Повесть будущих дней

Послесловие

Была глубокая осень. Почернела земля, обнажились деревья. Неуютно снаружи: серые тучи, мрак, сыро, холод, ветер.

В такие времена Юзик любил лежать с книгой на скамейке под зелеными деревьями или ходить по дорожкам сада. Красивые разноцветные цветы особо радовали глаз в такие мрачные часы. Тепло, тишина и яркий свет порой нравился больше чем лето, особенно, если рядом, за тонкими стеклянными стенами зимнего сада, было так холодно, темно и неуютно.

В один из таких дней подбежала к нему девочка Хризантема с газетой в руках.

— Читал? О тебе, брат, в газетах пишут.

— Где? Что? — вскочил Юзик.

Девочка дала ему «Советскую Беларусь». Там было напечатано:

«Недавно в Минске был задержан польский агент Чеслав Купрейчик. Он пробрался к нам под видом польского коммуниста Антона Барковского и несколько месяцев работал в наших учреждениях. Разоблачили его случайно, благодаря мальчику Юзику Кухаренку, который также перебрался к нам из Польши и знал этого Купрейчика. Интересны обстоятельства, при которых этот шпион пробрался к нам. Товарищ Барковский, работник в имении помещика Загорского, в числе других жертв фашистского террора, был арестован и посажен в Несвижскую тюрьму. И вот тут была организована дьявольская провокация. Политические заключенные нашли несколько человек из стражи, которые им „сочувствовали“, вошли в общение с товарищами на свободе и убежали. Бедняги не знали, что все это организовала сама власть. Разумеется, всех беглецов и их товарищей на свободе поймали и торжественно снова посадили в тюрьму, а товарища Барковский тихонько перевезли в другое место, пустив слух, что он убежал. Вместо его выпустили своего агента Купрейчика, офицера польской армии. План удался, во-первых, потому, что товарища Барковского, рядового батрака-революционера, мало кто из наших товарищей знал в лицо и, во-вторых, у провокатора были документы Барковского».

Юзик тотчас побежал к деду.

— А, чтоб их лихо — воскликнул дед, прочитав статью. — Ишь на какие уловки пускаются! Но напрасно: у нас глаз больше, чем у них.

— А что с ним теперь будет? — с просил Юзик.

— Да, наверное, по головке не погладят, — засмеялся дед.

— Пусть его хоть расстреляют, жалеть не буду, — сердито произнес Юзик. — Хорошо помню его плеть.

Но его не расстреляли…

Проследив работу провокатора за время его жизни в Советском Союзе, убедились, что за столь короткий срок он не успел собрать данных, которые бы повредили стране. Поэтому предложили Польше поменять на настоящего Антэка Барковского, потом Мотэлевого отца, который за это время оказался в тюрьме, и вдобавок еще потребовали согласия на выезд из Польши Юзиковых родителей.

Польская власть согласилась.

И через некоторое время в Курычах приехала целая колония: Юзиковы родители, Антэк и Мотэль с отцом.

Сколько было радости для Юзика! Да еще потому, что он стал главным героем в этом деле.

С какой гордостью показывал он гостям «свое» хозяйство. С каким важным видом объяснял им те «чудеса», которые так недавно поражали его самого.

Одна только мысль портила его хорошее настроение — это мысль о Максимке.

— А он остался там, — грустно говорил Юзик. — Никогда не забуду, как самоотверженно помог он мне выбраться оттуда. А сам будет жить, как в подвале. Не увидит нашей жизни.

— Ну, нет! — уверенно ответил Мотэль. — Увидишь. И скоро увидит. Не в имениях решатся дело, а в городах. А я теперь хорошо знаю, что там делается. Присмотрелся к рабочей армии, которая готовится к последнему решительному бою. Скоро это будет, даже скорее, как мы с тобой можем думать.

Мотэль не ошибся.

Через восемь месяцев прогремели события, которые перевернули капиталистический строй не только в Польше, но и во всем мире…