Повелители кладов

— Да уж, — хихикал Лешка, — вот что значит держать хорошую мину при плохой игре. Сейчас вот думаешь — ну и морда, разве ж можно такому поверить, что он контролер? Нос красный, глаза навыкате — точно с утра приложился уже где-то. А мы перед ним — извините, простите…

— …двух рублей не хватает, — опять захохотал Вовка и ткнулся лбом в холодное стекло.

Вместе с ними обсуждал происшедшее и весь салон. Кто-то смеялся, кто-то возмущался. Происходящими событиями остался доволен лишь блондин, который сохранил свои кровные.

Улица Осенняя как будто старалась оправдать свое название. Ее составляли несколько ветхих покосившихся серых домишек с проржавевшими крышами, за которыми были видны чахлые огородики, переходящие в пустырь, больше напоминающий городскую свалку.

Изрядно поплутав по грязным улочкам, где то и дело приходилось перепрыгивать лужи и обходить топкие места, Вовка и Лешка так и не поняли, где же дом номер тридцать два. Улица, как назло, была пуста. Наконец из одного дома вышла какая-то бабуля, и они, словно два коршуна, бросились ей наперерез. Видимо, такова уж была сегодня участь тюменских старушек — то и дело отвечать на вопросы двух неугомонных школьников.

— Скажите, пожалуйста, — собрав остатки своей вежливости, обратился к прохожей Вовка, — где нам найти тридцать второй дом по Осенней улице?

— Квартира шестьдесят четыре, — вдруг не к месту ляпнул Лешка.

— Квартира? — недоуменно оглянулась вокруг старушка. — Какая квартира? Здесь, по Осенней, только частные дома. Никаких тут квартиров нету. Может, вы ошиблись?

— Да? — изумился Вовка. — Не может быть!

— Верно говорю, милай! — Старушка весело махнула рукой в сторону улицы. — Вот, сам погляди — откуда тут тридцать второму дому взяться? Тут от силы десяток домишек остался, и те сносить на тот год будут. Вот когда тут михрорайон построят, тогда и приходите.

— Все ясно, — процедил Вовка после того, как раскланялся со старушкой и невесело двинулся обратно к остановке, — аферюга, жулик был этот читатель. Адрес-то липовый! Стой! — вдруг остановился Вовка прямо у края большой продолговатой лужи, заросшей по углам чахлой немощной травой.

— Угу, — согласился Лешка и тоже остановился, — сейчас слева ее обойдем.

— Да нет! Я не об этом! Вспомнил я — где этого аферюгу я видел. Не у пивного киоска, не в книжном магазине. Я его по телеку видел.

— Да ну? Неужто актер? — поразился Лешка. — Может, он это… как болезнь-то называется… ну, когда миллионерши бижутерию из магазинов тырят.

— Клептомания, — подсказал Вовка. — Никакой он не актер. Я его в уголовной хронике видел. У него еще фамилия была такая смешная. Ну, жулик он. Майский какой-то… Грибков-Майский! Вот. Я его из-за фамилии и запомнил. Точно, а то сижу я в библиотеке и думаю, что ж это за рыло знакомое такое?

— Раньше бы тебя озарило, — буркнул Лешка, очищая о бордюр остановки свои ботинки от липкой глины, — мы б тогда сюда не тащились. И штраф бы не заплатили.

— Ну, я ж не компьютер! — возмутился Вовка.

— Может, и компьютер, — мрачно пошутил Лешка. — Только этот, отсталый, первого поколения.

— Я вот тебе сейчас дам — первого поколения! — рассердился Вовка.

— Нет, по колену не надо, — рассмеялся Лешка. — Да ты не обижайся… Бог с ней, с этой книжкой. И без нее как-нибудь справимся. Может, мы вообще на Крит на этот и не попадем. Отвезут нас куда и собирались — на Кипр — и все дела.

— Попадем! — набычился Вовка. — Если как следует этим делом займемся, обязательно в крепости покопаемся.

Из-за распроклятого контролера Вовке пришлось потерять полчаса — пока он смотался домой и наскреб там мелочи по карманам отцовских пальто, пиджаков и плащей. Потом вместе с Лешкой он выкатился на улицу, и друзья отправились в обход газетных киосков.

Вовка задумал смелую операцию, которая в случае успеха могла принести очень хорошие результаты. Дело в том, что он нашел на кухне газеты, где отец помечал туристические фирмы, которые отправляли людей на ртдых на остров Кипр. Вовке пришла в голову блестящая идея — подменить газеты. Ведь в тех же самых выпусках, которые просматривал отец, часто те же самые фирмы предлагали лететь и на Крит!

Пополнив свои финансы, Вовка и Лешка стали выспрашивать у продавцов, есть ли у них позавчерашние или недельной давности выпуски газет. Найти удалось не все. Но, к счастью, в номерах, которые нужны были друзьям, не печаталась программа телевидения, и поэтому некоторые из залежавшихся газет им приобрести все-таки удалось. Окрыленные своей удачей, они поспешили к Вовке на квартиру, чтобы успеть, пока никого нет дома, совершить подлог.

Вовка скатал в трубочку те газеты, дубликаты которых они не нашли, и не поленился сходить к мусоропроводу, чтобы ликвидировать их бесследно. Потом они с Лешкой провели оперативный розыск на кухне, чтобы найти ту самую авторучку, которой отец отмечал приглянувшиеся ему варианты.

Поиски заняли минут пятнадцать, пока Вовка не сообразил, что мама, прибираясь, наверняка убрала эту ручку, поскольку, по ее мнению, предметам, не имеющим отношения к кулинарии, на кухне делать было нечего. В большой комнате Вовка разыскал целый ворох авторучек, и они с Лешкой принялись их расписывать на клочке бумажки, сравнивая цвет чернил. Наконец нужная или, по крайней мере, очень похожая авторучка была найдена. Вовка, напевая про себя знаменитую арию "Фигаро си, Фигаро ля!", стал переносить пометки из одной газеты в другую. Потренировавшись в росчерках кружочков и галочек, Лешка принялся ему помогать.

Через десять минут операция была завершена. Те газеты, где был отмечен Кипр, отправились в мусоропровод, а остальные в том же самом порядке, в котором лежали, — благо Вовка подумал и об этом — заняли место на подоконнике. Только Вовка успел поставить чай и со спокойной душой полез за сахаром, как раздался звонок в дверь.

— Нет, ну она просто как будто телепает! — разразился гневной тирадой Вовка. — Вот как к сахарнице я потянусь, так она уже дома! Прямо мистика какая-то! Леш, слушай, будь другом, кинь мне три куска в чай, да только смотри, чтобы пузырьков не было, когда мама сюда войдет. А я ее в прихожей задержу.

Пока Лешка выполнял тайное задание, Вовка помчался к двери.

— Вы чего так долго не открывали? — подозрительно посмотрела на него мама.

— Мы… э-э-э… — начал лепетать Вовка, но, так ничего и не придумав, сказал: — А почему, собственно, долго?

— Да, вот именно, почему? — переспросила мама и еще пристальнее взглянула на Вовку.

— Ну не все же говорить! — наконец нашелся Вовка. — Ну, в туалете я был. Непонятно? Что, об этом орать надо?

— Ладно, ладно, извини, — смягчилась мама и потрепала его по голове. — Есть хочешь?

— Хочу, — пробормотал Вовка. — Может, и Лешка тоже есть хочет. Леш, ты есть хочешь?

— Угу, — отреагировал его друг, отчаянно замешивая остатки сахара в чай. — Сейчас вот чайку попьем, а потом и пообедаем.

— Нет уж, — возмутилась мама, — сначала обед, потом чай.

— Да мы все съедим, честное-честное слово!

— Ну ладно, — смилостивилась мама. — Что, в школе было трудно?

— Ой трудно! Ой трудно! — схватился за голову Вовка. — Конец года — голова совсем не соображает. Фруктов-овощей, что ли, не хватает?

— Ну, с витаминами мы вам поможем. Тем более, поедете на Кипр! Погреетесь там на солнышке, по крайней мере, витамина D вам на год вперед хватит.

— Чего вы все с этим Кипром носитесь? — изумился Вовка. — Кипр, Кипр… Может, мы не хотим никуда ехать. А потом — не Кипр, а Крит.

— Какой Крит? — рассеянно отреагировала мама, разглядывая в зеркало потери в своем макияже после прогулки на улице.

— Ну Крит — греческий остров, — украдкой глянул Вовка за угол и увидел, что Лешка показывает знаками, что операция по сахаризации чая завершена.

— Греческий, говоришь? — мама взяла с полки пудреницу. — Греческий — это хорошо. Греция — колыбель культуры.

— Вот-вот, — подтвердил Вовка. — А Кипр чего колыбель, никто даже и не знает.

Чаепитие и обед прошли весело. Несмотря на неудачу на Осенней улице, друзья чувствовали, что их на первый взгляд неперспективная авантюра может удасться. Правда, в самом конце обеда, когда Вовка и Лешка уже порубали щи из кислой капусты, котлеты с чесноком и картофельное пюре, чуть не случилось непоправимое. Мама, которой делать было нечего, пока грязные тарелки не перекочевали со стола на мойку, вилась по кухне озабоченной пчелой, переставляла какую-то посуду, протирала стаканы и стол, и вдруг взгляд ее упал на пачку старых газет.

— А это что за пылесбор? — возмутилась она, схватила всю пачку и двинулась к мусорному ведру. — Вова! После обеда вынеси это вон.

— Не-ет! — заорал Вовка, роняя остаток котлеты на пол.

— Ты что вопишь, как резаный огурец? — мама даже вздрогнула. — Там что — деньги внутри?

— Да нет, это же специально нам надо для этой…

— Политинформации, — подсказал Лешка.

— Какой политинформации? — удивилась мама и нехотя отдала газеты Вовке. — Я уж думала, что их давно не проводят.

— Ну, не проводят, конечно, не проводят, — начал выкручиваться Лешка. — Только у нас ну что-то вроде кружка этой… как ее…

— Политической безграмотности, — ляпнул Вовка. — Безграмотность политическую ликвидируем.

— Да, — кивнул Лешка, — вот именно. Типа факультатива.

Мама не любила разговоры про спорт и политику, поэтому от ребят она отстала, но потребовала, чтобы через три дня этих газет на кухне и духу не было. Вовка охотно согласился, потому что этого срока ему вполне хватало для того, чтобы продолжить охмуреж отца.

После обеда Вовка и Лешка получили час на переваривание пищи и, устроившись за Вовкиным столом, принялись штудировать книгу о Фортецце.

"…Первый натиск пиратов был успешно отбит, и Паловеччини позволил себе расслабиться. Подставив шею и голову ветру, который не охладил его кожу, но тут же высушил ее от пота, Паловеччини спустился вниз, во двор Фортеццы и принялся рассматривать ту часть стены, где была заложена взрывчатка. К счастью, желтый, изъеденный морской солью, камень оказался достаточно крепким, и брешь, образовавшаяся в стене, была засыпана.

Пираты, изрыгая проклятья, бросив своих раненых, откатились к галерам и, опасаясь огня из мушкетов и пушек, в спешном порядке отплыли к тому месту, где их ожидал основной флот. Когда галеры десанта приблизились к судам, стоящим на рейде, до крепости донеслись вопли и стенания гарема Улуч-Али.

Ну что ж, если предводитель шайки, возглавлявший штурм, погиб, это было обороняющимся на руку. Теперь она скорее всего сама рассосется и станет грабить мелкие поселения, не защищенные такой мощной крепостью, как Фортецца.

Однако менее чем через час вестовой снова принес неутешительные новости.

Сам Сфорца в это время был в небольшой часовне и молился. Припав на колени перед иконой Святой Богородицы, он благодарил свою защитницу за то, что она помогла ему разделаться с алжирскими пиратами.

Поминальные свечи у иконы потрескивали, плавясь то ли от огня, то ли от невыносимого жара, давящего с улицы. Богоматерь смотрела на начальника гарнизона рассеянно и чуть грустно. А он с неудовольствием ловил себя на мысли о том, что думает сейчас не о делах духовных, а о том, предпримут ли пираты еще одну попытку взять Фортеццу или уберутся восвояси.

Вестовой, заглянув в дверь и поморгав некоторое время, чтобы глаза привыкли к полутьме часовни, шепотом обратился к Паловеччини.

— Сеньор?

— Что тебе, Паоло? — спросил, не оборачиваясь, Паловеччини, осеняя себя очередным крестным знамением.

— Сеньор, они возвращаются.

"О, черт!" — чуть не выругался вслух Паловеччини и, решительно вскочив на ноги, двинулся прочь от часовни. Похоже, что сегодня время в основном отведено Господом Богом не для мира, а для войны.

Когда Паловеччини появился на стене, очередная атака уже началась. Галеры снова приблизились к берегу, и оттуда, как горох из дырявого мешка, посыпались пираты. Начальник гарнизона поднял руку, призывая солдат сохранять спокойствие и не тратить зря ни заряды, ни стрелы, подпустив противника поближе. Кроме того, он распорядился снять две пушки с северной стены и перекинуть их к бастиону Сан-Сальваторе. Вероятно, первая волна пиратов уже представляет себе огневую мощь крепости, и пусть две новые пушки станут для них сюрпризом.

Построившись на берегу в беспорядочную группу, пираты, подбадривая себя криками и рассекая горячий густой воздух ятаганами, бросились вперед. Дружный залп из арбалетов и мушкетов не посеял в их рядах панику. Перешагивая через трупы своих товарищей, они мчались вверх по склону холма.

— Визжат, как бесы в аду, — проворчал седоусый солдат, держа трут у самого запала пушки. — Ну, посмотрим, как они запоют, отведав нашей картечи.

Первые ряды наступающих уже приставили лестницы к стене, и самые проворные из пиратов быстро, будто обезьяны, стали карабкаться вверх. Паловеччини махнул рукой, и пушки, изрыгая пламя, уложили первые ряды нападающих. Двое-трое пиратов, которые успели вскочить на стену, тут же были сброшены вниз пикейщиками.

Однако вторая волна, вопя еще отчаяннее, накрыла волной холм и облепила стену.

— Позвать сюда переводчика, быстро! — не глядя на вестового, приказал Паловеччини.

Пираты, вероятно, рассчитывая на то, что пушки разряжены и очередной залп будет дан не раньше, чем они успеют вскарабкаться на стену, обращали внимание только на стрелы и пули, градом сыпавшиеся сверху. Но, поскольку орудия, срочно перекинутые с северной стороны, уже были готовы к стрельбе, Паловеччини еще раз махнул рукой, и толпа взвыла на этот раз от ужаса. Сбитые сверху пираты падали на живых и раненых головорезов. Кто-то пытался прижаться к стене, кто-то— притвориться мертвым, с десяток людей, окрашивая желтую, почти выбеленную солнцем, траву в красный цвет, отползали к морю. Однако к берегу подошли новые галеры, и третья орда, настроенная так же решительно, двинулась на приступ.

Переводчик осторожно тронул Паловеччини за локоть.

— Господин приказал мне прийти.

— Да, — кивнул начальник гарнизона, — попробуйте понять — о чем это они там кричат?

Опасливо поглядывая на орду, несущуюся по холму вверх и приставив ладонь к уху, переводчик стал прислушиваться к воплям разбойников.

— Трудно разобрать, — наконец пожал он плечами. — Мне кажется, что они кричат о какой-то святыне или талисмане, обереге, который нужно спасти.

Сфорца начинал понимать, что произошло. Вероятно, первую атаку возглавлял сам Улуч-Али, при котором был какой-то достаточно ценный с точки зрения пиратов предмет— возможно. Коран или святые четки. Вот поэтому они так и стараются, думая, что без этого талисмана их экспедиция обречена на провал.

Атакующие в очередной раз облепили крепость, и на стенах, соединяющих бастионы, завязалась ожесточенная схватка. Артиллеристы в панике выпалили без приказа, но задели лишь последние ряды атакующих, где находились не самые сильные духом и не отличающиеся мастерством бойцы. С самыми же отчаянными головорезами биться приходилось врукопашную на нешироких пролетах вдоль крепостной стены и во дворе.

Двое алжирцев ринулись на Паловеччини, и он едва успел отбить ударом палаша ятаган одного, и уклониться от выпада второго. Пикейщики, увидев, в какое отчаянное положение попал начальник гарнизона, бросились к нему на помощь. Но минуту-полторы Сфорце пришлось отбивать атаки этих загорелых дьяволов в одиночку. Пираты дрались налегке, на них не было ни кирас, ни нагрудников, и поэтому удары сыпались на Паловеччини с той частотой, с какой крестьяне молотят на току зерно. Дважды разбойники помяли ему нагрудник и один раз зацепили левую руку, но тут подоспевшие пикейщики мгновенно доказали им превосходство длинного оружия перед коротким.

Бой к тому времени затихал уже по всему гарнизону. Те пираты, которые прорвались в крепость, были мертвы. Струсившие уже укрылись на галерах, отчаливших от берега.

Монахи, зажимая в одной руке чистые тряпки, а в другой— бутылки с местной виноградной водкой, усаживали раненых в скупую тень и обрабатывали их раны.

Паловеччини, тяжело дыша, расстегнул ремешки, удерживающие нагрудник, и сбросил его прямо на землю. Отчаянно хотелось пить и спать. Первое начальник гарнизона себе позволить мог, второе— пока нет. Жестом Сфорца попросил подойти поближе двух пикейщиков, спасших ему жизнь, и тепло поблагодарил их от себя лично и от имени венецианской республики, которая несомненно оценит их заслуги, в том числе и в денежном плане.

Слова благодарности начальника гарнизона тронули солдат, а обещание вознаграждения и вовсе смыло с их лиц печать усталости, и они пошли прочь в казарму уже в достаточно веселом расположении духа…"

Вовка хотел было уже перевернуть страницу, но тут в комнату ворвалась мама и заявила, что время, отведенное для послеобеденного отдыха, закончилось и пора приниматься за уроки.

Остаток дня Вовка домучивал домашнее задание. Наскоро подогнав алгебру под ответы, он закинул тетрадки и учебники в портфель и глянул на часы. Сегодня вечером по телевизору показывают футбол, значит, отец придет пораньше. И устроится где? Конечно, на кухне. Потому что футбол — занятие нервное, а когда папаня нервничает, он много курит. Где он может курить? Только на кухне.

Довольный цепью логических рассуждений, которая сделала бы честь хоть Пуаро, хоть старушке Марпл, Вовка потопал на кухню и включил телевизор.

— А ты почему, Вова, не в большой комнате смотришь? — спросила мама.

— Да здесь как-то уютней, — прижался Вовка к ее руке.

Покоренная таким проявлением сыновней любви, мама не стала с ним спорить и удалилась в комнату сама, втайне довольная тем, что никто не помешает ей вникать во все перипетии очередного сериала.

Вскоре, как Вовка и ожидал, послышался звонок в дверь и, снимая плащ на ходу, на кухню прошел отец.

— Привет, спиногрыз, — потрепал он Вовку по голове.

— Ну вот, — возмутился Вовка, — я два часа перед зеркалом укладывался-укладывался, а ты…

Папаня, сообразив, что Вовка намекает на мать, заговорщически улыбнулся и тут же взялся за газету.

— Та-ак, во сколько у нас сегодня футбол? Угу. Отлично. Через десять минут. Как раз успеем перекусить.

Мама уже хлопотала около судочков, выставляя на стол ужин.

— Вова, а ты будешь есть?

— Конечно, — подтвердил Вовка, — а то я голоден, как Геракл.

Ему казалось очень удачным упоминание древнегреческого героя. Может, как-то с него удастся перекинуться и на Крит? Что там было в мифологии? Критский бык?..

— Поговорил я, кстати, с нашим коммерческим директором, — отрезая себе краюху хлеба, посмотрел в сторону Вовки отец, — ну чтоб жилье вам там заказать, билеты и прочее, прочее, прочее… — Вспомнив о футбольном матче, он потерял интерес к разговору и покосился на телевизор, в котором с выключенным звуком транслировалась реклама.

Поскольку мама запрещала без крайней необходимости ужинать с телевизором, тем более с включенным звуком, считая, что он нарушает процесс пищеварения, Вовка не раз уже убеждался, что телереклама без шумной озвучки представляет из себя просто уморительное зрелище. Вот и в этот раз он фыркнул, когда увидел девушку, которая, странно выпучивая глаза и шевеля губами, будто медуза, оказавшаяся вдруг в центре Сахары, рассказывала о бесподобном жвачном продукте, название которого трудно выговорить, поскольку оно состояло из целых пятнадцати слов.

— А какое питание у них будет? — не смогла обойти заинтересовавшую ее тему мама. — Завтрак континентальный? Или шведский стол?

— Двухразовое будет у них питание. Да не беспокойся ты, на Кипре с этим все в порядке. Там индустрия отлаженная.

— На Крите, — осторожно встрял Вовка.

— Да, — вдруг оторвался от тарелки отец, — чего это ты мне с Критом голову морочил? Я сегодня у нашего коммерческого спросил — собирались мы вас на Кипр отправить. Да и я сам помню.

— Ну, я не знаю, — пошел на попятный Вовка и, стиснув под столом кулаки, попытался пробудить в себе выдающиеся гипнотические способности, чтобы перевести разговор на интересующие его рельсы. Небось Сфорца Паловеччини быстро бы сообразил, что тут нужно делать.

— Да, а почем это все вам обойдется? — мама, подавая очередное блюдо, решила выяснить и второй интересовавший ее вопрос. — Семьи что-то будут платить?

— Да ну, что с них взять? — махнул вилкой папаня. — Не все же, — хитро прищурился он, — работают директорами комбинатов. Зарплаты у людей разные. Свозим детей за наш счет, не разоримся.

— А в среднем путевка сколько стоит? Может быть, мы тоже летом куда-нибудь махнем?

— Не помню, сейчас посмотрю, — папа обернулся к подоконнику и подхватил тот самый ворох газет, над которым колдовали Вовка с Лешкой.

Вовка внутренне возликовал. Всё идет так, как надо, причем совсем без его участия!

— Ну вот, — развернул страницу рекламы папа и, тыкая наугад вилкой, подцепил котлетину, — вот, полный пансион… отель три-четыре звезды… от шестьсот семидесяти пяти долларов… авиабилеты… и… греческие визы. Позвольте, почему греческие? — его вилка, нацеленная на соленый огурчик, застыла в воздухе. — Кипр — разве это Греция?

— Нет, — тут же уверенно заявил Вовка, хотя к какой именно стране относится Кипр, он точно не знал.

— Тьфу ты, я же Крит смотрю! — засмеялся папаня. — Совсем ты, Вовка, меня запутал с этими делами. Так, а где же тут Кипр?.. Хотя, позвольте… Тут у меня отметка на Крите стоит. Странно, — папа отложил газету в сторону и взялся за следующую. — Так, вот, ага, вот мои пометки… Сейчас скажу… Да, шестьсот долларов с чем-то. Так, поездка на Крит… Что-то я ничего не понимаю, — хмыкнул папа. — Неужели я действительно ошибся?

— Ну, неудивительно, — опять очень своевременно вклинилась в разговор мама. — Кипр, Крит — очень похожи. Да и какая в принципе разница. Они же оба в Средиземном море находятся.

— Да нет, разница есть, — начал рассуждать папаня. — Кипр, понимаешь ли, очень сложное место. Там какие-то этнические конфликты, группировки… — он нахмурился, словно вспоминая, кто вложил ему в голову все эти знания оперативно-политической обстановки острова Кипр. — Так что гораздо спокойнее было бы ехать на… — тут он сделал паузу, еще раз мельком взглянул на газету со своими пометками: — Ну да, на Крит.

— Ох, это замечательно. Ну и повезло же тебе, Вовка, — подмигнула мама.

— Да-а, — бурно отреагировал Вовка. — Крит — это же колыбель культуры! Между прочим, по преданию, именно там родился Зевс.

— Да ты что? — поразился пала.

— Конечно, там вообще все мифами пронизано.

— Ну, замечательно. Тем более, если вас Ольга Васильевна повезет. Она же у вас историк.

— Историк, — подтвердил Вовка, и у него по коже побежали мурашки.

Если их повезет туда историчка, то оторваться от ее опеки будет сложно! Мурашка — она и есть Мурашка…

— О, футбол начинается, — потянулся папаня за пультом, и все окружающее перестало для него существовать.

Вовка с Лешкой ликовали, операция по изменению маршрута отдыха прошла блестяще! Коммерческому директору комбината было без разницы — отправлять школьников на Кипр или на Крит, денег-то одинаково жалко, но уж коли решение принято… А поскольку весь класс, включая классную руководительницу, утверждал, что для детей полезно как в культурном, так и в оздоровительном плане посетить средиземноморскую жемчужину — остров Крит, то вопрос был решен в пользу Греции.

Последние дни учебы, экзамены промелькнули быстро. Весь класс ждал самого главного события — поездки за рубеж. Вскоре все документы были оформлены, и Ольга Васильевна Мурашкина, выслушав напоследок многочисленные рекомендации родителей по обращению с их чересчур впечатлительными, нервными (по их мнению) или болезненными детьми, привезла своих подопечных в Москву.

Отсюда класс должен был вылететь чартерным рейсом непосредственно на Крит.

Автобус высадил галдящую толпу мальчишек и девчонок у аэропорта Шереметьево, когда уже смеркалось. Рейс вылетал в три часа ночи, так что оставалось еще время для неторопливого изучения обстановки и оформления документов.

Ольга Васильевна, распихав детей по свободным креслам в зале ожидания, строго-настрого приказала им не двигаться с места и пошла узнавать, где и как пассажиры рейса должны проходить регистрацию и таможенный досмотр. Как только она вернулась, Казаков и Иконников дружно стали проситься в туалет. Все остальные тоже заныли, что им срочно необходимо освежиться.

Мурашка недоуменно переводила взгляд с Бим-Бома на Центнера, с Мальвины на Шизгару, с Ламы на Купца и смеялась:

— Да вы что, газировки перепили, что ли?

— Да! Да! — радостно подхватили эту версию ее ученики.

Но поскольку первыми догадались отпроситься из-под опеки Мурашки Вовка и Лешка, то они же первыми и отчалили.

— Вы давайте там быстро, — сквозь зубы шепотом проинструктировала их Мальвина, — а то мы тоже хотим в "Duty Free Shop" успеть.

— Давайте-давайте, — напутствовал Купец, — и гляньте там по пути — где обмен валюты.

Вовка и Лешка вприпрыжку помчались по залу и, оглянувшись — не наблюдает ли за ними Мурашка, — первым делом юркнули к окошечку обмена валют. Поменяв по двести долларов на брата и заполучив нужные для осуществления дальнейших действий драхмы, ребята покрутились около стоек таможенного досмотра, высмотрели на мониторе номер своего рейса и, так и забыв зайти в туалет, примчались обратно.

Мальвина, Шизгара и Лама ерзали в креслах от нетерпения.

— Да, кстати, а где здесь туалет? — спросила как бы невзначай Ольга Васильевна.

— А-а-а… э-э-э… — растерялись друзья. — Ну-у, там, за углом.

Мурашка хмыкнула, но ничего не сказала и углубилась в чтение модного женского журнала. Вероятно, она посчитала, что даже классной руководительнице положен иногда отдых, и не стала устраивать разбирательства по поводу явного вранья Казакова и Иконникова.

Пока не объявили посадку на рейс, весь класс посменно успел ознакомиться со зданием международного аэропорта. Увы, ничего интересного здесь не оказалось — кроме жутко дорогих буфетов и таких же недешевых киосков с книгами, видео- и аудиокассетами. Мальвина, Лама и Шизгара и вовсе вернулись несолоно хлебавши, поскольку оказалось, что магазины "Duty Free", где, как они слышали, цены гораздо ниже, чем в Москве, находятся за пределами зоны таможенного досмотра.

Когда наконец стало ясно, что самолет готов лететь по месту назначения, класс со всеми своими баулами снялся с места и двинулся к таможне. Там возникла некоторая неразбериха, так как никто точно не знал — нужно ли туристической группе заполнять декларации. Наконец какая-то словоохотливая тетенька, которая летела куда-то в африканское Лимпопо, объяснила, что в декларации обязательно нужно заявлять золотые украшения и денежные средства, если они в сумме превышают пятьсот долларов.

Те из ребят, кто имел на руках рубли, срочно стали пересчитывать — сколько они тянут в долларах, а девчонки оживленно обсуждали вопрос, нужно ли декларировать золотые цепочки, колечки и сережки.

Вовка и Лешка тоже пребывали в некотором недоумении, поскольку, хотя они и брали по пятьсот долларов на брата, но теперь, поменяв часть этих денег на драхмы, не были уверены, сколько те тянут обратно в долларах и превышает ли сумма лимит беспошлинного вывоза.

— Ладно, нечего голову ломать, — наконец решился Лешка. — Бери бланки, заполним их в двух вариантах. В одном укажем, что мы провозим пятьсот долларов, а в другом — что мы ни фига не провозим.

Приняв это поистине соломоново решение, ребята пристроились в хвост очереди, двигающейся мимо таможенного поста. Первой путь им преградила высокая скучающая девица, которая с неизбывной тоской и презрением глядела на толпу, пробирающуюся мимо ее стойки. Рядом с ней стояла табличка, извещающая о том, что она — таможенный консультант. Вовка ткнул локтем Лешку: настало самое подходящее время, чтобы разобраться, какую именно декларацию им нужно предъявлять.

— А вот скажите, пожалуйста, — интеллигентно начал излагать суть своей проблемы Иконников. — У нас вот с другом на двоих по триста долларов и еще двести долларов в драхмах, нам что-то нужно писать по этому поводу?

Девица зевнула, небрежно прикрыв рукой с золотыми перстнями на пальцах свой ярко накрашенный ротик и процедила:

— Про… про-оходите.

— Что-что? — не понял Вовка. — Про… чего?

— Иди-ите, иди-ите, — скорчив гримаску, покосилась на них девица.

Вероятно, люди, которые провозили с собой за границу меньше пятисот долларов, вызывали у нее стойкую аллергию.

Вовка и Лешка, переглянувшись, подхватили свои сумки и двинулись дальше. У следующей стойки их встречали уже двое таможенников и, не зная, что делать дальше, Вовка и Лешка притормозили и вопросительно посмотрели на людей в форме.

— У вас есть что заявлять? — удивились те, прервав заинтересованный разговор на какую-то глубоко волновавшую их коммерческую тему.

— Н-нет, — выдавил из себя Вовка.

— А что вам вон та девушка сказала?

— Сказала "проходите".

— Ну так проходите, — таможенники отвернулись от бестолковых ребят и о чем-то заспорили.

Обрадованные Вовка и Лешка в очередной раз подхватили свои баулы и двинулись до следующей преграды — небольшой стеклянной будочки, в которой сидела тетка в пограничной форме. Тут Ольга Васильевна показала все необходимые бумаги, и наконец ребята впервые очутились за границей, находясь еще в пределах Москвы.

Поскольку девчонок от посещения магазинчиков, расположенных в этой части аэропорта, нельзя было удержать никакой силой, Ольга Васильевна отвела мальчишек к обозначенному в расписании выходу на посадку, а сама пошла вместе с женской половиной класса инспектировать местную косметику.

Промаявшись в зале ожидания целый час, Вовка и Лешка наконец увидели, что за прозрачными перегородками, зевая во все горло, появились сотрудники еще одной досмотровой службы, и граждане, вылетающие рейсом в Ираклион, выстроились в живую очередь, которая медленно перетекала через арку металлодетектора к выходу посадки на самолет.

Ни пистолетов, ни пулеметов, ни наркотиков у класса, к счастью, не обнаружилось, и Ольга Васильевна в организованном порядке провела его через крытый желоб, который вел прямо ко входу в самолет.

— Ух ты, здорово, — процедила Мальвина. — А я думала, нас на летное поле выкинут…

— Новые технологии, — тотчас отозвался Артемон, который не упускал ни одной возможности, чтобы побеседовать с дамой своего сердца.

Однако, когда класс вошел в салон, лица у ребят и Ольги Васильевны вытянулись чуть ли не до пола. Новые технологии закончились на борту авиалайнера. Оказалось, что в полет отправится старая "тушка" сто пятьдесят четвертого мастодонта, которую язвительный Бим-Бом тут же окрестил "гравицапой", цитируя известный фильм. Да, другое определение для этого летательного аппарата придумать было сложно.

— Надо же, — сокрушалась Ольга Васильевна, устраиваясь в видавшее виды кресло с поцарапанными подлокотниками и продавленным сиденьем, — а я думала, что эти самолеты уже давным-давно с рейсов сняли. Я на таких еще в семидесятых годах в Актюбинск летала.

— Да, жив еще курилка, — пробормотал Центнер, еле втискивая свое грузное тело в узенькое кресло.

Арнольдик скептически осмотрел привязные ремни и осторожненько облокотился на спинку кресла, боясь сломать его своим натиском. Вовке и Лешке повезло — они оказались около иллюминатора. Наскоро порывшись в сумках, прикрепленных к передним сиденьям, друзья извлекли оттуда какие-то журналы, воспевающие мощь и комфортность аэрофлотовских машин.

Хотя подниматься в воздух на этой развалине никому не хотелось, что-то предпринимать было уже поздно. Оставалось только плюнуть, потерпеть три с половиной часа и очутиться наконец в долгожданной Греции.

Пока самолет выезжал на взлетно-посадочную полосу, рыкал моторами и шевелил закрылками, Вовка и Лешка закончили изучение всех предметов в досягаемости их рук, определили обратно прессу и листки по правилам пользования спасательными жилетами и запасными выходами из самолета и прильнули к иллюминатору. Пассажиры, прислушиваясь к неровному биению сердца самолета и дребезжанию всех его внутренностей, примолкли. Какая-то старушка — то ли англичанка, то ли американка — осеняла себя крестным знамением и бормотала тихонько молитвы. Стюардессы, натужно улыбаясь, прохаживались по салону, призывая всех застегнуть привязные ремни. Однако те по своей древности не желали застегиваться, и стюардессам то и дело приходилось пересаживать некоторых пассажиров на другие места, где замки на страховочных поясах еще не были сломаны.

Когда все формальности были утрясены, самолет, покряхтев и повздыхав, побежал вперед и, немножко провиснув в крыльях, поднялся наконец в воздух.

Через три с половиной часа, умяв положенный легкий обед и залив в себя пару стаканов сока, Казаков и Иконников увидели наконец вдалеке, среди яркого пятна моря, серо-коричневую глыбу острова, которую окаймляло яркое белое ожерелье прибоя. Сверху остров вовсе не казался гостеприимным и радужно-цветным, каким представляли его туристические фирмы на своих рекламных проспектах. Преобладали здесь серый, красно-коричневый и бурый цвета. Но когда самолет подлетел поближе, стали видны пальмовые рощи, зелень и белые, будто бусинки на загорелом теле, капельки двух- и трехэтажных вилл. Самолет, резко идя на снижение, поскольку взлетно-посадочная полоса начиналась прямо у кромки моря, стукнул шасси о бетонку и стал подруливать к аэропорту.

Вздох облегчения пронесся по самолету, и многие пассажиры поаплодировали — то ли экипажу, который все еще работает на таких агрегатах, то ли самим себе, любимым, что терпят за свои кровные доллары подобное издевательство.

Вынырнув из темноты невероятно душного салона, Вовка и Лешка подмигнули друг другу и стали быстро спускаться по трапу в расплавленное марево греческого утра. Хотя солнце жгло так, что, казалось, по одежде сейчас побегут легкие язычки пламени, дышалось тут на удивление легко. В воздухе чувствовался стойкий аромат йода и соли, моря, чаек, кораллов, шезлонгов и еще Бог знает чего, отчего широкая, до ушей, улыбка поползла по лицам ребят.

Организованной группой, с Мурашкой во главе, класс протопал до ближайшего крытого здания, где им опять предстояла встреча с таможней, на сей раз греческой. Здесь было, конечно, полегче, чем в самолете, однако присесть было негде. И снова живая очередь, разбившись на два потока, медленно поползла между двух стеклянных будочек, в которых восседали греческие таможенники.

Ольга Васильевна пристроила свою группу в левую часть и сделала неудачный выбор, поскольку справа люди двигались несколько быстрее. Невысокий, с черной шапкой курчавых волос таможенник недоверчиво осматривал каждого русского, ступившего на его родную землю. Он шевелил косматыми бровями, разглядывал что-то в бумагах, то поднося их почти к самым глазам, то отодвигая на расстояние вытянутой руки, сличал какие-то штампы и требовал от приезжающих то один, то другой документ. Разобравшись наконец во всех деталях и выспросив туриста обо всех его планах и намерениях, таможенник со вздохом — будто его принуждали делать это обстоятельства, а будь его воля, он бы никого не пропустил — ставил въездной штамп. Проделывал он это артистично, словно каждое такое действие являлось фактом искусства и по меньшей мере должно было принадлежать Лувру или Эрмитажу.

— Ну, блин, Эль Греко! — процедил Вовка. — Художник! Мастер художественного штампирования.

— Потише ты, — оборвал его Лешка. — Услышит еще, головной боли потом не оберешься.

Будто почувствовав иронию, таможенник задержал какую-то группу пенсионеров, заявив, что документы оформлены у них неправильно, и послал разбираться всех к начальству.

В это время в Ираклионе приняли еще два самолета. Из одного высыпали веселые, жизнерадостные немцы и, помахивая своими паспортами, гуськом прошествовали мимо таможенников. Русские, которые парились в очереди уже час, возмущенно взвыли. Но поделать было ничего нельзя.

Наконец Вовка и Лешка, которые замыкали группу, достоялись до таможенника. Тот в очередной раз принялся изучать документы, сравнивая фотографии, приложенные к визам, с оригиналами. Потом он что-то залопотал, и Ольга Васильевна, с трудом поняв, что требуется от ее подопечных, сказала, что Вове и Леше надо снять головные уборы.

— Ну, блин, дает, — хмыкнул Вовка. — Слушай, он сейчас нас за волосы будет дергать, чтобы проверить — не парики ли у нас.

Когда Казаков и Иконников получили свои законные визы, в зал таможенного досмотра стали входить пассажиры еще одного рейса из Москвы. Глядя с сочувствием на этих страдальцев, которые еще не подозревали о том, что их здесь ждет, Вовка вдруг побледнел и уцепился за Лешку.

— Ты чего? — поразился тот. — Укачало в самолете?

— Слушай, вон тот самый мужик. Вон, видишь, худенький, ну этот аферюга Грибков-Майский, — затараторил Вовка.

Лешка тотчас понял, о ком именно говорит его друг. Маленький, незаметный, но юркий человечек оказался в очереди третьим. А рядом с ним… Рядом с ним стоял тот самый лжеконтролер, который оштрафовал Вовку и Лешку в Тюмени!

— Слушай, я и второго знаю!

— Я уже заметил, — молниеносно отреагировал Вовка. — Да-да, Ольга Васильевна, мы идем, у меня шнурок развязался. Мы сейчас, быстренько, — опустился он на одно колено и стал делать вид, что возится с обувью. — А я тебе больше скажу — я в той сводке по телеку их обоих видел! Это напарники.

— Как же они зарубежные паспорта получили? — удивился Лешка.

— А-а, чего с деньгами не сделаешь, — выдвинул вперед вторую ногу Вовка.

— Мальчики, быстрее, быстрее! — поторопила их сверху Мурашка.

— Ладно, черт с ними. Настучать бы сейчас "Эль Греко" на них, да возиться некогда. Пошли, — сказал Вовка. — Только есть у меня подозрение, что не просто так они сюда прилетели.

— А чего им здесь надо? — удивился Лешка. — В здешних автобусах, что ли, штрафы будут собирать?

— Нет, — нахмурился Вовка. — А вдруг они тоже знают про саблю Улуч-Али? Невероятно, но все-таки…

Огорченные своими гипотезами и увиденным, друзья последовали за классом. На этом все треволнения закончились, и начался настоящий отдых, потому что представитель туристической фирмы ожидал их, тут же провел к небольшому автобусику, внутрь которого нагонял прохладу кондиционер, и, пересчитав по головам своих учеников, Ольга Васильевна разрешила трогаться в путь.

Автобус вырулил со стоянки и поехал прочь из города.

От аэропорта то и дело отъезжали иностранцы на взятых тут же в аренду мотоциклах и автомобилях. Многие из них уверенно выбирали путь — видно, были здесь не впервые.

Школьники вертели головами по сторонам. Впечатление о стране, полученное с высоты аэрофлотовского полета, оказалось обманчивым. Кругом было до того красиво, что даже у завзятых скептиков, типа Купца, захватывало дух.

Автобус мчался вперед, легко следуя капризным изгибам шоссе, то нырял в какие-то продолбленные между двух скальных массивов ущельица, то выскакивал на край крутого обрыва, поросшего зелеными кустами, уступающими плацдарм только скалам, что врезались прямиком в переливающееся всеми оттенками синего цвета — от глубоко-фиолетового до ярко-голубого — море. Вскоре, появляясь словно из-за спины друг друга, горизонт стали застилать невысокие горы, за которыми на некоторых поворотах проглядывали более высокие скальные массивы, вершины которых кое-где венчали белые, нестерпимо яркие при прямом солнечном свете снеговые шапки.

Девушка-экскурсовод всю дорогу весело щебетала, рассказывая о местных достопримечательностях:

— Посмотрите, пожалуйста, налево. Там вы видите горные вершины и снега, которые при таянии образуют одну из самых чистых в мире вод. Эта вода собирается в бутылки и хорошо продается как на Крите, так и в Греции. А вот левее вы видите красный снег. Это результат бури с дождем красного цвета, что недавно пронеслась через Крит из Африки. С другой стороны вы можете наблюдать деревню Фотели, где, по преданию, родился знаменитый художник Эль Греко. Вот сейчас за поворотом вы снова увидите Эгейское море. Остров Крит омывается двумя морями — Эгейским и Ливийским. Вообще-то Эгейское море спокойное, но буквально перед вашим прилетом здесь был девятибалльный шторм.

Вовка и Лешка с уважением посмотрели на столь ласковое сейчас с виду море, которое, оказывается, могло разозлиться не на шутку.

Вскоре у ребят пробудился стойкий иммунитет к неудержимому потоку слов русскоговорящей представительницы принимающей туристической фирмы, и они опять завертели головами, потому что с каждым новым участком пути им открывалось что-то необычное.

Дома здесь были в основном двух- и трехэтажные, и каждый хозяин виллы старался украсить свое жилище по-особому. На пути попадались то акации, то агавы, то пальмы, а вид трех елочек, которые росли под раскидистой пальмой, заставил ребят даже весело ухмыльнуться. Похоже, они попали в довольно интересное место.

Автобус тем временем все мчался вперед, и холмы, поросшие зелеными, будто присыпанными пылью, кустами, сменились вдруг на слоистые, похожие на халву, скалы. Но и те скоро уступили место глубокой лощине, которая была сплошь, будто заплатками, прикрыта апельсиновыми рощицами.

— Хочу вас предупредить, — повысив голос, с нажимом произнесла гидша. — Весь остров Крит находится в частном владении. Каждая гора, даже если на ней ничего не построено, кому-то да принадлежит. Это нужно учитывать, потому что местная полиция очень рьяно защищает права частного капитала.

— А дом здесь купить можно? — спросил практичный Купец.

— Дом купить можно, — улыбнулась гидша. — Однако землю вам не продадут. Поставите дом на арендованной земле и будете ежегодно платить такие деньги, что скоро вам здесь жить не захочется.

Пока остальные ребята, вдохновленные примером Купца, выясняли свои животрепещущие вопросы о косметике, местных рынках и всякого рода удовольствиях, автобус съехал с основной трассы и нырнул в большую арку с надписью: "Крета Панорама Отель". Здесь он лихо развернулся у облицованного мрамором входа в отель и остановился.

— Ну вот мы и прибыли, — объявила гидша.

Ребята прильнули к окнам. Да, в таком местечке не доводилось жить еще никому, даже Вовке Казакову, который однажды ездил с отцом и мамой на отдых в какой-то навороченный подмосковный санаторий.

Многоэтажное здание отеля не казалось громадным и очень органично вписывалось в окружающую окрестность. Его обрамляли пальмочки, заботливо ухоженные розовые кусты, цветы и какие-то штуки, которые ребята мысленно окрестили лианами. За отелем открывался вид на небольшие домики, между которыми были рассыпаны озерца плавательных бассейнов. Вся территория была испещрена ухоженными дорожками, по которым так и хотелось пробежаться вниз и броситься в прохладную воду Эгейского моря.

Но об этом мечтать еще было рано, потому что Мурашка, выстроив, как могла, класс, повела его сначала внутрь отеля. Там, к счастью, работал кондиционер, было прохладно, и все вздохнули с облегчением, пока за стойкой регистратуры оформлялись документы и приветливая полная девушка, улыбаясь всем и каждому своей золотой фиксой, выдавала ключи.

— Значит, так, — обернулась Ольга Васильевна к классу. — Жить мы будем в бунгало. Это такие гостиничные номера, только не здесь в комплексе, а ближе к морю. Селиться вы там будете по двое. Мальчиков и девочек у нас четное количество, так что никаких проблем, надеюсь, не будет. В каждом номере есть телефон, кондиционер, цветной телевизор, фен, сейф, душевая, ванная и прочее. Я вас настоятельно прошу без крайней необходимости не включать никакие электроприборы. И помните, что каждый звонок по телефону здесь стоит довольно дорого, так что прежде чем позвонить, скажите мне. Договорились?

— Договорились! — хором ответил класс, обрадованный такой перспективой.

Конечно, они и мечтать не могли о том, что будут отдыхать в таких шикарных номерах. Но раз фортуна им улыбнулась, так вперед!

Возбужденно обсуждая услышанное, класс гурьбой повалил через двери, автоматически открывшиеся перед ними, во внутренний двор отеля. Немцы, завтракавшие за столиками на открытом воздухе под тентами, удивленно подняли головы от своих стаканов с пивом и общупали взглядами разношерстную толпу русских подростков. Те, не обращая на них никакого внимания, шагали за Мурашкой, то и дело огибая шезлонги, в которых другие, уже попившие пивка немцы грели свои животы на солнце. Обойдя слева большой бассейн с чистейшей водой, искажавшей перспективу настолько, что до дна, несмотря на заявленные два метра, казалось, рукой подать, класс попал на лужайку, вдоль которой выстроились их номера.

Ольга Васильевна приказала всем разобраться попарно и каждой паре выдавала ключи. Попутно она инструктировала ребят и девчонок о принятом здесь расписании питания.

— Значит, так, завтракать здесь можно с десяти до двенадцати, ужин, он же обед, с семи до десяти. Мы будем завтракать и ужинать все вместе, с первых часов, то есть в десять и в семь. Всем все понятно? Куда идти — я потом покажу.

С этими словами она распустила туристов-мучеников, и те бросились осваивать свои апартаменты.

Поковырявшись ключом в белой двери и открыв наконец замок, Вовка отодвинул ее в сторону и уперся в точно такую же дверь, но только стеклянную. Она не запиралась, и, открыв ее, ребята попали в свой номер.

— Живем! — бросился Вовка на огромную кровать. — Врубай кондишн и телек,

— Подожди ты, давай, что ли, вещи распакуем, деньги в сейф спрячем, — предложил Лешка.

— Да, кстати, где здесь сейф? — Вовка начал заглядывать во все тумбочки. — О, смотри, каталоги какие-то. Так, так, отлично! — принялся он прохаживаться по комнатам. — Здесь у нас что? О, смотри, здесь у нас кухня. Слушай, кайф какой, ты посмотри какая ванная, зеркало — у-у-у! Представляю, как сейчас Мальвина вопит от радости.

И точно в ответ ему через небольшое окошечко в ванной донесся девчоночий визг:

— А-а, дура, ты чо делаешь! Перестань, тебе говорю, не обливай меня, платье же полиняет.

— Уже резвятся, — кивнул Казаков на стенку. — Видать, там Мальвина с Шизгарой поселились.

— Ну, значит, Артемон где-то рядом, — глубокомысленно заключил Лешка. — Ладно, пошли, что ли, дальше сейф искать.

Сейф ребята нашли в гардеробе. Быстренько его открыв, они покидали туда документы, часы, деньги. Ключ два раза щелкнул в замке, и теперь за свои финансы друзья могли быть спокойны.

— Кайф какой! — Казаков растянулся на мягкой кровати. — Ну, переодевайся и пошли купаться.

— Искупаться мы еще успеем, — присел Лешка и отер пот со лба. — Надо бы срочно выяснить, как нам в город попасть.

— Да, — согласился Вовка, — ты прав, мы сюда не развлекаться приехали. Ну, давай переоденемся и пойдем в этот… как его… рецепшн. Только на каком языке мы объясняться будем?

— Ну, что нас зря на английский натаскивали? — пожал плечами Лешка. — Отель международный, должны все-таки понимать.

Через десять минут ребята, облачившись в джинсы и майки, выглянули наружу. Рядом с ними, действительно, жили девчонки. Они уже освоили столик и два стульчика, которые стояли на терраске, — разложили там проветриваться полотенца. Через один номер обосновались Кашей с Артемоном. Дальше инспектировать бунгало Вовка с Лешкой не стали, а тут же завернули за угол направо и пошли к основному зданию.

У входа они увидели большой термометр и с интересом принялись его разглядывать.

— Ого, — поразился Вовка. — Тридцать градусов в тени, ты понял!

— Да, — потрогал свою макушку Лешка. — Нужно будет какие-нибудь шляпы купить.

— Или панамы, — согласился Вовка. — Но пока пойдем выясним, где тут что.

Они приблизились к стойке регистрации, и девушка, которая выдавала им ключи, тут же с улыбкой вскочила с места.

— May I speek to you in english? — закинул удочку Вовка.

— Yes, of course.

— Нормально, по-английски волочет! — обрадовался Вовка. — Where I may go to Rethimno?

— O, no problem. We have near our hotel a taxi station.

— Ясно, — догадался Лешка, — она говорит, что здесь тачку можно взять. Точно, я помню, мы когда на автобусе проезжали, там стояли такси и такая еще штука, типа стенда, на ней было написано, в какие города можно отправиться и сколько это стоит.

— Мудро, — похвалил критян Вовка, — но нам с тобой на таксах разъезжать никаких денег не хватит, — и снова повернулся к девушке: — And what about bus station?

— Bus station? — удивилась девушка, видимо, с трудом понимая, зачем туристам, которые приехали в столь дорогой отель, ездить на автобусах.

Тем не менее она ответила, что автобусная остановка находится тут же — рядом с отелем.

Дотошный Вовка выяснил у нее также стоймость проезда до города Рефимно на общественном транспорте и только после этого отправился вместе с Лешкой за полотенцами — чтобы идти купаться. Однако хитрая Мурашка уже разгадала планы своих подопечных. Как только они хотели спуститься к морю, она вышла из беседки, мимо которой проходила дорожка, и развернула ребят обратно, объяснив: где, когда и кому купаться — она объявит отдельно.

— Черт, не повезло, — стал сокрушаться Вовка. — После обеда надо отсюда в город когти рвать. Так что не удастся нам сегодня поплескаться.

— Ну и ладно, — сплюнул Лешка. — Да если мы эту саблю найдем и нам вознаграждение выплатят, мы сюда и еще раз приедем. Уже просто так, отдыхать.

— Точно, — восхитился Вовка. — А пока пожрем — и за работу.

Выгнав школьников из бунгало, Мурашка повела класс завтракать. Некоторые — Мальвина, Артемон и кто-то еще — идти вкушать от местных блюд отказались, поскольку нажарились на солнце и еще "не отошли от перелета". Мурашка милостиво разрешила им остаться в своих номерах, а с остальными направилась инспектировать местную гастрономию.

Что им предстояло есть, никто из ребят не знал. Арнольдик тихо пророчествовал, что шведский стол — это что-нибудь вроде яйца вкрутую, бутерброда с маслом, кофе и широкой улыбкой персонала бесплатно. Такой расклад его, Арнольдика, конечно, устраивать не мог, потому что мощные бицепсы требовали не менее мощной мясо-молочной поддержки. Однако в дверях ресторана, где им предстояло столоваться, ребята ахнули от изумления. На нескольких длинных столах здесь было складировано огромное количество продуктов. К ним тут же подошел сияющий своим белым кителем и такой же белозубой улыбкой распорядитель и отрекомендовался Стафисом. Рассказывая по-английски, что здесь можно брать на столах все, что угодно, в каком угодно количестве, только не желательно выносить все это наружу, он прислушивался к щебетанию девчонок. Вдруг лицо его озарила еще более широкая улыбка, и он распахнул свои объятия, в которые, казалось, готов был заключить целый класс.

— Вы из России?

— Да, — ответила Мурашка.

— О! — пришел в восторг Стафис. — Мой дедушка тоже из России! Так давно не видел здесь русских! Ну что ж, добро пожаловать. Будут какие-то проблемы, обязательно обращайтесь ко мне. Надо же, русские, — бормотал он про себя, направляясь по своим делам.

Почему-то этот факт так обрадовал его, что казалось, сейчас он примется прямо здесь, в зале, исполнять сиртаки и родственные ему бузуки.

Ободренные горячим приемом ребята понахватали себе тарелок и стали ходить вдоль рядов пищи, выбирая, чем бы порадовать свой желудок.

— Так, начнем с мяса, — взял руководство в свои руки Вовка Казаков. — Это что у нас. Лэмб… Это кто такой — лэмб?

— Кажется… щас скажу… — потер рукой лоб Лешка. — А, это баранина. Такая есть песенка, помнишь, в младших классах разучивали? Мэри хэв э литтл лэмб. Ну, у Мэри был барашек.

— Ага… барашек. Отлично. Так, смотри, чи-кен. Чикен… Ни фига себе — цыпленок — в апельсиновом соку! Будешь цыпленка?

— Валяй, — милостиво разрешил Лешка.

— Так, сворд фиш. Меч-рыба. Клево, давай попробуем.

— Годится! — с энтузиазмом кивнул Лешка.

— Так, а это чего? Слушай, какая-то непонятная штука, местная, наверное. Бум пробовать?

— Бум!

Однако "местная штука" на тарелке уже не помещалась, и ребята, заняв столик, побежали за второй тарелкой. Туда они нагрузили хлеба, судочек с каким-то супчиком, помидоров, сыра. Потом смотались за мороженым, за персиками в собственном соку.

У их одноклассников тоже разбегались глаза, и все бегали с тарелками так же озабоченно и напряженно. Зал ресторана стал похож на улей, который жил до этого сонной бюргеровской жизнью, а теперь проснулся с приходом очень трудолюбивых пчел.

— Хватит набирать. Хватит, — ходила между столами и вполголоса шипела Ольга Васильевна. — Не будьте такими дикарями. Смотрите, если берете, то все должны съесть.

— Съедим! — заверил ее Арнольдик, спеша с третьей тарелкой за какими-то офигенно ароматными колбасками и жареной ветчиной.

Однако ребята переоценили возможности своих желудков. Когда Вовка с Лешкой добивали персики в собственном соку, глаза у них лезли на лоб. Положительно на мороженое не оставалось места. Пришлось встать, прогуляться по залу, чтобы хоть как-то освободить место в желудке и не потерять, как выражаются японцы, лица, оставив на столе недоеденную пищу. Пока они прохаживались, откуда ни возьмись появился Стафис, снова с распростертыми объятиями, будто они не виделись целый год, бросился к ним и стал расспрашивать — все ли у них о'кей, нравится ли им в отеле и не хотят ли они съесть чего-нибудь еще.

Контакт с приветливым распорядителем был налажен, и Вовка, подмигнув Лешке, поинтересовался у Стафиса, где именно в Рефимно находится Фортецца. До Стафиса не сразу дошло, что ребят интересует именно эта архитектурная реликвия. Лукаво подмигнув, он заметил, что Рефимно вообще-то очень веселый город, но самое веселье там начинается после заката солнца, когда таким молодым ребятам, как они, появляться там не совсем желательно, тем более если об этом узнает их главная, как выразился Стафис, руководительница. Друзья, как могли, пытались убедить Стафиса, что их интересует именно Фортецца, а не бары и ресторанчики Рефимно. Стафис, у которого были свои понятия о широкой русской душе, конечно же, им не поверил, но вкратце объяснил, где именно им нужно выскочить из автобуса, где ловить такси, если они вдруг, — хитро прищурился он, — задержатся в городе, и каким образом расплачиваться с таксистами.

Когда мороженое наполовину было съедено, Вовка аккуратно положил ложку и, глядя совиными глазами на друга, сказал:

— Все, больше не могу. Пусть меня расстреляют или утопят в Эгейском море — не могу!

— Ну, сейчас последнее будет совсем нетрудно, — отдуваясь, откинулся на спинку стула Лешка. — Мы с тобой весим, наверное, по полтора центнера. В водичку нас бросить — и мы камешком на дно пойдем.

— Слушай, камешек, — вздохнул Вовка. — Надо придумать, как нам сейчас отсюда смыться.

— Мне кажется, я знаю, — пододвинулся к другу поближе Лешка. — Нам нужно охмурить Кащея. Мы сейчас после обеда скажем, что плохо себя чувствуем — купаться не пойдем, якобы остались у себя в номере. Зайдем в номер, запремся изнутри, а вылезем через окошко в ванной! Попросим Кащея, если Мурашка вдруг решит нас проведать, чтобы через ванную залез к нам и чего-нибудь там ответил, типа — мы спим. Промычал чтоб что-нибудь убедительное, понимаешь?

— Здорово придумано, — хлопнул в ладоши Вовка. — Да, имея две таких головы, как наши, мы не пропадем!

— Не должны пропасть, — осторожно ответил менее оптимистично настроенный Лешка.

Кашей, несмотря на свою щуплую комплекцию, ел долго и основательно, так что друзья успели подсесть к нему за столик и изложить свою просьбу.

— А на фига вам надо в город? — насторожился Кащей, которого одноклассники часто привлекали для каких-нибудь сомнительных дел, иногда подставляя его.

— Ну надо, значит, надо, — наседал Вовка. — Кто, скажи, поездку на Крит устроил? Если бы не мы — куковать бы вам сейчас на занюханном Кипре! Так что выручай! Да и кто узнает? Если Мурашка чего заподозрит — ты через ванную комнату опять линяй к себе в номер. А мы уж потом за себя отвечать будем.

— Ну ладно, — нехотя согласился Кащей.

— Смотри, — наклонился к нему Лешка. — Тебе ведь тоже чего-нибудь может понадобиться. Так что обращайся. Баш на баш. Идет? Мы тебя не подставим, точно.

— Хорошо, — согласился Кащей, — вроде у меня с вами никогда проблем не было. А вы когда вернетесь?

— Ну-у, не знаем, часа четыре закладывай.

— Часа четыре? Ну ладно. Мы вот чего сделаем. Я все равно сейчас со всеми на пляж пойду. Если Мурашка там будет сидеть — и я буду купаться. О'кей? Ну, а если она двинет от моря, я уж как-нибудь найду способ пробраться к себе в номер, а потом к вам. Только вы ее предупредите. Ну скажите там… соврите че-нибудь… животы заболели.

— Скажем, что на солнце пережарились. Понял? И ты то же самое говори, если что. Мол, голова болит, м-м-м… м-м-м… о-о-о. Все равно из-за двух дверей не расслышишь и голос не отличишь.

— Идите уж, — махнул вилкой Кащей, которому хотелось вернуться к прерванному занятию — поглощению какого-то неизвестного, но, вероятно, достаточно вкусного блюда.

Сделав постные лица, Вовка и Лешка вялыми шагами прошаркали к Ольге Васильевне, которая оживленно беседовала с вездесущим Стафисом, и стали жаловаться на головную боль, заявив, что купаться они не пойдут, а лучше как следует выспятся.

— Ну, хорошо, — развела руками Ольга Васильевна. — Что с вами делать? Не тащить же теперь опять на солнце. Давайте отдыхайте, зато завтра будете себя чувствовать лучше. Только двери заприте.

— Обязательно, — пообещали ребята.

Бегом они двинулись к своему номеру, молясь про себя, чтобы словоохотливый Стафис уболтал Мурашку. Друзья забрали из номера деньги, заперли двери изнутри и вылезли через узенькое окошко наружу. Более благоприятного места для тайных побегов и придумать было нельзя. Окошко выходило в небольшой узкий забетонированный желоб, поверх которого росли кусты. Передвигаться между номерами здесь можно было совершенно спокойно, и никто бы никогда этого не заметил. Обогнув справа основное здание отеля, ребята с замиранием сердца пошли к арке, рядом с которой была остановка такси. А вдруг их кто-нибудь сейчас остановит, вдруг о чем-нибудь спросит?

— Давай не дрейфить, — предложил Лешка. — У нас же с собой карточки отеля. Скажем, что не знали, не поняли. А потом, чего они нас будут останавливать? Мало ли тут туристов всяких шляется? А может, мы на местных похожи.

— Ну да, — поглядел на свои бледные руки Казаков. — Мы так на местных похожи, как пингвины на жирафов.

— Ну был не прав, не прав, погорячился, — признал свою ошибку Лешка.

Миновав стоянку легковушек, шоферы которых, прячась в тени арки, с интересом поглядывали на малолетних туристов, ребята обогнули газон и вышли на шоссе. В обе стороны здесь мчались автомобили. Поскольку Вовка и Лешка помнили, с какой стороны они подъехали к отелю, то тут же сообразили, куда именно им нужно направляться. Однако никакого намека на остановку вокруг не было видно.

— Может, пойдем у таксистов спросим? — предложил Лешка.

— Неудобно как-то. Раз уж спрашиваем как и куда проехать, то надо к ним и садиться, наверное. Пройдем чуть вперед. Не может же здесь вовсе не быть остановки…

Вовка и Лешка зашагали вдоль обочины дороги. Правда, собственно обочины здесь не было, потому что асфальт проезжей части примыкал либо к газону, либо к забору вокруг гостиничного комплекса, либо упирался в скальные массивы. Протелепавшись метров триста, Вовка с Лешкой остановились и переглянулись. Дорога была видна вперед метров на пятьсот, но и там ни указателя, ни будочки, намекающей на присутствие остановки, не было.

— Что-то тут не так, — решил Вовка. — Может, попробуем в обратную сторону?

Путешественники вернулись к гостинице, прошли мимо арки и побрели в новом направлении. Однако и там, сколько они ни вглядывались, остановки не было.

— Да что ж это такое, — сердился Вовка, — может быть, у них здесь принято просто голосовать?

Но голосовать, поскольку мимо то и дело шмыгали такси, они не решились.

— Слушай, — вдруг прищурился Лешка, — смотри, на той стороне дороги люди собрались.

И действительно, несколько человек, видимо, из обслуживающего персонала гостиницы вышли из арки, пересекли дорогу и присели на железобетонной балке.

— Я все понял, — хлопнул себя по лбу Вовка. — Здесь муниципальный транспорт только для местных. Они, видимо, и так знают, где какой автобус останавливается. Туристы же должны ездить на такси. Наверное, раз остановка в аэропорт — там, где они присели, значит, если нам нужно двигаться в Рефимно, нужно встать напротив.

Так они и сделали: вернулись к исходной точке своих передвижений по шоссе и примостились на бордюре. От нечего делать Лешка перекидывал на ту сторону дороги камешки, то и дело поглядывая налево. Но оттуда мчались то легковые автомобили, нанятые иностранными туристами в аэропорт, то грузовики, а пару раз, когда ребята вскакивали, завидев автобус, тот все равно пренебрежительно проносился мимо.

— Это туристические, — успокаивал Вовка Лешку. — Рейсовый будет, наверное, не такой шикарный.

И действительно, вскоре на дороге, сверкая стеклами, появился длинный рейсовый автобус кузнечикового цвета. Ребята поднялись, водитель любезно притормозил и открыл передние двери. Вовка с Лешкой с опаской вошли внутрь и огляделись. Интересно, как здесь принято рассчитываться? С кондуктором? Или с водителем?

Седоусый, прокаленный солнцем до натурально шоколадного цвета, старикан, который сидел на водительском месте, повернулся к ним и принялся что-то выспрашивать.

— Надо сказать, куда мы едем, — сообразил Лешка. — Вдруг этот автобус туда вовсе не идет?

— Рефимно, Рефимно, — наперебой залепетали друзья.

Водитель кивнул, закрыл двери и двинулся в путь.

Только ребята успели усесться у окошка и, поерзав на кресле, устроиться с максимально возможным комфортом, как к ним подошел плотный черноволосый грек с кипой билетиков в руке. Лешка, назначенный казначеем экспедиции, полез в карман за деньгами и, заплатив положенное число драхм, получил сдачу монетками, которые вместе с Вовкой тут же стал с интересом разглядывать.

Автобус тем временем набирал скорость, и вскоре линия кустов с розовыми цветочками, видная из окна, слилась в сплошной, будто кусок материи, натянутый вдоль дороги, серо-розово-лазурный поток. В просветах виднелось то побережье моря, с белым, словно взбитая мыльная пена, прибоем, то заросший бамбуковой рощей холм цвета хаки, то кремовая вилла, то причудливые комплексы отелей.

Автобус катил все быстрее. Вовка и Лешка нахмурились. Им показалось, что даже самолет на аэродроме не ехал перед взлетом так быстро. В космонавты они явно не собирались, и Лешка, напуганный лихачеством, даже выглянул вперед, чтобы удостовериться — все ли в порядке с водителем?

С водителем было все в порядке. Он лихо крутил баранку на поворотах, успевая попутно беседовать с напарником, выполнявшим функции кассира, и слушать сообщения радиосвязи.

Постепенно с первой космической шофер снизошел до обычной, принятой для автобусов на планете Земля скорости, и ребята сообразили, что они въезжают в город. Тот возник совершенно неожиданно: стоило только автобусу скатиться с широкого, гладкого, как плавленый сыр, шоссе в узкую улочку, заставленную двух- и одноэтажными зданиями. Тут уж автобус поплелся, как черепаха, принявшая снотворное, объезжая припаркованные у обочины, чуть ли не на два колеса, машины и с трудом разворачиваясь в узких переулках.

Несмотря на удручающую жару, бойкие официанты в местных придорожных тавернах ловко расставляли на столиках, накрытых белыми скатертями, тарелки с едой и подавали напитки. Двери магазинов прельщали полумраком, намекающим на прохладу. Мимо проплывали шикарные витрины банков, пустые дворики старых домов, из окон неслась какая-то музыка, которую вдруг ни с того ни с сего прерывал истошный петушиный вопль.

— Ну вот он и город, — толкнул Вовка друга локтем.

— А почему ты думаешь, что это именно Рефимно?

— Вывеску видел, указатель на дороге, по-английски было написано.

— Тогда пора сходить, — забеспокоился Лешка.

— Погоди. Если рассуждать логически, то крепость должна быть где-то у берега моря. Помнишь, что Стафис говорил? Пусть подвезут поближе…

Лешка согласился с этим доводом, и ребята, наслаждаясь отдыхом, опять откинулись на спинки мягких кресел.

Автобус, поплутав по улочкам, которые то сбегались в довольно большие площади, то, словно ветви японского, прихотливо изуродованного деревца, расходились в стороны вновь, выбрался на побережье.

Справа, насколько хватало глаз, тянулась обширная песчаная коса, вся заставленная зонтиками и шезлонгами. Слева, приткнувшись друг к другу, словно пихаясь локтями, стояли невысокие трех-, четырехэтажные отельчики. Каждый из них старался чем-то выделиться из толпы себе подобных — архитектурой или причудливым названием. Друзья встали со своих мест и прошли поближе к выходу. Однако автобус и не думал останавливаться. Водитель-грек по-прежнему болтал со своим напарником, легко, впритирку, обходил автомобили, мотоциклы, изредка сигналя зазевавшемуся туристу, вовремя не прижавшемуся к бордюру. Вдруг, резко крутанув баранку, шофер опять увел свой автобус в город. Тут уж на первой же остановке ребята выкатились наружу и огляделись.

— Море — там, — показал Вовка рукой направление.

— Нет, нам нужно идти гораздо левее, — возразил Лешка.

— Послушай старого путешественника, — стал убеждать Казаков друга. — Я тебе точно говорю: море — там. У меня компас в башке стоит.

— Ну раз компас, — нехотя согласился Лешка, которому просто было лень по такой жаре спорить, — тогда пойдем.

Вовкин компас завел ребят в старый квартал города. Если те улочки, по которым пробирался автобус, доставивший их в Рефимно, казались им узенькими, то те лабиринты, из которых они пытались выбраться сейчас, были теснее еще раза в два. Тем не менее, то и дело раздвигая поток туристов, шествующих вверх, вниз и по диагоналям, здесь носились мотороллеры, мотоциклы, а один раз, чуть не цепляя прилавки уличных торговцев, медленно и важно проплыл куда-то "Фиат".

Идти вперед было трудно, во-первых, потому что под ногами то и дело путались туристы, во-вторых, потому что тут было на что посмотреть. Каждый квадратный метр этих кварталов был отведен под магазинчик или сувенирную лавку. Здесь, не пройдя и трех метров, можно было купить потрясающие по своей правдоподобности копии амфор, огромные жемчужно-розовые раковины, бронзовые, с налетом окиси, шахматы, одуряюще пахнущие специи, вино местного розлива, какие-то мочалки, одежду, картины, кожаные изделия, золото… В общем, товара хватало, и было от чего разбежаться глазам.

Вовкин компас уводил ребят все дальше, и наконец в тихом дворике, где под сенью виноградных лоз было установлено три столика, Лешка не выдержал и шлепнулся на мягкий стул:

— Не могу больше, надо воды попить.

— Да ты знаешь, сколько это здесь будет стоить! — возмутился Вовка. — Это же ресторан!

— Ну и плевать, — упрямо набычился Лешка. — Пить хочу. Что мне, умирать теперь?

— Ладно, — опасливо поглядывая на клетки с певчими птицами, подвешенными под сенью виноградных лоз, обвивающих ресторанчик, процедил сквозь зубы Вовка, — вон, видишь, в папке меню лежит. Давай посмотрим — почем здесь фунт изюма…

Конечно, еда в ресторанчике "Эль Греко" была дороговата, но есть ребятам после сытного шведского стола не хотелось. А цены на прохладительные напитки были вполне терпимые, и ребята заказали парню-официанту, тут же вынырнувшему из соседнего дома, две кока-колы и два мороженых. Не прошло и минуты, как парень, улыбаясь, вынес на подносе заказ и тут же снова удалился.

— Во дает! — поразился Вовка. — А если мы не заплатим?

— Может, он за нами присматривает? — предположил Лешка. — А потом, наверное, у них тут не принято это… не платить.

Ребята быстро выпили воду, смолотили мороженое и стали вертеть головами в поисках парня. Однако тот не появлялся. Пришлось Вовке встать, подойти к двери, за которой скрылся официант, и негромко постучать. Он заглянул внутрь и увидел женщину, которая готовила у плиты остро пахнущую специями похлебку. Вовка попытался мимикой объяснить, что они хотят расплатиться за заказ, женщина кивнула и кликнула кого-то в глубине комнаты. Наконец появился официант, быстро и ловко отсчитал ребятам сдачу и тут же снова исчез за дверью.

— Ты заметил, — задумчиво сказал Лешка, — как они здесь улыбаются? Не как американцы в сериалах, те натужно, будто у них улыбка образуется оттого, что пружины от ушей к кончикам рта идут. Они что, нам тут действительно рады?

— Может, и так. К тому же… — поддержал разговор Вовка-компас, лишь бы Лешка не пытал его о том, куда они сейчас направляются.

Однако в глубине души ребята уже начали нервничать, потому что им, хочешь не хочешь, предстояло вернуться в гостиницу, а где они сейчас находились, не мог сказать ни Вовка, ни Лешка. Мало того, что они не знали, как добраться до Фортеццы, они теперь и понятия не имели, в какой стороне находится та улица, где они сошли с автобуса.

Тем временем в отеле Ольга Васильевна обходила бунгало, собирая свой недисциплинированный класс на купание. Виталик — Кащей услышал, как Мурашка ломится в комнату к Арнольдику с Купцом, и тут же сообразил, что скоро она дойдет до номера, оккупированного Казаком и Иконой.

Когда Мурашка заглянула к нему, Кащей сделал вид, что он спешно переодевается, и заверил, что "вот-вот будет". Мурашка повала дальше и постучалась к девчонкам, у двери которых уже крутился Артемон. Кащей тем временем, помянув одноклассников недобрым русским словом, влетел в туалет, оттолкнулся от унитаза, уперся локтями в подоконник и ужом выполз на другую сторону бунгало. Пригибаясь, чтобы его не заметили из-за кустов, он добежал до номера Вовки и Лешки и осторожно, ногами вперед, стал сползать через окошечко в их ванную комнату. К счастью, Мурашка еще беседовала с Мальвиной на какую-то чисто женскую тему: о том, какой крем для загара лучше использовать, чтобы не закоптиться на жарком критском солнце. Входя в роль, Кащей бросился ничком на кровать и для убедительности даже немножно постонал. Вскоре послышался звук отодвигаемого с дороги стула, и Мурашка решительно постучала костяшками пальцев в дверь:

— Ребята, купаться. Хватит дрыхнуть, вы не спать сюда приехали.

— О-о-о, мы не спим, Ольга Васильевна, — запричитал Кащей, — у нас, наверное, солнечный удар. А может, мы переели чего. Мы не хотим купаться.

— Ну бросьте, бросьте, — настаивала Мурашка. — Вы ж не затем три тысячи километров отмахали, чтобы валяться сейчас в номере.

— Да как только голова пройдет, мы к вам присоединимся!

— Ну как хотите, — развернулась Ольга Васильевна — ей и самой уже давно хотелось окунуться в море, тем более и никакого желания заниматься агитаторско-просветительской работой в целях сохранения здоровья подрастающего тюменского поколения она не испытывала.

Почти весь класс вслед за Мурашкой веселой гурьбой ринулся по сбегающим вниз дорожкам к небольшим бухточкам, специально сооруженным для любителей купания в открытом море. Основная часть постояльцев отеля в это время плескалась в бассейнах, и лишь наиболее смелые распластались на лежаках, установленных на пирсах, и жадно впитывали своими бледными телами потоки солнечных лучей.

Кащей, сочтя свою миссию выполненной, уже довольно привычным движением оттолкнулся от унитаза, выкатился из окна и, поскольку уже был обряжен в плавки и готов к купанию, вынырнул из кустов. Не обращая внимания на удивленные взгляды расположившихся на лужайке в шезлонгах немцев, Кащей, прыгая через две ступеньки, помчался догонять свой класс…

У Вовки и Лешки назревал легкий конфликт. Стало уже совершенно ясно, что внутреннее чутье Казакова обмануло и он завел своего друга в дебри неизвестного города. Вполголоса пререкаясь и шипя друг на друга, ребята выскочили на довольно широкий проспект и остановились у невысокого забора, огораживающего длинное трехэтажное здание красного цвета, похожее на бараки для солдат.

— Ладно, сами мы ничего не найдем, — со вздохом подвел итог спору Лешка, — давай попробуем спросить у местных. Вон какой-то пацан идет.

Лешка двинулся наперерез невысокому, худенькому, белобрысому парнишке и, мобилизовав все свои запасы английских слов, начал разговор.

— Excuse me… э-э-э…

Пацан, видимо, поняв, о чем идет речь, повернулся и сделал заинтересованное лицо.

— Excuse me. Do you know… Do you where… I must say… just now…

Парнишка, нахмурившись, пытался уловить какую-то информацию в лепете Лешки, но ему пока это не удавалось.

— I don't understand, — развел он руками. — What do you want?

— Чего он, не понимает, что ли? — обернулся Лешка к Вовке.

— Видать, нет. Давай языком жестов попробуем.

— Фортецца! Фортецца! — стал тыкать рукой Вовка в путеводитель, а потом, приняв позу сражающегося венецианца, стал фехтовать воображаемым мечом. — Фортецца! Крепость! Замок! Тауэр!

— Так вы русские господа, не так ли? — изумленно захлопав глазами, спросил парнишка на русском языке.

— Вот те раз, — застыл Вовка в позе фехтовальщика, протыкающего своего противника до самых печенок. — Они самые.

— Как необычно, — удивился парнишка, — нечасто здесь встретишь русских. Впрочем, сезон еще только начинается.

— А ты что — тоже турист?

— Нет, — рассмеялся пацан. — Я уже здесь родился. А дедушка мой когда-то был жить в России.

— Ну и ну, — переглянулись друзья, — еще у одного дедушка в России жил. Здесь, наверное, каждый второй критянин из России, а мы с тобой все на английском пытаемся балакать.

— О чем вы хотели осведомиться? — обратился мальчишка к Лешке.

— Мы ищем старинную крепость. Фортеццу.

— А-а-а, понятно. Тогда соблаговолите пройти по улице Вивилаки, повернуть налево — на Манту-лаки и, пройдя чуть вперед, метров двести, через Фока выйти на Катечаки. Там… — тут парнишка принялся сыпать названиями, которые тут же начисто стирались из разгоряченных на солнце голов Вовки и Лешки.

То, что им нужно пройти по улице Вивилаки, они, положим, запомнили, но вот куда свернуть потом — налево или направо — и куда, пройдя двести метров, вернувшись чуть назад, углубиться, уже решительно вспомнить было нельзя.

— Я понимаю, — вдруг осекся мальчишка. — Тут найти ориентацию достаточно трудно. Давайте я вас туда проведу.

— Идет, — обрадовались Вовка и Лешка, которым уже надоели блуждания по кварталам Рефимно.

Поисковая экспедиция, пополнившаяся еще одним членом, теперь уже более целенаправленно двинулась к Фортецце. По пути Вовка и Лешка выяснили, что их нового провожатого зовут Никос. Его дедушка действительно приехал когда-то из России, вернее, с Украины, поэтому у Никоса и была такая достаточно нестандартная для коренного критянина внешность. Хоть он был и щупл, и загорел до невозможности, как все местные жители, однако голова у него была белобрысая, а глаза ясно-голубые. Никос оказался словоохотливым парнем и, пока компания мерила шагами городские тротуары, много и охотно рассказывал и о себе, и о крепости. По-русски он говорил чисто, правда, речь его, поставленная дедушкой — потомственным интеллигентом, была иной раз выспренна и несколько старомодна.

Никос, как выяснилось, учился в самой обыкновенной школе. Однако обучение здесь, судя по его словам, длилось не десять и не одиннадцать, а аж двенадцать лет. Шесть лет Никос отбарабанил в общей школе, перешел уже в гимназию, а через три года, возможно, ему удастся сдать экзамены и поучиться еще в лицее.

— Однако мой дедушка имеет мнение, что уровень преподавания значительно… э-э-э нет… знаний у нас здесь достаточно слабый. Вас как в России — сильно занимают?

— В смысле? — не понял Вовка, поскольку Никос не всегда правильно употреблял русские слова, путаясь в падежах и склонениях.

— Наш преподаватель математики Ставракис с нами не очень любит учить. Часто в основном или выходной могут объявить, или куда-нибудь пойти гулять. А потом еще мы, бывает, занимаемся пять дней, на шестой, на седьмой всех отпускают. Дедушка недоволен, считает, что каждый день учиться надо.

— Да это застрелиться можно, — буркнул Вовка, — если каждый день в школу топать.

— Это так, — охотно согласился Никос. — Но чтобы поступить куда-то потом, скажем, в университет, нужно достаточно сильно готовить знания.

— Да, — поддержал тему Вовка, — моя маманя тоже меня настропаляет, чтоб я тянул чуть не на золотую медаль, а то потом, говорит, ни в какой институт не поступишь, будешь на заводе вкалывать. Ну, на заводе так на заводе, какая разница — лишь бы жизнь интересная была! — беззаботно зевнул Вовка, которого куда больше интересовало происходящее с ним сейчас, чем то, что будет через несколько лет.

— Сейчас поднимемся вот по этой улочке, — махнул Никос налево, — и попадем прямо к главным воротам Фортеццы.

Асфальт, которым были залиты почти все дороги в городе, вдруг оборвался, будто его отрезали — дальше путь был вымощен булыжником. От него шел такой же нестерпимый жар, как и от асфальта, так что никаких дивидендов от этих дорожно-строительных изменений ребята не получали.

Взобравшись по довольно крутому подъему вверх, они увидели справа табличку с надписью по-английски, которая указывала на археологический музей. Слева располагались большие дубовые ворота, пробитые стальными клепками. Они были гостеприимно распахнуты.

Вовка посмотрел на часы. До закрытия оставалось еще минут пятьдесят.

— Надо поторопиться, — Никос дернул за рукав Лешку, который все никак не мог оторваться от созерцания желто-коричневой крепостной стены.

Троица прошла через ворота, увенчанные сверху небольшой башенкой, в полутемную арку, под которой толпились и весело щебетали немецкие туристы. Справа, в мрачной нише, будто глава совета инквизиции, сидел толстомордый, оплывающий жиром и потом грек. Рядом с ним, на конторке, лежала стопка книжек о Фортецце на английском и немецком языках.

— А сколько стоит вход? Или бесплатно? — наклонился к уху Никоса Вовка.

— Нет, плата есть, даже, можно сказать, большая. Сообщение написано там…

— Где? — не понял Вовка, еще раз обшаривая глазами конторку, на которой, кроме буклетов, он ничего не замечал.

— А вон, — хохотнул Лешка, — на камне.

И действительно, на небольшом плоском камне черным фломастером были начертаны цифры.

— Да, по двести драхм придется отстегнуть, — почесал в затылке Вовка.

— Господа, я с вами прощаюсь, потому что… потому что… — замялся Никос.

— Слушай, — наклонился Лешка к Вовке, — похоже, у него денег нет. Давай за него заплатим.

— Ну конечно, какие разговоры, — возмутился Вовка. — Пусть у них хоть тут трижды капитализм, а мы из России приехали. Раз он нам помогал, чего ж нам ему не помочь.

Лешка широким жестом выложил за три билета шестьсот драхм, и Никос вместе с новыми друзьями вошел в крепость.

Дорожка, окаймленная кедрами, вела направо и вверх. Именно туда в первую очередь пошли ребята, потому что, шествуя прямо, они попали бы в пекло. Удивительно, но "под сенью кедра", как выразился бы Никос, дышалось намного легче, чем в арке, и даже было прохладней. Дорожка вывела ребят к небольшой церквушке, за ней сквозь каменную арку путники увидели несколько рослых, будто гвардейцы-гренадеры с хорошей выправкой, кипарисов. Деревья бросали тень во двор разрушенного двухэтажного здания.

— Здесь когда-то был пороховой погреб, — стал давать пояснения Никос. — А вот там располагалась часть гарнизона.

— Ага, понятно, — тут же сориентировался Лешка, — значит, это восточная часть Фортеццы. А где бастион Сан-Сальваторе?

— Откуда вы о нем знаете? — удивился Никос.

— От верблюда, — Вовка подобрал с земли кедровую шишку и спрятал ее в нагрудный карман на память. — Мы в России тоже не пятками сморкаемся. Читаем соответствующую литературу.

— Сан-Сальваторе там, за мечетью Ибрагима, — показал в нужную сторону Никос.

— О-о, — закатил глаза Лешка, — опять на жарень!

Вдохнув последний раз смолистый прохладный воздух, троица выпала в жаркое марево критского вечера. Обогнув мечеть, которую, судя по строительным лесам, активно реставрировали, ребята вышли к тому самому дому, который когда-то занимал начальник гарнизона Сфорца Паловеччини.

Архитектурные стили на территории Фортеццы менялись настолько быстро и неожиданно, что друзья то и дело вертели головами. Только что они прошли мимо церквушки христианского обряда, сзади осталось еще одно сооружение, носившее когда-то гордое имя "костел". Мечеть Ибрагима с произрастающей рядом пальмой, которую гнул горячий ветер, очень напоминала виды Саудовской Аравии, а разрушенное палаццо словно сошло с картины старого венецианского мастера.

— Вот он — Сан-Сальваторе, — уперся рукой Никос в крепостную стену.

Парни выглянули за зубец и онемели от восторга. Вот так же несколько веков назад стоял здесь Сфорца Паловеччини и смотрел на приближающиеся галеры пиратов. Точно так же ветер подхватывал пену с верхушек волн и разбрасывал ее кругом.

— "Сфорца Паловеччини, — стал декламировать по памяти Вовка Казаков, — не сразу догадался, почему пираты с такой настойчивостью бьются в стены Фортеццы. Раз за разом пираты со все убывающим энтузиазмом бросались на штурм, и защитники крепости отбрасывали их обратно. Разбойниками были предприняты и ночные маневры, и попытка обойти крепость с восточной стороны, но донесения лазутчиков позволили встретить нападающих такой волной огня, что немногие из них унесли ноги обратно к морю. Сфорца Паловеччини обязательно решил в ходе восстановительных работ посмотреть, что же за святыню погребли камни крепости вместе с нападающими. Однако еще до того, как флот пиратов, отчаявшись покорить Фортеццу, отправился восвояси, жестокая лихорадка свалила его с ног, и он умер в своем палаццо в окружении заботливых, но абсолютно не смыслящих в медицине слуг, так и не успев раскрыть тайну сабли Улуч-Али".

— Так вы и про Улуч-Али имеете какие-то знания? — удивился Никос. — Здесь-то далеко совсем не каждый житель об этом знает.

— А мы знаем, — заверил его Лешка и похлопал по плечу.

И Вовка, и Лешка понимали, что им предстоит решить довольно сложную морально-этическую и, что самое поганое, финансовую проблему. Либо им нужно сейчас оторваться от Никоса и отправить его восвояси, либо рассказать, для чего, собственно, они здесь оказались.

— Леш, можно тебя ни минуточку, — решился наконец Вовка. — Извини, Никос, нам тут по одному делу надо переговорить.

— Хорошо, — согласился Никос, — я пока буду иметь честь обозревать северный бастион. Обратитесь ко мне, если вам что-нибудь понадобится.

— Ага, — согласился Вовка.

Он отвел друга в сторонку и выжидающе посмотрел на него.

— Я думаю, что втроем нам будет сподручнее, — ответил на незаданный вопрос Лешка.

— Н-да? — с сомнением глянул на друга Вовка. — Тогда наша доля уменьшится ровно на треть.

— Это верно, но, с другой стороны, сам посуди: нам нужно будет потом с греками общаться. Наверняка же эту штуку надо будет в археологический музей сдавать. Да еще и с полицией объясняться. А где взять лопату? Это же придется покупать. Ты представляешь, сколько мы тут по городу побегаем, пока найдем лопату?

Вовка это себе представлял. Пока они плутали по городу, он все хотел найти какой-нибудь супермаркет, чтобы купить там недорогой кока-колы. Однако, изрядно побродив по Рефимно, Казаков сделал вывод, что этот город не приспособлен для местных жителей, а со всеми потрохами брошен на откуп туристам. Можно ли было подумать иначе, если на некоторых улочках магазины шли будто в предписанном порядке: лавочки, где продавались фотопричиндалы, перемежались по какой-то странной прихоти с магазинами свадебных платьев, ювелирными салонами, открытыми лотками со специями и вином, забегаловками, увешанными сувенирами разного рода… И снова по кругу — фотопричиндалы, свадебные платья, ювелирные салоны с редкими вкраплениями книжных магазинов и бутиков.

— Ладно, — решился наконец Вовка, — вроде Никос — парень нормальный. По крайней мере, без него, — он загородился рукой от солнца, высматривая нового знакомого, — мы бы сегодня в Фортеццу не попали. И неизвестно еще, как бы выбрались бы вовремя домой.

— Да, поспешать надо, — глянул на часы Лешка. — Давай сейчас определим, где здесь был западный пороховой погреб. Именно оттуда нужно будет прокапывать небольшой тоннель, чтобы добраться до сабли.

Ребята разыскали Никоса недалеко от того самого места, которое их интересовало в Фортецце больше всего. Они поманили его в небольшой полузасыпанный ров, где можно было присесть в тени, и, помолчав некоторое время, наперебой, торопясь, взахлеб стали рассказывать новому другу о цели своего путешествия на Крит.

Никос слушал не перебивая, и глаза его разгорались заинтересованным огнем — глядя в них, любой археолог сразу узнал бы своего собрата.

— Неужели это так просто? — похлопал рукой по ноздреватому теплому камню Никос. — Где-то вот в этом месте прорыть метра два-три — и сабля Улуч-Али наша!

— Точно, — подтвердил Вовка, — по крайней мере, такую гипотезу высказал один писатель у нас, в России. Он считал, что Сфорца Паловеччини достал бы саблю сам, но, видишь, его не вовремя подкосила малярия. Но эта книга выпела у нас в России давно, тогда выезжать за рубеж было достаточно трудно, так что сам писатель не смог сюда попасть, чтобы проверить свое предположение. А вот мы, как видишь, добрались.

— Атас! — вдруг присел на корточки Лешка. — Прячьтесь! Земляки идут!

В том, что он заметил тюменских жуликов, у него сомнений не было: Лешка достаточно хорошо разглядел в аэропорту круглую и крепкую, как антоновское яблоко, голову гражданина Бутякова и дряблую, будто гнилая дыня, физиономию его друга Грибкова-Майского.

Два жулика с видом заправских туристов шагали по верхней части крепости, с которой открывался вид на город. Однако любой маломальский сыщик сразу бы понял, что интересуют их не красоты Фортеццы, а нечто иное. Хотя бы по той детали, что ни у одного из лжетуристов с собой не было фотоаппарата.

Вовка толкнул в плечо Никоса и, прильнув губами к его уху, быстро зашептал, стараясь в минимум времени вложить максимум информации о тюменских гастролерах. Потом ребята, перебегая за редкими на территории Фортеццы строениями, приблизились к мечети Ибрагима, заскочили в гулкое здание и выглянули в стрельчатое окно.

Беззаботно о чем-то переговариваясь, Бутяков и Грибков-Майский миновали то место, где когда-то находились казармы гарнизона, и, словно обозревая окрестности, огляделись кругом. Вероятно, не заметив ничего подозрительного, они вместе прыгнули в тот самый ров, где еще пять минут назад находились ребята.

— Ничего себе финт, — прошептал Лешка. —

Чего это им там, интересно, надо?!

— Чего, чего! — Вовка в отчаянии стукнул кулаком о каменную стену и тут же взвыл от боли. — А, черт, этого только не хватало! Конечно, они там ищут то же, что и мы. Тоже небось не дураки — книжки читают.

— Ну это какое-то странное совпадение, — не согласился Лешка. — Они же не могут мысли наши читать. А о наших планах мы вроде бы на рыночной площади не кричали. И вообще никак эту поездку не афишировали. Откуда им было узнать?

— Не знаю, не знаю. — Казаков дул на свои пальцы и с тревогой наблюдал за передвижениями лысоватой макушки Грибкова-Майского и черной, стриженной под "ежик" шевелюры Бутякова по траншее.

— А может, этот самый Грибков-Майский взял да и посмотрел мой формуляр в библиотеке?

— Ну и что? — задумчиво покусывал травинку Лешка.

— А то, — пояснил Вовка, — что там, в формуляре, кроме разных книжек, фигурирует еще и "Алжирский клинок".

— Ах вот оно в чем дело! — все еще не веря в выдвинутую Вовкой гипотезу, пробормотал Лешка Иконников.

— Невероятно, но факт. А может быть, они просто откуда-то знают об этом деле больше, чем мы. Скажем, из других источников.

— И все равно это совпадение для вас слишком имеет невероятный характер, — вклинился в разговор Никос, уже чувствуя себя полноправным участником поисков клада.

— Да, — не мог не согласиться Лешка, — это все равно что подбросить монетку, загадать, что она упадет "орлом" или "решкой", а та встанет на ребро.

— И все-таки факты налицо, — голосом трагика продолжал отстаивать свое мнение Казаков. — Вот, — сделал он картинный жест в ту сторону, где находились аферисты, — посмотрите — их черепушек уже не видно. Они там присели и выкапывают нашу саблю.

— Ну и как мы им можем помешать? — хмыкнул Иконников. — Разве что полицию на них натравить.

— Да-а, с нашей полицией шутки плохи, — ухватился за идею Никос. — Тут у нас вопросы решаются достаточно жестоко.

— Жестко, ты хотел сказать, — поправил его Казаков.

— Нет, кажется, жестоко, — не согласился Никос.

— Да хватит вам, — оборвал их Лешка, — устроили тут урок литературы и родной речи! Лучше следите в оба, чтобы эти жулики не смылись, а когда они будут выходить отсюда, постарайтесь разглядеть — не прячут ли они где-нибудь саблю.

Через десять минут над траншеей, где прятались аферисты, приподнялась сухощавая, с реденькими волосиками, голова Грибкова-Майского. Его цепкие барсучьи глазки обшарили окрестности. Потом он быстро, как дрессированная мартышка в цирке, выбрался наружу и подал руку грузному Бутякову. Отряхивая ладони, "туристы" двинулись обратным ходом, не ознакомившись с остальной частью крепости.

— К воротам пошли, — прокомментировал Никос. — В город.

— И в руках ничего не несут, — заметил Лешка.

— Сам вижу, что не несут, — решил сказать хоть что-то и Вовка. — Но, может, они саблю как-то спрятали. Под брюки или что-то в этом роде. Жулики все-таки.

Как только тюменские аферисты скрылись из виду, Вовка выскочил из мечети и, перебегая с места на место, прячась то за пальмой, растущей среди камней в огромной кадушке, то за пригорком, двинулся к траншее. Более осторожные Никос и Лешка все посматривали по сторонам, а Казаков, которому загорелось узнать, раскопали ли тюменцы саблю или нет, несся вперед, уже почти не скрываясь. Он спрыгнул в траншею и начал осматривать стену, сложенную когда-то из ноздреватого, изъеденного морской солью камня. Когда его друзья, увлекая за собой струйки пыли, похожие на мини-лавины, приземлились рядом, Вовка уже нашел то, что искал.

Один из камней привлек его внимание тем, что раствор вокруг него выглядел чуть темнее, чем между другими, точно такими же камнями. Внизу под подозрительным местом, на желтой, прокаленной солнцем глине, уже почти неразличимо, выделялась своим более насыщенным, чем земля, цветом какая-то масса — то ли песок, то ли раствор, который Бутяков и Грибков-Майский выколупнули вокруг камня.

— Ну точно, — схватился за голову Вовка, — саблю они искали. Только что-то их спугнуло.

— Да что их могло спугнуть, — не согласился Лешка, — тут рядом и не ходил никто. Кстати, а нам бы пора сматываться отсюда. А то заявится сейчас сюда какой-нибудь смотритель — вот воплей потом будет. Никос, слетай встань на шухере.

Никос захлопал своими черными ресницами. Сразу было видно, что он не понял, о чем идет речь. Поскольку Лешка к нему не оборачивался, парню пришлось признаться в плохом знании современного русского нелитературного языка:

— Я вас не понял. На что мне встать?

— Да не на что, а зачем. Ну, короче, поднимись там, посмотри, чтоб, во-первых, эти жулики вдруг случайно не вернулись, а во-вторых, может, какие туристы сюда нос сунут, или местная охрана, или кто тут у них есть.

— А, теперь я вас понял, — кивнул Никос и, цепляясь рукой за камни, вылез из ямы.

Он прошел несколько шагов до бастиона и присел на корточки в тени зубцов стены.

— А как мне подать вам знак, если кто-то будет приближаться?

— Ну пой что-нибудь эдакое…

— "Сердце красавицы склонно к измене", — предложил Лешка.

— Это как исполнять? — не понял Никос. — Я не знаю такой песни.

— Да знаешь. Вот, слушай…

Лешка насвистел несколько нот из известной мелодии, и Никос кивнул в знак того, что понял, о чем идет речь.

— Только там поется не о сердце красавицы, а о сердце знатной дамы, — решил блеснуть он своей эрудицией. — У вас неправильный перевод с французского.

— Да пой как Бог на душу положит, — не отрываясь от заинтересовавшего его камня, пробурчал Вовка.

Пока Никос оглядывал окрестности, Вовка подобрал с земли ветку, отломил от нее кусок и острым концом палочки стал счищать какую-то жидкую, еще не успевшую затвердеть массу вокруг камня.

— Что это? — разглядывал он ее с видом Левенгука, уставившегося на неведомый ему микроб.

— Похоже на клей какой-то. Типа "Момент".

— Ну-ка дай-ка я нюхну, — поднес белую каплю, нанизанную на палку, Вовка Казаков.

Некоторое время он усиленно принюхивался, а потом изрек:

— По-моему, это обыкновенная зубная паста.

— Ну-ка, ну-ка, — наклонился Лешка к камню. — Да, похоже на то. Вроде "Колгейта".

— Ишь, какие шустрики, — продолжал ковыряться палочкой вокруг камня Казаков. — Начали копать, потом их, наверное, что-то или кто-то спугнул, они заложили камень на место, брызнули туда из тюбика зубной пасты, промазали сверху пылью. В двух шагах теперь черта с два увидишь, что этот камень только что вынимали.

Вовка уже очистил от пасты один край камня и стал расшатывать его рукой, чтобы вынуть из кладки. Однако в этот момент активизировался Никос. От неожиданности, потому что какие-то люди, по виду — американские туристы, негаданно вывернули из-за бастиона, он начал петь, хотя и соблюдая ноты, но с достаточно далеким от оригинала текстом:

— Сердце графи-и-ни склонно к графи-и-ину, а не к дофи-и-ину, а только к графи-и-ину!

Чертыхаясь, Вовка и Лешка подхватывали с земли только что выковыренную ими зубную пасту и срочно заделывали стык между камнями. Поскольку паста уже перемешалась с грязью, стык получился очень натуральный. Едва Вовка и Лешка, помогая друг другу, выбрались из ямы и пошли вдоль крепостной стены, из-за угла показалась парочка пенсионеров и принялась делать панорамные снимки Средиземного моря с самой верхней точки Фортеццы.

Ребята, с неприязнью глядя на бледные ноги старика и старухи, прошли мимо них по нижней балюстраде и, удостоверившись, что свалившиеся на них свидетели не смотрят в их сторону, стали отчаянно жестикулировать. Никос, с перепугу все еще бухтевший про какие-то "графины", "апельсины", "габардины", подбежал к ним.

— Эх, — впечатал свой кулак в ладонь Лешка, — жалко, что мы не успели камень этот вынуть. Неизвестно, как далеко они продвинулись в раскопках.

— Ничего, — Никос засунул руки в карманы. — Сейчас они уйдут, и мы там все как следует обследуем.

— Не получится, — глянул на часы Лешка. — Нам в отель возвращаться пора, иначе Мурашка что-нибудь заподозрит, и тогда нам — кранты. Отправит домой без выходного пособия.

— Кто такая Мурашка? — не понял Никос.

— Ну это наша классная. Учительница то есть. Зовем мы ее так.

— От нее мурашки по коже бегут, потому что она бьет учеников? — со страхом глянул на своих приятелей Никос. Кто его знает — как у них там, в России, заведено. Может, у них в школе ребят за всякие провинности лупят преподавательницы почем зря. Вон ведь в Парагвае учителя надевают на урок бронежилеты и имеют право в любой опасной ситуации стрелять в ученика, вынувшего оружие. Может, и в России так?

— Да нет, кликуху она схлопотала совсем по другому поводу, — Лешка решительно развернул Никоса за плечи. — Но если мы попадемся — нам точно не поздоровится. Так что придется отложить расследование до завтра. Тем более что я уверен — ничего они еще выкопать не успели. Куда бы они тогда землю дели вынутую? Тут одним днем не обойдешься. Глину необходимо вынимать аккуратно, складывать в полиэтиленовый пакет и выносить из Фортеццы или высыпать где-нибудь здесь в укромном уголке. Если кто-нибудь увидит свежую землю, которая не успеет высохнуть на солнце, естественно, появятся вопросы.

— Да, — согласился Никос. — Ну что ж, вернемся сюда завтра.

Сам-то Никос готов был пойти в траншею один и немедленно, поскольку никакой Мурашки у него не было, а родители приходили домой поздно, и его отсутствия до темноты никто бы не заметил, но он боялся, что русские ребята могут подумать, будто он хочет их обжулить и самолично выкопать драгоценную находку. Поэтому, смирившись с тем, что придется ждать целые сутки, он зашагал вместе со своими новыми друзьями к выходу из крепости.

Кладоискатели поступили очень разумно, потому что музей под открытым небом уже закрывался, и служители пошли шарить по всем закоулкам в поисках заблудившихся туристов. Так что начни ребята сейчас выламывать камень и исследовать — что же за работу начали тут тюменские аферисты, — могли бы попасться с поличным.

— Нам теперь надо на автобусную остановку, Никос, — сказал Вовка, как только вся компания вывалила за пределы крепости.

— Здесь недалеко, — Никос зигзагом, чтобы не набирать слишком большую скорость, побежал вниз.

Ребята двинулись за ним, осторожно спускаясь по крутой булыжной мостовой, которая плавно, будто морская волна, вынесла их в закоулки старого города. Никос решительно свернул налево, потом направо, провел их мимо церквушки, увитой розовыми кустами, проскочил переулок, протиснулся в какую-то дверку в решетчатой ограде и вскоре вывел ребят к остановке, откуда шел автобус в сторону их отеля.

Ждать пришлось недолго. Вскоре к остановке подрулил длинный "Мерседес" кузнечикового цвета и распахнул двери перед троицей. Никос прошел в салон вместе с Вовкой и Лешкой и быстро по-гречески объяснил водителю, куда нужно доехать ребятам. На следующей остановке он выскочил и показал пальцем место, где он будет их ждать завтра.

— Только, Никос, — крикнул ему в окно Лешка. — Мы не знаем точно, когда приедем!

— Это неважно! — махнул тот рукой. — Я все равно тут целый день груши пинаю.

Последнюю фразочку, явно не из лексикона его семьи, Никос, судя по всему, уже поймал, общаясь со своими сверстниками из России. Вовка и Лешка засмеялись, но в конце концов решили, что расширение кругозора еще никому не вредило.

Автобус совершил такой же маневр, как когда они ехали в Рофимно, только в обратном направлении. Сначала он покрутился по узким улочкам, пугая сигналами зазевавшихся туристов и вписываясь в повороты с точностью до миллиметра. Потом, пыхтя, пошел в гору, протиснулся на оживленную автостраду и понесся прямо.

Виллы, магазинчики, придорожные кресты, отмечающие места гибели жертв автокатастроф, опять стали сливаться в одну длинную вытянутую ленту, и уже через каких-нибудь пятнадцать минут водитель притормозил у арки отеля, что-то сказал русским парням на прощание и помахал рукой.

— Хорошие люди эти греки, — пробормотал Вовка, заслоняясь рукой от пыли, поднявшейся из-за резко стартовавшего автобуса.

— Только кормят они по часам, — постучал по стеклышку своего "Полета" Лешка. — Так что давай быстро дуем в столовку, а то останемся без ужина.

Вовка и Лешка, крадучись, пробежали вдоль розовых кустов к зданию отеля и пошли к его центральному входу не по общей дорожке, где и положено было ходить нормальным туристам, а по узенькой тропиночке, проложенной, вероятно, для нужд садовника. Потом они быстро, насколько позволяли автоматически открывающиеся двери, нырнули в прохладный холл отеля, спустились по лесенке вниз и уткнулись в Мурашку, которая о чем-то оживленно беседовала со Стафисом.

Увидев своих питомцев, она проворковала что-то нежное и тут же бросилась допрашивать учеников:

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Да ничего, — с ходу сделал кислую физиономию Вовка Казаков.

— Только голова болит, Ольга Васильна, — пожаловался Лешка.

— Так, — критически осмотрела их Мурашка, которую, конечно же, можно было провести, но не во всем.

Ребята с ужасом посмотрели друг на друга. Да, одной вещи, которая могла провалить всю операцию, они не учли! Майки с короткими рукавами оставили руки незащищенными от греческого солнца, и сейчас они пылали почти до плеч ярко-красным прометеевским огнем. Близкое знакомство с солнцем читалось и на физиономиях Вовки и Лешки.

— Это что такое? — уперла руки в бока Ольга Васильевна. — Вы, никак, сбежали из номера и купались где-то на диком пляже? А ну-ка, задери майку, — насела она на Казакова.

Вовка с облегчением — поскольку Мурашке не пришла в голову такая дикая мысль, что ребята осмелились выйти за территорию отеля и удрать в город, — задрал свою майку. Бледный живот Казакова несколько успокоил Мурашку. Сразу было видно, что человек майки не снимал.

— Где же это вы так сгорели, ребята? Неужели за те несколько минут, пока мы здесь обустраивались?

— Нет, мы потом, когда вы купались, — стал туманно объяснять Иконников, — ну, в общем, вышли там перед отелем посидеть на травке. Ну, вот и сгорели.

— Ну а вообще как себя чувствуете? — уже более участливо спросила Мурашка, и друзья почувствовали, что напор допроса падает.

— Ничего, только есть хочется.

— А, это хорошо, — обрадовалась Ольга Васильевна. — Раз есть хочется, значит, выздоравливаете. Ну давайте, летите, голуби, быстрее, а то там ваши одноклассники всю еду разметут.

Ну, всю еду, конечно, тюменские дети размести не сумели, но мороженое уже кончилось. Глядя на довольные морды Купца, Арнольдика и Кащея, Казаков и Иконников поняли, куда оно делось. От одноклассников, казалось, исходило морозное дыхание целого хладокомбината. Впрочем, Кащею, за его беспримерный подвиг, Вовка и Лешка могли простить и не такое.

Когда Арнольдик и Купец отвалили, чтобы еще разок затариться консервированными мандаринами в собственном соку, Кащей присоседился к столику, который оккупировали Вовка и Лешка, и заговорщическим тоном спросил:

— Ну что, пиво купили?

— Какое пиво? — воззрился на него Иконников.

— А зачем вы в город тогда ездили? — изумился Кащей.

— Просто так, посмотреть, — уклончиво ответил Вовка. — Ну, сам понимаешь, интересно, первый раз за границей.

— Ну и глупо тогда, что вы свои бабки на это дело просадили, — разочарованно протянул Кашей. — Мы же все равно завтра на экскурсию туда поедем. Вы ведь в Рефимно были?

— В Рефимно.

— Ну, точно, нам Мурашка сегодня перед ужином говорила, что завтра у нас запланирована туда экскурсия.

Вовка и Лешка уткнулись в тарелки, чтобы скрыть свою радость. Экскурсия была им здорово на руку — не придется снова просить Кащея об одолжении и трястись, что Мурашка каким-нибудь образом обнаружит их отсутствие. Да и два раза подряд не ходить на пляж вместе со всеми было довольно подозрительно.

Отведав цыпленка в апельсиновом соусе и меч-рыбу в собственном соку, Вовка и Лешка, отдуваясь, откинулись на спинки мягких стульев. Да, несмотря на внезапно возникших конкурентов, жизнь продолжала баловать их вполне материальными радостями.

Поглаживая свой вздувшийся от потребления немеренных порций живот, Казаков разрабатывал план завтрашнего побега. Перебрав несколько вариантов, ребята сошлись на том, что лучше всего будет "потеряться" в городе. Причем желательно где-нибудь близко от того места, где их должен ждать Никос. Как потом разбираться с Мурашкой, они еще не придумали, но, вероятно, когда они "найдутся", она будет так рада, что особых объяснений не потребуется. Конечно, это было не совсем хорошо по отношению к классной руководительнице, но поскольку та никакими сердечными болезнями не страдала и мыслила всегда довольно рационально, ребята подумали, что как-нибудь она переживет, а после того, как они найдутся, и вовсе думать забудет об этом инциденте.

— А может, — Лешка со вздохом подцепил с тарелки последний кусочек рыбы, — нам удастся так слинять, что они и вовсе не заметят. Нам ведь что нужно — сбегать быстро в Фортеццу, вынуть камень и посмотреть, что там успели нахимичить наши земляки. А остальное более подробное исследование либо поручим Никосу, либо потом вместе с ним покопаемся в крепости. Скажем, ночью…

— Ночью? — Вовка задумчиво возвел глаза к потолку, сияющему светом хрустальных люстр. — Ночью — это вариант оч-чень интересный. Только как мы туда доберемся, до Рефимно? Не пешком же чапать.

— Да, пешком мы туда только к утру доберемся. Надо было лодку с собой резиновую взять, тогда бы по морю, может, оно и быстрее бы получилось.

Остаток вечера выдался довольно веселым. Класс собрался в номере гостеприимной Мальвины и затеял игру в "Акулину". Суть этой веселой карточной забавы состояла в том, что колоду, по одной карте, передавали по кругу до тех пор, пока у кого-нибудь на руках не оказывалось четыре картинки. Тогда счастливец должен был сделать заранее оговоренный знак, например, взяться левой рукой за мочку уха, а другие должны были немедленно повторить этот жест. Последний, самый ненаблюдательный, игрок и становился "Акулиной". "Акулина" должна была по выбору человека, собравшего всю масть, залезть под стол и похрюкать, иди спеть "Интернационал", или отчебучить что-нибудь еще в этом роде. В общем, дозволялись любые фанты в пределах разумного.

Больше всех в тот вечер не везло Вовке Казакову. Он дважды схватил "Акулину". В первых раз его, под веселый гогот Купца и Арнольдика и заливистый смешок Артемона и Кащея, девчонки обрядили в простыню и заставили изображать дикое, но симпатичное привидение из Казахстана.

Во второй раз, когда первым четырех валетов собрал Доктор Пилюлькин, Вовке пришлось выполнить один из самых неприятных фантов. Трижды он бегал в ванную, приносил оттуда стакан воды и выпивал его залпом. Что творилось в его желудке, где неожиданно встретилась чуть кисловатая критская вода, меч-рыба и цыпленок со своим апельсиновым соусом, трудно было даже представить. К себе в номер Казаков шел, схватившись обеими руками за живот и слабо постанывая.

— А вот будет тебе наука, — выговаривал ему Лешка Иконников, — не будешь нажираться.

— А сам-то, сам-то, — слабо пытался отбрыкиваться Казаков. — Две порции слопал? Слопал. Я ж не знал, что этот Доктор Пилюлькин — придурок полный. Хоть бы один стакан загадал. Так нет же — три ему потребовалось. А Томат еще и ржет. Ну ладно, вот завтра будем играть, оставлю я его "Акулиной", он у меня ведро помидоров жрать будет.

— Где ж ты ведро помидоров достанешь? — резонно заметил Лешка.

— Куплю для такого случая, — сквозь зубы выдал Казаков и пулей помчался в свой номер.

Хотя всем тюменским школьникам не терпелось осмотреть достопримечательности иностранного города, класс на поездку в Рефимно собирался вяло.

Купец все пересчитывал припасенные доллары, прикидывая — на сколько шуб их хватит.

Мальвина и Шизгара никак не могли справиться со своей боевой раскраской: то принимались выщипывать брови, то наносили сиреневые тени в тон перламутровой помаде, то принимались менять помаду, что, соответственно, за собой несло некоторые корректировки и во всем остальном макияже.

Арнольдик, который ел здесь за троих, страдая от последствий своего обжорства, лежал на кровати и постанывал.

Томат, Доктор Пилюлькин и Бим-Бом не хотели прерывать очередную партию в "козла".

Из-за дверей номера, где жили Вовка и Лешка, то и дело доносились какие-то дикие вопли, кудахтанье, выстрелы, восклицания на английском языке. Изредка эта вакханалия прерывалась ухающими заставками "Car-r-to-o-on Network!". Поскольку в номерах стояли телевизоры, которые принимали до семи спутниковых каналов, каждый из русских школьников отыскал что-то интересное для себя. Вовка и Лешка, например, никак не могли оторваться от канала, на котором круглые сутки, без перерыва, показывали прикольные мультфильмы.

Рассерженная Ольга Васильевна металась между бунгало, выгоняя свой класс на улицу. Наконец разношерстная компания построилась чуть ли не как детсадовцы — по парочкам и, возглавляемая Ольгой Васильевной, медленно двинулась по территории отеля к тому месту, где русских "малолетних туристов" уже должен был поджидать автобус.

Автобус действительно уже стоял на месте. Вся компания ринулась на штурм, стараясь занять места у окон. Вовка с Лешкой не торопились, потому что ехать по этому маршруту им предстояло уже в третий раз. Они сели рядышком в самом конце салона, на не слишком удобные места и расслабились.

После утренней, но уже одуряющей жары в салоне было прохладно. Вверху еле слышно жужжал кондиционер, и тюменским школьникам, привыкшим к гораздо более низким температурам, уже не хотелось никуда ехать, а тем более — вылезать из этого комфортного для них климата в расплавленную критскую жару.

Ольга Васильевна на английском языке объяснилась с водителем, показала ему какие-то бумаги, он что-то пометил у себя в блокноте, и автобус, лихо развернувшись на микроскопической площадке и пролетев на расстоянии нескольких миллиметров мимо ограждения, вылетел на шоссе.

Мурашка тем временем пересчитала по головам беспокойное хозяйство и, похлопав в ладоши, призвала свой галдящий выводок к вниманию:

— Ребята, мы сейчас совершим экскурсию в старинный город Рефимно. Его когда-то основали венецианские купцы, поэтому в основном архитектура города будет напоминать нам об Италии.

Вовка было хотел влезть с поправками, поскольку Ольга Васильевна была не совсем точна в своих высказываниях, но Лешка наступил ему на ногу и незаметно показал кулак. Казаков понял, что лучше им сегодня сидеть тихо и не высовываться.

— Во время нашей экскурсии мы посмотрим порт, старинную часть города и местную древнюю крепость.

— А магазины? — тут же высунулся Купец, которому пачка долларов жгла карман и всю его жалкую купеческую сущность.