть наедине с собой и подумать... Вот, говорят, намедни видели за озером великана...

Окна были закрыты ставнями. На диво тихая ночь — ни одна собака не залает. Даже лягушек на болоте не слышно, только комары гудят...

Интересно, правда это насчёт великана или нет? Учёные разговоры Маркуши приучили подростка быть немного скептиком. Рассказывал о великане подпасок Снорре — известный врунишка. Вчера утром, когда на озере лежал густой туман, он будто бы видел великана с холма, куда выгонял свиней, — голова — как пивной котёл, огромное тулово, нижняя половина в тумане. Да, ещё будто бы у великана были совсем короткие ручки. Вот эти ручки и не давали Каю покоя — такое даже врунишке Снорре трудно было выдумать.

Что, если великан нападёт на деревню? Вокруг — прочный тын из заострённых стволов в два человеческих роста. А какой высоты великан? Тоже в два человеческих роста, если нижняя половина его была скрыта туманом? Маленькие ручки должны быть слабыми. А может, Снорре видел мёртвое дерево и сдуру принял издали за великана...

И вообще, великаны люди или нет? Может так выйти, что великан на самом деле окажется животным, например медведем? Проходивший по тракту коробейник рассказывал о воинах из-за океана, помощниками которым служили гигантские говорящие медведи. Но даже гигантскому медведю, наверное, трудно перелезть через тын из заострённых кольев, а тем более повредить сложенные из толстенных брёвен стены общинно­го дома. Может, ещё и поэтому Кай не хотел этой ночью идти ночевать в каморку к Маркуше.

Хорошо бы побыстрее вернулся Свен. Он уехал на побережье, в деревню к побратимам — готовить вместе ладьи к летним набегам. Кай верил, что дружина со Свеном во главе легко справится с любым велика­ном. А может, и Свен один на один — он, по мнению Кая, был сам почти великаном и уж точно великим воином.

***

Снаружи по-прежнему было тихо, только комары, не боящиеся ни­ каких великанов, гудели всё громче. Кай устал бояться и начал задрёмывать. И тут чудище напало, притом с неожиданной стороны.

Всё произошло практически одновременно — снаружи залаяли собаки, завизжали свиньи и почти в то же мгновение что-то большое ударило по крыше. Вниз посыпался мусор, а кусок кровли вблизи конька просто-напросто исчез, сорванный страшным ударом, и в образовавшейся дыре Кай увидел глаз. Оранжевый, с круглым чёрным зрачком. Чердака в общинном доме не было.

Голова, размером с пивной котёл, если не больше, просунулась в дыру. Могучий загривок упёрся в коньковый брус, нажал, своротил, и средняя часть крыши рухнула вниз, на тех, кто ещё спал, и тех, кто только успел вскочить на ноги. Кай, забыв хромоту, вдоль стенки бросился к выходу.

Как ему удалось выскочить на улицу, он не помнил. У огня в очаге общинного дома появился свежий корм. Сквозь развороченную крышу вверх густо летели искры. Отсветы выхватывали из темноты чёрную тушу чудовища. В огромных челюстях его корчилась человеческая фигура. Под горящей крышей кричали.

Кай добежал до входа в каморку Маркуши, прижался спиной к стене избы. Как спастись? Хоть бы кто-нибудь что-то сделал — Маркуша, который знает все дела предков, или старуха Хансен, которая умеет колдовать.

Дверь Маркушиной каморки была открыта, сам он стоял на пороге. А вот и старуха — к своему удивлению, Кай увидел её силуэт в отсветах пламени. Старуха трясла над головой кулаками у самых ног чудища и что-то кричала тонким голосом. Чудище было высотой не в два, а в четыре, а то и больше, человеческих роста, каждая его нога вдвое толще старухи, сзади — массивный хвост. Оно мотало головой, в самом деле прижимая к груди на удивление маленькие ручки.

То, что произошло дальше, показалось Каю не менее удивительным. Вместо того, чтобы проглотить или хотя бы перекусить пополам воина, которого оно сжимало челюстями, оно наклонилось и положило его на землю. Затем повернулось и, переваливаясь с ноги на ногу, неожиданно быстро скрылось в темноте, в том конце двора, где находились ворота. Старуха, подхватив юбки, проворно засеменила следом и тоже скрылась в темноте.

Огонь разгорался. Думать было некогда. Надо было спасать людей, теперь уже из-под пылающих развалин общинного дома.

***

Каким образом они могли до такой степени всё забыть? Самый на­стоящий динозавр, вероятно — плод генной инженерии, ворвался в деревню, разорил общинный дом... Помогая спасать людей, организовывая тушение пожара, Маркуша задавал себе этот вопрос.

Он понимал, что опасность велика, но всякий мистический страх был ему совершенно чужд. Чудище так чудище. К тому же, вместо того, чтобы закусить жареными викингами, чудище внезапно покинуло дерев­ню. Оно, конечно, могло вернуться, но, с другой стороны, раз оно ушло, на это, наверное, были свои причины, и Маркуша видел перед собой куда более неотложные задачи, чем разбираться, что произошло. Если не остановить пожар, сгореть может вся деревня. Если не организовать людей, пожар потушить не удастся. Следовательно... Организатором пришлось выступать ему.

Первым ему удалось подключить к делу Кая — тот как раз стоял рядом и, раскрыв рот, глядел на разгорающееся пламя.

— Вода... Кай, быстро — неси вёдра! — Маркуша сжал плечо Кая, подтолкнул его к сараю, где хранился деревенский инвентарь. Чего-чего, а пластиковых вёдер после Обновления сохранилось предостаточно.

Потом и сам бросился к воротам, останавливать бегущих. Но бегущих, в сущности, не было. Люди — кое-кто с копьями или топорами — жались у ворот, боясь удаляться из едва освещённого пространства внутри ограды в глухую темноту снаружи. Маркуша уже достаточно хорошо выучил датский, чтобы отдавать понятные команды. Только чрезвычайной ситуацией могло объясняться то, что настоящие викинги слушаются команд, которые отдаёт раб.

— Факелы! Вёдра! За водой к озеру! Быстро!

Действительно, в руках появились факелы и вёдра, и ему удалось организовать человеческую цепь от близлежащего озера.

Он вернулся к общинному дому.

— Багры! Топоры! Придержать огонь! Помогать выбраться людям! Оно ушло, ушло!

Воды из вёдер было недостаточно, чтобы совсем потушить пожар, но в то же время рухнувшая кровля мешала возникнуть хорошей тяге, а вода замедляла распространение пламени. Спасти удалось почти всех...

Работая на пределе сил, Маркуша в то же время прислушивался, что говорят люди — пригодилась космическая тренировка, научившая его максимально распараллеливать внимание.

Кто говорил просто о великане, кто — о чудище. Слово «динозавр», известное всем ещё двадцать с небольшим лет назад, не прозвучало ни разу.

***

Маркуша и Кай стояли, глядя на распахнутые ворота — ворота небыли сломаны, а именно открыты. И весь частокол — квадрат пятьдесят на пятьдесят метров из толстых брёвен — не повреждён ни в едином месте.

— Как ты думаешь, оно могло перешагнуть через стену? — Мар­куша взглянул на бледного, перемазанного копотью Кая.

— Оно большое, — с сомнением сказал Кай. — Но я думаю, оно бы всё равно задело. Хвостом или лапами.

— А ворота оно могло открыть?

— Не знаю.

Створка ворот, почти такой же высоты, как частокол, сколоченная из прочных дубовых плах, была аккуратно повёрнута под прямым углом к стене. На земле валялся железный брус, при помощи которого ночью запирались ворота. Бурое с малиновым пятно крови на том месте, где обычно дремал часовой — безголовое тело уже унесли. Огромные следы, идущие к озеру...

На сухой земле у ворот следы были видны не очень хорошо, но ближе к воде они становились отчётливее. Там они напоминали продолговатые размытые ямы, каждая — длиной не менее полуметра. Впереди — три пальца с когтями, а четвёртый — сзади. Один шаг — метра три, не меньше. И ещё — борозда, которую оставил хвост. Цепь следов обрывалась около речки, впадавшей в озеро, сразу за деревней.

На другом краю устья — нетронутые заросли камыша. Продолжая играть в Шерлока Холмса, Маркуша попытался определить, куда по­вернуло чудовище — вверх по реке или вниз к озеру, — а вместо этого обнаружил рядом с гигантскими следами след босой человеческой ноги. Небольшой, похоже женский — возможно, след старухи Хансен? И — ничего больше, ни следов крови, ни обрывков одежды.

Вдвоем с Каем они двинулись вдоль реки — не похоже было, что чудовище способно хорошо плавать, скорее, оно пошло вверх по руслу и, значит, должно было где-то выбраться на берег. В нескольких местах прибрежные вётлы были свалены, словно мощным ударом великанского тупого топора, кое-где — только ободраны, будто по коре провели гигантским напильником. Идти было трудно — местность становилась всё более болотистой. Они уже собирались поворачивать обратно, когда на небольшой глинистой косе снова увидели чёткий след, похожий на отпечаток птичьей лапы: три пальца вперёд, один назад, с когтями, с перепонками между пальцев, а рядом с ним — несколько отпечатков человеческих. Кай для сравнения оставил рядом отпечаток собственной ступни — его след оказался длиннее и шире.

Когда они вернулись в деревню, старуха Хансен уже была там — живая и без видимых телесных повреждений. Стояла у двери собственного дома. Вся её одежда была вымазана грязью. Грязь, как толстые шерстяные носки, облепляла ступни. Грязь была на смуглом лице и на белых волосах. Люди держались в стороне, посматривали на неё издали. Она в ответ стреляла чёрными, как уголь, глазами. Люди отворачивались, стараясь не встречаться с ней взглядом. Её взгляд кольнул Маркушу и Кая. Затем она повернулась и ушла в дом.

Вспомнив, наконец, о своих обязанностях ключника, Маркуша занялся учётом утрат и разрушений. Послал подпаска Снорре выяснить, что происходит с коровьим стадом, и, если ещё не поздно, передать, что­ бы его гнали к деревне. Летом стадо паслось на заливных лугах за озером — чудище пришло с противоположной стороны, он надеялся, что со стадом пока всё в порядке...

***

Свен прискакал днём в сопровождении десятка дружинников — четверо остались охранять ладью. Обошёл деревню, осмотрел разрушения. На скамьях около развалин общинного дома лежали шесть изуродованных человеческих тел. Трое воинов, женщина, двое детей. Раненых по домам было больше. Погиб телёнок, пропало две свиньи и собака. Не так уж и много, но чего ждать в будущем? Слушая рассказы о нападении, двухметровый светлобородый викинг, обычно скорый на шутку, мрачнел с каждой минутой.

Сразу же после обхода он уединился с матерью. После — зашёл в каморку к Маркуше.

— Ты много сделал для деревни, это очень хорошо.

Слова, которые он произносил, выходили из его уст медленно и с трудом. Выглядел он странно. Не то чтобы смертельно испуганным, нет. Никто и никогда не видел Свена испуганным. Озабоченным, да. Встревоженным. Не до конца уверенным в каком-то важном решении. И не просто озабоченным, встревоженным и неуверенным — его серо-голубые глаза то и дело соскальзывали с собеседника, смотрели куда-то вдаль, как будто именно там находился видимый ему одному ориентир, с которым он сопоставлял то, что находится поблизости.

— Мне кажется, это был не великан, — сказал Маркуша, — мы с Каем изучали его следы. Здесь, за воротами, и дальше, вверх по течению. Раньше такие чудовища назывались динозаврами.

— Чудовище опасно. Мы не можем убить его. Пока иди отсыпайся — днём оно не нападёт. Ночью мы разложим костры. Мать знает, как его отогнать, главное — не дать ему приблизиться незаметно. Будешь дежурить с остальными.

— Мы осматривали ворота. Кто-то открыл их. Возможно, само чудовище.

— Главное — не дать ему приблизиться незаметно, — повторил Свен. На треть выдвинул меч из ножен, задвинул обратно. Почесал бороду, посмотрел в неведомую даль.

— Сейчас не время, но скоро я тебя освобожу.

***

Ночь была ясная. Маленький серп молодой луны поднялся над озером. Костры горели на славу... Пять костров — по углам квадрата и около ворот. У каждого дежурило трое.

Вместе с Маркушей у костра сидели Кай и Инге. Маркуша и раньше замечал, что Кай заглядывается на девушку, но она, ладно сложенная, стремительная, храбрая, как маленький берсеркер, до сегодняшнего дня, казалось, нечасто обращала на него внимание.

Обломки балок, сломанных чудовищем, потрескивали в костре. Инге говорила шёпотом, так что Маркуше и Каю пришлось наклониться к ней, чтобы лучше слышать.

— Может, она и не мать ему? — шептала Инге. — Он привёз её с юга лет пять назад. Говорил, взял к себе, когда умер отец. Одно точно — она колдунья.

— А сам он тоже с юга?

— Да, только пришёл раньше.

Из рассказа Инге Маркуша узнал, что лет десять назад в затерянной среди болот и озёр деревеньке появился маленький отряд, возглавляемый молодым богатырём Свеном Хансеном. Мужчин в деревне не хватало, и пришельцев встретили радостно. Скоро у большинства появились жёны. Потом предприимчивый Свен построил ладью и каждое лето отправлялся в морские набеги.

Он оказался очень удачливым. Привозил янтарь, серебро, железо.Рабов. Меньше других боялся магии — по словам Инге, у него было кое-что из удивительных орудий предков. Правда, он редко ими пользовался, а все захоронки держал в тайне.

Дружина Свена окрепла...

— Она ведьма, — повторила Инге, ещё ближе наклоняясь к Маркуше.

Что чудище может обладать другими способностями, помимо грубой силы, Маркуша не ожидал. Казалось, кто-то крепко сжал его голову с боков и, насильно повернув, заставил смотреть в темноту — туда, где горели две оранжевые искры. Глаза Маркуши застлало чёрным туманом, давление в черепе сделалось невыносимым. Подчиняясь зову, Маркуша поднялся и шагнул вперёд. Помощь, однако, тоже пришла неожиданно. Внезапно кто-то положил руку ему на плечо. Давление ослабело, он су­мел повернуть голову. Рядом стоял Джонни Ладлэм — такой же, как на станции, в космическом комбинезоне, но без шлема.

— Это гипноз, спокойно, — сказал Джонни. Слова призрака по­ могли Маркуше овладеть собой. — Опасность есть, но она далеко, можешь смотреть.

Маркуша снова посмотрел вперёд. Рука Джонни лежала у него на плече, помогая снять наваждение. Оранжевые глаза, чёрный силуэт. Рас­стояние до чудовища метров пятьдесят.

— А теперь посмотри налево.

Повернув голову в эту сторону, он увидел у ворот старуху Хансен. Он держала у губ что-то похожее на свисток, но звука не было слышно. На лице её застыло выражение еле переносимой муки. Маркуше показа­лось, что невидимая нить от неё протянулась к чудовищу.

— Ультразвуковой свисток, — сказал Джонни.

Маркуша вернулся взглядом к чудовищу. Оно издало яростное шипение и с шумом бросилось в реку. Призрак Джонни исчез. Немного погодя из-за ограды появился Свен и торопливо увёл старуху в глубину деревни.

***

За стеной никого не было — с ночи старуха Хансен находилась в доме Свена, втором по величине в деревне до того, как общинный дом был разрушен. Наставляя Кая, Маркуша нередко чувствовал, что старуха подслушивает, но сейчас этого можно было не опасаться. Ему не хоте­лось, чтобы именно этот разговор кто-нибудь мог подслушать.

На этот раз в каморку к Маркуше пришла Инге. Кая не было. Инге сидела, наклонившись через стол, и говорила громким шёпотом.

— Я слышала, как они разговаривали, он и его мамаша. Она думает, тебя лучше убить.

— Зачем им меня убивать?

— Она считает, что ты слишком много знаешь. Что ты всюду нос суёшь и можешь во всём разобраться.

— А он?

— Он говорил сначала, что ты хороший ключник, что твои знания могут пригодиться.

— А она?

— Что ты достаточно уже научил Кая, для деревни этого хватит, а если их план осуществится, то Свен легко найдёт десяток таких ключников, как ты.

— Они не говорили, что это за план?

— Нет, но... Они говорили о каком-то Тренде.

— Вроде у нас в деревне никакого Тренда нет?

— Нет, точно. Наверное, кто-то из другой деревни. Свен очень беспокоился, будет ли этот Тренд во всём слушаться старухи. Он повторял это несколько раз — ты уверена, что он будет тебя слушаться? Ты уверена?

— А она?

— А она сердилась и говорила, что он от неё отвык, но такое больше не повторится.

— Чем закончился разговор? Согласился Свен меня убить?

— Он сказал, что подумает.

— И ты думаешь, что на самом деле он согласился?

— Я думаю, что тебе лучше уйти из деревни. Тебя будут искать, но я знаю за вторым озером очень хорошую захоронку. Я о ней никому не рассказывала.

***

Деревянный помост для кремации была воздвигнут на песке около озера. Женщины обмыли тела шестерых погибших. Теперь, завёрнутые в чистое полотно, они лежали на помосте. Снизу — сложенные решёткой деревянные поленья, вязанки сухого камыша, чтобы быстрее занялось пламя. Жители образовывали полумесяц, обращённый к берегу. По краям стояли вооружённые воины, в середине — в основном, женщины и дети. Маркуша, Кай и Инге тоже оказались в середине.

— Хорошо хоть, здесь на похоронах не приняты человеческие жертвы, — подумал про себя Маркуша, — в честь погибших героев.

Свен Хансен, тем временем, вышел вперёд. Он был в кожаной рубахе с нашитыми на груди металлическими пластинками, в кожаных штанах и сапогах, на широком поясе у него висел меч. В левой руке его потрескивал факел. Кулак правой руки Свен прижал к сердцу. Оказалось, что Свен заготовил настоящую речь.

— Воины! Будущие воины! Жёны и дочери воинов! Нас постигла большая беда. Все мы скорбим о погибших, все мы беспокоимся о будущем. Однако, и это самое главное — что нам необходимо понять в эту трудную минуту? То, что случилось с деревней, — это катастрофа и наказание, наподобие Обновления? Или это трудное испытание, за которым открывается путь в будущее? Испытание, достойное воинов?

Многие воины при этих его словах подняли вверх копья, закричали что-то грозно и не очень членораздельно. Свен подождал, пока они замолчат, и продолжил:

— Я понимаю, многие из вас готовы сражаться с чудовищем не на жизнь, а на смерть. Но давайте подумаем — готово ли чудовище сражаться с нами? Оно — тёмное порождение хаоса, в этом невозможно сомневаться. Оно ворвалось в деревню, ночью, во время сна, движимое голодом. Оно разрушило общинный дом. Четверо наших людей погибло под его развалинами. Погиб Бьорн, который охранял ворота. От ран умер храбрый Эрик, который встретил чудовище с мечом в руках.

Да, его достойно будет впредь называть именно так — Эрик Храбрый. Пусть Эрика Храброго впредь поминают в песнях.

Оно не решилось убить Эрика сразу, оно оставило храбреца и обратилось в бегство.

Но одной храбрости Эрика было недостаточно. Понадобилось не­ сколько заклинаний — которые, как вы все видели, отлично подействовали. Чудовище бежало в болота. Оно вернулось — но заклинания подействовали снова!

Мы не должны терять бдительности. Победа будет за нами! Слава героям!

С этими словами Свен поднёс факел к сухим связкам камыша и зажёг погребальный костёр. Воины снова закричали, грозно и неразборчиво.

***

Угли ещё дымились, когда прискакал гонец из Рю. Это была деревня примерно в десятке километров от деревни Свена. Оказывается, перед рассветом чудовище напало на неё. Нападение стоило жизни четверым — трём воинам и другому Свену, главе Рю, Свену Расмуссену, другу-сопернику Свена Хансена. Иногда они объединяли усилия, но чаще Свен Расмуссен предпочитал действовать самостоятельно.

Пепел Эрика Храброго и других погибших, несколько поспешно, на взгляд Маркуши, развеяли над озером. Взяв половину дружины, Свен Хансен вместе с гонцом ускакали в Рю. Перед отъездом он распорядился, чтобы, не дожидаясь ночи, по углам деревни запалили костры и чтобы огонь поддерживали до его возвращения. Старуха Хансен осталась в деревне.

***

Точнее было бы сказать — покамест осталась. Вернувшись к себе в каморку, какое-то время Маркуша слышал, как она вздыхает за стеной, звякает посудой. Потом звуки стихли. Вскоре в каморку заглянул Кай:

— Маркуша? Старуха ушла.

Несмотря на то, что день ещё не закончился, по четырём углам периметра горели костры. Воины, дежурившие у ворот, проводили Мар­кушу и Кая недоверчивыми взглядами, но задерживать не стали.

Маркуша с Каем подошли к костру, около которого сидела Инге со своими младшими братьями-погодками Оле и Оге.

— Она взяла лодку, — сказала Инге.

— А куда она поплыла? По реке?

— Нет. Вышла в озеро, а потом, наверно, вдоль берега.

— Хорошо бы узнать куда.

—У нас тоже есть ялик. По утрам отец рыбачит, но сейчас можно взять.

Братья Инге вместе с Каем остались дежурить у костра. Кай хотел отправиться на лодке, но Инге запретила:

— Нечего, Кай. Ты же плавать не умеешь, и вообще, у костра должны оставаться трое.

Братья, те, похоже, вообще беспрекословно слушались Инге.

Всё время, пока они отвязывали лодку, и потом, когда проплывали мимо ворот, направляясь к озеру, Маркуша чувствовал на себе недобрые взгляды воинов.

***

Над озером висела дымка, дальний берег был еле виден. Вдоль ближнего берега тянулись заросли камышей. Кое-где над камышами вы­ступали кроны плакучих ив, местами жёлто-серую стену разделяли русла речушек, вроде той, около которой стояла деревня.

Как всегда, на воде было множество птиц. Птичий рай. Утки, гуси, лебеди... Чирки, кулики, гагары... Чайки... Кое-где, возле камышей, виднелись цапли. Птиц было настолько много, что, когда не собираешься охотиться, перестаёшь на них обращать внимание.

Маркуша сидел на вёслах. Инге расположилась на корме — очень боевого вида, нож на поясе, арбалет на коленях. Помнится, наверху, на станции, он когда-то смотрел фантастический фильм про планету после техногенной катастрофы, там были примерно такие же персонажи.

— Ты знаешь, в деревне многие считают, что Свен давно должен был тебя освободить, — задумчиво сказала Инге. — А некоторые вообще говорят, что ты был бы хорошим вождём, получше Свена. Ты столько всего знаешь — не зря тебя называют Капитаном. И на небе ты был... Правда, что земля — круглая?

— Правда... Я вот чего не понимаю, отчего здесь, внизу, все всё забыли? Хорошо, допустим, было Обновление (хотя до сих пор, что такое Обновление, Маркуша так и не разобрался). Но ведь от предков довольно много всего осталось — многое можно было бы восстановить?

— Ну да, наверное... Родители говорят, что вспоминать опасно... — Инге опустила пальцы левой руки за борт, на воде образовался след. — Что, вообще, о многих вещах опасно думать.

— И говорить тоже?

— Трудно говорить и не думать... Родители хотят, чтобы я поскорее вышла замуж и детей нарожала, тогда, говорят, дурь пройдёт. А я люблю думать.

— За Кая думать тоже?

— Ну, Кай больше для отвода глаз, чтобы не приставали. Другой бы парень, из воинов, приставать начал, выходи да выходи. А Кай послушный. И потом, с ним интересно. Он и сам думать любит.

— Что же это за вещи, о которых опасно думать? Если боишься, не говори, но мне очень важно понять, что здесь произошло. Я ведь был наверху, на орбите.

— Говорят, всё электронное. Электроника предков поработила, они делали всё, что она от них хочет.

— На станции было полно электроники, но меня поработил Свен, — заметил Маркуша.

— Тоже правда...

Их глаза встретились. Она смотрела так доверчиво... Но что-то ещё было в этих зеленоватых глазах, в её взгляде. Что-то такое, отчего Маркуша вдруг подумал, что её взгляд может говорить о зарождающейся влюблённости. На мгновение он представил себе, что прижимает к груди напряжённое, как натянутая струна, тело Инге и целует доверчиво приоткрытые губы. Потом мелькнула отрезвляющая мысль, что сейчас, после Обновления, он всем кажется глубоким стариком. В следующий момент её взгляд скользнул куда-то в сторону, а на лице нарисовались совсем другие чувства — охотничий азарт, тревога.

— Тихо! Не греби! Оно там, за камышами! — воскликнула она громким шёпотом.

Маркуша поднял вёсла, положил лопастями внутрь, чтобы, не дай Бог, весло случайно не плюхнулось в воду. Оглянулся. Лодка как раз обогнула небольшой мысок. Вдали, над стеной камышей вырисовывался чёрный силуэт динозавра. Виднелись только голова и верхняя часть туловища с маленькими ручками. Маркуша от всего сердца надеялся, что лодки он пока не заметил.

***

Они согласились, что надо бы подобраться к чудовищу поближе. Вопрос — как? Хорошо, что вёсла в кожаных уключинах совсем не скрипели, особенно теперь, когда ими гребла Инге. Хорошо, что ветер дул с берега, хотя Маркуша плохо себе представлял, какое чутьё у динозавров. А какое зрение? Пересекая бухточку, они держались так, чтобы голова чудища едва виднелась над кромкой камышей. Значит, с другой стороны лодка тоже должна почти сливаться с кромкой. А может ли зверь плавать? Можно ли от него спастись, если понадобится, уйдя подальше от берега?

Они почти пересекли бухту, когда Маркуша заметил устье очередной речки. Если она похожа на другую, ту, что вблизи посёлка, то за плот­ной полосой камышей около озера берег должен стать несколько выше, а камыши реже. Высадившись там, возможно, удастся что-то разглядеть. Динозавр находится довольно далеко от открытой воды. Эх, жаль, нет бинокля... А что, если он заметит их и решит преследовать?

Маркуша говорил себе, что не должен подвергать риску жизнь Инге... Но подвергнуть риску только свою жизнь она ему не позволит. Вернуться в деревню сейчас тоже невозможно — она сочтёт это трусостью. Оставалось пойти на риск вместе с нею.

— Притормози.

Маркуша показал Инге устье и предложил проплыть за прибрежную полосу камышей, сразу за ней причалить, выбраться на берег и по­смотреть, что оттуда удастся разглядеть.

Инге закусила губу, задумалась. Кивнула.

***

Чудище было недалеко: чёрно-зелёная туша с зубастой, стиснутой с боков головой на морщинистой шее над перевитым туманом кустарником.

Спрятавшись за корявым стволом старой ивы, они видели всё, но мало что понимали.

Лодку они привязали к узловатому корню. Когда они выбрались наверх, пристроились за толстым стволом и осторожно выглянули, чудище было одно.

Но чуть погодя они увидели старуху Хансен.

После событий в деревне сама идея, что она имеет какую-то власть над чудищем, не очень удивляла — в конце концов, не зря её считали ведьмой. Однако то, что они увидели, было куда более удивительным.

Голова и плечи старухи внезапно появились из кустов рядом со зверем. А зверь... Массивная голова его, размером со старуху, кивнула, склонилась... Динозавру пришлось для этого изогнуть спину. Ручки зверя протянулись к старухе. Старуха вытянула навстречу свои руки. Динозавр подхватил её и осторожно разогнулся. Теперь она оказалась высоко над землёй. При этом она обнимала чудище за шею, хотя всей длины её рук не хватало, чтобы сомкнуть объятия. Казалось, она что-то шепчет ему на ухо. А чудовище широко улыбалось свой кошмарной пастью.

Потом оно повернулось спиной к Маркуше и Инге и побрело прочь, в глубину болотного лабиринта. Старуха по-прежнему сидела у него на руках.

— Ты права, я думаю, мне действительно лучше перебраться в захоронку, — прошептал Маркуша.