Повести

Глава шестнадцатая
РЕШАЮЩИЕ ИСПЫТАНИЯ

С тех пор как подводный танк начал свое путешествие, прошло два часа. Синицкий сидел неподалеку от иллюминатора и смотрел на освещенное прожектором морское дно. Приборы отмечали полтораста метров глубины.

Лучи прожектора казались зеленовато-голубыми, как свет луны. Вот в такую же лунную ночь Синицкий вылезал из воды и встретил на берегу человека, наблюдавшего за испытаниями белых шаров…

«Зачем это было нужно охотнику? — вспоминал юноша, не отрывая глаз от светящейся воды. — «Спасибо за предупреждение», сказал Рустамов. Что бы это значило?… Впрочем, так и должно быть. Наблюдательность нам не помешает, — решил Синицкий. — Немало в мире охотников за чужими изобретениями! Многие из них без всякого стеснения приписывают себе изобретения давно умерших русских специалистов. Удивительно, как это получается! — рассуждал студент. — Каждому грамотному человеку в мире известны заслуги русских нефтяников. Еще в двенадцатом году с бакинских промыслов брали мастеров на работу в Америку, потом в Индию и в разные другие страны… Известно, что первое бурение на нефть сделал Семенов, а вовсе не американец Дрэк: этот Дрэк бурил через одиннадцать лет после Семенова… Первым по-настоящему перегнал нефть Шухов… Парафин, вазелин, мылонафт, асфальт первым добыл из нефти Петров… А кто придумал газовую съемку, которую сейчас везде применяют американцы? — спросил себя Синицкий и тут же неожиданно вспомнил: — «Собака спит в тени дерева, а думает, что это ее тень». До чего же хороша эта чудесная азербайджанская поговорка! Ее привел как-то Рустамов, говоря о забывчивых ученых, чья совесть куплена долларами… А кто сделал турбобур? Кто впервые применил наклонное бурение? Наши, советские инженеры! Да, пожалуй, все основные открытия и изобретения, связанные с нефтяной техникой, родились в России…»

Синицкий наклонился к иллюминатору и увидел свое изображение в блестящем стекле. Ему вдруг захотелось, как в детстве, прижать нос к стеклу и смотреть, смотреть расширенными от удивления глазами на чудесный мир, открывающийся перед ним.

«Ползет по дну невиданное сооружение, — восхищался Синицкий, прислушиваясь к гуденью мотора. — Шлепают гусеницы по песку. Танк движется с грузом аккумуляторов огромной емкости. Они заряжаются от нескольких динамо, приводимых в движение дизелями. Для их работы нужен воздух, поэтому зарядку можно производить только наверху. Это, конечно, недостаток, — решил Синицкий. — И, пожалуй, его никак нельзя устранить. Невозможно выставлять из-под воды трубу для подачи воздуха, — рассуждал он. — А если шланг с поплавком? Тоже не совсем подходяще: он оборвется во время движения…»

Молодой изобретатель задумался.

Подводный дом сейчас двигался в направлении на юго-восток. Пока что нефть обнаружена в морском дне только вблизи берегов.

Рядом с Синицким сидел Васильев. Напряженно смотрел он на зеленый экран ультразвукового прибора, привезенного Саидой для разведки нефтяных пластов.

Инженер не верил ни ей, ни Синицкому. Не может быть, чтобы аппарат до сих пор не обнаружил ни одного нефтеносного месторождения!… Но это было так. Бегающий луч показывал разные плотности грунтов, будто нарочно минуя деления, соответствующие плотностям нефтеносных пластов.

Побелевшие губы Васильева были сжаты до боли, широко раскрытые глаза жадно ловили движения беспокойной черты.

Синицкий с тревогой смотрел на конструктора и так же, как и он, верил, что подводный танк должен открыть «золотое дно». Но молодой изобретатель не мог сомневаться и в надежности аппарата, который так хорошо изучил за эти недели… Многокаскадный усилитель, на тех же пуговичных лампах, как и в его магнитофоне. Пьезоэлектрический микрофон… Как же Синицкому не знать аппарата Саиды, не понимать его «душу», если ему знаком каждый винтик в нем, если он умеет строить такие приборы, как крохотный магнитофон!

Стрелка глубиномера приближалась к цифре «250». Около приборов стояли, не шелохнувшись, Саида и Нури. У пульта управления замер молчаливый штурман. Перед ним светилась, как на большом экране, карта глубин Каспийского моря. Где-то посредине медленно ползла яркая точка, указывая, в каком месте сейчас находится подводный дом.

— Может быть, пойти немного южнее? — робко предложила Саида, нарушив молчание. — Должен же где-нибудь быть нефтеносный пласт!

— Уже пройдено восемьдесят километров. Ничего нет… — отрывисто сказал Васильев, в последний раз взглянув на светящуюся карту, и вышел из штурманской рубки…

В кабинете он сел за стол и, отодвинув в сторону видеотелефон, посмотрел на приборы скорости и глубины. Приборы слились в одно черное пятно: глаза устали, они уже не различали полутонов. Всюду легли глубокие контрастные тени… Казалось, что веки удерживаются от смыкания тонкими стальными пружинками. Выскочат они — и веки сомкнутся. Настанет необыкновенная тишина и сон…

В вазе колыхались темно-красные, почти черные пионы. Их принес Нури. Говорит, кто-то прислал…

Инженер попробовал пальцами мягкий бархатный лепесток. Такие цветы любит Мариам… Может, это она напомнила о себе?…

Подойдя к стене, инженер уперся лбом в приборный щиток.

— Двести пятьдесят метров… — прошептал он. — Остановок нет… значит, и нефти тоже нет… Неужели ничего не найдем?…

Васильев вздрогнул… Это решающее испытание. Может быть, скоро все кончится. Все убедятся, что в далеких морских глубинах нефти нет. Тогда поставят у берегов забор из вышек, а подводный дом вытащат на сушу.

Он закрыл глаза и представил себе маленькую железнодорожную станцию. Рельсовый тупик. Около него врос в землю вагон с ржавыми колесами… Деревянная лесенка. Веревка с бельем, колышущимся от ветра. На окнах — горшки с цветами. В вагоне живут. У него отняли возможность путешествовать…

«Так будет и с подводным домом, — подумал инженер. — Он врастет гусеницами в землю. На вышке развесят белье, и босая женщина будет выходить по утрам на деревянную лесенку, спускающуюся из иллюминатора, и сладко зевать… А может быть, танк используют для разведки других ископаемых? — промелькнула мысль. — Нет, зачем мечтать? Что найдет этот ползучий корабль, если он не обнаружил нефти, которая должна быть здесь…»

Гудок видеотелефона вернул Васильева к действительности. Зажглась контрольная лампочка, замерцал экран.

На вызов телефона в кабинет вбежал Нури, но, увидев инженера, остановился в нерешительности.

— Васильев у аппарата, — сказал инженер, прикрывая рукой красные от бессонницы глаза.

— Александр Петрович? — послышался из репродуктора знакомый голос. — Чем порадуешь?

На экране появилось озабоченное лицо директора. На его бритой голове дрожал солнечный луч. Казалось, что Агаев старается согнать его платком — так усиленно вытирал он потный лоб.

— Идем на глубине двухсот пятидесяти метров, южнее основного направления, — спокойно сообщил Васильев. — Результаты прежние.

— Да… Что будешь делать! — вздохнув, сказал Агаев. — Значит, на этих глубинах нефти нет… Москва ждет сообщений. Придется так и доложить… Надо кончать испытания. Сам понимаешь, аккумуляторы разрядятся. Воздуха не хватит. Дальнейший риск считают бессмысленным. Помните, Александр Петрович, что вы не один!

— Я это помню. — Васильев протянул руку к кнопке, выключил аппарат и устало обратился к Нури: — Скажи там: пусть… обратно…

Нури на минуту задержался у двери, хотел что-то возразить, но безнадежно махнул рукой и на цыпочках вышел из комнаты.

Оставшись один, Васильев долго сидел с закрытыми глазами. Потом выдвинул ящик стола, прислушался… Гудели машины, шлепали гусеницы по морскому дну, где-то плескалась вода. В тарелке на столе лежала ветка винограда; она слегка раскачивалась в такт движению подводного дома.

Итак, все кончено! Все неудачи позади… Какое ему теперь дело до неполадок в электрических бурильных установках, в локаторе Саиды, в тысячах конструктивных мелочей… Все это теперь никому не нужно, если нечего искать. Ошиблись геологи. Нет нефти на этих глубинах, она прячется там, где мелко, где ее можно доставать, установив тонкие ножки буровых Гасанова…

Конструктору, как никогда, хотелось услышать теплое, ободряющее слово именно сейчас, в эту минуту… Джафар Алекперович?… Но что скажет ему директор? Он уже принял решение: надо возвращаться. Позвонить Рустамову? Но где он? Как его найти? В каких горах Кировабадского района?…

Государство дало Васильеву все, что только может пожелать любой изобретатель. Его подводный танк строили тысячи людей, на разных заводах. Мог ли об этом мечтать создатель первого в мире танка, мастер Пороховщиков?

От советского инженера Васильева страна ждет ответа: есть ли нефть в далеких глубинах Каспийского моря?… Что он может сказать?

Васильев оторвался от тяжелых дум и в открытом ящике стола нащупал толстую клеенчатую тетрадь. Это был технический дневник. На его страницах он записывал все свои мысли, так или иначе связанные с подводным домом, чертил схемы, детали конструкций к новым вариантам. Здесь было все, чем он жил многие годы.

На последней странице инженер прочитал: «Завтра решающие испытания! Проверить…» Дальше шел перечень вопросов, требующих особого внимания. В конце приписка: «29 сентября. Итог работы последних лет. Что-то будет?»

С горькой усмешкой он перелистал последние страницы, достал из кармана ручку, медленно отвинтил колпачок, всматриваясь в последние строки, и аккуратно написал на чистой странице: «30 сентября».

Долго он смотрел на эту дату. Цифры вдруг начали расплываться, темнеть. И неожиданно для себя Васильев почувствовал отвращение ко всему: к этой тетради, цифрам, чертежам, к самому себе… к этому стальному, холодному дому, ползущему по морскому дну, к тому, что делал инженер многие годы, чертил, строил…

«Зачем? — спрашивал он себя. — Чтобы в один из самых обыкновенных дней убедиться, что все это не нужно никому… ни директору, ни Рустамову, ни другим работникам института. Для них это один из экспериментов в научной работе. Не удалось? Будут искать другой способ разведки и добычи нефти…»

На мгновение перед инженером мелькнуло лицо Мариам, улыбающееся и смущенное. «Ей тоже не нужно, — с тоской подумал он. — Девушка была права, когда считала меня просто автором фантастической затеи…»

Ему захотелось вновь увидеть Мариам. Вчера так много осталось недосказанного… Сегодня утром она просила разрешения присутствовать на первых испытаниях. Васильев убедил Мариам, что нет никаких оснований беспокоиться за электробур, а поэтому он считает ее просьбу недостаточно веской.

«Я говорил с ней прямо, искренне, но как будто суховато, подумал он. — А вчера рассказывал о сыне…»

Обо всем этом вспоминал инженер, испытывая такое щемящее одиночество, такую невыносимую горечь несбывшихся надежд, такую острую душевную боль, что не выдержал — закрыл лицо руками и уронил голову на стол…

От толчка вздрогнула и соскользнула на раскрытую тетрадь тонкая ветка винограда.

Васильев провел рукой по лбу, покрывшемуся холодной испариной. О чем это он сейчас думал?… Нет… Ничего этого не было! Впервые за всю жизнь его охватило ни с чем не сравнимое чувство тяжелого стыда. Ему было стыдно собственных мыслей. Можно ли так поддаваться настроению?

«О, как были бы рады враги, если бы вдруг они смогли узнать о нашей бесцельной разведке!» сжимая кулаки, подумал Васильев.

Он встал и прошелся по комнате… Родная страна ждет от него ответа! И, может быть, далеко отсюда, за Кремлевской стеной, в скромном своем кабинете стоит человек у карты и смотрит на темно-синие глубины Каспийского моря…

Страна ждет!

Стараясь успокоиться, инженер шагал по кабинету и вспоминал рассказы старых нефтяников о том, как впервые советские люди начали использовать золотое каспийское дно.

Это началось с приезда Кирова в Баку. С именем Сергея Мироновича навсегда связана история первого морского промысла в Биби-Эйбате, где отгородили бухту от моря плотиной, выкачали из нее воду, для того чтобы на этой отвоеванной у моря земле поставить первые буровые…

Сколько было неудач! Вода прорывала плотину. Отказывали насосы. Не хватало механизмов, транспорта, людей… Киров не сдавался, он упорно стремился к цел, которую перед ним поставила партия…

Васильев вспоминал рассказ Ага Керимова о том, как на первой буровой, кроме грязи и газа, ничего не оказалось. Как тогда зашевелились враги! Они пользовались каждой неудачей, разжигали недовольство среди отсталых рабочих. Они делали все, чтобы сорвать работы в бухте. Но не сдавался Киров. Он был уверен, что в бухте есть нефть, и тогда же приказал заложить еще несколько буровых. Он верил… Фонтаном вырвалась нефть из сухого дна, с героическим упорством отобранного у моря. Человек победил!

Об этом сейчас думал инженер Васильев. Пример Кирова стоял перед глазами. Разве ему было легко? Разве он опускал руки перед неудачами?…

Не может сдаться и Васильев. Он тысячу раз пройдет по дну только затем, чтобы в тысяча первый найти в далеких глубинах то золото, которое когда-то, впервые в мире, достал из морских недр большой и простой человек!…

Послышался протяжный и назойливый сигнал из репродуктора. Конструктор, как бы опомнившись, встряхнул головой и нажал кнопку. На экране показалось лицо Гасанова.

— Понимаешь меня, Александр Петрович, дело не очень хорошее, взволнованно сказал он. — Я сейчас говорил с Агаевым. Он считает, что надо кончать испытания, там ничего нет. Неправда, я знаю — есть! Я почти на пятьдесят метров опускался. Я своими глазами видел нефтеносные пески, видел выходы газов… Надо дальше искать! Хочешь, я с тобой пойду?

— Спасибо, спасибо! — проговорил растроганный Васильев. — Я рад тебя видеть рядом… Но мы очень далеко. Тебе сейчас не добраться до нас… Потом… аппарат все-таки не видит нефтяных пластов…

— Он слепой, твой аппарат! — раздраженно крикнул Гасанов. — Я уже говорил Саиде. Брось его к черту и попробуй смотреть своими глазами. Ты знаешь, как выглядят нефтеносные пески? Сам смотри!… Нет, ты не увидишь… — Он досадливо поморщился. — Надо хорошо знать дно, чтобы различать их. Я предлагал взять специалиста-геолога, да нет, вы на технику понадеялись!… Саиду не всегда надо слушать… Как хочешь, Александр, я все-таки тебя найду.

Конструктор подводного танка быстро встал и, словно на что-то решившись, хлопнул ладонью по столу. На самом деле, почему он так верит аппарату ультразвуковой разведки? А вдруг, действительно, Гасанов прав? Слепым может быть аппарат на таких глубинах. Его в этих условиях никогда не испытывали.

— Слушай, слушай, Гасанов! — закричал он в микрофон. — Со мной Нури, он часто спускался с аппаратами и знает морское дно. Признаки нефти ему известны. Попробуем… Мы, наверно, еще не успели выбраться с глубоких мест.

— Скорее, дорогой, скорее!… Позови Нури, я ему все как следует объясню.

Васильев пошел к двери и по пути взглянул на показания прибора глубины. Может быть, еще есть сто метров?… Что такое?

Он в изумлении остановился перед прибором. Стрелка застыла на цифре «300». Как это могло случиться? На обратном пути морское дно должно постепенно повышаться…

Неужели потерян курс?

Торопливо вбежал Васильев в комнату с зеркальным окном. В черной воде он увидел длинный светящийся конус лучей прожектора. Навстречу ему медленно полз песчаный холм. Подводный дом двигался.

Застучали каблуки по железной лестнице: Васильев взбежал по ней не переводя дыхания.

В штурманской рубке — полумрак. Свет проникал только из иллюминатора.

Недалеко от аппарата ультразвуковой разведки, с которым сейчас возились Саида и Синицкий, была пристроена широкая доска, вроде крышки от стола. На ней лежали, вытянув ноги, Нури и старый мастер Ага Керимов. Прильнув к стеклу, они рассматривали движущуюся поверхность морского дна.

Опанасенко стоял рядом, следя за глубиномером.

— Саида! — тихо позвал Васильев свою помощницу.

Она встрепенулась, оставила Синицкого у прибора и неслышно подбежала к начальнику.

— Что все это значит? — сурово спросил Васильев, указывая на Керимова и Нури.

— Они хотят попробовать без нашего прибора, — сказала, несколько смутившись, Саида, — просто на глаз: может быть, заметят просачивание… Нури не верит, что здесь ничего нет. Да и Керимов тоже… Говорят, что надо бурить… Но, Александр Петрович, аппарат должен нормально работать! — заглядывая ему в лицо, настаивала Саида. — Как я могу ему не верить? Вот и Синицкий то же говорит. Он еще раз решил измерить усиление.

— Приказано было возвращаться, — сказал Васильев, скрывая под внешней суровостью радостную взволнованность и нетерпение, — а вы спускаетесь еще глубже… — Он бросил взгляд на прибор глубины.

— Да нет же, Александр Петрович! — возразила Саида. — Мы идем обратно, как приказано, только… — она посмотрела на компас, — другой дорогой, южнее.

— Здесь надо бурить! — Нури вдруг вскочил со своего места и что-то по-азербайджански спросил у Керимова.

Тот утвердительно кивнул головой.

Нури подбежал к Саиде и, не замечая Васильева, скрытого полумраком рубки, быстро заговорил:

— Скажи, скажи ему: надо пробовать! Здесь нефть!

— Не горячись, Нури, — перебил его Васильев, выходя на свет. Идем к телефону, там тебя ждут…

На экране видеотелефона отражалось лицо Гасанова. Он прислушивался к звуку шагов.

Нури, волнуясь, подошел к аппарату:

— Я здесь, Ибрагим Аббасович.

— Вот какое дело, Нури, — обратился к нему Гасанов. — Ты бывал в разведке, наверное замечал выходы песчаника. Сейчас ты их видел?

— Нашел… Думаю, что здесь должна быть настоящая «антиклиналь».

— Уверен, что пласты изогнуты дугой?

— Есть предположение. Надо, хотя бы примерно, составить профиль и…

— Александр Петрович, — сказал, оживившись, Гасанов, — мы сейчас кое-что подсчитаем…

Вбежала Саида. Она задыхалась от волнения и никак не могла убрать с лица рассыпавшиеся волосы.

— Что там? — быстро спросил Васильев.

— Нашли… Скорее! — почти закричала Саида и, бессильно опустившись в кресло, тихо добавила: — Аппарат работает.

Видимо, ей дорого далось это волнение за честь своего дела, своих аппаратов…

— Саида! — позвал репродуктор.

Но она не слышала его голоса и несвязно бормотала:

— Синицкий сделал переключения в аппарате, поднял напряжение… увеличил усиление почти в два раза, так как надо было принимать отражение от самых глубоких пластов. Оказывается, нефть там… Кто же мог предположить? Мы искали ее ближе.

— Саида! — надрывался репродуктор.

Васильев и Нури выбежали из кабинета. Нельзя было терять ни одной минуты!

— Это ты, Ибрагим? — Саида наконец подошла к видеотелефону и, будто у зеркала, поправила растрепавшиеся волосы.

— Поближе, поближе! — Лицо Гасанова в улыбке застыло на экране. Дай я тебе на ушко скажу.

Саида наклонилась над видеотелефоном.

— Опять твой аппарат ослеп! — неожиданно строго сказал Гасанов, но не выдержал и рассмеялся. — Я бы на месте Васильева тебя выгнал отсюда… Честное слово, как он только тебя терпит! Вот приедешь домой — посмотришь, что будет. Я тебе не Васильев!

— Прости, хороший мой, дорогой, золотой! Видишь, какие слова я тебе говорю… — Саида закрыла уставшие глаза. — Я ни чуточки не виновата. Аппарат не мог обнаружить нефть на такой глубине: он на это не был рассчитан. — Она заморгала ресницами и ласково посмотрела на мужа. — Как ты там без меня, наверху? Да, я хотела тебя спросить: ты не позабыл… — Она смущенно улыбнулась.

— …платок, — подсказал Ибрагим. — Знаю, знаю! Думаешь о всяких пустяках… Тут своя беда!

— Ну довольно, родной… Нас сейчас разделяют триста метров воды, а ты… меня отчитываешь!

— А как же? Я тебя и на дне морском найду.

Заметив, что Ибрагим улыбается, Саида поцеловала его в лоб. Губы прикоснулись к холодному стеклу. Она шутливо поморщилась и рассмеялась…

Когда Саида прибежала в рубку, там уже заканчивались последние приготовления к бурению.

Нури, выпрямившись по-военному, обратился к Васильеву:

— Начинать?

Все ожидали команды. Васильев, как бы спрашивая у каждого совета, всматривался в лица. Он прочел в них искреннее одобрение, готовность и нетерпение.

— По местам! — прозвучала краткая команда.

Загрохотали сапоги на железной лестнице, и в рубке остались только два дежурных техника за приборной доской да у иллюминатора молчаливый штурман подводного корабля.

«Здесь она может быть», думал Васильев, разглядывая знакомые как бы вспучившиеся пласты каменистого дна. Он посмотрел вправо, куда не достигал луч прожектора. Вода была черна и казалась маслянистой, как нефть.