Дорога от автобусной остановки до дома, обычно отнимавшая минут семь неспешной ходьбы, превратилась в бесконечный путь, который все не кончался и не кончался. Даже когда показалась родная калитка, все равно не покидало ощущение, что она далеко, и до нее сегодня ну никак не добраться. Ноги гудели от непривычной нагрузки, еще бы, она не бегала со школы. Но все силы, на самом деле, забрало горе, которое она же сама и сделала. Ален закрыла за собой дверь, и не разуваясь, прошла в комнату, что бы лечь на кровать.
Она упала в мягкие объятья матраца, раскинув руки в стороны, и лежала лицом вниз, пока очередной приступ отчаяния, смешанный с горечью одиночества, не заставил течь слезы, а грудь сжимал спазмами рыданий. Так она и заснула, с лицом на мокрой подушке, и соскочившей одной туфлей, лежавшей теперь возле кровати.
Она спала и не хотела просыпаться, даже когда поняла, что наступил вечер, и она выспалась, и больше не заснет. Ей не нравился этот мир, жестокий и не позволяющий ошибаться. Она хотела вернуться в детство, что бы все было как раньше, что бы они с Ри опять были вместе. Она больше не сердилась на нее, да и не из-за чего, было то сердиться. Из-за этого молокососа, да черт с ним, и с его пчелами. Но чувство вины, мирно спавшее ранее, и поедавшее теперь душу изнутри, не давало ей покоя. И что бы как то сложить с себя это бремя Ален твердо решила, что во всем случившимся виноват сын пасечника. Это же из-за него она стала подозревать лучшую подругу в предательстве. Это из-за него она убила ее. Это из-за него ее покусали пчелы. Это из-за него у нее теперь пустота внутри и болит голова. Все из-за него.
Месть и искупление, вот что ей нужно. Но пока есть чувство вины, никакое колдовство невозможно. Надо взять себя в руки, и обрести духовный покой. Но какой покой может быть, если Ри больше не вернуть, какой покой может быть если этот ублюдок по земле ходит. Зарождающаяся ненависть, должна была отодвинуть на задний план остальные чувства, мешающие колдовать. Ведя мысленный диалог, и перебирая последние события в памяти, она все сильней начинала ненавидеть корень всех бед. Корень. Корешок. Выдернем тебя. Чтобы нагноения не было, что бы зараза внутрь не пошла.
Вечером, Ален уже знала, что должна отдать накопившуюся злобу, тому, кто ездит на старом синем автомобиле.
А в это же время в другом доме, перебирая события прошедшего дня, лежа на кровати, с закинутой под голову левой рукой, размышлял вслух человек с именем Бимен. Все необходимые рассуждения он уже сделал, и теперь настал черед выводов.
— Итак, возле больницы пчелы меня не слушались, однако, когда я приехал домой, все вернулось. Вопрос: почему?
— Может это из-за того, что ты был на другой, подвластной еще кому-нибудь территории?
— Нет, дело не в этом. Скорее всего, пчелы услышали, как я желал, чтобы Аля выздоровела.
— И типа, начали выполнять команду?
— Получается, что так. Другого объяснения пока нет.
— Это, что получается, я теперь лечить могу. Да?
— А если пожелать мир во всем мире? Интересно, что будет?
— Всемирное восстание пчел, которые уничтожат человечество.
— Пока способности лекаря до конца не изучены, мы не будем никому о них рассказывать. Вдруг это разовый случай.
— Кстати, интересно, как там Аля? Главное, что бы у Максимильена инфаркт от счастья не случился. А то приеду в больницу, а там Бартеломью над ними двумя сидит. Одна спит, а другой под капельницей валяется.
— Да нет. Все нормально будет, и она поправится, и он вроде, как мужик крепкий, должен нормально потрясение перенести. Только, как они теперь будут. Он-то прожил уже, а она еще нет, хотя возраст одинаковый. Безусловно, сохранилась она прекрасно, и выглядит явно не на свои годы. И на фоне этого может даже и отказаться от ухаживаний пожилого человека. С другой стороны — любовь. Настоящая, пронесенная через время.
— Все у них будет хорошо. Они любят друг друга, и поэтому, он будет счастлив, что она снова с ним, а она закроет глаза на то, что он теперь выглядит немного постарше.
С этими мыслями пчеловод и провалился в глубокий сон.
Разбудил его стук. Кто-то, то ли скребся, то ли стучался, в оконное стекло. Не разобрав спросонья, что происходит, Бимен встал с кровати, и уже хотел было открыть окно. Но ватные пальцы, которые он отлежал, совершенно его не слушались. Пришлось разлепить веки, проморгаться и посмотреть.
По карнизу прогуливалась серенькая кошечка. Она скреблась своей пушистой лапкой, призывая открыть окно и впустить ее. Зеленые глазки иногда сверкали, говоря о том, что терпение ее уже заканчивается, мяукая, она открывала маленькую клыкастую пасть, но через стекло не было слышно ни звука.
Бимен протянул руку и положил ее на оконную ручку. Какая-то неведомая сила тянула ее к земле, но пчеловод не хотел открывать окно. Ладонь, лежащая на ней, качнулась вниз, и остановилась. Он сопротивлялся, не в силах оторвать взгляд от зеленых глаз. Мышцы не подчинялись, и нужно было что-нибудь придумать. Зная, что пчелы давно спят, он все же позвал их на помощь.
Оконная ручка опускалась все ниже и ниже, не смотря на все усилия, прилагаемые со стороны человека. И через минуту она уже приняла вертикальное положение. Кошка подошла к открытой створке, и боком толкнула ее. Бимен навалился всем весом на створку, не давая ей распахнуться. Расчет был сделан на то, что управляя его мышцами, она не сможет управлять его весом. Серенькая кошечка еще раз толкнула стекло. Немного подождав, словно зная себе цену, и пройдясь по карнизу вперед-назад, вернулась и снова толкнула. С каждой минутой, с каждым толчком, с каждым ударом, паника все глубже проникала внутрь, и сильней сжимала сердце супергероя.
В образовавшуюся щель киска уже могла просунуть лапу, но пока не рискуя своими конечностями, методично увеличивала себе поход. Потянуло вечерним сквозняком с улицы. Выступивший на лбу пот начинал собираться в капельки, и скатываться в брови, откуда или устремлялся к носу, или по скулам стремился к подбородку.
Противостояние нарушила пчела, севшая наглому животному на переносицу. Потоптавшись, и найдя место помягче и понежнее, она вонзила свое жало в кошачью плоть. Раздался человеческий вопль, от которого похолодело внутри. Створка окна мгновенно захлопнулась, сбросив ночную гостью с карниза. Наваждение, исчезло вместе с остатками сна.
Секунду спустя, раздался стук во входную дверь. «Кого это там принесло?» — Подумал пчеловод, подходя к двери, и спрашивая: «Кто там».
— Сынок, открой, это я, — раздался за дверью голос матери. — Не могу открыть, замок заело.
Бимен потянулся к защелке, и замер как вкопанный. Она была закрыта изнутри.
— Сейчас, мам, ключ возьму! — тянул он время, направляясь к спальне родителей.
Нужно было кое-что проверить. Тихо, как разведчик, он подкрался, чтобы никого не разбудить, и повернув ручку заглянул внутрь. Мать спала, сладким сном ребенка, набегавшегося и наигравшегося за день.
Вернувшись к входу, Бимен, у которого от страха пересохло во рту, приложил ухо к двери, пытаясь на слух определить, есть кто-нибудь снаружи или нет. Секунду спустя он понял, что это была глупая мысль, потому что резкий удар в дверь заставил его сердце остановиться, а липкой испарине покрыть все тело.
— Ну, где ты там пропал? — это уже был не голос его матушки. В хриплом голосе, теперь явно читались интонации Бабы Тлен. Бимен был поражен, как он мог спутать ее со своей матерью.
— Мам, в прихожей его нет, — пчеловод старался контролировать дрожащий голос. — Подожди еще, я на кухне погляжу! — он медленно, на цыпочках отходил от двери. В голове кружилась мысль о том, что ведьма не сможет сама проникнуть в дом, нужно чтобы ее впустили. Недаром есть выражение «мой дом — моя крепость».
В окно смотреть нельзя, долго тянуть время не получиться, нужно звать свою полосатую армию. Только вот незадача, я здесь, а неприятель за дверью, и я его не вижу. Как управлять войском, вслепую?
Ведьма за дверью обо всем догадалась, уж слишком тихо и долго искал пчеловод ключи в своем доме.
— Спокойной ночи, «Дружочек!» — сказала она сквозь дверное полотно. — Завтра мы продолжим. Жди меня. Я обязательно приду. За твоей душой, — ведьма тихонько хихикнула. — Хотя, может и еще чью-нибудь с собой прихвачу.