Еще пять минут, твердил себе Луис, садясь в машину рядом с Шонтэль. Желание протянуть руку и прижать ее к себе, смыть все ее сомнения поцелуями было сильнее, чем когда-либо. Но снова овладеть ею — это идея не из лучших, во всяком случае не в машине. Они будут на месте через пару минут, и тогда никто не сможет помешать ему. Даже Шонтэль.
Затаив дыхание, он наблюдал за ней, пытаясь понять, испытывает ли она те же чувства, что и он. Она задумчиво смотрела на удаляющийся с каждой секундой дом. Луиса тревожило, что Шонтэль, возможно, считает богатство и положение семьи Мартинес барьером между ними. Луис взял ее за руку, чтобы привлечь к себе внимание.
Она повернулась, глядя на него все так же задумчиво. Луис погладил ее руки, ему хотелось узнать, о чем она думает.
— В нашей семье никогда не случалось трагедий, Луис. Прости, я не знала, не представляла, насколько все далеко зашло. — Она сжала его руку. — Я рада, что увидела истинное положение вещей. Меня все случившееся заставило понять, как зачастую обманчива видимость.
Он испытал облегчение. Громадное облегчение.
— О чем ты? — живо спросил он.
Она пожала плечами.
— Я полагала, ничто не в силах изменить той неприязни, которую испытывала ко мне твоя мать. Но когда мы прощались… ни капли снобизма. Она говорила искренне.
— Власть делает людей высокомерными, Шонтэль, — сказал он. Она кивнула.
— Да, теперь я это понимаю. — Она помолчала. — Как ты думаешь, Гальярдо нанесут ответный удар?
— Сомневаюсь. В любом случае бизнесу нашей семьи они навредить не смогут, это довольно сложно. Конечно, некоторые сделки будут сорваны, но ничего страшного.
Довольная таким ответом, она склонила голову и посмотрела на сверкающий даже в сумраке изумруд.
И опять в Луисе проснулась неуверенность. Не совершил ли он ошибку? А вдруг она сейчас снимет кольцо?
— Я думала… предыдущая ночь была последней; что между нами все кончено, — тихо произнесла она, все еще разглядывая перстень и, видимо, не осознавая до конца его предназначение.
Ему ужасно хотелось повернуть время вспять, и все было бы по-другому. Может быть, она еще в Ла-Пасе рассказала бы всю правду, дай он ей тогда возможность. Но он был ослеплен яростью и не соображал, что делал. Так почему она должна верить ему?
Он пытался подобрать слова, но в голове не было ни одной мысли, абсолютная пустота. Желание обнять ее с каждой минутой становилось все сильнее. Словами не объяснить. Он должен показать ей, что изменился с той ночи, стал другим.
— Скажи лучше вот что, — продолжила она, прерывая ход его бессвязных мыслей, — сегодняшний прием… — Она запнулась. Еле заметная печальная улыбка тронула уголки ее рта. — Ведь мы многого этим добились, не так ли?
— Да! — выдохнул он, тяжело дыша. — Господи! Взгляни на меня!
Ее глаза расширились. В них затаились и вопрос, и надежда.
— Прошлой ночью я ненавидел тебя. Ненавидел за любовь, которую потерял и по которой тосковал два проклятых года. Сегодня я понял, что мы оба сберегли ее. Что она еще жива. И я все сделаю, чтобы вернуть ее. Ты слышишь? Все!
Машина остановилась.
Больше он ждать не мог. Шонтэль смотрела на него как завороженная. Он вышел из машины и, обогнув ее, открыл дверцу перед Шонтэль, прежде чем это успел сделать шофер. Луис фактически оттолкнул его в сторону. Дав ей выйти, он взял ее на руки и понес к дому. Она моя, моя…
— Скажи «да», — услышал он сам себя. И почувствовал ее дыхание, когда она обняла его за шею.
— А сегодня ты позволишь мне трогать тебя? — спросила она с улыбкой.
— О да! — выпалил он. — Трогай меня. Трогай, где только захочешь.
— Можно делать что угодно? Она поддразнивала его.
— Да, да, — повторил он. — Погоди-ка, я достану ключи.
Так хотелось, чтобы дверь сама распахнулась перед ними. Шонтэль засмеялась, прижавшись к его груди. И это к лучшему, не так ли?
Он вставил ключ в замок, и пару секунд спустя весь мир остался позади, за дверью.
— Опусти меня, Луис.
— Сейчас, — ответил он и направился в сторону спальни.
— Не на кровать, — приказала она, уже куда более строго.
— Нет? — Ему-то это место казалось самым подходящим.
— Поставь меня на пол. Живо! — скомандовала она.
Ему ужасно не хотелось, но он подчинился.
— Не хочу, чтобы ты порвал мое платье, пояснила она.
— Я подарю тебе новое.
— Нет, это особенное. Включи свет, Луис.
— Свет, — повторил Луис, мысленно отмечая, что «особенное» звучит неплохо. Он включил свет.
Она смотрела на него с лукавой улыбкой.
— Теперь моя очередь раздевать тебя, — шепнула она. — И не вздумай мешать мне.
Он почувствовал себя счастливым. Все было хорошо. Как и должно было быть между ними. Он свободен. Наконец-то!
— Да, — сказал он, зная, что и она чувствует то же. Ту же свободу, что и он. И ничто больше не стояло у них на пути. — Знаешь, давай по очереди! Мой галстук — твое ожерелье, мой пиджак — твое платье. — Он хитро ей подмигнул. — Будет быстрее.
Она усмехнулась и принялась за его галстук. Шаловливая улыбка играла на ее лице.
— А мы никуда не торопимся, Луис. Я хочу насладиться каждым мгновением.
— Ты все еще любишь меня.
Это звучало не как вопрос, а как утверждение. Он был не в силах спросить ее об этом. Во всяком случае, не теперь, когда она касалась его, смотря ему в глаза.
Она прищурилась.
— Похоже, я от тебя без ума, к лучшему или нет, не знаю. Ты можешь сорвать с меня одежду, Луис. Но если ты полагаешь, что я верну тебе это кольцо…
— Просто скажи это, Шонтэль, — прервал ее Луис.
Она сняла с него галстук, встав на цыпочки, обхватила его шею руками и прошептала:
— Я люблю тебя, Луис Анхель Мартинес. И никогда никого не любила, кроме тебя.
Она говорила это, прикасаясь своими губами к его, и страсть захлестнула Луиса. Они начали неистово целоваться. Последние сомнения исчезли.
Он был так красив, неотразимо красив. Ощущать его, чувствовать его запах… Не это ли вершина блаженства? — думала Шонтэль.
Ее мужчина… ее муж. Во всех смыслах. И когда они направились к кровати, они делали это вместе, по обоюдному согласию, чего ей так недоставало предыдущей ночью. Любить и быть любимой. Любить, ласкать, ощущать его тело, но в то же время знать, как глубоки его чувства. Знать, что это не только влечение плоти, но и сердца.
Как долго она была лишена всего этого. А теперь чувства, казалось похороненные, преданные забвению, возродились.
И когда он овладел ею, это было как давно забытое волшебство. Она видела над собой его лицо, его глаза, смотревшие на нее с обожанием, слышала, как он произносит ее имя, а затем покрывает ее тело страстными поцелуями, и она повторяла про себя лишь одно слово: ангел… ангел… ангел.
Это было божественно, и легко, и прекрасно, как и жизнь, которую им предстояло прожить вместе. Обхватив его ногами, она прижалась к Луису, наслаждаясь тем, что принадлежит ему, что они одно целое.
— Спасибо, — шепнул он ей, — спасибо, что ты есть и что ты любишь меня.
— Я не жила, а лишь существовала без тебя, Луис, — прошептала она в ответ.
— А я без тебя. — Он приподнялся на локте, чтобы получше всмотреться в ее лицо. Его глаза светились нежностью. — Где ты хотела бы жить? Если хочешь, я поеду с тобой в Австралию…
— Нет! Твоя жизнь здесь, Луис. И я рада буду остаться здесь, с тобой. — Кроме того, ведь она пообещала Эльвире, что не заберет у нее сына. Она не могла нанести ей такой удар после трагедии с Эдуарде Шонтэль ни за что не пошла бы на такой шаг.
— А как же твоя семья? — мягко напомнил ей Луис.
Секунду она колебалась, зная, что будет тосковать по родным. Австралия не так уж близко. С другой стороны, на самолете это лишь однодневное путешествие.
— Мы будем навещать их, разве не так? спросила она с надеждой. Он улыбнулся:
— Так часто, как тебе только вздумается, любовь моя. И уж конечно, я полечу в Австралию, чтобы встретиться с твоими родителями и обсудить с ними наши планы на будущее.
— Ладно, стратег, — съехидничала она. — Каковы же твои ближайшие намерения?
— Для начала сдержу данное Алану обещание — отвезу тебя в аэропорт и посажу на ваш самолет.
Слово он держал, и был прав, но у них оставалось так мало времени…
— Думаю, что смогу прилететь на следующей неделе.
Облегчение и благодарность с примесью разочарования.
— Это даст тебе время подготовить своих близких, — пояснил он и затем добавил:
— А мне своих.
— Твоя мать свое согласие уже дала, — напомнила она ему. Он кивнул.
— Просто хочу подготовить почву к нашему возвращению.
Она заулыбалась.
— Так, значит, ты полетишь в Австралию, чтобы соблазнить меня?
— Одну неделю без тебя я попробую выдержать. Но надеюсь, это будет наша единственная разлука, обещай мне.
Последовал долгий поцелуй.
— Обещаю, — прошептала она с грустью, прижимаясь к нему. Она готова повторять это снова и снова.
Стоит ли говорить о том, как Луис и Шонтэль провели оставшиеся часы? Это ясно и без слов. И утром в аэропорту Алан все понял. Достаточно было взглянуть на них.
Шонтэль и Луис стояли поодаль, как двое влюбленных, которым предстоит расстаться, хотя и ненадолго. Обещание Луиса не вызывало сомнений, как и изумрудно-бриллиантовый перстень, сверкавший на ее руке.
— Через неделю, — повторил Луис, перед тем как отпустить ее.
— Я встречу тебя в сиднейском аэропорту, пообещала Шонтэль.
— Буду звонить каждый день, — поклялся он.
— Да, да.
Ей уже надо было идти. Еще один быстрый поцелуй, и она устремилась за остальными пассажирами. Она вернется, вернется к нему, вернется в Аргентину. Навсегда.