Повелители кладов

— Хозяин, хозяин, проснитесь! Сфорца Паловеччини, который, казалось, только-только успел забыться тревожным предрассветным сном, со стоном повернулся на спину и открыл воспаленные от недосыпания и песка, который в этих местах старался запорошить все, глаза.

Что еще могло произойти в этом Богом забытом месте, которое, казалось, просто притягивало к себе несчастья?

— Хозяин! Вестовой доложил — неизвестная эскадра в пределах видимости/

Только этого не хватало/

Начальник гарнизона нашарил справа от ложа кирасу, после секундного раздумья отложил ее в сторону и поспешил вниз налегке. День, обещавший быть таким же знойным, как и сто предыдущих, уже набирал силу.

Сфорца быстро оделся, ибо не позволял себе тратить время на то, чтобы прислуга обряжала его, как изнеженного вельможу, и коротко бросил постовому: Где? Бастион Сан-Сальваторе, — доложил тот.

Сфорца заметил, что парень здорово струхнул. Это было неприятно. Раз неожиданно появившаяся на горизонте армада напугала солдата, она может стать серьезной проблемой для начальника гарнизона.

Вдохнув напоследок прохладный воздух палаццо, Паловеччини решительно вышел наружу— под палящее солнце. Трудно было даже представить себе, что будет твориться тут в полдень, если с утра от солнечных лучей одежда на плечах, казалось, вот-вот начнет тлеть.

Кивая на ходу знакомым и стараясь идти к бастиону Сан-Сальваторе неспешным шагом, чтобы не давать повода для досужих разговоров, Паловеччини прошел к западной части крепости Фортецца. По правую его руку, вдоль великолепного песчаного пляжа расстилался город Рефимно. Крепость возвышалась над городом и над морем, будто господин над своим вассалом. На самом же деле скорее крепость служила городу, а не наоборот. С тех пор как здесь, на северном берегу Крита, венецианцы основали свое поселение, их неоднократно грабили заезжие пираты всяческих мастей. После одного из последних таких набегов знаменитого алжирского головореза Барбароссы местные жители отправили делегацию в Венецию, и республика выделила-таки средства для строительства оборонительного сооружения…"

Вовка Казаков услышал подозрительный шорох в соседней комнате, тут же выключил фонарик и затаил дыхание. Нет, кажется, почудилось, родители по-прежнему сидят на кухне и что-то тихо обсуждают. Ну что ж, чем больше они будут говорить, тем больше Вовка успеет прочитать. Надо же, всегда его прерывают на самом интересном месте!

Под одеялом, где прятался Вовка, опять раздался щелчок, и грязно-желтый круг света от фонаря осветил страницу.

"…Легким шагом, стряхнув с себя остатки сна, Паловеччини поднялся на бастион и взглянул в ту сторону, куда ему указывал вестовой. Действительно, на горизонте, будто перетекая с волны на волну, медленно приближаясь к острову, плыл довольно большой флот, общим числом до сорока галер. Паловеччини задумчиво рассматривал корабли, а потом, кликнув вестового, приказал ему принести подзорную трубу.

Вскоре запыхавшийся вестовой протянул начальнику гарнизона медную трубу, прикрытую с двух сторон линзами, и установил специальную треногу, с помощью которой можно было использовать этот редкий для тех времен оптический прибор.

Паловеччини прильнул глазом к окуляру. Рассмотреть на таком расстоянии все в деталях было трудно, но, похоже, его самые худшие опасения оправдывались. Дозорный, который сидел в башне Сан-Сальваторе, поглядывал на своего начальника с нескрываемой тревогой. Однако на лице Паловеччини ничего прочесть было нельзя.

Раньше чем через полчаса галеры подойти к гавани не могли, а потому начальник гарнизона решил проверить боеготовность своих…"

Стоп! А вот это уже настоящая тревога. В соседней комнате скрипнула половица, и Вовка, едва успев закинуть фонарик и книжку под подушку, в какой-то раскоряченной позе застыл под одеялом. Пока мама осторожно открывала дверь и в комнату просачивался свет, Вовка успел вытащить голову из-под одеяла и притвориться спящим. Мама подошла к нему, погладила по головке будто маленького, поправила одеяло и на цыпочках ретировалась. Теперь нужно было лежать и тупо смотреть в стенку — ждать пока родители угомонятся.

Пока за стенкой скрипели пружины раздвигаемого дивана и от тяжелой походки отца позвякивали фужеры в серванте, Вовка щипал себя за руку, чтобы ненароком не задремать. Но сон подкрадывался незаметно, то и дело мягкими лапами нажимая ему на веки. Мысли начали путаться и, не успев осознать, что он уже дремлет, Вовка крепко заснул…

Битва была в полном разгаре, и Вовка только-только сошелся в поединке на ятаганах с коренастым, загорелым дочерна сарацином, как вдруг над ухом героя противно заверещал будильник.

Надо же было случиться такой подлости! Ведь Вовка, после того как случайно грохнул свой предыдущий будильник, специально пошел с мамой в магазин, чтобы выбрать такой, который бы вопил по утрам не так мерзко, как прежний. В конце концов он остановил свой выбор на большом пингвине с циферблатом на пузе. Когда продавщица демонстрировала в магазине звонок, он казался вполне мелодичным. Но теперь он каждое утро врывался в Вовкин сон с каким-то противным скрежетом, сравнимым разве что со звуком бормашины в зубоврачебном кабинете. Вовка не глядя прихлопнул красную шапочку на голове пингвина вниз, и будильник заткнулся. Однако сарацина со своими узкими глазками и тонкими черными усиками, будто позаимствованными у главы семейки Адамс, как не бывало. От сна остались одни воспоминания, и теперь уже не имело смысла пытаться поймать его остатки.

Вовка потянулся, перевернулся на спину и тут вспомнил, что точно так же делал, просыпаясь, герой книги, которой он сейчас зачитывался, — начальник гарнизона Сфорца Паловеччини.

Черт! А фонарик-то он вчера выключил? Надо же — так позорно заснуть! Вовка откинул подушку в сторону и, убедившись, что фонарик выключен, а значит, батарейки не сели, поскорей спрятал его под кровать — сегодня вечером он еще пригодится.

Вообще-то время позволяло Вовке подремать еще минут десять, если до водных процедур не сделать зарядку. Вовка, стеная про себя и зная, что маманя, которая уже проводила отца на работу, внимательно прислушивается ко всему, что происходит в его комнате, погремел гантелями, попрыгал на коврике и сделал несколько махательно-вращательных движений руками. И кому она нужна, эта зарядка? Вот если бы его с утра обучали приемам рукопашного боя или искусству владения мечом кендо — тогда другое бы дело! А все эти "поставьте ноги на ширину плеч, сделайте глубокий вдох, выдох" — одно издевательство над организмом. Посчитав утреннюю гимнастику законченной, Вовка, тяжело отдуваясь, вышел в коридор и поплелся в ванную — умываться.

Горячую воду все еще не дали, хотя в жэке обещали включить еще позавчера. Заранее морщась от неизбежной встречи с холодной водой, Вовка открыл кран и стал полоскать свою зубную щетку. Вяло надраив зубы, он смочил глаза капельками воды и, вытерев полотенцем и без того сухое лицо, потопал обратно в комнату — одеваться.

— Вова, ты хорошо почистил зубы? — донесся до него голос мамы.

— Хорошо, — отозвался Вовка, — лучше не бывает.

— Что-что? — не расслышала мама: на кухне как раз засвистел чайник.

— Хорошо! — рявкнул Вовка. — У меня зубы, как у крокодила теперь.

— А-а, это хорошо, когда много дел… Так ты поторопись, завтрак уже готов.

Вовка присел на свою кровать и первым делом сунул свою книжку в портфель. Потом, не торопясь, оделся и двинул в кухню — поглощать полезные для растущего детского организма витамины, углеводы и жиры.

Мама у Вовки была ходячей медицинской энциклопедией и журналом "Здоровье" под одной обложкой. Она то и дело экспериментировала над семьей, опробуя, как шутил папа, на живом материале все новомодные веяния по сохранению здоровья. На Вовке уже отрабатывались приемы закаливания, заворачивания в мокрую простыню и хождение в ванной по специально притащенному галечнику, диеты из морских продуктов и сыроедение, а также мумие, настойки зверобоя, девясила, коры дуба, натирания мазью "Звездочка" и экстрактом из женьшеневого корня. Вовке еще повезло, что в семье он пока проходил под социальным статусом "ребенок", и поэтому голодовки по системе Брэгга и лечение глаз по рекомендациям Бейля его, к счастью, миновали.

Вовка прошел на кухню и с тоской посмотрел на стол. Ну, что его ждет на этот раз? Морская капустка, приправленная каплей майонеза, или сухарики, или суперпродвинутая смесь из орехов, кураги и тертой цедры лимона? Нет Вовка ничего не имел против этих экзотических блюд, но иногда так хотелось с утра кокнуть о край сковородки четыре яйца и заделать на широком озерце подсолнечного масла шикарную глазунью — всю такую желто-белую, с прожаренной коричневой каемочкой по краям.

На этот раз Вовке повезло больше: мама куда-то торопилась, а потому поставила перед ним чай с молоком без сахара и пару тостов. Очередная порция поджариваемого хлеба готова была выскочить из электропечки. На Вовкино счастье, в прихожей заголосил телефон, и мама побежала на звонок. Оставшись в кухне один, он метнулся к шкафу, молниеносно вытащил из "сахарницы для гостей" три куска рафинада и тут же бухнул их в чай. Пузырьки от растворяющегося сахара перестали подниматься на поверхность довольно быстро, и Вовка мог спокойно позавтракать. Стоп! А не полезет ли сейчас мама в его сумку с целью положить какое-нибудь яблочко или жутко витаминизированный манго? Чего доброго, увидит книжку. Эх черт, надо было ее замаскировать. Ну ладно, авось пронесет.

Поскольку мама все беседовала по телефону, Вовка решился, взял пульт и включил телевизор. Вообще-то в их доме был еще и большой "GAO 70", но поскольку мама третировала отца тем, что ребенок должен заниматься в тишине, глава семьи купил еще один "GAO", поменьше — "50 по диагонали", — и водрузил его на специальном кронштейне на кухне. Здесь отец вечерами смотрел новости, позволяя себе иногда неслыханную роскошь: выкурить — разумеется, в форточку — сигарету, сидя на кухне, а не стоя у мусоропровода.

По местному кабельному телевидению, на которое переключился Вовка, шла программа новостей. Вначале, как обычно, говорили о проблемах местного тюменского металлургического комбината, и Вовке в который раз искренне стало жаль своего папаню, который работал директором этого самого злосчастного предприятия. Потом прошли сюжеты из жизни города — олимпиада по математике, закладка памятного камня в честь какого-то жутко знаменитого местного писателя, о котором Вовка слышал впервые, и прочая дребедень. Только минут через десять началось самое интересное — сводка криминальных новостей. Правда, особым разнообразием тюменская уголовная хроника в тот день не отличалась: в который уже раз в подвале нашли подпольный цех, в котором разливалась в любую тару водка, коньяк, пепси-кола и другие горячительно-прохладительные напитки, не имевшие ничего общего с этикетками на бутылках. Как обычно, задержали участников массового загула нефтяников с Крайнего Севера. Ограблен магазин. Банда подростков зверски избила другую банду подростков, взяв реванш за поражение в драке с тем же противником на прошлой неделе.

Наконец любимая Вовкина дикторша, которая начинала свое выступление с неизменного жизнерадостного "Здравствуйте, я — Лена Шмелева. Сегодня в Тюмени погибло девятнадцать человек!" — исчезла с экрана, и стали показывать фотографии пропавших людей, тех, кого искали родственники или милиция.

"Органами правопорядка разыскиваются нигде не работающие граждане Бутяков Виктор Степанович и Грибков-Майский Александр Семенович, обвиняемые в жульничестве и финансовых махинациях…"

Вовка, уписывая третий тост, с интересом глянул на одутловатую морду Виктора Степановича Бутякова и хитрое узенькое личико Александра Семеновича Грибкова-Майского. Надо же, сколько, оказывается, среди обычных граждан встречается всякого жулья! И вот ведь встретишь такого на улице, даже не подумаешь ничего плохого. Взять хотя бы Бутякова Виктора Степановича — работяга, каких часто можно видеть у пивного киоска и в сквере на лавочке. А вот Грибков-Майский больше похож на банкира. Нет, впрочем, не на банкира, а на кассира или клерка в банке или, может быть, даже на преподавателя в каком-нибудь политехникуме. И надо же — свела их судьба вместе и вместе они занимаются какими-то аферами. Чего только в жизни не бывает!

Поскольку сводка криминальных сообщений кончилась и жизнерадостная Лена Шмелева попрощалась со зрителями до следующего выпуска, Вовка потерял к телевизору интерес. Пока диктор бубнил что-то о погоде, Вовка наконец расправился с завтраком и, убедившись, что он, как всегда, опаздывает, вихрем бросился за своим портфелем. Мама, прикрыв рукой телефонную трубку, что-то крикнула о том, что нужно почистить обувь, но он только отмахнулся, уже с лестницы прокричал: "Потом!" — и, прыгая через две ступеньки, помчался вниз.

Странная это штука — время. Ведь вот встал он сегодня ни свет ни заря, пожертвовал, можно сказать, физическим развитием своего организма — то есть не стал толком делать зарядку. А все для чего? Для того, чтобы спокойно позавтракать и, не торопясь, степенным шагом дойти до школы. Но, как всегда, часы принялись выделывать чудеса, и вдруг выяснялось — чтобы совершить утренний моцион, нужно было выходить десять минут назад. А теперь пришлось, пугая окрестных старушек и дворовых котов, стремглав бежать напрямик дворами, чтобы наверстать упущенное.

Во дворе школы Вовка Казаков увидел своего закадычного друга Лешку Иконникова и помахал ему издали портфелем. По ходу дела — пока сдавали куртки в гардероб и поднимались в класс, на первый урок — друзья успели перекинуться парой слов.

— Вот, — достал из портфеля Вовка книжку и сунул ее другу, — читал?

Лешка, прижимая свой портфель левым локтем к боку, взял в руки книгу и глянул на обложку.

— Франц Фрезе "Алжирский клинок". Впервые вижу…

— Классная вещь, — заверил Вовка, — я только вчера ее начал, но уже вон сколько прочитал. Между прочим, здесь описывается эпоха, о которой не так-то много есть других источников.

Вовка Казаков и Лешка Иконников были ребятами своеобразными. В то время как одни их сверстники днями напролет сражались с виртуальными гоблинами, истребителями и монстрами в компьютерах, другие болтались без дела по дворам, клянча у старших деньги, а у младших их попросту отбирая, два друга занимались изучением истории средиземноморских пиратов. Каким образом их занесло на столь далекую от обычных для их возраста увлечений тему, сказать было трудно. Наверное, кому-то в детстве попался интересный приключенческий роман… Сначала ребята сами играли в пиратов, а потом История захлестнула их с головой, и бывали месяцы, особенно каникулярные, когда они и думать ни о чем другом не могли. А уж если удавалось достать где-нибудь новую книгу или исследование по интересующему их вопросу — это был праздник.

В свои неполные двенадцать лет Вовка и Лешка знали все — ну почти все, — что можно было раскопать в библиотеках, о средиземноморских морских пиратах — Харуджи-носильщике, Эль-Хаджи Гус-сейне, Хеир-Эддине Барбароссе, разбойниках с Альпухаррасских гор… Они могли часами рассказывать друг другу о подвигах адмирала и дожа Андреа Дориа, наводившего в свое время ужас на средиземноморских пиратов и ставшего впоследствии правителем генуэзской республики.

Вовка и Лешка в свое время открыли глаза учительнице литературы на то, что знаменитая сказка о золотом петушке Александра Сергеевича Пушкина — не что иное, как переложение легенды о башне Кудиат-эль-Сабун. Почти целый урок разрешила "литра" двум знатокам рассказывать классу о том, как алжирский правитель Эль-Ходжи-Мухими по совету своего астролога воздвиг высокую башню, материал для постройки которой привозили за дорогую цену из Египта. К каждому окну той башни была приделана бронзовая доска с искусно вырезанными из дерева отрядами пеших и конных воинов. Подле каждой доски лежало небольпюе копье, испещренное халдейскими письменами. А на куполе возвышался флюгер из чистого серебра, на котором был водружен всадник с копьем в руке. Флюгер этот был неподвластен силе ветра, но силой волшебства поворачивался в ту сторону, откуда угрожала опасность.

А на уроке истории Вовка с Лешкой, пользуясь случаем, прочли целую лекцию о герцоге Нижней Лотарингии, одном из предводителей первого крестового похода на Восток и первом правителе Иерусалимского королевства Готфриде Бульонском.

В общем, благодаря своему интересу и своим познаниям Вовка и Лешка в школе пользовались некоторой известностью. Им, конечно, было далеко до иных, прославившихся, например, своими хулиганскими выходками или достижениями в области спорта, но они особо и не стремились выделиться, чтобы не прослыть за безнадежных ботанов.

Однако изучение истории морских разбойников Средиземноморья никак не могло помочь ребятам попасть в милость к преподавательнице математики, а потому на ее урок Вовка и Лешка не спешили, "влача свое жалкое существование", как написал кто-то из их одноклассников в сочинении, по пролетам школьной лестницы. Но как ни оттягивали они начало нелюбимого урока, школьный звонок прогремел как набат, и в класс, мгновенно срезав своим появлением веселый гомон, вошла преподавательница математики Горошина.

Прозвали ее так за то, что она ставила в журнале вместо двоек жирные точки, похожие на горошинки. Точки эти позже, в зависимости от настроения учительницы и стараний самих учеников, превращались в двойки, тройки, изредка в четверки, но пятерки обладателям "горошин" уж точно не светили.

Горошина прошла на свое место и разрешила классу сесть. Притихшие семиклассники смотрели на учительницу, ожидая от нее подвоха в виде подробного разбора домашних заданий или какой-нибудь, упаси Боже, контрольной.

Математичка объявила, что сегодня они будут разбирать несколько уравнений, и углубилась в изучение расставленных ею в классном журнале точек.

Это означало, что удар примет на себя один мученик, и класс затаил дыхание, пытаясь угадать — кто же им станет. Горошина вызвала к доске щуплого ушастого очкарика и учинила ему допрос с пристрастием. Поскольку Кащей — очкарик был известен в классе исключительно под этим именем — в математике волок, разговор обещал не кончиться на третьей минуте очередной горошиной в журнале, а затянуться как минимум на четверть часа.

Толкнув Лешку коленом, Вовка аккуратно, стараясь не слишком наклонять левое плечо, достал из портфеля "Алжирский клинок" и раскрыл на первом попавшемся месте. Сдвинув тетради к краю парты и взяв шариковые авторучки, друзья нахмурились, будто пытались собственными силами расколоть орешек знаний в виде очередного математического уравнения-троглодита, и углубились в чтение.

"…Начальник гарнизона Сфорца Паловеччини, уже облаченный в кирасу, с широким турецким кинжалом, заткнутым за красный шелковый пояс, в очередной раз взошел на бастион Сан-Сальваторе и взглянул вниз. Справа от города Рефимно уже тянулись к крепости небольшие отряды местных ополченцев, хорошо знающих, что от пиратов не приходится ждать пощады. Вдоль всей западной стены канониры с зажженными фитилями ждали приказа Паловеччини, чтобы открыть огонь по приближающимся галерам. Две башни— Сан-Сальваторе и Сан-Люка охватывали нападающих с флангов, и нужно было быть отличным головорезом, чтобы лезть в эти клещи.

Сфорца еще раз направил на пляшущие на волнах галеры подзорную трубу. Теперь уже отчетливо можно было разглядеть загорелых дочерна, заросших диким волосом пиратов, а на одной из галер их предводителя, выделяющегося из общей толпы оборванцев, вооруженных кто во что горазд, своим расшитым золотыми нитями шелковым халатом, чалмой, украшенной крупным рубином, и саблей, эфес которой сверкал на солнце, переливаясь всеми цветами радуги.

Опытный глаз Паловеччини заметил характерный блеск этого свечения, и про себя начальник гарнизона отметил— столь крупных бриллиантов, способных испускать сильное сияние, найдется немного.

Галеры, разрезая носами белые барашки волн, двигались все быстрее. Паловеччини стало ясно: готовится атака. Казалось, он даже слышал, как, рассекая воздух, бичи надсмотрщиков опускаются со свистом на голые, покрытые потом плечи гребцов-кандальников и, все убыстряя темп, стучит по огромному кожаному барабану главный надсмотрщик.

С вершины башни Паловеччини посмотрел вниз. Подниматься на этот отвесный утес мог решиться разве что сумасшедший или обкурившийся гашишем отряд. Зато левее— там, где усеянный каменными обломками, заросший зеленой травой в мелкий желтый цветочек открывался более пологий склон, место для атаки было вполне приемлемым. Тем более что с этой стороны находились небольшие, слабо укрепленные ворота, предназначенные для выхода из крепости войск. Если пираты первым делом ринутся сюда, значит, направляет их человек, который когда-то был в Фортецце и знает об этих воротах. Лазутчик? Если алжирцы выгрузят с галеры таран, то… Но тут Паловеччини суеверно отогнал от себя эту мысль, будто боясь, что каким-то мистическим образом ее перехватит предводитель пиратов.

— Да поможет нам Господь! — пробормотал себе под нос начальник гарнизона и надвинул шлем на лоб.

Пять львов святого Марка, двадцать шесть крестов— символов самых известных венецианских фамилий, охраняли Фортеццу от превратностей судьбы. Но сейчас каждый, кто находился в крепости, понимал: судьба его зависит от его собственных рук, от его меткости, храбрости и умения обращаться с холодным и огнестрельным оружием.

Паловеччини приказал выдвинуть пушки с картечью в амбразуры и приготовиться к стрельбе. Команда, передаваемая из уст в уста, понеслась вдоль стены, и канониры пришли в движение. Огоньки их запалов, почти невидимые в воздухе, пронизанном солнечным светом, медленно, будто во сне, приближались к…"

— Казаков! Казаков! Я к тебе обращаюсь! — услышал Вовка настойчивый голос Горошины, инстинктивно захлопнул книгу и зажал ее между коленями. — Так о чем мы только что говорили, а, Казаков?

— Пять львов святого Марка, двадцать шесть крестов — символов самых известных венецианских фамилий — охраняли Фортеццу от превратностей судьбы, — как сомнамбула забормотал Вовка. — Но сейчас каждый, кто находился в крепости, понимал: судьба его зависит от его собственных рук, от его меткости, храбрости и умения обращаться с клинком и мушкетом…

Класс прыснул смехом, а Горошина, поправив и без того неплохо сидевшие на ее переносице очки, строго потребовала:

— Ты бы, Казаков, хотя бы встал, когда с тобой учитель разговаривает.

Вовка, удерживая коленями книгу, опираясь двумя руками на стол, привстал.

— Да что с тобой сегодня? — удивилась Горошина. — Тебя что, ноги не держат? Ну-ка давай прогуляйся к доске. Разомнись.

Это же надо было так влипнуть! Сдвинув колени, Вовка озирался вокруг и лихорадочно соображал, что же делать. Пытаться достать рукой книжку и переложить ее на сиденье? Горошина может заинтересоваться — чем это он там манипулирует — и отобрать книжку. Но не идти же в самом деле к доске на полусогнутых, пытаясь удержать ее между коленей!

К счастью, Лешка, уже пришедший в себя от неожиданного нападения на их читальный бастион, перехватил уже готовую соскользнуть на пол книжку левой рукой и выдернул ее вперед. Вовка, облегченно вздохнув, двинулся к доске на свою голгофу.

Кащей, отпущенный на свободу, отправился на место, и битву с уравнением у доски продолжил Вовка. Он честно сражался с одним неизвестным, но его боевой выучки хватило лишь на то, чтобы точка в журнале превратилась пока что, увы, всего лишь в трояк. Тем не менее Вовка был доволен — могло быть и хуже. С легким сердцем он вернулся за свою парту, и тут же Лешка пододвинул ему записку:

"Почитать дашь?"

"Конечно, — нацарапал Вовка в ответ. — Постараюсь сегодня ночью ее добить. Завтра она твоя".

После уроков Вовка, попрощавшись с Лешкой, не пошел как обычно слоняться по улицам. Бывало, он бродил часами, заглядываясь на витрины магазинов и прицениваясь к товарам, на которые денег у него не было и быть не могло, но которые очень хотелось иметь. Но сегодня он не торчал у спортивного магазина, где недавно был вывешен рекламный плакат роликовых коньков "К-2", не изучал в тысячу первый раз прайс-лист магазина "Весь компьютерный мир" и даже не рылся в стопках букинистической литературы в чудом уцелевшем книжном магазине. Он стремглав бросился домой, потому что помнил: мама сегодня собиралась пойти в парикмахерскую, значит, ее не будет дома часа три, не меньше. А уж Вовка-то знал, как использовать это время!

Когда от' полноты предвкушаемого удовольствия он, игнорируя лифт, взлетел на свой этаж и на всякий случай позвонил в дверь, к его великой радости, никто не отозвался, и он воспользовался своим ключом.

Дома было пусто, тихо, и вся обстановка располагала к тому, чем он намеревался сейчас заняться.

Вовка прошел в свою комнату, взял в левую руку обложку от учебника алгебры, а правой рванул страницы на себя. Легкий треск завершил операцию. Осталось только вложить "Алжирский клинок" в обложку учебника, а сам раздетый учебник заныкать в портфель.

Теперь читать можно было спокойно.

Однако, как ни силен был культурный голод, время наступило обеденное, и желудок властно потребовал своего. Вовка скривился, но понял, что придется потратить еще какое-то время на подготовку обеда. Зато потом, утешал он себя, он сядет за стол на кухне, вооружится самой большой — чтобы не бегать то и дело за чайником — кружкой и будет попивать себе густой ароматный настой, попутно сдабривая его большими кусками бутерброда, и читать продолжение истории крепости Фортецца.

Пронесясь вихрем по кухне, Вовка наметал на стол колбасы, черного хлеба, подогрел борщ в кастрюле и воду в чайнике. Борщ он, конечно, есть не собирался, потому что не любил первого, но создать впечатление, что кто-то возился с кастрюлей, было необходимо. Когда чай был заварен, а огромные ломти колбасы были шлепнуты на не менее толстые куски хлеба, Вовка наконец открыл книгу, замаскированную под учебник, и углубился в чтение.

"…Самые отчаянные из алжирских пиратов уже прыгали в воду, взметая вокруг себя прозрачные капли лазурной воды, и плыли к берегу, чтобы укрыться за валунами от стрел и осколков ядер.

Паловеччини не хотел показывать до поры до времени всю огневую мощь своего гарнизона, а потому приказал обстреливать десант противника скорее для острастки, чем для того, чтобы нанести готовящимся к атаке людям значительный урон.

С близкого расстояния Паловеччини смог лучше рассмотреть отряд, собирающийся штурмовать стены Фортеццы. В подзорную трубу без труда можно было разглядеть черных нубийцев в белых чалмах и некогда зеленых шароварах, алжирцев, прячущих голову под белым платком, стянутым наверху обручем; людей, очень похожих на франков, бородатых, в изодранных в клочья кафтанах, узкоглазых, смахивающих на китайцев, разбойников неизвестной нации; турок в маленьких фесках, замасленных жилетах, надетых прямо на голое тело. Оружие, как и следовало ожидать, тоже было далеко не единого установленного образца: турецкие янычары были вооружены любимыми кривыми ятаганами, алжирцы— кто кистенями и палицами, а кто и достаточно редкими дамасскими саблями, нубийцы — тесаками и дубинами.

Паловеччини решил получше рассмотреть атамана: походка этого пирата показалась ему знакомой.

Вглядевшись, он узнал этого худощавого, смуглого человека. Несколько месяцев назад тот работал в крепости водоносом. Конечно, на нем тогда не было богато расшитого бирюзового халата, подпоясанного красным шелковым кушаком, не было перстней на руках, игравших на солнце яркими бликами… Значит, он выполнял здесь миссию разведчика. И, судя по тому, что он поручил это не кому-то из своих людей, а взялся за это опасное и трудное дело сам, можно было предположить в нем человека недюжинной смелости. Скорее всего это был тот самый знаменитый пират Улуч-Али, которому молва приписывала доблесть, приближающую его по уровню побед к знаменитому Барбароссе. Так это было или не так— проверить сейчас предстояло гарнизону Фортеццы.

Паловеччини обернулся к вестовому и показал, чтобы командир генуэзской пехоты срочно перебросил свое подразделение к западным воротам. Сфорца боялся, что именно в этом направлении и будет нанесен главный удар: Улуч-Али не смог не воспользоваться самым слабым местом в обороне Фортеццы.

Тем временем вслед за десантом с галер на берег были переправлены длинные шесты, в которые были вбиты клинья. С помощью этих лестниц пираты должны были попытаться взобраться на стену и отвлечь на себя силы защитников бастиона с тем, чтобы люди внизу могли беспрепятственно выламывать ворота. Тараном же, очевидно, служила мачта, снятая с одного из суденышек.

Вокруг нее уже суетились разбойники, прикидывая, как ее поудобнее взять.

Улуч-Али крикнул что-то на гортанном языке, выхватил из ножен саблю и показал ее острием в сторону западных ворот. Хотя Паловеччини уже давно было пора оторваться от подзорной трубы, чтобы наблюдать за всей картиной боя, он не мог отвести взгляда от сабли разбойника, обильно украшенной золотым травлением по дамасскому клинку и драгоценными рубинами и изумрудами по эфесу, с огромным алмазом в основании рукоятки под зеленой кисточкой. Подобное богатое оружие Паловеччини приходилось видеть не часто.

Самые отчаянные пираты, схватив наперевес импровизированные лестницы, ринулись вперед. Вторая толпа пиратов, как только первые отряды подобрались к каменным стенам Фортеццы, устремилась к западным воротам. Разбойники волокли вперед мачту, привязанную к их рукам веревками и кожаными ремешками.

Однако огонь, открытый защитниками крепости, сразу показал нападавшим, что просто так Фортецца не сдастся.

Когда первая волна пиратов, попытавшихся взобраться на стену с помощью шестов, отхлынула обратно к морю, предводитель атакующих Улуч-Али, понимая, что настал решительный момент боя, чтобы воодушевить свою неорганизованную армию, лично двинулся вперед. Страшно вопя и завывая, пираты бросились в атаку, подхватили шесты, сброшенные защитниками Фортеццы, и снова стали карабкаться вверх. Некоторым из особо ловких моряков удалось вскочить на крепостные стены. Одних тут же сбивали пиками, другие сумели завязать отчаянную рукопашную схватку.

Тем временем группа, высаживающая ворота, старалась вовсю. Мокрые спины пиратов блестели от пота и крови— многие были ранены стрелами. Паловеччини, видя, что на стенах уже не осталось ни одного атакующего пирата, понял, что все усилия Улуч-Али теперь будут направлены на ворота, и спешно спустился по каменной лестнице вниз к опасному участку. Ворота могли рухнуть с минуты на минуту.

Паловеччини лихорадочно размышлял, что еще можно предпринять для охраны этого опасного участка. К сожалению, больше стрелков поставить в этом узком месте было сложно. К тому же арбалеты для повторного выстрела необходимо было перезаряжать. Можно было, конечно, выстроить солдат в две шеренги, чтобы первая стреляла, а вторая— спешно готовила оружие. Однако Паловеччини пришел в голову более хитроумный план.

Западные ворота со входа и с внутренней стороны были обильно украшены барельефами. Кроме того, с внутренней стороны, над воротами, выступала значительная часть стены. Если бы удалось направить взрывную волну в нужное время в нужное место, то камни засыпали бы узкий проход.

Паловеччини приказал спешно кликнуть лучшего канонира и двух инженеров…"

Вовка, облизав жирные пальцы, уже хотел было перевернуть страницу, но тут в двери завозился ключ, и он, спешно захлопнув книгу, выглянул в коридор. Это вернулась из парикмахерской мама. Пока она перед зеркалом в очередной раз оценивала сооружение на своей голове, Вовка успел плеснуть в чистую тарелку немного борща, вылить его в раковину и там же оставить тарелку. Смахнув остатки бутерброда в мусорное ведро, Вовка обернулся к маме, которая как раз входила на кухню.

— Ты пообедал? — строго спросила она.

— Да, — демонстративно поднял вверх чашку с недопитым чаем Вовка. — Вот чай допью — и за уроки!

— Ну, молодец, молодец! — мама потрепала его по голове.

Тут в дверь позвонили. Гадая, кто это: соседка или, может быть, ребята пришли в гости, Вовка шмыгнул в коридор. Но это был отец, который приехал с работы, потому что забыл дома какие-то важные бумаги. Не разуваясь, он прошел на кухню, собрал с подоконника несколько папок и, мимоходом бросив взгляд на учебник, лежавший на кухонном столе, тоже потрепал Вовку по голове.

— Занимаешься? Ну, молодец! Давай жми на полную катушку, а мы приготовим вам сюрприз!

Больше отец ничего ему не сказал, наскоро переговорил о чем-то с мамой и ушел. Вовка услышал, как ухнул лифт, потом во дворе завелся мотор папаниной служебной "Волги".

"Интересно, что за сюрприз? — стал соображать Вовка, быстро прогнав чувство стыда, возникшее из-за того, что отец принял книжку, не имеющую никакого отношения к занятиям, за учебник. — Коньки, что ли, мне хочет купить, что-нибудь крутое типа "Rollerblade"? Или, может, велосипед? Да нет, у меня уже есть один. Видак у нас тоже стоит. Аппаратура имеется… Да, и кто это — "мы"? В кино он нас, что ли, решил повести?" — картинно почесал Вовка несуществующую щетину, допил чай и решил больше не мучиться мыслями о сюрпризе, а набраться терпения и подождать, пока все само не разъяснится.

Подхватив замаскированную книгу подмышку, Вовка двинулся к себе в комнату. Однако продолжить чтение ему не давала мама, которая крутилась у шкафа, вынимая какие-то вещи и прикидывая их перед зеркалом на предмет соответствия с новой прической. Пришлось Вовке со вздохом достать из портфеля настоящие учебники и заниматься уравнениями.

Дело продвигалось, честно говоря, туго. Да и сами посудите — какие тут могут быть уравнения, когда в голове засело только одно — успеет ли начальник гарнизона взорвать мину и похоронить под обломками стены нападающих пиратов или нет? Вовка хотел было уже, сунув книжку под водолазку, закрыться на полчасика в туалете, но решил все-таки проявить силу воли и разделаться с уроками с тем, чтобы потом читать со спокойной совестью. Однако в школе, видимо, из них хотели сделать академиков, потому что не успевал Вовка справиться с одним заданием, как, обратившись к дневнику, выяснял, что его ждет очередное, не менее трудное.

— Попробовали бы эти пираты в средней школе поучиться, — бурчал Вовка, доставая из портфеля учебники. — Это тебе не "по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там". Это соображать надо. Да так, чтобы голова дымилась…

Начать он решил с математики, как с самого трудного.

— Ну-ка, что у нас тут, — в очередной раз пытался он собраться с мыслями. — Итак, одна бригада плотников делает в час сорок шесть стульев, а другая бригада плотников за это же время делает стульев в четыре раза больше… и, захлебнувшись в атаке, бросается на неприступные стены крепости еще и еще раз… Ой, что-то не то! — Вовка потряс головой, протер глаза и снова попытался углубиться в дебри науки. — Вопрос: за какое количество времени две бригады сделают тысячу стульев, если их производительность равна мощным ударам мачты, от которой выбитые дощечки из старинного дубового стула падают вниз, на камни, и в образовавшиеся щели уже пролетают стрелы арбалета… Блин, да какой арбалет, — Вовка со злостью захлопнул книжку. — Едет крыша на чердак, сядет крыша только так…

— Вова, не ругайся, — сделала ему замечание мама, которая уже вертелась в прихожей у зеркала. — Это нехорошо, некрасиво и некультурно.

— Да, а если в башку всякая дрянь лезет, когда уроки надо учить, — это красиво?!

— Ты должен уметь владеть собой!

— Да я-то собой владею, — обиделся Вовка. — Просто я сам по себе живу, а мысли в моей голове — сами по себе.

Покружив по комнате разозленной мухой, Вовка решил, что делать домашнее задание все равно придется, и в очередной раз, стиснув зубы и пообещав себе ни за что не думать ни о Фортецце, ни о Крите, ни о пиратах, ни о военных действиях вообще, попытался составить уравнение и решить его, но получалась, увы, опять какая-то белиберда.

Тогда Вовка, по отработанной схеме, чтобы решить задачку, решил пойти от обратного. То есть, перелистав учебник, посмотрел в конце ответ. Теперь он пытался проделать со вверенными ему цифрами различные операции — умножение, деление, — с тем, чтобы получить искомое. Однако проклятая задачка, словно заговоренная, никак не давалась — ответы получались какие угодно, кроме нужного.

— Нет, это просто издевательство какое-то! — рассердился Вовка, и учебник был тут же жестоко наказан путем отправки в полет в самый пыльный угол комнаты.

Еще попыхтев по поводу идиотских задач, кретинских учебников и невыносимых условий существования, Вовка попытался взяться за геометрию. Он открыл следующий учебник и, вздыхая, стал рассматривать рисунки, иллюстрирующие признаки равенства треугольников. Но белые треугольники тут же напомнили ему небольшие крепости, возведенные в неприступных скалах. Вовка с досады плюнул. Положительно, "Алжирский клинок" не желал выходить у него из головы. Полистав учебник, Вовка нашел нужный параграф и попытался вникнуть в суть теоремы под номером 3.5.

"В равнобедренном треугольнике медиана, проведенная к основанию, является биссектрисой и высотой".

Трижды перечитав эту фразу, Вовка недоуменно заморгал — так все-таки биссектрисой или высотой? Сообразив, что зря он пропустил первые три абзаца параграфа, он забрался выше и прочитал, что высотой треугольника, опущенной из данной вершины, называется перпендикуляр, проведенный из этой вершины к прямой, содержащей противолежащую сторону треугольника.

— Ну и бре-ед! — снова вскипел Вовка, но тем не менее продолжил штурмовать понятия высоты, биссектрисы и медианы.

В результате, когда он дошел до собственно задачи, некое просветление наступило.

— Докажите, — постукивал Вовка ручкой по столу в такт словам, попутно их коверкая, чтобы было не так скучно, — что биссектриса равнобедренного треухугольника, проведенная из вершины, противолежащей основанию, является м-ме-дианой и в-высотой.

Вовке доказательство показалось достаточно легким. Правда, было оно верным или нет — он не знал, но, быстро накатав свой вариант решения этой проблемы, с удовлетворением захлопнул геометрию и, не глядя, отправил ее в портфель. Теперь предстояло сражение с русским языком.

— Тэкс-тэкс-тэкс, — Вовка, почувствовав, что конец его страданиям близок, стал постукивать не только ручкой, но и ногой. — Уп-пражнение номер… Перепишите примеры, вставляя вместо точек-кочек нужные по смыслу слова и объясняя устно их значение. Ну ладно, та-ак… "Смеяться… смехом". О, блин, дают, а чем же еще можно смеяться? — хохотнул Вовка. — "Перенести … болезнь". Нужно выяснить, каким можно смеяться смехом и какой болезнью болеть — заразным или заразительным. "Смеяться заразным смехом". Та-ак. Точка. "Перенести заразительную болезнь".

Словосочетание — "заразительная болезнь" — показалось Вовке странным, но "Алжирский клинок" под обложкой учебника так и звал скорее раскрыть его на нужной странице, и Вовка решил не морочить голову, а переписывать примеры по очень простому принципу. Первый предложенный вариант должен был принадлежать первой фразе, оставшийся доставался второй.

"Искусственный мастер, — строчил он в тетради по русскому. — Искусный шелк. Стоять в эффективной позе. Принять эффектные меры против нарушителей дисциплины. Обидные женщина. Обидчивая слова".

На "обидные женщина" Вовка крякнул и понял, что перестарался. Конечно, ни "обидчивого слова", ни "обидной женщины" быть не могло. А потому Вовка, скептически посмотрев на почти уже законченное упражнение, перечеркнул его и решил подойти к выполнению домашнего задания более вдумчиво.

Наконец, полчаса поломав голову над проблемой: можно ли произнести в честь кого-нибудь здравницу или здравицу и был ли выведен в пьесе отрицательный персонаж или персонал, — Вовка поставил жирную точку и заорал благим матом:

— Ма, я все сделал!!!

На кухне грохнуло — мама от неожиданности уронила кастрюлю.

— Что ж ты так кричишь! — откликнулась она. — У меня от этого посуда из рук выскакивает!

— Потому что я свободен, свободен! — завопил Вовка, хватая книжку и бросаясь животом на диван.

Нужное место по закону подлости, конечно, не желало сразу находиться. Но вскоре Вовка отыскал необходимую страницу и снова с головой ринулся в чтение.

"…Инженер и канонир после некоторого пререкания нашли нужную точку, установили несколько бочонков с порохом, вставили фитили. Два человека с факелами должны были по приказу Паловеччини поджечь этот смертельный заряд. Теперь важно было выбрать момент.

Паловеччини снова взбежал на стену крепости. Битва шла жаркая. Ворота еще держались разве что стараниями крестов святого Марка. Наконец мачта вытолкнула одну створку, и та, закачавшись на уцелевшей петле, рухнула внутрь крепости. Пираты с диким воем ринулись в Фортеццу. Тут же от моря, что было сил, побежали на приступ не менее сотни искателей приключений.

Паловеччини поднял руку с белым платком и встретился глазами с канониром, который должен был поджечь фитиль мины. Как только Улуч-Али ворвался в пролом, начальник гарнизона опустил руку, и огонь, шипя рассерженной осой, стал пробираться по шнуру, смоченному в селитре, к бочкам с порохом. Взрыв взметнул вверх мелкие камешки, и белое облако сгоревшего пороха на несколько секунд окутало злосчастные ворота колышущимся саваном. Стены вздрогнули от мощного удара, щели между глыбами, скрепленными когда-то цементом, расползлись, и камни— один за другим — холодным беспощадным водопадом засыпали вопящих от ужаса пиратов…"

— Вова, поди сюда! — донесся из кухни мамин голос.

— А?! — очнулся Вовка, будто только что вынырнул со дна бассейна. — Чего?

— Поди сюда, я тебе говорю!

— Ну, сейчас, одну минуту! — Вовка поспешно перевернул страницу, стараясь побыстрее добраться до конца главы.

"…Сотня пиратов, которая надеялась, что их отважный предводитель вместе с самыми отчаянными людьми уже занял плацдарм для дальнейшего наступления, в изумлении остановилась, увидев, как их товарищей погребли под собой каменные глыбы.

Паловеччини утер пот и копоть с лица. Расчеты инженера и канонира оказались верными. Стена не рухнула целиком, а всего лишь завалила вход в западные ворота— вместе с осаждающими.

На стенах раздался радостный рев, и солдаты, которые еще минуту назад боялись высунуться за зубчатую стену Фортеццы, теперь вставали во весь рост и посылали во врага стрелы. Пушки, заряженные картечью, рявкнули, и волна огня и раскаленного металла в одну секунду сбила с ног треть наступавших.

Увидев, что их предводитель погиб, пираты с криками ужаса бросились обратно к морю и, побросав мешающее им теперь оружие, поплыли к своим галерам…"

— Вова, иди сюда немедленно! — снова услышал Вовка зов и, с сожалением захлопнув книжку, побрел на кухню.

— Ты очень мало поел борща, — безапелляционным тоном заявила мама. — Я налила тебе еще тарелочку. Будь добр, съешь.

Вовка картинно вздохнул и присел на краешек стула, всем своим видом показывая, что он здесь всего лишь на минуточку. Размазав по краям тарелки сметану, он медленно начал зачерпывать горячий борщ и смывать им белоснежную сметану в тарелку.

— Вова, немедленно ешь! — прекратила мама его эксперименты, и Вовка, еще раз тяжело вздохнув, словно раб на тех самых галерах, которые ожидали неудачливых пиратов, стал хлебать борщ.

Однако буквально через минуту он в изумлении застыл с поднятой ложкой: его посетила совершенно потрясающая мысль.

— Вова, прекрати паясничать и строить из себя клоуна! — снова набросилась на него мама.

Но Вовка и не думал паясничать. Просто… Просто у него возникла идея, которую срочно нужно было проверить. Тремя мощными гребками он метнул себе в рот остатки борща и, бросив наскоро сквозь набитый рот "Шашибо!", ринулся в свою комнату — к телефону.

Номер Лешки был занесен в память аппарата под цифрой "один". Вовка ткнул нужную кнопку, и телефон, весело помигивая светодиодом, быстро набрал нужную комбинацию. Чтобы о сути разговора ненароком не узнала мама, Вовка дотянулся ногой до двери в свою комнату, захлопнул ее и отключил разговор с монитора.

— Леха, это я! — с места бросился в карьер Вовка. — Леха, ты меня слышишь?!

— Да слышу, слышу, — ответил закадычный друг, — ты чего разорался? Клад, что ли, наглел?

— Ты не представляешь, как ты, блин, попал в точку! Я нашел клад!

— Чего клад? — кисло откликнулся Лешка. — Пробок от пепси-колы?

— Дурачина ты, я самый настоящий клад нашел! Сабля, из дамасской стали, украшенная драгоценными камнями — огромным алмазом, изумрудами, рубинами. По клинку гравировка золотом. Понял?

— Где?.. Я че-то не въехал, — Лешка даже запыхтел, лихорадочно, но туго соображая. — Ты же из школы домой пошел. Где ты ее найти мог? У мусоропровода, что ли?

— Да нет, я не то чтоб ее совсем нашел, но я знаю — где она лежит!

— А, ну это другое дело, — успокоился Лешка, сообразив, что Вовку пока всего лишь посетила очередная гениальная идея и никакой сабли в его руках в данный момент нет.

— Как бы тебе объяснить, — Вовка возбужденно взъерошил волосы на голове, — ты ж эту книжку не читал.

— А, вот ты о чем, — смекнул Лешка. — Это ты, значит, посредством этой книги клад нашел!

— Ну точно! — стал пояснять Вовка. — Понимаешь, тут описывается, как крепость Фортеццу атаковал один пират — Улуч-Али. При нем была драгоценная сабля. Во время штурма западных ворот комендант крепости приказал их взорвать, и все пираты оказались погребены под камнями вместе с саблей. Соображаешь?

— Так что же они потом ее не откопали, что ли? — поразился Лешка.

— В том-то и дело, что нет! — завопил Вовка. — Потому что комендант крепости умер на следующий день — от приступа малярии, это я не выдержал, в конец книжки заглянул. Понял? А в нынешней карте, которая есть в "Алжирском клинке", никаких западных ворот нет и в помине. Книжка-то историческая. Сечешь? В аннотации написано, что автор изучал кучу документов, касающихся истории этой крепости. Так вот, он утверждает, что сабля Улуч-Али не найдена до сих пор! А штука эта, оказывается, была уникальная, известная и в Венеции, и в Генуе!

— Ну-у, — разочарованно протянул Лешка, — мало ли чего он там насочинял.

— Да я ж тебе толкую, дурилка ты картонная, что автор не просто так из пальца это высосал. Это же все написано по историческим источникам!

Лешка, видимо, обидевшись на "картонную дурилку", уперся:

— Мало ли у кого какие догадки могут быть!

— Ничего себе, мало ли у кого! А вспомни, как над Шлиманом все смеялись, когда он утверждал, что мифическая Троя — вовсе не выдумка Гомера. Он ведь утер нос всем этим деятелям, когда Трою раскопал! А представляешь, так и мы — реконструируем по этой книжке события… План форта есть… Господи, даже известно, где копать! Там работы-то на полчаса — я уже все прикинул.

Аргумент насчет Шлимана Лешку не то чтобы убедил, но поколебал его скептицизм.

— Ладно, жди, сейчас приеду, — пообещал он и бросил трубку.

Через пятнадцать минут Лешка уже трезвонил в Вовкину дверь. Дверь открыла мама и, чувствуя вечную ответственность не только за свое чадо, но и за его друзей, подозрительно спросила:

— А ты, Лешенька, уроки все сделал?

— Все, все, — отмахнулся Лешка, — на год вперед!

— Я серьезно ведь спрашиваю, — Вовкина мама нахмурилась и преградила Лешке путь.

Вовка тем временем из-за ее спины делал страшные глаза и показывал знаками, что с его мамой шутить не следует, а нужно отвечать на полном серьезе.

— Я уже сделал все уроки, — отчеканил Лешка. — Алгебру, геометрию и русский. Но у меня остался один вопрос, по поводу которого я хотел проконсультироваться с Вовой, потому что он лучше меня знает этот предмет.

Грубая лесть подействовала на нежное родительское сердце, и Лешка немедленно был пропущен в комнату к Вовке: консультация — дело святое.

Как только дверь комнаты закрылась, Лешка коршуном, бросающимся на добычу, вцепился в книжку и принялся лихорадочно ее листать.

— Вот, вот это место! Читай! Вот, видишь, видишь! — тараторил за его спиной друг. — Они взорвали ворота вместе с атакующими, и сабля осталась там! А начальник гарнизона, который ее рассмотрел, может быть, ее и выкопал бы, да не успел. Понял теперь? А потом на этом месте никогда ничего не рыли. Просто прореху заштопали камнями и с тех пор не трогали. Смотри, здесь потом, когда крепость завоевали турки, была мечеть. Тут они взорвали церковь, вот тут вот стоял дом, вернее, палаццо коменданта. Оно было частично разрушено. Вот еще церковь. Здесь был оружейный и пороховой склад. Танкеры для воды — там держали припасы. Вот главные ворота. Вот здесь построили позже казармы для солдат. Потом крепость бомбили еще и немцы — во вторую мировую. Был там и немецкий гарнизон. Но они тоже ничего в этом районе не трогали — просто не знали обо всей этой истории. Понимаешь, эта сабля там несколько веков лежит и нас дожидается!

— Да-а, — потрясенно протянул Лешка, листая страницы книги. — Вот уж повезло так повезло. Но слушай, как же мы ее достанем? Ведь это ж не под Смоленском было. И тем более не у нас в Тюмени. Это ж остров Крит. Греция. Туда лететь-то, наверное, не один час. Потом, опять же, заграница. Как мы туда попадем?

Взбудораженные Вовкиным открытием, ребята засиделись чуть не за полночь, и утром, проспав, неслись в школу на всех парах. Да еще, как назло, у дверей их завернули, потому что, видите ли, ноги у них были в глине. Выстроившись в один ряд с другими такими же неудачниками, которые успели врюхаться в нестерильные лужи, Вовка и Лешка стали очищать обувь о бордюр тротуара. Сполоснув остатки грязи наскоро в близлежащей луже, они снова бросились на штурм школы, и на этот раз успешно.

Первым уроком была история, и тем обидней было опоздать. Пожалуй, только ради этого предмета Вовка и Лешка готовы были ходить в свое родное учебное заведение не десять, а целых двадцать лет. Историю у них вела Ольга Васильевна Мурашкина, переименованная предыдущими поколениями школьников в Ольгу Васильну Мурашку.

Запыхавшись, друзья длинными перебежками взлетели на третий этаж и одновременно, чуть не вышибив дверь, вломились в кабинет истории. Вдогонку, затылок в затылок с ними, несся школьный звонок.

Ольга Васильевна скептически посмотрела на Вовку с Лешкой. Поскольку это были лучшие ученики в классе, которые обожали ее предмет, выволочки она устраивать им не стала, а лишь показала знаками, чтобы они побыстрее шли на свое место.

Когда весь класс угомонился и чуть привстал с мест, приветствуя учительницу — вставание в полный рост считалось в школе дурным тоном, Ольга Васильевна начала урок:

— Прежде чем начать урок истории, я сделаю небольшое объявление, которое непосредственно касается нашего класса, а также, по моему мнению, может косвенно повлиять на успеваемость.

По рядам пронесся шепоток: ну не иначе как сейчас Мурашка объявит, что им грозит очередная гороновская контрольная, после которой половина школьников будет выгнана из школы, а половина расстреляна за злостное невежество. Однако Ольга Васильевна успокаивающе улыбнулась:

— Ребята, вы, наверное, знаете, что шефство над классом осуществляет наш местный металлургический комбинат и подавляющее большинство ваших родителей работает на этом предприятии. Так вот, поскольку предыдущий финансовый год для комбината сложился достаточно удачно, ваши родители приняли решение в случае хорошей успеваемости класса сразу после экзаменов отправить вас на отдых за рубеж, на остров…

— Ой, — прошептал побледневший Вовка, — мамочка родная…

— На остров… — повторила Ольга Васильевна и, изобличая в себе преподавателя истории, а не географии, взглянула на бумажку, которую черкнула себе для памяти.

В классе невидимой кисеей повисла звенящая тишина.

— Крит! — не удержавшись, подсказал Лешка.

— Д-да, — кивнула Ольга Васильевна, — на остров Кипр.

— Ой, блин! — схватился за голову Вовка.

— Что такое, Казаков? Не нравится поездка на остров Кипр?

— Да нет, Ольга Васильевна, голова разболелась!

— Он у нас ветрогон, — хихикнул классный шут Бим-Бом, — бегал-бегал и мозги застудил.

Послышались смешки. Некоторые одноклассники не переваривали Казакова и Иконникова, считая их чересчур умными, и со злорадством ожидали расправы. Но ее не последовало.

— Ну хорошо, Казаков, — с некоторой долей сомнения сказала Мурашка. — Если у тебя действительно болит голова, зайди к медсестре. Может быть, она сочтет нужным дать тебе что-нибудь от головной боли.

— Д-да, спасибо, я, пожалуй, выйду, — пробормотал Вовка, который не мог никак отойти от потрясения.

Надо же такому случиться! Все один к одному! Слава была так близка! И что там слава, ведь раскопай они с Лешкой эту саблю, им же полагается еще и солидный процент от ее стоимости за найденный клад! И когда уже и слава, и деньги так близки, что кажется — рукой подать, тебе заявляют, что поедешь ты отдыхать совсем-совсем в другое место, где и делать-то тебе вовсе нечего, разве что резко изучать историю Кипра и выяснять, не обронил ли и там какой-нибудь забывчивый пират столь же драгоценное оружие.

Шатаясь из стороны в сторону и горько причитая вслух, Вовка пошел в сторону туалета. За ним, с санкции Мурашки, встревоженной необычным поведением Казакова, выскочил Лешка.

— Вован, ну ты чего? — дернул друга за рукав Иконников. — Да успокойся ты! Ну… ну, в крайнем случае… ну, закончим мы школу эту, поднакопим деньжат и рванем на Крит.

— Да это ж когда будет! — заголосил Вовка. — Это ж через пять с половиной лет будет! Да за эти пять с половиной лет, думаешь, не найдется других башковитых ребят, которые эту саблю откопают? Ну надо же было им сподобиться на этот Кипр нас послать!

— Слушай, — Лешка вдруг остановился посреди коридора как вкопанный, — а и в самом деле — какая им разница — на Кипр или на Крит? Почему именно на Кипр, ты не знаешь?

— Не знаю! — отрезал было Вовка, но тут вдруг вспомнил, что его отец, не далее, как два дня назад, просматривал в газетах страницы, на которые раньше не обращал внимания. Вовка перекладывал эти газеты и заметил, что отца почему-то заинтересовали объявления туристических фирм и что на них несколько раз чернильной ручкой было обведено слово "Кипр" и цена поездки в перерасчете на одного человека. Так вот откуда волна пошла!

— Леха! Ты гений! — Вовка заключил друга в объятия. — Оттранспортируй меня в туалет, пожалуйста, а то меня ноги не держат. Надо водой холодной умыться. Лешка, гений ты! Александр Сергеевич Пушкин и Лев Николаевич Толстый в одном брикете! У меня такое ощущение, что путевки еще не куплены и никакого точного решения не принято. Они же этот Кипр наверняка от балды взяли. Все едут на Кипр, вот и они решили своих чад, то есть нас, туда отправить. А если мы вдруг всем классом сагитируем их ехать на Крит, то…

— Понял, — взволнованно зашептал Лешка, — только, Вован, не так громко, я тебя умоляю! Если кто-то узнает о наших планах — плакал и наш Крит, и наша сабля!

— Точно, — согласился Вовка, — в этом деле нужна выдержка и конспирация.

С этими словами он, обретя наконец устойчивость, отказался от поддержки друга, своим ходом добрался до туалета и, громко отфыркиваясь, стал умываться холодной водой. У кабинки, лихорадочно пытаясь потушить сигарету, зашебуршился какой-то старшеклассник, но Вовка и Лешка, занятые своими мыслями, не обратили на бедолагу никакого внимания.

На урок друзья вернулись, преисполненные новых планов, сияющие, как новенькие пятаки.

— Ну что, помогла таблетка? — глянула поверх очков на Вовку и Лешку Ольга Васильевна.

— Помогла! — хором ответили друзья.

Как ни хотелось Вовке с Лешкой приняться за осуществление плана по поиску сокровищ немедленно, но дети предполагают, а родители располагают. В субботу Вовку предки увезли за город — приводить в порядок к летнему сезону дачу, — а Лешка остался в городе маяться от безделья. Впрочем, первая половина дня у него пролетела быстро — он читал книгу, оставленную ему другом, и еще раз проверял, верна ли Вовкина догадка. Только в воскресенье, после завтрака, друзья смогли наконец уединиться в комнате Вовки и обсудить план дальнейших действий.

— Я тут, Леха, весь день вчера соображал — реально ли нам подбить всех ехать не на Кипр, а на Крит…

— А я думал, ты там работал, — хмыкнул Лешка. — Землю копал. Или парник ремонтировал.

— Ну да, дадут мне вкалывать, — зевнул Вовка. — Только начнешь что-нибудь делать, папаня пристанет — то не так, это не эдак, молоток неправильно держишь, гвоздь слишком большой взял. А тут еще мама причитает: "Не эксплуатируй ребенка, видишь, как он устал, его учеба замучила, пусть лучше погуляет". Ну так вот, гулял я, гулял и надумал такую вещь — нам нужно составить план.

— Дело хорошее, — согласился Лешка. — Хороший план, замечательный план никогда не помешает.

— Тогда к этому делу нужно подойти по-научному, — решил Вовка.

Он разыскал в стопке учебников тетрадь по математике за прошлый год, вырвал из середины два листочка, разделил линиями лист на несколько частей.

— Сюда, — пояснил он, показывая на первую графу, — мы будем вписывать наших дорогих одноклассников и тех людей, которые имеют отношение к принятию решения — куда именно ехать классу. Сюда — те способы, при помощи которых их можно склонить к нужному нам решению. А в третью графу — ответственных.

— Ну давай, — согласился Лешка. — Пункт первый — твой папангел.

— Да, — почесал ручкой за ухом Вовка, — это проблема. Но отца я беру на себя, — он пометил третью графу буквой "В". — Кто у нас следующий?

— Мурашка, — тут же ответил Лешка.

— М-м-м, Мурашка — это тоже тяжелый случай, — промычал Вовка, закусив кончик ручки. — Мурашка, Мурашка… Как же нам с тобой справиться?

— А и не надо справляться, — решительно предложил Лешка. — Она должна сама прийти к мысли, что нужно ехать вовсе не на Кипр, а на Крит.

— И каким же это, интересно, образом? — вскинул голову Вовка.

— Самым натуральным — путем личной заинтересованности.

— Личная заинтересованность, — пробормотал Вовка, буравя глазами стенку. — Да, пожалуй, это очень хороший мотив, который подойдет почти ко всем. А какая может быть у Мурашки личная заинтересованность?

— Да она ж на истории двинутая!

— Правильно, — ухватил Вовка мысль друга, — значит, ей нужно дать понять, что история острова Кипр и история острова Крит — это, как говорится, "две большие разницы". На Кипре скучно, неинтересно, а на Крите можно познакомиться с захватывающими археологическими раскопками и необыкновенными музеями…

— …в коих хранятся, — добавил Лешка, — реликвии, которых не увидишь нигде в мире, только на острове Крит.

— Ну что ж, замечательно, — стал заполнять графы Вовка. — Значит, Мура-ашка… Степень заинтересованности высокая… Ответственный — Лешка Иконников.

— А че это — я?

— А то, — отрезал Вовка. — Не боись, у нас и на тебя, и на меня работы хватит. Значит, я думаю, здесь нужно сделать вот что — сходить в библиотеку и нарыть там литературы по острову Крит. Тащить необходимо все, что есть, придется нам углубиться в историю.

Это предложение у Лешки не вызвало никаких отрицательных эмоций, потому что он и так с удовольствием бы погрузился в историю с макушкой, даже не имея в перспективе заманчивой поездки на далекий греческий остров для розысков алжирской сабли.

— Продолжим пополнять наш списочек, — вошел во вкус Казаков. — Итак, начнем разборку с дорогими одноклассничками. Предлагаю по алфавиту.

— Нет, — не согласился Лешка. — Тут надо действовать по-другому. Народ-то у нас разный. Кому-то до балды, куда мы едем — на Крит, на Кипр или на Колыму, — и вообще им, как правило, все до фени. У других же есть какие-то склонности. Вот этих и надо в первую очередь ловить на интересы.

— Голова! — похвалил друга Вовка. — Карнеги-старший. Давай тогда начнем с наиболее ярких фигур. Скажем… Скажем, чем можно соблазнить Кащея?

— М-м-м… Кащей — крепкий орешек, — нахмурился Лешка.

И Вовка, и Лешка неоднократно сталкивались с Кащеем во время научных баталий на уроках истории. Отличник Кащей тоже бредил историей, археологией, знал об этом предмете не меньше их, а в каких-то областях и гораздо больше. Он был просто повернут на всевозможных раскопках, где бы они ни велись — в пустыне Гоби или на полуострове Индостан. Этот умник чуть ли ни с первого класса твердо решил, что будет археологом. Причем, углубившись в изучение своей будущей профессии, Кащей уже давно не видел в ней романтического флера, понимал, что поиски древних сокровищ — это не скачки на лихих конях с перестрелками, а довольно занудная работа лопатой, совком, а позже и кисточкой, которой ученые осторожно, боясь повредить, очищают от многовековых наслоений предметы старины. Сам Кащей, как "физическое лицо", опасности для ребят не представлял — его и прозвали так за хилое телосложение. Однако духом Кащей был весьма крепок, и если бы ему в голову втемяшился вдруг Кипр, а не Крит, то друзьям пришлось бы тяжело.

— Ну этого, — единодушно решили Вовка и Лешка, — надо брать на то же, что и Мурашку.

— Только… — добавил свои соображения Лешка, — хорошо бы ему еще каких-нибудь версий, гипотез накидать. Любит он загадки всякие, особенно связанные с инопланетянами и бермудскими треугольниками.

— Хо-ро-шо, надо подумать, — пометил Вовка напротив имени Кащея предложение Иконникова. — Переходим дальше. Мальвина и Лама…

— Ну, тут особых затруднений, мне кажется, не будет. — Лешка встал и принялся вышагивать по комнате. — Они же девчонки. А девчонкам чего надо? Намазаться, напудриться да на дискотеку.

— Это любой дурак понимает, — поддержал его Вовка. — А конкретно-то что?

— А конкретно, необходимо им дать понять, что на острове Крит очень дешевая и классная косметика. Причем натуральная. Греция-то у нас — это же Европа. Выходит, Европейский экономический союз. А Кипр… Что такое Кипр? Задворки Азии.

— Го-дит-ся… — согласился Вовка; сам он мало что смыслил в косметике, но Иконников был прав — для девчонок лучше приманки не придумаешь. — Если мы сагитируем этих дам, то, считай, за нас будет и Артемон.

— Нет вопросов, — кивнул Лешка.

Артемон был преданный воздыхатель Мальвины. Конечно же, логично было предположить, что если Мальвина вдруг захочет ехать на Крит, то у Артемона не будет никаких возражений и он всей душой поддержит мнение предмета своей любви.

— Следующий! Арнольдик.

— Арнольдик… Арнольдик… — задумчиво возвел глаза в потолок Лешка. — Слушай, Вовка, а у тебя паутина в углу скопилась… Ты бы ее убрал…

— А, мама уберет, — невозмутимо махнул рукой Вовка. — Ты по делу говори — как нам с Ар-нольдиком справиться?

— Справиться-то мы с ним даже вдвоем не сможем, — процедил Лешка.

Это была истинная и святая правда. Арнольдик на уроках физкультуры всегда стоял первым в шеренге, и приблизиться к нему по росту в ближайшие несколько лет вряд ли смог бы кто-нибудь не только из их класса, но, пожалуй, даже из всей школы. Не по годам развитый, Арнольдик был, что называется, — косая сажень в плечах. Мало того, что природа наградила его обширной грудной клеткой и довольно развитой мускулатурой, он еще и активно качался. Выглядел он как юный Конан-варвар в исполнении Арнольда Шварценеггера, за что, собственно говоря, и получил свою уменьшительно-ласкательную кличку.

— Арнольдика мало что интересует, кроме пробежек да утренней гимнастики. А тут ему, собственно, до фени, где ее делать — на берегу Средиземного моря Кипра или же на берегу Средиземного моря Крита.

— Он же у нас спортсмен, — протянул Вовка, рисуя ручкой на листочке загогулины.

— Спортсмен.

— А чем отличаются Кипр и Крит в спортивном отношении?

— Ну-у, подумаем… Скажем, известно, что Греция — родина Олимпийских игр. Ну и что это нам дает?

— Ничего.

— Может быть, там… Может быть, там…

— Сообразил! — воскликнул Вовка. — Я слышал, что в Греции в хороших отелях везде налажено спортивное обслуживание. Ну типа, знаешь, на водных лыжах там катаются, на парапланах, мотоциклы водные, говорят, дают погонять. В том числе, я думаю, и понырять с аквалангом. Вот на это Арнольдик клюнет.

— Отличная идея, — обрадовался Лешка. — Потому что наверняка Арнольдик с аквалангом еще не плавал. А, наверное, мечтает.

— Да, у нас тут в Тюмени с аквалангом разве что в болотах плавать, — подкинул Вовка еще один аргумент в пользу своей задумки. — Так что будем ловить Арнольдика на акваланг.

— Далее — Шизгара.

— О-о-о, — поморщился Лешка, — с этой оторвой у нас будут проблемы.

Надо сказать, проблемы с Шизгарой были не только у Вовки и Лешки, но и у всех учителей, и у ее родителей. Девчонка-то она была, может, и неплохая, но в силу воспитания ее с младых ногтей не интересовало ничего, кроме развлечений. А поскольку мелкота, как известно, тянется к более взрослым видам отдыха, то Шизгару вполне можно было соблазнить на крутые дискотеки, которые наверняка имели место быть на таком веселом острове, как Крит.

Следующим пунктом программы "Охмуреж" стала личность сложная и неординарная по прозвищу Купец. Кличку эту парень приобрел еще в младших классах, когда приторговывал то модными фигурками из "Киндер-сюрпризов", то специальными жетонами для игр и вообще всякими мелочами, которые могли представлять для одноклассников интерес. В процессе роста и мужания ориентиры Купца менялись, как, впрочем, и методы работы. Теперь он уже пытался спекулировать валютой или в его голове рождался какой-нибудь гениальный план, вроде перепродажи вещей из сэконд-хэнда в комиссионки, и он приступал к его выполнению, совсем не по-детски просчитав все на калькуляторе. У Купца, видимо, была врожденная коммерческая жилка, а потому многие из его финансовых операций ему удавались, более того, приносили прибыль.

Но уж с этим товарищем Вовка и Лешка должны были справиться. Ведь даже младенцу было известно, что в Греции самые дешевые шубы. Непонятно, по какой причине образовался этот экономический феномен, ведь пушным зверем Греция не славится, но факт остается фактом. Так что закупка дешевых шуб и продажа их в не отличающейся жарким климатом Тюмени сулила Купцу немалые деньги.

— Так-так-так, — чувствуя, что работа подходит к концу, повеселел Вовка. — Есть у нас еще одна тяжелая проблема.

— В каком это смысле тяжелая?

— В смысле веса, — процедил Вовка.

— А-а, ты имеешь в виду Центнера?

Центнер был самым толстым в их классе. Поскольку родители с детства раскормили любимое чадо и расширили его желудок до невозможных пределов, основной его потребностью стала еда. Центнер готов был кушать, жрать, шамать, перекусывать, чаевничать, полдничать всегда и везде, ел все в неограниченном количестве, в любое время и в любой компании. Стоило только намекнуть Центнеру, что на Крите будут кормить гораздо лучше, чем на Кипре, и его голос можно было считать приобретенным.

Сложнее дело обстояло с Томатом, Доктором Пилюлькиным и местным классным клоуном Бим-Бомом. Ничего определенного Вовка и Лешка придумать не могли и решили действовать по обстоятельствам, справедливо полагая, что балласт — то есть остальная часть класса, которая особо не выпендривалась и потому в большинстве своем даже не имела кличек, — потянется за лидерами.

Полдня друзья провели в приятных и будоражащих кровь планах по проведению раскопок, извлечению драгоценной сабли и сдачи ее в местный исторический музей за соответствующее, разумеется, вознаграждение. Вовка и Лешка так и сяк вертели планы Фортеццы, приведенные в книге, и решили, что проще всего можно будет добраться до сокровища, прорыв небольшой — метра в два — тоннель из траншеи у бывшего подземного хранилища пороха. При известной сноровке, работая по очереди двумя саперными лопатами, справиться с этой задачей можно было, по их расчетам, всего лишь часа за два-три.

— С ума сойти! За каких-то сто восемьдесят минут работы можно нарыть такую уникальную вещь! Ну и повезло же нам! — восторгался Лешка.

Но Вовка, назидательно подняв палец, охладил его пыл:

— Не скажи "бакс", пока не заработал! Важно не просто копать, а знать где копать! Приведу по этому поводу исторический пример. Однажды изобретателя Эдисона попросили починить вставший по неизвестной причине элеватор. Он согласился, пришел на место, посмотрел механизмы, попросил дать ему кувалду, пару раз шарахнул по какой-то трубе. Линия тут же заработала. Когда Эдисона спросили, сколько он хочет за работу, он потребовал сто долларов. "Как же так? За какие-то два удара кувалдой, — возмутился хозяин зернохранилищ, — вы требуете сто долларов!" — "За два удара кувалдой я требую всего лишь два доллара, — ответил изобретатель. — Остальные девяносто восемь я требую за то, что я знал, куда нужно ударить".

Следующий день обещал быть напряженным, а потому друзья распрощались пораньше, и Лешка отправился домой.

Вовка понимал, что его знание истории Греции и, в частности, Крита оставляют желать лучшего и академическими не являются, поэтому к операции по обмишуриванию одноклассников он решил подготовиться как к войсковой. Первым делом, конечно же, следовало собрать необходимую информацию. Где и как это лучше всего было сделать? Конечно же, ответ напрашивался сам собой: в районной библиотеке. Вовку там хорошо знали, так что он мог надеяться, что на его просьбу выдать всю имеющуюся в библиотеке по Криту литературу ему не откажут.

Одевшись прилично — то есть не в старые драные кроссовки и не в линялую водолазку, — он выскочил из дома и вприпрыжку, так как и настроение было хорошее, и энергии хоть отбавляй, отправился в храм знаний.

Библиотекарша Римма Петровна сразу узнала Вовку, тепло поздоровалась и спросила:

— Ну что, опять в исторический отдел пойдешь?

— Опять, — согласно кивнул Вовка. — Только сегодня у меня поиск будет целенаправленный. Мне тут нужно кое-что…

— Реферат в школу готовишь? — понимающе закивала библиотекарша.

— Точно, — обрадовался Вовка: вот здорово, даже не пришлось выдумывать причину, по которой он интересуется Критом.

— Ну, это достаточно просто. — Римма Петровна подвела его к двум приземистым, похожим на комод или на секретер со множеством ящичков, тумбам. — Вот здесь у нас алфавитный каталог, — провела она рукой вдоль ячеек, на каждой из которых были начертаны буквы алфавита. — Здесь, если тебе известен автор книги, и можно его найти — по фамилии, а на карточке уже будет обозначено, в каком отделе хранится книга. Если же имя автора тебе неизвестно, — явно рисуясь в своей роли гида-путеводителя, продолжила библиотекарша, — то тогда тебе нужен предметный каталог. Там все наши источники распределены по областям знания. Но принцип тот же — алфавитный. Все понятно?

Вовке, честно говоря, было далеко не все понятно, но он надеялся, что без велеречивой помощницы разберется гораздо быстрее. Римма Петровна, видя, что Вовка, присев на корточки, открыл один из ящичков и углубился в его содержимое, отвернулась и пошла к своей конторке заполнять читательские карточки.

Вовка тем временем прикидывал, каким образом ему найти нужные сведения. На букву "К", памятуя, что название острова Крит начинается именно с этой буквы, он ничего не нашел. Тогда Вовка выдвинул наугад одну из ячеек и стал неспешно размышлять. Поскольку в читальном зале библиотеки в этот час почти никого не было — никто и не мешал ему соображать — ни шелестом страниц, ни кашлем.

Прошерстив наугад букву "Л", Вовка перешел к "И" и обнаружил большой раздел "История". Тут он отыскал несколько карточек, имеющих отношение к истории Греции, и выбрал те, которые охватывали все события от периода "до нашей эры" и до сегодняшнего дня. Кое-что удалось найти и в ящичке на букву " Г".

Поток общих сведений, касающихся сельского хозяйства Греции, народных музыкальных инструментов Греции, строительства железных дорог в Греции и тому подобное, Вовка отметал с ходу. Наконец он обнаружил самую нужную, по его мнению, книгу, которая была посвящена греческим островам, в том числе и Криту.

Обрадованный, он поспешил с карточкой к Римме Петровне. Та взяла ее, глянула мельком на какие-то цифры в правом верхнем углу, которые должны были ей подсказать, на какой конкретно полке и в каком отделении искать справочное издание, и скрылась в прохладном полумраке.

Пока она прохаживалась вдоль стеллажей, Вовка оперся локтями о конторку и, позевывая, стал оглядывать читальный зал. За последние годы здесь мало что изменилось. Так же вдоль окна тянулись к свету листья пыльного фикуса и древние пальмы в деревянной, разбухшей от воды кадушке склоняли головы, так же сиротливо свисали зеленые, в белый цветочек, занавески, за много лет уже порядком выцветшие на солнце, так же стояли под разными углами друг к другу стулья и — строгими параллельными рядами — несколько обшарпанные, но чистые столы. На открытых стеллажах поблескивали золотом корешки "Большой советской энциклопедии" и других справочников, охватывающих, наверное, весь спектр человеческого существования — от медицины до театра.

Библиотекарша отсутствовала довольно долго, но вернулась с пустыми руками.

— Бог ты мой, совсем закрутилась! — она положила карточку на стол и принялась протирать очки. — Эту книгу у меня ведь с утра из фонда уже забрали.

— Кто? — удивился Вовка.

— Да вот, мужчина, читатель, — кивнула в сторону невысокого лысоватого мужичка, который с увлечением листал толстый том и делал оттуда какие-то выписки. — Так что не обессудь. Давай я тебе пока другую книжку найду, а как эта освободится, я тебе сразу скажу.

Вовка без интереса скользнул по лысоватой, сморщенной физиономии читателя, опередившего его и забравшего нужную книгу. Лицо его вдруг почему-то показалось знакомым. Может, потому, что он был в темном костюме и в черной водолазке и напоминал одного из злобных героев сериала о Джеймсе Бонде?

Вовка внимательнее посмотрел на реденькие, аккуратно согнанные к затылку волосы незнакомца, тонкие ироничные бровки, две мощные морщины, пересекающие лоб, носик-пуговку, гладко выбритые дряблые щеки. Определенно, он уже видел где-то этого типа. Но где?

К счастью, другие книги, отобранные Вовкой из каталога, были на месте. Он забрал их у Риммы Петровны, уселся в самый уютный угол читального зала и, подперев щеку рукой, углубился в дебри критоведения.

Вначале Вовка с энтузиазмом читал все подряд, потом стал проглядывать листы по диагонали, останавливаясь лишь на особо интересных местах, а к исходу третьего часа и вовсе задремал, уткнувшись носом в толстенный том, посвященный расцвету искусства в античной Греции. Конечно, за это время, помимо общих любопытных фактов о том, что, оказывается, древнегреческие статуи были выполнены не из мрамора, а из дерева и, кроме того, раскрашены обыкновенными масляными красками, а все роли в греческом театре исполняли исключительно мужчины, Вовка почерпнул и массу интересующих его сведений.

Просматривая книжки, Вовка время от времени поглядывал на мужичонку, который забрал самую интересную и нужную энциклопедию, но тот, будто готовился к экзамену, все листал и листал увесистый том и, казалось, ничего вокруг не замечал. Мало-помалу Вовка сам углубился в работу и поглядывал в сторону неизвестного все реже — библиотекарша ведь обещала его позвать, да и скрежет отодвигаемого стула он услышит, если тот пойдет сдавать книгу. Однако когда, отложив очередной просмотренный фолиант и взявшись за следующий, Вовка зыркнул на то место, где сидел щуплый, то с удивлением обнаружил, что там уже никого нет. Вовка глянул в сторону конторки, но мужичонки не было и там — равно как и библиотекарши. Почувствовав неладное, добросовестный читатель Казаков принялся звать Римму Петровну.

Та появилась довольно скоро и, решив, что Вовка уже закончил штудирование трудов по Криту — "критических трудов", как окрестил их сам Вовка, взялась за его формуляр.

— Простите, а вот та энциклопедия, которую брал другой читатель… Я бы хотел поработать еще и с ней.

— Как, а его разве нет? — Римма Петровна перегнулась через стол и, приподняв очки, оглядела пустой зал. — Странно, может быть, он просто положил книгу сюда, — она стала перебирать стопки сданных томов. — Ничего не понимаю. Здесь этой энциклопедии нет. Может быть, он оставил ее на столе?

Библиотекарша, конечно, могла выдвинуть еще несколько версий касательно того, куда делся читатель, а вместе с ним и энциклопедия: а не вышел ли он покурить или не страдает ли он, случаем, амнезией… но Вовке все стало ясно: книжку просто-напросто нагло свистнули.

— Знаете, — принялся на ходу сочинять Вовка, — мне эта книжка позарез нужна — доклад по истории делать. А то на пятерку за четверть не вытяну. Может быть, он действительно забылся. Ну, сунул машинально книжку в сумку, подумал, что она на руки выдается и в формуляре записана… У вас же есть его домашний адрес?

— Как нее, как же! — обрадовалась библиотекарша тому, что ей самой не придется бегать по городу и разыскивать книгу. — Ты туда сходишь?

— Конечно, — великодушно предложил Вовка, — схожу и напомню, что книги из читального зала на дом брать нельзя.

— Вот и хорошо! Так, где же его формулярчик?.. Вот он. Записывай. Улица Осенняя, дом тридцать три дробь два, квартира шестьдесят четыре…

Вернувшись домой затемно, Вовка застал на кухне отца. Обычно — и даже по выходным — тот приходил гораздо позже, часто уже тогда, когда Вовка спал или делал вид, что спит, прячась под одеялом с фонариком и очередным потрясающим историческим трудом.

Теперь настал редкий удачный момент для начала операции "Промывка мозгов".

— Как дела? — спросил отец, оторвавшись от "Финансовых известий", мельком взглянул на сына и тут же снова уткнулся в колонку котировок.

— Дела, как сажа бела, — меланхолично пропел Вовка.

— А что такое? — перелистнул отец страницу. — Пару, что ли, схватил?

— Ну ты даешь, сегодня же воскресенье! — Вовка плюхнулся на табурет. — Чай горячий есть?

— Щелкни кнопкой — и будет, — покосился отец в сторону тефалевского электрочайника.

— А мама где? — поинтересовался Вовка, чтобы увести разговор подальше от школьной темы.

— К подруге ушла. Скоро придет. — Отец отложил газету и потянулся за следующей. — Что-то ты бледный какой-то.

— Витаминов не хватает, — вяло отреагировал Вовка и плеснул в свою любимую кружку с нарисованными на ней веселыми Флинтстоунами ударную дозу кипятка.

— Ну ничего, ничего, — рассеянно пробормотал отец, пытаясь, по примеру Юлия Цезаря, одновременно и поддерживать разговор, и понять, о чем идет речь в статье. — Скоро вот поедешь на Кипр. Отдохнешь.

Это был ключевой момент беседы. Вовка так и застыл с сахарницей для гостей в руках, потом медленно, даже несколько картинно обернулся к отцу, и брови его изумленно полезли вверх.

— На Кипр?! Нам в школе сказали, что на Крит.

— Да нет, на какой Крит? — Отец уже пробегал глазами заголовки третьей газеты. — Кипр. Международный курорт.

— Нет, не может быть! — Вовка оседлал табурет. — Там же эти… Сепаратисты…

— Какие еще сепаратисты?

— Ну, обыкновенные, которые с нашими автоматами Калашникова бегают.

— На Кипре?

— Ну да. Ты что, новости по телевизору не смотришь? Там турки с греками чего-то не поделили.

— Что-то не слышал такого!

— Да ты просто перепутал, — фыркнул Вовка. — Кипр… Крит… Неудивительно.

— М-да? Надо будет поинтересоваться, — резюмировал отец.

Вовка понял, что ему удалось заложить мину замедленного действия. Но вот только когда и как сработает эта самая мина? Нужно продолжать в том же духе. От мнения отца многое зависит…

Первым уроком в понедельник была история. Поздно вечером Вовка и Лешка поговорили по телефону и решили не откладывать в долгий ящик привлечение Мурашки на свою сторону — "партии критян", как они уже себя называли. Потом Вовка битых два часа пересказывал другу сведения о Крите, добытые им в библиотеке, — ведь неизвестно было, кого из них двоих историчка завтра соизволит вызвать к доске…

Класс поздоровался с учительницей, та разрешила ученикам сесть, открыла журнал и углубилась в созерцание столбцов фамилий. Именно вот за такие минуты ожидания, когда у всего класса мурашки бежали по коже, Ольгу Васильевну и прозвали "Мурашкой" — ну и по созвучию с фамилией, конечно, тоже. Но на этот раз Вовка и Лешка спасли одноклассников от того, что на школьном языке называется "мандражом". Едва историчка напомнила своим подопечным тему урока — крестовые походы и общий экскурс в политическую ситуацию средневековой Европы, — как вверх взмыли сразу две руки, Казакова и Иконникова. Однако Мурашка этого не видела, ее палец по-прежнему скользил то вверх, то вниз по списку, и наконец, вероятно, уже наметив будущую жертву, она сказала:

— А к доске у нас пойдет…

Тут у Арнольдика не выдержали нервы, и он пробасил:

— А вот Иконников с Казаковым рвутся.

— Правда? — удивилась Ольга Васильевна, быстро оглядела класс и, убедившись, что ее не разыгрывают, развела руками: — Ну в таком случае попрошу вас, Иконников.

Лешка быстро встал, откашлялся и стал соображать, как бы половчее выйти на интересующую его тему.

— Крестовые походы, — начал он, — служили, как известно, нескольким целям. Во-первых, таким образом укреплялась религия, потому что рвение рыцарей, воевавших за гроб Господень, восхвалялось во всех храмах и доводилось до сведения простых людей. Во-вторых, монархи Европы получали с помощью крестоносцев, пробивающих себе путь на Восток, разведданные о соседних с ними землях. В-третьих, это, конечно, новая тер… территор… территориальная… — Лешка запутался в словах, но тут же вышел из положения: — Новые земельные приобретения и, собственно говоря, деньги.

— Баксы, по-нашему, — прокомментировал Купец.

Ольга Васильевна поглядела на него испепеляющим взглядом, но не стала прерывать заинтересовавший ее ответ и промолчала, спустив Купцу до поры до времени эту выходку.

— Для того чтобы воевать за гроб Господень, в Иерусалиме рыцарям необходимо было создавать перевалочные базы, — продолжал Лешка. — Одна из них была на острове Мальта, а вторая — в городе Леванта на Крите. Города эти получали подпитку от генуэзской и венецианской республик, поскольку вслед за солдатами, как правило, приходили торговцы. Поэтому на острове Крит в местах, где ранее процветала торговля, загубленная набегами арабов и алжирских пиратов, стали появляться первые венецианские города — Ираклион, Рефимно, Ханья, в том числе Леванта. Местное население постепенно проникалось христианской религией, и это было на руку новым колонистам. Крит издревле славился своим очень удобным местоположением в Средиземном море. Минойская культура, которая существовала здесь еще за четыре тысячи лет до нашей эры, считалась таласократической, то есть владела нынешними Эгейским и Ливийским морями. Происходило это, видимо, потому, что Крит удачно располагался на пересечении торговых и военных путей из Европы в Азию через Средиземное море.

— Это все замечательно, Леша, — решилась вклиниться в монолог Иконникова Мурашка. — Однако ты что-то застрял на Крите. Продолжай дальше. Расскажи нам, например, про Готфрида Бульонского.

— Так я к этому и веду, — обиженно посмотрел на преподавательницу Лешка. — Так вот, равно как и древние минойские цари, рыцари-крестоносцы понимали особое расположение острова, а потому заложили здесь несколько крепостей. Между прочим, об этом знал и думал Готфрид Бульонский — знатный вельможа, один из вдохновителей и непосредственных участников первых крестовых походов.

Насчет того, что Готфрид Бульонский интересовался особым местоположением Крита и что-то там думал по поводу местных крепостей, Лешка приврал, но надеялся, что в общем потоке сведений эта дезинформация проскочит.

— Я тебя про историю крестовых походов прошу рассказать, — возмутилась Ольга Васильевна, — а ты все на Крит съезжаешь!

— Так ведь это же все взаимосвязано! — театрально всплеснул руками Лешка. — Ведь когда первые крестоносцы в 1204 году взяли Константинополь, что явилось фактическим распадом Византийской империи, судьбы мира потекли в несколько ином направлении. Управление Критом попало в руки Бонифацию Монфератскому, который затем продал этот остров венецианцам.

Мурашка, видимо, смирившись с тем, что ее ученик по какой-то причине рассматривает всю европейскую политику раннего и позднего средневековья исключительно в связи с островом Крит, закинула ногу на ногу и иронически усмехнулась, но Иконникова это не смутило, и он продолжал свои исторические изыскания.

— А что происходит в 1453 году? — Склонился Лешка, будто обращаясь к сидевшему за первой партой Центнеру.

Центнер, который пять секунд назад под партой откусил здоровый кусок бутерброда, от столь неожиданного вопроса поперхнулся и закашлялся. Однако то ли из страха разоблачить себя перед Мурашкой, то ли оттого, что ему уж очень не хотелось расстаться с куском ветчины, прикрытой сверху веточкой петрушки, он кашлял как бы про себя, сжав зубы.

Не дождавшись от него ответа, Лешка обвел глазами Томата, Доктора Пилюлькина и Бим-Бома.

— Так вот, в 1453 году Константинополь взяли турки. И тогда огромное количество греческой знати и ученых перебрались оттуда на остров Крит. Крит стал, как уже было сказано, оплотом христианства в Средиземном море. Когда знаменитый алжирский адмирал Хеир-Эддин Барбаросса оккупировал центральную и западную часть Крита, его наступление разбилось о стены города Кандии. В 1645 году турецкая армия в шестьдесят тысяч человек, разместившаяся на четырехстах кораблях, подплыла, к городу Ханье и предала его огню и мечу. Через три года уже весь Крит был оккупирован турками, но, кроме города… — Лешка выдержал театральную паузу и сделал красивый жест в сторону Арнольдика.

— Кроме э-э-этого… — засмущался Арнольдик, который и сам не понимал, чего это он вдруг отвечает на вопрос Иконникова, хотя тот вовсе не является учителем истории. — Ну этой… крепости… как ее… Скандии… Кокандии…

— Кокандия — это в другом месте, — тут же вылез Бим-Бом. — Сказать, где?

— Ой, Бим-Бом, молчи! — тут же оборвала его Мальвина. — Ты скажешь как…

— Ну, прекратите, прекратите, — оборвала их Ольга Васильевна. — Так, я вся внимание, излагай, Леша. Ты подходишь к ответу на вопрос с очень далеких позиций, но у нас есть еще до конца урока пятнадцать минут, так что я тебя внимательно слушаю.

— Так вот, все атаки турок разбивались о Кандию. Двадцать один год! Я подчеркиваю — двадцать один год! — они не могли взять этот город, в котором заперлись лучшие воины-христиане. За время боев за Кандию погибло сто семнадцать тысяч турок и около тридцати тысяч греков и венецианцев. И в конце концов крепость, которая держалась за счет подвоза припасов с моря, пала из-за предательства местного жителя. Купца по профессии.

Тут Лешка строго посмотрел в сторону Купца, который под шумок что-то высчитывал на калькуляторе. Тот вздрогнул и, будто оправдываясь, пожал плечами.

Лешка еще долго мог бы разливаться критским соловьем, но его прервал звонок. Ольга Васильевна наскоро объявила, что, хотя Иконников сильно отклонился от темы урока, она ставит ему пять баллов: он доставил ей и, вероятно, всему классу несколько приятных минут подлинного соприкосновения с историей. Мурашка выразилась несколько косноязычно, но на нее никто в претензии не был: Лешка — потому что получил пятак, а весь класс — потому что торопился на перемену.

Торопился выбежать в коридор и Вовка: настало время действовать, и хотелось за короткую перемену успеть побольше.

Первым на крючок попался, как и следовало ожидать, Кащей. Подхватив свой рюкзак, он вышел из класса вслед за Вовкой и Лешкой и тут же стал выспрашивать — где они все это вычитали.

— А, это? Это все ерунда. В любой библиотеке можешь узнать, — небрежно пояснил Вовка.

— Но есть вещи и посерьезней, — заговорщическим тоном, будто ни к кому особо и не обращаясь, обронил Лешка. — Ты, может быть, не в курсе, но остров Крит считается чем-то вроде второго бермудского треугольника.

Кащей, чьи интересы распространялись не только на официальную историю и археологию, но также и на всяческие загадочные явления типа НЛО, снежного человека, полтергейста и Атлантиды, тут же сделал охотничью стойку.

— Что-то я ничего об этом не слышал, — засомневался он, больше для виду.

— Ладно, не слышал!.. — махнул рукой Лешка. — Ты скажи, ты хоть мифы Древней Греции в изложении Куна читал?

— Читал, а как же, — тоном, не терпящим сомнения, отозвался Кащей.

— Ну вот, помнишь, там было упоминание о царе Миносе? Так вот, это не простой мужик был, и вся их минойская цивилизация — темное дело, в те времена там творились достаточно странные вещи.

— Какие? — глаза у Кащея загорелись.

— А вот сам посуди, — цыкнул зубом Лешка и сплюнул, — за четыре века до нашей эры они строили трех-, четырехэтажные здания с сейсмопоясом — раз, была уже тогда канализация и водопровод — два, а когда нашей предки славяне бегали еще в звериных шкурах с дубиной за медведем, у них уже были мощеные дороги и развитая торговля — три.

— Ну, подумаешь, — развел руками Кащей, — китайцы и индийцы в то время тоже были не лыком шиты.

— Это верно, — не мог не согласиться Лешка, — но я сейчас говорю о вещах загадочного свойства. Например, у минойцев, несмотря на то, что Средиземное море кишело пиратами и разбойниками всех мастей, не было ни армии, ни военно-морского флота, а тем не менее они контролировали все Средиземноморье.

— Каким же образом? — поразился Кащей.

— Трудно сказать. Но вот есть последняя версия. Помнишь, по греческим мифам царю Миносу досаждали пираты с Сарды и бог Гефест подарил ему бронзового слугу — Талоса. Этот, значит, истукан каждую ночь трижды обегал остров и швырял огромными камнями в чужие суда, которые подплывали к Криту. Эдакий ОМОН. В металлическом исполнении. Особенно не любил он сардов. При виде их раскалялся, прижимал к себе и смеялся. Про "сардонический смех" слышал?

— Слышал, — кивнул Кащей.

— Так вот, именно в связи с Талосом эта фраза и возникла. Но самое потрясающее, что недавно Талоса нашли.

— Да ну? — округлились глаза у Кащея. — Не может быть!

— Точно тебе говорю, — влез в разговор Вовка, — нашли этого Талоса, а в груди у него — следы от щелочи. А о чем это говорит?

— О чем? — испуганно заморгал Кащей.

— О том, — чуть не в один голос, склонив головы, зашептали ему на уши Лешка и Вовка, — что Талос был роботом. Следы — от щелочных батарей! Понял, чего он вокруг острова бегал? Энергии в нем было до фига — вот чего! А теперь смекни — когда все это было!

— Да-а, дела-а, — выдохнул Кащей и нервно стал протирать очки.

— Я тебе точно говорю — второй бермудский треугольник, — похлопал Вовка Кащея по плечу. — Пойдем, Лех, нам тут еще кое с кем потолковать надо.

Завернув за угол, друзья хлопнули друг друга по рукам и весело рассмеялись — кажется, первый человек уже попался на их критский крючок.

Следующей волею судьбы стала Мальвина. Она как раз стояла у окна с Шизгарой и Ламой, и девчонки обсуждали свои планы на лето.

— Конечно, хорошо бы сейчас на море поехать, — тараторила Шизгара, — вот, может быть,

на Кипр съездим, а то кожа такая белая стала, как брюхо у акулы.

— Все будет нормально, девчонки, — подмигнул им Вовка, — вернемся оттуда загорелые, как негры. Вот только жалко — на Кипр едем.

— А что? — заинтересовались тут же Мальвина и Лама.

— Там, говорят, сейчас… над этим… островом озоновая дыра. Понимаешь, — стал напускать туману Вовка, — лежишь, плавишься на солнце… там, вроде черный весь как гуталин, а домой приезжаешь — загар весь сразу сходит.

— Вот те раз, — огорчилась Мальвина, — жалость-то какая!

Первая красавица класса уже втайне вынашивала планы о том, как она будет потрясающе выглядеть, когда загорит на острове как следует, а потом перекрасится в натуральную блондинку. А тут такой облом…

Осторожная Лама задумчиво теребила кончик носа, размышляя: а стоит ли ей вообще ехать на этот опасный в космическом отношении Кипр. Жалостливая Шизгара опечалилась по поводу состояния земной стратосферы.

— Да-а, — протянул Лешка, — беда, конечно. Чуть бы западнее взять! Там, на греческих островах уже все в порядке.

— А, на этом вашем Крите? — засмеялась Лама.

— А ты зря ржешь, — довольно невежливо оборвал ее Лешка. — Между прочим, это международный курорт. Не то что Кипр. На Кипр сейчас одни "новые русские" ездят. А Крит — это знатное место. Там немцы отдыхают, французы, англичане. Поэтому и товары там первостатейные, а не какой-нибудь Китай и Тайвань.

— А-а, вы про аппаратуру свою… — Мальвина стала терять интерес к разговору.

— Да при чем тут аппаратура? — тут же поправился Вовка. — Там же все на туристов рассчитано. Там и крем для загара фирменный, — сочинял он на ходу, — и косметика классная и дешевая.

— Классная косметика не может быть дешевой, — назидательно заметила Шизгара.

— А вот и может быть, — заспорил с ней Вовка. — У них там эта… как ее… свободная экономическая зона. Вот! И еще дьюти-фри шопы всякие. Это здесь в супермаркет придешь и за месяц свои карманные деньги за помаду выложишь, а там это все копейки стоит.

Поскольку перемена уже подходила к концу, Лешка оттащил Вовку от заинтересовавшихся Критом девчонок, и они поспешили к входу в спортзал, где, ожидая физрука, слонялся Арнольдик.

— Арно, ты меня извини, — подошел к нему Лешка, — что я на истории так на тебя наехал. Ну сам понимаешь, поприкалываться захотелось.

— Да ладно, не бери в голову, — отмахнулся Арнольдик. — Фигня. Здорово ты весь урок… это… щебетал.

Лешка проглотил сомнительный комплимент и перешел к делу:

— Слушай, а ты с парашютом прыгал?

— Нет еще, — признался Арнольдик, — не берут пока до совершеннолетия. Но хотел бы.

— А с аквалангом понырять — как?

— У-у-у, — загудел Арнольдик, — акваланг — это сила. Только там учиться долго надо и снаряжение дорогое.

— А-а, фигня! Сейчас в рыночной экономике это неважно, — смело заявил Лешка. — Мы когда с Вовкой Критом по историческим делам интересовались, видели проспекты ихних отелей — там это все без проблем. Хочешь, прицепят к катеру и на параплане покатают. Хочешь — акваланг дадут. Ну, конечно, там инструктаж будет какой-то. Но в принципе им по фигу, плати деньги, и все дела.

— Здорово, — заинтересовался Арнольдик. — И что — везде так?

— Ну-у, на Кипре мы это дело не обещаем, — печально покосился в угол Вовка. — Вряд ли там все это есть. Туда же в основном ездят всякие семейные пары, пенсионеры разных национальностей, а молодежь — она вся на Крите тусуется. Там и дискотеки, и все дела… И горные походы переходы.

Арнольдик не прочь был сходить и в "походы-переходы", но больше всего его интересовала возможность поплавать вдоль дна морского до наступления совершеннолетия, поэтому он стал напирать и выспрашивать подробности, которых ни Вовка, ни Лешка, естественно, не знали.

Кое-как отделавшись от любителя подводного плавания, заговорщики выскочили в коридор и наткнулись на Купца, который шествовал из буфета, жуя на ходу третью булку. Видно было, что булка эта в него уже не лезет, но деньги-то уплачены, так что ее нужно было употребить по назначению, то есть запихать в желудок.

— Ну что, Купец, — подхватили его с двух сторон под белы руки Вовка и Лешка, — булкой делиться будем?

— Че… тут… делить? — возмутился Купец, поскорее запихивая остаток сдобы себе в рот. — Я и сам голодный, как сто тысяч этих… римских патрициев. Вот! — он проглотил последний кусок и тут же подобрел, поскольку опасность для его собственности миновала.

— Как бызнес? Каков рост прироста? — процитировал Вовка фразу из одной комедии.

Но Купец юмора на финансовые темы не понимал. Он надул щеки и, смешно шлепая губами, будто золотая рыбка, лишившаяся своего бассейна, стал излагать последние новости из "Фаиненшл таймс" о том, что юго-восточный рынок рухнул, индекс Доу Джонса лихорадит и вообще кончится это тем, что инфляция в России превысит все ожидаемые показатели, а потому нужно срочно скупать баксы, а если кто не хочет прогадать и не купить фальшивые или нежелательного года выпуска, то нужно обращаться только к нему, Купцу, причем немедленно.

— Да ну, — фыркнул Лешка, — это разве бизнес сейчас — валютой торговать! Прибыль — тьфу!

— Не фига не тьфу, — возмутился Купец. — Нормальный бизнес. Спокойный.

— Да не та норма прибыли, — несколько свысока обронил Вовка.

Этот тон задел Купца: он считал себя непогрешимой величиной в сфере спекуляции. А Казаков не дал ему и слова вставить.

— Сейчас надо деньги делать не на разнице курса — она не такая уж и большая, — с большим апломбом развивал он свою мысль. — Тут нужны оптовые закупки.

— А чего ж закупать? — недоуменно развел руками Купец. — У нас вроде в Тюмени все есть.

— Как в Греции, — хохотнул Лешка, желая подвести Купца поближе к интересующей их с Вовкой теме.

— Точно, — обрадовался Купец, — как в Греции. Только лучшее.

— Не скажи! — помахал пальцем в воздухе Вовка. — У нас недавно друг отца приезжал, сказал, что сделал бо-ольшие бабки, знаешь на чем?

— На чем?

— На очень простой вещи — на шубах.

"У нас в Тюмени, на шубах?" — хотел было подвергнуть слова Вовки резкой и суровой критике Купец, но осекся и задумчиво потер подбородок.

— Слушай, а я ведь и сам слышал, что в Греции дешевые шубы. А у нас тут, в Тюмени, без них не походишь. Это товар верный.

— Точно, верный. Только где ж их взять?

— Как — где? — тут же встрепенулся Купец. — Мы ведь скоро на Кипр едем!

— Чудак ты человек! — перемигнулись Вовка с Лешкой. — Кипр — это тебе не Греция. Это ты с Критом спутал!

— Как — не Греция? — разочарованно переспросил Купец, который в голове уже быстро просчитывал доходы от будущей операции. — Как — не Греция?!

— Да так вот, — язвительно улыбнулся Вовка, — не спросили нас в Организации Объединенных Наций. Взяли и не присоединили Кипр к Греции.

— Во черт! — не на шутку огорчился Купец. — Такое выгодное дело наклевывалось!

Вовка и Лешка не стали дальше давить на Купца. Ведь главное они сделали: заронили в его голову мысль о том, что во время поездки на Крит — а не на Кипр — можно сделать неплохие бабки. Дальше докручивать Купца уже было ни к чему. Как только встанет вопрос о том, куда ехать — на Кипр или на Крит, — он будет голосовать двумя руками и ногами за второй вариант, да и другим не позволит выступать против своих интересов.

Обо всех "тайнах критского двора" Вовке и Лешке следующим днем пришлось шептаться украдкой. За понедельник они успели немало и ослаблять усилий не собирались.

Несмотря на то, что шел всего лишь первый урок, косинусы, синусы и другие тригонометрические премудрости уже успели окончательно запудрить всему классу мозги. Ученики сидели и слушали учительницу в немом изумлении, — не веря, что они когда-нибудь хоть что-нибудь смогут в этом понять. Естественно — когда на тебя обрушивается такое количество параллелепипедов, хорд и чисел вроде числа "пи", поневоле начнешь терять ориентиры.

Томат, отчаявшись постичь древнегреческие выкладки Пифагора еще в младшем классе, тихонько что-то жрал под партой. Доктор Пилюлькин, который сидел на соседней парте и все видел, молча глотал слюнки и никак не мог дождаться звонка, чтобы слетать в буфет. Бим-Бом, хитро прищурившись, рисовал на своих обожаемых одноклассников очередные карикатуры. Центнер смотрел прямо перед собой оловянными глазами, так что по его виду трудно было понять — то ли он внимательно слушает излагаемый материал, то ли уже впал в состояние нирваны и никакие земные дела, включая медиану и биссектрису, его более не касаются. Мальвина и Лама листали под партой каталог "3 Suisses", движениями бровей выражая свое восхищение моделями и изумление ценами. Шизгара потихоньку полировала ногти и тосковала, ожидая, когда каталог, который ходил по классу кругами, перейдет к ней.

Только двое в классе были в тот день близки к математике — Арнольдик и Купец. Оба выстраивали в конце тетрадок для домашних работ длинные колонки цифр. Однако Арнольдик вовсе не пытался решить задачу или доказать уравнение. Он считал, во сколько обойдется покупка личного комплекта для подводного плавания "Скуба-дайвинг". Купец же, вооружившись таблицей курсов основных европейских валют, прикидывал, нельзя ли, помимо оптовой скупки шуб, нажиться еще и на разнице в курсе драхмы в Москве и на Крите.

Тем временем Вовка урывками, краешком рта, в очередной раз, с новыми подробностями, рассказывал Лешке о событиях в библиотеке. Тот недоверчиво покачивал головой, считая, что Вовка, как всегда, в силу своей буйной фантазии, выдумывает невесть что на пустом месте.

— Точно тебе говорю, — еле слышно выдавливал сквозь губы Вовка, — где-то я этого мужика видел.

— Где, где… — левым уголком рта отвечал Лешка. — У пивной какой-нибудь и видел. Или там же, в библиотеке, если этот чудик пиво не пьет, а книжки читает.

— Свистнул он эту книгу, свистнул — точно тебе говорю!

— Ну, может, он старенький, склероз у него, действительно, взял да и забыл. Сунул ее в авоську и пошел в магазин за огурцами.

— Какой магазин?! — возмутился Вовка. — Нет там никакого магазина рядом. Тем более овощного.

— Да это я так, — фыркнул Лешка, — к примеру сказал. После занятий сходим по адресу, да и проверим. Чего ты дергаешься?

На уроке истории, который в тот день был последним, Вовка и Лешка все искали предлог, чтобы продолжить свою критско-кипрскую аферу. Наконец, когда Центнер и Бим-Бом окончательно запутались в вопросах Ольги Васильевны и та в сердцах, раскрыв классный журнал, влепила им по паре, а потом, воздевая руки к потолку, обратилась к кому-то неведомому с возмущенным возгласом: "Эти дети совсем не хотят учиться, а их еще на Кипр отправляют!" — Лешка тут же вылез с поправкой:

— На Крит!

— Какая разница! — махнула рукой Ольга Васильевна в его сторону. — Впрочем, почему на Крит?

— Ну да, на Крит, — раздалось несколько голосов.

— При чем тут Кипр? Конечно, Крит! — захлопала своими длинными ресницами Мальвина.

— Да на Крит же, — пробасил Арнольдик. — Сами так сказали.

— Я сказала "на Крит"? — поразилась Мурашка. Потом задумчиво потерла переносицу, помассировала виски и подвела итог уроку: — Впрочем, все это не важно. Если вы будете и дальше так манкировать своими непосредственными учебными обязанностями перед семьей, школой и в конце концов перед самими собой, не поедете вы ни на Кипр, ни на Крит. Я лично буду об этом ходатайствовать.

— Ну-у-у! — возмущенно отреагировал класс.

А неунывающий Бим-Вом со свойственным ему бесстрашием и тут не мог смолчать, вскочил из-за парты и, отдав пионерский салют, отчеканил:

— Мы будем стараться, Ольга Васильна!

— Ты лучше параграф к следующему занятию выучи, — рассмеялась Мурашка и поставила напротив фамилии Бим-Бома еле заметную точечку.

Огорченный тем, что теперь хочешь не хочешь ему придется вгрызаться в гранит науки, Бим-Бом сел на место и больше до звонка не высовывался. Но, похоже, зерно сомнения в душу Мурашки Вовке с Лешкой заронить удалось…

Разыскать в родном городе улицу Осеннюю оказалось не так просто. Свой-то район ребята знали назубок, но поскольку город бурно разрастался в семидесятые-восьмидесятые годы, в дебрях новостроек до сих пор плутали даже местные жители.

— Осенняя, Осенняя… Наверное, это где-то в новых микрорайонах искать надо, — предположил Лешка.

— Да тут вообще, я думаю, двигаться по временам года придется, — стал размышлять Вовка. — Они же, знаешь, как улицы называли? Скажем, если тебе нужна улица какого-нибудь… м-м-м… Хачатуряна, то будь спок, там целый район будет этих композиторов. Можешь смело спрашивать — если Хачатуряна не знают, Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского, Бетховена или Штрауса какого-нибудь.

— Точно, — согласился Лешка, — я тоже такую вещь заметил. Так что, если ищем Осеннюю, наверняка там есть еще Весенняя, Зимняя и Летний проезд. Пойдем поспрашиваем…

— Нет, эдак мы много времени потеряем, если будем по всему городу метаться. Я тут вспомнил, что в книжном магазине видел карту города. Они их продают и одну повесили на витрине. Поищем Осеннюю там. Так будет легче.

Мальчишки вышли из школы, тепло попрощались со своими одноклассниками, ткнув друг дружку — кого в шею, кого в плечо — и добавив пару ласковых на прощание, и рысью двинулись к книжному магазину.

Очаг культуры, случайно уцелевший в вихре всеобщей капитализации, по-прежнему располагался на первом этаже пятиэтажки. Правда, и тут книжную продукцию потеснили товары народного, то бишь массового потребления: одноразовые бритвы, фломастеры, комплекты постельного белья и какие-то не известные ни Вовке, ни Лешке женские косметические причиндалы. Карта города, к счастью, еще висела на месте, и друзья, вглядываясь в надписи сквозь грязное, в потеках от кислотных дождей, стекло, стали разыскивать Осеннюю улицу. Минут через десять им это удалось. В самом низу карты, где-то на окраине, меленькими буквами было обозначено нужное им место.

— Как же туда добраться, а? — почесал затылок у Лешки Вовка.

Вообще-то, согласно народной традиции, затылок нужно было чесать у себя, но Вовка утверждал, что чесание Лешкиного затылка стимулирует его умственные способности куда как больше.

— Ну не пешком же в такую даль топать, — отмахнулся от друга Лешка. — Пойдем собаку поймаем.

"Поймать собаку" на жаргоне означало "подъехать до нужного места на автотранспорте". Выражение это родилось от некогда популярного в школе анекдота о том, как две блохи вышли из ресторана и одна, икнув, спросила другую: "Ну что, домой пешком пойдем или на собаке подъедем?"

Чтобы "подъехать на собаке", Вовке и Лешке пришлось-таки пилить до ближайшей остановки, а потом долго и нудно выяснять у ожидающих, каким именно автобусом можно доехать до Осенней. Добившись от какой-то бабушки более-менее внятного ответа, друзья от нечего делать стали изучать расписание движения, хотя и понимали: несмотря ни на какие расписания и графики, транспорт все равно будет ходить как Бог на душу положит.

Нужный им тарантас — только этим словом можно было обозначить транспортное средство, которое, пыхтя и отдуваясь, как большое, больное животное, подползло к остановке, — пришел через каких-то сорок минут. Друзья втиснулись на заднюю площадку и, широко раскрывая рты, подобно карпам, выловленным сачком продавца магазина "Живая рыба", пытались дышать в толчее. Автобус, раскачиваясь на ухабах из стороны в сторону, как пьяный монтер, пытающийся нащупать ногами ускользающую лестницу, покатил вперед. К счастью для ребят, через несколько остановок "спальные" районы кончились, и в автобусе стало можно не только дышать, но и двигаться.

За всей суматохой друзья совсем забыли о том, что в автобусах вообще-то положено компостировать талоны. Впрочем, это было неудивительно, потому что Вовка и Лешка передвигались по городу в основном на своих двоих или в крайнем случае на колесах велосипеда и роликов. Поэтому, вздохнув полной грудью, они облокотились на перильце у окна и стали вглядываться в серые окрестности. Тут-то их и ждал сюрприз.

— Молодые люди, ваши билеты, пожалуйста, — услышали они сзади.

Однако теперь уже было поздно хвататься за голову, потому что момент расплаты настал. С неприязнью поглядывая на толстого мордатого контролера, Вовка принялся выворачивать карманы.

— Сколько? — поинтересовался Лешка.

Контролер ответил.

Друзья начали подсчитывать — хватит ли им в складчину заплатить штраф или придется выгружаться и вместо того, чтобы искать нужную улицу, давать объяснения в отделении милиции.

— Двух рублей не хватает, — мрачно подытожил Вовка счет их общим финансам.

— Ладно, в следующий раз отдадите, — милостиво согласился мордатый, сгреб их копейки в карман и пошел по автобусу дальше.

В середине салона он слупил с какой-то парочки еще два штрафа, а потом наткнулся на какого-то принципиального блондина в сером дорогом костюме и ярком галстуке и с "дипломатом" в руке — было даже странно, что обладатель таких вещей пользуется общественным транспортом. Блондин не стал суетиться и шарить по карманам в поисках мелочи или талона, который люди обычно пробивают и кладут в такое место, где найти его потом практически невозможно, а первым делом поинтересовался, есть ли у мордатого документы. Тот спокойно процедил, что документы имеются, так что показать талон или платить штраф все-таки придется. Однако строптивый пассажир, упрямо набычившись, заявил, что все должно быть по порядку: сначала документы, потом деньги. И — квитанция.

Мордатый что-то забормотал, грозя вызвать милицию, однако блондин, чувствуя, что дело нечисто, перешел в наступление и уже требовал показать ему удостоверение. Остальные пассажиры тут же насторожились и кто с интересом, а кто и с неприязнью уставились на контролера.

Тут автобус притормозил у пустой остановки и открыл двери на случай, если кто-то из пассажиров, приготовившихся к выходу, пожелает десантироваться наружу. Контролер вдруг развернулся на сто восемьдесят градусов и в два прыжка выскочил на улицу. Двери автобуса закрылись, и он, фыркнув облачком сизого дыма, покатил дальше по маршруту.

Вовка и Лешка, хлопая глазами, посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Слушай, ну это уже совсем никуда не годится, — схватился за живот Вовка. — Мало того, что мы с тобой едем искать мелкого воришку, который из библиотеки книжки тырит, так нас еще и по пути на мелочь развели.