Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях

9. СУПРУЖЕСКОЕ ЛОЖЕ

Уотерфорд, Ирландия, сентябрь 2008 г.

Я вошла в свою спальню и на мгновение оцепенела, увидев молодую женщину, в которой узнала сотрудницу страховой компании «Маккартис иншуранс брокерс». Правда, сейчас на ней не было униформы — синей юбки и белой блузки с нагрудной визиткой. Нет. Она была абсолютно голая и сидела верхом на моем муже. Тот тоже был голый. Моя первая реакция была однозначна: я закричала и запустила в них щеткой для волос. Они оба поспешили убраться с моих глаз.

— Я вернусь и заберу свои вещи, когда ты успокоишься, — крикнул муж. Потирая ушибленную ногу, он захромал прочь.

Мой гнев длился всего несколько часов, а потом… потом в душе образовалась пустота. Я не плакала, но была в подавленном состоянии. Лежала на диване, смотрела передачи «Шоу Опры Уинфри»[17], «Доктор Фил»[18], «Судья Джуди»[19]. Подумывала о том, чтобы пойти наверх, взять ножницы и искромсать весь гардероб мужа. Но я продолжала лежать на диване, лишь изредка поднимаясь, чтобы сходить в туалет или налить себе чашку чая. Всю ночь, весь следующий день и всю следующую ночь я лежала, смотрела в потолок и слушала тихий плеск волн, накатывающих на траморский[20] берег.

Никто и ничто не нарушало моего покоя, даже сын, Тони, ни разу не позвонил. Наконец до меня донеслось бряцанье ключей у входной двери: муж вернулся за своими вещами. Отрывисто бросив мне «привет», он бегом поднялся по лестнице на верхний этаж. Я лежала и слушала топот его тяжелых шагов у себя над головой. Свои вещи он упаковал за двадцать минут, потом стащил их в трех чемоданах в свой автомобиль, вновь на минутку вернулся в дом и коротко попрощался: «Пока». Он не предпринял попытки ни извиниться, ни хоть как-то объяснить свой поступок; не молил о прощении, не заикался о том, чтобы я позволила ему остаться. После отъезда мужа я еще час лежала на диване в полнейшей тишине.

В конце концов я все-таки встала, надела садовые перчатки, вышла на улицу и занялась цветочными клумбами. В это время года сорняки росли быстрее, чем я успевала их выпалывать.

В саду я провела несколько часов, сидя на коленях, согнувшись в три погибели, и к вечеру у меня одеревенела спина. Не раздумывая, я поднялась в свою спальню — впервые с тех пор, как застала там женщину из страховой компании. В спальне все оставалось так же, как было в тот день: мой муж не удосужился за собой прибрать. Глянув на незаправленную постель, я сразу вспомнила представшую моему взору сцену, их слившиеся тела… Из-под одеяла торчал кончик бюстгальтера. Носком туфли я подцепила его и вытащила на свет. 38D! Хм, грудастая девушка. Судя по удушающему запаху, все еще витавшему в комнате, она пользовалась духами «Томми герл». Я распахнула окно и отправилась спать в комнату Тони.

В последующие дни я пришла к выводу, что больше не смогу лечь на ту кровать. В которой спала на протяжении двадцати девяти лет своего супружества, в которой родила Тони, вздумавшего появиться на свет раньше срока. Эта кровать была осквернена. Надев желтые резиновые перчатки, я скатала в единый узел простыню, подушку и одеяло и бросила их в мусорный бак. Потом поехала в город и в мебельном магазине «Окленд ферничэ вэрхаус» купила новую кровать, заплатив за доставку и сборку на месте.

— Если честно, мэм, — сказал седой мужчина из команды доставщиков (их было двое), попивая заваренный мной чай, — новая кровать, что мы вам привезли, по качеству вдвое хуже вашей прежней. Это заметно хотя бы по весу.

— Это правда, мэм, — подтвердил его лысый напарник. — Старая, должно быть, из чистого красного дерева. Или из черного, какого-то такого. И крепкая: ни одной царапинки ни в изголовье, ни в ногах!

Чего теперь нельзя было сказать о моих хороших обоях на участке стены вдоль лестницы. Доставщики как только не тягали и не ворочали старую кровать в течение получаса, пока сносили ее вниз.

— Кстати, что вы намерены с ней делать, мэм? — полюбопытствовал седой, жестом показывая туда, где сейчас стояла кровать, — на тротуар перед моим домом на улице.

— Что я… намерена делать? — переспросила я.

— Да, мэм.

— Так я думала, старую кровать вы заберете с собой.

— Что вы, нет, мэм, — сказал седой, качая головой. — Мы просто помогли вам снести ее вниз, но чтобы забрать… Нет, не получится. Мы ни за что не впихнем ее в наш фургон. Новые кровати поступают в разобранном виде. А старые… боже… вам понадобится большой грузовик.

— Вообще-то относительно старой кровати у меня нет никаких планов, — объяснила я, досадуя, что доставщик в качестве аргумента привел столь обоснованную отговорку. — Я просто хочу, чтоб она исчезла. Испарилась. Не мозолила мне глаза. Чтоб ее здесь не было.

— А-а… — произнес лысый, откусывая печенье.

— А-а… — кивнул седой. Он улыбнулся. — Так ведь избавиться от такой хорошей кровати — не проблема. Вы оставьте ее прямо там, на улице. Кто-нибудь из прохожих непременно заметит вашу кровать, и очень скоро ее заберут. В Траморе полно молодых пар, которые ищут мебель для новых квартир. Попомните мои слова, мэм. Повесьте табличку на эту вашу кровать, предлагая забрать ее бесплатно всякому, кто пожелает, и утром ее уже не будет.

И я сделала табличку, самую обычную — из картона от коробки из-под крупы, с петлей из белой веревки, которой я обычно перевязываю розы. Табличку я повесила на спинке у изголовья:

БОЛЬШЕ НЕ ТРЕБУЕТСЯ.

КОМУ НУЖНО — ЗАБИРАЙТЕ!

Утром кровать стояла на том же месте. И на следующее утро тоже. Правда, меня это ничуть не беспокоило. Во-первых, потому, что я просто была рада, что ее нет в моем доме (кстати, новая кровать оказалась на редкость удобной, с жестким матрасом). Во-вторых, потому что я снова все внимание сосредоточила на своем саде, и в частности на цветочном бордюре. В сентябре я обычно срезаю засохшие или засыхающие черешки многолетников, прихорашиваю растения, стараясь оставить как можно больше листвы. Также мне нужно выкопать летние растения — они идут на компост. Но что особенно приятно, в это время я начинаю подготовку к выставке следующего года. Сажаю луковицы весенних цветов, чтобы они укоренились до наступления зимы.

Как раз этим я и занималась — сажала крокусы и гиацинты, когда услышала за спиной чей-то голос:

— Бог в помощь.

Я повернулась. Это была моя соседка Тесс. Она обращалась ко мне из-за забора, и я видела только верхнюю часть ее лица. Тесс была невысокая женщина; полагаю, она стояла на какой-нибудь коробке.

— Привет, Тесс, как дела? — спросила я и тут же вновь занялась цветами — ее ответ меня не интересовал.

— Замечательно, — сказала она. — А вот ты как?

— Нормально, — ответила я.

— Нормально?

— Да, — повторила я и, неохотно оторвавшись от своего занятия, сердито посмотрела на нее. — У. МЕНЯ. ВСЁ. НОРМАЛЬНО.

— Да… — протянула Тесс, чуть попятившись, так что едва не потеряла равновесие. Твердо встав на ноги, она продолжила: — Как бы то ни было, чудесно, что ты не падаешь духом, но…

— Но что?

— Но я подумала, тебе следует знать, что… он переехал в одну из гостиниц на побережье…

Мой муж, разумеется.

— С той девицей.

Ну конечно. С девицей из «Маккарти иншуранс брокерс».

— Да. Спасибо, Тесс. — Я стала отворачиваться.

— Также, думаю, тебе следует знать, — добавила Тесс, — что ей всего двадцать шесть.

О!..

— Примерно столько же, сколько твоему сыну Тони, да? — уточнила она.

Я опять бросила на нее злобный взгляд. У меня мелькнула мысль, не спросить ли ее, известен ли ей размер бюста любовницы моего мужа, раз уж она так хорошо обо всем осведомлена. Здесь, по крайней мере, я бы наверняка утерла ей нос.

Я промолчала. Повернувшись к ней спиной, опустилась на колени и вновь занялась цветами.

— Да, и вот еще что, — не унималась Тесс. — Думаю, тебе следует знать, что кое-кому из соседей не нравится, что твоя кровать перегораживает тротуар.

После обеда, когда я отдыхала на диване, позвонили в дверь. «Тони!» — подумала я и, чуть не опрокинув журнальный столик, кинулась открывать дверь.

Пришел не Тони. На пороге стоял мужчина из дома № 2, председатель нашей ассоциации собственников жилья.

— Простите, но я по поводу кровати, — сказал он. — Нельзя оставлять ее на тротуаре. Она мешает пешеходам.

— Разве нельзя ее обойти? Ведь это временно. Надеюсь, скоро ее заберут.

— Нет, — ответил сосед из дома № 2. — Здоровый человек обойти, конечно, может. Но как же инвалиды в колясках? Или слепые?

Да, пожалуй. О них я как-то не подумала.

— И еще, — продолжал он, слегка краснея. — Она привлекает антиобщественные элементы.

— Вот как?

— Да. Я собственными глазами видел это вчера около полуночи.

Угу, собственными глазами в бинокль ночного видения.

— Разве парень с девушкой, возвращаясь из паба, смогут просто так пройти мимо кровати, стоящей на улице? И такая парочка вчера запрыгнула на нее. Чтобы полежать. А может, еще для чего!

А может, еще для чего? Велика новость!

— И потом, хорошо, сейчас ясная погода, а когда дождь пойдет? Кровать намокнет, начнет гнить, превратится в рассадник паразитов.

Рассадник паразитов? Это тоже не новость.

— Подумайте, как это скажется на развитии туризма в нашем районе.

Я подумала.

— Ну что? — произнес он таким тоном, будто говорил о решенном деле. Пока он излагал свои доводы, лицо его стало пунцовым. — Уберете кровать?

— Что, я лично? Ни за что! Я к ней не прикоснусь.

— Нет, не лично. — Он сделал глубокий вдох и вручил мне визитную карточку с телефоном фирмы «Килрейн», занимающейся вывозом мусора. — Обратитесь к ним.

Сосед попрощался.

Вместо того чтобы тотчас исполнить указание «его милости», я вышла в сад и стала подрезать ломонос и жимолость, обвивавшие арку. Однако после вечернего чая я все же решила, что пора избавиться от кровати раз и навсегда, и позвонила по номеру, указанному на визитной карточке.

— Хорошо, — сказала девушка. — Это стоит восемьдесят пять евро плюс НДС.

Грабеж! Но я была не в настроении обзванивать другие фирмы и сравнивать цены.

— Как будете платить? — спросила она.

Я назвала номер кредитной карты.

— Простите, — промурлыкала девушка, — но, кажется, ваша карта недействительна. Вы можете заплатить по другой?

Я назвала номер дебетовой карты. Она тоже оказалась недействительна. Я сказала, что перезвоню.

Итак, обе мои карты заблокированы. В первую секунду я порывалась позвонить мужу на сотовый, потребовать, чтобы он разблокировал мои карты. Сказать ему, что я в ярости. Что он ничтожество. Что он…

Нет. На самом деле я вовсе не хотела разговаривать с ним. Он наверняка сейчас лежит в постели рядом со своей грудастой двадцатишестилетней красоткой из страхового агентства и, отдыхая после сексуальных утех, читает какую-нибудь бульварную газетенку. В грязном номере гостиницы.

Я полезла в кошелек. Там было всего сорок евро. Этих денег мне хватит на несколько дней, если я буду тратить их только на продукты первой необходимости. Значит, эта проклятая кровать подождет.

— Думаю, тебе следует знать, — сказала Тесс на следующее утро, — что мы все на твоей стороне. Все считают, что он поступил отвратительно.

Я высаживала в парнике черенки барбариса и гризелинии.

— Я говорю искренне. Я была просто в шоке, когда услышала, что каждый вечер около семи они, не стесняясь, вдвоем появляются в закусочной. И она еще щеголяет с кольцом, что он ей купил. Это, конечно, не обручальное кольцо. Но все же кольцо!

Черенок барбариса, что я держала в руке, был очень колючий. Интересно, что будет, если бросить его кому-нибудь в лицо?

Из дома донесся тихий сигнал телефона. Я оставила черенок и, не попрощавшись с Тесс, побежала в дом. Я надеялась, что звонит Тони. Увы. Это был торговый агент, рекламирующий фильтры для воды.

— Я думал, мы с вами договорились, — сказал сосед из дома № 2, когда я открыла ему дверь в тот же вечер. Рядом с ним на пороге моего дома стоял молодой полицейский.

Надо признать, они выбрали не самое подходящее время для визита. Я принимала душ и вышла к ним, надев халат на мокрое тело.

— Вы не оставили мне выбора. Я был вынужден обратиться к представителю власти.

— Но… — начала я.

— Никаких «но», — заорал он. Его лицо сейчас было еще пунцовее, чем во время первого визита (халат у меня был вполне пристойный, разве что, может, не полностью икры закрывал). — Прошло двадцать четыре часа, а кровать все еще здесь. Более того, я сам позвонил в «Килрейн», и мне сказали, что вы не сделали заказ и на завтрашний день. Совершенно очевидно, что вы не намерены решать свою проблему.

— Это не так просто, — ответила я, но он опять заглушил меня криком.

— Это очень просто, — вопил он, переводя взгляд с меня на молодого полицейского. — Я даже дал ей телефон и все такое. Ей нужно было только снять трубку и оставить заявку. Заплатить наличными или кредитной картой. Только и всего!

Да, только и всего.

— Это сущее безобразие, — сказал в заключение сосед из дома № 2. — Вы ведете себя не по-граждански, не по-соседски.

Молодой полицейский листал маленькую книжку — юридический справочник. Найдя нужную страницу, он поднял голову и обратился ко мне скорбным тоном:

— Миссис, этот господин попросил меня, чтобы я зачитал вам статью закона, касающуюся выбрасывания любого предмета или предметов, которые сами по себе являются хламом, отбросами, отходами и/или всякого рода мусором или могут быть признаны таковыми, как определено в преамбуле к Закону об окружающей среде 1985 года.

— Хорошо, читайте, — сказала я, плотнее запахивая халат, чтобы не замерзнуть. Теперь, когда я знала, что сосед из дома № 2 изводит не меня одну, меня это скорее забавляло, чем раздражало.

— Кхе, кхе! — прокашлялся полицейский. Он сделал глубокий вдох, но к чтению так и не приступил. И его, и жильца из дома № 2 сзади кто-то неожиданно обхватил за плечи — кто-то, кто бесшумно прошел к дому по дорожке, ведущей к крыльцу. Мой муж.

— Бог мой, ребята, что вас привело сюда? У меня опять неприятности? Я заслужил красную карточку? — спросил он со смехом, хотя смеяться было нечему. Но это возымело должный эффект. Сосед из дома № 2 чуть-чуть успокоился, молодой полицейский вздохнул с облегчением. Теперь-то уж все уладится, ведь они имеют дело с мужчиной, а не с женщиной в халате.

Не прошло и полминуты, как они уже выходили из калитки, поскольку мой муж, улыбаясь, пообещал им, что завтра же уберет кровать с тротуара. Он крикнул им вслед о том, что у Ливерпуля есть все шансы выиграть матч, потом снова повернулся ко мне. Улыбка исчезла с его лица.

— Проклятие! Ты что цирк тут устраиваешь?! — возмущенно заговорил он. — Какого черта выставила кровать на улицу?! Да еще с этой дурацкой табличкой! И что у тебя за вид! Вываливаешься к людям в идиотском халате, будто прачка!

Прежде он никогда не говорил со мной столь агрессивным тоном, никогда не употреблял столь грубые слова. Конечно, теперь он мог не стесняться в выражениях.

— Это не я цирк устраиваю, а ты, — возразила я, — связался с девицей вдвое моложе меня.

— Да! — сказал он. — Она вдвое моложе и вдвое сексуальнее, чем ты. В сто раз сексуальнее.

Обидно. Мне хотелось заплакать, но я сдержалась.

— Как бы то ни было, — продолжил он более примирительным тоном, — я сюда не ругаться пришел. Хотел узнать, как ты. Может, тебе нужно что-нибудь?

Переваривая его последнюю реплику, я внимательно рассматривала его. В нос мне бил удушающий запах лосьона после бритья, вне сомнения, сочетающийся по аромату с духами его новой женщины. И одежда на нем была новая — более стильная, молодежная. Это были видимые перемены, но, думаю, в нем изменилось и то, что оставалось невидимым глазу. Например, он наконец-то постриг ногти на ногах и трусы стал менять ежедневно, а не от случая к случаю.

— Мне нужны деньги, — сказала я. — Ты заблокировал мои карты.

— А, ну да, — произнес он, — мои тоже заблокированы. Адвокат настоял на замораживании счетов. Это временно, пока мы официально не оформим развод и не поделим имущество.

Адвокат?

Развод?

Поделим имущество?

Хм, мой муж уже о многом подумал.

— А пока я дам тебе немного наличных, вырученных от игровых автоматов. Деньги в машине. Сейчас принесу.

И он затрусил к автомобилю. Мой муж владел залом игровых автоматов, находившимся неподалеку от пляжа; прежде это было наше совместное владение.

— Извини, что мелкие деньги, — сказал он, вручая мне маленький, но увесистый розовый мешочек. — Здесь сто евро пятерками и четыреста монетами в два евро.

Мои деньги — точнее, мое денежное пособие — весили примерно четыре фунта.

— Итак, — продолжил он, — теперь что касается кровати. Раз она тебе не нужна, завтра найму грузовик и увезу ее. Мы приедем примерно в десять утра. Кровать в отличном состоянии. Конечно, я найду, куда ее поставить, когда подыщу себе подходящее жилье и перееду туда из гостиницы. А пока она постоит в гараже компании по грузовым перевозкам.

Значит, с кроватью тоже все устроилось.

В ту ночь я почти не спала. Но сон успела посмотреть.

И вот что мне приснилось.

Я стояла на заднем крыльце, надевая коричневые кожаные перчатки. Потом пошла в сад, чтобы пересадить цианотис, чахнувший в углу. Я стала вонзать лопату в мерзлую землю, но у меня мало что получалось. Над забором появилась голова миниатюрной фарфоровой куклы. Кукла совсем не была похожа на Тесс, но я как-то поняла, что это она.

«Я подумала, тебе следует знать, — в свойственной ей манере обратилась ко мне Тесс, — что твой муж и та его женщина лежат в кровати перед домом».

Прихватив с собой лопату, я быстро прошла через дом на парадное крыльцо. Мой муж и его любовница и впрямь были в кровати, но только теперь это была уже не кровать, а какая-то телега, катившая прочь по улице. Я кинулась следом. К тому времени, когда я нагнала кровать, она уже стояла перед закусочной. В окно я увидела, что мой муж и его красотка из страхового агентства стоят за стойкой, заказывая гамбургеры.

Я села на кровать, и она плавно покатила к морю. Начинался прилив, но кровать теперь уже превратилась в плот, и я стала грести лопатой, как веслом. Я была в эйфории. Мною владело ощущение свободы.

«Куда мы плывем?» — спросила я кровать.

«К далекой земле», — ответила она.

Я пробудилась и первые несколько секунд спросонья чувствовала себя абсолютно счастливой.

На следующее утро, в семь часов, я надела перчатки, но пошла не в сад, а на улицу. Впервые за десять дней я собиралась прикоснуться к старой кровати. Вдохновленная ночной грезой, я намеревалась сама убрать кровать, не желая, чтобы мой муж отвозил ее в какое-то свободное помещение, как обычный предмет мебели. Ведь это явно не просто обычный предмет мебели. До приезда грузовика оставалось три часа, и я планировала за это время по покатым дорожкам Трамора перетащить кровать к берегу, находившемуся на удалении пятисот ярдов от моего дома, и там столкнуть ее в море.

Эта идея представлялась мне вполне осуществимой — пока я куталась в свое стеганое одеяло. На деле кровать оказалась очень тяжелой. Я толкала ее из всех сил со стороны изголовья, но сдвинула всего на два дюйма. Проклятие! Она же на колесиках! Тогда почему не скользит так же плавно, как во сне? Осмотрев колесики, я обнаружила, что они давно перестали быть круглыми. Чтоб им пусто было!

Я вернулась в дом и выпила чашку чая. До прихода мужа время еще было, и у меня созрел новый план. Порывшись на полке на заднем крыльце, я нашла пилу.

В четверть одиннадцатого я услышала тарахтение грузовика, дающего задний ход. Я не встала с дивана, продолжая смотреть телевизор. В итоге, как я и предполагала, в дверь вскоре позвонили. Не один раз и не два. Сигнал был продолжительный, словно кто-то толстым пальцем беспрерывно давил на кнопку звонка.

Я открыла дверь. На пороге стоял мой муж.

— Привет, — поздоровалась я. — Тебе что-то нужно?

— Смеешься, да? Тебе прекрасно известно, что мне нужно. Где она?

— Ты о чем? — невинным тоном поинтересовалась я. — Выражайся яснее.

— Нигде не видно, — сказал водитель, появляясь из-за угла дома. — Я везде смотрел — в мусорных баках, в живой изгороди, в саду.

— Что вы ищете? — спросила я, уже не скрывая улыбки.

— Мы заметили только после того, как погрузили кровать в машину, мэм, — объяснил водитель. — Одна из ножек исчезла: ее отпилили.

— Какой ужас! — воскликнула я, едва сдерживая смех.

— Без ножки кровать — бесполезная вещь, — сказал водитель. — Если б она нашлась, ее можно было бы как-нибудь прикрепить на место с помощью нагелей…

— Что ж, ищите. Желаю удачи.

Я стала закрывать дверь. Мой муж задержал ее ногой.

— Ну уж нет, злобная стерва, — заорал он и, отпихнув меня локтем, прошел в дом. — Я знаю, это твои проделки. Я обыщу весь дом!

Пожав плечами, я шагнула за порог и взглянула на трехногую кровать, скорбно осевшую на грузовике. Водитель слонялся перед домом. Мой муж обыскал все комнаты, но деревянной ножки, конечно, не нашел. Не то чтобы я не имела отношения к ее исчезновению. Просто я глубоко закопала ее под цианотисом.

К тому времени, когда мой муж отказался от поисков, он уже был в ярости от отчаяния. Точно не зная, кто виноват в пропаже ножки, он ругался себе под нос, изливая свой гнев на все вокруг и ни на что конкретно. Сволочи, гады, дерьмо, скотство и т. д. и т. п., бранился он, распаляя себя все сильнее.

И тут мимо проходил сосед из дома № 2. Но мимо он, конечно, не прошел. Ведь он, как-никак, был человек с активной жизненной позицией.

— Прошу прощения, — обратился он к моему мужу, похлопав его по плечу. — Пожалуйста, перестаньте сквернословить. Подумайте, какой удар это нанесет по развитию туризма в нашем городе.

Мой муж повернулся, и вид у него был такой, что он прямо сейчас нанесет удар, но не по туризму.

— Поехали, нам пора, — сказал водитель, запрыгивая в кабину грузовика.

Мой муж хотел последовать за ним, но тут кое-что привлекло мое внимание, и меня внезапно осенила вдохновляющая мысль. Такая, что обычно приходит в голову уже после того, как спор или ссора окончены, когда уже поздно демонстрировать свое остроумие или находчивость. Однако на этот раз вдохновение посетило меня в самый нужный момент.

— Да, вот еще что, — сказала я мужу, поднимая с земли табличку с надписью:

БОЛЬШЕ НЕ ТРЕБУЕТСЯ.

КОМУ НУЖНО — ЗАБИРАЙТЕ!

Прежде чем он успел опомниться, я надела табличку ему на шею и засмеялась.

— Дура набитая! — взвизгнул он, быстро сдирая с себя табличку, но было поздно. Я уже успела запечатлеть в памяти этот образ.

Я продолжала смеяться, когда возвращалась в дом.

Смеялась, ставя на плиту чайник.

Смеялась, посылая текстовое сообщение Тони.

Смеялась, договариваясь по телефону о встрече с адвокатом.

Смеялась даже после того, как расплакалась, поскольку в итоге все кончилось хорошо. Мне он больше был не нужен, и его забрали.