8

За окном светало, когда Шэрон проснулась. Марка рядом не было. Но в следующую секунду дверь спальни открылась, и вошел муж.

— Который час? — спросила она, щурясь в полутьме.

— Еще рано, — ответил Марк, развязывая пояс халата. — Я услышал какие-то звуки и пошел посмотреть, все ли в порядке с Бобби.

Шэрон подскочила.

— Как он? — спросила она с беспокойством.

— Прекрасно! Спит без задних ног.

— Я должна пойти взглянуть на него! — Шэрон откинула одеяло.

— Не беспокой его! — Тяжелая рука легла на ее плечо. — Он скоро сам проснется, — мягко произнес Марк, но предательская хрипотца в его голосе разбудила в Шэрон инстинкт самосохранения.

— Марк… — попросила Шэрон дрожащим голосом, чувствуя, что он укладывает ее обратно. — Марк, не надо!

— Надо… — Склонив голову, он очень нежно поцеловал жену в уголок рта.

— Нет, я не могу…

— Почему же ты не можешь? Неужели нашла себе кого-нибудь, кто возбуждает тебя сильнее, чем я? Может быть, это Джек, как там его фамилия?

Шэрон судорожно вздохнула, когда его губы двинулись вдоль ее подбородка к бешено пульсирующей жилке у основания шеи. Лгать было невозможно.

— Нет…

— Ты собиралась уехать с ним?

Шэрон содрогнулась, когда губы Марка коснулись ее груди.

— Нет…

— Понятно! — Теперь его голос тоже дрожал. — Ты только хотела, чтобы я так думал.

Хотелось ли ей этого? Сейчас, когда эти губы двинулись дальше, она была не способна думать ни о чем!

— Марк, это нехорошо…

— В любви и на войне все средства хороши, — вкрадчиво прошептал он. — А что у нас с тобой, Шэрон?

— Какая разница! — задыхаясь, произнесла она, ненавидя себя за то, что получает удовольствие от его ласк.

Пленные бывают как на войне, так и в любви. Но разве достоин уважения пленный, гордящийся своими оковами?

— Для тебя — может быть, и нет, — ответил Марк. — Что ты пытаешься мне доказать? И в чем хочешь убедить саму себя? В том, что заниматься со мной любовью простительно только в том случае, когда находишься вне себя от бешенства?

Так, как было прошлой ночью? Так, как это случалось и раньше?.. Сейчас, когда его губы ласкали ее грудь, мысли Шэрон путались, голова кружилась.

Боже! Она опять позволяет этому случиться! Марк отлично знал, что делает. Знал, что разумом Шэрон отвергает его, но собственное тело уже неподвластно ей, охваченное новым всплеском страсти. Бледный свет, пробивавшийся сквозь задернутые шторы, не скрывал ее отвердевших сосков, бурно вздымающейся груди, затуманенного взора.

— Уходи отсюда, дорогая! — Дыхание Марка стало прерывистым. — Уходи сейчас же или тебе придется остаться со мной!

О, что он с ней делает?

Она набрала воздуха, собираясь ответить, но не смогла, потому что язык Марка, пройдясь по шелковистой ложбинке между грудями, вновь поднялся вверх, и губы его сомкнулись вокруг одного из сосков. На Шэрон нахлынула такая волна желания, что больше ей уже ни о чем не хотелось думать.

Она полностью отдалась удовольствию, удовольствию давать и брать, касаться мужчины и ощущать его ласки. Сегодня Марк был бесконечно нежен, его сдержанность не знала границ, а сладкие муки прикосновений дарили неземное блаженство.

— Пожалуйста… — уже бесстыдно молила она.

Белоснежная кожа покрылась бисеринками проступившего пота, тело вздрагивало, дыхание участилось — и наконец он внял ее просьбе.

Шэрон прогнулась ему навстречу, но Марк не торопился, его размеренные движения совсем не походили на яростную, голодную атаку прошлой ночи. Сегодня, как заправский гурман, он словно пытался продлить удовольствие до бесконечности.

Но через несколько минут после того, как любовный угар развеялся, настала пора угрызений совести. Думая, что муж уснул, Шэрон пристроила голову на его плече и вздрогнула, когда он внезапно протянул руку и коснулся ее щеки.

— Ты плачешь…

Она затаила дыхание.

— Нет, я не плачу.

— Не лги мне! — Он приподнялся на локте. — Почему ты плачешь? — требовательно и озабоченно спросил он.

Что она могла ему ответить? Шэрон сама этого не знала. Ей было ясно только одно: она любит несмотря ни на что этого человека! Но никогда, никогда не признается ему в этом!

Интересно, испытала ли ее мать подобное чувство полной беспомощности, когда поняла, что не может жить без их отца, Эйнджела Клиффа, и вновь пустила неверного мужа в свою постель.

— Просто так, — пробормотала Шэрон, отводя взгляд.

— Не говори ерунды! Должна же быть какая-то причина!

— Со мной все в порядке, — сказала она на этот раз с большей уверенностью в голосе. — Почему ты не можешь оставить меня в покое?

— Потому что хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы мы оба были счастливы!

— Неужели? — Шэрон проглотила стоявшие в горле слезы, волна раздражения, вызванная его словами, помогла ей взять себя в руки. — Ты ведь получил то, что хотел.

— И что же такое я получил?

Перед тем как признать свое поражение, свою слабость, она перевела взгляд на шторы, за которыми уже взошло солнце.

— Бобби и меня… Мы снова вошли в твою жизнь, как ты и хотел.

— Так вот в чем дело! — Тяжело вздохнув, он откинулся на спину. — А чего хочешь ты? Или ты испытываешь какое-то извращенное наслаждение, чувствуя себя жертвой? Уверяя себя в том, что тебе не хочется жить здесь? Не потому ли ты плачешь? Жалеешь себя?

«Нет, потому что люблю тебя!» Как ей хотелось, чтобы он понял это, но, испугавшись, что крик души может вырваться наружу, Шэрон даже закусила губу. Никогда в жизни она не признается Марку в том, насколько уязвима перед ним, не поступит так, как когда-то поступила ее мать. Никогда не позволит, чтобы он узнал, как глубоки ее чувства, иначе, подобно их отцу, Марк навсегда поймает ее в свои сети.

— У меня не создалось впечатления, что сегодня ты занималась любовью со мной лишь по необходимости, — возразил он хриплым голосом. — Или удовольствие получил только я один?

— Это всего лишь физиология, — солгала Шэрон.

— И больше ничего? — спросил Марк.

Сев в постели и взяв ее за подбородок, он заставил посмотреть себе в глаза.

О Боже, как ей выдержать эту пытку, если она любит его, горестно думала Шэрон, закрывая могущие предать ее глаза. Но все тот же инстинкт самосохранения заставил произнести:

— Я согласилась вернуться назад только ради Бобби, а не для того, чтобы спать с тобой. Но тебе ведь нужно все, не так ли?

— Да! — согласился он. — Если уж ты согласилась остаться, почему бы нам не попытаться привести в порядок наши супружеские отношения, зачем ограничиваться полумерами, почему не взять от жизни все, что возможно?

— Нет!

Но мощное тело Марка уже навалилось на Шэрон, вжав ее в постель. Его поцелуи теперь были почти грубыми, а движения — властными.

«Нет, не позволять ему этого! Пусть он не думает, что по-прежнему может взять тебя в любой момент!» — кричал ей внутренний голос, уже приглушенный остротой испытываемых ощущений. Но внезапно, как будто в припадке презрения к самому себе, Марк резко оторвался от жены, откинул одеяло и ушел, оставив Шэрон растерянной и опустошенной.


В течение нескольких дней, последовавших за возвращением Бобби в лоно семьи, представители прессы вели себя как голодные гиены. Получив раз кусок хорошего мяса, они все время слонялись вокруг дома в надежде стащить еще хоть какие-нибудь огрызки людских страданий.

Шэрон предпочитала бы вообще не встречаться с ними. Собственно говоря, она дала лишь одно интервью очень симпатичной и, очевидно, сочувствующей ей молодой женщине, мягкая настойчивость которой, не в пример грубой назойливости других репортеров, заставила ее проговориться о том, что она не испытывает никакой злобы к сестре. А на вопрос: «Какие чувства она испытала, узнав, что ребенка похитила его родная тетя?», Шэрон коротко ответила:

— Шок.

Но когда журналистка, почувствовав, что завоевала доверие собеседницы, поинтересовалась, является ли ее воссоединение с мужем прямым следствием этого инцидента, Шэрон отказалась отвечать. Все, что касалось их с Марком отношений, было делом сугубо личным, и у нее не было ни малейшего желания обсуждать с посторонними людьми подробности своей семейной жизни…

А затем все потихоньку потекло по привычному руслу. И хотя имя Джулии не упоминалось, Марк стал проводить дома заметно меньше времени, чем в первые дни после возвращения Бобби. Над ними по-прежнему висела мрачная тень прошлого.

Марк перебрался в другую спальню, а вожделение, которое они пробуждали друг в друге, скрывалось под покровом обоюдной сдержанности. Так длилось обычно до тех пор, пока взаимное напряжение не переходило границ допустимого, а потом оно разряжалось в бурных вспышках гнева и во взаимных обвинениях.

Однако, что бы ни происходило в стенах их дома, Марк все же отгородил жену от нежелательного внимания прессы, и уже за это Шэрон была ему благодарна. Она даже не знала, насколько широко и под каким соусом освещалось в прессе похищение ее сына. Да и не хотела знать, по-прежнему ругая только себя за случившееся.

Это чувство вполне естественно, сказала ей психотерапевт, наблюдающая Саманту. Мать, независимо от обстоятельств похищения ребенка, всегда в первую очередь винит саму себя. Однако эта женщина не знала, до каких пределов простиралось чувство вины Шэрон. Ведь она винила себя в том, что оставила Марка, в том, что не сделала для Саманты все, что было возможно, в том, что придавала слишком большое значение профессиональной карьере, от которой теперь отказалась. Но больше всего она винила себя в том, что уделяла мало внимания сыну.

Чувство вины жгло Шэрон огнем, но она мужественно переносила это испытание в одиночку. Слишком много времени и сил было истрачено на душевные страдания и взаимные обвинения. По крайней мере, за дни, проведенные без Бобби, Шэрон узнала цену времени. Пролетали недели, кончалось лето, мальчик быстро рос, и Шэрон вдруг увидела, как недолговечен период детства.

— Ты станешь мужчиной, а мы этого и не заметим! — шутливо сказала она однажды утром сыну, катавшемуся во внутреннем дворике на трехколесном велосипеде, и протянула ему кусочек шоколадки.

— Еще! — потребовал сын, размазывая лакомство по щеке. Собственно говоря, он почему-то уже весь был в шоколаде.

— Мне кажется, что тебе уже хватит!

Голос вышедшего во дворик Марка звучал весело, но сердце Шэрон дрогнуло. Они не виделись с позавчерашнего дня. Однако, до сих пор страдая от унижения, которое испытала во время последней их встречи, Шэрон даже не посмотрела в сторону мужа.

У них вновь произошла ссора из-за Джулии. Марк собрался поздно вечером куда-то уйти из дома. Шэрон выказала ему свое неудовольствие, но он заявил, что все проблемы существуют лишь в ее больном воображении. Сцена вышла безобразной. Кончилось тем, что Шэрон выплеснула на мужа содержимое своего бокала. Она помнила охватившее ее тогда острое чувство стыда за подобную несдержанность. Но ей пришлось и поплатиться за это. Еще как поплатиться!

В мгновение ока Марк подскочил к ней, в дикой ярости швырнул на кушетку и неожиданно ушел, бросив Шэрон рыдать в одиночестве…

— Еще! — по-прежнему настаивал Бобби.

— Извини, сынок, но больше нет! — Она протянула малышу пустую обертку и, видя, как недовольно сморщилось его личико, добавила чуть более резким тоном: — Посмотри сам!

— Еще! — захныкал Бобби, на этот раз явно обращаясь к отцу.

— Ты же слышал, что тебе сказали. — Марк поднял свои руки, показывая пустые ладони. — Все кончилось!

— Все, — повторил ребенок, протягивая к нему перепачканные шоколадом ручки.

— Да, сын! — Марк потрепал темные, шелковистые волосы Бобби. — Надеюсь, ты уяснил. — Глаза его не отрывались от Шэрон, она почти чувствовала прикосновение этого взгляда.

— Может быть, тебе стоит почаще бывать дома? Видишь, тебя он слушает! — воскликнула она, злясь на себя за резкий тон с Бобби и за ту неотразимость, с которой действовал на нее муж.

— Рад, что хоть для чего-то я гожусь дома, — протянул он.

— Что ты хочешь этим сказать? — Боже! Почему они все время ссорятся?

— Не думаю, что тебе приятно будет выслушивать это, Шэрон.

— А почему бы и нет? — настаивала она. — Проведем еще один сеанс наказания непослушной жены.

— Тебе еще недостаточно?

Этот легкий намек заставил ее замолчать и покраснеть. Так вот что означало для него позавчерашнее происшествие!

— Пойдем, малыш! Тебя надо умыть. — Марк взял Бобби на руки, демонстративно не обращая внимания на жену, а затем вдруг неожиданно предложил: — Я подумал, не поехать ли нам всем вместе на побережье… Если только, разумеется, у тебя нет каких-либо других планов.

Шэрон очень хотелось провести день вместе с Бобби, но что-то опять заставило ее надуть губы и начать выдумывать предлоги для отказа.

— У меня назначен визит к парикмахеру, — неуверенно сказала она и добавила: — Надо было сказать раньше! Но, полагаю, я могу попробовать отменить… — Шэрон ожидала от Марка только согласия.

— Не стоит беспокоиться, — отрезал он.

С этими словами он ушел.

Донесшийся из открытого окна кухни звук льющейся воды подсказал Шэрон, что Тори стоит у раковины. Подойдя к дому, она поймала на себе порицающий взгляд домоправительницы.

— Ты потеряешь его, Шэрон, — печально сказала Тори. Итак, прислуга все слышала! — Ты доводишь его до предела! Если бы этот дом не принадлежал ему, думаю, он в один прекрасный момент забрал бы Бобби и уехал отсюда.

— Что ты об этом знаешь! — досадливо поморщилась Шэрон.

— Только то, что вижу! А вижу я мужчину, теряющего терпение. — Тори встала на защиту хозяина. — Это ты наказываешь его и, насколько я знаю, наказываешь не за то, что он сделал, а за то, в чем только подозреваешь его! Шэрон, это нехорошо с твоей стороны!

— Какое ты имеешь право?.. — начала было Шэрон, но, вытерев мокрые руки о фартук, Тори не дала ей договорить:

— Я не чужой человек в этом доме. И достаточно долго прожила на белом свете, чтобы видеть, как вы терзаете друг друга! Вы избегаете друг друга, спите в разных комнатах. Это просто позор! У тебя нет ни отца, ни матери, девочка, и пора кому-нибудь серьезно поговорить с тобой, пока все это не кончилось разводом. Я знаю, ты считаешь, что Марк обманывал тебя…

— Откуда тебе это известно? — изумилась Шэрон.

Раньше она никогда не замечала, чтобы Тори подглядывала или подслушивала.

— Полагаешь, я не слышу, как вы ссоритесь? Мне не хотелось бы лезть в дела других, но это нелегко, когда буквально на твоих глазах двое взрослых людей вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, превращают совместное существование в ад. Малышу это тоже не идет на пользу, так что настала пора мне вмешаться!

Сняв фартук, она в сердцах отшвырнула его.

— Ты на редкость наивна, если считаешь, будто мне не известна причина, по которой ты уехала отсюда? Если я ничего не говорила раньше, это не значит, что я оглохла или ослепла. Кроме того, я знаю Марка гораздо лучше, чем кто-либо другой! Этот человек никогда никого не любил так, как любит тебя! Если бы он не боготворил землю, по которой ты ходишь, то разве переживал бы так после твоего ухода? Он пил, работал до изнеможения, срывался на всех по малейшему поводу.

— Боготворил… — Шэрон повторила это слово, не в силах поверить. — А тебе не кажется, что он просто хотел вернуть сына, а я оказалась бесплатным приложением?

— Если ты хочешь продолжать в это верить — дело твое, — возразила Тори. — Говорят же, что люди слепы, когда дело касается их самих. Несмотря на молодость, во многих отношениях ты очень зрелая женщина. Тебе ведь пришлось самой растить сестру!

И ничего хорошего из этого не получилось, подумала Шэрон со скептической усмешкой.

— Ты приветливая, умная и очень привлекательная молодая особа, но иногда бываешь упрямой беспредельно и не можешь признать своей неправоты. Нельзя же все время отталкивать его! Будь Марк другим человеком, он…

— И что бы я тогда сделал, Тори?

В дверях стоял Марк Уэйд.

— О, сэр! Я не знала, что вы еще дома!

— Теперь уже нет. — Он тепло улыбнулся домоправительнице. — Мы вернемся к семи, Тори. — Взгляд, который Марк бросил на Шэрон, был холоден и обещал все, что угодно, кроме хорошего.

Гордо подняв голову, она смотрела, как муж уходит. Однако глаза ее были полны слез.

— Терзайся, терзайся, девочка, — проворчала Тори тоном строгой, но любящей матери. — Ты сама виновата во всем! Смотри, к чему это привело! По-моему, этот человек должен был проявить твердость еще несколько недель назад.

— О, Тори, прекрати! — воскликнула Шэрон и бросилась прочь.

А может, в словах домоправительницы все-таки была доля правды, спрашивала она себя, взбегая по лестнице. Может быть, Джулия Блакстер вовсе не нужна ему? Но тогда откуда взялись ресторанные и гостиничные счета, которые она тогда нашла? И кроме того, разве Ричард не застал их вместе? Нет, она будет последней дурой, если позволит кому-нибудь убедить себя в обратном!


Остаток утра и начало дня Шэрон пыталась насладиться одиночеством, которое обычно любила, но сегодня оно не доставило ей никакого удовольствия. Ужасно не хватало Бобби, и, как она ни убеждала себя в противном, Марка тоже. Она попыталась представить себе, куда муж мог повести малыша, как они гуляют и развлекаются без нее. Как бы ни поступал Марк по отношению к ней, для Бобби он всегда был идеальным отцом, и эта роль была для него не долгом, а удовольствием…

Позднее, сидя в салоне и ожидая, пока парикмахер уложит волосы, Шэрон вспоминала, какую боль ощутила она после вторжения Джулии Блакстер в ее семейную жизнь. Тогда ей казалось, что мучительней этого не может быть ничего. Но она ошибалась.

Когда пропал Бобби, она познала истинную боль. Но ведь и Марк должен был испытать подобное дважды. И в первый раз, по ее вине, когда она увезла от него сына! Ведь ни один любящий родитель не заслуживает подобного наказания!

Выйдя из салона, Шэрон, пытаясь избавиться от беспокойства и тревоги, решила повидаться с сестрой.

Благодаря стараниям Марка, Саманте удалось избежать судебного преследования за свое преступление, однако ей пришлось провести несколько недель в частной психиатрической клинике. По-прежнему находясь под наблюдением медиков, она казалась довольно спокойной и счастливой и даже, как с радостью заметила Шэрон, набрала вес.

— Ричард собирается заняться антикварным бизнесом и сказал, что, когда мне не надо будет больше посещать клинику, мы переедем отсюда — может быть, даже в Канаду, — поделилась своими новостями Саманта. — Если уж мне не суждено иметь детей, ничего не поделаешь… — Она печально вздохнула, как бы покоряясь судьбе. — А взять приемного ребенка мне вряд ли разрешат после того, что я натворила…

«И у тебя есть Бобби! У тебя всегда будет Бобби!» — хотелось сказать Шэрон. Несколько месяцев назад она так и сказала бы, но сейчас не смогла и просто обняла сестру.

Около дома Саманты Шэрон столкнулась лицом к лицу с крепко сложенным мужчиной в роговых очках, только что вылезшим из голубой машины.

— Шэрон, здравствуй! Как думаешь, с Сэмми все будет в порядке?

Ричард Крейг тоже неплохо выглядит, подумала Шэрон, освободившись из сердечных объятий зятя.

— Саманта выздоравливает, Ричард, — улыбнулась она. — Поправилась на несколько фунтов. Лечение помогло ей вновь обрести уверенность в себе и способность рассуждать здраво.

— Да, это так, — просто расцвел он. — Похоже, наши трудности позади.

— Благодаря тебе!

— Мне?

— Не скромничай, — мягко упрекнула его Шэрон. — Ты вернулся к ней как раз в тот момент, когда она нуждалась в близком человеке больше всего. Для Сэмми это стало лучшим лекарством.

— Я по-настоящему понял, как люблю ее, только в тот день в Испании, когда она уезжала от меня. Пока что мои финансовые дела не настолько хороши, чтобы я смог положить жену в эту клинику. Но со временем Саманта будет иметь все, что хочет, и мне не придется больше влезать в долги. В этом просто не будет необходимости — после того, как ваш муж вложил некоторый капитал в мое новое дело. Знаешь, я ведь занялся антиквариатом!

Шэрон кивнула, стараясь скрыть свое изумление.

— Очевидно, Марк сам как-то заинтересован в этом деле, — заметила она.

— Ну разумеется, — согласился Ричард. — Ведь Уэйд — бизнесмен, и при этом чертовски талантливый! Он просто феномен! Поэтому-то я и попросил его совета и обеими руками ухватился за помощь, когда он предложил мне ее.

Что можно было на это ответить? Никакой человек ни за что не отказался бы от поддержки Марка Уэйда, неважно, финансовой или какой-либо еще!

— Конечно, все должно быть на его условиях, — продолжал Ричард. — Я выслушал суровую лекцию по деловой этике. И поделом мне. Однако мне кажется, что он хочет видеть нас, а в особенности вашу сестру, снова вставшими на ноги.

— Но тогда… если ты не платил за лечение Саманты… — начала Шэрон, не в силах поверить в мелькнувшую у нее мысль.

Ричард только развел руками.

— Боюсь, мой кошелек этого не выдержал бы! Лечение оплатил Уэйд. Я думал, что ты знала, — заметил он, увидев озадаченное выражение ее лица.

— Все нормально, Ричард! Просто в последнее время мы не слишком много общались друг с другом, — грустно пробормотала она.

— Неужели все по-прежнему? — сочувственно спросил он.

Шэрон кивнула. Какой смысл притворяться?

— Только не говори сестре, — предупредила она. — Сэмми думает, что у меня все в порядке, а я не хочу ее расстраивать. Кроме того, она считает Марка лучшим человеком на свете — кроме тебя, разумеется — и уверена, что он не способен на дурные поступки. Но она плохо знает мужчин, и потом…

—…Как бы ни были привлекательны мужчины, все они первостепенные негодяи. Ты ведь это хотела сказать?

Теперь пришла пора Шэрон испытывать неловкость, щеки ее порозовели.

— Я… я имела в виду совсем другое, — запинаясь, ответила она, зная теперь, что Ричард до последнего цента выплатил всю сумму с процентами, позаимствованную им когда-то у корпорации.

— Послушай, — неуверенно начал Ричард. — Я всегда чувствовал себя несколько неудобно, потому что… Понимаешь, в вашем разрыве с Марком, возможно, есть частица и моей вины. Я имею в виду… тот вечер в офисе, когда я видел его с Джулией… Может быть, я неправильно интерпретировал факты, неверно понял то, что увидел.

— Неправильно?! Но как ты мог ошибиться? Либо ты их видел, либо нет! Ты же сам сказал, что Джулия была в его объятиях!

— Я сказал… Скорее мне показалось, будто Джулия обнимала его. Тут есть разница… — Теперь Ричард явно занервничал. — Господи, как тебе объяснить! Дело в моих впечатлениях. Когда я вошел, они сразу прекратили разговор, и вид у них при этом был какой-то… виноватый. Мне показалось, что они только что разомкнули объятия, потому что стояли чертовски близко друг к другу. У меня даже создалось впечатление, будто мисс Блакстер желала, чтобы я именно так воспринял это. Но потом я подумал, что они могли просто вести конфиденциальный разговор, а прервали его так резко, потому что говорили обо мне. Это вполне вероятно. Ведь Марк рассказал тебе о том, что я сделал? Ну, о деньгах?

Ошеломленная Шэрон кивнула.

— Правда, не слишком подробно, — пробормотала она.

Насколько же они с Марком далеки друг от друга! А может быть, в очередной раз приоткрылась другая, альтруистическая сторона характера ее мужа, о которой она только что начала узнавать?

— Ты была настолько подозрительна, так безумно любила его, что любая мелочь могла разжечь твое воображение, — продолжил Ричард, не предполагая даже, какую боль доставляли Шэрон его слова. — Мне не нужно было подливать масла в огонь. К тому же в те ночи, которые, как тебе казалось, Марк с Джулией провели вдвоем, они пытались разобраться в том хаосе, который создался в делах из-за меня, восстановить доверие клиентов. — Тут Ричард перевел дух и виновато потупился. — Наши с Самантой отношения были хуже некуда, я слишком много пил и, чего уж там, наломал достаточно дров. Кроме того, я был не в состоянии вести дела с нужными людьми. Корпорация понесла из-за меня большие потери, и, чтобы исправить положение, Марк и Джулия приложили значительные совместные усилия. Я понял это только позднее… Так что приношу тебе свои извинения по поводу моих подозрений относительно твоего мужа. Я очень виноват перед ним и перед тобой, Шэрон. Марк, конечно, человек жесткий и властный там, где это касается бизнеса, но у него есть моральные принципы!

— Хочешь сказать, что у него с мисс Блакстер ничего не было? — прошептала Шэрон.

Ричард пожал плечами.

— А он тебе сказал, что было?

— Марк только повторяет, что я имею право верить во все, что мне угодно, — призналась она, впервые подумав о том, что это заявление может с таким же успехом говорить о полной невиновности Марка.

— Твой муж — человек гордый! Более гордый, чем многие другие. И из-за своей гордости и принципиальности он никогда не приползет к тебе на коленях и не попросит, чтобы ты ему поверила. Ему хочется, чтобы ты принимала его таким, каков он есть. А если ты на это не способна…

Шэрон не верила своим ушам! Второй раз за день! И никто не был на ее стороне. Ни Тори. Ни Ричард.

— Но как я могу знать наверняка? — в отчаянии взмолилась она.

— Думаю, что ты должна просто доверять ему, Шэрон, — ответил он и, поспешно поцеловав ее в щеку, направился к Саманте, которая, увидев их из окна, уже поджидала мужа у двери.

Доверять! Такое простое слово, а включает в себя целый мир людских трагедий и болей. Ее мать доверяла, и это доверие стоило ей жизни — все ее надежды и мечты разбились о постоянную неверность мужа.

Значит ли это, что следует забыть о том тяжелом уроке, который преподнесла ей сломанная жизнь матери? Разве простое благоразумие не диктует отказ от всего, что она не может доказать самой себе? Или, может быть, поведение отца, семейная жизнь ее родителей подействовали на нее до такой степени, что вообще лишили способности доверять кому-либо? Неужели все было бы так же, выйди она замуж за другого человека? Или все дело в Марке, в том, что она любит его? Любит так сильно!

А вдруг она просто подозрительная идиотка? Если это так, то она оказалась столь же эмоционально неустойчивой и напуганной жизнью, как и ее младшая сестренка!

Загрузка...