Надо всем распростерла свои крылья черная ночь.
Он умоляет ее.
Его рука лежит на ее руке.
Они стоят в холодной торжественной тьме и смотрят в ослепительно освещенную комнату. Его лицо бледно от ужаса. На ее лице написаны желание и презрительный упрек, и оно бледно от волнения перед неизбежным.
В десяти милях, на Гаррисбургском шоссе, уже прокричал свое «ку-ка-реку» петух с выщипанным хвостом, но женщина непоколебима.
Он умоляет ее.
Она стряхивает его руку со своей жестом, ясно говорящим об отвращении, и делает шаг по направлению к освещенной комнате.
Он умоляет ее.
Хрустальные блики луны дрожат на ветвях деревьев над ними. Звездная пыль осыпала грань, за которой начинается Непостижимое. Что-бы-там-ни-было Абсолютного царит надо всем.
Грех — внизу. Наверху — мир.
Порыв норда хлестнул их резким ударом хлыста. Мимо проносятся экипажи. Изморозь ползет по камням, ложится, хрустя, вдоль перил и отбрасывает, как северное сияние, назад к луне ее вызывающие лучи.
Он умоляет ее.
Наконец, она поворачивается, убежденная.
Он настоял на своем отказе угостить ее устрицами.