Потерянная Библия

Глава 1

Полиция прервала лекцию Чарльза Бейкера в отеле «Централ Парк» как раз в тот самый миг, когда церковный колокол пробил полдень. Мероприятие проходило в небольшом, стильно оформленном конференц-зале, где обычно не требовался микрофон. Все были знакомы друг с другом, взаимный интерес возрастал, и увлеченность достигла апогея, как вдруг зазвонил колокол, а дверь с грохотом ударилась о стену. Шестьдесят восемь участников конференции вздрогнули и все как один повернули головы, когда в твердыню науки ворвалась группа полицейских в форме и офицеров в кожаных пиджаках. Как правило, профессорам не приходится сталкиваться с грубым обращением со стороны правоохранительных органов, поэтому неудивительно, что присутствующие пришли в ужас при виде толпы полицейских, которые вряд ли придерживались правил этикета, служа своему обанкротившемуся государству. Стоявший на подиуме профессор Бейкер отпустил шутку по поводу вторжения остготов. Непрошеные гости упорно держались в дверном проеме, а один из них подошел к кафедре и прошептал что-то на ухо Чарльзу, который машинально прикрыл рукой микрофон.

Выслушав рассказ полицейского, Чарльз поинтересовался, сколько времени это займет.

Полицейский пожал плечами:

– Надеюсь, немного. Начальство вам все расскажет.

Вдруг осознав, что неудачно выбрал слова, полицейский состроил мину человека, надеющегося на то, что его не поймут превратно.

Утопая каблуками в поразительно мягком ковре, представитель полиции Сигишоары все стоял возле Чарльза и явно не собирался уходить отсюда без него. Естественно, Чарльз задавался вопросом, какое ему дело до того, что происходит в этом маленьком трансильванском городке. Он написал несколько книг, имевших весьма отдаленное отношение к этому месту, и сейчас присутствовал на симпозиуме по истории Средних веков, но не было никаких причин подозревать, что написанное им могло каким-то образом нарушить закон.

Он бросил взгляд на дверь, где в окружении людей в форме помещение изучала женщина с мальчишеской стрижкой. Взгляд ее остановился на плакате, возвещавшем о начале СПЕЦИАЛЬНОЙ КОНФЕРЕЦИИ: ОСНОВНОЙ ДОКЛАДЧИК ЧАРЛЬЗ БЕЙКЕР, ПРИНСТОН. Он предположил, что слава бежит впереди него и что именно поэтому полицейские пришли просить помощи в связи с неким инцидентом. Тем не менее подобная демонстрация силы была явно неуместна.

– Местные власти попросили меня поиграть в детектива. Предлагаю сделать перерыв и продолжить в четыре часа, как и предполагалось по расписанию. Мне очень хочется послушать коллег Йоханссона и Брайота из университетов Уппсалы и Сорбонны. Простите меня. Долг перед второй профессией зовет.

Последние слова Чарльз произнес с некоторой долей иронии. Профессора не покидало ощущение, что сейчас он расплачивается за множество своих публикаций. Какой-то дьявол подбил его обнародовать записи о, пожалуй, самой тщательно охраняемой тайне Авраама Линкольна, а также расследовать внезапное исчезновение горба Ричарда Третьего. Он прекрасно сознавал, что именно из-за этих так называемых достижений самые разные люди стали считать его кем-то вроде Шерлока Холмса от истории культуры. Дошло до того, что он начал получать письма с предложениями раскрыть всяческие тайны за вознаграждение. Например, ему предлагали отыскать зарытые где-то сокровища ацтеков или опознать неких призраков, населявших замок в графстве Корнуолл, к явному неудовольствию русского миллионера, которому он принадлежал с недавних пор.

Но здесь, в этом городе, Чарльз собирался лишь поговорить с неким чудаком-затворником. Тем не менее местные власти настояли на том, чтобы приставить к нему полицейскую охрану. От подобного он обычно отказывался, не будучи официальным лицом или восточноевропейским мафиози. Однако местный мэр настаивал столь категорично, что Чарльз в конце концов решил, что два дня под надзором – это еще не конец света, к тому же присматривать за ним приставили какого-то болвана. В итоге Чарльз попросил лишь об одном: если ему захочется побыть в одиночестве по личным причинам, то охранник отправится погулять и не станет устраивать ему выволочку.

Вчера вечером во время приветственного ужина некий тип, явившийся, по всей видимости, из бара отеля, всячески пытался приблизиться к нему. Этот человек очень хотел вручить Чарльзу коричневую папку, судя по всему, с документами. Через некоторое время вмешался охранник и спровадил нарушителя прочь, хотя тот человек заметно сопротивлялся, упираясь каблуками в пол. А потом (это было уже сегодня утром) женщина средних лет каким-то образом сумела пробраться к роскошному шведскому столу, где завтракал Чарльз, и ухитрилась вручить ему записку, а затем очень быстро сбежала, не дав ему возможности ответить. Чарльз не счел необходимым звать на помощь тучного копа, – который вроде как должен был защищать его, но вместо этого предпочел совершить набег на шведский стол с явным намерением обожраться до потери сознания, – поэтому машинально положил записку в карман и тут же забыл о ней.

Чарльз был убежден в том, что завтрак – это самый важный прием пищи. В детстве он часто пропускал его, а потом наверстывал упущенное по ночам. Он изменил свой подход к еде, когда начал полнеть. Профессор никогда не знал, куда его занесет днем и чем придется питаться, поэтому стал как следует загружаться по утрам и ложиться спать на голодный желудок. Так продолжалось некоторое время, и вот теперь он мог разгуляться вволю. Всякий раз, оказываясь там, где столы ломились от традиционных блюд, приготовленных якобы по рецептам средневековой кухни, он ни в чем себе не отказывал.

Чарльз не зазнавался и не считал себя важной шишкой. Просто с недавних пор люди вдруг начали воспринимать его как человека, который знает, что к чему, причем некоторые – по веским причинам, некоторые – ни с того ни с сего. Он говорил себе, что если бы хотел славы, то стал бы рок-звездой.

И вот теперь он спускался по ступеням отеля в окружении небольшой армии, ставшей его почетным эскортом на пути в полицейский участок. Туда он двигался в сопровождении двух машин, причем его самого везли на жемчужине местного флота, единственном «Фольксвагене», имевшемся в парке полиции Сигишоары. Женщина с короткой стрижкой села рядом. Протянув руку, она представилась:

– Криста Вольф.

– Чарльз Бейкер. Может быть, вы посвятите меня в подробности, прежде чем мы приедем в участок, просто чтобы сэкономить время? Кто знает, возможно, я разгадаю загадку до того, как мы туда доберемся.

К огромному удивлению Чарльза, женщина ответила ему на прекрасном английском языке с вкраплениями академической лексики и с британским акцентом:

– Мы едем не в участок, и мы пригласили вас не из-за ваших дедуктивных способностей.

Слова прозвучали грубо, однако без дерзости. Чарльз внимательнее посмотрел на женщину и решил, что она ему нравится. Так всегда и бывает с женщинами. Первое впечатление обычно оказывается решающим. Несмотря на то, что он считал себя человеком непредвзятым и чаще всего был готов к тому, чтобы столкнуться с хорошо аргументированной противоположной точкой зрения (вплоть до изменения своей собственной, если оппонент сумеет его убедить), когда дело доходило до женщин, первое впечатление решало все. Его заинтересовали большие глаза Кристы Вольф, оливковый цвет ее кожи, мальчишеская стрижка и небольшой шрам, тянувшийся из-за уха к вороту военного покроя рубашки, застегнутой до самой шеи.

– Если меня пригласили не из-за моих дедуктивных способностей, то зачем же я здесь? – спросил несколько обескураженный Чарльз.

– Пока что я не могу вам этого сказать, – строгим тоном ответила Криста Вольф, – но вы обязательно все узнаете через несколько минут.

Судя по всему, она сочла, что разговор окончен, и Чарльзу оставалось лишь наблюдать в окно машины за тем, как они въезжают в средневековый квартал Сигишоары. Он хорошо знал этот старый город. Здесь он был уже в четвертый раз, и покосившиеся домики, державшиеся друг за друга, словно бедные старики, которым не на кого рассчитывать, до сих пор приводили его в восторг. Впервые Чарльз приехал в Сигишоару из-за своего бестселлера. На тот момент он уже был звездой академического мира и успел побывать консультантом по вопросам коммуникаций у шести сенаторов и одного президента. Его тексты всегда оказывались решающими в предвыборной гонке. Чарльз написал книгу о пропаганде, манипуляции, уходившей корнями в древность, и она стала вторым по цитируемости источником в различных статьях и докторских диссертациях за последние десять лет.

Машина проехала через узкие ворота главной площади старого города, повернула вправо и, тревожно лязгнув, стала взбираться вверх по холму, грохоча на неровных камнях мостовой. Затем остановилась перед крутым пролетом лестницы. Впереди стояло несколько полицейских машин. Включив мигалки, они образовали кордон, полицейские пытались сдержать толпу зевак. Лето только начиналось. В Сигишоаре было полно туристов, по большей части иностранцев, приехавших в этот идеально сохранившийся средневековый город на краю света, считавшийся местом рождения князя тьмы Влада Цепеша, он же Колосажатель, он же Дракула.

Глава 2

Чарльз выбрался из машины, и комиссар полиции Гюнтер Краутер приветствовал его рукопожатием и какими-то официальными словами. У Чарльза были свои счеты с комиссаром, например, из-за того, что его столь странным образом прервали на симпозиуме. Все это было ужасно бестактно и совсем ему не нравилось. Демонстрация силы претила ему, даже не столь явно выраженная, и отчасти поэтому он отказался от карьеры политического консультанта. Весь этот официоз сидел у него в печенках, что совершенно естественно для человека, который терпеть не может носить костюм и галстук.

Он давным-давно признался себе, что в деловом костюме похож на пингвина. Зеркало в раздевалке отказывалось скрывать его короткую толстую шею, хоть и показывало обычное, вполне тренированное тело среднего роста и веса. Тем не менее настоящим кошмаром для него всегда становились готовые рубашки. Те, которые подходили ему в груди, не застегивались на горле, а те, что застегивались, ниже обычно болтались, как на вешалке, из-за чего приходилось заказывать рубашки портному.

По стандартам Принстона он считался щеголем и одевался в стиле кэжуал. Поскольку недостатка в деньгах он никогда не испытывал, а в последние пятнадцать лет так и вовсе греб их лопатой (все благодаря политическому маркетингу и успешным книгам), платить портным было нетрудно. Поэтому всякий раз, попадая в Париж, он оставлял заказ в «Шарве» на Вандомской площади.

– Где вы покупаете рубашки? – поинтересовался комиссар.

Вопрос заставил Чарльза вздрогнуть. Не всякий способен заметить бледно-розовую рубашку от «Бриони». У этого легавого есть вкус. Где же он его набрался? Ясно как день, что ничего подобного здесь не найти в радиусе двух сотен миль. Однако Чарльз терпеть не мог заставлять кого бы то ни было чувствовать себя по-дурацки. И, чтобы не начинать долгий разговор, сказал:

– Мне жена покупает. Честно говоря, понятия не имею где.

Не умея лгать и не будучи женатым, он выпалил первое, что пришло в голову, отчего ему пришлось бороться с волной стыдливого румянца, залившего лицо, но, конечно же, полицейскому неоткуда было взять информацию о его семейном положении, да и разговор шел не о том.

– Зачем я здесь? – повторил вопрос Чарльз.

По лицу полицейского было неясно, собирался ли он рассказать профессору обо всем прямо здесь, или отвести на место и показать, что произошло, или просто доставить его в штаб-квартиру на допрос. Поэтому Криста решила вмешаться и настоять на том, чтобы Чарльза отвели на место преступления. Полицейский согласился с ней.

– Идемте со мной, – сказала Криста, и они вдвоем направились к ступеням.

Глава 3

Подернутая дымкой дорога неловко поднималась по холмам Сашиз. Нетерпеливо моргая фарами, словно подчеркивая нервозность сидевшей на заднем сиденье женщины, черный «Порш Панамера» сердито загудел. Водитель ехавшего впереди «Ситроена» пропустил автомобиль. Он что-то проворчал о «бездушии современных богачей», но к тому моменту, как он перестал ругаться, «порш» уже давным-давно уехал. И даже если бы мафиози в «порше» услышали его проклятия, они все равно пропустили бы их мимо ушей.

Оранжевый костюм женщины, сидевшей на заднем сиденье, с трудом скрывал выдающиеся мышцы ее ног, а элегантно облегавший шею шарф от «Гермес» предназначался для того, чтобы прятать морщины. Рядом с ней лежали два открытых ноутбука, и, поднося мобильный телефон к уху, она явно отрывалась от какого-то важного занятия. Голос, звучавший из телефона, был слышен и на переднем сиденье, где рядом с водителем устроился мужчина, похожий на быка. Женщина две минуты выслушивала приказы, отдаваемые отрывистым, лающим голосом, тщетно пытаясь сказать хоть слово, но затем вставила в образовавшуюся паузу:

– На этот раз он от нас не уйдет. Обещаю.

Голос в телефоне умолк, и женщина обратилась к сидевшим впереди:

– Вы уверены, что теперь-то сделали все так, как я просила?

Водитель пробормотал: мол, лично позаботился о том, чтобы все прошло, как было приказано. Ребята в поле держат его в курсе относительно каждого своего шага. И, в любом случае, все их сообщения крупными буквами высвечиваются на экране компьютера, поэтому леди может прочесть их сама.

– А вы уверены, что на этот раз у вас подходящие люди? Я не хочу, чтобы все закончилось, как в Марселе, или какой-то другой катастрофой, например, как в Кельне, где мы позволили им уйти, словно новички какие-то.

Водитель выразил уверенность, а «бык» кивнул, соглашаясь с ним.

Такой женщине, как Белла, совсем не нравилась слежка: скука смертная, не говоря уже о том, что это представлялось ей пустой тратой времени и ресурсов. Она предпочитала действовать. Порученная ей миссия выжимала из нее все соки, но приказ есть приказ, а она привыкла выполнять их без комментариев.

Глава 4

И вот теперь они вдвоем приближались к лестнице, представлявшей собой весьма причудливое сооружение. Построенная в 1642 году, она соединяла бывшую центральную площадь Сигишоары со школой на холме. По всей длине ее покрывал деревянный навес, поддерживаемый перекрытиями. Равные промежутки между внутренними опорами смутно напоминали стрельчатые своды готических соборов, а из-за того, что снаружи все было выкрашено в черный, конструкция выглядела довольно зловеще. Школу построили неподалеку от церкви, известной под названием Церковь на Холме. Датировалась постройка 1525 годом. За церковью возвышалась башня Канатчиков, одна из девяти башен, благодаря которым Сигишоару включили в список наследия ЮНЕСКО. Изначально лестница Школяров насчитывала триста ступеней. Чтобы попасть в школу или домой, ученикам приходилось взбираться или спускаться по этим ступеням каждый день, и деревянное покрытие построили для того, чтобы защитить их от превратностей погоды. Чувствуя усталость после утренней лекции, Чарльз искренне жалел, что никому не пришла в голову мысль соорудить здесь подъемник, не важно, современный металлический или всего лишь деревянную клетку, приводимую в движение самым обычным воротом, вроде тех, что установлены в скальных монастырях Греции. Поднимаясь по лестнице, он вспомнил кое-что из информации, которую ему сообщили во время предыдущего визита: в 1849 году число ступеней сократили до 175. Ура тому, кому пришла в голову эта прекрасная идея! «Сегодня я бы вручил ему медаль», – подумал он. В голове крутилось название кинофильма Альфреда Хичкока «Тридцать девять ступеней», и в конце концов он задумался над тем, что за сюрприз может ждать его наверху.

А у основания лестницы толпились люди в форме. Многим гражданским разрешили остаться внутри импровизированной баррикады. Их сдерживала живая стена полицейских, которые вели себя так, словно пришли на какую-то несанкционированную демонстрацию против саммита стран «большой восьмерки», что требовало необычайной бдительности. И действительно, казалось, что здесь собрался весь штат полиции города: охранники, водители, секретари и все остальные. Что бы ни произошло, Сигишоара давно не сталкивалась с чем-то настолько важным.

Вход на лестницу был закрыт большим пластиковым занавесом. Прежде чем отодвинуть его в сторону, комиссар остановился, чтобы предупредить Чарльза:

– Дальше будет неприятно, но, глядя на вас, я думаю, что вы сможете сохранить хладнокровие. – Нагнав страху, наверное, чтобы смутить Чарльза и застигнуть его врасплох, комиссар задал вопрос, который, по всей видимости, заготовил давно: – Почему на вашей визитке изображен дьявол?

Чарльз с удивлением уставился на собеседника. Не пытается ли полицейский играть словами?

По всей видимости, он принадлежал к немецкоговорящему меньшинству Трансильвании, и акцент у него был достаточно сильный, поэтому Чарльзу приходилось прикладывать немало усилий, чтобы понять его. И теперь, словно заразившись от женщины, которая сопровождала его до сих пор и которая теперь как сквозь землю провалилась, Чарльз выдал весьма характерную для недоумевающих британцев фразу:

– Прошу прощения?

– Я решил уточнить, поклоняетесь ли вы дьяволу, или же это какой-то знак, который простым смертным вроде меня не понять. Какая-то шуточка для своих. Вы. Почитаете. Дьявола? – произнес полицейский, на всякий случай делая паузы между словами.

Чарльз был прекрасно знаком с примитивным мышлением, характерным для обитателей маленьких городков юго-восточной Европы, особенно в местах вроде этого, где суеверия прочно входили в жизнь человека с самого рождения и где было очень трудно отделаться от них, невзирая на какое бы то ни было образование. В книгах Чарльза уделялось много внимания популярным верованиям, а его теории учитывали эти непоколебимые предрассудки, порожденные туманами времени, – их не способен развеять ни один рациональный аргумент.

Пока Чарльз пытался разобраться, что мог иметь в виду комиссар, офицер раздвинул импровизированные занавески и придержал их, позволяя ему пройти. Профессор начал подъем. Впереди, примерно на середине лестницы, обнаружилось очередное столпотворение. Люди фотографировали, делали какие-то замеры, Криста Вольф вела пылкую беседу с коллегой в гражданской одежде. Света было мало, поскольку доски пропускали лучи солнца так, что освещенные поверхности чередовались с темными, и это напоминало кадр черно-белого кино, скрывающий больше тайн, чем обнаруживалось в нем в конце концов. Он подошел ближе. Фотограф, закрывавший ему обзор, отодвинулся, продолжая совершать свои забавные движения. А потом Чарльз увидел это.

Глава 5

Гигантский экран в центральном зале на несколько секунд покрылся рябью. Курсор скользил, мерцал и носился по поверхности в безумной пляске, среди математических уравнений, текстов всех эпох, иероглифов и рун. Эта визуальная оргия, сопровождаемая бетховенской «Одой к радости» на звуковом оборудовании, слишком мощном даже для площади в 54000 кв. футов, продолжалась секунд тридцать, после чего курсор замер, а гигантский экран заполнило сообщение: «ПРОБЛЕМА РЕШЕНА» – сначала на английском, потом на немецком, французском, испанском и всех остальных языках мира, живых и мертвых, навеки похороненных, известных только колоссальному компьютеру из Института экспериментальных исследований человеческого поведения (ИЭИЧП). На экране заметался какой-то безумный призрак. По сигналу Вернера Фишера работники за центральным пультом управления остановились, открыв рты и с удивлением наблюдая за представлением. Они закричали, словно в экстазе, принялись обниматься и подбрасывать в воздух пластиковые стаканчики, листы бумаги и скрепки. Даже такой большой экран терялся в этом огромном помещении, но колонки подключили как раз для того, чтобы передавать сообщения одновременно всем сотрудникам. Всякий раз, когда в институте удавалось получить такие важные результаты, как сегодня, неуклюжий рыжеволосый начальник запускал программу, выводившую сообщение на экран, пока в зале звучала музыка.

Будучи виртуозом в математике и физике, Вернер Фишер овладел едва ли не бесконечным списком дисциплин. Его стали называть гением еще в колледже. Открыли его в Берлине, в университете имени Гумбольдта, и буквально силой притащили в Америку. Самые лучшие университеты мира боролись за него не на жизнь, а на смерть. Победил Массачусетский технологический. К двадцати шести годам он защитил четыре докторских диссертации под руководством такого же количества нобелевских лауреатов. Крупные корпорации, секретные службы и, что самое важное, начальство Института следили за ним, пока он учился. Директор Института разработал сложную кампанию по завоеванию Фишера, обхаживал его почти пять лет, в конце концов сломил сопротивление Вернера и привел его в свое учреждение.

Путем трудоемкого многолетнего исследования, иногда напоминавшего шпионаж и зачастую безрезультатного, Институту в итоге удалось обнаружить ахиллесову пяту Фишера. ИЭИЧП предложил ему то, чего он больше всего хотел, единственное, чего он не мог получить в другом месте, поскольку мало что соблазняло этого гения, руководившего теперь всеми важными проектами в ИЭИЧП. Он был неразборчив в еде, питался фастфудом и сладостями. Мог спать где угодно, даже стоя или положив голову на стол, если это было необходимо, и в любой момент мог заработать сколько угодно денег. Ему не хватало только одного.

Все еще испытывая радость после великого достижения, под ликование персонала он взял со стола папку и направился к двери. Забравшись в двухколесный мини-транспорт, он направился к той части здания, доступ в которую был открыт только избранным. Он миновал фильтры безопасности, детекторы металла и физиологических жидкостей, предъявил пропуск, набрал код, показал еще одну карточку, прошел через ворота, оставил цифровые отпечатки и отпечатки ладони, подставил сетчатку для сканирования. Наконец он очутился на месте.

Глава 6

Еще до того как Чарльз поднялся до верхней ступеньки, он увидел на лестнице гору трупов. К счастью для него, между ним и телами сновали полицейские, поэтому он разглядел их лишь мельком, чего, впрочем, оказалось достаточно, чтобы ощутить, как к горлу подступил ком. Профессор поднес руку ко лбу, сумев подавить рвотный позыв. Он не знал, чего ожидать, что еще больше усугубляло его неуверенность. Ему очень хотелось развернуться и уйти, и он уже нацелился на выход, когда по ступенькам сбежала Криста и положила руку ему на плечо.

– Если вам тяжело, это не страшно, – сказала она. – Можем поговорить об этом позже.

– Зачем вы меня сюда привели? – сдавленным голосом произнес он. – Мои игры в полицейских и воров всегда носили более теоретический характер. Я терпеть не могу морги и подобный мрачный джаз.

– Прошу прощения. Я просила офицера в отеле предупредить вас, что зрелище вас ждет неаппетитное, – солгала Криста, уверенная, что Чарльз мало общался с полицейским, говорящим на неудобоваримом английском. Она хотела привести сюда профессора, не предупредив о том, что ему предстоит, чтобы оценить его первую реакцию.

К сожалению, она не совсем добилась того, чего хотела, поскольку комиссар, задавший вопрос о поклонении дьяволу, не выполнил инструкций Кристы. Его угнетал тот факт, что им командует молоденькая женщина, великолепно владеющая немецким языком. Командует им! Дома его слово было законом, он держал в ежовых рукавицах свою жену, тещу и дочерей. Эта мысль заставила его разогнать фотографов и других полицейских, чтобы Чарльз внезапно оказался лицом к лицу с жутким зрелищем, пусть и увидел его на расстоянии.

– Если считаете, что справитесь… – Криста сделала паузу. – Хочу предупредить, что тела изувечены. Мы рассчитываем на вашу помощь.

Чарльз кивнул, глубоко вздохнул и обернулся. К тому моменту как он сдвинулся с места, Криста уже ушла вперед и теперь разговаривала с несколькими офицерами, укрывавшими тела простынями. Она жестом попросила Чарльза подойти ближе.

Профессору уже доводилось видеть трупы и прежде, но он предпочитал особенно их не разглядывать. В этом вопросе он был на стороне евреев, чей закон запрещал смотреть на не покрытое саваном тело. Когда покойника выставляли в открытом гробу, он отворачивался. В таких ситуациях его мысли путались, и порой он вдруг обнаруживал, что размышляет о тщетности бытия и тому подобных неприятных вещах, несовместимых с его жизнерадостным характером.

Очистив пространство, Криста велела остальным прогуляться, оставив только комиссара и полицейского в штатском, с которым вела горячую дискуссию, когда Чарльз начал подниматься по ступенькам. Как только он оказался на середине пролета, тот же самый офицер слегка приподнял простыню, открыв взорам ногу мертвеца. Она была не просто трупного цвета; нет, эта кожа вообще не походила на человеческую. Возможно, конечность обмакнули в гипс или тальк. Полицейский дождался, пока Чарльз кивнет, и продолжил открывать тело. Оказалось, что оно пронзено деревянным колом. Офицер медленно приподнимал простыню, и в конце концов перед Чарльзом предстал обнаженный труп. Глаза мертвецу кто-то выдавил.

Тошнота вернулась вместе с холодным потом. Отвернувшись, Чарльз согнулся пополам, стараясь удержать рвоту. Вытянув руку, он пытался показать, что с ним все в порядке и ему нужна лишь пара секунд. Чарльз терпеть не мог вести себя столь непрофессионально. Это выставляло его на посмешище, поэтому, сделав над собой усилие, он заставил себя выпрямиться. И тут полицейский раскрыл еще два трупа. Один из них был расположен выше, на одном уровне с первым, а второй лежал поперек него. Приблизившись, Чарльз увидел, что у тела, лежавшего перпендикулярно, нет ушей. Он сказал себе, что у верхнего, должно быть, вырезан язык. На шее у него виднелась связка чеснока.

Не выпуская Чарльза из поля зрения, полицейский в штатском ткнул пальцем в потолок. Там между досками свода висело зеркало, в котором вверх ногами отражалось все происходящее. Чарльз заметил, что остальные трое смотрят на него с любопытством, словно дожидаясь, чтобы он отреагировал каким-то особым образом. От его взгляда не укрылась определенная театральность происходящего – тела были выложены крестом, довершали картину кол, зеркало и чеснок. Однако мизансцена казалась какой-то небрежной, как если бы композицию составлял человек, который ужасно спешил. Вдруг возникло ощущение, что, если он скажет об этом, остальные сочтут его циником. Преступник явно пытался передать послание с помощью этих тел, выложенных на лестнице в форме перевернутого креста: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу». Вряд ли это послание предназначалось ему. Однако он уже начал догадываться, зачем оказался здесь, и попытался разобраться с этим, как вдруг полицейский в штатском прервал его размышления:

– У третьего нет языка.

Чарльз не отреагировал. Явно расстроившись из-за этого, мужчина вынул из кармана хирургические перчатки и подошел к первому телу. Присел, положил руку ему под голову. Слегка повернув тело, он убрал волосы с шеи убитого.

– У всех есть по два отверстия на шее, прямо на сонной артерии. Вскрытие проведем позже, а пока коронер считает, что причиной смерти стало обескровливание. Потеря крови.

– Какой ужас, – заставил себя произнести Чарльз. – Но я по-прежнему не понимаю, зачем я здесь. Я ученый-культуролог, и мне неприятно это говорить, но неужели вы действительно думаете, что это сделал вампир? Вы же серьезные люди. Что за чертовщина?

Кажется, никто не оценил по достоинству вспышку профессора, и он почувствовал, что на него смотрят с подозрением. Все были уверены, будто он что-то скрывает.

– Разве вы не специалист номер один по вампирам? – поинтересовался полицейский.

Не значит ли это, что остальные трое нуждаются в его экспертном мнении? Может, они хотят, чтобы он разъяснил, имеют ли они дело с каким-то известным ритуалом, встречался ли он с чем-то похожим прежде? Ничего подобного он не видел, хотя его не оставляла мысль о совпадении, в связи с которым он оказался именно здесь и сейчас.

– Послушайте, – сказал Чарльз, – моя заслуга лишь в том, что я написал книгу об интересовавшем меня объекте, но с научной точки зрения. Это правда, я изложил историю феномена, но при этом я строго различаю две вещи: то, как рождается легенда и как она потом используется в пропаганде.

– Однако же вы проводили конференции на эту тему по всему миру.

В чем смысл беседы между ним и этим человеком, имени которого он даже не знал? Чарльз вопросительно покосился на Кристу. По всей видимости, она поняла его, потому что тут же принялась представлять их друг другу:

– Простите. Этот джентльмен из РСИ, Румынской службы информации.

– Местное ФБР. Меня зовут Ион Поп. Джон, если будет угодно, – протянул руку Поп.

Чарльз ее едва коснулся.

– Основная мысль, которую я высказываю на упомянутых вами конференциях, – начал он, – равно как и главная идея моей книги, заключается в том, что вампиров не существовало и что так называемый вампиризм Влада Колосажателя суть выдумка, зародившаяся задолго до Брэма Стокера. Классический пример ведения войны посредством разрушения правдоподобности – трансформация опасного персонажа во что-то демоническое.

Агент бросил на Чарльза недоверчивый взгляд, склонился над трупом и жестом попросил профессора подойти поближе.

– В таком случае, как вы объясните это?

Сзади на шее у мертвеца была татуировка шириной в четыре пальца с изображением демона с двумя языками, по одному с каждой стороны рта. На голове у него была шляпка желудя. Из нее торчали два красных рога, и существо было одето в заляпанный красными пятнами подгузник. На каждой руке и ноге у него виднелось по четыре красных длинных загнутых когтя. С мелкими острыми зубами, круглыми злобными глазками и зеленой мордой, он напоминал бесенка, словно бы кружащегося в апокалиптическом танце. Если бы можно было не думать о том, где его обнаружили, движения бесенка заставили бы вспомнить о Шиве, обезумевшем от радости и танцующем на руинах разрушенного мира. Фигурка была изображена мастерски, с исключительным, даже маниакальным вниманием к деталям.

От остальных не укрылся блеск в глазах Чарльза. А тот, в свою очередь, заметил, что, когда парень из РСИ убрал руку от горла трупа, на перчатке остались красные следы. Это говорило о том, что кровь из тела выкачали не полностью. По всей видимости, кто-то воспользовался горячим клеймом.

– У других то же самое.

– И я должен знать, что это означает?

– Это вы нам скажите, – отозвался комиссар, словно нанося заготовленный удар.

– Я? – переспросил Чарльз, испытывая явное раздражение. – Думаете, я имею какое-то отношение к этим убийствам?

– Косвенно. Мы не считаем вас преступником, – сообщил офицер РСИ. – Этих людей убили задолго до того, как приземлился ваш самолет. Мы проверяли. Но здесь имеется и кое-что еще. У вас есть с собой визитка?

– Моя визитка – дело отчасти личное. Я не сообщаю адрес своей электронной почты всем подряд, поэтому нечасто ношу карточки с собой, только при необходимости. Сейчас они остались в отеле. Что же до остального, человек, который захочет найти меня, как-нибудь найдет.

– А не ваша ли это карточка? – По-прежнему стоя на коленях возле трупа, сотрудник РСИ разжал его кулак и извлек из него мятую визитку.

Ошеломленный Чарльз пробормотал:

– Что за черт? Как, черт побери?

Полицейский поднялся, ткнул карточку в лицо Чарльзу, перевернул ее.

– А это, это что?

Чарльз вгляделся, снова смутившись. Пляшущий чертенок был напечатан на обратной стороне его карточки.

– Вот что мы думаем. Вряд ли вы сделали это лично, но либо вы как-то связаны со случившимся…

Чарльз поспешно перебил собеседника:

– Думаете, я оставляю свои визитки на телах жертв, изувеченных мной? Или я поступил так, чтобы каким-то образом обеспечить себе алиби? И да, именно так выглядит моя визитка – за исключением демона. У меня обычные карточки, без кода, без импринта. Любой, кто когда-либо видел мои визитки, мог легко их воспроизвести.

Спокойно, не обращая внимания на протесты американца, Ион Поп продолжил развивать свою идею:

– Возможно, тот, кто знал, что вы будете в это время здесь, на симпозиуме, решил оставить послание, или же вы стали жертвой фальсификации. Я знаю, вы важная шишка и одним телефонным звонком можете заставить нас отпустить вас и даже отвезти в аэропорт, особенно с учетом того, что вас ни в чем не подозревают. Тем не менее, если эти убийства каким-то образом связаны с вами – либо потому, что это послание для вас, либо потому, что у кого-то такое нездоровое чувство юмора, – вы должны нам помочь. И мы были бы очень благодарны, если бы вы уделили нам несколько часов, отправившись с нами в участок. Потом мы доставим вас обратно в отель.

Чарльз бросил взгляд на часы и на секунду задумался.

– Конференция вот-вот возобновит работу. Я поеду с вами, если вы вежливо передадите моим коллегам мои извинения и попросите их продолжать без меня. Кроме того, мне необходимо вернуться не позднее чем за два часа до начала фуршета, который запланирован на девять. Вы хотя бы знаете имена жертв?

– Комиссар опознал одного из троих. Он владелец местного мясного магазина, точнее, был им.

– Самый лучший мясник из всех, которых я знаю, – с сожалением и каким-то недовольством в голосе произнес комиссар Гюнтер.

Глава 7

Причин задерживать его у полиции не нашлось. В одном комиссар и сотрудник РСИ были правы: он – один из тех влиятельных людей, которые очень ценят личную неприкосновенность, и, не имея желания рисковать, офицеры признали железное алиби профессора. Два часа истекли. Уже у самых дверей полицейского участка Криста предложила подвезти Чарльза до отеля.

– Я так много времени потратил зря, что небольшая прогулка пойдет мне на пользу, – отозвался Чарльз.

– Да, но по-моему, вы все же что-то заметили на месте преступления. – Криста загадочно улыбнулась ему.

Чарльз не колебался ни секунды:

– Я скажу вам, если вы пойдете со мной на коктейльную вечеринку сегодня в девять.

Однако, как признался себе Чарльз, направляясь в сторону парка, правда заключалась в том, что в этот вечер вопросов и ответов он сумел доказать свою невиновность. Просто благословение какое-то, что в тот момент, когда произошло убийство, он читал лекции в Оксфорде. Никто не сомневался, что толстый полицейский вцепился в него как пиявка и ходил за ним следом в то самое время, когда тела раскладывали на лестнице. Чарльз мог запросто поклясться хоть на стопке библий, что ни один из его соперников в академическом мире не способен совершить подобную жестокость, а тем более здесь, на краю света.

Однако политических врагов он не упомянул. Его недруги, если они и существовали, остались в прошлом, когда он в качестве консультанта безжалостно руководил предвыборными кампаниями. Да, он был беспощаден и видел все слабости своих оппонентов. Бейкер всегда бил в самое больное место: это навык он приобрел, занимаясь фехтованием. Дед научил его драться на кулаках, а также владеть шпагой и рапирой, обучил классическому фехтованию в целом: умению держать оборону и наносить внезапные удары именно тогда, когда никто их не ждет. «Прежде чем нанести удар, подумай»: он буквально слышал слова старика, не устававшего напоминать ему о семейных боевых традициях.

Чарльз прекрасно понимал, что вместе с воинской честью унаследовал привычку держать слово. Он любил говорить, что за сорок пять лет жизни нарушил данное обещание лишь трижды, и один раз это случилось в день, когда пропал его дед. В то время он всерьез увлекался фехтованием, конечно же, благодаря своему старику, и готовился выступать с олимпийской сборной. Как вдруг позвонил дед и сказал несколько слов, весьма похожих на прощальные, вроде тех сообщений, которые диктуют в телефон в последние секунды перед авиакатастрофой, или тех, что были оставлены жертвами теракта 11 сентября. Чарльз бросился домой, но никого там не нашел. Он мог лишь молиться, чтобы старик не разучился стрелять из пистолета и выживать в невыносимых условиях.

Но поскольку сейчас ничего поделать было нельзя, Чарльз пнул попавшийся под ноги камень и признался себе, что совершенно не приблизился к пониманию мизансцены на ступеньках и не рассказал обо всем, что знал о существе, которое кто-то нарисовал на его визитке. Умолчание – это тоже ложь.

А на огромном экране в Институте экспериментальных исследований фигура демона с зеленым лицом и кривыми когтями вдруг перестала плясать и неподвижно застыла в углу.

Глава 8

Отель «Централ Парк» был лучшим и новейшим отелем в Сигишоаре, городе, где родился Дракула. Старое здание, расположенное по адресу Германн Оберт, 25, не ремонтировали с тех пор, как Чарльз приезжал сюда в последний раз, поэтому он был приятно удивлен, когда автомобиль посольства США, доставивший его из Клужа, остановился у парадной двери.

Чарльз обожал роскошные отели. Поскольку он все время находился в пути, большую часть своей жизни он проводил в гостиницах. Он любил посещать средневековые города, но в конце насыщенного дня ему хотелось отдохнуть в каком-нибудь приятном гнездышке, обставленном со вкусом. Он сразу понял, что «Централ Парк» – это не «Риц», но отель все равно ему понравился: благодаря изящному декору, элегантной форме персонала, располагающим манерам администратора, огромной кровати, погребенной под подушками, и ванной с мраморными стенами. Он с удовольствием попробовал фрукты из корзины в номере, но самой важной для него деталью стал колокольчик на стойке администратора, напоминавший о таких ушедших в прошлое вещах, как проглаженные утюгом газеты и телеграммы.

Тем не менее ему хотелось бы, чтобы холл был побольше. Приятно сидеть с ноутбуком в светлых и просторных лобби отелей. Он набирал бы текст, поглядывая на посетителей: несколько своих книг он и вправду написал в просторных холлах отелей, разбросанных по всему миру. Ему нравилось изучать внешность и поведение людей, словно нарушая тем самым миропорядок, в основе которого лежал безликий и бесконечный поток элегантных людей с чемоданами. Ему нравилось биться об заклад с самим собой, пытаясь угадать, чем они занимаются в реальной жизни. Игра заключалась в том, чтобы выбрать какую-нибудь симпатичную или, наоборот, неприятную физиономию и затем разузнать поподробнее об этом человеке. Но это было лишь частью большой картины. Его восхищала атмосфера, в которой множество судеб пересекались на краткий миг, а затем расходились навеки, – если это именно так и происходило. В этом он как раз и сомневался.

Как бы там ни было, «Централ Парк» понравился Чарльзу сразу. Он эклектично сочетал старое и новое; вход его напоминал двери парижских театров, с их мягким освещением и дизайном, которые он предпочитал бродвейским театрам, слишком ярким на его вкус. Здесь же, в румынском отеле, взор его ласкали деревянные и кованые железные детали отделки, красные ковры, роскошные букеты лилий, картины местных и заезжих мастеров. По правде говоря, все здесь отдавало кичем, но чего стоит жизнь без некоторых декоративных излишеств, без уютной атмосферы хорошего вкуса, основанного на дурном? Кроме того, он просто влюбился в бар-ресторан с антуражем английской библиотеки: темные панели, книги в кожаных переплетах, винные бокалы – все это напоминало ему о доме, где он вырос. Нет, не «Вальдорф»[2], конечно, но люди, создавшие это место в городе, где отели в лучшем случае представляли собой деревенские гостиницы, заслуживали определенного уважения.

Об этом и размышлял Чарльз, возвращаясь из полицейского участка через парк с редкими деревьями и кустами. Когда он вошел в отель, администратор встретил его широкой улыбкой. Чарльз поинтересовался, закончилась ли конференция. Кивнув, клерк отвернулся, чтобы снять с доски его ключ. Женщина, сидевшая на красном бархатном диване с золотой отделкой, наблюдала за ним с той минуты, как он вошел. Их взгляды встретились лишь на секунду, потому что Чарльз опустил глаза, покосившись на ее ноги. Обутые в туфли на шестидюймовых каблуках, эти ноги были из тех, которые нравятся мужчинам: сильные и мускулистые, как у спортсменок мирового класса. А бедра у нее, должно быть, такие же натренированные. Юбка едва прикрывала крепкий зад. Какой-то верзила маячил в дверях. Чарльз подумал, что его физической форме позавидовал бы даже Терминатор. Размышляя о том, каких маленьких чудовищ могут произвести на свет эти двое, Чарльз взял в руки ключ от своего сто четвертого номера.

Ему предложили лучшие апартаменты в отеле, роскошную берлогу на верхнем этаже с видом на внутренний двор, но он выбрал номер над входом, с балконом и видом на парк. Здесь он пил по утрам кофе. Идеальное место, чтобы выкурить короткую кривую сигару «кохиба», которую он позволял себе каждый день, если чувствовал себя хорошо.

Глава 9

Вернувшись в номер, он вышел на балкон и долго смотрел на улицу, по которой периодически проносились машины. Заметил вдалеке старинную Часовую башню, самую высокую из тех девяти, что уцелели со времен Средневековья. Высотой двести десять футов, она была построена в начале тринадцатого века для защиты главного входа в город. И хотя казалось, что она находится очень далеко, Чарльз знал: если пройти коротким путем через парк и две узенькие улочки, окажешься на каменной лестнице, ведущей прямо к башне. Чтобы добраться до главной площади средневекового города, не нужно далеко обходить оживленные улицы, как поступало большинство туристов.

Часовая башня получила свое название из-за огромных часов, которые были вмонтированы в ее фасад примерно в 1650 году. Обрамляли хронометр деревянные статуи, изображавшие римских богов, подаривших свои имена дням недели на латыни: Martes, Mercuris, Jovis, Veneris, Saturnis и Solis – Марс, Меркурий, Юпитер, Венера, Сатурн и Солнце, т. е. вторник, среда, четверг, пятница, суббота и воскресенье. Но вместо того, чтобы представить в этом паноптикуме Luna Dies (или понедельник, день Луны), строители установили статую Дианы, богини охоты. И никто не знал почему.

Не существовало способа выяснить, каким образом его визитная карточка оказалась среди трупов на ступенях. Не зная, что за связь он ищет, профессор принялся размышлять о символах этого средневекового города.

Четырнадцать первых городских башен построили в Средние века как башни гильдий. Башни Рыбацкая, Ткацкая, Ювелиров, Златокузнецов, Слесарная и Бондарная были разрушены, хотя гильдии и не утратили свое значение. Столкнувшись с недовольством аристократии и церкви, они стали поднимать революции по всей Европе. И пусть внутри них действовали строгие правила, пусть они вели себя как мафиозные синдикаты и как трасты-монополисты (устанавливали такую цену на продукцию и услуги, какую им хотелось), гильдии все же стимулировали прогресс. Мелкая буржуазия образовалась из средневекового класса ремесленников и торговцев; банкиры и нотариусы породили буржуазию крупную. Гильдия каменщиков обеспечила появление франкмасонства, внесшего свой вклад во Французскую революцию и создание Соединенных Штатов Америки, равно как и в другие революции, которые прокатились по Европе в первой половине девятнадцатого столетия и в конце концов сделали неизбежным тот мир, каким мы знаем его сегодня.

Члены гильдий проводили торговые операции в те времена, когда немногие еще понимали, чем работа отличается от труда. Без них не существовало бы городов, крупных соборов, экономики и даже войн, а люди до сих пор ходили бы босиком. И, что важнее, члены гильдий были людьми свободными, хорошо образованными и активными. Гильдии и их члены стали предвестниками капитализма и появления среднего класса.

Чарльз написал солидную монографию об исторической важности гильдий и сложных взаимоотношениях между гильдиями и правящими кругами того времени. Он изучал их деятельность на территории всего континента, и в первую очередь в Италии, Франции, Польше, на землях Германии и Румынии. Расхаживая по своей комнате напротив центрального парка, он с благодарностью думал о том, как хорошо приняли его исследование, но какое бы отношение оно ни имело к его пребыванию здесь, Чарльз не видел его связи с реальной проблемой, которой ему необходимо было заняться сейчас.

Потушив сигару, он сел на кровать, пытаясь обдумать мизансцену, свидетелем которой его вынудили стать. Прокручивая в памяти каждый миг и каждую деталь, он начал подозревать, что послание было адресовано ему, но истинная его природа и мотив ускользали от него. Так профессор и задремал, не придя ни к какому выводу.

Проснулся он внезапно, словно от толчка, растеряно огляделся по сторонам. Потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя. Солнце светило сквозь балконную дверь прямо на него. Чувствуя, что покрывается потом, он обвел взглядом комнату. Занавеска на небольшом окне колыхалась от легкого ветерка, словно движимая призраками. Чарльз посмотрел на часы. Четверть седьмого. Он проспал максимум полчаса.

Пока он пытался решить, на что потратить еще два часа до начала коктейльной вечеринки, на письменном столе зажужжал мобильный телефон. На экране высветился французский номер. Чарльз снял трубку, даже не догадываясь, кто звонит.

Голос на другом конце линии произнес:

– Мне нужно увидеться с вами прямо сейчас. – Акцент Кристы Вольф нельзя было спутать ни с чьим другим.

– До вечеринки всего два часа, – отозвался он, – или вы решили не идти?..

– Нет-нет, я пойду, как и обещала, – перебила его женщина. – Но там будет много людей, придется обмениваться любезностями и улыбаться. Ни малейшей возможности поговорить наедине.

Пока Чарльз пытался придумать, где с ней встретиться, Криста решительно сделала следующий шаг:

– Я жду вас в баре внизу.

И повесила трубку прежде, чем он успел что-либо сказать, оставив Чарльза сидеть с открытым ртом. Затем он улыбнулся. Поражаясь женской порывистости, профессор спустился вниз.

Глава 10

Офис Мартина Иствуда выглядел пугающе. У него была секретарша с лицом бульдога, и ни одна живая душа в Институте никогда не видела, чтобы она улыбалась. Стоя у двери, Вернер Фишер бросил на нее вопросительный взгляд. Женщина-бульдог посмотрела на него поверх очков и кивнула, слегка повернув голову, словно говоря, что Верховный ждет его, можно входить.

Стол босса отделяли от двери пятьдесят футов, а диван «Честерфилд» и стулья – и все шестьдесят. Эта мебель была значительно ниже, чем письменный стол Иствуда, поэтому, где бы он ни сел в кабинете босса, у Вернера возникало ощущение, будто он оказался в кадре из «Великого диктатора» и в любой момент в комнату мог войти Чаплин с огромным глобусом. Иствуду нравилось давать людям понять, кто здесь главный. Максимум, на что он был готов пойти ради своих гостей, – это сесть напротив в одно из кресел, да и делал это лишь в тех случаях, когда посетитель был директором или в крайнем случае вице-президентом ЦРУ или АНБ. Никто из сотрудников никогда не удостаивался чести беседовать с ним лицом к лицу, кроме Вернера, в тот период, когда Иствуд старательно обхаживал его, обещая золотые горы, лишь бы он присоединился к команде.

Институт экспериментальных исследований человеческого поведения был секретной организацией. Во всем мире о его существовании знала лишь горстка людей. Его основали, чтобы изучать поведение населения в экстремальных ситуациях, и перед его сотрудниками стояла задача находить новые (зачастую сложные) методы приведения граждан в полную зависимость от государства. Не подчиняясь никому, ИЭИЧП разрабатывал планы по редукции человеческого разума, дабы он стал постоянным потребителем принудительно навязываемых идей. Институт изобретал новые формы тяжелых зависимостей, создавал стратегии фрагментации общества и занимался развитием оригинальных методик промывания мозгов населению. Его целью было уничтожение малейших признаков свободной воли или мысли. Для тех редких случаев, когда их методы не срабатывали, у сотрудников Института имелся дополнительный план: изолировать упорствующих субъектов от тех, на кого они могут повлиять, причем любыми средствами, начиная от подрыва доверия к жертве и вплоть до охоты на нее. Не исключалось и убийство, хоть и считалось крайней мерой. Как правило, люди, мыслившие самостоятельно – они встречались с годами все реже, – отлично реагировали на убеждения первого уровня: подкуп синекурой или просто деньгами.

– Вы мне кое-что обещали! – рявкнул Иствуд на Вернера, скромно стоявшего у двери.

– Разрешите подойти? – спросил Вернер.

Шеф кивнул.

Расплываясь в улыбке, Вернер сел возле письменного стола и протянул боссу папку, которую тот принял с некоторым недоверием, улетучивавшимся по мере того, как он пролистывал страницы.

– Вы уверены? – спросил Иствуд.

О да, Вернер был уверен. Никогда еще в своей жизни он не был настолько уверен.

– В таком случае, звонили ли вы Белле?

– Ждал вашего подтверждения.

– А вы случайно не хотите поведать мне, где пропадали последние два дня?

Вернер усмехнулся.

– Профессионалы не рассказывают о своих методах. Вы же не предполагаете, что репортер станет раскрывать свои источники, правда? Он просто приходит к вам с товаром, и именно это сейчас есть у вас: результат.

Махнув рукой, Иствуд отпустил подчиненного. Вернер резко поднялся. Его рука уже лежала на ручке двери, когда Иствуд снова рявкнул:

– Если уж вы заговорили о результатах, то лучше поскорее предоставьте их мне. Вы очень близки к тому, чтобы получить желаемое. Иначе вам конец. Найдите этот список!

Все номера в отеле были забронированы участниками конференции, но благодаря щедрым чаевым Белла Коттон сумела зарегистрироваться в номере, зарезервированном для владельца, и теперь ее мускулистые ноги покоились в горячей воде. Она попросила у администратора пластиковый таз, и за ту сумму, которая перекочевала в его карман, он раздобыл его очень быстро. У Беллы были свои методы убеждения. Ей нравилось думать о себе как о человеке, умеющем творчески подходить к решению любых проблем. Однажды она точно так же не могла заселиться в отель, и взятка не спасла ситуацию; тогда она просто вышвырнула одного из постояльцев из окна, дождалась, пока копы все приберут, а затем сняла этот номер. Так или иначе, она радовалась тому, что уже отправила Милтона и Юлия Генри – водителя и похожего на быка парня – ночевать в другой отель, где им придется спать по очереди, чтобы кто-то был на подхвате в любой момент. Она предупредила их, что теперь они могут отдыхать, поскольку пока что ничего не происходило, а ночь ожидалась долгая.

Зазвонил мобильный телефон. Вместо номера абонента на экране появился чертенок. Значит, это Вернер Фишер.

Глава 11

Чарльз заглянул в бар, который был в это время закрыт. Персонал занимался последними приготовлениями перед коктейльной вечеринкой, а участники конференции разошлись по своим номерам или прогуливались по улочкам старого города. Некоторые остались в отеле, чтобы выпить пива на террасе. Метрдотель зашипел на Кристу, когда она вошла в зал, но быстро остыл, увидев ее удостоверение, поэтому сейчас она сидела за столиком у приоткрытого окна с видом на улицу. Заинтригованный и улыбающийся, Чарльз направился к ее столику и сел напротив. Официант подошел, чтобы принять заказ. Чарльз попросил принести ему односолодовый виски двенадцатилетней выдержки. Не зная, с чего начать, он перешел в атаку:

– Откуда у вас мой личный номер телефона? Я знаю, что у полиции Румынии есть свои методы, но мой номер трудно раздобыть даже в Америке.

– Возможно, но у Интерпола свои источники.

Вот теперь до него дошло. Все становилось на свои места, если эта женщина работала на Интерпол. Слишком уж она хороша для местной полиции.

– Мистер Бейкер, – начала она, – не будете ли вы так любезны рассказать мне, что заметили на месте преступления? – Криста выражалась очень формально, держалась прямо.

– Можете обращаться ко мне по имени. – Чарльз снова улыбнулся, но, увидев, насколько серьезна Криста, сдался. – Мисс Вольф, мне нечего сказать. Вы видели то же, что и я. В крайнем случае обратитесь к Гуглу или Википедии, чтобы прояснить детали.

Впервые за все время Криста словно бы развеселилась.

– Мне не нужен Гугл. У меня есть источники получше. Что же до Википедии, ошибок там больше, чем статей.

– Не могу не согласиться. – Чарльз наблюдал за игрой света в волосах Кристы. – Точные знания нельзя демократизировать, а вот доступ к ним – да. Энциклопедия, автором которой может стать каждый, – это какая-то нелепица.

– Да, зато читать ее можно бесплатно.

Что ж, этот аргумент студенты высказывали ему достаточно часто.

Не сводя глаз с его лица, Криста повторила:

– Итак?

– Вот как мы с вами поступим, – произнес Чарльз, снова пытаясь наладить контакт. – Сыграем в игру. Я честно отвечу на ваш вопрос. Потом вы честно ответите на мой. Можно продолжать до самой вечеринки. Идет?

– Хотите сыграть в «Скажи или покажи»? Считаете, что мы в принстонском клубе?

– Нет. Мы в баре, который целиком и полностью к нашим услугам. Темнеет. На улице прекрасная погода. Атмосфера теплая и дружественная. Если бы мне хватило мужества, я бы сказал, что это очень романтично. Так что да, я предлагаю сыграть в «Скажи или скажи», а не в «Скажи или покажи», чтобы не выглядеть глупо.

Криста открыла рот, чтобы ответить, когда официант принес напитки. Откинувшись на спинку стула, она долго смотрела на Чарльза поверх стакана с колой. Затем решила, что если хочет чего-то от него добиться, то лучше сыграть в эту игру.

– Отлично. Итак, что же вы видели?

– Чеснок, кол, зеркало и крест – стандартная вампирская атрибутика. Конечно, упустили из виду дневной свет, убивающий вампиров, хотя трудно найти объект, который бы его символизировал. Однако тот, кто все это подготовил, мог с тем же успехом разместить тела на свету.

Казалось, профессор закончил, однако Криста нахмурилась, давая понять, что не позволит ему так просто отделаться.

Чарльз продолжил:

– Могла ли то быть работа вампира? Допустим, они все же существуют, что, конечно же, неправда. Нет, убийцей не может быть нежить, поскольку эти объекты уничтожили бы ее. Поэтому мы имеем дело с явным противоречием. Или нет, если вампир укусил жертву и велел своему прислужнику оставить все эти вещи в качестве некой подписи: «Сделано не-вампиром». Конечно, в этом случае прислужника в вампира не превратили, поскольку оставить его в живых – это единственный способ доминировать над ним. Кроме того, в «Справочнике по вампирам» ясно указано, что монстр редко выпивает всю кровь своей жертвы. Обычно он пьет ровно столько, чтобы утолить жажду, поэтому зараженная жертва сама превращается в вампира. Подумайте над этим: обжорство в таком случае повлекло бы за собой целую череду трансформаций и закончилось бы глобальной колонизацией. Так почему же вампир выпил всю кровь? Лично я не знаю почему. Возможно, он решил сделать одолжение вашим коллегам. Возможно, он не хотел, чтобы мертвецы восстали после похорон и направились прямиком в полицию – просить разрешения жить в одном месте, а работать в другом, как люди были обязаны делать при коммунистах, ведь комиссар и его ребята умерли бы от страха. Так, теперь моя очередь. – Чарльз покачал бокал в руке. – Что вы здесь делаете?

– Здесь, за этим столиком? – Криста не спешила отвечать прямо, пытаясь придумать, как выкрутиться.

– Так нечестно, – нарушил молчание Чарльз. – Первое правило игры – искренность. Что вы здесь делаете? – Голос его звучал игриво.

– Ждала вас.

– Неплохая попытка. Но я спрашивал о том, что вы делаете в этой стране, в этом городе, в этом баре.

– Я тоже задаюсь таким вопросом. – Отпив еще колы, Криста произнесла: – Ваша очередь. Вы не обо всем упомянули. Что насчет остального?

– Что ж, выдавленные глаза, вырезанный язык и отрезанные уши. Это отсылка к знаменитым японским статуэткам, трем обезьянам: Мидзару, Кикадзару и Ивадзару. Одна закрывает уши, потому что ничего не слышит. Вторая закрывает глаза, показывая, что ничего не видит, а третья – рот, чтобы ни звука не сорвалось с ее губ. Не слышу зла, не вижу зла, не говорю зла. Еще они известны как три мудрые обезьяны – за свою осторожность, еще как три мистические обезьяны, или…

– Или они хранят омерту, – перебила его Криста.

– Да. У обезьян также есть другие имена. Вы не хотите их услышать?

Но, увлеченная собственными мыслями, Криста продолжала:

– Я говорю о законе молчания, распространенном среди членов мафии на острове Сицилия.

– Да, но изначально его придумали не они. Калабрийцы и корсиканцы тоже угрожали смертью проговорившимся. И не будем забывать о нью-йоркской мафии, точнее, мафиях.

– Итак, суть вот в чем: не говори, что знаешь, никоим образом. Прямая угроза.

– И вы предполагаете, что угрожают мне?

– Послание оставили вам.

– Мне? Даже с учетом того, что причина моего пребывания здесь – тайна за семью печатями, откуда сотворивший это зверство знал, что вы позвоните мне и я приму приглашение?

– Он прекрасно знал это, как и я.

– Ах! Думаете, что знаете меня… Вам ничего обо мне не известно, за исключением каких-то крох общедоступной информации.

– Я знала, что вы примете это приглашение. Кроме того, офицеры, сопровождавшие меня, были готовы арестовать вас.

– И вызвать дипломатический скандал? Сомневаюсь. Но допустим, это так. Мы нарушили некоторые правила игры, а это всегда плохо. Моя очередь спрашивать. Я хочу, чтобы вы рассказали все, что знаете обо мне.

Криста хотела было возразить и держаться своей изначальной линии поведения, но потом решила, что гораздо выгоднее будет ответить, а затем спросить о самой интересной детали – о демоне. Она знала, откуда он взялся, но не имела ни малейшего понятия, какой у него смысл во всем этом контексте. Демон появился там неспроста. Было что-то еще, ускользавшее от нее.

– Ладно, – произнесла она. – Если коротко, вы из рода убежденных принстонцев – семейная традиция. Ваш дед был ведущим авторитетом по вопросам формальной логики, математиком мирового класса, сделавшим огромный вклад в развитие прагматики. Несмотря на то, что отец ваш был не настолько выдающимся ученым, он тоже стал профессором математики в университете. С этой точки зрения вы больше похожи на своего деда. Возможно, именно поэтому у вас довольно прохладные отношения с отцом. Возможно, поэтому вы не посещаете замок, где жили вплоть до двадцатилетнего возраста. Чтобы увидеться с вами, отцу приходится приезжать к вам или встречаться с вами где-то в городе. Вас растил дед, посвящая в точные науки. Он стимулировал развитие вашего разума, заставляя решать логические задачи, а также учил вас рукопашному бою. Он пробудил у вас страсть к оружию, но расстроился, когда вы предпочли огнестрел мечам. У вас есть впечатляющая коллекция книг, однако она является плодом не столько ваших трудов, сколько трудов вашего деда, и две коллекции оружия – мечи и револьверы самых разных периодов истории. Вообще-то вы терпеть не можете пистолеты – слишком много пуль, слишком просты в использовании. Вы всегда выбираете револьвер: шесть пуль, и к тому же тяжелых. Вы перескочили через три класса в средней школе и закончили Принстон в двадцать лет. Что еще? Три докторских степени в двадцать шесть лет. Вам предлагали кафедру в Принстоне, но вы отказались. Математика так и не стала вашей страстью, какой она была для вашего отца. В этом вы похожи на деда. Вам хотелось приключений, хотелось зарабатывать деньги. Вы обратились к гуманитарным наукам, а именно философии и истории, к которым питал великую любовь и ваш дед. У меня где-то записано число, но, строго говоря, количество ваших статей просто поражает. На данный момент вы стали автором четырнадцати книг, удивительных, инновационных, все на разную тематику. Вам захотелось заняться политикой. Вы написали сенсационную книгу о пропаганде и цинично применили ее идеи в ходе шести сенаторских гонок и одной президентской кампании. Вам всякий раз удавалось забрать все ставки, но под конец политики уже сидели у вас в печенках. Они поглощали вас. Люди называли вас профессором, но вам не хотелось, чтобы вас ассоциировали с университетом, – ужасное предательство семейной традиции. Итак, вы – приглашенный профессор, постоянно перемещаетесь с места на место, рассказываете о чем-то новом. Наиболее ловкий ваш ход – открытие того, что пресса называет «самым охраняемым секретом Авраама Линкольна». А потом случилась эта история с Ричардом Третьим… Вас стали называть «великим детективом от культурологии». По какой-то причине вам не сидится на месте. Это ваша самая большая слабость, наряду с коллекционированием. У вас появляются взаимоотношения с вещами. Если кто-то увидит, как вы прикасаетесь к своим приобретениям или говорите с ними, то решит, что вы спятили. Возможно, так и есть. Вы любите женщин почти патологической любовью, хоть и не настолько безумны, чтобы рисовать звездочки на фюзеляже. Большинство из них вы подбираете в отелях вроде этого. А теперь давайте поговорим о демоне. – Криста даже слегка запыхалась, извергая этот поток слов. Она желала не столько произвести впечатление на собеседника, сколько добраться до того, что было для нее важнее всего.

С интересом наблюдая за ней, Чарльз отметил, что теперь Криста нравится ему еще больше. Не потому, что она хорошо отзывалась о нем или изучала его так внимательно, а потому, что говорила со страстью, которую он никогда бы не заподозрил за ее маской неприступности. В ожидании ее реакции он затянул сеть.

– Все, что вы сказали, – информация, которая находится в общем доступе, по крайней мере отчасти, за исключением отношения к вещам. Скажите мне что-то оригинальное, что-то, чего нет в печати, что-то, чего никто никогда обо мне не говорил.

– Я знаю, что вы здесь не ради конференции. – Криста снова переключилась на высокую передачу.

– Нет? А зачем же?

– Хватит глупостей. Расскажите мне о демоне, прошу вас.

– Ах, о демоне…

Глава 12

Интерпол не похож на обычную полицию. Это всего лишь база данных, создаваемая различными аналитиками и следователями. Его команда оперативников оказывает поддержку исключительно в вопросах логистики. Эта организация не арестовывает преступников. Она играет роль моста между различными правоохранительными агентствами по всему миру. Если преступник покидает страну, Интерпол устанавливает связь между властями разных держав, собирает, централизует и интерпретирует данные со всего мира. Его агенты подключаются при наличии юридических барьеров, языковых проблем или ограниченной возможности для сбора информации – всего, что мешает национальным правоохранителям решать проблемы самостоятельно.

Порожденный бурной историей, Интерпол был создан в 1923 году, на втором конгрессе криминальной полиции в Вене. Спустя двадцать лет на эту организацию наложила лапу нацистская Германия, переведя штаб-квартиру в Берлин. После Второй мировой войны Интерпол переехал в Сен-Клод, а в 1989 году – в Лион, из-за чего телефонный номер Кристы и начинался с французского кода 033. Из-за смехотворного бюджета – около семидесяти миллионов евро в год – и множества коррупционных скандалов в верхах Интерполу требуется усиление и новые лица. Логотип организации – земной шар, пронзенный мечом и окруженный оливковыми ветвями. С земного шара свисают весы. Символика недвусмысленная: Интерпол – всемирная полицейская организация, борющаяся за мир и справедливость.

По-настоящему Кристу Вольф звали Кэтрин Шумейкер, уменьшительное Кейт. Интерпол нанял ее сразу после колледжа – из-за ее способности делать неожиданные выводы. Криста фантастически быстро анализировала и сопоставляла данные. А правда заключалась в том, что она лично наблюдала за самыми впечатляющими результатами деятельности этой организации: предотвращением терактов в США и Великобритании, а также уничтожением огромного мексиканского наркокартеля, действовавшего по всему миру. Операция в Мексике поставила ее жизнь, а также душевное и психическое здоровье под угрозу, и ей потребовалось почти два года, чтобы поправиться и полностью зализать раны. Ее разум, а также жертвы, которые она готова была принести ради дела, причем не задавая вопросов, дали ей право на почти полную свободу действий внутри организации. Она сама выбирала дела. Она распоряжалась значительно большим бюджетом, чем другие агенты, и ей редко приходилось отчитываться по своим операциям.

Когда Криста вернулась к работе после мексиканской облавы, первой ее миссией стало дело под кодовым названием «Карпатский вампир». Только ее босс знал, где она находится. Он один подписывал ее документы. Главным фигурантом дела был американский профессор Чарльз Бейкер. Ее задача состояла в том, чтобы изучать его. Криста с готовностью взялась за работу. Время от времени она отправляла отчеты и просила денег. Она выучила почти все о Чарльзе за тот год, в течение которого шла по его следам, поэтому ее нетерпение достигло предела, пока она сидела за столиком напротив Чарльза в баре отеля и ждала момента, когда можно будет наконец выслушать его версию того, что случилось утром.

Чарльз закусил губу, размышляя, с чего начать. Через некоторое время он произнес:

– Полагаю, вы знаете, что представляют собой рисунок и дизайн на моей так называемой визитке. Однако, чтобы все было предельно ясно, я начну сначала, поскольку, несмотря на то что я расшифровал все знаки, содержащиеся в послании, я все равно их не понимаю.

– Пока что, – уверенно произнесла Криста.

– Пока что, – согласился Чарльз. – Мы оказались в ситуации, где нам известны все буквы языка, потому что в нашем языке они точно такие же. Но, не зная правил, по которым они сочетаются, текст мы понять не можем. Предположим, мы норвежцы и наткнулись на испанский текст. Мы не знаем испанского, не знаем ни одного из родственных языков и можем действовать чисто интуитивно. И в данный момент мы оказались ровно в такой же ситуации. Так что же нам известно о «чертике из табакерки», как я его называю? Сегодня это забавный персонаж, похожий на мультяшного героя, но он пугал людей до умопомрачения шестьсот лет назад. Фактически это иллюстрация со страницы 290 в книге, которая долгое время считалась единственной на планете. Ее окрестили Codex Gigas, то есть «Гигантский кодекс». Она весит около ста восьмидесяти фунтов. Длиной она примерно в ярд, в пол-ярда шириной, а толщина ее составляет около восьми дюймов. Она считалась одним из чудес света. Утверждают, что на пергамент для нее пошла кожа ста шестидесяти мулов. Согласно легенде, текст ее был написан за одну ночь в 1229 году неким братом Германом из монастыря бенедиктинцев в Богемии, сегодня это территория Чешской Республики. Монастырь назывался Подлажице, а деревня, в которой он располагался, – Храст. По всей видимости, брат Герман нарушил какой-то обет, однако это вопрос спорный. С учетом наказания, которое он понес, я подозреваю, что он нарушил обет целомудрия, ибо по вердикту братьев его должны были замуровать в стене, сложенной специально ради этого.

– Но ведь это библия, разве нет?

– Да, в том числе и библия. Я как раз перехожу к этому. В любом случае, брат Герман молил оставить его в живых, заявляя, что может сделать нечто беспрецедентное за одну ночь, просто ради того, чтобы избежать наказания. Поскольку время в тот период для бенедиктинцев значило мало, они дали брату Герману шанс. Книга была готова к утру. А что еще мог переписать монах, если не библию? Вот только эта библия была не похожа на другие. Я порылся в архивах, чтобы выяснить, как отреагировали братья, когда открыли ее, но ничего не нашел. Следующее упоминание о кодексе, которое можно обнаружить в доступных нам документах, встречается в контексте того, что его перенесли в цистерцианский монастырь в Седлаке, а затем – в монастырь бенедиктинцев в Брумове. Туда он попал, судя по всему, около 1477 года.

– Вы говорили, что это действительно библия.

Чарльз поглядел на Кристу, пытаясь понять по ее лицу, хочет ли она разобраться с этим и что именно хочет знать. Все, что он поведал ей до сих пор, было известно многим.

– Позвольте мне продолжить рассказ, – попросил он. – Я знаю, что вам не терпится подвести меня к нарисованному дьяволу, но, если мы хотим расшифровать послание, текст на нашем воображаемом языке, необходимо действовать методично. Никогда нельзя знать, какая именно информация может зажечь ту самую искру, которой не хватало, чтобы разгадать загадку. Поверьте мне. У меня есть некоторый опыт.

– Ладно, – улыбнулась Криста. – Больше я ничего не скажу. Но мне ужасно хочется пить. – Она принялась оглядываться по сторонам в поисках официанта, который, судя по всему, уже справился с украшением зала. Поскольку на нее он не смотрел, она решила его подозвать.

– Во всем мире официанты одинаковы. Не знаю, заметили ли вы, но они постоянно смотрят в пол, как если бы их этому специально обучали. Мне часто кажется, что они используют шоры, причем намеренно.

Подошел официант. Криста заказала еще колы, а Чарльз поинтересовался, можно ли курить в помещении. Служащий отозвался: мол, окна открыты, а значит, это все равно что курить на улице. Чтобы им снова не помешали, Чарльз решил дождаться, когда он вернется с пепельницей, и принялся выпрямлять сигару, помявшуюся в кармане. Он жадно сделал первые две затяжки.

– Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Кажется, примерно году в 1594-м император Рудольф Второй, несомненно, страдавший умственным расстройством и коллекционировавший странные вещи, счел книгу весьма занятной и затребовал ее для своей коллекции. Шведская армия конфисковала ее в 1648 году во время Тридцатилетней войны, прежде чем предать город огню и мечу. Сейчас она находится в Королевской библиотеке в Стокгольме, и посмотреть на нее может любой. Поэтому я не понимаю, что в ней такого загадочного. И по этой же причине я не собираюсь подробно останавливаться на грифонах и металлических накладках на обложке. Мне кажется, что они не имеют никакого отношения к данной беседе. Вы хотели узнать, что содержалось в этой библии? Как обычно, Ветхий и Новый заветы. Следует указать, что Ветхий завет был переписан на латыни, в переводе под названием Вульгата, и это означает, что в нем не хватает двух книг. Кроме того, кодекс – и это крайне интересно, у меня на этот счет есть несколько теорий – включал труды Иосифа Флавия «Иудейские древности» и «Иудейская война», скопированные небрежно, вместе с одним из самых потрясающих шедевров древности – «Этимологиями» Исидора Севильского, своего рода энциклопедией. Исидор мечтал о том, чтобы вместить александрийскую библиотеку в одну-единственную книгу и собрать в одном месте все знания, доступные в седьмом веке. Еще в кодексе содержались отрывки из пражских хроник, список монахов монастыря и календарь вкупе с некрологом.

– Почему вы используете прошедшее время?

Чарльз с удивлением уставился на Кристу.

– Да. Вы постоянно говорите «была» вместо «есть» и «содержалось» вместо «содержится».

– Наверное, это просто манера речи.

– Нет. Вы никогда не говорите необоснованно. Всегда очень осторожны в выражениях. Так почему же вы употребили прошедшее время?

«А этой палец в рот не клади», – вдруг осознал Чарльз. Нужно быть очень осмотрительным, если он хочет что-то скрыть от нее.

– Потому что некоторые страницы в этой книге отсутствуют. Те, о которых я говорил, на самом деле там остались, но никто не знает, что случилось с недостающими. Однако, возвращаясь к нашей теме, еще в этой книге есть медицинские труды Гиппократа, Теофила и так далее, и тому подобное. А теперь начинается самое интересное: заклинания экзорцизма, магические формулы и самые разные мистические тексты тоже встречаются в книге, наряду с призывами проявлять жестокость при изгнании зла. Также там содержатся рекомендации по лечению чего угодно, начиная от эпилепсии и заканчивая лихорадкой. И в довершение всего, в этой феноменальной книге имеются всего две иллюстрации. Нет, конечно, обращает на себя внимание ее каллиграфия, красные, синие, желтые и золотые заглавные буквы, а в особенности тот факт, что вся эта огромная книга представляет собой поразительное стилистическое единство. Это свидетельствует о том, что она действительно была переписана одним-единственным человеком. Странно, однако, что по легенде это было сделано за одну ночь.

Подошел официант и растерянно сообщил им, что бар необходимо закрыть, чтобы подготовиться к коктейльной вечеринке. Чарльз извлек из кармана стодолларовую купюру и попросил дать им еще несколько минут. Официант с радостью принял чаевые, которые наверняка запомнятся ему на всю жизнь.

– В книге всего две иллюстрации, – повторил Чарльз. – Небесный город и тот чертенок, изображение которого вы видели на моей визитке. Вообще-то по легенде Герман сам заключил сделку с дьяволом, чтобы переписать эту книгу всего за одну ночь и избежать наказания.

– И поэтому она называется «библией дьявола»?

– Совершенно верно. Считается, что книга была проклята. Все места, где она хранилась в Средние века, подверглись уничтожению. Как правило, причиной всякий раз становился пожар. Некоторые здания сгорели до основания. Все загадки, связанные с этой книгой, до сих пор не разгаданы, включая легенду о ее создании. Однако…

Чарльз умолк, словно не зная, стоит ли говорить что-то еще. Криста, на этот раз неправильно истолковавшая его молчание, пришла на помощь:

– Мы не знаем никого, кто мог бы оставить послание, советующее вам ничего не слушать и ничего не говорить, ибо, если вы не будете держать рот на замке, то закончите свои дни, как те несчастные на ступенях.

От Чарльза не ускользнул тот факт, что, несмотря на довольно суровую манеру выражаться, отношение Кристы к нему потеплело, и они словно бы стали немного ближе.

– Или знаем? – вернулась к теме Криста.

– Нет. Я понятия не имею, о чем не должен говорить и какое отношение имеет к этому «библия дьявола». Вот только… – Чарльз снова осекся. Казалось, он борется с чем-то. – Прямо сейчас я пишу книгу на эту тему. Она связана с «Гигантским кодексом» и Владом Колосажателем. Но никто не знает об этой книге, даже мой издатель. Существует одна-единственная копия, и она хранится на моем компьютере.

– Возможно, вы, как обычно, что-то выяснили, и некие люди не хотят, чтобы вы рассказывали об этом? Подумайте, тут есть логика.

– Мог ли кто-то взломать мой компьютер? Кто и, самое главное, когда? У меня довольно неплохой брандмауэр, созданный одним моим другом. Он говорил, что мой компьютер защищен лучше, чем ЦРУ.

– Эти материалы и сейчас находятся на вашем компьютере?

– Да, он наверху, у меня в номере.

– Заинтересованные лица могли скопировать оттуда что угодно в любой момент, когда вы оставили ноутбук без присмотра. Хакер мог забраться в ваш компьютер, пока вы были в сети, а вы и не заметили бы этого. Могли установить декодер или передающее устройство, например, у вас дома или в одном из отелей, где вы постоянно живете.

Встревожившись, Чарльз пристально посмотрел на сотрудницу полиции, сидевшую напротив него. До этого момента ему казалось, что убийства были делом рук сумасшедшего, решившего направить копов по ложному следу; безумец прикончил тех людей по какой-то причине, никак не связанной с ним. А теперь он уже в этом сомневался. Криста угадала, о чем он думает, и снова пошла ему навстречу.

– Итак, что у нас есть? – спросила она. – Человек, пробравшийся в ваш компьютер. Значит, у него имеются для этого средства. После того, как он убил трех человек довольно причудливым способом, он оставил вам послание о том, что вы не должны предавать огласке свои открытия, если не хотите закончить свои дни, как одна из трех жертв. Если вы говорите, что ваша книга связана с «Гигантским кодексом» и Дракулой, мне кажется, что другого объяснения просто и быть не может. Вам необходимо перечитать то, что вы написали, и подумать об этом с другой точки зрения – нестандартно. Попытайтесь понять, что в обнаруженном вами могло подвергнуть опасности чью-то жизнь.

Чарльз кивнул и уставился в пространство перед собой. Слушая Кристу, он словно слушал собственные мысли. Внезапно он поднялся. Казалось, ему наконец-то пришла в голову идея, как это все может быть связано.

– Прошу прощения… – Чарльз замер на несколько секунд, прежде чем продолжить. – Мне нужно подняться в номер и кое-что проверить, а потом принять душ. На коктейльной вечеринке я обязательно появлюсь, чтобы те люди, которые приехали на конференцию ради меня, могли встретиться со мной и воспользоваться своим шансом. Надеюсь, вы все же планируете прийти туда? – поинтересовался он с явным нетерпением.

Криста поняла, что ему нужно побыть одному, поэтому ответила, что придет и что ей тоже необходимо привести себя в порядок.

Глава 13

Из парка был виден отель. Мужчина в старомодном пальто сидел на скамье и наблюдал за Чарльзом и Кристой через открытое окно бара. Ему было далеко за шестьдесят, его одежда вышла из моды лет двадцать пять назад, на коленях у него, словно у послушного школьника, лежала коричневая папка. Он искренне надеялся, что эта осторожная слежка не вызовет подозрений. Несмотря на то, что он не сумел подобраться к Чарльзу прошлым вечером, ему нужно было поговорить с ним, застать американца одного, готового выслушать. До сих пор это было невозможно. Помешало то, что творилось на лестнице Школяров. Он знал, что завтра вечером Чарльз уезжает, поэтому сидел в парке, как ребенок, дожидавшийся своей очереди отвечать у доски. Он не сводил взгляда с сидевшей у окна пары, прекрасно сознавая, что это его последний шанс, и изо всех напрягал извилины. Ему просто необходимо было пробраться в отель незамеченным. Однако сам он не обратил внимания на Юлия Генри, который внес необычную длинную и узкую сумку в здание напротив отеля.

Человек, похожий на быка, поднялся по ступенькам здания, и две минуты спустя в нем загорелся свет. Мужчина с папкой не сводил глаз с окна бара, а потому не подозревал о том, что за ним тоже наблюдают. Тот, кто следил за ним, приблизился к нему сзади и теперь стоял прямо у него за спиной. Белла вывела в поле своего человека, которому платила за то, чтобы он обращал внимание на всех, кто пытался связаться с Чарльзом, включая участников конференции и представителей властей. После того как мужчина в пальто не сумел поговорить с профессором, Белла посадила ему на хвост одного из своих ребят. Все, что от него требовалось вплоть до этого момента, это наблюдение и отчет.

Сидя в отеле, Белла с радостью ответила на телефонный звонок, совсем не так, как раньше в машине. Вернер сказал, что до сих пор она выполняла свои обязанности просто прекрасно. Тем не менее, не называя имен, он добавил, что операция далека от завершения и все может пойти к черту в любой момент. Они не должны спускать глаз с Чарльза. Произнося эту фразу, Вернер сделал упор на словах «не должны». Нужно следовать за ним по пятам, на каждом шагу, все должны ловить летящие в него пули, и она тоже. С головы профессора не должен упасть ни один волосок – пока что, – и, в довершение всего, им нужно тщательно допросить любого подозрительного незнакомца, который подойдет близко к профессору, а если потребуется, то вывести его из игры. Решения пусть принимают по ситуации.

Белла уже и не помнила, в который раз выслушивает все это. План она знала назубок. С одной стороны, она приняла все меры предосторожности, которые только пришли ей в голову; с другой стороны, если она провалит эту операцию, это будет стоить жизни ей и всем причастным, и в этом случае за годы работы в Институте не дадут и ломаного гроша. Кроме того, ей действительно было негде укрыться. Они достанут ее даже из-под земли. Так что провал – это не выход. Она слишком хорошо понимала, что при таких высоких ставках Институт рисковать не станет.

Напугать Беллу было нелегко, и правда заключалась в том, что она терпеть не могла Вернера. Она предпочла бы иметь дело со своим предыдущим боссом и чувствовала себя просто ужасно, когда ее заставили замуровать его в фундаменте шоссе на юге Испании. Ее до сих пор терзали угрызения совести.

Выключив сотовый телефон, Белла сменила одежду на более удобную и направилась к дому напротив отеля. Там Юлий Генри второпях собирал хитроумное приспособление, извлеченное из странной сумки.

Глава 14

Схватив ноутбук, Чарльз принялся перебирать файлы, связанные с новыми книгами, но вынужден был признать свое поражение. Он слишком устал. На сегодняшней вечеринке лучше отдохнуть. И немного поспать после этого тоже пошло бы на пользу. О логических связях между всеми событиями он подумает завтра. Чарльз достал из чемодана одежду на вечер и повесил ее на крючок рядом с зеркалом в прихожей. Стиль нарядно-повседневный, как обычно: темные брюки свободного покроя и спортивная куртка. Он расстегнул брюки, которые были на нем. Из кармана на ковер выпала записка. Чарльз вспомнил, что именно ее он получил за завтраком. Развернув записку, он увидел простой рисунок: основание башни, составленное из параллельных линий. От него в стороны расходилось что-то вроде антенн. Наверху в центре башни под перевернутой буквой V были изображены часы. Чарльз узнал барочный хронометр с башни в старом городе. Под часами заглавными буквами было написано: «МЕЧ ЗДЕСЬ».

Криста не ошибалась. Не конференция была истинной причиной его приезда в Сигишоару. Она проходила в городе, в котором родился Влад Колосажатель, хотя ее тема была почти не связана с Трансильванией. Иначе его приезд без видимой причины наверняка вызвал бы подозрение. Не желая упустить свой шанс завладеть предметом, за которым он так отчаянно охотился, Чарльз прибегнул к технике убеждения, предложил разумные и даже забавные причины сделать такой выбор, и его коллеги из Всемирной ассоциации историков приняли решение провести симпозиум именно здесь.

Все началось с того, что с ним связался один весьма загадочный человек. У него был предмет, который семейство Бейкер искало на протяжении довольно долгого времени. Профессор мог получить его за чуть менее чем непомерную сумму. По телефону человек отказался говорить что-то еще и предложил встретиться лично. Заинтригованный манерой разговора собеседника, а также тем, сколько тот знал о его семье, Чарльз, действуя по наитию, согласился. Возможно, он уступил еще и потому, что незнакомец позвонил сначала на домашний телефон, где оставил сообщение, а затем – на мобильный, что было довольно непросто: очень немногие люди знали оба его номера. Чарльз предложил увидеться где-нибудь в общественном месте, и они условились о встрече на территории университета Принстон, рядом с тиграми возле Нассау-холла.

Чарльзу нравилось прогуливаться там, и он делал это при всякой возможности. Поскольку его всегда увлекала история, он еще с детства запомнил отрывок из одной книги. С тех пор он часто мысленно возвращался к нему:

Здание, в котором сейчас находятся кабинеты президента университета и его администрации, имеет историческое значение. Построенное в 1756 году, несколько раз реставрировавшееся, оно когда-то было самым большим каменным строением в Америке и, конечно же, представляло собой весьма солидное учреждение. В период с июля по октябрь 1783 года, когда Принстон на некоторое время стал столицей Соединенных Штатов, в Нассау-холле находилось все американское правительство, включая Конгресс конфедерации.

Кроме того, у него остались приятные детские воспоминания о том, как отец разрешал ему часами сидеть на тиграх у входа. Из путеводителя он узнал, что эти скульптуры были установлены в 1911 году Вудро Вильсоном, который был тогда президентом университета. Тигры заменили нескольких львов, стоявших там с 1879 года. Эти тигры и тот плющ, который он посеял по традиции, выпускаясь из университета, занимали особое место в альбоме его личных воспоминаний. Возможно, именно поэтому многие из его книг обретали форму во время прогулок перед холлом.

Аристотель задал основные направления развития научных дисциплин, расхаживая со своими учениками среди колонн лицея, и так же, как и любившие проводить жизнь в движении древние, Чарльз частенько гулял по парку вместе со студентами. Он считал, что аристотелевская практика весьма полезна, поскольку упражнения для ног оживляют мозг: он любил так говорить, приглашая студентов пройтись. Ему действительно очень нравилась тенденция сочетать здоровое тело со здоровым духом, которую система американских университетов унаследовала от греков; Чарльз считал, что она стимулирует развитие студентов.

Поэтому Чарльз стоял слева от тигра, когда к нему подошел тот загадочный незнакомец, чтобы вручить фотографию меча, считавшегося утраченным навеки. Коллекционировать мечи начал дед Чарльза. Несмотря на то, что отец не проявлял к ним ни малейшего интереса, Чарльз практически завершил коллекцию самостоятельно. Однако в ней не хватало центрального элемента. Дед Чарльза был просто одержим одним из мечей Влада Колосажателя. Влад получил его в подарок от султана Мурада Второго в тот день, когда Мурад повелел ему занять трон на румынских землях. Настойчиво повторяя, что ему необходимо найти этот меч, дедушка передал свою страсть Чарльзу.

Чарльз прекрасно помнил, когда в последний раз разговаривал с дедом. В тот момент он находился в тренировочном лагере, готовясь выехать на Олимпийские игры. Звонок от деда встревожил его настолько, что он бросил все и первым же рейсом умчался домой. Но опоздал. Дед исчез бесследно. Они с отцом – в особенности отец – пытались разыскать старика или хотя бы выяснить, что с ним случилось. Искали самыми разными способами целых десять лет. Заглянули под каждый камень. Перебрали все известные им детали жизни старика, переполошили всех возможных чиновников, надавили на тех, кто привык к подобному обращению. Но все было тщетно.

Чарльз тысячи раз прокручивал в голове их разговор. Размышлял над ним даже спустя столько лет. Старик настаивал, чтобы Чарльз посвятил остаток своей жизни поискам того самого меча. Мол, это его судьба. «Он определяет твою судьбу», – сказал дед.

Меч на фотографии был странным и эффектным. Чарльзу никогда не доводилось видеть его, не было даже иллюстраций, но дед очень точно описал это оружие, которое Чарльз рассматривал сейчас на фотографии этого господина. Она полностью соответствовала описанию деда.

Сам дед лет пятьдесят пытался найти этот меч. Старик вложил огромную сумму в поиски и создал целую сеть специалистов по всему земному шару. Подкупал кураторов музеев, нанимал частных детективов и охотников за сокровищами. Вот только результат всякий раз был один и тот же: ни единого следа. Более того, Чарльз знал, что его дед лично побывал в разных опасных местах планеты, пытаясь раздобыть меч, и когда это происходило, ни он, ни его отец не знали, где старик пропадает уже несколько месяцев и жив ли он вообще.

Поначалу Чарльз руководствовался указаниями деда, затем подключилось его собственное любопытство, и он стал одним из величайших знатоков искусства в мире. Его совета просили музеи. Так же вели себя аукционы «Сотби», «Кристи», «Бонэм», пекинский «Чайна Гарден» и австрийский «Доротеум». Они регулярно консультировались с ним по холодной стали – начиная с кинжалов и заканчивая мечами, включая копья и мачете, булавы и боевые топоры. Втайне надеясь на то, что всплывет разыскиваемый им столько времени меч, он всегда отзывался на эти просьбы. Чарльз сам нередко покупал оружие на аукционах, зачастую через посредников. Он знал все, что можно было знать о каждом предмете своей коллекции. Однако меч Колосажателя найти не удавалось. Несколько лет назад он сдался. Более того, уверился, что этот меч либо только легенда, либо просто исчез без следа.

Но вот сейчас он находился в Сигишоаре, потому что мужчина с фотографией заявил: меч спрятан здесь, а его владелец хочет продать его, но только лично. Вывезти меч из страны легально вряд ли получится, поэтому ответственность за это ляжет на Чарльза. Загадочный господин утверждал, что владелец знает Чарльза, что он бывал в доме его семьи, когда Чарльз был еще маленьким, что он в некотором роде кузен его деда. История показалась Чарльзу странной и притянутой за уши, но, учитывая невероятное сходство между изображением на фотографии и четким описанием, слышанным им множество раз, он решил, что попробовать стоит.

Человек, у которого была фотография меча Колосажателя, сообщил Чарльзу кое-какие подробности о личности, с которой он должен встретиться, вот только не сказал, где будет проходить встреча. Он просто вручил ему визитку, на которой значился один лишь номер телефона: ни имени, ни адреса – вообще ничего. Он велел Чарльзу оставить сообщение сразу же по прибытии в город. Номер, указанный на карточке, тотчас отсоединят, а затем с ним свяжутся. На вопрос о цене мужчина не ответил, только пожал плечами, развернулся и ушел.

Поэтому сейчас, надеясь дождаться звонка спустя двадцать четыре часа после прибытия, Чарльз постоянно держал телефон под рукой, все больше убеждаясь, что вся эта история – чья-то странная шутка. После случившегося больше всего на свете ему хотелось, чтобы наступило утро, чтобы можно было убраться отсюда поскорее. Он снова посмотрел на странную записку. «В некотором роде, – подумал он, – это должно послужить мне уроком. Пора отказаться от этих параноидальных амбиций. Пусть все, кто хочет связаться со мной не по расписанию, звонят. Либо они потревожат меня, либо утомят».

Снова поглядев на записку, он задумался, не пойти ли, в конце концов, в башню среди ночи или оставить эту затею до утра. После чего решил, что день принес уже достаточно сюрпризов, а кроме того, он и без того долго ждал, может прекрасно подождать еще одну ночь. Однако, складывая записку, он обнаружил на обратной стороне примечание, которого не увидел сразу. Записка была сложена вчетверо, и эта строчка не бросалась в глаза. Там было нацарапано в спешке, другим почерком, буквально следующее: «Обязательно найди своего дядю».

Чарльз вспомнил, что мужчина, с которым он встречался в Принстоне, говорил ему что-то о дальнем родственнике его отца. Это было уже слишком. Лучше забыть об этом дне и спуститься на коктейльную вечеринку. Не зная зачем, он свернул записку вчетверо и положил в бумажник, а затем направился в душ.

Глава 15

В штаб-квартире полиции агент Ион Поп разбирался с формальностями, необходимыми для передачи специалистам тел трех жертв, обнаруженных на лестнице Школяров.

– Вы уверены, что мы должны этим заниматься? Не наживем ли себе проблем? – почесал в затылке комиссар. Он пытался убедить Попа дождаться утра – безуспешно.

– Если мы будем ждать и дальше, тела начнут разлагаться, и тогда привет. Им еще предстоит проделать путь до Института судебной медицины в Бухаресте. В любом случае, вы в безопасности с того момента, как РСИ взяла это дело в свои руки.

– Я не понимаю, почему не прислали вертолет. Зачем вам ехать самому среди ночи по разбитой дороге, да еще с таким паршивым грузом?

– Послушайте, я не боюсь, что эти ребята проснутся, а вы? – с усмешкой отозвался агент, продолжая писать.

Комиссар продолжал чесать затылок ручкой. По его лицу Поп понял, что подобную возможность он рассматривал. Рассмеявшись, Поп поднялся и приветливо хлопнул комиссара по плечу.

В участок явилась Криста и спросила, не здесь ли Поп. Он вышел к ней сам, пока женщина, сидевшая за стойкой в приемной, пыталась ответить на ее вопрос. Агент окинул ее взглядом с ног до головы и восхищенно присвистнул. На Кристе было красное приталенное вечернее платье с глубоким разрезом. Туфли на высоких каблуках подчеркивали изящные линии ее ног. В районе шеи и спины платье было полностью закрытым, как если бы она хотела что-то спрятать. Весь вечерний клатч занимал пистолет, который она никогда не оставляла дома.

– Это должно компенсировать отсутствие декольте? – поинтересовался Поп.

Нисколько не обидевшись, Криста отвела агента в сторону.

– Как думаете, вы сможете немного подождать меня? У меня такое чувство, что ситуация может усложниться.

Они некоторое время побеседовали, затем Криста вручила Попу рюкзак, после чего направилась в отель.

Глава 16

Сидевшие у окна люди ушли из бара. Мужчина с папкой оставался на месте, пока бар снова не начал оживать. Беседуя и смеясь, гости заполняли помещение. Похоже, намечалась самая настоящая вечеринка. Бармен включил музыку, причем довольно громко по местным меркам, так что гостям приходилось кричать, чтобы услышать друг друга, или беседовать в холле, прямо под носом у администратора, или же выходить на террасу, если требовалось обсудить что-то важное. Когда стало казаться, что к развлечению присоединились почти все, мужчина, сидевший на парковой скамье, решил, что его миг настал.

Держа папку в руке, он быстрым шагом направился к отелю. Ему показалось, что краем глаза он заметил другого человека, вышедшего из-за дерева и направившегося к его скамье. Дурное предчувствие захлестнуло его. Нет, возможно, он ошибся. Испугавшись, он остановился, чтобы проверить. Шедший за ним человек замер. Мужчина с папкой счел, что преследователь не слишком опытен, поэтому, вместо того чтобы направиться к отелю, он свернул налево, к углу улицы. Там он остановился на свету, желая убедиться, что ему все это не приснилось. Преследователь тоже остановился. Мужчина со скамейки перешел дорогу на красный и быстро свернул за здание в начале улицы. Там было совершенно пусто. Ночь окончательно вступила в свои права. Пыльная лампочка фонаря рассеивала мутноватый свет. Он спрятался за большими металлическими мусорными ящиками. Запыхавшийся преследователь появился меньше чем через минуту и остановился справа от мусорных баков. Почти запаниковав, он прошел немного вперед, затем вернулся. По всей видимости, он не знал, что делать. Мужчина с коричневой папкой стоял на коленях сбоку от первого контейнера. Нужно было как-то защищаться. Затаив дыхание, он пошарил рукой по земле и нащупал кусок кирпича, выпавший из стены у него за спиной. Когда преследователь скользнул за мусорные баки, он быстро поднялся и ударил преследователя кирпичом по голове. Тот рухнул навзничь, а мужчина из парка развернулся и побежал к ближайшему входу в отель, находившемуся неподалеку от террасы. В какой-то момент он выпустил кирпич из рук.

Увидев, что на террасе собралось много людей, он вздохнул свободнее. Вот он, его шанс пробраться незамеченым. Нужно будет просто пройти сквозь толпу мимо стойки администратора. Тот был занят какими-то посетителями, поэтому мужчина с папкой стал подниматься по лестнице. Тем временем преследователь пришел в себя и позвонил Белле. Она тут же подключила работавшего на нее толстого полицейского, который вел наблюдение за комнатой Чарльза. Тот все еще сидел у лестницы, поэтому никому не могло показаться, что он выслеживает преступника. Коп не успел даже закрыть телефон, когда в поле его зрения показался мужчина с папкой. Запаниковав, толстяк поднес руку к пистолету. Мужчина с папкой отреагировал быстро и бросился на грузного полицейского.

Глава 17

Если бы Чарльз выключил душ на две минуты раньше, то услышал бы два выстрела, раздавшиеся у самой его двери. Остальные гости услышали бы их тоже, если бы их не заглушила грохочущая музыка. Потом кто-нибудь бросился бы наверх, где на полу в луже крови лежал телохранитель-полицейский.

Когда все это началось, мужчина с папкой метнулся вперед, пытаясь помешать полицейскому выстрелить, схватил его за руку, и пистолет выпустил пулю. Не задумываясь, он попытался вывернуть руку с оружием и завести ее толстяку за спину, но пистолет снова выстрелил. Все произошло так быстро, что у него не было времени это осознать. Он почувствовал лишь укол в правый бок и увидел, как коп упал на пол. Пошатываясь, с нарастающим звоном в ушах, он бросился к двери номера 104 и принялся стучать в нее изо всех сил.

Чарльз собирался бриться, когда услышал стук в дверь. Он подумал, что кто-то решил позвать его на вечеринку или пришла Криста, рассудившая, что он уже готов. Поэтому Чарльз набросил халат и распахнул дверь. Мужчина тут же захлопнул ее снова, отшвырнул Чарльза к стене, бросился к дивану и рухнул на него. Удивленный Чарльз поднялся и принялся искать предмет, подходящий для обороны.

– Не бойтесь. Я не причиню вам вреда, – с трудом переводя дух, прохрипел мужчина, откидываясь на спинку дивана и корчась от боли.

Чарльз закрыл дверь. Он уже понял, что происходит, не знал только, как реагировать. Мужчина шевельнулся, и профессор увидел его рубашку. Нижняя ее часть быстро пропитывалась кровью. Решив, что он в безопасности, Чарльз приблизился к дивану и положил ладонь на трубку телефона, но мужчина вытянул руку, пытаясь остановить его.

– Прошу вас, не надо. У нас нет времени, – тяжело дыша, произнес он и пересел на кресло, пытаясь как-то совладать с болью.

– Нужно вызвать скорую. Вы ранены.

Мужчина посмотрел на свой правый бок. Спрятав руку под пиджак, он произнес:

– Все равно они не успеют вовремя. – И с усилием добавил: – Это гораздо важнее, чем моя жизнь.

Вынув окровавленную руку из-под пиджака, он на миг уставился на нее. Чарльз по-прежнему не знал, что ему делать. Мужчина сказал:

– Присядьте и выслушайте меня, или…

– Нужно что-то делать. Нельзя оставлять вас в таком состоянии, – перебил его Чарльз.

– Может быть, у вас найдется немного водки. – Мужчина махнул рукой в сторону мини-бара.

Чарльз кивнул, взял одну из бутылочек и подал ее истекавшему кровью мужчине. Тот жестом дал понять, что можно открывать. Профессор открутил крышку. Скривившись, мужчина выпил все залпом.

– Вам нужно убираться отсюда как можно скорее. Говорю вам, вы в смертельной опасности. Я хочу, чтобы вы взглянули на содержимое этой папки, но сначала выслушайте меня. Я не знаю, сколько еще протяну.

Чарльз запротестовал, снова потянулся за телефоном и набрал 9, чтобы вызвать администратора. Мужчина замахал на него руками и уже чуть тише произнес:

– Дайте мне пять минут. А потом звоните, кому хотите.

Поскольку в трубке лишь раздавались длинные гудки, Чарльз взял в руки сотовый телефон и отправил Кристе сообщение, состоявшее из одного слова: «Помогите!» Он хотел выбежать из комнаты прямо в халате позвать на помощь. Но когда он уже был у двери, за спиной у него прозвучали слова на латыни:

– Panis vita est!

Чарльз замер на месте. Он прекрасно помнил эти слова. Они звучали в доме, где он рос, пока не уехал в среднюю школу. В винном погребе на восточной стене был нарисован земной шар с воткнутым в него мечом, и под ними были написаны те же самые слова: «Хлеб – это жизнь». Он всегда считал, что это одно из тех великих изречений, которые так нравились деду, хотя на самом деле они представляли собой просто утверждение без какого-либо скрытого смысла. Только сейчас он вспомнил, что дед повторил эти слова, прежде чем исчезнуть, – вместе с приказом искать меч. В устах его деда слова эти звучали довольно решительно. Как бы там ни было, фраза на латыни остановила Чарльза на бегу. Он обернулся. Махнув окровавленной рукой, мужчина жестом попросил его подойти к креслу. Чарльз сел. Он хотел спросить мужчину, что случилось, но оттягивать неизбежное не было смысла. Поэтому он решил выслушать. Вот-вот должна была появиться Криста.

– Времени мало. Я скажу вам все, что знаю, прежде чем умру. Я рассчитываю на вас. С учетом всего того, что вы знаете, всего, что вы изучали с такой страстью, – историю Средних веков и Влада Колосажателя, – вы найдете недостающие звенья. Вы поймете, что все это значит. Прошу, не забывайте о том, что случилось в последние несколько дней. Вы меня понимаете?

Чарльз предположил, что умирающий мужчина произнес это вступление лишь ради того, чтобы собраться с мыслями. Он никогда не видел, чтобы кто-то приносил себя в жертву столь безмятежно. Что за тайна может заставить человека действовать подобным образом? Слушая вполуха, он все пытался придумать, как вытащить несчастного из этой передряги.

– Известно ли вам, что произошло третьего марта 2004 года? – спросил у него мужчина. – Пал один из важнейших культурных институтов Европы. Главный муниципальный архив в Германии сгорел под обломками. Настоящая катастрофа. Убытки составили девятьсот миллионов евро.

– Да, в Кельне, столице земли Рейн-Вестфалия, знаю.

Чарльзу несколько раз доводилось бывать в здании на Северинштрассе. Это было до того, как оно рухнуло под собственным весом. По всей видимости, метростроители, работавшие под ним, повредили фундамент. По телевизору тогда показывали кратер, заполненный камнями. Казалось, в здание попал метеорит. И под обломками лежали шестьдесят пять тысяч исторических документов, сто тысяч карт, работы нескольких нобелевских лауреатов и более пятисот тысяч фотографий, которые в основном удалось восстановить позднее, как помнилось Чарльзу, но, конечно, значительная доля фондов была утрачена навеки.

– Обвинили некомпетентных строителей, работавших на том участке, коррумпированных чиновников в муниципалитете, но никто так и не сказал правду, поскольку знали ее лишь немногие.

Почти теряя сознание, мужчина попросил Чарльза помочь ему снять пиджак. Затем потребовал воды. Теперь кровью была пропитана вся передняя часть его рубашки. Растерянный Чарльз поднес стакан ко рту умирающего.

– Вы должны мне поверить. Здание подорвали специально. Люди, ответственные за это, считали, что там прячут очень важный для человеческой расы документ. Вы должны его найти.

Позитивист Чарльз, веривший в точные науки, смеявшийся над теориями заговоров, Чарльз, которым он был десять лет назад, когда дед еще жил дома, – тот Чарльз сказал бы себе, что этот человек бредит, и если бы у того не шла кровь, он, наверное, накричал бы на него да и выставил бы из комнаты. Но мужчина находился в ужасном состоянии, и все пережитое за последние десять лет, а в особенности сегодня, сделало Чарльза осторожнее.

– Есть два варианта. Либо они уничтожили книгу, либо нашли ее под руинами. Команда, которая вела раскопки, была на службе у Организации.

– Я в это не верю. Я лично проводил исследования в городском архиве Кельна. Поверьте мне, не такая уж это была и крепость. Если у людей, о которых вы говорите, была возможность уничтожить целое здание, то почему они не могли просто войти туда и забрать то, что им было нужно?

– Попытайтесь понять. Они разыскивали этот предмет многие века. Пытаясь вернуть его, столько раз уходили ни с чем, и тут вдруг решили, что человек, за которым они следили, сумел спрятать ее в государственном архиве. Общая протяженность полок составляла более восемнадцати миль, не говоря уже о ящиках с документацией. Это все равно что искать иглу в стоге сена – на это ушел бы не один год. А если бы кто-то другой пришел и забрал ее? Риск толкнул их на решительные действия. Должно быть, такого они не предвидели. – Несмотря на боль, мужчина слабо улыбнулся, как будто с ностальгией и даже ликованием, что удивило Чарльза, который уже почти испытывал злость.

– Не понимаю. Тот документ, о котором вы говорите, – он был там спрятан или нет?

– Нет. Организацию обманули, намеренно ввели в заблуждение. Последним, кто спас эту книгу, был ваш прадед. Так уж вышло, что он был братом моего деда. Все это происходило в Лондоне, в 1888 году. Теперь ваша очередь. Ваша жизнь никогда не будет прежней.

Чарльз поспешно попытался высчитать степень родства с сидевшим в кресле мужчиной. Если его прадед был братом деда этого мужчины, значит, его дед был племянником этого человека, а его отец – кузеном умирающего. Он уже совсем запутался в связях, когда вновь обретенный родственник опять заговорил, на этот раз с трудом, и было видно, насколько ему тяжело. Вздохнув, умирающий продолжил рассказ, и Чарльз задумался, почему, черт побери, не пришла Криста.

– Вы думаете, что я сумасшедший, я понимаю, но то, что вы вот-вот узнаете, выходит далеко за пределы человеческого воображения. На кону судьба всего мира. Люди, которым нужна эта книга, не остановятся ни перед чем, и они очень могущественны. Бегите как можно дальше. С вами может случиться все, что угодно. Нужно постоянно оглядываться через плечо, и, что бы вы ни узнали, держите это при себе, и не важно, насколько вы верите в других людей. И защищайте книгу даже ценой собственной жизни, как поступил ваш дед.

«Судьба всего мира? Всемирный заговор? Что за чертовщина здесь творится?» – подумал Чарльз. Он никогда не дал бы и двух центов за подобную чушь, и несмотря на то, что ему удалось раскрыть несколько ложных заговоров и посмеяться над ними, это случилось до того, как он сам раскопал две весьма странные истории. А затем он был очень подавлен тем, что ему никто не поверил, ведь о результатах, полученных им, нельзя было судить поспешно. Теперь он вспомнил, как страшно было узнать, что ты открыл важную истину только для того, чтобы над тобой смеялись. Тогда он решил, что, если когда-нибудь столкнется с чем-то подобным, меньшее, что он сможет сделать, прежде чем посмеяться, это хотя бы выслушать историю до конца. Вот только обнаружить, что твой обожаемый дед находится буквально в центре заговора планетарного масштаба, – это как-то уж слишком. Казалось, истекавший кровью гость прочел его мысли.

– Он так и не успел ничего рассказать вам, поскольку не был уверен, что вы готовы. Он знал, что вы очень похожи на него, и так же, как он, обладаете достаточной зрелостью, чтобы понимать: мир не всегда доступен логике и научным объяснениям. Поэтому он так и не успел вас посвятить.

– Посвятить меня? – переспросил Чарльз в надежде, что его новообретенный родственник не собирается перейти от всемирных заговоров к тайным обществам. Он не желал слушать рассказы о масонах, не говоря уже о тамплиерах, и прочие небылицы. Однако его собеседник продолжал, облекая мысли Чарльза в слова:

– Вы потратили много времени на размышления о Владе Колосажателе. Что вам известно о так называемом периоде странствий в промежутке между его первым и вторым правлением?

– Насколько мне удалось выяснить в архивах, об этом продолжительном периоде упомянуто всего в нескольких источниках. Вы говорили, что этот уникальный предмет – книга?

– Библия.

Опять библия. «Никуда мне от этого не деться», – подумал Чарльз. Он прекрасно мог представить, что последует дальше.

– «Библия дьявола»? – спросил он.

Мужчина охнул от боли, но сумел выдавить:

– Дьявола? – На лице его читалось недоумение.

– Довольно, – произнес Чарльз. – Я должен вызвать скорую.

Мужчина посмотрел на него так решительно, что он сдался, хоть и взял в руки телефон и снова отправил сообщение Кристе. Затем он налил себе виски из бара, а мужчине вручил бутылочку водки.

– Не понимаю, что вы имеете в виду. Это не «библия дьявола», это первая библия Гутенберга: первая напечатанная книга, и деньги на ее печать дал Влад Колосажатель. – С трудом удерживаясь в сознании, мужчина потянулся к своей коричневой папке.

Глава 18

Три человека, собравшихся в комнате напротив отеля, установили предмет, напоминавший телескопическое ружье на треноге, и выключили свет. Ствол ружья заменял черный прямоугольный блок с пазами. Сбоку выдвигалась небольшая параболическая антенна. Милтон стоял за треногой в очках, казавшихся совершенно непрозрачными, и огромных наушниках. Сидевшая в соседней комнате Белла наблюдала за периметром, который фантастический прибор Милтона проецировал на экраны двух ее ноутбуков. Оставаясь невидимым снаружи, аппарат делил улицу на квадраты, размеченные фиолетовыми линиями, представлявшими собой лазерные лучи. Белла только что установила спутниковую связь, и на экране появилось самодовольное лицо Вернера.

– Мы в эфире? – поинтересовался он.

– Да, – отозвалась Белла.

– В таком случае, соедини меня, – последовал резкий ответ Вернера.

Все, о чем говорил Чарльз с незнакомцем, было прекрасно слышно в комнате Беллы, и данные с компьютера Беллы появились на огромном экране в личном кабинете Вернера, расположенном в том же самом здании, что и офис Иствуда, только этажом ниже. Синхронизированные программы обеспечивали подробный анализ схемы, в которую превратилась улица. Устройство распознавало лица гостей, появлявшиеся в открытых окнах бара. Программа определяла личности и показывала в уголке экрана степень сходства. База данных идентифицировала проезжающие мимо машины и проверяла права. Милтон перемещал черный предмет в форме параллелепипеда и постоянно регулировал его. Вернер тем временем продолжал внимательно слушать разговор, который велся в комнате Чарльза. В какой-то момент, осуществляя панорамное сканирование, аппарат Милтона наткнулся на лицо Кристы. Она, по всей видимости, изображала интерес к датскому профессору, отчаянно пытавшемуся с ней флиртовать. Аппарат был одним из самых успешных изобретений Вернера. Он находился в собственности Института и был засекречен, однако же Вернеру прекрасно была известна его стоимость на черном рынке – несколько миллионов долларов.

Криста пришла на вечеринку минут десять назад и направилась прямо в бар. Не обнаружив здесь Чарльза, она решила немного подождать. Затем к ней подошел профессор из Дании и затеял довольно милый и невинный флирт. Размышляя о том, почему Чарльза до сих пор нет, она обратила внимание на то, что у входа в отель стоит полицейский автомобиль. Вращавшиеся на крыше сигнальные огни освещали всю улицу.

Инстинкт заставил Кристу направиться в холл. Посмотрев на экран телефона, она обнаружила два сообщения от Чарльза. В вестибюле уже собралась толпа. Комиссар и лейтенант вовсю работали локтями, пытаясь протиснуться между столпившимися людьми. Решив, что ей нужно идти наверх, Криста нажала кнопку быстрого набора номера Иона Попа. На ступенях собрались люди, а на втором этаже обнаружился администратор. Держа телефон в руке, она с удивлением смотрела на тело тучного полицейского. Предъявив удостоверение, Криста произнесла в телефон несколько слов, свернула налево в сторону номера Чарльза и заметила капли крови на ковре. Следуя по ним, словно по крошкам, она обнаружила, что заканчиваются они на пороге номера 104. Выхватив из сумочки пистолет, она постучала.

Чарльз открыл дверь, на лице его читалось потрясение. На самом интересном месте разговора его дядя, или кем он ему приходился, потерял сознание. Чарльз еще не паниковал, но был близок к этому. Он принялся одеваться, но успел только обуть мокасины, когда постучала Криста, застав его в халате. Войдя в комнату, она тут же встала в привычную стойку, заперла комнату, одновременно пытаясь понять, что произошло. Бросила вопросительный взгляд на Чарльза.

– Они перепутали библии, – рассеяно произнес он.

Криста не поняла. Но Чарльз не сдавался:

– Люди, устроившие действо на лестнице и оставившие послание, перепутали книги. Дело вовсе не в «библии дьявола».

Предположив, что он все еще в шоке, Криста произнесла:

– Нам нужно уходить.

Слова ее прозвучали очень авторитетно, поэтому Чарльз вновь принялся одеваться. Криста вздохнула:

– Бросьте.

Она схватила его вещи, висевшие на крючке, положила в карман его бумажник и подтолкнула Чарльза в сторону балкона, на несколько секунд выглянув из-за занавески. Чарльз запротестовал.

– Внизу копы, на лестнице – мертвый полицейский. Они будут здесь с минуты на минуту. Вам придется довериться мне.

Чарльз кивнул, взял в руки сотовый телефон и коричневую папку. Снаружи взвизгнули тормоза. Криста перелезла через поручни балкона и жестом велела профессору следовать за ней. Прямо под балконом, всего в полуярде от второго этажа, на тротуар вырулил авторефрижератор.

Тем временем в Институте Вернер наблюдал, как профессор Чарльз Бейкер прыгает с балкона. Он и женщина в платье стиля «вамп» приземлились на капот рефрижератора. Тот сорвался с места, задел полицейский автомобиль и скрылся из виду.

– Вот и все, мистер Многоуважаемый из Принстона, вот и конец всей вашей показушной надменности выпускника «одного из пяти лучших университетов мира», – усмехнулся Вернер.

Он представил себе, как вывесит этот снимок в Интернете и отправит его в Си-эн-эн. Нет, можно сделать даже лучше: передать видеоролик прямо в Принстон.

Прежде чем выключить компьютер, Вернер увидел, как параллелепипед выплюнул нечто похожее на жвачку: оно прилипло к крыше грузовика.

Глава 19

Рефрижератор свернул вправо, затем влево. Вслед за Кристой Чарльз вытянулся по диагонали на крыше грузовика, повис на передней багажной полке, а затем перебросил ноги через заднюю. Проехав около одной пятой мили, Ион Поп мягко сдал вправо, чтобы не сбросить беглецов, затем помог им спуститься и велел Чарльзу заткнуться на некоторое время и забраться в кабину. У них, мол, будет масса времени, чтобы поговорить не на улице. Наконец все трое оказались внутри. На переднем сиденье официально помещалось «два с половиной человека», что никогда не мешало обычным водителям подбирать по три автостопщика сразу ради лишней пары долларов, поэтому в целом устроиться там не составило особого труда.

Однако Криста, нахмурившись, обернулась к водителю и поинтересовалась:

– Что это за машина?

– Все, что я сумел достать в такое время. Рефрижератор для мороженого и тому подобной хрени. Копы конфисковали его некоторое время назад и с тех пор пользуются вовсю. Мы везем трупы, если вы не забыли, так что выбора у меня особого не было.

Чарльз постепенно приходил в себя от шока и потрясений, пережитых за последние несколько часов. Несмотря на подавленность, он чувствовал, что привычная жажда приключений начинает возвращаться к нему. Он убедился, что всякий раз, когда ему доводилось переживать подобный опыт, как в боевике, он всегда уходил безнаказанным, всегда оставался цел, несмотря на первоначальные опасения. Решив, что и в этот раз будет так же, он накрыл рукой коричневую папку, которую сумел защитить, спрятав ее под халат. Криста поинтересовалась у Попа, куда подевался рюкзак. Агент пробормотал: мол, если она подождет еще немного, он его отдаст.

– Дорога впереди может быть перекрыта, – продолжал Поп.

– Неужели у вас нет чудодейственного пропуска секретной службы? – спросил Чарльз.

И Поп, и Криста ответили утвердительно. Криста размышляла, не видел ли кто, как они спрыгивали на крышу автомобиля. На улице не было никого, а в отеле все слишком увлеклись тем, что происходило внутри, чтобы обращать внимание на события снаружи. Все, что можно было увидеть с первого этажа, – это подлетевший к входу грузовик, который на максимальной скорости унесся прочь спустя всего лишь несколько секунд. Скорее всего, никто ничего не понял.

Тем временем комиссар двинулся по следу из кровавых пятен и оказался у дверей номера Чарльза. Постучал несколько раз, затем попросил ключ у администратора. Внутри комиссар обнаружил сидящего в кресле мужчину, который находился в том состоянии, когда принято говорить, что пациент скорее мертв, чем жив. Испугавшись, что тот потерял уже слишком много крови, комиссар немедленно вызвал скорую. Однако раненый, как и ожидалось, умер по дороге в больницу.

В остальном же полицейский совершенно не представлял себе, что делать. С тех пор как он стал комиссаром, самым значительным событием на его участке была попытка вооруженного ограбления, предпринятая людьми в масках. Наличности в банке было мало, открыть сейф воры не смогли. При виде полицейских автомобилей они запаниковали и сбежали через окно туалета. Полицейские начали преследование и вскоре поймали бандитов, а комиссар раздулся от важности, словно фаршированная индейка на День благодарения. Но это выходило за все рамки: пять убийств за один день, включая это последнее, сатанинские ритуалы, вампиры, зеленые черти и американские профессора. Так или иначе, для него это было слишком.

Агент Поп уехал, Криста как сквозь землю провалилась, а профессора и след простыл. Он позвонил в Бухарест своему патрону, секретарю министерства внутренних дел. Тот не взял трубку. Комиссар решил, что всех сегодняшних жертв убил профессор. Алиби американца представлялось сомнительным. И, поскольку ситуация была слишком сложной, чтобы разобраться с ней за одну-единственную ночь, комиссар опечатал место преступления и отправился домой, к своим трем дочерям, жене и теще.

Глава 20

Погрузившись в размышления, они отъехали от Сигишоары миль на девятнадцать, убедившись, что их никто не преследует и не выставляет блокпосты. Спутники молчали. Выехав на пустую стоянку, Поп открыл заднюю верь. От мешков с трупами, лежавших у двери, ужасно несло.

– А я-то думал, что это рефрижератор, – с испугом произнес Чарльз.

– Был раньше. Но холодильная установка уже не работает, – пожал плечами агент.

Забравшись в кузов, он передал рюкзак Кристе, которая тут же спряталась за кабиной. Пока Криста переодевалась, Поп показал на четвертый мешок, лежавший рядом с остальными тремя.

– Если что-то случится, профессор, вам придется очень быстро перебраться назад и залезть в пустой мешок, как бы тяжело это ни было. Если мы будем вынуждены открыть задние двери во время проверки на дороге, вы будете лежать там не шевелясь. Никогда нельзя быть уверенным, не захотят ли они посмотреть на тела поближе.

Вернулась Криста. Платье в стиле «вамп» она сменила на камуфляжные штаны, армейские ботинки и футболку неопределенного цвета.

– Профессор, можете переодеться за дверью, – произнес Поп, прикуривая сигарету. Первая затяжка горячим дымом вошла в легкие.

Переоделся американец быстро. Поп снова сел за руль.

– Куда мы направляемся? – поинтересовался Чарльз.

– Нужно отвезти этих ребят в Бухарест. Ехать еще около ста пятидесяти миль, как ни крути. Если ничего не произойдет, справимся часа за три. – И с этими словами Поп повернул ключ в зажигании.

– Великолепно. Хочу попросить вас высадить меня возле американского посольства.

Грузовик тронулся с места. Криста произнесла:

– Так расскажите же, что произошло в вашем номере?

Чарльз не ответил. Он размышлял над тем, что так и не добрался до Часовой башни и вот-вот опять упустит меч.

– Нужно вернуться, – наконец сумел произнести он. – Это важно. Нужно вернуться обратно в город.

– Никогда в жизни. Зачем бы вы сюда ни явились, просто забудьте пока об этом. Слишком опасно. Придется вам придумать другой способ.

– Мне постоянно говорят, что моя жизнь в опасности. Сомневаюсь. Произошли ужасные убийства, потом кто-то подбросил мою визитку. А в довершение всего ко мне в номер заявился человек, утверждающий, что он якобы мой родственник. Если присмотреться внимательнее, то все это происходит вокруг меня, а не со мной. Не соблаговолите ли рассказать мне, ради чего я прыгал с балкона в халате, словно какой-нибудь Эррол Флинн?[3] Вы же знаете, что в отеле остались все мои вещи.

Криста пыталась сообразить, как ему ответить и сколько можно ему рассказать. И решила выразиться уклончиво:

– В данный момент полиция подозревает, что вы убили человека, находившегося у вас в номере, и полицейского, охранявшего вас. Вы же не хотите застрять там, доказывая свою невиновность?

– Тот толстяк, который следил за мной, мертв?

– Да, застрелен, как и тот человек в вашем номере, – возможно, убийца один и тот же. Возможно, кто-то пытается подобраться к вам, и человек с папкой застал их врасплох и спас вам жизнь. Вряд ли вы захотите снова рисковать.

Чарльз изо всех сил пытался понять, зачем кому-то понадобилось убивать именно его, именно здесь, но затем решил поразмыслить о том, как лучше добраться до посольства.

– Я оставил в отеле паспорт. Даже не знаю, смогу ли доказать в посольстве, что я – это я.

– Вы человек известный. Там вас все наверняка знают. Вы дружите с послом. Вам выдадут временный документ.

Чарльз подумал, что «дружите» – это слишком сильно сказано. Посол дважды принимал его: один раз – когда он приезжал в Бухарест на презентацию своей книги, и другой раз – когда местный университет наградил его почетным званием. Он провел ночь в частной резиденции посла.

Поразмыслив, американец решил, что не стоит возвращаться в Сигишоару. Он открыл коричневую папку. Она представляла собой что-то вроде скоросшивателя с металлическим корешком. Металлические скобы не позволяли рассыпаться пластиковым файлам для документов. В каждом файле лежало по одной фотокопии, перелистывать их было легко. Чарльз внимательно изучил несколько фотокопий из предполагаемой библии Гутенберга. Если то, что сказал тот человек, было правдой, в руках у него оказались копии первых печатных страниц в истории. Пытаясь сосредоточиться, он перелистывал пластиковые страницы. В конце концов Чарльз поинтересовался у Попа, не помешает ли ему свет, и включил лампочку в кабине. Подобная постановка вопроса развеселила Попа, понимавшего, насколько свет важен для профессора. Агент ответил, что свет ему нисколько не помешает.

Идеально сверстанные тексты с буквами одинакового размера выстраивались в ряд у него перед глазами, когда он листал первую из напечатанных в мире книг. Чарльз прекрасно знал, как выглядит библия Гутенберга. Ему не раз выпадала возможность изучить ее экземпляры. Тот, который он знал лучше всех, находился в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне – одна из двух американских копий, отпечатанных на телячьем пергаменте. Чарльз осторожно перевернул несколько страниц. Сидевшая рядом с ним Криста поинтересовалась:

– Это «библия дьявола»?

– Нет, Гутенберга, – машинально отозвался он.

Подняв взгляд от копий, он посмотрел на Кристу и вдруг осознал, как ей хочется разобраться в том, что случилось в тот вечер. Она лишь боялась давить на него слишком сильно. Оценив ее деликатность, он решил кое-что рассказать ей, но не спешил переходить к самому важному, поэтому по привычке начал объяснять все так же, как будто стоял перед студентами.

– Как вам известно, библия Гутенберга – первый напечатанный серьезный труд. Создал ее немецкий кузнец из города Майнца примерно в середине пятнадцатого столетия. Многие люди считали книгопечатание самым важным изобретением в истории человечества – вплоть до появления компьютеров.

– Однако же вы не согласны с ними! – совершенно не к месту вмешался Поп.

Чарльз не понял, хотел агент пошутить или просто показать, что тоже участвует в разговоре. Не ответив на слова попутчика, он продолжал:

– Попытки предпринимались и раньше. Кое-что печаталось и до Гутенберга, но это была первая инкунабула.

Поскольку никто из них, судя по всему, ни слова не понял, Чарльз поспешно пояснил:

– Инкунабулами принято называть все книги, напечатанные в Европе до 1500 года. Считается, что всего Гутенберг создал сто восемьдесят библий. Сорок восемь копий дошли до наших дней, из них полных лишь двадцать одна. Это издание также называется В42, поскольку в нем сорок две строки на странице, хотя это не совсем точно. Встречаются страницы, на которых сорок или сорок одна строка. Она полностью переведена на латынь, как и «библия дьявола». – Он улыбнулся Кристе.

– И что это? – поинтересовалась Криста. – Просто страницы из библии?

Не ответив, Чарльз продолжил рассказ:

– Лежащие перед нами копии сделаны с оригинала, напечатанного на телячьей коже. Насколько известно историкам, таким образом были созданы всего двенадцать книг. Как видите, это старые копии, и они сделаны с одной из этих двенадцати. Это можно определить по текстуре пергамента. Так сразу не скажу, где именно в мире находятся эти копии, но можно проверить. Человек, который принес в мой номер эти страницы, утверждает, что это совсем другой экземпляр. И я пытался определить, есть ли здесь то, что подтверждало бы его слова.

Чарльз изо всех сил пытался сосредоточиться, пока грузовик катился по неровной дороге. Поп покосился на страницы и тем же шутливым тоном спросил:

– А кто-нибудь может прочесть такую книгу? Буквы кажутся похожими на следы паука, которого обмакнули в чернила и отпустили гулять по странице.

– Это очень известные буквы, – рассмеялся Чарльз, но подумал, что этот маленький полицейский далеко не так прост, как кажется. – Это специальный шрифт, называется Textualis, или Schwabach, его разновидность. В любом случае, это подвид Blackletter. Сочетание пересекающихся вертикальных и горизонтальных линий действительно создает эффект паутины. Мы отвыкли от такого стиля, который восходит к готическому письму. Но дело в том, что этот вид шрифта также называется Textura Gohica, хотя и состоит из букв латинского алфавита. Для грамотных людей того времени читать его было так же просто, как нам сейчас Times New Roman. Как видите, все здесь выверено идеально, никаких разрывов параграфов, да и инициалов полно. – Чарльз помолчал, пытаясь собраться с мыслями, а затем сказал: – Инициалами в данном случае называются цветные буквы, расположенные в начале каждого параграфа, соответствующего началу главы. Их выполняли от руки, главным образом в монастырях. До изобретения книгопечатания все книги были разными. Монахи переписывали их, но каждая копия представляла собой новый экземпляр, не в последнюю очередь благодаря стараниям искусных монахов. Как ни парадоксально это прозвучит, каждая копия являлась оригиналом. Слушайте, кажется, я только что придумал слоган для производителя копировальных аппаратов. Возможно, стоит предложить его «Ксероксу» или «Кэнону».

Чарльз рассмеялся собственной шутке, перевернул страницу, и улыбка застыла на его лице.

– Подождите минуточку, – произнес он вслух. – Этого я никогда прежде не видел.

Возможно, момент был уникальный, но по спине его тем не менее пробежал холодок. Спутники внимательно смотрели на него. Криста жестом велела Попу следить за дорогой.

– Ни в одной из библий Гутенберга нет нумерации страниц. – Он поднес файл к свету и прочел: – Двадцать четыре. – Затем он перевернул страницу. Там значился другой номер. – Двенадцать, а потом снова двадцать четыре. Очень странно.

Чарльз вернулся к первым страницам. Они лежали в произвольном порядке, собранные из разных глав, как будто человек, поместивший их в папку, просто хотел сделать обзор. Некоторые из них были пронумерованы, на других встречались буквы, которые будто бы ничего не значили. Самая полная часть представляла собой отрывок из Апокалипсиса. Каждый лист фотокопии содержал только и исключительно по две страницы оригинала.

Перед отрывком из Апокалипсиса на странице слева, пустовавшей во всех экземплярах, которые доводилось видеть Чарльзу, присутствовал неполный текст, состоявший всего из нескольких строк. Напечатан он был лишь на правой стороне страницы, которую как будто разорвали пополам. Буквы были такими же, как и во всей книге, но левой половины текста не хватало. Даже то, как текст был расположен на пергаменте, словно бы показывало, что эту часть страницы намеренно оторвали, хотя на самом деле она была целой. Как будто кто-то наложил клочок пергамента на пустую страницу библии.

В тусклом свете текст показался Чарльзу неразборчивым. Он был мелким и не таким четким, как во всей книге. Казалось, что снимок чуть засвечен или камера была не сфокусирована. Чарльзу подумалось, что это известный трюк, но он не знал, как с ним справиться, а свет был слишком слабым, поэтому он не стал даже пытаться.

– Кто-то как следует поразвлекся и испортил эти страницы. Похоже, их напечатали на том же самом станке, но без оригинала уверенным быть нельзя.

– Или эти страницы взяты из оригинала, уникальной копии, – добавила Криста.

Чарльз задумался над такой возможностью. Он снова принялся листать папку, и в какой-то момент он вытянул левую руку так, что свет упал на последний разворот. Слева располагались последние параграфы Апокалипсиса. А вот справа… Профессор замер и принялся всматриваться внимательнее. Там был другой, целый текст, который, однако, казался странным. Чарльз принялся читать. Латынь он знал очень хорошо, как классическую, так и средневековую – лингва франка для ученых того периода. Если уж на то пошло, он считал, что любой интеллектуал, заслуживающий такого звания, должен знать и древнегреческий, и древнегерманский, хотя не собирался задирать нос именно сейчас. Он читал текст и не верил своим глазам. Узнав параграф, он громко расхохотался.

Глава 21

Когда шоу закончилось, Вернер велел Белле следить за грузовиком, но держаться на расстоянии и ни в коем случае не вмешиваться без его прямого приказа. Устройство, установленное на машине, работало отлично. Повесив трубку, он сразу же позвонил Иствуду.

– Игра началась. – Вернеру нравилось пародировать Холмса.

– Я видел. Возможно, он не настолько умен, как вы утверждали, – ехидно заметил Иствуд. – Думает, мы перепутали библии. Он не понял послания.

– Дайте ему время. – Вернер помолчал, чтобы придать своим словам больший вес. – Кстати, этот фокус с часовыми поясами при перелете с востока на запад вызывает головную боль. Когда в Румынии семь часов вечера, здесь одиннадцать часов утра. Я устал, а профессор сейчас в бегах, Белла его контролирует. Я иду домой. Они будут постоянно держать меня в курсе, что бы ни произошло.

Спустя несколько минут с крыши основного здания Института взлетел вертолет. Его винты взметнули пыль пустыни Мохаве. И машина, похожая на огромное злобное насекомое, направилась в сторону Ланкастера в долине Антилоп, где когда-то жили индейцы пайюты.

Белла и ее спутники поспешно собрали вещи и сели в «Порш Панамера». Теперь они никуда не спешили. Белла положила голову на удобный подголовник и мгновенно заснула.

Глава 22

Профессор так трясся от смеха, что, казалось, вот-вот лопнет. Смущенные Криста и Поп не сводили с него глаз. С трудом переведя дух, Чарльз пытался объяснить, что вызвало у него приступ веселья, который они, по всей видимости, приняли за последствие нервного напряжения. В конце концов, день выдался очень необычный. Но Чарльз ухитрялся говорить в промежутках между взрывами хохота:

– Мы все стали жертвами невероятного фарса, жуткого надувательства, но оно просчитано до мелочей.

Криста не знала, как и реагировать. Очень хотелось обхватить голову руками. Поп настолько оцепенел, что даже забыл смотреть на дорогу.

– Стоп! – Чарльз тут же перестал смеяться. – Остановите эту чертову штуковину, слышите?

Его реакция была настолько неожиданной, что Поп нажал на тормоз прямо посреди дороги.

Чарльз выскочил из автомобиля.

– Нет там никаких мертвецов! Они просто посмеялись надо мной. Вы сами посмеетесь над этими песнями-плясками вокруг меча и моего дяди, или кузена, или кто он такой. Что же я за идиот, раз купился на всю эту чушь? Тот человек с папкой, наверное, помер от смеха, когда я убежал – от него и его сообщников. И вы тоже его сообщники, и ФБР, и Интерпол, на все сто. Как можно быть настолько глупым? Кто-то, знавший, над чем я работаю, сыграл со мной эту продуманную до мелочей шутку.

Продолжая кричать, он начал открывать заднюю дверь рефрижератора. Он все еще пытался открыть ее, когда из кабины выбрался Поп. Чарльз как раз начал свою тираду заново, когда Поп подошел к нему.

– Вампиры и старики, кресты и черти. Какой набор… – Чарльз обернулся к Попу и закричал: – Откройте двери!

Агент с поразительным хладнокровием поинтересовался, зачем это нужно.

– Потому что там нет никаких трупов. Все это лишь дурацкая шутка. В чем заключается план? Вы собираетесь доставить меня в какой-то бункер в Бухаресте, где вспыхнет свет и кучка идиотов завопит: «Сюрприз!»?

– Тела совершенно реальны, это я вам гарантирую. Вы несколько часов находились в состоянии шока, а теперь начинаете приходить в себя. Прошу вас, попытайтесь успокоиться.

– Я спокоен, – уже тише произнес Чарльз. – Откройте двери!

Поп выполнил просьбу Чарльза. Забравшись внутрь и склонившись над мешками, Чарльз продолжал ворчать:

– Вы тоже хороши: настоящие мастера декораций, а запах-то! – Он наконец открыл один из пакетов. – За эту постановку вам дадут «Оскар». – Профессор дернул мертвеца за руку. – Давайте же посмотрим, из чего сделана эта кукла.

И тут Чарльз умолк. Трупное окоченение прошло, и тело начало разлагаться. Чарльзу стало дурно. Выпрыгнув из машины, он почувствовал, что его тошнит.

В сумрачном баре то и дело мерцал экран мобильного телефона. Мужчина в кожаном пиджаке с металлическими заклепками, перед которым не было стакана с выпивкой, посматривал на этот светящийся экран. Казалось, он чего-то ждал. В конце концов он протянул руку, поднес телефон к уху и кивнул в ответ на услышанное. После этого сказал что-то о львах и подтвердил, что ему все ясно. Положив телефон в карман мотоциклетной куртки, он надел шлем и вышел на улицу.

Глава 23

Чарльз не припоминал, чтобы хоть раз в жизни до такой степени выставлял себя дураком. Он уже вернулся в кабину и чувствовал себя так, словно был готов вот-вот умереть от стыда. Для него было нехарактерно так терять контроль над собой. Ему хотелось извиниться, но он не знал, как это сделать, не запутавшись еще больше. Чарльз до сих пор сомневался во всей этой истории, но мертвецы явно были настоящими.

Он открыл рот и произнес:

– Я…

В этот же миг Криста сказала:

– Не волнуйтесь. Мы на вашем месте отреагировали бы точно так же.

– Спасибо, – отозвался Чарльз.

– Вы в порядке?

Чарльз кивнул. Удивившись спокойствию, с которым звучал его собственный голос, он произнес:

– Мне раньше доводилось попадать в непростые ситуации. Меня учили защищаться с самого детства, но это дело… – он показал на папку, – это уже слишком.

– Вы не хотите пояснить нам, что именно здесь слишком? – вопросительно посмотрела на него Криста.

Вздохнув, Чарльз показал на папку, открытую на последней странице предполагаемой копии библии.

– Прочтите это, – просто произнес он.

– Это же на латыни.

– Верно. Попытаюсь перевести.

Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит разрешения войти в закон. Но привратник говорит, что сейчас не может разрешить ему войти. Человек думает и спрашивает потом, нельзя ли ему тогда войти позже. «Что ж, это возможно, – отвечает привратник, – но только не сейчас». Поскольку ворота, ведущие в закон, раскрыты, как всегда, и привратник отходит в сторону, человек нагибается, чтобы заглянуть через ворота вовнутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит: «Если это тебя так манит, то попробуй тогда войти туда вопреки моему запрету. Но запомни: я всемогущ. И я только самый нижний привратник. После меня есть еще одиннадцать дверей. От зала к залу там дальше стоят привратники один могущественнее другого. Уже перед лицом третьего теряюсь даже я»[4].

– На этом текст заканчивается, – сказал Чарльз. Остальные молчали.

– Это притча? – наконец поинтересовалась Криста.

– А вы не узнаете этот отрывок?

Поп произнес:

– Возможно.

Криста не сказала ничего.

– Это рассказ Кафки «Перед законом».

– Ах да! – воскликнул Поп. – Но ведь этот же текст есть и в «Процессе»?

– Совершенно верно. Кафка использовал притчу еще раз, уже позже, в романе «Процесс». Так что теперь вы мне скажите, как текст двадцатого столетия мог оказаться в Библии, напечатанной в пятнадцатом?

– Никак, – отозвался Поп, – если только его не переписали из этой самой библии.

– То есть вы считаете, что Кафка позаимствовал эту притчу из единственного сохранившегося экземпляра библии?

– Возможно, он сделал это нарочно. Возможно, он пытался этим что-то доказать.

– По-вашему, Франц Кафка видел то же, что и мы, или, хуже того, он фактически видел оригинал?

Все это время Криста молчала, слушая двух своих спутников.

– Знаете что? – произнес Чарльз. – Уильям Оккам был монахом-францисканцем, жившим в тринадцатом веке, и он придумал метод разрешения загадок, который назвали позднее «бритвой Оккама». Оккам утверждал, что если нам приходится выбирать между двумя гипотезами, то более простой вариант, как правило, оказывается верным. Что вероятнее: то, что Кафка позаимствовал из библии Гутенберга текст, о котором вообще ничего не было известно, или что кто-то решил сыграть с нами довольно злую шутку? Я был сбит с толку всем случившимся, и эти мерзкие убийцы полностью подменили суть проблемы, но во всей этой истории есть что-то очень подозрительное. А теперь в нее оказался замешан еще и мой самый любимый писатель, которого я знаю вдоль и поперек. Нет, мы имеем дело с постановкой.

– Что ж, неужели вам не казалось это ясным как день, – начала Криста, – с того самого момента, как вы увидели свою визитку? Что, если кто-то пытается собрать головоломку и выдает вам одну деталь за другой?

– Итак, я прав, и вся эта постановка адресована исключительно мне?

– Я думала, что мы это уже выяснили.

– Да, – пробормотал Чарльз. – Полагаю, мне тяжело это принять. Меня очень раздражает тот факт, что я не могу во всем разобраться.

– А этот Кафка, он был австрийцем? – поинтересовался Поп.

– В некотором роде. Жил в Австро-Венгерской империи, умер в Вене. Что же до рождения, то он родился в еврейской семье в… Минуточку. – Чарльз задумался. Казалось, он что-то понял или связал некие факты воедино. – Где мой халат?

Протянув руку назад, Криста передала ему предмет одежды. Чарльз пошарил по карманам и вытащил кошелек.

– Хорошо, что… А то я забыл бы. Ни документов, ни денег – вот это был бы номер. – Он извлек из кармашка записку с рисунком, развернул ее, внимательно изучал некоторое время, словно собирая воедино наконец-то установившиеся связи. – Мы едем в Прагу, – наконец объявил он.

Криста с удивлением уставилась на него.

– Вы можете высадить нас в аэропорту? – спросил Чарльз.

– Вы не сядете в самолет без паспорта или какого-то другого документа. Я могу попросить комиссара прислать их утром. Скажу, что они нужны нам для вашего опознания. Он питает ко мне слабость, – добавила Криста.

– У этого типа слабость ко всем дамам. Не обольщайся, – хмыкнул Поп.

– А поезда отсюда в Прагу ходят? – поинтересовался профессор. – Здесь недалеко.

– Да, конечно, – пробормотала Криста.

– И мне ведь не нужен паспорт внутри Евросоюза? Это так?

– Только на границе с Венгрией, но, как вы уже говорили, мое удостоверение личности способно вытащить нас из этой передряги.

Они приближались к Бухаресту. Огни становились ярче, на дороге появилось больше машин. Было почти три часа утра, и, даже несмотря на не слишком оживленное движение, после долгого пути по пустынной трассе им казалось, что они въезжают в цивилизованный мир.

Глава 24

Белла проснулась. Машину вел «бык», Милтон переместился на пассажирское сиденье. Она обратила внимание на его глубокое ровное дыхание и посмотрела на экран бортового компьютера. Зеленый огонек, отображавший движение авторефрижератора, все так же мигал.

– Далеко они сейчас? – поинтересовалась Белла.

– Около двух миль.

– Ускоряемся.

При въезде в Бухарест мотоциклист смотрел на остановившийся перед светофором грузовик. На стенке рефрижератора был изображен лев, державший мороженое в петле хвоста. Байкер нажал на газ; оказавшись рядом с водителем грузовика, он повернул голову, разглядывая сидящего за рулем человека. Поп, в свою очередь, посмотрел на него, но не увидел лица мотоциклиста – ему помешал красный отблеск светофора на шлеме. Наконец красный свет сменился зеленым, мотоциклист запустил мотор, поднял пистолет, выстрелил, щелкнул сцеплением и скрылся из виду.

Агент Поп рухнул на руль. Раздался громкий гудок.

Вернувшись на свою роскошную виллу в итальянском стиле, расположенную в Ланкастере, Вернер решил посмотреть футбольный матч. Он записывал игры своих любимых команд еще со времен студенчества. «Нью Инглэнд Пэтриотс» стали отличной командой несколько лет назад, а Вернер следил за ними еще с тех пор, когда они были новичками. Чем закончился матч, он не знал, поскольку старался никогда не узнавать заранее счет записанной игры. Если такое случалось, он очень раздражался, поэтому, попав домой, не стал читать газеты, не включал радио и телевизор. Пока команды представлялись, Вернер сделал себе тройной чизбургер с кетчупом и соусом для барбекю, маринованным чесноком и римским салатом. Лежавший на столе телефон хрипло прогудел, словно локомотив. Вернер облизнул пальцы и коснулся экрана. На нем высветилось короткое сообщение: «ГОТОВО».

Довольный результатом, он положил телефон обратно на стол и устроился поудобнее, готовясь насладиться игрой.

Глава 25

Белла с тревогой смотрела на экран. Зеленый сигнал на карте не двигался вот уже несколько минут.

– Сколько нам еще ехать до них? – Белла барабанила пальцами по подлокотнику кресла Милтона.

Юлий Генри был удивлен. На первом светофоре собралась толпа. Лихорадочно мерцали огни: несколько машин остановилось на обочине. Лимузин Беллы подобрался как можно ближе, но в небе уже виднелись отсветы мигалки полицейского автомобиля, обгонявшего их со включенной сигнализацией. Вторая полицейская машина подъехала с противоположной стороны. Белла велела водителю продолжать движение. Юлий Генри подъехал к светофору. Все трое, сидевшие в лимузине, повернулись и увидели, что дверца авторефрижератора открыта нараспашку, окно слева разбито, а голова водителя лежит на руле, обращенная в сторону исчезнувшего стрелка. Какие-то люди, по всей видимости, свидетели, комментировали происшедшее. Белла знала, что не имеет права останавливаться. В душе поднялась волна тревоги. Юлий Генри проверил память бортового компьютера и активировал номер Чарльза. Ничего не произошло. Разряженный, телефон Чарльза лежал в рюкзаке Кристы.

Криста и Чарльз выскочили из машины и бросились бежать к центру города. Они бежали изо всех сил, постоянно оглядываясь и проверяя, не преследует ли их кто-нибудь. Похоже, за ними никто не шел. Остановившись перед многоквартирным домом эпохи коммунизма, они увидели мужчину, выгуливавшего щенка. Они решили передохнуть и убедиться, что поблизости нет ничего опасного. Впереди, ярдах в тридцати или сорока, виднелась стоянка такси, где четыре желтые машины ждали утренних пассажиров. Время от времени в сторону главной дороги уносился автомобиль. Криста и Чарльз направились к стоянке, где за утренним кофе беседовали водители.

Сидевшая в лимузине Белла в панике набирала номер Вернера, который не отвечал, поэтому она решила сделать лучшее, что могла в такой ситуации. Пока лимузин продолжал медленно катиться вперед, Белла, как и Юлий Генри, и Милтон, оглядывалась по сторонам. Как раз в тот самый миг, когда босс снял трубку, они увидели, как Чарльз и Криста садятся в такси.

Глава 26

Такси остановилось напротив вокзала. Чарльз достал из кармана кошелек. В нем оказались одни только британские фунты и евро. Расплатиться картой было невозможно. Тщательно изучив содержимое своего кошелька, Криста оплатила поездку. На станции они направились прямо к информационному стенду. Единственный поезд в Чехию уходил в шесть. А значит, у них оставалось еще более двух часов.

Вернер вышел из душа. Во всем доме звучала музыка. Он как раз приобрел последний альбом «Пинк Флойд» – «Бесконечная река». Да, звучал он в точности как «Колокол разделения», записанный десять лет назад, и да, Вернер вовсе не был хипстером – даже по определению, с учетом его карьерных целей, должностей и всего прочего. Однако он питал особую слабость к альбомам Роджера Уотерса, и не важно, что старейшины «Пинк Флойд» клялись и божились, что лидером группы является Гилмор. Вернер наизусть знал альбом «Стена» и в первую очередь композицию «Последняя точка», которая благодаря своей антивоенной, антикапиталистической и антимодернизаторской тематике воплощала идеологию хиппи. Особенно ему нравилась барочная оркестровка и затейливый саундтрек, просто божественно усложнявший очень простую и мелодичную основную линию. И напевать ее было легко.

Вернер получал удовольствие, слушая нападки музыкантов на банки, деньги в целом и международную финансовую систему – они словно тыкали в нее вилами. Поэтому ему очень нравилось последнее шоу Уотерса «Стена» – высший пилотаж в сфере манипуляции. Великолепный обман. И такой простой. Все спрятано прямо на виду. На экране демонстрировалось, что доллары, фунты, йены есть чистый яд, а тем временем мировые валюты наливались властью и силой. Просто потрясающе, если понимаешь, в чем дело. С точки зрения Вернера, этот пунктик Уотерса чертовски напоминал точку зрения старомодных американских интеллектуалов, которые добросовестно проклинали систему, позволявшую им жить в раю, как будто никто из них не понимал, что если бы они отправились в страны, которыми так восхищались, то вскоре умерли бы от голода или закончили свои дни в концентрационном лагере. «Ладно, любой может наблюдать шторм с балкона, – с презрительной усмешкой подумал Вернер, – но в этом же и проявляется величие Америки, чуваки: любой пророк может найти себе стадо». Легче, чем отобрать конфету у ребенка. А им с Институтом остается лишь подбирать пророков и манипулировать ими.

На этой радостной ноте Вернер облачился в удобную одежду и сел в лифт, который отвез его вниз. Он решил не возвращаться в Институт до завтрашнего утра. Были у него дела и поважнее, вот только к тому моменту, как он спустился вниз, Вернер осознал, что забыл телефон наверху, поэтому пришлось возвращаться. Тогда-то он и заметил пропущенный звонок от Беллы. Перезвонив ей, он едва не обезумел от ярости, узнав, что та связывалась с Мартином. Глаза его налились кровью, он почувствовал, что у него вот-вот взорвутся вены.

– Твоей задачей было не спускать глаз с профессора! – заорал он, а затем швырнул телефон в стену. По полу разлетелись осколки. Тяжело дыша, Вернер постоял минуту в центре комнаты, затем взял другой телефон с кухонного стола.

Глава 27

«Железнодорожная станция – не самое лучшее место для ночевки», – подумал Чарльз. Глядя на лица наркоманов, пьяниц и попрошаек, он чувствовал, как по спине бегут мурашки, не потому, что он думал, будто с ним может что-то случиться, а оттого, что они заставляли его задуматься о стороне жизни, от которой он обычно был защищен. Вокзалы принадлежат тем, у кого ничего нет. И вокзал Бухареста не был исключением.

Чарльз воспользовался картой, чтобы снять деньги в банкомате. Криста предупреждала его, что если он воспользуется картой, то выдаст их местоположение заинтересованным лицам, на что Чарльз возразил: все, кого они интересуют, и так знают, куда идти. Затем, решив, что настала его очередь, он купил билеты и отправился на поиски сигар, которых не нашел, поэтому приобрел пачку сигарет и зажигалку. Они устроились на террасе «Макдональдса», поскольку это был единственный приличный ресторан во всей округе. Несмотря на то что Чарльз, как правило, испытывал отвращение к фастфуду, на этот раз он проглотил все до крошки, почти не жуя, и теперь сидел, посматривая по сторонам и дожидаясь, когда доест Криста.

Продолжая жевать, Криста спросила:

– Зачем мы едем в Прагу?

«Мы»? Множественное число озадачило Чарльза. Ему нужно было в Прагу, но эта девушка уже прицепилась к нему, словно марка к конверту.

Да, сейчас она была ему необходима: и та власть, которую она представляла, и качества ее характера, весьма решительного. Иначе – и он прекрасно понимал это – ему никогда не перебраться через границу.

Профессор достал из кошелька записку, которую получил еще в отеле.

– Это Часовая башня в Сигишоаре, – произнесла Криста.

– Так я и подумал, но после истории с Кафкой понял, что вряд ли это румынские часы. Часы, которые нарисованы здесь, имеют стрельчатый свод. На Часовой башне Сигишоары такого нет, и часы смещены вправо, в сторону смотрящего. Это другая башня – башня Святого Вита в Пражском соборе. Я начинаю думать, что роль наброска Кафки «Перед законом» заключается в том, чтобы дать мне дополнительное указание, подсказку. Я не имею ничего против игр, но можно было просто написать на бумаге «Меч в Праге», вместо того чтобы писать «МЕЧ ЗДЕСЬ». Кто-то явно хочет, чтобы мы приехали в Прагу.

Взяв в руки листок, он некоторое время смотрел на него, а затем принялся водить пальцами по бумаге и растирать ее, словно пытаясь что-то выяснить.

– О каком мече вы говорите? – поинтересовалась Криста.

Чарльз приблизил бумагу к глазам и сказал:

– Что-то не так с этой бумажкой.

Нащупав в кармане зажигалку, он поднес пламя к бумаге. Словно по волшебству, на поверхности появился скрытый текст. Импровизированный факел погас. Чарльз попытался зажечь его снова, раз или два, но безуспешно. Он выкрутил колесико, регулировавшее высоту пламени, на максимум и предпринял еще одну попытку. Зажигалка сработала, но пламя охватило бумагу. Чарльз выпустил листок из рук, потушил огонь ботинком. Больше четверти записки оказалось утрачено. Однако стал виден новый текст. Чарльз с удовлетворением посмотрел на Кристу.

– Симпатические чернила, – заявила женщина.

– Не обязательно. Для этого нужно обработать бумагу специальной субстанцией: смесью алкоголя, тетрахлорида углерода и настойки красного стручкового перца. Бывают и более простые решения, в сравнении с этим – детский лепет. В Древнем Египте подобные трюки проделывали даже на папирусе. История утверждает, что агенты Ивана Грозного были первыми великими специалистами, умевшими прятать тайные послания. Они писали луковым соком, но можно смешать лимонный сок с небольшим количеством гидрокарбоната калия.

Криста не сумела сдержать улыбку, и это не укрылось от Чарльза, который поднес бумагу еще ближе к глазам, потому что послание было написано очень мелким почерком.

– Это термобумага, – произнес он. – Я сначала не понял, потому что качество просто ужасное. В ходе своих исследований я встречал целый ряд подобных документов, но, в отличие от этого, они не были адресованы мне.

И он замолчал, намереваясь прочесть текст внимательнее. Сверху значилось: Агиос Георгиос, ниже были приведены строки на французском языке:

В обгоревшем уголке можно было прочесть лишь: «рн – только эти два меча могут войти в одни ножны».

Справа от греческих букв виднелись цифры 10:00. Рядом всего тремя линиями была изображена птица.

Чарльз прочел написанное и расхохотался. На этот раз смех его не был истерическим, нет, это был здоровый смех всем довольного человека. Он расслабился и снова стал самим собой, несмотря ни на что. Снова начал чувствовать себя героем, готовым сразиться с драконом, так, как делал уже это много раз в прошлом. Теперь он был уверен в том, что с какими бы трудностями ему ни довелось столкнуться, он все их преодолеет. И, несмотря на ужасные убийства, он признался себе, что в данном случае скрытая реклама – если ее можно было так назвать – оказалась очень замысловатой и невероятно остроумной.

Добравшись до вокзала, Белла отправила своего водителя выяснить, куда направляются двое беглецов. Чарльз видел в отеле и ее, и Юлия Генри, и она не хотела, чтобы он их узнал. Милтон взял с собой черный параллелепипед, но без аксессуаров. У окошка кассы, ошеломив кассира бессвязным потоком слов, он сумел установить параллелепипед у стекла и воспользоваться им. С этой точки Белла легко могла просчитать, куда направляются Чарльз и Криста, поскольку за последний час было продано всего три билета, и два из них до Праги. Белла взломала систему и выбрала места ближе к хвосту поезда, чтобы, после того как они сядут в вагон, им не пришлось проходить мимо тех людей, за которыми они следили. Затем она отправила Милтону текстовое сообщение с указанием направления и мест. Помучив кассира еще несколько минут, Милтон показал ей сообщение Беллы на экране своего телефона. Кассирша шумно и с облегчением вздохнула и дала Милтону то, что он хотел.

Глава 28

Криста ждала, что Чарльз поделится с ней мыслями по поводу записки, лежавшей на столе между ними.

– Это имя, написанное греческими буквами, – «Агиос Георгиос», то есть святой Георгий. Цифры справа от него могут означать все, что угодно, но прямо сейчас я бы сказал, что это значит «ровно в десять». Мы понятия не имеем, какого дня, вечера или утра. Полагаю, это связано со статуей святого Георгия, убивающего дракона, расположенной в одном из дворов собора Святого Вита. Трудно сказать, каком именно, потому что статую перемещали по городу до самого начала девяностых годов, но, думаю, найдем мы ее достаточно легко. Что интересно в этой статуе, так это то, что ее авторство приписывается каким-то румынам из Трансильвании. Одного из них даже зовут Георге, если я правильно помню. Имя второго я забыл. И, если я ничего не путаю, примерно в конце четырнадцатого века император Карл Четвертый нанял этих мастеровых, чтобы они создали то, что считается первой конной бронзовой статуей, стоящей не на частной территории. Это делает ее первой публичной статуей такого рода в Европе. Что же до птицы, которая нарисована на этом листке, то на этот счет у меня нет ни малейших идей. Возможно, это подпись автора.

Криста улыбнулась, услышав о мастеровых. Чарльз заметил эту улыбку, хотя Криста пыталась скрыть ее. Он поднял бровь, словно предлагая поделиться своими мыслями, но она лишь отрицательно покачала головой в ответ, как бы говоря, что не думала ни о чем конкретном, несмотря на то, что впервые поняла что-то раньше Чарльза, излагавшего свои дедуктивные размышления. Он мог повторить свой вопрос в любое время, если не додумается сам.

– Эти строки – из стихотворения, приписываемого Агриппе д’Обинье, очень интересному поэту, о котором мы можем поговорить позднее. Не вижу связи, но меня несколько беспокоит необходимость переводить их вам, поскольку они довольно непристойны.

Криста повернула листок к себе и прочла стихотворение вслух на французском, а затем повторила по-английски:

По-французски она говорила, по всей видимости, так же хорошо, как и по-английски, и они оба расхохотались тем самым заразительным смехом, который легко передается от одного к другому, и вот они уже смотрели друг на друга как старые добрые друзья, знакомые много лет.

Внезапно Криста произнесла:

– Думаю, вам пора рассказать, как вы оказались втянуты во всю эту историю. Если нам предстоит ночевать в одном купе, мне необходимо знать, что вы точно не падете еще ниже и не сотворите со мной неизвестно что.

– То есть вы хотите сказать, что я буду спать на верхней полке?

– И снова вы уходите от ответа. Взгляните на создавшуюся ситуацию. – Криста вновь заговорила тем авторитетным тоном, какой он слышал, когда они впервые беседовали в машине.

Чарльз не знал, чего ожидать дальше. Он подумал о том, как легко Криста могла пересекать границы государств. Не похоже, что она собиралась сдаваться.

– Думаю, пора выложить карты на стол.

– О каких картах вы говорите?

– Вам не кажется, что происходит нечто невероятное?

Чарльз вопросительно посмотрел на Кристу. Он не понимал, о чем она говорит.

– Вы – тот, кто вы есть, со всеми вашими связями и кучей денег. Ладно, пусть вы оставили паспорт в отеле. Но садиться в грязный поезд и ехать двадцать четыре часа на край света без документов – это совсем на вас не похоже. Вы могли пойти в посольство. Там вас полицейские не достали бы. Как вам известно, все сегодняшние жертвы как-то связаны с вами. Любой нормальный человек первым делом попытался бы попасть в безопасное место, и я не думаю, что на земле есть место более безопасное, чем американское посольство. Зачем вы рискуете всем, если вас могут убить или арестовать на границе, ведь полиция не обязательно состоит из людей принципиальных и никто даже не представляет себе, кто вы такой? Ладно, вы были в шоке – как и я, – когда на нас напал тот тип на мотоцикле, но вы, кажется, уже оправились от него. Не кажется ли вам, что здесь что-то не сходится?

Вопрос прозвучал неожиданно. Чарльз пристально смотрел на Кристу, не спеша отвечать и пытаясь понять, как лучше отреагировать.

– Вы должны передать мне, что сказал тот человек у вас в номере и почему вы ведете себя настолько нерационально, вы, воплощенная рассудительность.

Удивленный, Чарльз молчал.

– Если вы мне не скажете… – взорвалась Криста, – нет, если вы не назовете мне серьезную и убедительную причину, по которой вы намерены хранить свои тайны, я сейчас развернусь и уйду, а вы сядете в поезд один. Не заставляйте меня думать, что вы сошли с ума. Без меня у вас нет ни малейшего шанса добраться до Праги таким образом.

– Да ну его все к черту, – отозвался Чарльз. – Думаю, этот момент ничем не хуже любого другого. Я приехал сюда, чтобы вернуть предмет, принадлежавший моей семье еще задолго до моего рождения.

– Меч, нарисованный на картинке?

Чарльз кивнул, соглашаясь.

– Моя семья очень хотела его вернуть, и сейчас мне кажется, что мой дед всю жизнь готовил меня к тому, чтобы я нашел этот меч. Я понятия не имею, почему я должен его найти, но, думаю, настанет момент, когда я пойму.

– И меч в Праге?

– Вы же видели рисунок, не правда ли?

– Это лишь рисунок на клочке бумаги. Кто-то мог просто подшутить над вами.

– Да, вот только в Принстоне я видел фотографию предмета, идентичного тому, который неоднократно и подробно описывал мой дед. Слишком уж велико совпадение. Кроме того, важна атмосфера заговора, благодаря которой меня убедили приехать сюда. Мне нравится тот привкус адреналина, который имеет это приключение. Что же до меня, возможно, я кажусь человеком богатым и педантичным, но, поверьте мне, я совсем не такой. В последнее время моя жизнь превратилась в череду драматических эпизодов. К ним привыкаешь. Я был ученым, но сейчас чистая наука не доставляет мне удовольствия. Все очень быстро устаревает. Посмотрите на это с такой точки зрения: в моей жизни бывают разные периоды. Я всегда знаю, когда один из них заканчивается: в такие моменты мне хочется чего-то другого. Поэтому я так много сделал. Я не ученый, потому что у меня никогда не получается заниматься наукой в одном месте, как ни крути. Я не пускаю корни.

– Вы говорите, что рискуете жизнью лишь из любви к приключениям, и я должна вам верить?

Чарльз пожал плечами.

– Даже если бы я находился в безопасности в американском посольстве, мне все равно пришлось бы что-то объяснять, и после звонка в Америку тоже. Да, я мог бы пообщаться лично с президентом, но затем все пришлось бы делать строго по закону, надлежащим образом, не говоря уже о бумажной волоките. Полагаю, мне удалось бы выбраться из посольства на каком-нибудь дипломатическом транспорте, но на это ушло бы не менее трех дней. А у меня – у нас – нет этих трех дней.

– Что сказал вам человек в номере?

– Что эта книга существует, эта библия, напечатанная Гутенбергом, что она – самая первая печатная книга в истории человечества и что я обязательно должен найти ее. Я бы ему не поверил, я даже сейчас не уверен до конца, но он сказал мне кое-что, чего никак не мог знать. Нечто, связанное с моим прошлым, очень далеким прошлым.

Чарльз взял в руки папку и открыл ее на странице, находящейся слева от начала главы Апокалипсиса.

– Видите этот текст? Я знаю его. Это очень напоминает мне буквы на стене в винном погребе моего деда. Вы заметили, что запись неполная, как если бы пергамент порвался? Если память меня не подводит, а обычно она так не поступает, хотя, признаюсь, я не видел этот текст более двенадцати лет, – да, вторая половина этого текста написана на стене в нашем винном погребе. В детстве я часто играл там, пытаясь расшифровать эту надпись. Но, по всей видимости, не слишком старался. Всегда представлял себе, что это какой-то модный дизайн – фрагмент книги на стене. Вот, смотрите. На стене нашего погреба это видно еще отчетливее: есть отдельные слова, но текст не имеет смысла, как глобус и меч, нарисованные тут же. Возможно, все это лишь крупный розыгрыш. Вот только интуиция – а она меня до сих пор не подводила – говорит мне, что это не так. Слова, сказанные мне тем человеком, написаны там же, на той же самой стене. Возможно, вы их узнаете, но не сейчас.

Криста внимательно слушала. Ей казалось, что он о чем-то умалчивает. Она уже приняла решение, что будет сопровождать его, или, возможно, она в любом случае так поступила бы, но ей пришлось поинтересоваться:

– Это все?

– Нет. Остальное я коротко перескажу вам, а в поезде добавлю подробностей, потому что ситуация значительно сложнее. Считается, что эту библию заказал Влад Колосажатель, и, по всей видимости, в ней спрятана тайна самого страшного заговора в истории, заговора, который до сих пор полностью не приведен в действие и который я якобы могу остановить, но только в том случае, если найду библию. Я знаю, что все это кажется ужасным преувеличением, но история Линкольна, которую вы, наверное, помните из газет, казалась ровно такой же, когда я услышал о ней впервые. В любом случае, у человека в номере начинался бред, и он постоянно что-то твердил о списке. Он вот-вот должен был потерять сознание, поэтому слова его я разбирал с трудом. Он кое-что рассказал о том, как Дракула сумел заказать эту библию Гутенбергу. Затем этот несчастный успел добавить кое-что еще напоследок. Во-первых, если я найду меч, то найду и библию. Во-вторых, люди, которые все это устроили, не тронут меня, пока не найдут то, что хотят, ведь они искали это много сотен лет и всякий раз оно от них ускользало. Однако ситуация сейчас непростая.

Чарльз помолчал, а затем добавил довольно растерянным тоном:

– А в-третьих, он сказал мне, что я – избранный. Наверное, к тому моменту он уже совсем бредил. Я попытаюсь расшифровать послание в поезде, но мне придется очень сильно сосредоточиться, чтобы вспомнить, что говорилось в тексте, написанном на стене моего дома. В машине я пытался кое-что вспомнить, но не вышло. Однако эту половину я изучил внимательно. Если это код, возможно, его не удастся расшифровать, пока у нас не будет полного текста.

Потянувшись к папке, Криста попросила у Чарльза разрешения посмотреть на текст. Когда тот кивнул, Криста попыталась прочесть написанное, но при таком плохом освещении блеклые буквы расплывались перед глазами. Кроме того, оставалась проблема этого чертова готического шрифта – Textualis, или как там его. Она сумела разобрать лишь: «тели, выкопали, старое прор, ичества лет, х привер, вруки».

– Что ж, хотя бы по-английски, – разочарованно произнесла Криста. – И, думаю, если мы сумеем реконструировать весь текст, это нам вряд ли особенно поможет.

Глава 29

ИЭИЧП располагался в сердце пустыни Мохаве за горной цепью Техачапи, возле Долины Смерти. Он занимал огромную площадь, частично под землей, частично над ней. Люди, знавшие о его существовании, называли его просто «Институт».

Институт включал три подразделения. В ангаре работали сто пятьдесят сотрудников, специализировавшихся в самых разных областях: профессионалы в сфере информационных технологий и коммуникаций, доктора наук в области квантовой механики, бывшие сотрудники НАСА и другие – представители почти всех известных человечеству дисциплин. Контракт каждого был строго конфиденциален. Если бы подписавший нарушил его, во всей галактике не нашлось бы места, где он смог бы спрятаться, поэтому за все пятьдесят лет существования Института никто во внешнем мире не проронил о нем ни слова. Конечно, ходили разные слухи, и некоторые люди догадывались о существовании ИЭИЧП благодаря открытиям и связанным с ними экспериментам, но это были скорее предположения, нежели знания, основанные на информации какого бы то ни было рода, даже приблизительной.

Процесс найма сотрудников отличался педантичностью и занимал много времени. Наниматели заглядывали под каждый камешек в окружении кандидата. Не оставался незамеченным ни один скелет в шкафу. На то, чтобы проверить некоторые моменты, иногда уходило по нескольку лет, но если уж администрация Института положила на кого-то глаз, то всегда вооружалась терпением и ей обязательно удавалось найти средства убеждения.

Все сотрудники были в курсе, чем занимаются, но только главы отделов знали, как скоординировать проект так, чтобы он заработал. Более того, главы каждого отдела знали только то, что им требовалось для конкретного проекта, но понятия не имели, чем заняты другие и существуют ли они вообще. На высшем уровне организации три человека координировали междисциплинарные проекты и решали, что нужно сказать и кому именно. И только одному человеку было известно обо всем, что происходило в Институте, и только он следил за всеми процессами. Это правило имело одно исключение: подземный храм.

Ангар частично располагался над землей, другая его часть уходила глубоко под землю – там проводили особые эксперименты. В центре ангара стояла консоль. На нее давали доступ для тестирования проектов. С офисным зданием ангар соединяла вереница коридоров. Оснащены были эти проходы по последнему слову техники, и система контроля там тоже была установлена самая лучшая на земле. Снизу доверху офисное пространство было иерархически разделено между начальниками отделов, тремя координаторами и главным псом Вернером Фишером. И над всеми ними стоял Мартин Иствуд, подчинявшийся одному только Богу, хотя все сомневались, что он это осознает.

Не считая этой иерархии, в ИЭИЧП существовала серьезная команда техподдержки и администрация.

Храм, целиком заключенный под землю, соединялся с офисным зданием. О том, что на самом деле происходит внутри, знал один только президент Иствуд. Храм не имел никакого отношения к религии, несмотря на название. Над ним работали разные команды, создавая системы безопасности, и никто, кроме босса, не знал ни о доступе, ни о планах, ни об этих системах безопасности. В экстренных случаях выбранная Иствудом фирма решала неотложные проблемы любого рода, в соответствии с жестким и строго прописанным протоколом.

К самому закрытому участку территории вела частная дорога, там располагалось общежитие военного образца, где обитал персонал. На подъезде к дороге осуществлялся строжайший контроль. Еще в Институт можно было добраться самолетом или вертолетом. В самом начале сотрудники жили в зданиях, похожих на бараки. Однако через некоторое время бараки оказались заброшены. Когда людям нужно было отдохнуть, они возвращались в предоставленные им роскошные квартиры.

Вечером того дня, о котором идет речь, в Храме должны были провести внеочередную сессию. Меры безопасности были усилены, отъезд и приезд сотрудников и особых поставщиков осуществлялся только в соответствии со строгим расписанием. Никто не мог войти в здание или выйти из него так, чтобы их действия не были записаны особой программой. Обычно внеочередная сессия проводилась раз в год, но в особых ситуациях это допускалось чаще, в любой момент по запросу одного из участников или в случае кризиса. В тот день и случился кризис.

Глава 30

Поезд тронулся, чихая и кашляя. Криста и Чарльз сидели в купе новехонького спального вагона. Криста понятия не имела, что может произойти, поэтому на всякий случай выбрала купе у входа в вагон, если вдруг им придется срочно сойти с поезда. Поезд был наполовину пуст. Криста сказала, что, по слухам, Румынская железнодорожная корпорация давно собиралась отменить этот маршрут. Сейчас дешевле лететь, чем ехать поездом, и два часа перелета – это куда лучше, чем двадцатичетырехчасовое путешествие по земле, поэтому пользовались железной дорогой только те, кого уж совсем замучила ностальгия, да еще страдавшие аэрофобией люди. Уложив рюкзак, Криста заявила, что займет верхнюю полку. Мол, так будет безопаснее.

Убедившись, что Криста и Чарльз сели в поезд, Белла и два ее компаньона забрались в последний вагон. Она заказала два купе, одно для Милтона и Юлия Генри, другое для себя.

В последний момент, когда поезд уже пришел в движение, а проводник еще стоял на ступеньках, собираясь закрыть дверь, мужчина лет тридцати запрыгнул в последний вагон. На нем были солнцезащитные очки и пыльная кожаная куртка, и он едва не сбил с ног контролера.

Криста и Чарльз стояли в коридоре, молча наблюдая за тем, как поезд отъезжает от станции и набирает скорость. Ветхие домики бухарестских трущоб все уменьшались, а затем совсем скрылись из виду. После того как контролер проверил билеты, Чарльз объявил, что на этот раз сдаваться не собирается: теперь очередь Кристы объяснять, что она делает рядом с ним. И ему нужна правдивая история. Поколебавшись, женщина уступила, после того как Чарльз пригрозил, что не скажет больше ни слова, пока не узнает причину ее присутствия здесь. Они вернулись обратно в купе, Чарльз присел на полку, Криста оперлась на раковину, весьма изобретательно закрывавшуюся выдвижной деревянной полкой.

– Если я расскажу вам все, что знаю, вы испугаетесь. Хотя, возможно, так даже лучше: вы станете осторожнее.

Поскольку Чарльз не понял, в чем проявляется его неосторожность, Криста напомнила ему, что кредиткой пользоваться не следовало. Чарльз пожал плечами, а Криста произнесла:

– Ладно, оставим это. Около полугода тому назад мы получили сигнал, связанный со старым портом в Марселе, где в воде у набережной были обнаружены три обескровленных трупа. Мы запросили видео со всех камер наблюдения. На большинстве из них не было ничего. Многие вообще не работали. Единственная камера, которая хоть что-то записала, была направлена на рестораны и почти не захватывала воду, только на краю картинки. На том видео были вы. В сопровождении трех мужчин и одной женщины вы вошли в ресторан и вышли оттуда спустя примерно три часа – один.

Для пущей убедительности Криста вынула телефон и показала Чарльзу две фотографии, но тут же спрятала их, чтобы не позволить рассмотреть внимательнее.

– И что я должен был увидеть?

– Я вам все покажу, только потерпите немного.

Чарльз решил, что Криста хочет раздуть историю до предела, нагнать на него страх.

– Я ужинал с друзьями, ушел раньше них. Я помню, что в то утро мне нужно было успеть на самолет.

– Да, – без видимой реакции отозвалась Криста. – Вот только – как видите по времени на следующей фотографии, – примерно через сорок пять минут налетел шторм, пригнавший в поле зрения камеры эту лодку. – Она показала ему довольно нечеткий снимок; в лодке, судя по всему, лежали три человека, чьи тела были выложены в форме креста. – Мы постарались внимательно изучить изображение. Наши специалисты улучшали его всеми доступными методами и фильтрами, и вот что получилось. – Криста вернула Чарльзу телефон.

Теперь изображение стало немного четче, лодку переместили в центр кадра, и можно было увидеть, что у одного из трупов между ног торчал кол.

– Когда вы изучали легенды о вампирах, то обнаружили связь с тем фактом, что Влад любил казнить людей, сажая их на кол, не так ли? Я имею в виду, это же кол для казни в миниатюре?

– Интересный вопрос, – произнес Чарльз, с нетерпением ждавший, что будет дальше. – Вы говорите, что наблюдали за мной. А книги мои читали?

Криста неопределенно кивнула.

– Нельзя узнать человека, который большую часть своей жизни потратил на написание книг, не прочитав его труды.

Криста снова кивнула. Ей хотелось продолжить, поэтому она возобновила рассказ:

– Шторм утопил лодку. Тела выудили из воды два дня спустя, но человек или люди, устроившие показуху, упустили момент из-за шторма, поэтому демонстрация не удалась. Никаких других объектов мы не обнаружили. Возможно, море проглотило их, но…

– У тел были выдавлены глаза, отрезаны уши… и так далее, – вставил Чарльз.

– Совершенно верно.

– То есть, кто бы ни сделал это, он снова привлек ко мне внимание.

– Как и два раза до этого, если уж точно.

– Два раза? – с удивлением переспросил Чарльз. – Вы серьезно?

– Да. – Выражение лица Кристы не оставляло ни тени сомнений в этом. – Два месяца назад произошел инцидент в Алма-Ате, в Казахстане. Но власти решили его замолчать, и мы ничего не могли там сделать, ну или могли совсем немного. С большим трудом мне удалось достичь взаимопонимания с министром внутренних дел Казахстана, и он показал мне их материалы. Я видела фотографии, но копий мне не дали. Однако точно известно, что одно из этих событий произошло на боковой улочке неподалеку от отеля «Интерконтиненталь», где жили вы.

– А второй случай?

– На прошлой неделе в Лондоне, в мужской уборной в Ковент-Гардене, где давали «Риголетто». Тела нашел ночной сторож, и полиция прибыла как раз вовремя, чтобы заблокировать доступ прессе. – Криста несколько раз провела пальцами по экрану и протянула телефон Чарльзу. На первом фото Чарльз входил в театр; на втором были запечатлены тела, уложенные точно так же, со всеми атрибутами, как в Сигишоаре и Марселе.

– А моя визитка?

Не отвечая на вопрос, Криста сказала:

– В промежутке между Марселем и Алма-Атой вы побывали в нескольких местах: сначала в Дублине, затем вернулись домой, в Нью-Йорк и Чикаго, и нам ничего не известно о том, чтобы там происходило нечто подобное. Между двумя первыми сериями убийств прошло четыре месяца, а между двумя последними – всего семь недель, плюс в Англии вы впервые появились на людях после посещения Казахстана. У меня возникло предчувствие, что убийства участятся, и я поспешила прибыть на место вашего следующего публичного выступления раньше вас.

Ошарашенный, Чарльз смотрел на Кристу, не зная, что сказать. Кто решил так поступить с ним и, главное, зачем? Кто толкает его в сторону Праги? С какой целью? Если кто-то хотел его убить, то для этого была масса возможностей. Неужели кто-то действительно желает убедить всех, что именно он совершил все эти убийства? Неужели кто-то действительно верит, что именно он все это сделал? Может быть, поэтому Криста не спускает с него глаз? Надеется, что он каким-то образом себя выдаст?

– Теперь вы понимаете, почему мне так важно знать о вас все, все подозрения, какие у вас есть, все зацепки, над которыми вы работаете, все, о чем вы говорили с человеком, который принес вам эту папку?

Чарльз кивнул, соглашаясь.

Глава 31

Один за другим в Институт прибывали самолеты. На данный момент их было уже восемь, а также два вертолета. Это значило, что один из гостей не объявился.

Все проходило так, как задумал Иствуд. Процедура начиналась с момента приземления частного самолета. К его дверям, превратившись в непрозрачный туннель, подкатывала передвижная лестница. Внутри туннеля мерцал слабый свет, он изгибался, подстраиваясь под самолет, а к его выходу подавали «кадиллак». Невидимый гость спускался по лестнице-туннелю и забирался в автомобиль, «умные» окна которого скрывали его от внешнего мира, поэтому гостя никто не мог увидеть, не говоря уже о том, чтобы снять его на пленку.

Машина направлялась прямиком к платформе въезда в подземный храм, и вскоре гость оказывался в огромном круглом зале, в который вели двенадцать дверей. В этот зал, где горел приглушенный кварцевый свет, каждый гость попадал через свой отдельный вход и направлялся к своей личной двери, зная, что она автоматически закроется за ним.

Личная лоджия, находившаяся за дверью, представляла собой довольно большую комнату с тем же кварцевым освещением. Она была защищена двусторонним стеклом, поэтому обзор у гостя был хороший. А человек, находившийся снаружи, не видел ничего, кроме смутного силуэта, если гость садился в кресло, стоявшее в каждой комнате. Стекло со специальным покрытием создавало зеркальный эффект, из-за чего возникало ощущение парения над бездной.

Перед каждым глубоким и довольно внушительным креслом стоял стол с консолью и микрофоном, который гость мог включать и выключать. Из этого положения гость мог также регулировать степень прозрачности стекла, позволяя другим участникам видеть его лицо либо угадывать его выражение, если он предпочитал по-прежнему оставаться силуэтом. Консоль позволяла всем участникам говорить собственным голосом, искажать его или вообще заменять другим. Также была доступна функция синхронного перевода. На переднем стекле каждой лоджии значился номер, от одного до двенадцати.

Точно по центру от двенадцати окон располагалось нечто вроде стола, выполнявшего роль огромного экрана с диаметром почти сорок футов. Идеально плоский, экран был изготовлен так, что любой из гостей прекрасно видел, что происходит на нем. В тот момент на цифровой поверхности парил логотип института. А в своей личной лоджии любой из гостей мог воспользоваться огромным баром с широким выбором напитков и закусок, начиная от шампанского с икрой и заканчивая безалкогольными напитками и кондитерскими изделиями, выложенными вокруг роскошной вазы с фруктами.

Иствуд проследил за тем, чтобы Храм имел систему связи со внешним миром, но подконтрольную Институту. Для этого в каждой лоджии был установлен вогнутый планшет для телефонных звонков, почты и обмена сообщениями. Все остальные сигналы блокировались. Воспользоваться мобильным телефоном или камерой было невозможно. Несмотря на то что в Храме собирались крайне редко, команда службы безопасности регулярно проводила проверки на предмет шпионского программного обеспечения.

И вот теперь лоджии постепенно заполнялись. Логотип на столе превратился в часы. Счет секунд приближался к пятидесяти девяти, а когда он перешел на 00, часы показали 21:00:00.

Окно двенадцатой лоджии стало полностью прозрачным, лицо Мартина Иствуда расплылось в улыбке.

– Добро пожаловать, господа! Внеочередное заседание Совета объявляю открытым. К сожалению, лоджия номер четыре пока пустует. Будем надеяться, что это лишь незначительная задержка.

Справа от лоджии номер шесть загорелся сигнал, и хриплый лающий голос с японским акцентом пророкотал:

– Никто не опоздал. Мы все знаем, что произошло. Вы обещали, что остановите казни. Мы не знаем друг друга, вот только кто-то прекрасно знает, кто мы. За последний год мы уже потеряли двоих. Не хочу обидеть тех, кто занял их места – мы рады, что вы с нами, – но это больше не должно повториться. Место в Совете обычно освобождается лишь раз в тридцать лет, а сейчас образовалось два, а может быть, и три всего за один год.

Включились еще три лоджии, и члены Совета заговорили одновременно, перебивая друг друга:

– Это беспрецедентно! Это дурно попахивает, как все мы понимаем.

– Вы обещали найти список и уничтожить его.

– Если вы не в состоянии найти список, то знаете, что мы должны сделать.

Окна всех лоджий, обитатели которых решили заговорить, оставались темными.

Глава 32

Дав Чарльзу время уложить историю, которую он услышал от мужчины с папкой, в удобоваримое повествование, Криста задумалась, закончить ли со своими откровениями или продолжать. Она не догадывалась, достаточно ли рассказала Чарльзу, но боялась его реакции на последний параграф, который она ему не сообщила. Зная скептицизм Чарльза, Криста опасалась, что он отстранится. Однако, с другой стороны, последняя зацепка могла запустить в его голове мыслительный процесс.

Почувствовав молчаливое волнение Кристы, Чарльз произнес:

– А теперь расскажите мне все. Что может быть хуже того, что я услышал до сих пор?

Покачав головой, Криста неуверенно посмотрела на него.

– Это настолько серьезно, что вы боитесь моей реакции? Что-то невероятное, не так ли? Поэтому вы колеблетесь?

По всей видимости, он угадал. Чарльз почувствовал: нужно надавить еще немного, чтобы убедить ее. Он готовил политиков к предвыборным дебатам и знал, как создать в разговоре такой импульс, чтобы человек, которого он натаскивал, получил все. Кроме того, он знал, что давление в споре нужно дозировать, и понимал, когда следует нажать на газ. Еще профессор осознавал, что если просунуть ногу в дверной проем, то дверь рано или поздно откроется. И этот момент настал.

– Давайте повторим по порядку, – произнес он. – Сначала были тела на лестнице. Это, конечно, страшно, но мизансцена выглядела довольно забавно. Затем явился мужчина в плаще и с папкой, серьезно раненный. После этого я услышал историю о второй библии и прочел текст Кафки. Здесь прослеживается рисунок, синусоида – кривая. Заметили? Как будто какой-то профессионал пишет сценарий фильма, мастер нагнать интригу. Когда случается что-то ужасное и серьезное, внезапно происходит что-то невероятно комичное. Действие всегда неудержимо стремится к финалу, но, если все произойдет слишком быстро, публика будет разочарована. Поэтому создатели кинофильма постоянно вводят элементы, которые служат для отсрочки конца. На уровне действия идет битва между тенденцией истории к развитию, словно она таран, которому безразлично все, кроме желания добраться до своего финала, и этими другими факторами, которые препятствуют тому, чтобы история разворачивалась, причем любой ценой. Посмотрите на это с другой точки зрения. В основе любой истории лежит конфликт, но для того, чтобы он удался, необходим первичный конфликт между этими двумя силами на уровне повествования. Сюжет будет довлеть, конечно же, он, как и задумывалось, найдет своей конец, предварительно оставив на воображаемом поле боя гору трупов. Эта игра бесконечна. В нашем случае у нас есть башня в Праге, а сразу за ней следуют смешные стихи Агриппы д’Обинье, что отлично вписывается в правила создания сценариев. Чтобы сохранить интригу, нужно дать зрителю возможность дышать. Если же гнать его от одного напряженного момента к другому, в какой-то момент зритель потеряет интерес. Он просто не выдержит этого непрекращающегося стресса. Ему нужно немного отдохнуть. А потом, когда он, успокоенный, откинется на спинку кресла, как раз когда он будет ожидать этого меньше всего, вы снова бьете его кулаком в живот. Именно это сейчас и происходит. Кто бы ни заварил всю эту кашу, он прекрасно знает Аристотеля, Гегеля, Шкловского и других теоретиков, писавших о структуре нарратива.

Остолбенев, Криста смотрела на него. Она начинала понимать, что привычка Чарльза все рационализировать – это способ создания дистанции между собой и пугающими событиями. Он сумел выйти за пределы себя и собственной истории, чтобы взглянуть на все происходящее объективно. Со своей стороны Чарльз заметил, что почти полностью ее убедил.

– Итак, – произнес он, – полагаю, вы собираетесь сообщить мне нечто совершенно невероятное.

Криста коснулась экрана телефона. Показывая Чарльзу последнюю картинку, она произнесла:

– Это фото было сделано официанткой в тот вечер в Лондоне. Ей пришлось убирать много посуды, и она ушла с работы позднее обычного. Ресторан или закусочная, где она работает, «Глоуб» на Боу-стрит, находится совсем рядом с Ковент- Гарденом, всего в квартале оттуда. Увидев то, что вы видите сейчас, официантка остановилась и сделала фото. На нем изображено здание, расположенное через дорогу от ресторана.

Чарльз смотрел на снимок. На белой стене здания с большими окнами виднелась весьма отталкивающая тень кого-то весьма изможденного, с длинной головой и заостренными ушами. Локти были прижаты к телу, на приподнятых руках – длинные твердые когти. Острые зубы могли принадлежать какой-то хищной твари. С них стекала слюна. Чудовище пускало слюни.

– Если вы внимательно посмотрите на улицу, – произнесла Криста, – то увидите, что единственный источник света – это фонарь, который создает на стене теневую проекцию этого человека, животного или чего бы то ни было, в то время как оно, по идее, должно стоять посреди улицы. Вот только проблема в том, что между фонарем и проезжей частью нет никого.

Интермеццо

В похожем на подвал помещении горели мониторы. Там не было окон, зато имелись обитые мягким покрытием стены, рабочий стол, заставленный самым разным оборудованием, значительных размеров компьютер и еще три монитора, все последовательно соединенные. На высоком стеллаже неподалеку громоздилось несколько серверов. Не обращая внимания на переругивающиеся голоса, доносившиеся из встроенных в стены колонок, на столе сидела кошка, вылизывавшая тарелку с крошками, остатками кетчупа и кусочками картошки фри. Изображения на первом и третьем мониторах были разбиты на шесть равных частей. На каждом участке виднелась слабо освещенная стеклянная стена, а за ней – смутный силуэт. Стеклянные стены были пронумерованы от одного до двенадцати. Огромный стол в центре Храма растянулся на весь центральный экран. По всей видимости, в системе безопасности Храма появилась брешь. Кто-то подслушивал и регистрировал все, что происходило там в тот особый вечер.