— Я прошу вас всех, — обвела Мурашка рукой внимающий ее словам класс, — быть во время экскурсии предельно внимательными, с местными жителями не заговаривать, ничего без моего разрешения не трогать, никуда не отходить. Потеряться здесь легко, как дважды два, а найтись уже сложно, как семью восемь. Что касается магазинов, — тут она бросила в сторону Купца испепеляющий взгляд умирающего Белинского на противную ему литературную действительность России, — то в свое время мы зайдем и туда. Но все по порядку. Мы приехали сюда не товар закупать. Мы не челноки, а туристы. И вести себя должны соответственно. Я надеюсь, что и у вас культурное начало будет преобладать над материальными интересами.
По кислым физиономиям своих одноклассников и одноклассниц Вовка и Лешка поняли, что те скорее предпочли бы обратный расклад. Сначала затариться косметикой, шубой, плакатами с изображением лапочки всех времен и народов Ди Каприо, а потом уже выполнять культурные функции. И лучше, если они будут состоять из просмотров спутниковых программ по телевидению.
И зачем эти люди тащились за черт знает сколько тысяч километров? Чтобы сходить в местные магазинчики? Так и в Тюмени сейчас хватает супермаркетов. А насколько могли заметить Вовка и Лешка по вчерашней пробежке по городу, товары здесь продавались примерно те же, что и у них в городе. Та же кока-кола, те же батарейки "Энерджайзер" и та же фотопленка "Кодак".
— Так что попрошу всех быть внимательными, смотреть, куда мы идем, и слушать то, что я говорю, — заключила свою речь Мурашка. — Иначе…
Что будет "иначе", она даже говорить не стала, чувствовалось, что кара будет настолько крутая, что язык учительницы не поворачивался об этом говорить. Но в глубине души ребята понимали, что ничего страшного тут с ними не сделают. Максимум, что им грозит, так это выволочка от родителей по приезде обратно в Тюмень.
Пока девчонки восторгались окружающими пейзажами, виллами и шикарными параллелепипедами гостиниц, парни, восхищенно ахая, отталкивая друг друга, лезли к окнам, чтобы посмотреть на очередной мотоцикл "Ямаха", легко обгоняющий их тарантас. Вовка же с Лешкой прикидывали, как бы им половчее смыться от своих одноклассников.
Автобус, который набрал на шоссе, казалось, сверхзвуковую скорость, начал притормаживать и свалил с основной магистрали в чрево города. Ехал он не совсем так, как рейсовый, но окрестности ребята узнавали. Наконец, юркнув в какой-то пыльный дворик, автобус, отдуваясь, будто загнанный слон, фыркнул мотором в последний раз, и двери его отворились. В организованном порядке Мурашка вывела своих "мурашат" на улицу и, сверившись по карте, которую она купила в отеле, повела к гавани.
— Видал, — толкнул Вовка друга, — надо нам было тоже такую карту достать. А то теперь без нее как без рук.
Вовка и Лешка специально вышли из автобуса последними, чтобы замыкать группу, — так было легче слинять на очередном повороте.
— Как только они пойдут в Фортеццу, тут-то мы и дадим деру, — шепнул Лешка Вовке. — Возьмем билеты, они все равно там не меньше полутора часов пробудут, пока музей, пока то да се. Даже если заметят, что нас нет, все равно особой паники не будет, Фортецца-то большая. Мало ли, где мы застряли, около какого бастиона.
— Да, а если она нас поведет другой дорогой — сначала осмотрим гавань, потом старый город, потом Фортеццу? — усомнился в планах друга Лешка.
— Да мы никак в гавань не попадем, если не пройдем мимо крепости!
Так оно и вышло. Протиснувшись в толпе туристов по узким улочкам, Мурашка вывела свой класс на ту улицу, перпендикулярно от которой отходила мостовая, круто уходящая вверх, к входу в Фортеццу. К сожалению, сама крепость за домами была видна лишь частично, и Мурашка, которая здесь еще не бывала, конечно, не могла знать, что в Фортеццу заходить удобно именно отсюда. Поскольку она решительно игла вперед, не обращая внимания на карту, Вовке и Лешке пришлось подобраться к ней поближе и разыграть целую сценку.
— А это вот что там, Ольга Васильна?
— Где, — не отрывая глаз от дороги и не оборачиваясь, спросила Мурашка.
— Ну вон, вон, вон там! Смотрите — это, кажется, какое-то древнее строение.
Мурашка наконец соизволила взглянуть в ту сторону, куда указывали ребята.
— Не тыкайте пальцем, вам же не пять лет, — тут же сделала она им внушение. — Да, это, вероятно, часть той крепости, куда мы тоже сегодня сходим.
— Ой, а по-моему, я ворота вижу. Вон, точно, ворота! Наверное, здесь вход.
— С чего ты взял? — изумленно уставилась на мальчишку учительница, и Лешка прямо-таки услышал, как в его голове быстро защелкали разные варианты выхода из щекотливой ситуации.
— Так вот же, — выручил друга Вовка, указывая на табличку. — Написано: вход в крепость.
— Нет, — нахмурилась Мурашка. — Тут написано, что рядом — вход в археологический музей. Хотя логично предположить, что и вход в крепость где-то рядом. По крайней мере, билеты, вероятно, продаются в одном месте. Хорошо, — глянула она на часы, — давайте попробуем подняться туда. Может быть, так нам удастся сэкономить время. Так, ребята, ребята, — захлопала она в ладоши, встав на какой-то ящик, чтобы весь класс находился в поле ее зрения, — наши планы несколько меняются. Сейчас мы пойдем осматривать развалины древней крепости, на это у нас есть полтора часа. Затем через старый город мы пройдем к гавани, там каждый сможет, если пожелает, перекусить. Мы зайдем в несколько местных магазинчиков, а после этого на автобусе отправимся обратно в отель на ужин. Всем все понятно?
— Поня-ятно! — на разные голоса откликнулись юные тюменцы.
Нестройной пехотной колонной класс гуськом за своей "классной дамой" двинулся в гору. Вскоре Вовка и Лешка оказались в том самом месте, где вчера уже дважды были с Никосом.
Ольга Васильевна, обрадованная, что внесенные коррективы позволят ей сэкономить некоторое количество времени, отправилась за билетами и вручила каждому по небольшому бумажному прямоугольничку, на котором был нарисован старинный план Фортеццы, напечатано название музея и цена билета.
— Поскольку экскурсоводов здесь нет, — развела она руками, — то каждый из вас может осматривать крепость по своему разумению. Правило одно — ничего не трогать, не отколупывать. И еще: близко к стенам не подходите — они высокие, не высовывайтесь, можно упасть. Музей вот здесь, по правую сторону. Я буду находиться там. Встречаемся здесь — у выхода. Выход только один, поэтому никто потеряться не должен. Часы у всех есть?
— У все-ех, — затрясли запястьями ученики.
— Тогда жду вас через полтора часа. И не вздумайте потеряться!
Как только Мурашка скрылась в манящем прохладой музее, класс разошелся по интересам.
Купец залез на стену, откуда весь город был виден с высоты птичьего полета, и принялся высматривать магазины.
Мальвина, Шизгара и Лама уютно устроились в тени кедров и принялись поправлять поплывший на жаре макияж.
Кащей и Арнольдик поскакали осматривать мечеть, а Вовка и Лешка бочком вернулись к темной арке, которая вела из крепости в город, и подошли к греку, ведавшему здесь продажей билетов.
— We gone to the city, — помогая себе жестами, стал объясняться с охранником Вовка. — We have a tickets. But now we want go to the city.
Грек оторвался от созерцания своих ногтей, скучающим взором скользнул по ребятам и всем своим видом дал понять, что он не против, что туристы непонятной ему национальности, имея на руках билеты, могут выйти в город и вернуться обратно.
— Понял он хоть че-нибудь? — обернулся Вовка к Лешке.
— Да понял, понял, — поторопил тот. — Пошли, время поджимает.
Ребята вприпрыжку спустились с крутой дороги и попытались сориентироваться на местности.
— Мне кажется, идти нужно туда, — показал в сторону Лешка. — Сэкономим время и срежем угол.
— Ну его, — опасливо покосился на лабиринт улочек Вовка, — давай уж лучше пойдем так, как вчера с Никосом.
Вспоминая свой вчерашний путь, поминутно останавливаясь на перекрестках, парни наконец-то вышли к ажурной решетке, которая служила надежным ориентиром, пролезли через нее на следующую улицу и вскоре были уже на том самом месте, где их должен был ждать Никос.
Тот со скучающим видом шлялся вокруг раскидистой пальмы и, представляя себя форвардом сборной Греции по футболу, пинал камешки в воображаемые ворота. — Эй, Никос, привет! — закричал ему Лешка.
Никос тут же оторвался от своей футбольной баталии, подбежал к ребятам и поздоровался с обоими за руку.
— У нас есть ровно час и пятнадцать минут, — глянул на свои часы Вовка. — Оторвались от своей классной.
— Отличное дело, — прокомментировал Никос. — А я ваших знакомых, ну тех, которых мы вчера в крепости видели, засек. Они недалеко здесь в старом городе бродят.
— Ну-ка пойдем последим за ними, — тут же загорелся Вовка, — очень меня эти два типа интересуют.
Друзья, следуя за худощавым загорелым Никосом, который растворился в толпе бледнолицых туристов, словно стал невидимым на родном ему фоне, углубились в лабиринт улочек и стали осматриваться кругом. Однако ни господина Бутякова, ни Грибкова-Майского нигде не было видно.
— Давайте сделаем вот что, — предложил Лешка, — будем искать их по "принципу квадрата". Мы с Никосом пойдем направо, а ты — налево. У первого же переулка сворачивай направо, мы, соответственно, свернем налево. Таким образом мы прочешем весь этот квартал и встретимся в точке, которая находится сейчас от нас по диагонали. Потом таким образом просмотрим второй, третий квартал — сколько понадобится, пока не найдём этих жуликов.
Вовка согласно кивнул и почесал в указанном ему направлении.
— Послушайте, а почему вы считаете, что они непорядочные господа? — спросил Никос у Лешки.
— Вовка видел их по ящику. Аферисты они, местные наши, тюменские.
— По ящику? Возможно, я не понял — не могли бы вы уточнить?
Лешка сообразил, что Никос постигал русский язык со слов своего дедушки, при котором, конечно, не было не только сленга, касающегося телевизоров, но, пожалуй, и самих телевизоров как таковых. Поэтому в разговоре с Никосом, ну совсем как с людьми пенсионного возраста, приходилось выбирать выражения, иначе разговор рисковал не состояться. Они с Никосом, как выяснялось, говорили на двух разных русских языках.
Обследование первого, второго и третьего кварталов не принесло результатов. Но ребята упрямо продолжали прочесывать старый город. Пространство поиска было не так уж велико, и вскоре, конечно же, и Бутяков, и Грибков-Майский были обнаружены глазастым Никосом. Он дернул Лешку за рукав, показал подбородком в том направлении, в котором нужно было смотреть.
Действительно, Грибков-Майский и Бутяков, волшебным образом преобразившиеся — оба в хороших костюмах, при галстуках, — стояли на одной из центральных площадей у местной достопримечательности — венецианского фонтана Римонди XVI века.
— Ты стой здесь, — шепнул Лешка Никосу, — наблюдай за ними, а я пойду Вовку перехвачу.
Вскоре и Вовка, и Лешка присоединились к Никосу и стали вполголоса обмениваться мнениями по поводу загадочной парочки аферистов. Те ничего противозаконного вроде бы не совершали. Сувениры с открытых лавочек не тырили, по карманам прохожих не шарили, сумки не взрезали. Они заказали себе кофе и мороженое, присели на мягких креслах в местной таверне и, время от времени отрываясь от трапезы, взглядами просеивали толпу. Вдруг, увидев что-то их заинтересовавшее, они разом вскочили с мест и ринулись к парочке туристов, которые отчаянно щелкали фотоаппаратами направо и налево.
Вовка и Лешка не знали, что думал по поводу этих туристов Никос, но им обоим было очевидно, что это — русские. Трудно даже сразу было сказать, каким образом выделялись их соотечественники из общей пестрой окружающей действительности. Вроде бы и одеты они были точно так же, как и остальные отдыхающие, — кроссовки "Ри-бок", шорты "бермуды", майки "I love Crete" и бейсболки с аналогичными фразами, и снимали окрестности шикарными фотокамерами "Олимпус", и на носу у них красовался фирменный "Рэй Бэн", а вот поди ж ты — сразу было видно, что это не немцы, не англичане, не французы, а наши русские дядечки и тетечки, как говорится "руссо туристе".
Пока ребята размышляли над этой загадкой, Грибков-Майский и Бутяков заговорили с парочкой, достали из черной кожаной папки какие-то бумаги и стали в чем-то убеждать своих новых знакомых.
Если бы Бутяков и Грибков-Майский не стали аферистами, вероятно, им могла бы светить блестящая карьера в стенах ведущих драматических театров страны. По крайней мере, ни Вовка, ни Лешка не смогли бы узнать в них тех прощелыг, которых когда-то показывали по местному тюменскому телевидению. Хороший костюм ладного покроя плотно облегал кряжистую фигуру Бутякова, белоснежность рубашки подчеркивал галстук темного фона с модными "огурцами", а тонкая оправа очков придавала всему облику жулика солидность и некую весомость.
Грибков-Майский разыгрывал несколько иную карту — американскую. Он выглядел со стороны как преуспевающий клерк компании средней руки, служащий, с оптимизмом относящийся к своей жизни и с искренним расположением к клиентам. Вовке даже показалось, что морщинистое лицо Грибкова-Майского разгладилось, а волос на голове стало больше.
Да, искусством перевоплощения тюменские жулики владели не хуже, чем заправские разведчики. Мальчишкам было ужасно интересно узнать, о чем же именно Бутяков и Грибков-Майский беседуют с русскими туристами. Поскольку ни Вовка, ни Лешка не были уверены, что сладкая парочка не видела их в аэропорту, а Бутяков не запомнил их еще с тех пор, как "оштрафовал" в автобусе, приходилось действовать осторожно. Тем не менее, Вовка подобрался поближе к жутко старинной, сохранившейся еще с венецианских времен стене, из которой через голову льва на улицу брызгала струя воды.
Вовка, усиленно изображая муки жажды, подошел к фонтану и принялся пить. Ему казалось, что выхлестал он уже воды в два раза больше своего веса, но ничего связного из разговора интересующих его личностей уловить не смог. Сквозь шум и гомон, издаваемый воркующими голубями, беседующими посетителями местных кабачков и отдаленных рыков мотоциклетных моторов до него долетали лишь обрывки слов и фраз:
— …лов… замечатель… конечно, согласны… зательно… автра…
И хотя по отдельным звукам можно было догадаться о значении тех или иных слов, смысл беседы остался для него тайной. Отдуваясь, Вовка промокнул водой рубашку на плечах, чтобы хоть как-то остудить тело, и вернулся к Лешке и Никосу.
— Ни черта не слышно, — пожаловался он, — надо ближе подойти.
— Давайте я это сделаю, — предложил Никос.
— А что, — обрадовался Лешка, — это идея. Его-то они уж никак видеть не могли. Тем более, вряд ли они будут опасаться, если рядом вертится греческий мальчишка, который, конечно, по-русски ни бельмеса не знает.
Но тем временем Бутяков и Грибков-Майский, записав что-то себе в блокноты, взяли у туристов несколько купюр, издалека похожих на доллары, и, нежно распрощавшись с земляками, уселись за свой столик в открытой таверне.
Мальчишкам пришлось рассредоточиться. Лешка ходил по местной открытой лавочке и принюхивался к специям. Вовка зашел в одежный магазинчик и, перебирая на плечиках майки, через окно искоса поглядывал за объектом их слежки. А Никос, будто кого-то поджидая, сел на бордюр и, подперев ладонями подбородок, вроде бы задумался.
Ждать Никосу пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как со стороны порта появилась очередная парочка русских туристов. Первым делом их, конечно же, выдавали с головой яркие зеленые и синие майки с вышитым поперек груди незамысловатым лозунгом "I love Crete". Козырьки бейсболок прикрывали обгоревшие на непривычном солнце лица. Любопытство, с которым они осматривались кругом, говорило о том, что они появились здесь недавно, а соблазнительно оттопыренный задний карман джинсов мужчины свидетельствовал о том, что не все еще карманные расходы были произведены.
Бутяков и Грибков-Майский, как два истребителя, заходящих на цель, оторвались от своих мягких стульев и взяли парочку в клещи. Им удалось не только разговорить вновь прибывших, но и усадить рядом с собой за столик.
В это время Никос, весьма натурально зевая и потягиваясь, встал и, будто бездомный пес, который не знает, где бы ему получше приткнуться, чтобы жгучие лучи солнца не доставали его, прошелся по маленькой площади и снова уселся на бордюр — в двух шагах от того самого столика, где Грибков-Майский и Бутяков обрабатывали туристов.
Жулики согласованно, дуэтом, пели что-то свое отработанное, женщина внимала им с широко раскрытыми глазами, мужчина потягивал холодное пиво и рассеянно кивал. Чувствовалось, что тема беседы его вовсе не интересовала. Закончился этот разговор тем же, что и предыдущий. Бутяков пометил что-то в своем блокноте, Грибков-Майский забрал доллары у мужчины — тот расстался со своими деньгами с явной неохотой, — и весело воркующая женщина тут же увлекла своего спутника в заманчивые лабиринты веселого квартала Рефимно.
Чтобы не навлекать лишних подозрений, Никос подошел к Вовке и Лешке не сразу, а сделав широкий крюк через параллельную улицу.
— Ну что? — набросились на него друзья, как только они оказались вне поля зрения Бутякова и Грибкова-Майского.
— Странно, — совсем по-русски почесал в затылке Никос. — Похоже, что эти господа осуществляют туристическую акцию по обслуживанию.
— Не понял, — тряхнул головой Лешка. — Ты, Никос, всегда так витиевато выражаешься, что я не всегда въезжаю.
— Куда въезжаешь? — недоуменно поднял глаза Никос. — Вы что здесь — на машине?
— Да нет, — поморщился Вовка. — Ты, Лешка, давай с ним на литературном языке говори. Как в школе учили. Он же нашего сленга не понимает. Короче говоря, ты, Никос, лучше передай, о чем они там говорили, наверное, нам понятнее будет.
— У них разговор вокруг Кносского дворца шел.
Вовка и Лешка кивнули. О Кносском дворце, одном из немногих уцелевших архитектурных сооружений минойской цивилизации IV века до нашей эры, они были наслышаны, даже видели его фотографии в учебнике истории.
— Ну так вот, — продолжал Никос, — господин, ну тот, который с толстым лицом, рассказывал, что они имеют честь представлять греческую туристическую фирму, которая организует посещение этого архитектурного памятника. Женщина слушала, восторгалась и задавала разные уточняющие вопросы — как их туда повезут, когда, во сколько, что покажут.
— А мужчина?
— Ну, тот был не особо доволен. Что-то бурчал вроде того, что на развалины он уже насмотрелся. Но тот господин, который худой, лысоватый, принялся так красочно расписывать экскурсию, что мужчина поскорее согласился на поездку в Кносский дворец, поскольку толстый господин еще намекнул, что на следующий день они могут организовать для этой пары специальное фотосафари по Южному Криту.
— Ловко работают, — цыкнул зубом Вовка. — Ишь, на психологию давят. Мужик-то, чтобы два раза не платить, поскорее выложил деньги за одну экскурсию, и смылся. Ему и невдомек, что его к этому подтолкнули.
— Да, — согласился Никос. — Я, правда, не видел, но слышал, что мужчина передавал худощавому господину сто долларов. Они договорились о месте, где завтра их будет ждать автобус, и разошлись.
— Слушай, — прищурился Лешка в сторону симпатичного домика так, будто приценивался, сколько миллионов долларов он мог бы за него отвалить. — А может, они и правда сюда приехали работать? Ну, завязали со своим рецидивистским прошлым. Начали, так сказать, новую жизнь.
— Не знаю, — засомневался Вовка, — вряд ли. Они же, когда на вопросы таможенника отвечали, "цель визита" какая была? Правильно, отдых. А это что? Это работа, бизнес, извлечение прибыли. Вот скажи, Никос, у вас тут легко на работу устроиться?
— С работой тут беда, — пожаловался Никос. — Чужим здесь тем более работать не дают. Все делается скрипуче.
— Со скрипом, наверное, — поправил Никоса Лешка.
— Да-да, со скрипом. Здесь же основная работа — сезон. С мая по октябрь. Потом туристы покидают остров, и остается жить на средства, накопленные летом. Поэтому здесь либо семейные магазинчики, где своим дают зарплату побольше, либо можно наняться, если ты местный житель, на время. Но тогда платят, конечно, не по-своячески.
— Не по-свойски.
— Не по-свойски. Для того, чтобы получить разрешение, надо много пройти согласований. Но у нас, например, есть семейная фирма, — с гордостью сообщил Никос. — У моего дяди здесь недалеко недавно открылся ювелирный магазин. И скоро, может быть, будет еще один — в Ханье.
— Здорово, — восхитился Лешка.
— Да ты, брат, — хлопнул Никоса по худенькому плечу Вовка, — никак капиталист. Наследник капитала.
Никос смущенно заулыбался.
— Слушайте, а мы не заболтались? — покосился Лешка на часы. — Никос, мы за десять минут до Фортеццы дошлепать успеем?
— Надо поторопиться, — Никос развернулся и повел ребят новым путем, какими-то переулками к крепости.
Расставшись на углу, у сувенирной лавки, сыщики договорились, что Никос постарается за вечер достать маленькую саперную лопатку, чтобы можно было провести раскопки, достать из земли саблю и оставить с носом Бутякова вместе с Грибковым-Майским.
К счастью, когда Вовка и Лешка поднялись к крепости, еще не все их одноклассники собрались у выхода. Вслед за ними подтянулись разомлевшие от жары Шизгара с облупленным носом и заново подмазанная Мальвина. Недоставало лишь Доктора Пилюлькина и Центнера.
Больше всех по этому поводу нервничал Купец, который тревожился, что пушные магазины вот-вот закроются.
Ольга Васильевна тоже была не на шутку встревожена отсутствием двух не самых дисциплинированных в ее классе учеников.
— Куда они могли запропасть? — причитала она, то и дело поглядывая в сторону крепости.
Наконец Купец не выдержал, подошел к классной руководительнице и то ли попросил, то ли потребовал:
— Ольга Васильевна, разрешите их поискать?
— Ну иди, — развела руками классная. — Только смотри сам не потеряйся. Чтоб через десять минут был здесь.
— Буду через семь, как штык, не беспокойтесь, — пообещал Купец и, решительно сжав кулаки, вошел в Фортеццу с видом завоевателя, имеющего намерение найти двух славных защитников крепости Пилюлькина и Центнера и прилюдно посадить их на кол за полное равнодушие к его, купеческим, шубно-пушным проблемам.
Вовка и Лешка ринулись вслед за Купцом: это был случай еще разок взглянуть на траншею, через которую они собирались выкапывать клад. Ольга Васильевна не возражала: втроем у ребят было меньше шансов потеряться.
Обходя крепость по периметру, Вовка с Лешкой кинули взгляд на интересующее их место. Похоже, никого здесь сегодня не было и никто не производил археологических раскопок.
Своих одноклассников Купец, Вовка и Лешка обнаружили в реставрируемой мечети святого Ибрагима. Доктор Пилюлькин, в съехавших набок очках, сладко спал, прикорнув "на минутку" в прохладном уголке. Центнер же улегся на сиесту со всем комфортом, раскинувшись на каких-то тюках с паклей. Рот Центнера был приоткрыт, уголки губ приподняты вверх. Чувствовалось, что, по крайней мере, сейчас, во сне, судьбой своей Центнер доволен. Может быть, ему снился "аэрофлотовский" обед, может быть, разносолы Стафиса. Но Купца это интересовало мало. Он схватил Центнера за грудки и стал трясти того, будто пытаясь высыпать наружу его нехилые внутренности вместе со снами.
Заслышав возню, Доктор Пилюлькин приоткрыл один глаз, поправил очки и невпопад сказал:
— А что, уже вечер? На ужин пора?
— У всех у вас одно на уме, — буркнул Купец, тыча кулаком в спину Центнера и подгоняя его к выходу. — Нажраться и спать. Все вы какие-то… не гомо, не сапиенсы.
— Да чо случилось-то? — сквозь упрямую зевоту отбивался Центнер. — Ну, подумаешь, покемарили полчасика. Так ведь вон жарища какая стоит. Тут не то что в мечети, на ходу уснешь.
Наконец класс оказался в полном сборе, и Мурашка, пересчитав юных туристов по головам, повела их на осмотр торгово-промышленных и мелкокустарных достопримечательностей Рефимно. Ухо ей приходилось держать востро: то девчонки надолго застревали у витрин, обозревая короткие, прозрачные до неприличия платьица, то Купец изучал цены и лихорадочно пересчитывал их в доллары, а потом в рубли, то Томат вдруг решил "прикупить пленочки для фотоаппаратика, поскольку предыдущая уже екнулась".
Так как экскурсия по городу проходила вокруг того самого пресловутого пятачка, где брызгал венецианский фонтан и работали Бутяков с Грибковым-Майским, Вовка и Лешка опять наткнулись на Никоса, но подходить к нему не стали, лишь исподтишка сделав приветственный знак.
Однако Никос, улучив момент, сам подобрался к Вовке и Лешке поближе и, пока Мурашка вместе с девчонками шерстила один из одежных магазинчиков, успел им шепнуть:
— Господа, которыми вы интересуетесь, имели разговор еще с тремя туристами. Но когда шел наряд полиции, они к туристам подходить не стали, выждали, а потом, посовещавшись, и вовсе ушли.
— Да, жалко, что мы не смогли за ними проследить, чтоб их явку вычислить, — кусал губы Вовка. — Так бы нам было легче за этими жуликами следить. Чувствую, натворят они тут дел.
— Что такое "явка"? — шепотом, глядя в сторону, спросил Никос.
— Место, где собираются тайно, — шепнул в ответ Лешка.
— Я не знаю, где у них явка, но квартиру они снимают на улице Катечаки. Это даже не квартира, а скорее комната на втором этаже, но со своим входом и ключом. Они вошли туда, я их прождал десять минут, но они не появлялись. Увидел вас, решил рассказать.
— Ты, Никос, молоток, — похвалил парня Вовка.
— В каком смысле?
— Ах ты, черт, — выразительно стукнул себя кулаком по лбу Вовка, — я ж все время забываю, что с тобой по-человечески объясняться нельзя. Ну, в общем, молодец, продолжай в том же духе. Понаблюдать бы за этой парочкой вечером…
— Я этим займусь, не волнуйтесь, — успокоил ребят Никос. — Вы, главное, имейте сюда визит завтра днем. А лучше, — задумчиво добавил он, — вечером.
— Почему именно вечером? — решил уточнить Лешка.
— Пока рано говорить, — туманно ответил Никос, не спеша открывать свои карты. — Придете, там посмотрим.
Обратный путь в "становище", как выразился Бим-Бом, прошел в приподнятом настроении. Купец показывал сидевшему рядом Кащею накупленные по дешевке золотые кольца и цепочки с греческим орнаментом и уверял, что на этом деле он получит как минимум двести процентов прибыли — когда толкнет все это добро в Тюмени. Осторожный Кащей сомневался, удастся ли Купцу провезти все это через границу беспошлинно.
— Я об этом, брат, подумал, — усмехнулся Купец и покровительственно похлопал Кащея по плечу. — Девушки у нас в классе зачем? Чтоб их за косы дергать, контрольные списывать и на танцах динамить? Нет, брат! Каждая по колечку наденет, по цепочке там — ни у кого вопросов и не возникнет. Неужто откажутся помочь товарищу? — весело подмигнул он Кащею.
Вероятно, Купец не ошибался, поскольку и девочки пребывали в хорошем расположении духа. Они весело щебетали, обсуждая свои новые наряды, меняясь свежеприобретенной косметикой, прикидывая на себя то топик, то шейный платок.
Вовка и Лешка, уже не обращая внимания на пролетающие за окном критские пейзажи, соображали — как бы им опять сбрызнуть в город этим или следующим вечером. Ладони Вовки и Лешки так и горели. Черенок лопаты сам просился в руки. А страх, что их опередят гориллообразный Бутяков и его друг Шимпанзе-Майский, просто разрывал душу на мелкие кусочки с силой осколочного снаряда.
Вечер у Вовки и Лешки прошел спокойно. Выйдя с набитыми животами из заведения Стафиса, они послонялись по территории отеля, разведали несколько бассейнов с разной глубиной — от семидесяти пяти сантиметров для малышни до двух с половиной для более взрослых представителей человечества, подивились на зонтики в виде крыш маленьких хижинок, поглазели на небо и, успокоенные, отправились на боковую.
На улице ветер крепчал, и море было неспокойным. Лешка и Вовка бухнулись в постели, но сон, как назло, слетел спугнутой птицей, и ребята так и остались лежать, уставившись в темноту. Порывы ветра ударяли в дверь, та цокала язычком замка, будто отказываясь пускать непрошеного посетителя. Море с каждой минутой ворчало все сильнее, и удары волн о скалы вскоре стали напоминать отзвуки отдаленных орудийных залпов.
— Слушай, Вовк, — наконец решился нарушить молчание Лешка, — а если мы клад найдем, ты чего с ним делать будешь?
Вовка вспомнил, что о том же самом говорили в свое время Том Сойер и Гек Финн, и один из них выразил желание жениться. Ответ Тома Сойера так и вертелся у Вовки на языке, но это была все-таки несусветная глупость, которую может сморозить литературный герой, но не нормальный пацан.
— Не знаю, — пробормотал Вовка. — Компьютер куплю навороченный.
— Ну, компьютер. А дальше что?
— А что — думаешь, деньги еще останутся? — заинтересовался Вовка.
— Ну-у, не знаю, — протянул в сомнении Лешка. — Думаю, да. Все-таки на сабле были драгоценные камни, да еще какие! А они, сам понимаешь, от лежания в земле не портятся.
— Интересно, какие у них тут законы насчет кладоискателей? У нас в стране, кажется, четверть стоимости клада отдают.
— Да, было бы неплохо, — согласился с такой трактовкой дележа Лешка. — Я б тогда тоже себе компьютер навороченный купил. А потом… Потом…
Ребята лежали, закинув руки за голову, и напряженно размышляли. Кажется, что когда нет денег, тебе нужно и то, и это, причем срочно. А теперь, когда вопрос обогащения мог решиться в ближайшие дни, выяснилось, что трудно даже придумать, куда можно потратить такую кучу денег. Ну не джип "Чероки" же покупать!
Хоть и не советует народная мудрость делить шкуру неубитого медведя, Вовка и Лешка стали воображать себе телевизоры со сверхплоскими кинескопами, навороченные CD и видеоплейеры, коллекции компакт-дисков и, в мысленном окружении всего этого роскошества, мирно заснули.
Разбудил их настойчивый стук в дверь. Это неумолимая Мурашка сгоняла свой контингент на утреннюю гимнастику. Волей-неволей Вовке и Лешке пришлось облачиться в широкие и длинные до колен шорты "бермуды", которые они иначе, как "трусы", не называли, и плестись на неширокую площадку, выходившую прямо к морю. Туда же приплелись невыспавшиеся после ночного бдения у экрана телевизора Кащей и Бим-Бом и хмурые из-за проигранных ночью партий в карты Томат и Доктор Пилюлькин. Девчонки с потрясающей скоростью уже успели намазаться, поэтому выглядели свежее мужской половины класса, но не радостнее.
Вовка и Лешка, активно сдерживая зевоту, помахали руками и подрыгали ногами, повпитывали морской, насыщенный испарениями йода и соли, воздух, полюбовались на глубокий, бутылочно-зе-леный цвет волн, но никакого прилива бодрости и приподнятого настроения в отличие от уверений Мурашки, что "все это им обеспечено, стоит лишь сделать зарядку", не ощутили. Правда, голод уже давал себя знать, и мысль о горячей чашке кофе с теплыми булочками грела душу и желудок.
Пока ребята и девчонки переодевались, Мурашка убежала в едальное заведение любезничать со Стафисом и готовить столы для своих, как она выражалась, троглодитов.
Вовка и Лешка вальяжной походкой, пробравшись среди шезлонгов и зонтиков, под которыми прилежные немцы впитывали лучи солнца, стоимость которых ими была скрупулезно рассчитана до пфеннига, остановились у подвешенного под пальмой большого термометра и с грустью констатировали, что температура продолжает повышаться.
В прохладном накондиционированном воздухе гостиничного холла они несколько повеселели и даже побежали вниз в ресторан, перепрыгивая через ступеньки. Однако внизу от их резвого настроения не осталось и следа. Одновременно, словно сиамские близнецы, они взглянули через стеклянную дверь и увидели картину, от которой у них, по меткому выражению Бим-Бома, челюсть упала ниже уровня Цельсия.
В холле ресторана, увлеченно о чем-то разговаривая, стояли три персоны. Три ЗНАКОМЫЕ им персоны! Первой была Мурашка, а ее собеседники намозолили ребятам глаза еще вчера. Да-да, это были Бутяков и Грибков-Майский. Они что-то весомо, с расстановочкой, втолковывали Ольге Васильевне, а та лишь кивала в ответ.
У Лешки появилось нехорошее предчувствие. Он оттащил Вовку в сторону, чтобы не стоять в прямой видимости от этих типов, и горячо зашептал ему на ухо:
— Слушай, Вовка, по-моему, они нас вычислили! Они поняли, что мы охотимся за саблей, и сейчас хотят нам помешать! Наверное, рассказывают Мурашке, что мы без спросу в городе были!
— Да откуда они нас знают? — решительно не согласился Вовка. — Могли нас видеть один раз в аэропорту, и меня этот Грибок-Апрельский в библиотеке мог засечь, но в городе-то мы были достаточно осторожны.
— Может быть, мы и их недооцениваем? — продолжал сомневаться Лешка.
— А может, мы себя недооцениваем! — отрезал Вовка. — Я вот что думаю, они скорее всего сюда тоже как представители туристической фирмы приехали. Сейчас Мурашку на экскурсию раскручивать будут — в Кносский дворец. Спорим!
Пока Вовка и Лешка препирались, Бутяков и Грибков-Майский действительно сумели уговорить Ольгу Васильевну оплатить экскурсию в Кносский дворец, которая должна была состояться через два часа. Автобус, по уверению господ Грибкова-Майского и Бутякова, подадут прямо ко входу в отель.
Когда друзья осторожно выглянули, чтобы посмотреть, как протекает беседа Мурашки и двух "операторов турагентств", тех уже и след простыл. Они всучили классной руководительнице квитанцию со смазанной печатью и помчались окручивать очередных клиентов.
— Жулики они, жулики, нутром чую! — бил себя в грудь Вовка.
Тут их увидела Ольга Васильевна и поманила пальцем.
— Предупредите всех, — сказала она, — после завтрака никуда не пропадать. Через два часа мы едем на экскурсию в Кносский дворец.
— В Кносский дворец? Тот самый? Вот здорово! — обрадовался Лешка и исподтишка подмигнул Вовке.
Когда Мурашка отошла в сторонку, Лешка, намазывая себе ломоть масла на кусочек хлебца, довольно изрек:
— Через два часа мы точно узнаем — чем здесь эти типы занимаются! Жулики они или нет. Правда, это нам будет стоить энное количество баксов, которое Мурашка отдала за класс. Но кто не играет, тот не выигрывает.
Выдавшиеся два часа друзья решили использовать для дела — разработать план дальнейших действий. Вначале они, конечно, как следует набили животы всяческими деликатесами, а потом, отдуваясь, сидели на пристани и метали в волны попавшиеся под руку камешки.
— Порядок действий должен быть таким: мы сегодня вечером прокрадываемся в Фортеццу. Никос проносит саперную лопатку. Мы прорываем ход, если ничего не находим, закрываем дыру камнем, по рецепту наших земляков промазываем стыки зубной пастой с пылью.
— А землю куда будем девать?
— Да, надо запастись целлофановыми пакетами, — тут же нашел выход из положения Вовка. — Я видел — там, за зданием, тележка стоит уборщиков, а в ней — пакеты. Надо будет свистнуть десяток. Авось не обеднеют. Да, и у нас в номере есть пара пакетов. Они нас потом их отдавать, интересно, не заставят? — задумался Вовка.
— Нет, — заверил его Лешка. — По-моему, это для того, чтобы мы в эти пакеты складывали грязную одежду. Они ее постирают и погладят.
— Вот, блин, капитализм какой. Прямо как дома, — восхитился критским сервисом Вовка.
— Да, только дома за это платить не надо, — хмыкнул Лешка и швырнул очередной камешек в воду.
— Да, — тем же тоном возразил ему Вовка, — зато дома и сабли не валяются.
Рассмеявшись, друзья решили, что они уже достаточно времени уделили пищеварению и укреплению легочной системы, и двинулись за полиэтиленовыми пакетами.
Пока Лешка стоял на стреме, Вовка, оглядевшись, с замиранием сердца, отлистал несколько тонких полиэтиленовых пакетов и спрятал их за пазуху. Не успели они отойти от тележки и десяти шагов, как из номера вынырнула девушка, которая занималась уборкой помещения, и покатила свою тележку к следующему бунгало. Похоже, она не заметила пропажи, и Лешка с Вовкой искренне надеялись, что за исчезновение копеечных пакетов с нее строго не спросят, а может, и вовсе никто этого не заметит.
Ровно к назначенному времени Мурашка согнала "общество на водах" на экскурсию. Однако только Вовка и Лешка почти достоверно знали, что никакой поездки не будет, потому вечер выдастся у них свободный. Прождав сорок минут, Мурашка и сама догадалась — в чем дело, извинилась перед классом и распустила всех по месту жительства, предупредив, что в случае внезапного возникновения автобуса все должны быть в пределах досягаемости. Сама она в расстроенных чувствах ушла к себе в номер, а Лешка и Вовка, переглянувшись, скользнули в сторону и через пять минут были на остановке.
Светиться им здесь ох как не хотелось! Но другого выхода не было — не пилить же в Рефимно два часа пешком.
Наконец среди череды туристических автобусов, принадлежащих разным компаниям, появился и рейсовый. Он притормозил около ребят на какую-то долю секунды, будто и вовсе не хотел останавливаться, слизнул новых пассажиров и тут же, разрезая корпусом воздух, полетел дальше.
Отсчитав очередные драхмы, ребята оккупировали кресла и принялись баловаться кнопками на подлокотниках, изменяя наклон спинки. Надо же было, в конце концов, им чем-то заняться до встречи с Никосом. Не осматривать же окрестности, которые порядком намозолили глаза. Однако вскоре беззаботное настроение у мальчишек пропало, потому что они сообразили, что едут не той дорогой, которой добирались в город, раньше. Автобус вынес их на вершину какой-то горы, с которой открывался вид на Рефимно. Каждое зданьице, домик, гостиница с архитектурными прибамбасами прорисовывались в хрустально-чистом воздухе с необыкновенной четкостью. Будто бабушка рядом с внуками над городом возвышалась Фортецца. Море было похоже на огромную открытую банку леденцов. Пятна на воде — то розоватые, то фиолетовые, то лиловые — объяснялись тем, что глубина моря у берега была разной, а значит, и солнечный свет по-разному преломлялся о воду, создавая причудливую калейдоскопичную картину.
Однако ребятам было не до красот. Они испугались, что водитель забыл об их существовании и умчит сейчас их на другой конец острова, вернуться откуда у них не хватит ни времени, ни денег.
Вовка рысью подбежал к водителю и на каком-то диком английском стал объяснять, что им нужно в Рефимно. Грек, лихо вписавшись в очередной поворот и посигналив знакомой девушке, выставил ладонь в сторону Вовки: мол, парень, будет тебе и Рефимно, будут и калачи. Вовка и Лешка правильно поняли этот успокаивающий интернациональный жест и снова уселись на свои места. Вскоре автобус нырнул в дебри города. А поскольку Вовка и Лешка наблюдали его панораму сверху, то сориентироваться им было теперь гораздо легче.
Поплутав по улочкам минут двадцать, они наконец вышли на знакомое место и вскоре уже здоровались с Никосом. Тот буквально приплясывал от возбуждения, и Вовке с Лешкой стало ясно, что Никосу не терпится поделиться какими-то важными новостями.
— Наши господа, — затараторил он, едва они присели на корточки у какой-то стены, — вчера вечером сделали вылазку в Фортеццу.
— Как? — не понял Вовка. — Она же к тому времени должна была быть закрыта.
— Закрыта-то она закрыта, но там, естественно, не один ход, — пояснил словоохотливый Никос. — Они прошли через частный сектор. Там есть дома, которые примыкают к стене, и в некоторых местах можно, с риском, конечно, но перелезть в крепость.
— Ну что ж, — у Вовки загорелись глаза, — это нам тоже на руку. Чтобы пошуровать там спокойненько.
— Да кто его знает, — возразил осторожный Лешка, — вдруг у них по вечерам обходы бывают.
— Ну так что, что они там делали? — набросились друзья на Никоса, будто не они его перебили, а он сам замешкался.
— Точно не знаю, — извиняющимся тоном ответил Никос. — Но они прошли к тому самому месту, которое интересует и нас.
— Рыли что-нибудь? — ревниво спросил Вовка.
— Лопат я у них в руках не заметил. И с собой они, кажется, ничего не выносили. Они, правда, были не в костюмах, а оба в джинсах и в майках. Пробыли они там недолго, минут десять-пятнадцать. Я старался найти самую высокую точку, чтобы сверху увидеть, каким делом они там занимаются, но мне это не удалось.
— Чего-то нашурудили, — недовольным голосом, будто Грибков-Майский и Бутяков шарили в его холодильнике, пробурчал Вовка. — Надо пойти проверить — копали они там или не копали.
— Вот мы, кстати, добыли тут… — Лешка достал из-под майки ворох полиэтиленовых пакетов.
— Это зачем? — не понял Никос.
— Как зачем? Землю же не будешь ссыпать там, где копаешь. Сразу будет видно — она же сырая.
— Да, я об этом не подумал, — признался Никос.
— А лопату, лопату ты достал?
— Достал.
Никос отошел в сторонку, туда, где стояли баки с мусором, и вытянул оттуда не новую, но вполне пригодную для копания саперную лопатку.
Прикладывая ко лбу холодную, запотевшую бутылку кока-колы, только что выуженную за триста драхм из холодильника местного мелкого торговца, Лешка шел вдоль улицы и пыхтел:
— Ну и жарень. И как люди здесь круглый год выдерживают без зимы? Вон Никос рассказывал, если у них температура опускается до плюс пяти, так дети вообще в школу не ходят — считается, страшно холодно, чуть ли не ледниковый период. Конечно, любому тюменцу, который решит тут провести больше двух недель, настанет самый натуральный крантик.
Однако Вовка, на которого жара действовала не так сильно, смотрел на окружающую действительность более оптимистично. Конечно, и у него под ложечкой посасывало от волнения и страха. Все-таки то, что они собирались сделать сегодня, было не совсем законно. И полбеды бы, если бы они производили раскопки где-нибудь у себя в Тюмени или здесь в каком-нибудь другом месте, а не в Фортецце. Все-таки архитектурный памятник и наверняка, как выражаются в России, "охраняется государством". Впрочем, вздумай Вовка и Лешка рыть в каком угодно другом месте Крита, неприятности им были бы обеспечены, поскольку, как помнили ребята из рассказа экскурсовода, весь остров давным-давно перешел в частные руки, и каждый холмик, каждая гора, дорожка, тропинка, речка, водопадик здесь уже принадлежали кому-то и охранялись со строгостью, свойственной капиталистической действительности.
Вовка с Лешкой уже достаточно освоили старый город и направились к Фортецце, уже не оглядываясь поминутно на Никоса. Тот, семеня рядом с решительно и по-медвежьи тяжело шагавшими Вовкой и Лешкой, забрасывал их вопросами о российской жизни.
— А дискотеки у вас там бывают?
— А как же, — важно ответил Вовка, решив представить свою родину в наиболее благоприятном свете, — и ночные клубы, и все такое прочее.
— А какую музыку предпочитают?
Лешка скривился:
— Так, дрянь всякую. Где-то рейв, где-то наших певичек-звездочек.
— Или звездунов, — в сердцах добавил Вовка, который тоже не был поклонником отечественной поп-эстрады, зато с большим удовольствием слушал "Металлику", "Роллинг Стоунз" и "Дип Перпл".
Лешка, правда, увлечения друга не разделял: его страстью был рэп. Даже странно — откуда в глубине России, в Сибири у школьников и даже студентов появлялась необъяснимая тяга к музыке, которую сочиняли и исполняли жители Южного Бронкса и Гарлема. Почему проблемы афро-американцев, которые пели о притеснении их белыми и о том, с каким удовольствием они бы поотрывали этим самым белым все их плохо болтающиеся конечности, так трогали российские души, — непонятно. Но факт оставался фактом. В Тюмени слушали "Оникс" и другую музыку, где, по образному выражению одного критика, "люди говорят там, где должны были бы петь, в отличие от оперы, где люди поют там, где должны были бы говорить".
— А у нас очень уважают народную музыку, — поделился Никос.
Однако с каким бы жаром в глазах Никос ни доказывал крутость бузуки, сиртаки и ламбетики, названия этих стилей Вовке и Лешке ничего не говорили.
— Да, — вдруг спохватился Никос, — а что у вас в России думают о Леонардо Ди Каприо?
Вовка и Лешка скрипнули зубами.
— Мусик-пусик, — процедил Лешка, давая понять, что этой краткой характеристикой можно завершить разговор о знаменитом на весь мир молодом актере.
С тех пор как "мусик-пусик" сыграл главные роли в фильмах "Ромео и Джульетта", "Титаник" и "Человек в железной маске", он стал кумиром миллионов девчонок, которые глаз не могли сомкнуть, чтобы не посмотреть перед сном на постер любимого Левочки. Соответственно, вся мужская половина люто возненавидела "симпапулечку", что было одинаково характерно как для Сибири, так и для Крита.
Выяснив, что у него с русскими ребятами есть точки соприкосновения даже в неприязни, Никос еще больше повеселел. А вообще, как заметили Вовка и Лешка, критянам, несмотря на всю их тяжелую, полную войн, восстаний, осад и сражений, историю, было свойственно веселое расположение духа и своеобразный пофигистско-благожелательный, сдобренный чувством собственного достоинства, подход к жизни вообще и к туристам, которые их кормили, в частности.
Помахивая своей лопаткой, будто дама ридикюльчиком, Никос показал русским друзьям еще один короткий сквозной ход, и вся компания оказалась в непосредственной близости от цели своего путешествия.
Честно говоря, платить в очередной раз за очень недешевые входные билеты ребятам было в лом, и они, посовещавшись, решили рискнуть — проникнуть на территорию "архитектурной жемчужины Рефимно" зайцами. Никос повертел направо и налево головой, не заметив никаких подозрительных местных жителей, юркнул в неприметную кали-точку частного дома и знаками показал, чтобы друзья как можно быстрее следовали за ним. Поскольку в доме не наблюдалось никакого движения, Никос, прижимаясь к стенке первого этажа, где не было окон, быстро двинулся вдоль кадушек с какими-то экзотическими цветами и маленькими, недавно проклюнувшимися пальмочками, к каменной лестнице, которая вела на веранду второго этажа. Поскольку застройка в этом месте города была достаточно плотная, дом примыкал почти что к самой стене Фортеццы.
Никос бесшумно пересек веранду, забрался на поручень и оттуда легко перепрыгнул на крепостную стену. Хоть и не без опаски, но Вовке и Лешке пришлось проделать тот же самый маневр. К счастью, в их руках не было лопаты, и поэтому соскочить им было проще, чем Никосу.
Еще раз хорошенько оглядевшись, чтобы не напороться на местную охрану, ребята скользнули вдоль стены в кедровую рощицу и зашагали к нужному им месту.
— Между прочим, — небрежно обронил Никос, — тот дом, через который мы сейчас проникли в Фортеццу, сдает комнаты внаем для туристов. И знаете, кто там сейчас снимает жилье? Ваши тюменские знакомые, господа Бутякофф и Грибникоф… Грибковский…
— Грибков-Майский, — с изумлением глядя на Никоса, подсказал Вовка.
Ну и рисковый же парень этот Никос! От одной только мысли, что, выскочив на веранду, он мог ткнуться головой в толстый живот Бутякова, которому бы вдруг вздумалось выйти размять конечности, у Вовки на лбу выступила холодная испарина.
Чтобы Никос не подумал, что он испугался, Вовка смахнул пот рукой и пожаловался:
— Печет, как в микроволновке.
— Это даже очень замечательно, — улыбнулся ничуть не страдающий от тридцатипятиградусной температуры Никос. — Зато вся охрана Фортеццы будет сидеть в арке: там прохладно и сквознячок. Можем работать спокойно.
К несчастью для юных тюменцев, кедровая рощица, отбрасывающая хотя и довольно жидкую, но спасительную тень, кончилась, и им пришлось выходить в дрожащее, будто расплавленное стекло, марево, разлившееся над желтой, высушенной солнцем территорией Фортеццы. Рысцой, чтобы не маячить на фоне вылинявшего неба, кладоискатели проскочили стену и спрыгнули в тот самый ров, где им предстояло вести несанкционированные археологические раскопки.
Пока Никос расчехлял свою лопату, Вовка подобрал с земли щепочку и принялся отколупывать засохшую зубную пасту вокруг нужного им камня.
— Как же мы обратно будем его маскировать? — нахмурился Лешка, глядя на решительные Вовкины действия.
— Не боись, — тот похлопал себя по карману. — Зубная паста "Колгейт" всегда со мной. Вдруг судьба забросит меня в дебри Амазонки? Представляешь, утром проснусь среди визга обезьян и рева каких-нибудь анаконд, а зубы почистить не смогу. Вот ведь трагедия, а?!
Наконец камень был очищен от своеобразной мастики, которой заполняли швы Бутяков и Грибков-Майский. Вся сковырнутая паста была аккуратно собрана и выброшена вон с крепостной стены. Никос поддел лопатой камень, и тот легко вывалился из кладки.
— Ну вот, сейчас здесь и начнем копать, — наклонился над дырой Вовка. — Леш, готовь полиэтиленовые пакеты. Никос, давай…
На этом Вовка осекся.
— Ребят, гляньте-ка, — прохрипел он, показывая пальцем в темное отверстие. — Или у меня глюки, или…
Никос и Лешка наклонились над дырой. Там был оборудован неглубокий, но аккуратный тайничок, а в нем, в самом обыкновенном прозрачном белом полиэтиленовом пакете, какие обычно выдают в супермаркетах, чтобы сложить туда покупку, лежали пачки… Пачки долларов, стянутых резинкой!
— Вот это да, — присвистнул Лешка и потянулся было рукой, чтобы вытащить на свет Божий найденные сокровища.
— Подожди! — схватил его за руку Вовка. — Думаешь, что это Улуч-Али здесь случайно пакетик обронил? Теперь понятно, почему два этих чудика тут ошивались. Они, понимаешь ли, не на отдых сюда приехали, а на самую что ни на есть настоящую работу. Сшибают по сто баксов с русских туристов — лохов, которые здесь впервые и не знают местных порядков. Ну помнишь, типа нашей несостоявшейся экскурсии. А поскольку в банк эти деньги нести им не с руки, вот они себе под боком и оборудовали тайничок. У себя на квартире прятать не стали. Ушлые, мерзавцы! Накроет их полиция, а денежки-то где? Денежки тю-тю. Соответственно, и лишние улики скрыты.
— Все-таки посмотреть очень хочется, — жадно пожирал глазами пачки стодолларовых купюр Лешка.
— Давай вначале внимательно глянем — нет ли тут каких-нибудь ловушек?
— Каких ловушек? — не понял Никос. — Тех, что у египетских фараонов в пирамидах были?
— Нет, — отмахнулся Лешка. — Они могли тут волосок прикрепить или как-нибудь по-особому что-то положить, чтоб сразу потом понять — трогал их закладку кто-то или нет.
— Стоп-стоп-стоп! — Вовка вдруг присел прямо на землю и схватился за голову. — Я же, когда эту мастику вокруг камня вычищал, заметил: в левом углу там спичка стояла! Точно!
— С какой головкой? — Лешка тут же смекнул, о чем идет речь. — С коричневой или зеленой?
— Зеленой! — Вовка готов был рвать на себе волосы. — Вот черт, если мы не успеем сейчас все сделать как было, они ж сразу догадаются, что здесь кто-то порылся!
— Я думаю, надо немедленно делать заявление в полицию, — безапелляционно заявил Никос. — А спички, кстати, у меня есть, — он вынул из кармана коробок.
— Ну-ка, покажь, — потребовал Вовка, открыл коробок и облегченно вздохнул. — Зеленые головки! Одной нам будет вполне достаточно.
— Сколько же тут баксов? — снова наклонился над дырой Лешка. — Штук триста, наверное, будет.
— Пересчитывать не будем, а то оставим еще свои отпечатки пальцев, — подозрительно покосился Вовка на полиэтиленовый пакет, завязанный сверху бантиком. — Только вот что я думаю, Никос, в полицию накапать бы, конечно, нужно, поскольку ясное дело, что деньги эти аферюги украли. Только сам посуди — заявим мы сейчас об этом деле, понаедут сюда следователи, прокуроры, оцепят все, опечатают — и не подойдешь. Плакала тогда наша сабля. А мы ведь, между прочим, здесь, на Крите, не живем. Еще три дня — и тю-тю. Улетаем транзитным рейсом.
— Да, это верно, — Никос в сомнении поковырял носком сандалии землю. — А что вы имеете предложить?
— Я вот что имею предложить, — Вовка решительно взял инициативу в руки. — Поскольку эти жулики вряд ли сунутся сюда днем — вероятно, тайничок свой они оборудовали и пользуются им ночью, благо удобно им со своей веранды сюда скакать, — у нас еще полно времени. Деньги эти проклятущие давайте трогать не будем, заделаем их обратно в тайник, а рядом свой камень вынем и начнем копать.
— Ладно, — согласился Лешка. — Только пусть на стреме кто-нибудь стоит.
— Только не я! — выкрикнул Вовка, а Никос открыл было рот, чтобы заявить, что "только не он тоже", однако выражение "стоять на стреме" ему было незнакомо, и поэтому он обратился за разъяснениями к Лешке.
— Ну, смотреть надо, чтобы никто не подходил.
— Ладно, — неохотно согласился Никос, — я первый буду стоять на стреме. Кстати, а почему на нем стоят? "Стрем" — это что? Что-то вроде постаментов, на которых памятники водружают?
Вовка и Лешка хмыкнули:
— Честно говоря, сами не знаем.
— Может, "стрем" — это что-то вроде стремянки?
— Да хватит вам спорить, лингвисты, — протиснулся между друзьями Вовка и опустился на колени. — Тут не болтать, а копать надо.
Остро заточенным лезвием саперной лопатки он принялся отбивать раствор вокруг выбранной им каменюки. Вскоре он устал, и пот широкими пятнами расползся у него по майке. Пыхтящего, красного, как спелый помидор "бычье сердце", Вовку сменил Лешка и с настойчивостью аббата Фариа, пробивающего себе путь к пенсии в толще замка Иф, принялся долбить раствор. Потом Вовка сменил дозорного Никоса, и тому быстрыми и ловкими ударами удалось освободить камень из кладки. Дальнее работа пошла веселее.
Правда, трудиться в траншее было не очень-то удобно, поскольку, во-первых, она была довольно узкой и орудовать лопатой там было не с руки, а во-вторых, всю вынутую землю приходилось аккуратно складывать в пакет, который ребята относили в укромное место форта и через решетку ссыпали в старинный танкер для воды. Поскольку никто этим резервуаром уже давным-давно не пользовался и пользоваться уже не собирался, совесть ребят не мучила, зато следы они заметали чисто.
— Ну все, больше не могу, — Вовка рухнул на землю и принялся обмахиваться бейсболкой. — На сегодня хватит, да и в отель двигать пора, — он с тревогой посмотрел на часы. — Кащей, конечно, гений имитации наших голосов, но и он может запыхаться, бегая туда-сюда между номерами. На сегодня, я думаю, выкопали достаточно. Надо еще дыру как следует заделать.
Да, земли ребята изъяли немало. В образовавшийся тоннельчик уже можно было просунуть руку. Но пока что, увы, ничего, кроме мелких, правда, красивых, но совсем не драгоценных камешков, они не нашли.
Вовка определил отесанный валун на место, подсунул, чтобы он не качался, в пару мест щебня и принялся замазывать стыки зубной пастой. Лешка до этого уже справился с тайником Бутякова и Грибкова-Майского, не забыв проконсультироваться у Вовки — куда и как именно следует воткнуть злосчастную спичку.
Наконец все изыскательно-маскировочные работы были завершены, и Никос подвернувшейся веткой пальмы, оторванной от дерева и занесенной сюда бурей, замел все следы их пребывания в траншее.
На этом, однако, приключения не кончились, поскольку изыскателям еще предстояло выбраться с территории Фортеццы. Проще всего было бы выйти через ворота. Но это было небезопасно, ведь билетер мог вспомнить, что троица никаких билетов не покупала. Из-за страшной жары туристов в крепости что-то не было видно. Спрыгивать же на веранду, где проживали преступники, тоже не хотелось. Однако отступать было некуда, и Вовка, вздохнув, будто перед прыжком с высокой скалы в море, решил:
— Пойдем через веранду.
Когда кладоискатели свесились вниз с того самого участка стены, где они перебирались в Фортеццу, то поняли, что задача их усложняется. Как и в горах, здесь оказалось, что влезть на что-либо легче, чем потом с этого "чего-либо" спуститься. Для того, чтобы запрыгнуть с веранды на крепость, требовалась только смелость, а вот для того, чтобы решиться на прыжок вниз, необходимо было обладать ловкостью и силой Тарзана.
Достаточно широкая площадка стены представляла из себя неплохой участок для приземления. Веранда же, во-первых, была огорожена перильцами, во-вторых, над ней сверху качался на ветру навес. Для того, чтобы попасть на ее пол, необходимо было, разбежавшись, прыгнуть со стены, сгруппироваться в комок и пролететь между перилами и импровизированным парусиновым балдахином.
— Я представляю, как эта верандочка затрясется, — мрачно запророчествовал Лешка, — когда ты, Вов, туда сиганешь.
— Да, — с сомнением поглядел плотный Вовка на достаточно хилую конструкцию веранды. — Но ведь Бутяков как-то сюда прыгал?
— А может, и нет? — пожал плечами Иконников. — Может, у них функцию циркового акробата Грибков-Майский исполняет. По комплекции он вполне подходит — маленький, сухонький.
— Может, и так, — согласился Вовка, — только давайте на что-то решаться, а то засекут нас на стене. И так стоим тут, как три маяка у гавани в атолле.
— Я думаю, надо все это быстро проделать, — с опаской поглядел на закрытые белыми деревянными решетчатыми ставенками окна дома Никос. — Пока они будут разбираться, что к чему, мы успеем убежать.
— Да, хорошо, если на обычную "хулиганку" спишут, — процедил Лешка.
Но делать было нечего. Соскакивать со стены где-либо в другом месте Фортеццы было еще опасней. Во-первых, запросто можно было переломать все кости. Во-вторых, на открытых участках их могли заметить полицейские. Здесь же, как ни крути, была практически идеальная точка для выхода в город, безопасная во всех отношениях, если не считать тех неприятностей, которые могли проистекать от хозяев дома или от их жильцов.
Никос вызвался "лететь" первым и предложил, чтобы вся их экспедиция выстроилась в затылок друг к другу и так же, буквально след в след, совершала прыжки. Произвести операцию нужно было очень шустро: ведь раз попавшись, они рисковали завалить все дело с поиском клинка.
Никос передал лопату Вовке, еще раз на глаз прикинул расстояние, разбежался и, легко сложившись почти вдвое, соскочил на веранду. Хотя стук, конечно, при этом был, но вовсе не такой оглушительный, как представлялось ребятам. Вовка ловко бросил Никосу лопату в чехле, тот поймал ее и тут же ринулся к лестнице.
Вторым десант совершил Вовка, но приземлился он не так удачно, как Никос. Он хлопнулся, будто подброшенный вверх лягушонок, на все четыре конечности, и от этого неудачного соскока веранда дрогнула.
Не теряя времени, Лешка прошипел для храбрости что-то типа "Банзай! Ура! Хенде хох! Вау!", оттолкнулся от стены и взмыл в воздух. Матерчатый край балдахина задел его волосы, но в целом приземление оказалось удачным, вот только веранда почему-то качнулась еще сильнее, чем при Во-вкином падении. На цыпочках Лешка бросился за угол и, уже заворачивая за него, услышал, как в комнате, куда выходили двери с веранды, кто-то завозился и басом прохрипел:
— Гадом буду, Грибок, землетрясение.
— Бутя, линять надо, — ответил заспанный визгливый тенорок. — Ща рухнет тут все к едрене фене!!!
Не удержавшись, Лешка прыснул в кулак и скатился вниз по лестнице, где друзья тут же оттащили его в сторонку. Лешка вкратце пересказал, что ему удалось услышать, и Вовка облегченно вздохнул:
— Надо же, считай, по краю пропасти прошли и не попались. Хорошо еще, что они дрыхли там, а то бы сообразили, что "землетрясение" какое-то странное.
Затаившись за углом обшарпанного дома, друзья выглянули наружу и увидели, как с каменной лестницы кубарем, тряся своими телесами, скатился Бутяков в трусах и одном шлепанце, а вслед за ним ссыпался худой, весь в синих наколках Грибков-Майский. Они ошарашенно смотрели по сторонам, ожидая увидеть последний день Помпеи или извержение вулкана Кракатау. Видно, и до них допели исторические сведения о том, что несколько минойских цивилизаций на Крите были уничтожены землетрясением. Однако дома стояли как стояли, люди ходили как ходили, и никакой вселенской катастрофы вокруг не наблюдалось. Мимо прошли какие-то юные — то ли немецкие, то ли датские — туристки и при виде хмурых, всклокоченных тюменских жуликов прыснули со смеху. Бутяков мрачно почесал щетину и посмотрел на Грибкова-Майского.
— А я чего, Бутя? — развел тот руками. — Ну, век воли не видать, балла четыре было.
— Привыкли они тут к этому, — буркнул Бутяков. — Как в Японии. Там, говорят, тоже по четыре раза на дню землетрясение бывает — и ничего.
Вяло переругиваясь на тему: чья очередь шлепать по жаре за пивом, жулики поднялись к себе наверх, а наблюдавшие за ними сыщики решили отойти подальше от бандитского гнезда, чтобы обсудить дальнейший план действий.
Никос вывел компанию в порт, к небольшой гавани, где на причале впритык стояли несколько катеров и яхт. От воды веяло хоть какой-то прохладой, и Вовка с облегчением плюхнулся на мягкое кресло таверны. Никос, которого семья не баловала карманными деньгами, осторожно присел рядом и предупредил, что просто сидеть здесь нельзя, нужно что-нибудь заказать.
— Не тушуйся. Я плачу, — махнул рукой Вовка. — Не на улице же нам опять разговаривать. А покалякать нам, — окинул он взглядом своих собеседников, — есть о чем.
Не успел Вовка закончить свою тронную речь монарха, решившего облагодетельствовать подданных, как из здания, находящегося через узенький тротуар от столиков, вывернул какой-то небритый хмырь в застиранной синей майке, шлепанцах "прощай, молодость" и мятых брюках. Его липкие глазки оценивающе пробежались по лицам ребят. Хозяин таверны сразу определил, что на бутылку вина эти посетители не раскошелятся, но тем не менее улыбнулся насколько мог приветливо.
— Подозрительный он какой-то, — шепнул Лешка Вовке.
— Омары, омары, — защебетал мужик, — пицца, кока-кола. Йес?
— Не берите у него омаров, — обронил Никос, повернувшись вполоборота с таким видом, будто говорил о какой-то яхте. — Кто его знает, может, они у него тут и несвежие.
Действительно, вид хозяина вызывал у ребят недоумение, потому что все владельцы многочисленных таверн, оккупировавших большую часть побережья города, были либо молодые предупредительные парни в кристально белых рубашках, либо убеленные сединами любезные стариканы, также весьма опрятные и располагающие к себе, чего никак нельзя было сказать об этом мужике.
— Ладно, — решил Вовка, — закажем мороженое. Мороженое — продукт молочный, а молоком отравиться практически нельзя. Просто сил уже нет куда-то идти, — вздохнул он и принялся обмахиваться бейсболкой.
Пока небритый мужичонка бродил где-то в глубине своей харчевни, разыскивая мороженое, Вовка и Лешка, занятые своими мыслями, озирались, вертя головами. Место было романтичное — нечего сказать. Яхты и лодки, покачиваясь на волнах, мягко, будто кошка, прижимающаяся к ноге хозяина, терлись о причал, за столиками негромко переговаривались люди, где-то вдали, навевая мысль о еще более дальних странствиях и увлекательных приключениях, загудел пароход. Однако Никос быстро спустил витающих в местном безоблачном небе Лешку и Вовку на грешную землю.
— Так что ж нам делать с полицией?
— Тяжелый вопрос, — бухнул Вовка, изучая систему крепежа к столу скатерти, которую ветер то и дело норовил сорвать и унести прочь. — С одной стороны, в полицию нельзя обращаться, потому что тогда клинка нам не видать, как счета в швейцарском банке. А с другой стороны, нельзя этих жуликов выпускать из виду.
— Есть идея, — вмешался Лешка, но развить свою мысль не успел, потому что хозяин таверны появился с тремя блюдечками с мороженым и принялся расставлять их на столике. Совершив эту нехитрую операцию, он еще раз общупал ребят глазами, будто шарил у них по карманам, и потребовал плату вперед. Это тоже было что-то новенькое: как успели заметить юные тюменцы, во всех заведениях здесь платили после того, как заказ был с улыбкой принесен, успешно съеден и выпит. Получив свои драхмы, суетливый хозяин таверны тут же будто растворился в воздухе, вскоре возник уже у дверей своего заведения, витрину которого украшала огромная меч-рыба, и взглядом стал просеивать толпу туристов, выбирая жертву побогаче.
— Это Ставракис, — скривил губы в брезгливой улыбке Никос. — Известная негодяйская личность. Мало кто его переваривает. Говорят, во время войны он даже имел сотрудничество с немцами-фашистами.
— Да ну? — изумился Лешка. — Так вот, я что хотел сказать… Придется держать этих Карабасов-Барабасов в поле зрения. Постоянно. Другого выхода, я думаю, нет. — Лешка помешал ложечкой катастрофически тающее мороженое. — Иначе нам и клада не достанется, и еще неприятностей от полиции не оберешься.
— Да, верно, это выход, — оживился Никос, которого, как истинного патриота-критянина, привыкшего доверять местной власти, чрезвычайно тревожила сложившаяся ситуация. — Нам нужно будет установить дежурство и слежку за этими господами.
— Какие они тебе господа! — отмахнулся ложечкой Вовка. — Рецидивисты они, а не господа. Граждане преступнички.
— Это неважно, — рассудительно примирил обе стороны Лешка. — Важно только, чтобы они все время были под нашим присмотром. Правда, как мы в этом деле участвовать будем — не знаю. Я и так боюсь, как бы Мурашка нас не засекла. Заметит ведь, что мы от коллектива отрываемся: купаться не ходим, с ребятами по отелю не лазим, в карты не играем, все в стороне да в стороне от всех…
— Да, это проблема! — Вовка зачерпнул последнюю, уже теплую каплю мороженого и с сожалением облизал остатки с ложечки. — Давай, Никос, что ли, сегодня до вечера ты их попаси, мы смотаемся в гостиницу, отметимся, а после ужина рванем сюда.
— Опасно, — засомневался Лешка.
— Ладно, сделаем проще, — тут же нашелся Вовка. — Рвану сюда я, один послежу за ними ночью. Под утро меня сменит Никос. Ты, Лешка, приедешь после завтрака, а я буду днем отсыпаться. Потом, вечером, тебя снова сменит Никос. Ну, и так далее. Пока клад не найдем.
— Нет, — внес уточнение Никос, — ночью проще дежурить мне, и город я лучше знаю, не заблужусь в темноте. А кто-нибудь из вас пусть сменит меня утром.
Предложенная схема казалась логичной и, хотя несла в себе для юных тюменцев потенциальную опасность быть пойманными с поличным классной руководительницей, все же была единственно приемлемой и возможной.
Прикончив мороженое, Вовка и Лешка заторопились обратно, как они выражались, "в лагерь". Все-таки, хоть Мурашка и потеряла отчасти свою бдительность из-за жаркого солнышка и общей расслабляющей критской атмосферы, могло случиться непоправимое. Их беготню между отелем и городом заметят — и тогда пиши пропало. Ни преступников поймать не удастся, ни клад отрыть.
Когда автобус высадил Вовку и Лешку у отеля, фыркнул сизым облачком дыма и, стремительно набрав скорость, скрылся за поворотом, в душе у Вовки вдруг шевельнулось предчувствие. Еще сам толком не зная, почему, вместо того, чтобы пройти прямо через основное здание отеля к своим домикам, он увлек Лешку налево — туда, где располагались теннисные корты и спортплощадка.
На одном из открытых лужков компания толстеньких немцев и таких же упитанных немок пыталась стрелять из луков в большие мишени.
— Пойдем-ка туда, — потянул Вовка друга к стрелковому полигону.
— Зачем тебе? — не понял Лешка. — Пошли лучше быстрее в бараке объявимся.
— Так надо, послушай меня, — заупрямился Вовка.
Он подошел к греку, который сидел на стульчике под палящим солнцем с каким-то благостным лицом — то ли радовался теплу, то ли от теплового удара ему уже было все равно где сидеть, — и купил у него право пострелять несколько раз по мишеням. Положив квитанцию в карман рубашки, он склонился к уху грека и прошептал:
— We shooting later.
Грек пожал плечами, показывая, что житель отеля, купивший право на выстрел, может воспользоваться им в любое удобное для него время. Лешка, которому страсть как хотелось шибануть в цель парочку-другую стрел, все же задерживаться не стал, а, влекомый Вовкой, которого все сильнее одолевало нехорошее предчувствие, коротким путем, мимо разбросанных там и сям домиков, бассейнов и зеленых насаждений, бросился в родной номер. Однако проскочить незамеченными к себе домой друзьям никак бы не удалось: прямо у входа в их бунгало, скрестив руки на груди, восседала Мурашка собственной персоной.
— Добрый день, Ольга Васильна! — поздоровались с ней мальчишки и как ни в чем не бывало принялись отпирать дверь.
— Кому как, — зловеще ответила Мурашка. — Вы где, Казаков и Иконников, шляетесь?
— В каком смысле — где? — честными глазами Белоснежки посмотрел на классную Вовка. — Здесь ходим, развлекаемся, купаемся.
С тем, что ребята и девчонки стали купаться без ее разрешения, Мурашка смирилась уже на второй день. Во-первых, в бассейнах отеля утонуть было невозможно при всем желании, во-вторых, местные морские бухточки были также весьма неглубоки, ну и, в-третьих, Ольга Васильевна просто не могла уследить сразу за тридцатью своими учениками, а поскольку жара стояла страшная, то наложить запрет на купание было бы бесчеловечно. Удостоверившись, что все ее подопечные умеют неплохо плавать, она просила их лишь об одном — докладываться, когда они идут купаться в море и когда возвращаются. Однако на бассейны это не распространялось, так что ничего криминального Вовка вроде бы и не сказал.
— Я прошла вдоль ВСЕХ бассейнов, — покусывая губу, что было у нее признаком сомнения, парировала Мурашка, — и вас НИГДЕ не было.
— Так мы до этого купались, — развел руками Вовка. — А потом пошли из лука пострелять.
— В каком смысле? Где это вы стреляли из лука? — насторожилась классная руководительница.
— Да здесь же, на территории, — стал оправдываться Лешка. — Там спортплощадка есть. Мы и не знали, что надо спрашивать разрешения.
— Да нет, ну почему же, почему же, — вроде бы пошла на попятную Мурашка, но тут же вновь нахмурилась: — Только я что-то не видела, — стала она припоминать, — чтоб там кто-нибудь из лука стрелял. По-моему, вы просто выкручиваетесь, и весьма неумно.
— Да вы что! — возмутился Казаков. — Да я даже квитанцию соответствующую могу показать!
Он вынул из кармана документ и с гордым видом предъявил его Мурашке. Та его внимательно изучила и, сконфуженно улыбнувшись, возвратила квитанцию Вовке.
— Ну ладно, ладно, — примирительно сказала она. — За вами ведь глаз да глаз нужен. Ну, если вы гуляете на территории отеля, то, пожалуйста, — тут достаточно безопасно. Но чтоб в море без меня — ни-ни.
— Нет, что вы! — в один голос заверили ее друзья.
Впрочем, Вовка с Лешкой ничуть не кривили душой: в море лезть они без Мурашкиного разрешения действительно не собирались. Что они там забыли, в море? У них полно было дел и на суше…
Остаток дня друзья провели за изучением карты города, фортификационных планов Фортеццы разных исторических периодов, а потом набивали желудки очередными деликатесами Стафиса.
Ночью Вовка спал беспокойно. Его терзала мысль, что они проспят завтрак и не успеют вовремя сменить на боевом посту Никоса. Он то и дело вскакивал, чтобы подойти к стеклянной двери в их номер и посмотреть на запястье — который там час пополуночи? Это так достало Лешку, что один раз он запустил в Казакова подушкой, а второй раз, поскольку подушки под руками уже не было, встал и, чертыхаясь, принялся разбираться в пульте местного телевизора, чтобы поставить таймер. Но и после того, как Лешка наконец настроил ящик на побудку, Вовка все равно вздрагивал во сне. То тревожил его шелест листьев пальмы, то щекотали ноздри влетавшие через приоткрытое окно пряные ароматы, то вдруг не на шутку расходилось море, и волны, будто пираты, выламывающие западные ворота Фортеццы, сильно и настойчиво били в берег, взметая к звездам белые от шока капли воды.
— Кар-рту-ун Нетворк! — ударил утром по мозгам ребятам оживший телевизор, и тут же дико захохотал какой-то истеричный мультперсонаж.
Хохот ворвался в ночные кошмары Вовки, которому снилось, будто Бутяков и Грибков-Майский гоняются за ним по старому городу Рефимно и грозятся живьем замуровать в бастионе Сан-Сальваторе. Вовка вскочил и, дико поводя глазами, спросил:
— Что, уже утро?
— Нет, — дотянулся до пульта Лешка, — вечер. Но завтрак будет уже сейчас.
Первым на дежурство по охране русских гастролеров заступал Никос. Но для того, чтобы сторожить аферистов, ему предстояло выбраться из дома. Казалось бы, чего проще — ночью, когда все спят, выскользнуть незамеченным из дома, тем более что у Никоса был свой ключ? Но тут была одна загвоздка — дедушка. Ему было душно почивать в квартире, и поэтому он устраивался на ночь в гамаке в узком дворике. Пройти мимо него, не разбудив, было чрезвычайно сложно.
Когда все в доме наконец угомонились и Никос, лежа на кровати, слышал только звуки, доносившиеся с улицы, он тихонько приподнялся на локте, быстро натянул шорты, майку и кроссовки и выглянул во двор.
Дедушка спал в тени двух раскидистых пальм. Дворик находился на уровне второго этажа, и вниз, на улицу вела каменная лестница. Осторожно подкравшись к деревьям, Никос заглянул ему в лицо. Дедушка лежал на спине и мирно похрапывал, отчего подрагивали белоснежные усы над его верхней губой. Никос завертел головой, соображая — как бы ему преодолеть гамак? Вначале ему пришла в голову самая очевидная мысль — разбежаться как следует, перепрыгнуть препятствие и бегом спуститься на первый этаж. Но дело в том, что, сиганув через дедушку, Никос попал бы ногами прямо на лестницу. Удастся ли ему благополучно приземлиться на ступеньки, не переломав ноги, а тем более — не наделав шума? Никос в сомнении поджал губы и встал на четвереньки.
Дедушкин гамак провисал почти до самого пола, но слева и справа оставались небольшие дырки, в которые, при известной гибкости, можно было протиснуться. Никос просунул в отверстие голову, прикинул, что плечи пройдут, а значит, должен пройти и он целиком, и сантиметр за сантиметром, стараясь не коснуться случайно дедушкиной пятки, торчавшей из сетки, стал продвигаться вперед. Однако на уровне груди он застрял, потому что встречи с пяткой миновать никак не мог. Никос стал потихоньку извиваться, пытаясь изменить положение тела, но стало лишь хуже, теперь он не мог двинуться ни вперед, ни назад.
Минут пять он пыхтел под гамаком, не зная, как быть. Нужно было предпринимать решительные действия, если он не хотел просидеть тут до утра. Правой свободной рукой Никос отщипнул от мохнатого тела пальмы несколько волосков, мысленно обратился к Богородице за помощью и стал щекотать волокнами дедушкину пятку. Тот отреагировал мгновенно — пятка тут же скрылась из дырки, дедушка завозился, перевернулся на правый бок и снова захрапел — еще слаще прежнего.
Обрадованный Никос выбрался из-под гамака и выскочил на улицу. Двигался он преимущественно в тени, чтобы вовремя увидеть полицейский патруль и успеть спрятаться в каком-нибудь подъезде. Встреча с блюстителями порядка сильно его не пугала, но неприятности все же могли быть. Поскольку в Рефимно в тот день не гуляли ни немецкие, ни американские туристы, обычно оглашавшие окрестности таверн пьяными криками и национальными песнями, в нетрезвом исполнении похожих, как два яйца в упаковке, Никос довольно скоро добрался до цели путешествия.
В доме, где поселились Бутяков и Грибков-Майский, еще горел свет. Никос выбрал себе место поуютней — на ступеньках старенького дома по другую сторону узкой улочки, прислонился к еще теплой, не успевшей остыть каменной стене и приготовился к долгому ожиданию.
Сначала на покой пошел хозяин — об этом свидетельствовали погасшие окна в первом этаже. Бутяков и Грибков-Майский еще некоторое время колобродили, но затем погасили свет и они.
Никос прикинул, какой теперь мог быть час. Ему показалось, что уже не менее двух часов ночи. За временем нужно было бы послеживать, и Никос пожалел, что не взял часов. Дедушка всегда встает рано, на рассвете, и в шесть утра хорошо бы уже быть на месте — вдруг ему взбредет в голову заглянуть в спальню и пожелать внуку доброго утра.
Пока Никос размышлял, город постепенно погружался в беспокойный после жаркого и шумного дня сон. В Рефимно стало совсем тихо, был слышен только шум ветра, теребящего ветви редких деревьев, да отдаленный глухой рокот моря, перемежаемый изредка истошными женскими визгами, доносящимися из ночных ресторанов, и неожиданно громким на фоне ночной тишины тарахтением какого-то запоздалого мотоцикла.
Никос все сидел на ступеньках и начал было подремывать, но тут почувствовал, что замерз. Пожалев, что вместе с часами не прихватил и куртку, Никос встал и принялся прохаживаться в тени дерева, изредка растирая себя руками. Да, положительно, читать о слежке или смотреть в кино, как сыщики, уютно устроившись в засаде, ждут преступников, ему нравилось гораздо больше, чем заниматься этим самому.
Когда Никос уже в пятый раз вскочил со своего места, чтобы помахать руками для согрева, в доме напротив вдруг скрипнула калитка и на белой стене появились две уродливые тени — одна большая и грузная, другая мелкая и вертлявая. Никос тут же присел. Сомнений быть не могло — это Бутяков и Грибков-Майский отправились на ночную вылазку.
Поскольку они пробирались по тротуару почти бесшумно, Никосу следовало удвоить бдительность. Секунду поразмышляв, он быстро скинул кроссовки, связал их шнурками и повесил на шею. Шагая босиком, он мог рассчитывать, что, как опытный ниндзя, будет не слышен, а тени от домов помогут ему стать и невидимым.
Гастролеры из Тюмени, вероятно, уже хорошо разбирались в лабиринте рефимновских улочек, потому что шагали уверенно и, похоже, направлялись к гавани. Пару раз Никос, знавший окрестности лучше приезжих жуликов, срезал углы или просачивался через проходные дворы — чтобы встретить парочку на очередном перекрестке. Вскоре у Никоса не осталось сомнений — аферисты двигались именно к порту.
"Не хотят ли они угнать какую-нибудь яхту?" — пронеслось у него в голове. Но он быстро отмел это предположение: морская служба на Крите была поставлена четко, и уйти на краденом судне за пределы территориальных вод Греции без помощи местных жителей было практически нереально.
Вскоре Бутяков и Грибков-Майский остановились у той самой таверны с меч-рыбой в витрине, где днем ребята лакомились мороженым, и тихонько постучали в дверь.
Дверь мгновенно отворилась, и оттуда выглянуло худое, небритое лицо Ставракиса. Никосу жутко хотелось послушать, о чем будет говорить эта парочка с хозяином таверны, но подобраться поближе он пока не решался. Когда между ночными деятелями завязалась беседа и мощный торс Бутякова, стоявшего к Никосу спиной, заслонил Ставракиса, мальчишка неслышной тенью скользнул вдоль кромки пирса и спрятался за нагромождением столов и стульев. Осторожно, боясь выдать себя шорохом легких камышовых кресел, Никос прополз немного вперед, приставил руку к уху и прислушался.
— Так, значит, завтра линяем?
— Да-да, — подтвердил раздраженный голос Ставракиса. — Мы же с вами договаривайся.
"Он еще и по-русски говорит?" — удивился про себя Никос.
— И ты гарантируешь, что мы будем в Турции через день?
— Я же буду плавать с вами. Чего бояться?
— Брось, Бутя, не гони волну, — просипел Грибков-Майский. — Куда он от нас денется?
— Не шурши, Грибок, — пробасил Бутяков. — Если эта падла нас завтра кинет, мы с тобой отсюда ноги с товаром не сделаем.
Тот, о ком шла речь, на "падлу" обиделся. Скрестив руки на груди, он стоял в проеме дверей, всем своим видом показывая, что бизнес есть бизнес, а дом есть дом, и никаких поздних гостей он там видеть не намерен. Потоптавшейсь на пороге, Бутяков и Грибков-Майский сообразили наконец, что никто их здесь вином и омарами угощать не собирается, и отвалили в сторону.
Из разговора аферистов Никос понял далеко не все, но честно постарался запомнить его дословно, чтобы потом рассказать Вовке и Лешке.
Тюменские жулики, поругивая вслух Ставракиса, повернули за угол и попали на небольшую площадь, с которой открывался вид на гавань и на местную достопримечательность — венецианский маяк. Здесь было припарковано несколько машин из тех, что немецкие, английские и французские туристы обычно берут напрокат прямо в аэропорту Ираклиона. Внимательно оглядевшись кругом, Бутяков кивнул Грибкову-Майскому, и тот прогулочным шагом принялся слоняться вдоль машин, словно невзначай останавливался, рассматривал салон, дергал за ручки дверей.
Никос уже сообразил, что жулики хотят украсть машину. Он нахмурился — такого оборота дела они с Вовкой и Лешкой не предусмотрели. Как же он сможет проследить за этими негодяями, если будет на своих двоих, а они — на четырех колесах? Но, поскольку тюменцы не взяли из дома свои вещи, Никос предположил, что они туда обязательно вернутся. Тем более, если решили дать деру — им ведь необходимо забрать деньги из тайника в Фортецце.
Грибкову-Майскому повезло, когда во втором ряду дверца джипа "Поджеро" бесшумно отворилась. Он махнул рукой Бутякову, и тот грузной рысцой подбежал к автомобилю.
Надо сказать, что на Крите отношение местных жителей и тем более туристов к автотранспорту всегда было, можно сказать, наплевательским. Угонять машины, конечно, угоняли, но деться с острова они, естественно, никуда не могли. Ведь единственным реальным способом переправить краденую легковушку на континент был паром, который в случае угона аккуратнейшим образом осматривался полицией. Поэтому Никос даже удивился, что все предыдущие машины, которые тестировал Грибков-Майский, были заперты.
Бутяков полез было к мотору, чтобы напрямую соединить провода, дабы обойти ключ зажигания, но быстрый и ловкий Грибков-Майский уже обшарил салон и под ковриком водительского сиденья обнаружил ключи. Через три секунды мотор джипа мягко рыкнул, и Грибков-Майский, не зажигая фар, развернул машину, крутанул руль, и та тут же юркнула с площади на перпендикулярную улицу. Никос что было сил помчался за ней, но вскоре ему пришлось остановиться, потому что бежать босиком было больно и чрезвычайно неудобно. Буквально влетев в свои кроссовки, он снова, выкладываясь, как на стометровке, ринулся вперед.
Догнал он джип довольно скоро, так как по узкой улочке Грибкову-Майскому приходилось ехать осторожно. Машина пробиралась по старому городу, забирая влево, и вскоре Никос сообразил, что воры направляются к себе домой.
Зачем им было ставить краденую машину недалеко от места проживания. Никос в толк взять не мог. Возможно, они хотели исчезнуть из города еще до того, как хозяин машины хватится своей пропажи? А может быть, турист, бравший "Поджеро" напрокат, уже давным-давно пил чай на файв-о-клоке где-нибудь в Англии. Многие западные туристы, привыкнув к навязчивому сервису, не брали на себя труд возвращать машину в пункт проката, бросая ее там, где она последний раз им была нужна, и сообщая об этом в фирму по телефону, а то и это не удосуживались сделать, надеясь, что полиция рано или поздно заметит бесхозное авто и отправит его по назначению.
Самым коротким путем Никос добежал до улочки, которая поднималась к Фортецце, и увидел, что черный джип припаркован невдалеке от дома. Сами же Бутяков и Грибков-Майский, опять налегке, направлялись в центр. Никос не понял этого маневра, но решил не отставать от жуликов, раз он их так удачно перехватил.
Аферисты вышагивали по ночному городу не скрываясь, прикидывались обычными туристами. Для маскировки на запястье Грибкова-Майского болтался фотоаппарат-"мыльница". Пару раз он прицеливался объективом в Бутякова, подзуживая его, говоря о каком-то деле у прокурора, о снимках "три на четыре" и прочих тюремных радостях. Бутяков только сопел в ответ, и у Никоса сложилось стойкое убеждение, что человек этот юмора не понимает, потерпит-потерпит до поры вертлявого напарника, да и грохнет его в один прекрасный день своим пудовым кулаком по макушке.
Вскоре ночные туристы приблизились к кварталу, который здесь называли не иначе, как "Золотой". Прозвище было связано с тем, что именно в этом месте располагалось огромное количество ювелирных магазинчиков. Они стояли впритык друг к другу, и каждый призывно мигал бликами, отраженными от драгоценных и полудрагоценных камней, колец, серег и цепочек, разложенных на витринах.
Бутяков и Грибков-Майский приблизились к угловому магазинчику и принялись осматривать дом, в котором он располагался. Потом Грибков-Майский, повертев для страховки головой во все стороны, принялся снимать со вспышкой магазин во всех ракурсах. Бутяков тем временем задумчиво прохаживался вдоль витрины: то приседал, то поднимался на цыпочки. Все было ясно — два жулика действительно собрались покинуть остров и прихватить с собой добычу по максимуму — и доллары, которые они выманили у доверчивых русских туристов, и золото, которое разложили на витрине не менее доверчивые греческие торговцы.
Облазив все вокруг и чуть ли не обнюхав каждый угол, Бутяков и Грибков-Майский прислонились к стене и завели непонятный разговор.
— Может быть, "зонтик"? — предложил Грибков-Майский.
— Нет, — цыкнул зубом Бутяков. — Для этого придется ждать, пока хаза наверху освободится. Это нам в лом.
— А если "поздравить с добрым утром"?
— Днем шороху будет много и народу — не уйдем. Потом, есть у меня такая думка, что здесь легавые в штатском ходят.
— Да, — хохотнул Грибков-Майский, — ну, тогда придется по старинке.
— Как-нибудь разберемся, — буркнул Бутяков и, глянув на часы, кивком дал понять Грибкову-Майскому, что им пора отчаливать домой.
Никос проводил парочку до квартиры, для очистки совести посидел на ступеньках напротив до рассвета и наконец, с тревогой поглядывая на порозовевшую линию горизонта и море, уже окрасившееся в нежно-розово-золотой цвет, побежал домой.
Дедушка, к счастью, еще спал, но уже не так сладко, как ночью. Тренированным движением Никос "протянул" себя в дырку между гамаком и пальмой, прокрался в свою комнату, скинул майку, шорты и кроссовки и улегся в постель. Однако сон никак не шел к нему: в голове все вертелись фразы, которыми обменивались тюменские жулики. Никос, вдруг испугавшись, что к утру может половину подзабыть, потянулся к своему портфелю, уже успевшему с начала лета покрыться тонким слоем пыли, и достал оттуда ручку и тетрадку.
Пока он корпел над изложением воровского жаргона Бутякова и Грибкова-Майского, во дворе скрипнул гамак, послышались шаги, потом шум льющейся воды, и через пять минут дед — высокий, статный, белый как лунь, поскольку седину подчеркивал глубокий, въевшийся за многие годы, проведенные на солнце, загар, заглянул в комнату внука. Никос к тому времени уже успел спрятать тетрадку и ручку и притворился спящим.
— Никос, ты все в гостях у князя Храповицкого? Пора вставать, — подошел к нему дед и потеребил за плечо. — Так всю жизнь проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает!
Никос, делая вид, будто просыпается, сладко потянулся и потер глаза.
— Как вы, сударь, почивали ночью?
— Замечательно, — еще раз зевнул Никос и перевернулся на живот.
— Значит, ночь прошла спокойно, без приключений? — уточнил дед.
— Да, все в порядке, — махнул рукой Никос. — Кошмары не снились.
— Ну-ну, — покачал дед головой и подкрутил свой ус. — Только ты, Никос, не забудь после сна пятки помыть. Они у тебя черные, как у крестьянина, который с пахоты вернулся.
Хохотнув, дедушка развернулся и пошел одеваться, поскольку ему, как и каждый день, предстояла встреча с друзьями в городском парке, где те сражались за шахматной доской.
Никос сел на кровати, задрал ногу и посмотрел на свою ступню. Действительно, та была весьма грязна. Покраснев от стыда, что дед поймал его так легко, и вздохнув облегченно, что он — "молоток", как сказали бы новые друзья, — не стал поднимать панику, а отнесся с пониманием к проблемам внука, Никос помчался к умывальнику и первым делом хорошенько отдраил ноги. Потом, вздохнув, поскольку спать все-таки хотелось, принялся возить зубной щеткой по губам и, прополоскав горло, отправился к себе в комнату. Минут через пятнадцать-двадцать его позовут завтракать, и больше уже в течение дня вздремнуть не удастся. Может, это и к лучшему, что дед его поднял, а то ведь нужно рассказать обо всем Вовке или Лешке. Интересно, кто из них приедет на дежурство, чтобы сменить его?
Никос вынул тетрадку со своими записями из портфеля, сложил ее вчетверо, засунул под резинку шорт и, поскольку на кухне мама уже гремела посудой, поплелся завтракать.
Вовка и Лешка тем временем решали вопрос — кто из них сменит Никоса с утра "на посту номер один", как они прозвали дом, где поселились их земляки. Каждому хотелось действовать, в конце концов, пришлось сыграть в "орла и решку". В город выпало ехать Лешке, а Вовка должен был его прикрывать до двух часов дня, после чего также скрыться из отеля и искать своих друзей в старой части Рефимно.
Позавтракав одним из первых, Лешка по боковой дорожке выбрался на шоссе, и вскоре ранний автобус подхватил его и умчал вдоль берега Средиземного моря в Рефимно. Вовка колупался с пультом телевизора, пытаясь найти среди спутниковых каналов какой-нибудь боевик. В это время в косяк двери — поскольку сама дверь была задвинута в стену — постучала Ольга Васильевна.
— Доброе утро, Казаков. Как себя чувствуешь?
— Преекрасно, — Вовка щелкнул пультом, но неудачно попал на какой-то эротический канал и, стушевавшись, тут же переключился на "Евроспорт".
— А где твой друг Иконников?
— А, пошел прогуляться вдоль моря.
— Я надеюсь — не купаться? — встревожилась Мурашка.
— Не, он без плавок ушел, — прямолинейно заявил Казаков.
Сообщение о том, что Иконников совершает променад без купальных принадлежностей, успокоило Мурашку, и она поплыла дальше вдоль бунгало проверять своих беспокойных подопечных. Вовка, однако, достаточно хорошо знал свою классную, чтобы наивно решить, что проверка их дисциплинированности и законопослушности будет одноактной. Поэтому он затащил в номер Кащея и, пообещав немыслимые дивиденды, запер беднягу в туалете. В случае появления Мурашки в ближайшие полчаса Кащей должен был осуществлять в уборной бурную деятельность путем дерганья за ручку спуска воды в унитазе и шуршания туалетной бумагой.
Как и предполагал Вовка, Мурашка, налюбезничавшись в основном здании со Стафисом, на обратном пути снова заглянула в номер Казакова и Иконникова то ли для того, чтобы проверить, не смотрят ли они какую-нибудь порнуху, то ли просто так, для порядка.
— Ну что, Вова, купаться пойдешь?
— Да, вечерком, а то я че-то обгорел, — похлопал себя по красно-кумачовым рукам Казаков.
— А Леша? — обвела взглядом комнату Мурашка.
— А, он опять меч-рыбы обожрался, — махнул рукой Вовка, — говорил ему — нельзя столько жрать.
На слове "жрать" Вовка повысил голос, поскольку это был сигнал, после которого Кащею следовало изобразить тайфун в туалете. И действительно, оттуда донеслись звуки, свидетельствующие о том, что посетитель этого гигиенического заведения занят там весьма серьезно и надолго.
— Ну, если что, — предупредила Мурашка, — подойди ко мне. У меня есть активированный уголь.
— Да не, все будет в порядке, — махнул рукой Вовка, — но если что, то конечно же.
Совершенно убежденная в том, что два охламона — Иконников и Казаков — не собираются выкинуть какой-нибудь фортель, Мурашка прошествовала дальше, чтобы еще разок проконтролировать девочек. Уж больно пылкие взгляды бросали местные греки на не по годам развитых Мальвину и Шизгару. Тут нужен был глаз да глаз.
Как только Лешка увидел Никоса, он сразу понял: случились какие-то очень важные события. Никос прямо искрился новостями — так ему не терпелось рассказать о своих ночных похождениях. Первым делом он по порядку, стараясь не сбиваться, поведал о передвижениях граждан Бутякова и Грибкова-Майского по ночному городу. Потом Никос поднял майку, выдернул из-под резинки шорт тетрадку и стал зачитывать Лешке выражения, которые он не понял во время разговора двух аферистов. Некоторые слова и фразы были незнакомы и самому Лешке, но кое-что он Никосу растолковал.
Через пять минут тот уже знал, что "линять" на языке преступников означает — "убегать, совершать побег", "кинуть" — "обмануть, подвести", "сделать зонтик" — "ограбить дом путем пролома потолка", "шорох" — "опасность", а "поздравить с добрым утром" — "осуществить налет на рассвете".
— Что ж нам теперь делать-то? — пригорюнился Лешка, закончив урок уголовно-блатного жаргона. — Копать дальше в поисках сабли опасно — спугнем этих мазуриков. Заявлять в полицию рано — они еще ничего не совершили. Поди докажи, что они машину украли. От своей закладки в Фортецце они запросто отопрутся. Остальное все спишут на детские бредни.
— Да, — покивал Никос, — придется брать их с этим… С поличными.
— Ты уверен, что до вечера они никуда не денутся? — посмотрел Лешка Никосу в глаза.
Тот махнул своими не по-мальчишески длинными ресницами и подтвердил свой логический вывод:
— Утром, когда они вышли, к машине не приближались. Перешли на другую сторону улицы и даже на нее не взглянули. Я думаю, они специально ее поставили на отстой, чтобы выяснить — заинтересуется ею полиция или нет. Если до вечера все будет спокойно, значит, этот автомобиль просто брошенный. Тогда ночью они ограбят ювелирный магазин и вместе со всеми деньгами, прихватив Ставракиса, поедут в какую-то бухту, где их дожидается катер или моторка.
— Ну что ж, — резюмировал Лешка, — тогда я срочно рву когти домой, а вечером, как только наши все улягутся, мы с Вовкой сюда приедем.
— Я не понял насчет "рвать когти", — автоматически потянулся Никос к своей тетрадке.
— Ах да, — пояснил Лешка небрежно, — это, кстати, тоже воровской жаргон, значит — "быстро куда-то ехать". Ладно, тогда в полночь здесь же, на этом месте.
— Да, — мотнул головой Никос, — а я пока пойду, может, поспать удастся, а то глаза слипаются и голова… это… Как чугунный чайник.
В половине двенадцатого ночи, когда на всей территории отеля уже было тихо и лишь приглушенные звуки музыки доносились из ночного бара, Вовка и Лешка выскользнули через окно на улицу и притаились в кустах. Вокруг никого не было видно. Покачивали своими мохнатыми головами зонтики, плескалась в бассейне вода, надрывались цикады, и только изредка слышались шаги: кто-то, притомившись, шлепал по дорожке в свое бунгало.
Короткими перебежками, как индейцы, подбирающиеся к форту противника, Вовка и Лешка пробрались к забору, к тому месту, которое они приметили еще днем. Здесь росло дерево, и одна из его веток свисала над забором. Более удобную природную лестницу найти было трудно. Однако до самой ветки добираться пришлось в два приема. Сначала Лешка подсадил на своих плечах Вовку, а потом с большими трудами, уцепившись за его руку, забрался туда и сам. Осторожно переступая, чтобы не свалиться, Вовка пробрался по ветке над забором и спрыгнул вниз. Ветка спружинила, листья тихонько зашуршали — все прошло тихо, если не считать чертыхания Вовки, который не удержался на ногах и полетел вниз по склону. Лешка, наученный горьким опытом товарища, действовал более осторожно, а потому не получил даже легких ушибов.
Выбравшись на автостраду, друзья принялись голосовать. Уже четвертая машина подобрала их, и, с грехом пополам объяснив водителю, что им нужно попасть в любую точку Рефимно, ребята затихли на заднем сиденье "Мерседеса".
За рулем сидел жизнерадостный грек; довольный подвернувшейся компанией, он оживленно беседовал с мальчишками, больше глядя в зеркальце заднего вида на них, чем на дорогу. Ни темнота, ни попутчики не мешали ему жать по автостраде на полную катушку, легко разворачивая мчащуюся вперед машину на опасных изгибах дороги. На ломаном английском языке он рассказал ребятам, что они выбрались в Рефимно в самое время, потому что только сейчас этот городишко начинает оживать и там воцаряется веселье, ради которого, собственно говоря, и надо приезжать на Крит.
Испугавшись, что словоохотливый грек, чего доброго, завезет их в какой-нибудь притон, Вовка и Лешка попросили высадить их в спокойной части города, на окраине. Несколько удивленный водитель выполнил их просьбу и умчался, посигналив им на прощание.
Никоса в условленном месте не было, но Вовке и Лешке хватило благоразумия никуда не уходить и не плутать по темным рефимновским переулкам. Вскоре Никос рысью выбежал из-за угла, махнул ребятам рукой — мол, некогда, следуйте за мной — и тут же скрылся. Вовка и Лешка на всех парах рванули за ним.
У поворота, который выходил к крепости и к жилью Бутякова и Грибкова-Майского, мальчишки догнали Никоса.
— Я все время бегал туда-сюда, — пояснил тот, — чтоб ни вас не упустить, ни — он кивнул в сторону дома, где светились окна во втором этаже, — их…
Рассредоточившись по разным местам, чтобы не привлекать внимания и видеть подходы как к Фортецце, так и к машине, сыщики замерли.
Ждать пришлось долго. Усталость, накопившаяся из-за горячих солнечных лучей, переваривания обильной пищи и свежего воздуха, наваливала на веки тонны ваты, в голове пел чей-то убаюкивающий голосок, и Вовка с Лешкой пару раз поймали себя на том, что на ответственном посту позорно клевали носом.
Однако как ни старались тюменские жулики не шуметь, вся троица сыщиков услышала возню на веранде, мягкий шелест ног на лестнице и скрип калитки. Две тени с небольшими баулами стали пробираться вдоль улицы, потом Грибков-Майский оставил свои пожитки Бутякову и несколько раз со скучающим видом прошелся вдоль джипа. Не заметив ничего подозрительного, он открыл ключами дверцу, завел мотор и лихо подкатил к Бутякову. Тот закинул баулы на заднее сиденье, негромко хлопнул дверью, и машина, мягко урча, нырнула в переулок.
— Бегом, — потянул Никос Лешку за рубашку, — а то не успеем.
Мальчишки, следуя за Никосом, стали нырять в переулки, дыры в заборах и проходные дворы и вскоре оказались у того самого ювелирного магазина, к которому примерялись преступники. Однако черного джипа поблизости не было.
— Ну вот, — развел руками Вовка, — дали они деру! Где мы их теперь найдем?
— Нет-нет, — нахмурился Никос. — Я думаю, они вернутся. Даром, что ли, они здесь чуть не целый час околачивались? Мне кажется, что они поехали за Ставракисом.
И точно, вдалеке послышался шум мотора, который вдруг заглох на низкой ноте.
— Наверное, они, — шепнул Никос. — Ищите место, где спрятаться.
Ребята огляделись. Вовка тут же сиганул за деревянные ящики, которые стояли штабелем в ожидании торговца рыбой. Лешка схоронился в груде сдвинутых к дому пластиковых столов и стульчиков. Никос спрятался в подъезд и смотрел наружу через узкую щель приоткрытой двери.
Некоторое время на улице никого не было видно. Потом, как всегда в авангарде, появился щупленький Грибков-Майский. Он неторопливо шел вперед, а его быстрые глазки так и шарили кругом. Не обнаружив ничего подозрительного, он подал знак Бутякову, и тот, с монтировкой наперевес, двинулся к витрине. Воры решили действовать, не разыгрывая никаких хитроумных комбинаций. Грибков-Майский отработанными движениями наклеил на стекло полосу широкого упаковочного скотча, Бутяков проехался стеклорезом вдоль заклеенной площади и тихонько, чтобы не разбудить сигнализацию, постучал по надрезу. Через полминуты полоса скотча с приклеенным к нему стеклом аккуратно была уложена Грибковым-Майским на асфальт и оттащена чуть в сторонку. Тюменские гастролеры шагнули в здание, и тут же по магазинчику заметались тонкие, как иголка, лучи фонариков. Не заметив никакого признака сигнализации на витринах с драгоценностями, Бутяков и Грибков-Майский бригадным методом принялись их обрабатывать с помощью того же скотча и стеклореза.
Вскоре они набили небольшой кожаный мешочек цепочками и браслетами, кольцами и сережками и принялись выламывать дверь, ведущую из магазинчика в конторку хозяина. У Грибкова-Майского, который копошился у замка с какими-то приспособлениями, что-то не ладилось, Бутяков с недовольным ворчанием отстранил его в сторону и мощным ударом ноги высадил дверь.
Самое время было звать полицию, и Никос уже отворил дверь, чтобы юркнуть на улицу и добежать до ближайшего поста, пока преступники будут возиться с сейфом, но тут же спрятался обратно, потому что из магазина опрометью, будто преследуемые злой овчаркой, выскочили Грибков-Майский и Бутяков. Вслед за ними несся пронзительный вой сирены. Вероятно, хозяин предусмотрительно потрудился поставить сигнализацию на сейф.
Бутяков летел по улице широкими шагами метра по два. Грибков-Майский семенил, но от напарника не отставал. Сейчас преступники напоминали нашкодивших старшеклассников, которых учитель чуть не застукал за игрой в карты на сигареты в школьном дворике во время урока.
От неожиданности и Вовка, и Лешка, и Никос растерялись. А жулики тем временем скрылись за поворотом, через полсекунды рыкнул мотор и завизжали тормоза джипа.
Ребята высыпали на улицу и растерянно смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.
— Надо бежать в полицию! — первым опомнился Никос.
— Так они же уйдут, уйдут! — зашипел Лешка.
Никос на какую-то долю секунды застыл на месте, а потом махнул рукой и крикнул:
— Если меня потом убьют, поставьте на родине предков памятник!
И, не объясняя ничего, ринулся вперед, да так быстро, что его ноги, казалось, двигались не по тротуару, а несколько выше.
Поняв друга с полуслова, Вовка и Лешка бросились за ним. В квартале от ограбленного магазина Никос остановился у мотоцикла, прислоненного к какому-то фиговому дереву, порылся в земле, нашел ключ и вставил его в замок зажигания.
— Повезло, что ключ на месте, — вздохнул он и с ноткой отчаяния в голосе добавил: — Но брат меня убьет. Точно убьет.
Мотор мотоцикла рявкнул, Никос сел за руль, а Вовка с Лешкой тут же, обхватив Никоса за талию руками, примостились сзади.
Легко развернув машину — чувствовалось, что водитель делает это не первый раз, — Никос погнал ее к выезду из города.
— За ними нужно последить, — перекрывая свист ветра, крикнул Никос товарищам. — Иначе заберутся сейчас куда-нибудь в горы, бросят машину, и ищи их потом, свищи. Будем за ними издалека приглядывать, а как только увидим пост, тут же все полиции сообщим. Они живо заблокируют все
дороги!
Мотоцикл ужом вился по переулочкам, то ныряя в темные провалы между высоких, готовых сомкнуться, подобно Сцилле и Харибде, домов, то пересекая достаточно широкие улицы, ярко освещенные фонарями.
— Вон они! — крикнул Лешка, заметив на одной из параллельных улиц черный джип.
— Отлично! Никуда теперь, голубчики, от нас не денутся, — пробормотал Вовка.
Никос лихо развернул мотоцикл и, въехав на тротуар, притаился в тени пальмы. Через полминуты мимо них просвистел черный джип. Никос выждал еще пару секунд, чтобы не маячить прямо за спиной у преступников, выжал газ и рванул вперед, не включая фар.
Поскольку Грибков-Майский на незнакомой трассе не рискнул ехать без света, следить за одинокой машиной на пустынном шоссе было нетрудно. Единственное, чего опасались ребята, так это того, что жулики смогут расслышать жужжание мотоцикла у себя за спиной. Но, вероятно, за шумом своей машины или за перебранкой — Грибков-Майский и Бутяков выясняли между собой, по чьему недогляду сработала сигнализация, — жулики ничего не слышали. Джип уверенно катил по главному пюссе, а потом вдруг, всего за полкилометра до полицейского поста, сбив ограждение, нырнул на одну из частных дорог.
— Черт! — прошипел Никос. — Кажется, они на южное побережье подались.
— Так куда ж они собрались — в Турцию или в Египет?
— А пес их знает! — взвился Никос и добавил что-то по-гречески.
И Вовка, и Лешка не сомневались, что всегда выдержанный Никос на этот раз ругнулся и, вероятно, здорово, судя по длине и витиеватости фразы.
Ехать по горной дороге без фар было сложно, и поэтому Никос потихоньку сбавлял газ, здраво рассудив, что на серпантине джип никуда от них не денется. Он и в самом деле мелькал, то двигался навстречу мотоциклу, то по ленте шоссе, которая проходила ниже, то перпендикулярно взбирался наверх, то пропадал за поворотом, но тут же появлялся и был виден сверху как на ладони. Потом вдруг ни с того ни с сего "Паджеро", вместо того, чтобы вырулить на прямую дорогу к южному побережью, стал пробираться туда какими-то немыслимыми закоулками.
— Понятно! — обернулся Никос к ребятам. — Наверное, по полицейской радиосвязи уже объявили об ограблении магазина.
Теперь джип не нырял вверх и вниз, а упрямо забирался все выше и выше.
На остров накатывал рассвет. Серое дотоле небо и невидное в сумраке море вдруг стали стремительно голубеть, по воде забегали золотые блики. Тускло-зеленые склоны холмов, будто в процессе тонкой ретуши, становились резче, снег на горных вершинах из блекло-белого превратился в розовому арный, и дорога, почти неразличимая на фоне тут и там открывающихся пропастей, приобрела довольно четкие очертания.
— Куда их черт несет! — ругался Никос, еще и еще сбавляя скорость, поскольку и сама дорога оставляла желать лучшего, и повороты на ней стали случаться чаще. Подъем был никак не меньше сорока пяти градусов и не желал снижаться: дорога карабкалась в горы под все более острым углом.
Вдруг на одном из поворотов Никос стал притормаживать, потом огляделся и вовсе заглушил мотор.
— Ты чего? — заволновались Вовка и Лешка. — Они ж уйдут!
— Мотора не слышу, — пояснил Никос. — То ли у них бензин кончился, то ли они застряли.
И действительно, никакие звуки, похожие на рев мотора джипа, до ребят не долетали.
— Надо посмотреть, — решил Никос.
Он поставил мотоцикл на ножку и стал карабкаться вверх по скале. Лешка последовал за ним, а Вовка показал знаками, что он пойдет дальше по дороге.
Когда Никос и Лешка, запыхавшись, оказались наверху, им сразу стало ясно, что произошло.
Джип, уткнувшись колесами почти в самую пропасть, стоял на узенькой дорожке, на которой эта самая автомашина и мотоцикл не смогли бы разминуться. У Грибкова-Майского сдали нервы, он что-то истерично вопил, пытаясь сквозь град ударов, наносимых Бутяковым, молотившим своими кулачищами куда ни попадя, и Ставракисом, который тоже исподтишка старался ударить его покрепче, что-то доказывать. Потом он упал на асфальт, закрыл голову руками, подтянул колени почти к самому подбородку и затих. Бутяков еще пару раз врезал ему ногой, но, видя, что ни брань, ни побои никакого эффекта не приносят, остановился.
Вероятно, ни Бутяков, ни Ставракис не могли вести автомобиль или, по крайней мере, не решились на такое на сложной горной трассе. Вытянув из кабины баулы, Бутяков бросил один из них в сторону Грибкова-Майского, другой закинул себе на плечо и, посовещавшись о чем-то со Ставракисом, пошел вниз по дороге. Грибков-Майский, видя, что экзекуция прекратилась, подхватил свою часть ноши и бросился вслед за своими подельниками. У Никоса округлились глаза. Минут через пять эта троица должна была завернуть за поворот и увидеть и сыщиков, и их мотоцикл.
Спускались Никос и Лешка с горы вопреки всем правилам страховки, в результате чего у одного оказалась ободрана коленка, а второй чуть не заработал синяк, полетев вниз лицом на придорожную щебенку.
Вовка уже стоял около мотоцикла и шипел нечто невразумительное, показывая, что нужно немедленно заводить мотоцикл. Никос уже было вставил ключ в замок зажигания, а потом покачал головой.
— Нет, так они нас услышат. Мы отсюда скатимся без мотора.
Вовка и Лешка тут же оценили сообразительность своего приятеля и, подхватив с двух сторон руль мотоцикла, поволокли его вниз по шоссе. Сильно подталкивать мотоцикл не пришлось, потому что спуск оказался достаточно крутым, чтобы агрегат набрал на нем приличную скорость. Вскоре Никосу пришлось притормаживать, иначе друзья запросто могли вылететь за пределы шоссе и продолжить — некоторое время — свой путь по воздуху.
— Деваться им некуда, — комментировал происходящие события Никос. — Я понял, чего они хотят. Они сейчас перейдут на соседнее шоссе, а там сядут на автобус до Иерапетры. Я думаю, именно туда им и надо. Наверное, там у Ставракиса причалено какое-нибудь суденышко, на котором они хотят покинуть Крит под видом рыбаков. Возможно, уже даже какие-то документы оформлены, чтобы их лишний раз не проверяли. Ну, лицензия или что-то в этом роде.
— Все складывается отлично! — хлопнул себя руками по коленям Вовка, за что чуть тут же не поплатился, поскольку едва не вылетел из седла. — Давай заводи мотор, мы уже достаточно далеко отъехали. Пока они будут чапать до параллельного шоссе, найдем полицию и наведем их на след этих жуликов.
— У меня есть план получше, — возразил Никос.
— Какой? — стали приставать к нему ребята.
— Сами скоро все увидите, — пообещал Никос. — Только молчите и ничему не удивляйтесь.
С этими словами он завел мотор, и мотоцикл, обрадованно вздрогнув, ринулся вперед.
Свернув на шоссе, Никос, вопреки ожиданиям Вовки и Лешки, помчался, судя по указателю, почему-то не в Иерапетру, а в обратную сторону. Поскольку Никос не желал давать никаких объяснений, ребятам оставалось сидеть и ждать, надеясь, что светлая голова их товарища не подведет и на этот раз.
Они мчались по шоссе уже минут десять, когда вдалеке, в цепи придорожных деревьев замелькали фары рейсового автобуса, который совершал свой первый рейс в курортный городишко на южном побережье Крита. Никос притормозил, развернулся и стал поджидать, когда автобус подъедет поближе. Как только рейсовик оказался метрах в пятидесяти, Никос рванул по левой стороне шоссе вдоль машины и принялся отчаянно сигналить.
Водитель, который по привычке крутил баранку, углубившись в свои мысли, не сразу сообразил, в чем дело. Потом наконец он понял, что что-то происходит, автобус съехал поближе к обочине и, пыхтя как паровоз, остановился. Никос подогнал мотоцикл к обочине, посмотрел вокруг, запоминая место, и задвинул своего железного коня в кусты, которые совершенно скрыли его, будто патентованный гараж из бронебойного листа.