Отель, в котором должна была состояться встреча, представлял собой солидное светло-желтое здание в колониальном стиле, с ухоженным газоном перед входом. Вполне подходящее, чтобы принимать здесь богатых англичан, цинично подумала Шэрон.
Джон Саттон, уже седеющий, но не потерявший спортивную форму мужчина лет пятидесяти, прибыл с женой, миниатюрной симпатичной блондинкой. Следом за ними подъехали Майкл и Кортни Форд. Все они присоединились к Марку и Шэрон в элегантном небольшом зале, где уже был сервирован стол, а в углу располагался бар с напитками. Гости, разумеется, знали о Бобби, об этом теперь знали все.
— Думаю, что говорю от имени всех присутствующих, выражая соболезнование по поводу постигшего вас несчастья, Шэрон, и весьма ценю ваше мужество. Спасибо за то, что пришли сегодня вместе с мужем. — Эту преисполненную почтения речь англичанин произнес сразу же после того, как были сделаны все необходимые представления и они уселись за длинный стол. — Анабелла и я — и, уверен, каждый сотрудник моей компании в Европе — хотели бы выразить самые искренние надежды на то, что все разрешится с наименьшими потерями для вас.
А что еще он способен был сказать? — с болью в сердце подумала Шэрон. Никто даже с уверенностью не мог утверждать, жив ли Бобби или нет.
Однако ужин прошел бы вполне спокойно, если бы через несколько минут после короткой речи мистера Саттона не появилась Джулия Блакстер. Как всегда, уверенная в себе, она роскошно выглядела в кофейного цвета шелковом брючном костюме, прекрасно гармонировавшем со светлыми, эффектно подстриженными волосами. На ней было жемчужное ожерелье и такие же серьги. Очевидно, жемчуг был искусственно выращенный, как и сама его владелица, отметила про себя Шэрон. Ухоженная, практичная, само воплощение изящества, которого так не хватало ей самой! Возможно, это приходит с годами, размышляла она без всякого злорадства. Джулия была лишь на год или два моложе Марка.
Сидя рядом с мужем, Шэрон вся внутренне напряглась, когда, предварительно пожав руку англичанину, Джулия заняла свободное место по другую сторону от Уэйда. Ее даже не надо было представлять Джону Саттону. Как коммерческий директор корпорации она, без сомнения, встречалась с ним раньше.
Интересно, что у него сейчас на уме, подумала Шэрон, заметив, как нахмурился англичанин и как перевел взгляд с нее на Джулию и обратно. Что, если он считает, что в качестве жены мисс Блакстер больше подходит Марку Уэйду? В конце концов, они занимаются одним делом, много разъезжают вместе. Или, может быть, их отношения уже перестали быть тайной для всех?
— Что ты здесь делаешь, Джулия?
Пока Саттоны обменивались любезностями с Майклом Фордом, высоким, очень худым мужчиной лет сорока, и его темноволосой, несколько застенчивой женой, Шэрон прислушивалась к разговору мужа со своей соперницей. Как ей показалось, тон Марка был несколько раздраженным.
— А чего ты ожидал? — Джулия ответила очень тихо, но невозмутимо. — Тебя так долго не было в офисе. Сначала эта конференция, потом… все прочее. А мне крайне необходимо было увидеться с тобой. Прийти же к тебе домой… показалось мне не слишком благоразумным шагом.
— Разумеется, — согласился Марк.
Интересно, что мисс Блакстер имела в виду под благоразумием? Держится ли она в стороне из уважения к постигшему их горю или не в силах видеть любимого человека живущим под одной крышей с ушедшей от него женой?
Однако ответа Джулии услышать ей так и не пришлось. Шэрон отвлек Майкл, попытавшийся, следуя приличиям, вовлечь ее в общий разговор. Потом официант принес меню, и следующие пятнадцать минут все были заняты выбором блюд.
Все, кроме Шэрон, находившейся здесь против своей воли и наугад заказавшей «какое-нибудь блюдо по рекомендации шеф-повара». В результате ей принесли цесарку, которую она терпеть не могла!
Впрочем, какая разница, ей ведь все равно не хотелось есть. Однако в одном Марк оказался прав: если бы она осталась дома в одиночестве, то, возможно, действительно сошла бы с ума!
— Расслабься, — раздался голос мужа у самого ее уха. — Я знаю, что для тебя это тяжелое испытание, но ты держишься великолепно!
Великолепно держится! В то время как ее ребенок находится неизвестно где…
— Ты тоже, — процедила она сквозь зубы, опуская ресницы. — Не каждый мужчина способен одновременно заниматься и женой, и любовницей. И все это без малейшего зазрения совести!
— Может быть, дорогая, это просто потому, что, как ты неоднократно заявляла мне в прошлом, у меня ее, то бишь совести, Просто нет? — предположил он с улыбкой, не коснувшейся, однако, его глаз.
Естественно, иначе он не уволил бы Ричарда так бесцеремонно, подумала она и вздрогнула, почувствовав руку Марка, прижимающую ее к себе.
— Не понимаю, как ты можешь сегодня обвинять меня в излишнем внимании к Джулии?
Он был прав. Потому что, если у него и остались какие-либо чувства к этой женщине, он успешно их скрывал. Откровенно говоря, Шэрон должна была признать, что сегодня Марк был более чем внимателен к ней, совсем как в прежние времена.
— Полагается ли мне встать за это перед тобой на колени?
Сильные пальцы еще крепче сомкнулись на ее плече.
— Да, встать на колени и просить прощения за все, что ты мне сделала, Шэрон Уэйд, — прошептал он ей в самое ухо, так что, на взгляд стороннего наблюдателя, это выглядело как разговор двух влюбленных.
За все, что она ему сделала!
— Да знаешь ли ты, что… — хотела было возразить она, но в это время Майкл задал через стол вопрос.
— А как вы думаете, Марк? — Внезапно наступила тишина; все, казалось, желали знать его мнение. — Джулия считает вас единственным человеком, способным помочь ей отыскать лазейки в соглашении с Айвори, и уверена, что только вам по силам заставить его подписать договор.
— Мисс Блакстер вполне справится сама, — лаконично ответил Марк, небрежно убирая руку с плеча жены.
Шэрон знала, что Роберт Айвори был другим крупным заказчиком корпорации, неохотно соглашающимся с выдвинутыми ему условиями. Именно об этом и говорил днем раньше по телефону Марк.
— Но Роберт Айвори — известный женоненавистник. Согласно его взглядам, бизнес — игра мужская, вы же знаете! Мы можем потерять все…
— Не потеряем, если этим будет заниматься мисс Блакстер, — ответил Марк с непоколебимой уверенностью.
— Спасибо, дорогой! — Джулия послала ему более чем благодарный воздушный поцелуй. — В некоторых областях это действительно остается мужской игрой, Майкл, — признала она с обольстительной улыбкой. — Не для мягкосердечных женщин. Но особа, сидящая перед вами, вращалась в мире мужчин достаточно долго, чтобы выучить их правила.
Как это типично для Джулии, подумала Шэрон. Вечно пытается доказать свое равенство с мужчинами. Если не превосходство над ними! Но женщина в Джулии тоже не умерла. Именно она обратила внимание на их с Марком интимную беседу и подпустила шпильку насчет мягкосердечных женщин. Джулия имела в виду меня, решила Шэрон, но, как ни странно, откровенный намек не задел ее.
Видя, что ужин подошел к концу, официант склонился к Марку, и по его совету все перешли пить кофе в небольшую, уютно обставленную гостиную.
Джулия отправилась к своей машине за какими-то документами. Трое мужчин полностью погрузились в деловой разговор. А Шэрон оказалась в обществе Анабеллы Саттон и Кортни Форд, выразивших неподдельный интерес к ее работе.
Вежливо, хотя и механически отвечая на вопросы женщин, Шэрон вдруг почувствовала, что устала. Она извинилась и направилась в дамскую комнату. Вечер дался ей тяжелее, чем можно было ожидать, и, взглянув на себя в большое зеркало, Шэрон увидела темные тени под глазами.
Дверь открылась, вошел кто-то еще. Джулия!
Подойдя к Шэрон, она положила папку с документами и сумочку на столик.
— Я не хотела говорить этого перед другими, да и вообще не знаю, стоит ли… — Джулия смотрела не на Шэрон, а на розовую бумажную салфетку, вынутую ею из коробки, — но уверена, что вы поймете… Я разделяю общие чувства по поводу исчезновения ребенка Марка.
— Благодарю вас, — ответила Шэрон сдавленным голосом. Но почему Джулия исключила ее из числа родителей Бобби?
— Должна признаться, что была очень удивлена, увидев вас здесь, — тем временем продолжила блондинка. — Хотя не так уж плохо то, что вы еще в состоянии наслаждаться жизнью.
Глядя в холодные, бесстрастные глаза соперницы, Шэрон чувствовала, как ее ногти почти до крови впиваются в ладони. Как она только смеет…
— Я нахожусь здесь только потому, что меня об этом попросил муж, — ответила она, надеясь на то, что говорит правду.
Джулия с удивлением взглянула на ее изображение в зеркале.
— Вы, вероятно, считаете, что должны воссоединиться с ним? — Она аккуратно выдвинула столбик помады бронзового цвета из роскошного золотого футляра. — Марк ничего не говорит, но не потому ли вы снова вместе?
Собравшись наконец с духом, Шэрон спросила:
— А вы как думаете? — Она не смогла заставить себя признаться этой женщине в том, что живет с Марком только временно. Только до тех пор, пока…
— Я думаю, что, если вы не слишком ладили с ним тогда, когда у вас были все возможности, значит, сейчас он нужен вам лишь для того, чтобы помочь пережить случившееся, — ответила Джулия, вытирая излишки помады салфеткой.
— А я думаю, что это совершенно не ваше дело, мисс Блакстер! — сорвалась Шэрон. О, если бы только она могла поверить в то, что ее муж не искал утешения в объятиях этой женщины!
— Если бы вы, вместо того, чтобы пытаться конкурировать со мной, постарались стать Марку хорошей женой, то из вас получилась бы неплохая мать! — злорадно возразила Джулия. — Я никогда не смогла бы бросить мужчину, которого люблю, а потом еще отказывать ему в праве видеть собственного ребенка!
— Это он вам так сказал?
— Ему незачем было говорить это! — Джулия бросила помаду обратно в сумочку и защелкнула ее. — Я видела его в офисе, видела, как он переживал все эти месяцы, как работал на износ…
— Полагаю, сие сделало вас настоящим экспертом по части моего мужа, не так ли? — съязвила Шэрон, не в силах поверить в то, что человек, которого она так хорошо знала, был способен на сильные переживания. — Верно, вы не смогли бы отказать мужчине в праве на ребенка, потому что у вас его никогда не было, — продолжила она дрожащим голосом, уверенная в том, что Джулия не любит детей, и догадываясь, что весь этот разговор она затеяла только для того, чтобы досадить ей, Шэрон Уэйд!
— Да, детей у меня нет. Зато я прекрасный специалист. И Марк ценит меня за это. А вы, даже родив ему ребенка, так и не смогли стать ему достойной супругой, не говоря уже о том, чтобы помочь в управлении корпорацией! Что вы можете предложить мужчине, кроме секса, ведения домашнего хозяйства и занятия своим дурацким дизайном? Чтобы удержать Марка Уэйда, нужно гораздо больше!
Джулия хватается за соломинку, подумала Шэрон, ей внезапно стало ясно, что эта женщина ревнует Марка к ней!
— Как вы уже слышали, наши личные отношения касаются только нас, — бросила Шэрон и, повернувшись, вышла.
Через час, когда Марк вез ее домой, Шэрон все еще переживала сцену с Джулией Блакстер.
— Ты все молчишь, — заметил он уже дома. — Может быть, я потребовал от тебя слишком многого, потащив сегодня с собой? — Его тон был на удивление заботлив.
Однако Шэрон была очень расстроена, чтобы обратить на это внимание.
— Почему ты не предупредил меня, что твоя подруга тоже будет там?
— Откуда я, черт возьми, мог знать, что Джулия заявится? — раздраженно выпалил он.
— О, бедный, ни в чем не повинный Марк!
Его глаза вспыхнули яростным огнем.
— Да, неповинный! Столь же неповинный, как и ты!
Что он хотел этим сказать? Может быть, намекал на Джека?
— Не понимаю, почему ты так кипятишься, — торопливо сказал Марк прежде, чем она успела спросить об этом.
— Почему кипячусь?! — Шэрон, поднимавшаяся по лестнице, остановилась и повернулась к нему. — По вполне понятным причинам Джулия Блакстер не принадлежит к числу любимых мною персон.
— И что это за причины, могу я узнать?
Не отвечая, она бросилась в свою комнату.
— Все эти причины — продукт параноидального, болезненно-впечатлительного ума! — услышала она слова упрямо шедшего за ней Марка.
— Параноидального? — Шэрон остановилась на пороге комнаты и обернулась. — По-моему, каждому ясно, если только он не совсем чокнутый, что эта особа без ума от тебя!
— Чушь! — Марк хрипло рассмеялся. — Какая чушь! Джулию интересует только власть.
— А у тебя ее больше чем достаточно! — заметила Шэрон, проходя в спальню и бросая сумочку на туалетный столик. — Сколько угодно!
— Это уже не моя проблема.
— Нет, не твоя. Но согласись — разве не приятно видеть, как возбуждающе твое положение в обществе действует на коллегу? Что должен был доказать сегодняшний вечер, Марк? Что, находясь в моей компании, ты можешь устоять перед другой женщиной?
— Перестань говорить об этом! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что мне нужны только ты и Бобби?
— Тогда почему ты избавился от нас?
Он с угрожающим видом двинулся на Шэрон, вынимавшую из гардероба темно-синее, с белыми цветами кимоно.
— Ты прекрасно знаешь, что все случилось из-за твоей мелочной ревности и подозрительности.
— И взаимного непонимания, я полагаю!
— Возможно…
— Нет, винишь во всем ты только меня! — заявила она, швырнула кимоно на пол и решительно двинулась мимо него. — Согласна, я не стала для тебя идеальной женой! Будь я такой же умной, как Джулия, тебе бы это понравилось больше!
— Повторяю! Мне не нужен никто, кроме тебя и Бобби.
— Но Бобби здесь нет! — крикнула она, желая причинить ему боль, да и себе тоже — наказать их обоих за все случившееся!
— Перестань!
Но Шэрон уже не могла остановиться. Напряжение последней недели плюс столкновение с Джулией Блакстер переполнили чашу терпения.
— Зачем? Тебе неприятно слышать правду? А может быть, тебе хочется быть с ней?
— Я сказал — прекрати!
С потемневшим лицом он двинулся вокруг кровати к тому месту, где стояла снимавшая серебряные серьги Шэрон.
— Не подходи ко мне! — Одна из сережек полетела в Марка, но он уклонился, и блестящая капелька со звоном ударилась в стену. — Я сказала, не подходи! — Вторая сережка последовала за первой с тем же результатом.
— Шэрон! Пора наконец тебе кое-что понять!
— Понять?! Неужели ты думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову?
— Если честно, то нет! — С мрачной усмешкой он схватил Шэрон, и, пытаясь отшатнуться, она больно ударилась спиной об открытую дверцу шкафа. — Вряд ли ты поверила бы мужчине, даже если бы он явился к тебе с небес с нимбом вокруг головы. Когда ты наконец поймешь одну простую вещь? Я не твой отец!
Так вот оно что! Он хочет использовать трагедию ее жизни, чтобы отречься от собственных грехов! Неважно, что будет с Бобби. Неважно и то, что творится у нее в душе!..
— Значит, во всем виновата я? Так, что ли? — Оскорбленная, пылая ненавистью, она попыталась вывернуться из рук Марка и, потерпев неудачу, ударила его локтем в солнечное сплетение.
Задохнувшись, он согнулся пополам и отпустил Шэрон. Но только на мгновение. Почти сразу же его сильные пальцы вновь сомкнулись на ее предплечье.
— Ах ты, маленькая…
Пытаясь вцепиться ногтями в лицо Марка, она не расслышала слово, которое тот пробормотал себе под нос.
— Отпусти меня, негодяй! Я тебя ненавижу!
— Да! — прохрипел он, как будто это был самый лестный комплимент, а затем его губы запечатали ее рот, заглушив дальнейшие оскорбления.
Его хватка стала еще крепче. Притянув Шэрон к себе, Марк лишил ее возможности сопротивляться. Затем, запустив пальцы в густые рыжие волосы, оттянул голову так, что ей стало больно.
И о Боже! Она приветствовала эту боль. Вцепляясь ногтями в его пиджак, скребя ими по спине Марка, Шэрон как будто пыталась спровоцировать его на еще одну вспышку ярости, на то, чтобы он причинил ей такую боль, которая заставила бы хоть на мгновение забыть о невыносимых мучениях.
Марк застонал, неистовые поцелуи обожгли ее шею… И вдруг гнев куда-то пропал, сменившись яростным желанием, заставившим Шэрон прильнуть к нему, ответить столь же страстными поцелуями. И это желание заслонило чувство вины и презрение к самой себе за неспособность противиться так унизившему ее человеку. Только потеряв себя в потоке непреодолимой страсти, она смогла наконец обрести столь нужное ей забвение.
— О Боже…
Голос Марка был хриплым, он грубо стаскивал шелк с ее плеч. Шэрон чувствовала, как рвется под его руками тонкая ткань, но это уже не имело никакого значения. Его страсть была почти животной, но Шэрон словно купалась в ней и даже помогала Марку снимать с себя одежду — всю, до последнего лоскутка.
Руки Марка действовали властно, чуть ли не грубо, причиняя ей боль, но Шэрон и не желала другого. Нежность сейчас была ей не нужна, она жаждала сгореть в пламени, которое мог разжечь в ней лишь он.
И пожар вспыхнул. Прикасаясь к его одежде теплой нежной кожей, она испытывала какое-то мазохистское наслаждение. Представ совершенно обнаженной перед ним, полностью одетым, Шэрон возбудилась еще сильнее.
Дрожащими от нетерпения пальцами она вцепилась в рубашку Марка, стараясь вытащить ее из-под узкого черного пояса брюк, пытаясь расстегнуть неподатливые пуговицы. Не в силах ждать, он отстранил ее руки и сделал это сам. А затем подхватил Шэрон и положил ее на постель.
Ее руки лихорадочно ласкали гладкую кожу плеч, ощупывая твердые бугры мышц, пока Марк наконец не лег рядом с ней и не нашел жадными губами набухшую грудь.
Она уже не чувствовала ничего, кроме все нарастающего жара желания, словно выжигающего все внутри нее. Очутившись под ним, вне себя от неожиданного стремления освободиться, Шэрон забилась, как непокорное животное, пытающееся стряхнуть с себя путы, наложенные властным хозяином. И тут он взял ее, взял без всяких церемоний, погрузившись во влажную теплоту ее тела.
Издав легкий вскрик, впившись ногтями в его спину, Шэрон изогнулась навстречу яростным толчкам, каждый из которых словно стирал какую-то часть недавних невзгод, пока не осталось ничего — кроме одного мужчины и одной женщины и безграничного, пустого пространства вокруг них.
Шэрон проснулась в темноте. Под легким покрывалом, которым Марк прикрыл ее, сонную. Было душно.
Все тело болело, и, вспомнив, как она сама провоцировала мужа на более грубые действия, Шэрон застонала от стыда. Она ощущала лежащего рядом с ней Марка, слышала его медленное, равномерное дыхание.
На лицо его легло пятно лунного света. Во сне, с чуть приоткрытым ртом и растрепанными волосами, он был так похож на Бобби, что Шэрон захотелось провести пальцами по его щеке, по волевому подбородку. Но эти прикосновения казалось сейчас абсолютно запретным.
Он взял ее просто потому, что не смог воспротивиться, как и она сама, вспышке обоюдного желания. Но ничего не изменилось. По-прежнему существовала Джулия Блакстер. И что бы он ни говорил, то, что Марк обманывал ее с другой женщиной, оставалось фактом. И именно он, Марк Уэйд, был причиной разрыва между Самантой и Ричардом. И самое страшное — Бобби не было с ней!
Глаза наполнились слезами, и, повернувшись на спину, Шэрон уставилась в потолок.
Почему ей суждено было полюбить именно Марка? И кстати, Саманта — куда, черт возьми, она подевалась? Неужели так трудно поднять трубку и позвонить, дать знать, что с ней все в порядке? Времени, правда, прошло не так много, рано или поздно сестра свяжется с ней. Но так хочется услышать родной голос сестры, особенно сейчас, в столь трудное время!.. А вдруг с Самантой что-то случилось?
Во внезапной тревоге, сразу окончательно проснувшись, Шэрон села на кровати. Было что-то такое… что-то такое, что подсознательно грызло ее весь день…
Открытка в доме Саманты! Открытка, которую она чуть было не прочитала, по потом поняла, что та адресована не ей. Она была подписана Ричардом. Теперь Шэрон вспомнила это. Но почему Ричард писал Саманте, если она должна была быть с ним?
Почему же это не пришло в голову раньше? Наверное, потому, что все ее мысли были заняты Бобби и ей не было дела ни до кого другого. Но если Саманта не…
Ухватиться за мысль, крутившуюся в голове, никак не удавалось. В чем дело? Может, она просто фантазирует? В ней как будто щелкнул какой-то тумблер, отключивший приток энергии, и Шэрон бессильно откинулась на подушку.
Зашевелившийся во сне Марк повернулся на бок, к ней лицом, и его рука тяжело легла ей на грудь.
Саманта где-то в Европе, снова стала анализировать факты Шэрон. В день отлета она звонила из аэропорта. В таком случае, почему открытка была подписана Ричардом? И откуда она пришла? Из Испании? Скорее всего да… Если, конечно, он не отправил это послание еще до того, как пригласил Саманту приехать к нему. Такое тоже могло случиться…
Лежа в темноте с открытыми глазами, Шэрон пыталась под глубокое, ровное дыхание Марка найти ответ. Что-то никак не давало ей покоя…
Наконец, поняв, что уже не уснет, Шэрон осторожно сняла со своей груди руку мужа и тихо соскользнула с кровати.