И не сказать, что я — затворница. Скорее, вынужденная домоседка. И не то, что бы давала повод — нет, однако… разве, это докажешь родителям? Особенно, глухим… к своему ребенку.
Так что не удивительно, что поход подобного рода был для меня в диковинку, точнее, вообще, впервой. Оттого волнение накаливало меня изнутри, как высоковольтный провод — электричество.
И вот сегодня уже исполнилось Ульяне Балакшиной семнадцать. Ни много, ни мало. Достаточно для ошибок, обид и сожалений. Достаточно, чтобы уже ненавидеть жизнь… и сомневаться в мудрости решения судьбы, когда та даровала мне право на существование…
Вместе со своими одногруппницами я отправилась в кафе. Скорее всего, это можно назвать именно кафе, чем ресторан или клуб. Хотя, как для меня, это — какой-то гибрид.
Да, по сути, неважно. Уютно, весело и недорого.
Завалиться за столик, заказать шампанского, чего-нибудь интересного вприкуску, и наблюдать со стороны за танцполом. Еще только семь вечера, а веселье кое-каких личностей уже в разгаре.
Я чувствовала себя не в своей тарелке, было не по себе, однако изо всех сил старалась это скрыть. А вот с моими, кхм…. подругами, если их так можно назвать (роднила с ними только учеба), всё было напротив: будучи завсегдатаями подобных заведений, умело курировали процессом, а я — лишь глупо, идиотически улыбалась, усердно пытаясь не отставать от них в понимании происходящего.
Не знаю, почему и зачем (вернее, лишь потом мне намеками объяснили), но едва к нам за столик стали набиваться молодые люди (лет двадцати пяти — тридцати) — мои девчонки тотчас согласились. Более того, активно стали принимать ухаживания, как и материально (заказы спиртного и закуски к нему), так и физически: несмелые объятия за плечи, улыбки, интригующие, многозначительные взгляды.
Была ли я довольна? Отнюдь нет. Скорее, ошарашена и огорчена. Мы шли сюда, чтобы нас сняли чуть ли не в два раза старше мужчины, или, все же, праздновать мой День рождения? Не для того меня батя выпустил раз в триста лет (и то, до десяти вечера), чтобы я оказалась в таком мерзком болоте. Но ничего не только поделать со всем этим не могла, но и сказать против. Девчонки давно утонули во взрослом дурмане — и мою недовольную рожу совершенно не замечали.
Однако… терпение моё небезгранично, и вестись слепо, как эти овцы, за непонятно чем… я абсолютно не собиралась. И, едва какой-то парень все же набрался смелости подсесть ко мне до неприличия близко и обнять, как я резко отдернулась. Все слова и действия были словно игра актера из фильма.
— Прости, я не могу. У меня есть парень.
— Да, ладно, — смеется над нелепостью вранья. Напор все сильнее и противнее.
— И он может сюда в любой момент нагрянуть. Он — сильно ревнивый.
— Ну, хватит уже… ну…
Тяжелый, нервный (мой) вздох. Взгляд по сторонам — словно выискивая что-то, что могло бы меня в этот момент спасти.
— Черт, он здесь!
(Я даже не знала, что могу так много и нагло врать; что я, вообще, умею лгать).
Рассмеялся мой ухажер. Но поддался на игру — и перевел взгляд туда, куда я уставилась.
За столиком сидел одинокий парень — нервно постукивал ключами по столешнице.
Живо подрываюсь с места — и шагаю к нему, тихо Богу молясь, чтобы из-за угла или из толпы не появилась его девушка — и мой план не треснул пополам.
И почему я про папу грозного не рассказала? И не пошла домой?
Хотя… не отпустили бы. Засмеяли…
Да и в универе потом позора не оберусь. И так меня считают… мягко говоря, странной и запуганной.
— Эй, ты куда? — закричали мои девчонки.
Игнорирую.
Шаги по эшафоту дальше.
Еще один глубокий вдох — и застыла рядом с незнакомцем.
Невольно уставился на меня в удивлении. Молчит.
— Привет.
Решаюсь на жуткую наглость — и без приглашения сажусь напротив.
Руки на стол — и подалась немного ближе, дабы перекричать музыку, но при этом, конечно, чтобы и мои «наблюдатели» ничего не просекли.
— Очень прошу…. — запнулась, подбирая слова. — Спаси меня. Подыграй. Иначе мне каюк.
Рассмеялся, видимо, думая, что я в такой глупый способ клею его.
Обмерла я, невольно жалобно поморщив лицо, отчего тот вдруг резко запнулся.
— Там сбоку сидят мои… знакомые и непонятные ребята. Я не могу от них отвязаться. Пришлось соврать, что ты — мой парень. И злишься — ревнуешь. Я надеюсь, не сильно помешаю? Прошу. Но, если сейчас же придет твоя девушка, я тут же уйду, — а затем, ужаснувшись осознанию сложностей, которые ему всучу, в момент поправилась. — Или объясню — и уйду. Пожалуйста.
Тяжело вздохнул. Откинулся на спинку стула на мгновение, потянулся. Взгляд около — а дальше, на миг задержавшись взором в стороне, где сидели мои «товарищи», которые, видимо, все еще сверлили нас взглядом, — скривился.
Резко приблизился ко мне, и, явно сражаясь с безумным желанием рассмеяться, злобно (наигранно) прорычал:
— И за волосы тебя трепать придется?
Невольно заулыбалась от его кривляния, но тут же осеклась. Неосознанный косой взгляд на одногруппниц — и снова на него.
— Да, как-то… нежелательно.
Улыбнулся.
Внезапно поджал губы. Милая, виноватая улыбка смела веселье.
— Но, девушка, и вправду, скоро должна подойти. Хотя она у меня понятливая… Но, надо бы дальше продумать легенду.
Обмерла я, растерявшись.
— Да ладно. Если что — будет моей сестрой.
Улыбнулся — поддаюсь и я на его настроение.
И вдруг сзади за его спиной какое-то движение, волнение толпы — и человек около десятка подвалило к нам. Парни и девушки (причем разного возраста: от моего, лет семнадцати-восемнадцати, и до плюс-минус двадцати пяти).
— О-о! Михалыч, а ты даром время не терял!
— Да вот, любовницу себе завел, — рассмеялся мой новый знакомый.
— Идиот, что ли, — вдруг стукнула ему подзатыльник какая-то девушка и присела к нему на колени.
Облепили все нас вокруг — кому не хватило мест на мягком угловом диване, быстро организовали себе стулья от соседних столиков.
— Да вот, попросила спасти от своих подруг и их навязчивых кавалеров.
— А… — растерялась та (по всей вероятности, это и есть его девушка).
А я сижу, краснею, от стыда спрятав взгляд под ресницами.
— И где они? — внезапно поинтересовалась та.
— Да вон, в углу. Верно? — кивнул в мою сторону.
— Угу, — едва слышно мычу.
— Фу, так они старые для них.
— Ну, не так уж что бы старые, — вдруг вклинился в разговор какой-то парень. — Примерно моего возраста.
— А ты, б***ь, у нас самый маленький тут! — рассмеялся мой «знакомый», отчего захохотали и остальные.
— А, что, где? — очнулся какой-то паренек, который лишь только теперь надыбал себе место для сидения — и плюхнулся за стол к нам.
— Да ничего, — улыбнулась девушка «знакомого».
— Ой, иди нах*й, сам ненамного младше моего, — продолжил «старичок».
— Да не материтесь вы, — отозвалась еще одна девушка из этой компании. — Задолбали уже. Я, кстати, Алёна, — улыбнулась она мне.
— Ой, точно, — ухмыльнулась первая. — А я — Марина.
— Ульяна, — поспешила ответить. — Очень приятно.
— Взаимно.
— Ох, а это наши засранцы — ну, Мишу ты уже знаешь, — улыбнулась я (ведь имя только сейчас узнала), — Толя, Вадик, Илья, Саша, Женя и Имран. Им-ран, — учтиво повторила и рассмеялась та.
Улыбнулась и я в ответ.
— Ну, вот, всех сдала. Никакой интриги.
— Ой, Женя…. какая из тебя, нафиг, интрига? — подколола Алена.
Заржали все в один голос, не сдержался и сам виновник.
— Так что там случилось? — вновь отозвалась Марина, девушка «знакомого».
Замерла я, подбирая слова.
Замолчали все, сгорая от интереса.
Криво усмехнулась я, взгляд в сторону.
Черт, и надо было вляпаться.
А ведь сидел за столиком… один! Один-одинехонек! А теперь — целая толпа.
Ну, по крайней мере, эти мои «недо-кавалеры» за мной точно уже не последуют.
— Ошиблась в выборе подруг. Мне казались они нормальными, а им — только дай на кого повиснуть и за чей счет повеселиться. Мои финансы оказались не по их запросам — и те решили быстро исправить ситуацию, подняв градус и накал страстей.
Рассмеялся кто-то и с парней, но остальные лишь понимающе улыбались.
— Бывает, — вдруг отозвалась Марина. — Главное, вовремя понять, что ты не там и не с теми. Но зато теперь с нами познакомилась.
Смущенно улыбнулась я, пряча взгляд.
— Ты прости меня, что я пристала с этой просьбой к твоему парню, — поспешила я оправдаться перед Мариной, едва мы остались, более-менее, наедине (все вместе девчонками отправились в уборную).
Неожиданно та рассмеялась. Добрый, понимающий взгляд.
— Да брось ты. Все нормально. Не клеила же его — а шкуру спасала. Так что расслабься — сама была как-то в похожей ситуации. Так что — не дрейфь. Всё пучком.
— Кстати, — продолжила она, — ты очень понравилась Илье. С глаз с тебя весь вечер не сводил. Учти это, — загадочно улыбнулась. Вдруг закивала головой, — он классный парень. Со своими заморочками, но, поверь, хороший вариант. Не как мой Мишаня, — захохотала, — но всё же…
Смущенно закусила я губу сквозь улыбку, вновь пряча взгляд.
— Ну что, куда двигать будем?
— На озеро? — предложил кто-то из парней.
— Да поздно уже купаться! Или что?
— Ульяна, а ты с нами? — поинтересовался Имран.
Застыла я, краснея. Черт, как же стыдно признаваться. Но не лгать же?
— Нет, ребята. Извините и спасибо за все. Это был классный День рождения…
— День рождения? — удивился Женя и ступил шаг ближе. — У кого? У тебя?
Виновато прячу глаза. Щеки уже в очередной раз начинают адски пылать от стыда.
— Ну да, семнадцать исполнилось…
— О-о-о! — заревел кто-то из толпы. — Дак это же не может быть и речи! Идем дальше — да отпразднуем, как следует! Ну?
Шаг ближе — и обнял меня вдруг Толя, подначивая куда-то идти вперед.
— Отстань от нее, — рассмеялась Марина. — Дай ей сказать. Да что ты ее толкаешь? Толян! Ау! ТОЛЯН! Сейчас я тебе тресну! Отстань!
Хохочу я от происходящего. Смеются и остальные.
— Да все хорошо. Только мне очень надо домой. Уже сильно поздно, а у меня родители грозные.
— Ну, тебе же семнадцать! Это же раз в жизни! — закричал вдруг Женя и замахал руками в подтверждение значимости события.
Улыбаюсь.
— Нет, нет, ребята, спасибо, но я, действительно, не могу. Отец будет очень ругаться.
— Всё, всё! — резвые шаги ко мне Марины и, вырывая из рук развеселых парней, — тащит куда-то в сторону, к дороге. — Сказано, надо ей домой — значит надо. Отвалите. Сейчас посадим в такси — и пусть едет.
— Да я маршруткой.
— Какие маршрутки? Уже час ночи, — улыбнулся Имран.
— Как час? — обмерла я в ужасе, осознавая жуть происходящего.
— Я ее проведу, — несмело отозвался Илья.
Ожила я, испуганно закачала (отрицательно) головой.
— Н-не, не надо. Я побежала ребята, спасибо за всё!
Резвый разворот — и помчала изо всех сил в сторону таксистов.
Кто-то еще что-то крикнул мне вслед, кто-то даже пытался, вроде, догнать, но игнорирую…
В груди бешено колотилось сердце, своим напуганным грохотом затуманивая не только все звуки, но и весь мир.
В окне все еще горит свет. Не спят. Ждут…
Живо приложить ключ к домофону, открыть дверь — молнией залететь по лестнице на шестой этаж и застыть у двери.
Конечности лихорадочно тряслись, а в душе настом покрывал всё ужас.
Несмелый стук, а затем — и, вовсе, звоню…
Щелчки замка.
Глаза заплаканной мамы.
— Заходи быстрее, — едва слышно, торопливо проговорила.
Надежда все еще дрожала в моей душе, но миг — и в коридор вышел отец.
Никаких эмоций. Мерный, жуткий покой на лице.
И только ремень в руках…
Виновато опускаю голову.
— Иди мой руки и спать, — шепчет мама.
Невольно игнорирую. Запнулась.
— Простите, телефон сел. Я не знала, что уже так…
Но не успела договорить, как удар суровой, безжалостной плетью прилетел мне по рукам. Дико завизжала я — и дернулась в сторону.
— Ах, ты, ш***а конченная! Тебе поверили, тебе уступили, а ты…
— Папа, папа, не надо! Молю, папа!
Еще удар, еще…
Зажалась я в угол в коридоре, едва ли не носом уткнувшись в половичок.
Еще, и еще, пока уже и сил визжать не осталось…
— Ты мне еще пореви!
Разворот — и наконец-то пошагал в свою комнату.
Дернулась ко мне мама, пытаясь поднять.
— Уйди! — нервно гаркнула на нее.
— Ты, с***а, как с матерью разговариваешь?!
Заорал вдруг снова отец.
Живо, насколько это могла, подрываюсь я — и бегу в свою комнату. Тотчас закрываю за собой дверь.
— Открой! ОТКРОЙ, т***ь, а то дверь выломаю — и убью, б***ь конченная! — рычит, стучит со всей дури в дверь.
— Оставь ее! И так уже! — слышу мамин голос.
— Руки убери! — орет уже на нее. Но голос более сдержанный. — Такая же с***, как и ты! Не нагуляется она, б***ь!
— Ну, тише, пожалуйста, — не унимается мама. — А то соседи опять полицию вызовут.
— Да мне по*** на них. Пусть вызывают, кого хотят! Я у себя дома!
Но еще удар в дверь — и отступает.
Выдох.
Сползти на пол, скользя спиной по деревянному полотну. Закрыть лицо руками. Замереть.
И за что это нам? Будто повод давали?
Ни я, ни мама.
Деспот. Привык командовать у себя там, на работе, и из нас пытается вытесать таких же безвольных вояк, слепо подчиняющихся приказам.
Злилась я на мать, что она меня не спасала от таких нападок? Или что, вообще, не ушла (забрав меня) от него?
… Раньше злилась, а сейчас — сейчас уже, даже не знаю…
И с ним хр***во, и без него — наверно, лучше не станет. Но то, что я ненавидела его всем своим сердцем — это было бесспорно. Бесспорно…
Дожить до утра.
Будучи на пенсии по выслуге лет, батя все же продолжал работать, хотя уже совсем по другому профилю, да и в частной структуре. Так что наступал заветный час икс — и он уходил прочь. Уже вовсю правило лето, сессия добегала до своего конца. Посему с каждым днем возможностей для вольного времяпровождения становилось все больше, особенно учитывая, что и погода этому способствовала.
Едва щелкнул замок — как тут же резво срываюсь с дивана, быстро натягиваю на себя все нужное барахло, наушники в уши — и рвануть долой.
Бег. Это — не спорт. Это — не привычка. Это — состояние души, жизнь. Способ вырваться из заточения серых, ужасных будней — и броситься долой, навстречу свободе, независимости и пусть и тугим, но важным, мыслям. Думам…
Привычный путь — дворами прямиком к дороге, аккуратно перейти ее — снова музыку до упора, да устремиться вперед.
Сократить через лес — и ворваться в беспечный, тихий, нежный мир покоя. Узкой асфальтированной дорожкой вокруг озера. Озера Чеха. Чешка. Сколько историй о тебе, сколько впечатлений. Сколько судеб завязанных в клубок.
Мягкой поступью, невольно кривляясь от боли вчерашних ошибок. И, тем не менее…. я улыбаюсь. В голове — картины прошлого, лица моих новых знакомых. Их рассказы, шутки, доброжелательность, понимание… Как бы я хотела иметь таких друзей, коими они являются друг другу. Но — не суждено. Вечно одна. Отшельник среди толпы. Добровольный заключенный. И дело не только в родителях… Я сама как-то не тянусь к людям. Боюсь, что ли? Вряд ли. Просто… просто, не хочу разочаровываться. Да. Именно так, разочаровываться. Подобно тому, как уже не раз в моей судьбе было. Да и вчера пример — мои одногруппницы. Это же надо так — себя продавать за еду и выпивку. И не то, что цена маловата. Не знаю. Возможно, им в самый раз. Просто… кто они после всего этого? И даже не со стороны общества, если глядеть. А сами для себя? Ни гордости, ни чести. Они думают, что используют парней? Хм. Странно… ведь все оказывается в точности до наоборот. Деньги пришли — ушли, а эти дамы… падшими так и останутся. А ведь потом они станут чьими-то матерями… Хотя, имею ли я право осуждать их? Поучать? И не то, что я хуже, или лучше. Просто… они мыслят иначе, и ценности у них другие. Так, брр… стоп. Их поступки — их бремя. И им нести свой крест, как и мне — свой.
— Ульяна! — вдруг послышалось. Не сразу сообразила, но едва снова раздалось нечто подобное, все же, отключаю музыку и останавливаюсь. Осмотрелась по сторонам.
Так и есть, чуток уже позади (на площадке с турниками) разминались какие-то парни.
Но едва я хотела ступить шаг в его сторону (этого неизвестного еще мне «знакомого» — голос не признала) — как внезапно кто-то налетел на меня сбоку, тут же сбив с ног.
— Ты че, б***ь, творишь, с**а конченная! — дико завопил на меня молодой человек, что рухнул рядом со мной на асфальт (с велосипеда).
Живо кинулся ко мне мой «знакомый незнакомец».
— Заткнись, урод! — зарычал он на того. — Сам должен смотреть, куда едешь.
— А че она под колеса кидается?
— Иди нахр*н, — уже более сдержано ответил тому, пока он пытался вновь выровнять, поставить своего железного коня на асфальте, залезть на него — и отправиться дальше. — Ты как?
— Да жива… вроде.
Подняла взгляд. И — … наконец-то, узнала.
Молодой человек из вчерашней компании. Илья, если не ошибаюсь.
Черт, точно? Или как его, на самом деле, зовут?
(После вчерашней бойни — в голове один фарш остался).
Блин.
— Привет, кстати, — кисло улыбаюсь ему, потираю ногу в местах ушибов.
— Привет. Встать сможешь?
— Ага, — ухватившись за его руки, поддаюсь на движение — и выравниваюсь. Запрыгала немного на месте, от боли кривляясь, но, все же, пытаясь ровно стать.
— У тебя кровь.
— Да ладно, — живо отстраняюсь от него, и, хромая, спешу на пляж, к воде.
— Да стой ты, куда? — послышалось за спиной. Торопливые шаги вдогонку.
Игнорирую.
Черт. Не хватало мне еще, чтобы видел мои синяки, вчера (или уже сегодня) полученные дома.
— Ты что творишь? — мигом кинулся ко мне, пресекая попытку кровь стереть водой из озера. — Тут, б***ь, полгорода купается, а ты сейчас открытую рану будешь мыть. Думай головой. Погоди, сейчас бутылку с водой принесу. Жди.
Грозно скомандовал, хотя это вышло так забавно, что я невольно заулыбалась.
Присела на песок.
Вновь осмотреть свои награды.
Черти что. Крутое начало семнадцати лет. Что же будет дальше?
Минуты ожидания — и присел на корточки рядом.
Попытки аккуратно промыть раны, но при этом не намочить одежду и обувь.
— Ты прости. Это я — дурак, отвлек тебя — ты и угодила.
Невольно рассмеялась.
— Да ладно, что ты. Это я — рот раззявила, как ворона. Зрение-то у меня — так себе, пока отыщу, кто и где звал. Я, почему и не смотрю по сторонам. Сама себе на уме бегаю.
Захохотал.
— Да я такой же. Только вот, сегодня, повезло. Сначала, думал, обознался, но потом ты среагировала.
Улыбаюсь.
— А потом и под колеса угодила на радостях, — продолжила его речь.
Тяжело вздохнул.
— Во-во. Прости.
И снова смеюсь (невольно рдея от смущения).
— Да что ты. Сама виновата.
— И часто ты тут бегаешь?
— Да почти каждый день. Вот как потеплело…
Улыбнулся.
— Ясно, а то думаю, чет в прошлом году не видел. А в этом — сам недавно только выполз на солнышко с тренажерки.
— Качаешься?
Рассмеялся.
Разворот — и плюхнулся рядом на песок, расселся, упершись локтями в колени и невольно скрестив пальцы перед собой.
— Нет, дзюдо занимаюсь. А так — еще немного бега.
Украдкой, короткий взгляд на меня.
Вдруг замер, нахмурился.
Несмело коснулся моего предплечья — отчего невольно айкнула. Резко перевела взгляд.
Черт, а вот и предательская темно-бордовая полоса от ремня.
Стыдливо прячу взор, машинально уже натягивая пониже рукав футболки.
— Что это?
Обмерла я. И что ответить?
Дура, ведь хотела одеть толстовку. Думала же, но нет — по привычке напялить жилетку. Идиотка!
Кривлюсь, пытаясь спрятать за лживой улыбкой правду.
— Да так. Воспитательный момент.
— В смысле? — опешил. Пристальный взгляд мне в лицо.
Невольно поддалась. На мгновение глаза в глаза, но затем резко отвела очи.
— Давай не будем. Всё равно… ничего не поменять.
— Почему это? — вполне серьезно произнес.
Короткий взгляд в лицо — и снова отвернуться в сторону.
Тяжелый, звонкий вздох.
Как трудно, когда тебя не понимают. В таком… не понимают.
— Хочешь, я поговорю?
Невольно рассмеялась я над сказанным.
На мгновение от смущения спрятать взор, но затем болезненный, отчаянный взгляд куда-то вдаль.
— Было бы всё так просто. Он никого не боится. А мне будет — только хуже. Но давай не будем об этом?
— Батя?
Глаза в глаза.
И снова мой тяжелый вздох.
«Оно тебе надо?»
Хотелось, было, спросить. Но сдержалась.
— Неважно. Важно то, что скоро мне будет восемнадцать — и пойдет он… нахр*н со своим этим воспитанием.
— А мать что? Не заступается?
Кисло рассмеялась.
— Илья…, — обмерла я вдруг, словно вор, осознав, что, может, ошиблась, назвав его этим именем. Но молчит — пристально всматривается мне в лицо, не поправляет. Глубокий вдох (мой) облегчения: значит, угадала, верно вспомнила. И решаюсь продолжить. — Не все так просто, как кажется. Поначалу вступалась…. но есть люди, которые ничего и никого не щадят. Понимаешь? И что, самое главное, они так хорошо устроены в этой жизни, что им… ничего за это не будет. Если даже пойти и пожаловаться в полицию — толку ноль. Там его друзья, а соседи — никто свидетельствовать не станет. Уже проходили. Хватит.
— А если… ему…
— Что? — обмерла я.
— Ну, его же методом?
Рассмеялась.
— И кто это сделает? Я что ль? Брата у меня нет, а родственникам — пофиг.
— Я, — вполне серьезно отчеканил, — отчего я оторопела.
Отвела взгляд в сторону. Выдох.
Еще мгновения рассуждений — и едва заметно закачала головой.
— Нет. Посадят. Да еще и такое припишут, что не будешь рад, что вообще родился на свет. Он — урод. Хоть и нельзя так говорить о собственном отце, но вот он — урод. И пусть, вроде как, старается только во благо. Что бы я выросла воспитанной, хорошей девочкой и не наделала глупостей — в итоге…, — немного помолчала, перебирая слова. — Иногда хочется сделать в точности до наоборот, чтобы ему отомстить. И сделала бы — если бы самой противно не было такое поведение. Понимаешь…. я сама вполне могу отличить добро от зла, правильно от неправильно — и, тем не менее. Он не дает права на выбор и собственные решения: только тотальный контроль, и безумие.
Болезненно рассмеялась, кое-что вспомнив из прошлого. Наверно, неправильно рассказывать малознакомому человеку все это, а уж, тем более, тому, кто очень нравится, но… наболело. За все года — наболело. И впервые… прорвалось.
— Однажды я загулялась на День города с девчонками. Мне тогда пятнадцать недавно исполнилось. Черт, это… уже два года прошло? Надо же… В парке мы были. Там познакомились с какими-то парнями, года на три-четыре нас старше. И пока мои подруги с ними обнимались и целовались, я в стороне сидела, сгорая от смущения. И, тем не менее, кто-то где-то видел нас…. И передал моему бате. И пусть вернулась до одиннадцати в тот вечер — это ничего не значило. На следующий день он пришел с работы домой… с этой новостью — и впервые так сильно меня избил. Причем не только рукой или ремнем. Нет… Матери тоже прилетело — с тех пор она не вмешивается. А утром потащил меня едва ли не за волосы к гинекологу, чтобы та подтвердила мои слова, что я еще… ну… ты понял.
Знаешь, что самое смешно? А ведь она видела его состояние, моё, мои синяки, эта докторша, — и все равно ничего никому не сказала. Тогда я поняла, что всем на всё насрать. И я — наедине со своей проблемой.
Да, это врачиха подтвердила мои слова — и отец успокоился. Отвез меня домой — посадив под домашний арест (хотя я и так почти никуда не ходила), а сам уехал на работу.
Странно…. что после вчерашнего меня снова в больницу не потащил. Так только… хотя, еще не вечер.
(Кисло рассмеялась).
Может, призабыл.
Смолчал. Ничего не сказал. Лишь еще сильнее опустил, повесил голову на плечах, потупив взор в скрещенных пальцах.
— Ты, прости, что я вывалила на тебя все это… Просто…
Взгляд мне в глаза, но, тут же, осекся. Отвернулся.
Очи его горели яростью, но на лице, все так же, была сдержанность и мнимое равнодушие.
— Не обращай внимание. Сама виновата — не следила за временем. Но следующий раз буду умнее — и всё будет хорошо. В остальном он — хороший…. если так можно сказать. Не касается ни меня, ни того, что происходит в моей жизни. Учусь без троек, сижу дома — и ему хватает.
И снова молчим. Долгие минуты стекают в небытие.
…
— Может, по мороженному? — вдруг наконец-то ожил, добрый, ласковый взгляд обрушил мне в глаза.
Невольно улыбаюсь.
— Может…
На следующий день мне снова повезло… встретиться с Ильей на озере. Более того — нарочно изменила направление бега: уже не по часовой стрелке, как обычно, а против — так быстрее можно было добраться до турников, где он разминался вчера, но, увы, на поляне еще никого не было. Невольно поддалась ситуации — и помчала дальше. Лишь на обратном пути, когда кольцо маршрута сомкнулось…. я увидела вдалеке заветные очертания моего Ильи…
— Надо же, ты опять раньше меня.
Улыбаюсь.
— Жаль, думал, вместе побежим…
Рассмеялась, не сдержавшись.
— Я то, могу, но и без усталости — я как черепаха, еле ползу. Так что быстрее намучаешься, чем набегаешься.
Усмехнулся.
— Ну и ладно.
— О-о-о! Какие люди, и не здороваются! — раздался где-то позади знакомый женский голос.
Живо обернулись.
Марина.
— Привет, — радостно ей выкрикиваю. Быстрые шаги — и тотчас обняла меня та, чмокнув в щеку — поддалась я, смущенно, вторя ей. — А ты… тоже бегунья?
— Ага.
А вот и Алена с какой-то девушкой.
Поздоровались.
— Кстати, Ирина, — бойко отозвалась незнакомка.
— Ульяна.
— О да, знаю. Илюха уже все уши нам прожужжал.
— Не быть тебе партизаном, сеструха, — вдруг подошел ближе мой Илья и, обняв за шею, девушку притянул к себе и поцеловал в макушку (кстати, он был выше ее почти на голову).
— Что смотришь? Не похожи? — словно догадалась, рассмеялась Ира. — Есть такое. Нет бы, мне вырасти такой красивой и статной, так нет — этот индюк все хорошие гены на себя забрал, а мне оставил колобковые.
Заржали все вместе.
— Теперь еще и бегать в два раза больше, чем ему. Где справедливость?
— Ну, ладно, мальчики. Давайте уже покончим с этим адом: вы вперед, а мы — как всегда, годика через два вас догоним. Вернее, встретим здесь. Только, чур, без нас в озеро не лезть и не купаться. А то потом забрызгаете водой, не дадите нормально залезть, — уверенно скомандовала Марина, грозя при этом пальцем. — Хоть одного там увижу — прикончу.
— Опа, и малая тут.
Узнала я подоспевших парней из той компании, правда, имена уже все позабывала да и, наверняка, напутала.
Неважно. Главное, что помню, как зовут моего Илью — и мне достаточно…
Вдруг подмигнул мне мой мальчик и мило улыбнулся.
— Ладно, скоро встретимся.
— Ой, ой, Захарченко! Смотри, как перья распушил, беги уже! — внезапно заржала Ира и пнула его в спину руками. — Казанова хренов.
Еще один его взгляд на меня — и поддался, помчал за остальными.
— Че ты его дергаешь? — вдруг вмешалась Марина. — Может, а вернее так и есть, она ему очень нравится, а ты обламываешь.
Рассмеялась пристыжено девушка. Взгляд на меня.
— Прости. Честно, прости, не со зла. Просто, мне все это так дико.
— Ага, не будут теперь его парни подкалывать на голубизну, — отозвалась Алена.
— Да, дебилы — они. Что, если человек не падок на всё подряд — а переборчив, — продолжила Марина.
(А скорость медленно начинаем набирать, хотя, все еще, это больше похоже на спортивную ходьбу, чем бег).
— Ну да, Лизон — не показатель, — рассмеялась Ирина. — Ладно, клуши! Поднажмем, а то эти упыри точно первыми в воду полезут — и там тогда зв**дец!
— Та они еще по окончанию разминаться будут.
— Да сколько можно? — скривилась Алена. — И, вообще, если бы не вы, я бы смачно спала. Гады. Вокруг меня — одни гады.
Рассмеялись… Еще миг — и все поддались на темп этой… Захарченко.
Пройтись, отдышаться. Ирка с Аленой даже развалились на траве.
— Фу, девки, мы уже три круга навернули, а вы едва один закончили.
— Иди нахр*н! — гаркнула Алена и перевернулась на бок. Подперла голову рукой и уставилась на всех.
Рассмеялся Миша (тот самый, к кому я тогда подсела — оказывается и он здесь, странно, что сразу не заметила).
— Ну, что? — не без издевки прокричала Ирина, прохаживаясь вдоль берега, по щиколотки забравшись в воду. — Кто там первый купаться?
— Что? Совсем хе*ово? — рассмеялся один из парней и подошел ближе, но разуться и попробовать самому не решился.
— Да нормас, ты чего?! — завизжал вдруг другой (Женя, если не путаю). И, взяв разгон, резво помчал прямо в озеро (кстати, уже в одних только плавках). Дико завизжала Ирка с испугу. И, что, кстати, не зря. Или… как раз таки, зря. Молодой человек в момент тормозит рядом с ней — ловко подхватывает к себе на руки и насильно тащит на глубину.
— Убью, с*ка! Не смей! Илюха! Спаси!
Но не успела договорить, как прямо в одежде и бросил, погрузил ее в воду.
Удивительно, но мой Захарченко даже не дрогнул в ее сторону. Залился звонким смехом, как и все остальные, безучастно наблюдая за странной картиной.
— Не, они точно поженятся! — вдруг отозвалась Марина и присела рядом со мной на лавку.
— Ага, если она его вперед не убьет, — ответил Илья и подошел к нам ближе. Взгляд на меня, и что-то сообразив, продолжил. — Не обращай внимания, эти чудики постоянно друг друга изводят.
— Это у них такая сексуальная прелюдия, — рассмеялся Миша. Снял с себя футболку, обувь — и пошагал за ними в воду.
— А ты, купаться будешь? — обратился ко мне Илья.
Смущенно опускаю на мгновение взгляд.
— Да нет, спасибо. Как-то перехотелось.
Рассмеялись ребята.
— И правильно, нефиг в такую холодину лезть. Да и с такими придурками.
— Вот ты дообзываешься, — отозвался какой-то парень в сторону Алены. — И тебя затащим.
— Нет, ну, если придурки, то, что тут смущаться, я не пойму? Или обижаться, — вполне серьезно произнесла та — и перевернулась на спину.
— А вот… и моя жертва, — проконстатировал (вроде) Саша и живо кинулся к нахалке.
И ни визг, ни мольба не помогли. Не спасли… отчаянную.
Уже через секунды к целующимся в воде Ирке и Женьке, ржущему Мише прибавилась и новая парочка забияк…
— Ну что, какие планы на день? Или пойдем погуляем?
Мило улыбнулась я Илье.
Вскинуть за и против…
— Мне сегодня в универ нужно заехать, кое-что порешать. Да и готовиться надо. Послезавтра опять экзамен.
— Оу…
— А так, я бы с радостью.
— Ну, буду ждать утром, придешь же?
— Конечно…
Но, недолго счастье было. Буквально к концу недели к нам присоединилась еще одна девушка — Лиза, их старая знакомая, которая вернулась откуда-то там, то ли из поездки по делам, то ли, вообще, от бабушки — за ее пустозвонным галдежом едва ли можно было что-то толковое понять. Странно было видеть реакцию других девчонок — ладно, мое недоверие и ревность, когда та нет-нет, да бросала многозначительные взгляды Илье, или пыталась его коснуться: и вроде дружески, и вроде — нет…
Но…
Позже Марина раскрыла все карты.
— Ты это… особо не нервничай по поводу Лизон. Она — хоть и ветреная и… навязчивая, грубо говоря, Илье давно уже на нее — пофиг.
— Илье?
Нервно сглотнула я слюну. Тяжелый вздох.
— Девочки, чего тут уединились? — пристал к нам Женя.
— Иди, иди к своей Ире, а то сейчас она сбежит.
— Куда? — удивился молодой человек.
— Не знаю, вот иди — и выясни куда.
— Чет ты… сочиняешь, — ухмыльнулся и вдруг нагло присел на лавочку рядом.
— Слушай, — скривилась Марина. — Будь другом, иди погуляй.
— Секретничаете? — ехидно заулыбался, тихо шепча, словно великую тайну.
— Да, а ты — мешаешь.
— Небось, про Лизу.
— А тебе что? — гаркнула девушка.
— Да ничего, только зря вы это. Давно бы ее за волосы — и вышвырнули отсюда. Чего нервничать? — рассмеялся.
— Дак она Вадику нравится.
— Да ладно! — взревел вдруг, но тут же осекся. — Нашему… ВАДИКУ?
— Ага.
Хмынкул.
— А она — лезет и дальше на своего Илью.
— Вообще-то, Илья теперь — Ульяны, — живо поправила его Марина.
— А ну, да, пардон. Без обид — дурак, оговорился.
Тяжело вздыхает девушка, явно, смиряясь, что надоедливого Женю уже не прогонишь.
— Встречались они немного, может, пару месяцев от силы, да и было это где-то полгода назад, — задумалась над последними словами.
— Да если не больше, — спешно уточнил Евгений. — Но потом эта швабра пошла взагул: и пока наш Илья — на тренировках и соревнованиях, та спешно в другом… упражнялась. Ну, ты… поняла. И, тем не менее…
Скривилась Марина от негодования, что тот суется не в свое дело и вместо нее рассказывает. Перебивает:
— Да, и тем не менее, он терпел. Долго терпел…
— А потом нах*й послал, — и вновь вставляет слово Женя.
— Да не матерись ты, — гаркнула девушка. — И, вообще, хватит лезть в бабьи разговоры — иди к своим.
— А вы — не мои? — заржал.
— Жень, ну, правда… А?
— Ой, я знаю, сейчас ей тут нагородишь соплей целую кучу. Забей, Уля, — вдруг обнял меня за плечи и прижал к себе. — Илья — твой и только твой, а поведение этой дуры — воспринимай как выступление обезьянки. Безобидной, безалаберной такой… обезьянки.
— Ага, давай еще обидим и обезьянку, назвав ею эту дуру, — отозвалась Марина.
Заулыбалась я невольно.
— Я не понял, что здесь творится? Жека? — ошарашенный, застыл рядом с нами Захарченко.
Живо выпускает меня из своих объятий Евгений и показательно отодвигается в сторону.
— Пардон. Ничего личного. Только бизнес, — кривляется…
— Какой еще нахр*н бизнес? — рассмеялся мой Илья.
— Да дурак он, что, не видно? — поспешила вмешаться Марина. — Все нормально, не обращай внимание.
— А что здесь? — а вот и сама «Лизон» подкатила к нам.
— Да ничего, так… обезьянок обсуждаем, — тотчас выдал Женя, отчего мы втроем в момент заржали (не сдержались: ни я, ни Марина, ни сам Жека).
— А… — опешила та, — что, к нам цирк приехал?
— О, да! — взвыл Евгений, а мы уж совсем чуть не лопаемся от смеха. Слезы проступили на глаза. А тот — серьезный такой, с видом знатока продолжает. — О, как они там выступают! И так, и сяк! И прыг, и скок!
— И с пятки на носок, — быстро добавляет Марина сквозь визг смеха.
Согнулись мы все трое напополам, хватаясь за животы, не имея сил противостоять наваждению.
Только остальные на нас смотрели… как на дураков.
— Да они, по ходу, курнули, — в непонимании произнес Илья, но все еще улыбается.
Глаза наши встретились.
Вдруг протянул ко мне свою руку — мгновения сомнений и взялась за нее. Ладонь в ладонь — сцепились пальцы. Потянул на себя — поддалась, вставая. Живо провернул, оборачивая ко всем лицом, а к себе спиной и, прижав к груди, крепко сжал в объятиях…
Зашевелилась толпа — кто-то плюхнулся бегом на освободившееся место. А кто-то подошел ближе и стал рядом, образовывая широкий круг.
— Че ржем? — послышалось за нашими спинами.
Косой, беглый взгляд мой в сторону. Невольно уловила Лизу: замерла та, оторопевшая, с потупленным взглядом в землю, гоняя в голове тугие мысли.
Но едва она попыталась выстрелить мне в ответ в глаза взором — как тут же я осеклась, отвернулась. Крепче сжала руки Ильи у себя на груди — поддался, ответил тем же движением, а затем и вовсе — поцеловал в макушку, и замер, вдыхая запах моих волос…
— Уля, — позвала меня мама с кухни. — Это ты?
— Угу, — промычала я, закрывая дверь на замок.
— Стой, не разувайся, — спешно крикнула мне. Вышла в коридор, вытирая полотенцем руки. — Возьми он деньги на тумбочке, сходи на рынок, купи молока и муки килограмм.
— Блины надумала спечь? — улыбаюсь.
— Да надо бы, сегодня годовщина у бабушки. И папа раньше с работы придет — съездим на кладбище.
— А, ну ладно.
— И варенья какого-нибудь купи, а то осталось только черничное, а отец его не любит.
— Любит — не любит. Обойдется.
— Уля.
— Да иду уже, иду. Только в туалет схожу — и пойду.
…
И какую муку купить? Все — высший сорт, и упаковка красивая. А цена то непомерно велика, то, как бы, и маловата. Странно. И что выбрать?
А, черт с ним.
— Дайте эту… в желтой упаковке.
— 1 кг?
— Да…
…
Неспешный разворот, засовывая на ходу в карман сдачу, еще шаг — и едва ли не налетела на него сверху.
Глаза в глаза.
— Илья? — не могла поверить своей удачи.
— О, и ты здесь?
— Ага.
— Мука? — уставился мне на руки, что неловко удерживали упаковку той.
Улыбаюсь.
— Мама блины решила испечь. А ты?
— Да вот крупы купить хочу и майонез.
— А, ну давай, я подожду, — тараторю, пропуская его к прилавку.
— Только не убегай, — спешно добавил, заметав взгляды то на меня, то на продавщицу.
Смеюсь.
— Покупай, — киваю в сторону прилавка головой, подначивая.
Минуты ожидания — и замер рядом со мной, складывая покупки в свою черную сумку (что весела у него через плечо).
— Ну что, куда? Кстати, хочешь, и твои продукты положу к себе? Потом отдам.
Рассмеялась.
— Нет, спасибо. И так удобно. Блин, мне еще варенье надо. А тебе?
— Да, — скривился, — рыбу, селедку, да только она какая-то стремная осталась. Вся померла.
Ржу.
— А тебе живая надо?
— Да нет, просто, по-моему, она уже там десятое поколение лежит.
И снова смеюсь.
Вдруг отозвался:
— Слушай, давай отнесем продукты и немного прогуляемся? Ну?
За и против. Решаюсь:
— Подождешь в сквере? Около остановки.
Тяжело вздыхает.
— Неужто даже днем нельзя тебя провести до дома?
Насупилась, дую губы.
— Ну, я же… уже объясняла.
— Хочешь, сделаем вид, что не знакомы? — улыбается, нежно так, делая щенячьими глазки, невыносимо, безжалостно обезоруживая, что нет сил ни сопротивляться, ни хмуриться — рассмеялась в ответ.
Закачала головой в негодовании.
Тяжело вздыхаю.
— Ой. Ладно, но сначала, пошли купим варенье.
…
И как мы бы не старались изображать серьезный вид с равнодушием на лицах, когда замок запищал и я открыла дверь подъезда — на мгновение наши взгляды встретились и от смущения оба рассмеялись.
Живо нырнуть в полумрак — да пройтись к лифту.
— Высоко живешь?
Ухмыляюсь. Молчу, загадочно сверля его взглядом.
Еще миг — и забрались внутрь кабины шумного прямоугольного зверя. Нажать на кнопку.
Едва створки дверей схлопнулись — как вдруг резвый, смелый его шаг ко мне ближе — обомлела от испуга.
Точным, повелительным движением ухватил мою голову в свои ладони — и впился страстным, голодным поцелуем. Защемило, затрепетало все внутри меня. Пытаюсь ответить…
Внезапно дрогнул (от меня все еще не отрываясь) — рукой куда-то подался вбок. Нащупал, видимо, кнопку, — и тотчас лифт остановился.
Еще сильнее прибил меня к стене, скользнув свободной рукой по спине, опустился к талии и прижал к себе.
Поддаюсь — руки мои сами невольно разжались, выпуская продукты на пол.
Обняла, прижала его в ответ… Сгорая от чувств счастья, нежности и неловкости…. я старалась изо всех сил ему подражать, не отставать, отчаянно скрывать свою неумелость и нелепость. Сгорая от смущения, я тонула в своем первом… и таком сладком поцелуе.
Не знаю, сколько прошло времени, но… вдруг лифт снова дрогнул — куда-то поехали. В момент пристыжено мы оторвались друг от друга.
Разошлись в стороны.
Не сразу увиденное дошло, но как только — так словно молнией в макушку.
Живо приседаю, собирая свои пожитки с пола.
Выровнялись.
Дверь открылась — и к нам зашла молоденькая, незнакомая мне девушка.
А мы стоим — каждый в своем углу, взволновано, сквозь странную улыбку и пелену метая друг на друга взгляды.
И только теперь заметила — вся одежда Ильи почему-то была в белом налете, порошке. Чертова мука. Осмотрела и себя я — аналогично. Идиотка.
Прокатиться до первого этажа — и снова не выйти, лишь выпустив незваную гостью.
И снова створки сомкнулись.
Резвый шаг его ко мне ближе — но тут же рукой пресекаю вольность.
— Стой, хватит, — улыбаюсь. — Не здесь. Меня убьют дома. И так уже…
— Ладно, — рассмеялся, понимающе. — Буду в сквере ждать. Придешь?
— Давай, лучше уже до завтра, а то скоро батя с работы вернется, — нехотя, сквозь боль в сердце, шепчу.
— Хорошо, тогда до завтра, — ласково улыбнулся.
Миг — и наконец-то открылись на моем этаже двери.
Милая, нежная улыбка в его сторону, прощальный, короткий, украдкой, взгляд в глаза — и силой вытолкала себя наружу.
— Я буду ждать! — крикнул, паразит, в спину.
Рассмеялась я, заливаясь краской смущения. А в голове еще колокол отбивал волнительные переживания от того, что мне пришлось пережить несколькими минутами… ранее.
Мой Илья… как же ты сводишь меня с ума.
Господи… и совсем нет ни сил, ни желания… сопротивляться.
С тех пор я мчала на эту прогулку, на озеро — как в рай.
И сон забыла, и еду — мысли мои только об одном: о нём, о моем Илье.
Временами днем гуляли после пробежки на озере, в парке, а иногда — просто, в городе, где придется, лишь бы вместе…
По вечерам же — исправно возвращалась домой, при этом… запрещая себя даже до двора проводить, а не, говоря уже что, до квартиры (хватит с меня прошлых приключений и экстрима).
Я дико боялась отца, и его знакомых, что могли меня сдать. Уж точно там напридумывают всякого дерьма: а ведь всё между нами было чистым и приличным, что даже самой было, порой, стыдно. Я понимала, что ему уже почти девятнадцать, да и я — немаленькая, но на взрослые отношения не решалась. По крайней мере — пока.
И дело даже не в страхе за себя, я переживала исключительно за Илью. Батя с рук ему это точно не спустит, по крайней мере, пока закон на его стороне. И это — факт, а не просто… боязни…
— Малая, а ты знаешь, что у твоего Илюхи послезавтра соревнования за Кубок страны? А дальше — сто пудово, опять на Европу поедет, — вдруг отозвался Вадик и подошел ближе.
— Дурак, не загадывай, — гаркнула Ирка.
— Знаю, он у меня сильный и ловкий, — широко заулыбалась я и погладила по голове своего мальчика. Живо Захарченко отреагировал — схватил, притянул меня к себе и усадил на колени.
— Так к чему это я, поедешь с нами? — не унимался Вадим.
— А ты тоже… выступать будешь? — подколола я.
— Ну, да.
— Да, да, пятое место — не последнее, — подстебнула Алена.
— Оу, а ты и того не достигла, — озлобленно скривился молодой человек.
— Да не, Вадик у нас тоже молодец, — спешно вставила свое слово Марина. — Если бы не тот упырь, там и третье было бы сто пудово!
Ухмыльнулся довольно, но смолчал.
— Так поедешь?
Тяжело вздохнула я. И Илья все понял. Как бы мне, нам не хотелось и не мечталось — один ответ: «Батя».
— Отстань от нее, — гаркнул Захарченко.
— Нет, ну…
— Время покажет, — мило (печально) улыбнулась я — и отвела взгляд в сторону.
— Эх, опять не пред кем будет покрасоваться, — шутливо скривился Вадим.
— Он перед своей Лизон красуйся, а не перед моей Улей.
— Та…
— Что та?
— Да ничё, — махнул рукой, разворот — и пошагал куда-то.
— Что, опять не клеится? — переспросил Илья у Марины.
— Да ну ее, — гаркнула та и тоже махнула рукой.
Прожевала эмоции…
Нет, не получилось у меня поехать даже на турнир страны, хотя, тем не менее, успешно выступить это не помешало моему Илье. У него — первое место, у Вадика — третье.
Впереди Европа. Усердные тренировки целыми днями — и все меньше сил и времени на наши встречи. Но мы не отчаивались — телефонные звонки, встречи украдкой хотя бы на полчаса-час, томные поцелуи в чужих подъездах, страстные объятия… нежные признания.
Любовь разгоралась, как громадное пламя — и ни сил, ни воздуха уже не хватало, чтобы дышать порознь. Я ждала свои восемнадцать, как нечто заветное — чтобы наконец-то хлопнуть дверью и попрощаться с тоталитаризмом. Я жаждала свободы… и полного единения с Ильей. Как душой, так и телом.
Уже не раз мечтали, как поженимся, и… какие у нас будут дети.
Еще было около пяти вечера, как Илья отзвонился — и предложил встретиться.
Быстро нацепить первое попавшееся на себя — и прожогом выскочить на улицу.
И надо было бы нарядиться, накраситься, но каждая минута дорога — и эти глупости уже давно не ставали между нами.
Нырнуть в подъезд чужой (но такой родной сердцу) четырнадцатиэтажки — и забраться, заехать на лифте на тринадцатый этаж.
Хлопнули створки — пулей промчать по коридору на общий балкон.
Взгляды встретились.
Стоит. Ждет. Улыбается.
Мигом кидаюсь на шею — хватает в свои объятия и впивается жадным, голодным поцелуем.
Ответила, как безумная, как больная, боясь хоть на мгновение оторваться от него.
Уперлись в стену — трепетно прижимает к груди, взгляды куда-то вдаль. Слушаю биение родного сердца.
— Завтра ехать уже. Дождись только…
Невольно рассмеялась.
— Куда я от тебя денусь? — едва слышно шепчу, забурилась, уткнулась носом ему в грудь. Вдыхать божественный, подобно наркотику, любимый аромат — его запах. — Я так скучаю по тебе…
— Малыш, сама понимаешь, как это все важно… У меня уже самого ни сил, ни желания на эти соревнования не остались — но я не могу подвести тех, кто столько сил и веры в меня вложил. Хотя бы этот, а дальше — видно будет.
— Я тебе дам, видно будет! — рассмеялась и в сердцах наигранно стукнула в грудь. Глаза в глаза. — Ты — у меня самый лучший. Самый сильный. И обязан выиграть! И не раз!
— Ну, разве что только ради тебя!
Кривляюсь, улыбаюсь.
— Да, ради меня! РАДИ МЕНЯ!
— Да, рожу тебя, рожу, — паясничает, смеется и тычется своим носом в мой.
— Вот, дурень! — гаркнула. Отвернулась, прижалась щекой к груди — и снова слушать такой приятный звук.
— Ох, уж эта Улька-пулька, стреляющая и попадающая точно в сердце.
Невольно рассмеялась от услышанного.
Вдруг хватает за руку — и силой тащит куда-то за собой. Поддаюсь.
Выйти на лестницу, уединится.
(Совсем с другой стороны от балкона-перехода и коридора с лифтом; и учитывая высоту и желание людей исключительно поддаваться лени и комфорту — сюда явно ни одна живая душа не заглянет).
Сел на ступеньку — а я забралась сверху ему на руки…
И снова жаркие объятия, поцелуи в шею, блуждание рук по телу…
Довести друг друга до полного накаливания, до дрожи, до трепета, томных, урывчатых вдохов, тихих блаженства стонов — … и вновь отступить.
…
Звук будильника вырвал из плена страсти и грез. Еще миг — и силой отрываюсь от его губ. Выдох.
— Пора, — едва слышно шепчу. — Мне пора…
Понимающе кивает.
Еще один… затяжной поцелуй — и поддается моральным устоям. Правилам… игры.
Он — в свою сторону. Я — в свою.
И снова делать вид, что незнакомы. Что чужие…. что одиноки.
Что жизнь — отлична. И что… порознь — выть не хочется от боли, от горечи разлуки и глупого ожидания.
Бесконечное время, долгие ночи без сна. Тяжелый ход стрелок, от тика которых уже хочется рвать и метать.
Ноет, ноет рана в душе… без него.
Но я его увижу. Скоро увижу. И жизнь вновь забьет ключом. И снова начну делать… вдохи.
Это была Любовь — словно из сказки. Словно из былин… словно — из мифа.
Она казалась нереальной. Трепетной, нежной, безумной, но… и нереальной.
Была… такой и осталась.
Осталась.
Ведь наступил тот день — когда наши крылья обрезали… и как в самых ужасных рассказах, мы упали свысока прямо на дно. Но дно — где, лучше бы умереть, чем… так остаться жить.
Как раз Илья уехал на соревнования. Другой город. Другая страна.
И я одна… и на душе так гадко. Тоскливо и гнусно.
Без него не было сил ни засыпать, ни (если все же от бессилья сдавалась) просыпаться.
И вдруг очередной такой день. За дверью моей комнаты неожиданно для этого времени суток оживление.
Лениво протираю глаза — выползаю наружу.
— Что за кипишь?
— Папе одобрили переезд, — радостно улыбается мама. Смотрит мне в глаза, такая искренняя и счастливая, и не понимает, что только что пулю выпустила в меня.
И я не понимаю. Вернее, отказываюсь верить своему рассудку, который попытался объяснить сказанное.
— В смысле, переезд?
— Ну, что ты? — без притворства удивляется она. — Как первый раз слышишь! Уже недели две, как наш папа бегает по всем кабинетам: дядя Жора предложил отличное место в своей кампании. И вот, сегодня всё одобрили — нам даже помощь окажут в переезде. Квартиру там снимать будут за свой счет. Двухкомнатную…
— Там… это где? — едва слышно, сухим голосом шепчу, а внутри уже все немеет, леденеет — мертвеет.
— Ну, как где? Ну, уже тысячу раз сказано — ЯКУТСК! — неожиданно вмешивается в разговор отец и рявкнул на меня (мимо проходя: из ванной комнаты в зал). — Ты, вообще, последнее время, какая-то сонная. Заторможенная вся. Может, тебя к наркологу сводить?
Косой, беглый, машинальный взгляд на меня. И сам же проигнорировал.
Мама застыла, чувствуя неладное…
А я? Я? Глаза мои выпучились, слезы застыли на ресницах. Не дышу — не могу понять, что происходит. В голове дурно становится, холодно как-то, тошнота вмиг сдавила горло.
Странно как-то всё… жутко.
Это какой-то бред.
Нет, не может такого быть.
Бред, истинный бред, который только можно придумать в этой чертовой жизни.
— Так что, дорогая, собирай манатки — вечером приедет машина, — вдруг продолжил мой кат.
— Что?
— Что? — уставился на меня. — Опять глухая?
— Какая машина?
— Часть вещей сможем туда отправить. Но только — самое нужное. Остальное в кладовку. Жильцов предупредим.
— Каких жильцов?
— Уля. Ты как будто только что родилась на свет. Или мать не говорила? Эту квартиру сдавать в аренду будем. Как-никак, дополнительный доход. И ребята уже нашлись. Студента два, дяди Феди сын и его сокурсник.
И хоть я еще была в каком-то ступоре, слова сами выбрались, вырвались наружу:
— Я никуда не поеду, — закачала головой, шаг назад.
Даже не отреагировал. Разве что рассмеялся.
Еще миг — обулся и вышел из квартиры.
— Мама, мама! Мамочка!
… и как бы я не ревела, как бы я не валялась у них в ногах, как бы я не истрила и не кричала — итог был один.
Отец игнорировал, разве что — психанул в какой-то момент и просто ушел из дому.
Мама молча плакала, а я визжала, выла на всю глотку.
А позже — и вовсе закрылась у себя в комнате.
…
— Если ты сейчас не выйдешь — я выломаю дверь и за волосы тебя потащу. Будет восемнадцать — там сама решай, а пока я несу за тебя ответственность. Будешь ерепениться — быстро отыщут твоего козла. Думаешь, я не знаю? Думаешь, не видели? Но молчал. Давал вам вдоволь набаловаться. И то — если узнаю, что…. Что если он с тобой что-то сделал, посажу! Я тебе клянусь, посажу! Надолго!
— Не было ничего! Отвали от него! И от меня отвали! Я к нему перееду! А вы езжайте, куда хотите!
— На кладбище ты у меня переедешь! Если не заткнешься и не начнешь вести себя нормально! И он — за тобой. Проститутка малолетняя. Знал бы — давно разогнал. А то, ишь, ты — пожалел. Мр**ь поганая…
Быстро вещи в зубы — и в машину.
А то так и опоздаем на самолет. И не вздумай сбежать — везде найду… и урою! Я не шучу!
Илья…
Я не смогла ему все это сказать в лицо. Да и не как — он все еще на соревнованиях, хотя… и должен уже сегодня приехать.
Не смогла и по телефону…
Написать письмо — наверно, единственный, и под силу мне… способ. Слезное, отчаянное… горькое.
Написать — и отдать, передать через Марину.
Я понимала, что эти тысячи километров — это приговор.
Приговор…нам обоим.
А сбежать и пойти наперекор… не решаюсь.
Может, я — жалкий трус, или… просто, сильно люблю его, чтобы рискнуть ради собственного эгоизма. Не знаю…
А потому — еще один вдох… — и сесть в такси.
Прощальный взгляд на родной двор… — и проститься с настоящим, оставив свое разбитое сердце рассыпанными осколками по асфальту…