Повесть «Отче наш» и другие рассказы

Антиразум

Вообще, не люблю я эти древности. Артефакты вот эти, раскопки, экспедиции и прочая, и прочая. Потому что я люблю кофе. Настоящий кофе, не то, что варит этот аппарат с тремя десятками разных кнопок, рычит, жужжит, натурально страдает и выдаёт 30 грамм какой-то пены, которую потом «знатоки» и «знаточицы» полчаса обсуждают, прицокивая языком. Это не кофе. Это… я, вообще, как правило, человек корректный, потому не буду говорить что это.

Я люблю нормальный кофе, который редко можно найти и только по запаху, самостоятельно смолоть и сварить, настоять и только тогда пить. И только тогда…

Поэтому не люблю я наших экспедиций. Там никаких условий для нормального кофе. Можно свой в термосе привезти, но он быстро заканчивается. А потом всё. Никакой жизни. Потому что там такое варят, что его так и называют в среднем роде. Я даже не спорю и полностью соглашаюсь.

И потому заманить меня в экспедицию практически никаких шансов. Привезите результаты, мы их обработаем, очень квалифицированно оцифруем, запрограммируем, просчитаем ареалы, модели, «забабахаем» такой отчётец, NASA обзавидуется, для чего его опять же профессионально сами (!) переведём на инглиш и разместим на релевантном ресурсе.

Но всё здесь, на ВЦ. Потому что здесь кофе. Нормальный. А ездить в экспедиции без толку. Потому как кофе там среднего роду.

Но во всём мире есть начальство, которое…

Поэтому сижу я на борту по пути в эту бесконечную кымчаковую степь и печально глажу термос. Дня на три он меня спасёт. За эти три дня нужно всё успеть. Иначе…

Самолёт уже ночью приземлился, и меня заспанного радостно хватает Бахтияр, рассказывая какие-то новости и таща мою сумку в уазик. Баха прирождённый зам. начальника любой экспедиции и в поле себя чувствует как дома. Он наверняка все предыдущие жизни скакал по таким степям на своей низкорослой лошади и захватывал наложниц. Вот и сейчас, на заднем сиденье уазика тихонько сидело какое-то местное созданьице.

После полутора часов относительно хорошей дороги, потом дикой тряски (надо подбросить созданьице домой жеж) потом опять нормальной дороги и опять тряски, мы приехали в лагерь.

Вообще, когда мне на ВЦ сообщили, что, ну очень обязательно, надо вылетать в экспедицию, я не поверил. Есть у нас любители делать розыгрыши. Мы их внимательно запоминаем и тоже потом делаем розыгрыши. Так и коротаем время. Это значит, что всякая информация, чтобы стать информацией, должна быть дублирована. Иначе все шансы налететь на прикол.

Поэтому, когда мне Даша (ну кто ж ещё) радостным таким голоском сообщила про командировку, я мысленно послал ей крепкий такой «зарядец любви», записал в очередь на прикол и не обратил особого внимания. Не на того напала. Но когда позвонил зампотылу АКА Кощей Бессмертный (у него действительно Кочеев фамилия и вид соответствующий) стало не до шуток.

Я ещё пытался что-то возражать, но когда сказали, что «не вопрос, но мы включим финансовые факторы», стало грустно. Потому что финансовые факторы сейчас, как никогда. И точно также стало понятно, что надо тебе, Рома, искать свой термос, ибо. Да, кстати, меня зовут Роман… взаимно.

По приезду в лагерь, разместили меня в каком-то балке, спасибо, не на полу, на нормальной скрипучей панцерной сетке с быльцами и гористым матрасом. В «искпедициях» других не бывает. Выдали бельё, и я завалился досыпать. Завтра будет завтра. Вернее, уже сегодня, в общем, за наблюдением этих временных парадоксов, я и провалился в царство Морфея.

Утро в экспедициях обычно начинается рано, но меня бережно не будили до 7 утра. Старались. Я оценил, спасибо. Баха даже сделал плов в большом таком казане. Говорит, наловил диких голубей. Джигит. Но поскольку у меня нет длинных ног и больших ясных глаз с огромными ресницами, меня это как-то совсем не впечатлило. Тем более, что все его «голуби» тут же лежали пустые в мусорной корзине с надписями «Говядина тушёная». Но плов был вкусный, и в комплекте с термосом всё начиналось очень даже. Тьфу-тьфу-тьфу.

Что главное в экспедиции — не «тереться» днём в лагере. Иначе тебе найдут дело. Поэтому, как только прошёл завтрак, нужно точно знать, куда и что. А там уже можно задумчиво гулять по степи и «строить алгоритмы». Такая у меня работа — думать. Как это происходит — сам не знаю, но пока происходит, и слава Богу.

Но сегодня вместо задумчивых прогулок после завтрака назначили планёрку. Как я понял, чтобы ввести меня в курс дела. Не то, чтобы я был самой скромной персоной в лагере, скорее наоборот, но чтобы всю планёрку так посвящали одному человеку — меня это насторожило. И не зря.

Аркадий Львович, бессменный начальник всех «выездных сессий парламента», как он называл полевые выходы, очень сильно напоминал Карлссона, который на крыше. Такой же крепенький, загорелый, подвижный, мужчина с волнистыми волосами в самом расцвете сил. Добавить к этому голос Шалевича, и у вас нет ни единого шанса ему чем-то возразить. Не успеете, да и не сможете. Поэтому, Львовичу все говорят «да» и только потом думают, зачем. И когда Львович начал мне что-то рассказывать, я отключил функции комментариев за ненадобностью и превратился в system.in. В слух, человеческими словами. А слушать было что.

Оказалось, в этой потерянной всеми степи нашли «нечто». Пока никто не знает, что это такое, к нему даже подходить лишний раз боятся, потому что оно этого не любит. Это нечто — большой такой железный, хотя Миша утверждает, что это вольфрам, сундук, неимоверно тяжёлый и магнитный. Его так и нашли — по магнитной аномалии. Что характерно, на магнитных картах его нет, а на земле он есть. Ещё один привет нашим аэросъёмщикам. Опять же, может, в этот раз они не причём. Стоял он на скальном массиве на глубине метров пять и всё магнитил. Стоял бы так и дальше тысячи лет, но в эту экспедицию нам дали дрона с магнитометром и народ развлекался — воду искал. А нашли вот это.

Дрон, как его нашёл, так сразу упал. Его подняли, посмотрели, всё нормально, а не запускается. Уже начали искать крайнего, как Томе стало плохо. Тома вообще гиперчувствительная ко всему, она из города при первой возможности удирает, говорит, грязно. Не в плане улиц, а в плане энергии. Она нам все уши про эту энергию прожужжала, поэтому мы с радостью на ВЦ встречаем все новости про экспедиции. Тома будет там и прекрасно. Мы всегда за неё радуемся в этом плане.

А тут нонсенс, кругом природа, а Томе плохо. Её отвезли в лагерь, она оклемалась. Но самое интересное было, когда посмотрели флешку с дрона. Там стоит простенький такой трёхмерный китайский магнитометр, который каждые полсекунды записывает показания на память. Обычно там скучный. csv файл с показаниями магнитного поля Земли.

Земное поле более-менее стабильно и там ровные ряды цифр типа 51.5, 2.7, 6.3, 54.34678, 65.57899, и то же самое по циклу. Это всё загружают в комп, скармливают программе, которую мы же и написали (кто ж ещё) и в итоге имеем магнитную карту местности с нанесёнными изолиниями. По этой карте можно многое найти, не копаясь в земле. Удобно.

И вот, показывают мне эту карту, уже просчитанную и снятую в районе томиного недомогания, и мы видим чудо. Магнитометр зашкалило. То есть, это как бы, если сделали ниодимовый магнит размером с пятиэтажку. И закопали на глубине пять метров. А когда откопали, он оказался метр на полтора. Опять же Миша всё промерил, и оказалось, там сплошные золотые сечения. Он, вообще, их где угодно находит, но сейчас, вроде, так и есть.

Поскольку у дрона «технический сбой», программа тоже, якобы, неправильно отработала, моя судьба оказалась решена, и я оказался в экспедиции. Вот, давай потом технику всяким разным… Ну ладно, пока я перемещался сюда, сундук этот откопали, подняли, поставили под тент и промерили. И что характерно, через полчаса работы с ним, почти все чувствовали какие-то «симптомы». Львович до выяснения лавочку прикрыл, и сундук уже второй день ждал моего прибытия.

Выслушав эти новости, мне пришлось прочитать небольшую лекцию «за магнетизм» и вообще. Потому что нужно было время «на обдумать», а его не было. А лекция — это идеальный способ потянуть время и лучший способ самому понять, что же происходит. Пока говоришь, сам потихоньку начинаешь понимать. Но тут уже были явные ляпы.

Во-первых, если там магнитное поле такой величины, значит днём к этому ящику лучше не подходить. Потому что это типичная аномальная зона, а днём в аномальных зонах многим тяжко. Это из-за ионного обмена, пока рисовал красивые графики, думал, что с этим артефактом дальше делать. Дельных мыслей не появилось, и лекцию пришлось продолжать.

Второе, работать с ним можно только ночью, когда концентрация ионов падает на два порядка. При этих словах народ заёрзал. Потому что оказалось, что ночью оно ведёт себя очень странно. Слышны щелчки, какие-то звуки, и вообще рядом с ним ночью какие-то «вечера на хуторе близ Диканьки». С реальными персонажами. Жуть просто. Спрашиваю, автоматическое фото на датчиках движения ставили? Какие датчики, какое движение. У нас щёточки, лопаты, археологи мы. Вздыхаю. Датчик у меня с собой в видеокамере есть. Можно попробовать. И говоря, кстати, о фотках, показывают фотки сего чуда.

И тут я его впервые узрел. Сразу стало ясно, что ему не триста лет, как утверждал Миша. Потому что там даже не иероглифы — там какое-то узелковое письмо, нечто похожее на то, что фермеры себе на полях выстригают, выдавая за НЛО. Вообще, мне, как программисту, мгновенно стало ясно, что это алгоритм. Там были все признаки. Ввод-вывод, зеркально туда-сюда. Я даже быстренько всё это показал слегка офигевшим нашим.

Миша, разумеется, тут же начал возражать, но спорить с ним в мои планы не входило. А очень захотелось на ящичек взглянуть вживую. Езды до него 15 минут, но днём туда нет смысла соваться. Поэтому, мы договорились наведаться после 16:00, когда ионный обмен упадёт, поставить на ночь камеру автомат на движение и вообще. На чём и разошлись.

Разобравшись с этими задачками, я пошёл заниматься своим любимым полевым делом — задумчиво бродить по окрестностям лагеря, а народ продолжил извлекать курганы.

Дрон оказался рабочим, у него просто полностью «умерла» одна батарея, другая работала как часы, и у меня появилась возможность с ним попрактиковать на воле. Через четыре часа, когда бустер, от которого периодически заряжалось это чудо техники, полностью сел, подошло время обеда.

Доложив начальству радостную весть о «починке» дрона, я с чистой совестью пытался обнаружить в его показаниях геомагнитную сетку. Поскольку это типичная аналитическая задача на статистической выборке, я чинно устроился с ноутбуком на самом видном месте, и меня торжественно не привлекали для хознужд. Сетка пока не спешила находиться, всё выглядело, как будто методика её определения слегка подгуляла и требовала доводки. Это мне гарантировало очередную завтрашнюю дневную занятость в ожидании очередных 16:00. Выездная жизнь налаживалась, и только тающие запасы кофе в термосе слегка расстраивали.

В приготовлениях на кухне случайно мельком увидел Тому и слегка обомлел. Сказать, что я очень удивился, увидев, как она выглядит, это ничего не сказать. Тамара в экспедиции расцвела просто фантастически. Красивая, загорелая, активная, фигуристая, просто женщина-мечта, это совсем не вязалось с её вечно ноющим образом на ВЦ.

Как можно было за две недели так измениться, непонятно. Говорят, не место красит человека. Полная ерунда, я вам скажу. Полевая жизнь настолько украсила Тамару, что я забросил свои статистические изыски и только и делал, что тихонько наблюдал за ней.

Вообще, у нас фантастический коллектив. Даже несмотря на то, что мы друг друга изрядно точим, у нас приняты прямые и вполне нормальные отношения. В этом есть как положительные моменты, так и «нюансы» — нельзя расслабляться. Как говорится, в большой семье. Но зато, можно нормально общаться. Тома, заметив мой восхищённый взгляд, обрадовалась и, «ничтоже сумняшеся», тут же подкатила с каким-то стандартным вводным вопросом.

— О, Рома, а ты когда приехал?

— Сегодня ночью… Тома, ты ли это? — не стал я скрывать своего восторга.

— Да, я! А кто же ещё, — смеясь, с гордостью отвечала Тамара.

— Мне тут рассказали, что ты тут недомоганиями занимаешься, а ты, наоборот, оказывается, цветёшь и пахнешь.

— Ром, ну ты же в курсе, что женщина вне кухни сильно преображается, — продолжив хохотать, ещё сильнее расцвела Тома.

— Ну да, а сейчас ты где, дорогая, — тут же поймал её на слове.

— Да разве ж это кухня, смотри какое небо классное, а ночью звёзды — просто отпад, — завела Тома свою обычную пластинку.

— Предлагаешь вместе проверить? — в шутку начал приставать к ней. Ничего другого не оставалось.

— А что, есть желание? — Тома была неотразима. Приблизительно, как гаубица. Или танк.

Крутить шашни с Томой в мои планы не входило, я просто порадовался за неё, но давать резко заднего тоже было не комильфо, пришлось выруливать.

— С такой красавицей есть все три желания, — отвечал я и добавил съезд с темы, — кстати, я знаю в каком году ты, наконец, выйдешь замуж.

— О, поведай мне, оракул, эту великую тайну, — Тома взяла огурец и, томно опёршись локтями на стол, принялась сверлить меня взглядом, не забывая при этом громко хрустеть огурцом. Танк, не иначе. Но шикарный.

Женщина всегда всё делает наоборот, если ей нужно срочно замуж, она всем рассказывает, что мужчины её не интересуют. Если она «открыта к отношениям», значит замуж не собирается. Хотя, туда она всю жизнь собирается, просто «горизонт перспективы» на данный момент чист. Тома замуж пока точно не собиралась, и потому на эту тему рассуждать с ней было безболезненно. Можно было даже шутить. В меру.

— В том, котором твои возможности, наконец, достигнут твоих запросов, — сумничал я, зная, что Тамаре понадобится некоторое время на осмысление сего. После чего принял слегка её за талию, «по модельному» коснулся небритой щекой её щеки и пошёл к обеденному столу.

В этот день Бог послал… Баху в соседний колхоз. Пока я управлялся с дроном, Бахтияр завязывал новые знакомства, не забывая попутно прикупать овощей, из которых наши дамы на обед сварганили свежий борщ. Хороший борщ на природе — это всегда праздник. Народ шумно праздновал, радостно стуча ложками по мискам и громко разговаривая. У меня ложки с миской не было, мне выдали пластиковые одноразовые. Поэтому, шума я не производил и тихонько с интересом наблюдал «процессы в коллективе».

Через пять минут выяснилась причина томиного цветения. Причину звали Сергей, и он, в отличие от меня, был неженат. Ну и славненько, подумал я. Томина энергия пойдёт в мирное русло.

Сергей был практикант, но не юный, а вполне себе породистый, «видный мальчик» — как его метко охарактеризовала Дмитриевна, наш главный поварист. У неё все «мальчики» и «девочки». Тамара тихонько подтаивала в его присутствии и постоянно предлагала что-то передать из еды.

Парень заметно стеснялся и Тома таяла от этого ещё больше. В общем, тут всё было ясно. Единственное, мне не очень верилось в их гуляния под звёздами при такой томиной активности. Чтобы его раскрутить, ей, очевидно, нужно было бы резко сбавить и дать инициативу в его руки. Но Тома — это Тома. Гламурный танк на перламутровых гусеницах. Перед ней можно только капитулировать. Надо будет её «на звёзды» разочек пригласить, попробовать объяснить. При звёздах у женщин часто невиданная сообразительность просыпается. Так что шансы есть.

Пока все пошли мыть посуду, мне, избавленному от этой необходимости, наконец, удалось найти возможную ошибку в методике измерения геомагнитной сетки. Собственно, если честно, то именно для этой цели я и настаивал на приобретении дроно-агрегата. Вообще, это робот, только вертолёт, он летает по GPS, но небыстро, измеряет трёхмерный вектор магнитной индукции достаточно точно, так что шансы есть. Надо завтра ещё поэкспериментировать. А пока до 15:00 объявили тихий час, и все разбрелись в клубы по интересам. Солнце нещадно распространяло загар, и народ от такой радости кто спать пошёл, кто книжку в тени читает, кто «за жисть» перетирает. Я, обычно, присоединяюсь к третьим.

Когда специальной темы нет, работает тема по умолчанию: похождения всех и вся. Но поскольку меня интересовал загадочный ящичек, то тему ненавязчиво удалось перевести. С ящичком обнаружилось много интересного. Оказывается, когда его поднимал кран, эта штуковина прилипла к грузовику, и тот заглох, как и дрон. Уже думали, что «кран всё», сняли с ящика парашютные стропы, на которых его поднимали, и разошлись, как около восьми вечера сундук от крана сам отлип и с небольшим землетрясением снова упал в яму. Кран завёлся, как новый, а ящик перестал магнитить. Пользуясь моментом, артефакт подняли, отчистили, измерили, сфотографировали, поставили под навес и разогнали любопытных. Закончили уже за полночь. Крановщик от греха подальше умотал со скоростью Шумахера.

Ночью ящичек что-то решает. Щелкает, пыхтит, в округе какие-то звуки посторонние и не очень приличные. Думали, может, звери какие прибегают, делали тайком от начальства фотки со вспышкой. На фотке получается только палатка, где стоит сундук, и вокруг куча орбов. Орбов столько, что палатки почти не видно. В саму палатку ночью никто не заходил, «дураков» нет.

На другое утро ящик опять стал магнитным, и так каждый день теперь. Как десять часов, так в воздухе такой «буммм…» — это значит сундук опять включился. Когда он включен, с железякой к нему лучше не подходить. До вечера не оторвёшь. Да и вообще, рядом с ним через какое-то время становишься японцем Херовато. Поэтому Львович от палатки народ днём гоняет, а ночью туда и так никого не затащишь. Да и от лагеря далековато, пять вёрст топать неблизкий свет. Не находишься, в общем.

На фотографиях он, конечно, красивый, но у народа стойкое к нему предубеждение. Главная его противница — Тамара. Ну, кто ж ещё. Говорит, что «чувствует от него негативную энергию». Я вам скажу с Томой это не новость. Эти её романсы мы уже третий год слушаем. Так, в непринуждённой беседе, закончился тихий час, и народ, нехотя, потянулся со щётками и лопатами на работу.

Бахи с уазиком ещё не было, и пришлось коротать время в лагере. Пока суд да дело, смастерил систему для снятия видео по движению. К китайской лантерне с датчиком движения прикрутил изолентой такой же авто регистратор с функцией съёмки по изменению картинки. В результате, когда кто-то проходит, загорается лампа и по изменению освещённости камера пишет 20 секунд видео. Испытали на Дмитриевне — работает как часы. Аккумулятор у камеры на 90 минут съемки, в ожидании 8 часов, флешки хватает на 3 часа, у лантерны батареек на двое суток.

Это значит, всё что будет ходить ночью рядом с сундуком, будет снято на FHD 1080Р. Знай «наших». Фирма веников не вяжет, а если вяжет, то только фирменные.

Тут подрулил довольный Бахтияр, я ни грамма не сомневался, где он был, мы загрузились в уазик и вчетвером выехали «на объект».

Солнце было ещё высоко, но уже не пепелило, как днём. В лагере ионометр показал 10 тысяч единиц, для солнечного дня это нормально. Мы подъехали на объект и остановились в ста метрах от палатки. У палатки показания ионометра составили уже 200 тысяч, такого даже в аномальной зоне не было. Магнитометр показывал, что мы находимся не иначе, как в центре курской магнитной аномалии. В самом центре. Ящичек жёг напалмом. С такими показаниями, пока он так жжёт, лучше погулять в округе, на чём мы и порешили.

Пока гуляли, Миша начал рассказывать, что сегодня видел во сне, как этот сундук ночью летает. Говорит, начинает под ним что-то светиться и сундук сантиметров на 20 подлетает. Магнитная левитация, говорит. Звучало красиво, но поскольку крановщик сказал, что в нём весу около 18 тонн, и, похоже, что это действительно цельнолитой вольфрам, тут Миша, может, был не прав. В то, что 18-тонный вольфрамовый сундук может левитировать, как-то верилось с трудом.

Тут неожиданно признался Аркадий Львович. Оказывается, ему тоже снился этот экспонат. Слегка стесняясь, Львович поведал, что когда я рисовал графики сегодня утром на планёрке, он почти то же самое, только по-другому, видел вчера во сне. Говорит, ты рисуешь, а я всё это уже знаю, даже знаю, что ты следующее будешь рисовать. Я тут же отшутился, что начальству так и положено всё знать заранее, ему по этой причине во сне всё и показывают.

«Вот ты шутишь всё, а мне не до шуток, у меня люди на балансе, и я вижу что эта ерунда совсем не безобидная», — слегка волнуясь, заключил Львович, и сознался: «Ты знаешь, у меня такие сны в первый раз, и мне это совсем не нравится».

Чувствовалось, что негативный неосознанный фон к ящичку в народе нарастал. Но кроме огромного магнитного поля, вызывающего небывалую ионизацию, никаких особых «черт» за ним не наблюдалось. Исключение составляла ночь, когда он «просыпался» и что-то решал. Там совсем неясно было, что он делает, и, поскольку солнце уже пряталось, мы решили его снова навестить. На этот раз показания приборов были почти в норме, и я установил камеру в палатке.

Надо сказать, вблизи ящик завораживал. Было в нём нечто. Весь покрытый знаками, абсолютно весь, ящик из вольфрама в Казахстане есть. Не совсем в Казахстане, но рядом. Для рифмы пойдёт. Я тщательно ещё раз сфотографировал каждую из сторон со вспышкой и без, снял видео объезда объекта и на микрофон камеры записал точные размеры железяки. Они действительно были в двойном золотом сечении. Высота (65 см) относилась к ширине (1.05 м) как число Фи, а уже сама ширина к длине (1.7 м) тоже как Фи. Миша просто сиял.

Объём сего чуда был практически точный метр кубический. Что при весе в 18 тонн действительно свидетельствовало в пользу вольфрама. Кстати, ни поцарапать, ни отколоть его никто так и не смог. Стукнули пару раз зубилом, но тоже без толку. Зубило только затупили. Короче, исследовали мы его, как могли, снова сделали замеры полей, убедились, что камера на движение всё пишет, и с чистой совестью пошли к Бахе в уазик.

Баха в уазике спал. Это было странно, поскольку днём за ним такого не наблюдалось. Он и ночью-то не очень спит, всё некогда, а уж днём и подавно. Разбудили его, и Баха, дико вращая глазами, испуганно поведал, что пока мы были в палатке, к ней подходили какие-то огромные люди и смотрели через палатку, что мы там делаем. Мы сначала опешили, но потом вспомнили, как мы его нашли, объяснили, что это он видел во сне. Баха начал божиться и клясться, что не спал и что днём вообще не спит, на что мы покивали головами, сказали, «ага, конечно» и устало попросили его ехать в лагерь.

Всю дорогу Бахтияр возбуждённо рассказывал подробности своего сна. По его рассказу, три какие-то гигантские фигуры в балахонистых темно-коричневых одеждах подходили к палатке, пока мы были там, и палатка становилась прозрачной и светящейся. Баха в подробностях рассказал, чем мы там занимались и добавил, что фигуры незадолго перед нашим выходом просто пропали. Всё это было бы забавно, если бы не полное совпадение того, что мы делали, и того, что рассказал Бахтияр. Львович, слушая это, ещё больше хмурился. Глядя же на Мишу, хотелось просто подарить ему каску с подбородком.

Никто ничего толком Бахе так и не ответил, и все молча выгрузились в лагере. Также молча направились к столу, где нам оставили ужин. Меня эта молчанка немного угнетала, и я робко нарушил тишину: «Давайте пока не будем делать выводов и дождёмся того, что запишет камера за ночь». Это было всё, что вертелось в голове. Для анализа нужна информация, а её не хватает. Сны это прекрасно, но нужны хоть какие-то факты.

Чтобы как-то отвлечься, после ужина я вспомнил про Тому, и, найдя её возле костра, утащил гулять. У нас с Томой нормальные отношения, мы друг другу жить не мешаем, и по возможности даже помогаем. Она, конечно, сильно удивилась моей наглости, но мужская наглость женщину совсем не отпугивает. Если даже не наоборот. Кто-то может, вообще, её всю жизнь ждёт от одного, а получает от другого. Парадоксы.

Начал я сначала её нахваливать и восхищаться. Тома напряглась, ожидая подвоха, но я её успокоил, сказал, что всё нормально, я действительно за неё рад и удивляюсь, откуда такой апгрейд произошёл. Говорю, раньше такая игра была «Томб райдер», так ты, Тома, вылитая Лара Крофт сейчас. Только косы не хватает.

— А у меня была, — отвечает Тома, — пару лет назад.

— Да, я помню, но тогда не было апгрейда, — смеюсь в ответ.

И тут Тома выдала. Глядит на меня, как будто сквозь, а взгляд где-то за мной на что-то сфокусирован. И говорит:

— А ты знаешь, это у меня от ящика вашего! Мы как только в лагерь приехали, так я его и почувствовала. Сразу. Он меня сам первый нашёл и привёл к себе наших. Я это всё знала и как завороженная была. Наши подумали, что мне плохо, в лагерь отвезли, а на мне как пелена висела — не могла убрать. Еле оклемалась потом. Этот сундук что-то от меня хочет, а что — не могу понять. И постоянно посылает такие штуки, на пакеты из супера похожие. Такой пакет как приходит — и я знаю, что я звезда, как в сказке, «ты прекрасна, спору нет». Я знаю, что могу к любому подойти, только пальчиком поманить, и уверена, что побежит. Никогда такого не было. Это всё этот ящик делает. Мне и жутко, и страшно, и страшно интересно. Но всё равно не нравится мне он. Что-то у него не то.

«Ну вот, — думаю, — отвлекся, называется». Оглядываюсь, что там у меня за спиной такого интересного. Тому же, как прорвало, тараторила без остановки, как Пушкина, наизусть.

— И ты знаешь, никому же не расскажешь. Тебе сейчас всё расскажу. Не надо такое кислое лицо делать, слушай же. Сам напросился. Так вот, во-первых, он охрененно древний. Такой, что ты даже не представляешь. Но его постоянно откапывают, потом забрасывают, опять закапывают, и он недалеко от поверхности лежит. Последний раз его откопали ровно 500 лет назад. Тут жизнь била ключом, столица была какого-то ханства, на лошадях толпы народа скакали туда-сюда. Как его откопали, притащили хану, тот говорит, зовите мудреца. А мудрец как сундук увидел, да как заорёт «закапывайте обратно, это полный привет вам всем!». Мудреца, типа рехнулся совсем на хана орать, в каталажку, так он ночью удрал, и больше его никто не видел. А к хану потом привели красотку, ты понял, на что я намекаю, она его быстро в оборот взяла и затребовала себе этот сундук. Хан такой игривый: «А что мне за это будет?» А она ему прямо так и отвечает: «Оставлю в живых!» Ну, хан юмора не понял и красотку тоже в каталажку. А ночью всё ханство вымерло. Полностью. Пропали все. И посреди ханского дворца огромная круглая яма. Узнали об этом только потому, что когда на следующий день пришёл караван и увидел пустой город, начали искать, что произошло. И нашли записи об этом у ханского летописца. Он всё это записал. И тоже пропал. Все пропали. Город потом объявили прокажённым и забросили. Мы его, кстати, и раскапываем сейчас. Вот такой у меня, Рома, железный дружок появился. А я, как та красотка, только хана нет.

— Миша говорит — вольфрамовый он.

— Да хоть из чистого золота. Мне всё равно. И не понятно, что с ним делать. Я каждое утро просыпаюсь и смотрю — пропали все или нет. Если рассказать кому — скажут, с катушек съехала. Вот и молчу потихоньку.

— А откуда ты это всё узнала, красавица? — спрашиваю.

— Так он мне каждую ночь кино показывает. А в конце «кина» под утро приходит этот пакет, вместо попкорна. Я просыпаюсь, сажусь на кровати и вмыкаю… «Тома, во что это ты опять вляпалась», — думаю.

— Но это ещё не всё, — продолжала Тамара. — Он мне постоянно какую-то ерунду показывает. Какие-то кружочки, капельки надо сложить и по всему рисунку на нём проложить. Он это каждую ночь показывает. Я уже даже почти запомнила, но кружочков этих нет.

«Бедная Тома, — думаю, — такая супер ночь, такие любимые тобой звёзды кругом, Млечный путь, как на ладони, Плеяды даже видны, а ты про сундуки мне рассказываешь. Совсем тебя этот сундук завербовал в непонятно кого. Но думаю, не совсем завербовал, раз Тома роман завела».

— Да, Томыч, — говорю вслух, — что это ты на нашего практиканта Сержио так неровно глядишь?.. Его тоже сундук приказал разрабатывать? — и хитро так гляжу.

— Ой, Ром, ты что это, ревновать что ли начал, неужели? — у Томы проснулось чувство юмора. Не безнадёжная, значит.

Молчу, хитро улыбаюсь.

— Нет, Серёженька — мужчина моей мечты, — ну может быть у меня мечта? Я как мечтала о мужике, так его такого и представляла. А тут у меня суперспособности по охмурению. От Бахи, кстати, еле отбилась, козёл такой, ну да ладно, Серёженька не такой. Он клёвый. Настоящий. Ну и я суперзвезда. Думаю, одно к одному. Надо его охмурять, — и тут Тома залилась заразительнейшим хохотом.

Выдержал я паузу, а Тома не может остановиться, уже скоро икать начнёт.

— И что такого смешного в охмурении? — пытаюсь продолжить беседу.

— Не могу, — сквозь смех выдавила Тома, не могу охмурить. Я — такая бомба, а не могу.

— Слышь, ты, бомба, — говорю, — если ты не остановишь свой хохот, то скоро от него взорвёшься!

— Это я могу, — выговорила Тома, потихоньку останавливая истерику, — это мне раз плюнуть. А охмурить — не могу. Не работает.

Смех у женщины — защитная реакция. А когда такая истерика, значит дело совсем плохо. Не выходит каменный цветок, и психика на справляется. «Надо её успокоить, — думаю, — а то совсем мы её потеряем». Ещё и ящик этот. Её проблемы решаются просто, поскольку сами простые. Она «буксует» от чрезмерного усердия. Нет у неё опыта обладания суперчарами, она их на всю катушку запускает, а надо дозировать. Этакий пинг-понг. Отправил мячик туда и ждёшь ответ. Пришёл — опять отправляешь. Надо иметь терпение. Мужики — они по отношению к дамам как неквалифицированные пользователи. Юзвери. Пока поймут, как оно работает, может сто лет пройти. А если комп быстрее юзверя работает, то юзверь ещё больше тупит. Поэтому, те дамы, которые самые опытные, они умеют притормаживать, чтобы клиент догнал. Но это опыт, сын ошибок трудных, а у Томы суперчары горят.

Думаю, как же её притормозить-то? Тут всё к одному. Ночные кинозалы, сундуки, суперспособности, мужчина мечты, уйдёт же, Глеб Иваныч, надо что-то делать, и так далее. Тут любая психика не выдержит, не то, что такая хрупкая, как у Тамары. Тут надо либо водку пить, либо… И тут у меня родился план. Сумашедший, как и сама ситуация. Клин клином, думаю, вышибают.

— Сиди здесь, сейчас вернусь, — говорю.

Я Баху уже не первый год знаю. Он ключи от уазика под ковриком в самом уазике держит, потому что боится потерять «по этому делу». И потому уазик никогда не запирается. А от кого в степи запирать? Открываю, проверяю ключи — на месте. Сажусь, завожу и подруливаю к Томе. «Садись, — говорю, — красавица. Поедем к сундуку в гости». Как её озноб начал бить-колотить, просто жуть. Руками-ногами отбивается, отказывается, «не поеду, — говорит, — и всё!» Еле затолкал. Сильная такая на воле. Хорошо кормят.

Но как села, не стала выскакивать, сидит тихонечко молча. Завожу, едем. Фары по степи прыгают, у меня такой же стук в висках скачет. Думаю: «Э, Рома, надо и тебе самому успокоиться». Еду и считаю до ста. Тома нема как рыба, только ноги на сиденье подтянула, руками за скобу уазика впереди держится, а голову на коленях держит, голова на кочках подскакивает. Умора.

Еду и чувствую, не одни мы. Кругом темень, а ощущение такое странное… Я тогда останавливаюсь и фары выключаю.

И тут мы с Томой офигеваем. На дороге стоят три фигуры в тёмных балахонах метров семь каждая и показывают нам жестами, чтобы мы уезжали обратно. Я говорю: «Ты их видишь?» Тома кивает головой. Не знаю, как вам, а мне три двухэтажных ретро-инспектора ГИБДД в плащах и ночью в степи показались более чем убедительными. Думаю, фиг с ним, с ящиком, так и быть, поедем в лагерь. Завожусь, разворачиваюсь и уже спокойный, как дверь, веду уазик в лагерь.

Там на нас выбегает ошалевший Баха и машет руками. Он не только махал, но и разговаривал громко. Точно не помню о чём, что-то на тюркском. Меня же Баха интересовал в самой меньшей степени. Я тихонько поглядывал на Тамару. Её перестало колотить, но она выглядела очень уставшей. Поэтому, когда я вышел, и Баха начал ближе разговаривать и махать руками, я ему объяснил, что Томе стало плохо, и я её повёз в город, но она оклемалась по дороге и решили пока не ездить. Почти и не наврал, по сути. Баха быстро остыл, и мы отвели Тамару в домик. Она почти сразу заснула.

Выяснения и инструкции по пользованию общественным автотранспортом от Бахтияра заняли ещё пару минут. Я их серьёзно не воспринимал, он, наверное, тоже. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись спать. Пришёл я в домик, допил прямо из термоса кофе и тут же уснул. Парадоксов друг.

Ночью мне снился странный сон. Я вешал бельё на верёвку, но крепил не прищепками, а магнитами от холодильника. А потом смотрю, на простыне узор, как на сундуке, и она сохнет не вертикально, а горизонтально. А потом магниты от верёвки отделились и начали складывать на простыне узор. Причём, сначала на трёх первых точках стали, тогда засветились остальные точки. И потом определённым порядком начали на них перемещаться. Потом, когда магниты дошли до трёх последних точек, простыня засветилась вся и улетела. На этом сюжете меня и застал соседский будильник.

Львович, уже осведомлённый Бахтияром о нашем с Томой ночном клубе автопутешествий, был мрачнее тучи. В двух словах он мне поведал, что не для того меня сюда вызывал, чтобы я тут устраивал публичный дом на колёсах. Это ему так Баха всё подал. Смешно. Каждый думает о других ровно то, что делает сам. Я спорить не стал. Вообще, спорить бесполезное дело. Всё разрешится само и быстрее. А Баха стал в очередь на крупный прикол. Ему понравится. Или нет. Это уже не важно. А шутить мы умеем.

Кстати, звонил водитель крана. Спрашивал, как можно размагнитить машину. Оказалось, он не может нормально по городу передвигаться. В радиусе 50 метров при проезде крана включаются все автосигнализации. Так и ездит с музыкальным сопровождением постоянно. Неудобно ему. Невовремя он позвонил. Мы ему подробно рассказали, что клин клином вышибают и для размагничивания крана надо теперь другим бортом к ящичку прислониться. Больше он не звонил.

Львович долго молча ходил по скрипучему полу бытовки и собирался с мыслями. Захотелось дать ему треуголку. Красивую, с перьями. Наконец, он остановился напротив окна, наклонился на каблуках и резко повернулся к столу, за которым мы прятались в ожидании его вердикта. Тут же пролетела мысль, что он начнёт с классического «господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие…»

Я почти угадал — видимо, эта мысль, рикошетом от Львовича, задела и меня.

— Не буду начинать с фразы про ревизора, но он к нам уже едет, — начал Львович и продолжил: — Ситуация выходит из-под контроля, явление, с которым мы столкнулись, находится вне нашего разумения, и исходя из всей полноты ответственности за вверенный мне коллектив, я принял решение обратиться в компетентные органы.

Я себя ощутил как на просмотре программы Время. Никогда в жизни не слышал от Львовича такой казёнщины. Прямо как профессиональный спичрайтер МИДа или АП. Но это было ещё не всё, и Львович жёг, а вернее, сушил, дальше:

— Мы слагаем с себя полномочия по определению судьбы этого экспоната, соответствующая компетентная комиссия для этого уже сформирована. Она начнёт прибывать завтра, а сегодня будет «сам». Кто, не говорят, но есть чёткие указания.

Мы прониклись.

Где-то через час, к лагерю прилетел вертолёт со спецами. Спецы всё осмотрели, всюду зашли, кое-что обмерили и убедительно попросили оставаться на своих местах в домиках. Потом приехал «Урал» с другими спецами «попроще» и они оцепили лагерь.

Потом прилетели ещё три вертолёта и из второго вышли «они». Поскольку в вагончиках вида из окна никакого, а открывать его категорически не рекомендовал стоящий рядом джентльмен в чёрном, то кто точно прилетел, было сложно разобрать. Из наших делегацию встречал только Львович, и по его манере держаться оказалось, что, когда надо, он не только Львович, но и Сенбернарович. Командир служил на все сто. И во фрунт стоял, и всё показывал, и чуть было к нам не зашли. Пронесло. Но Кужугетовича я там-таки приметил.

Когда они уехали на объект, сняли оцепление и народу разрешили выходить, начались народные гуляния. Все радостно делились эмоциями, впечатлениями и информацией, кто кого видел. Как оказалось, «сам» был занят и Кужугетович прилетел один. Что называется, по старой памяти. Но всё равно всё очень серьёзно, и все чувствуют себя очень ответственно и собранно. Кошмар.

Баха даже в качестве демонстрации собранности и ответственности предложил что-то там изобразить, но его предложение не встретило понимания. Вообще, по невыясненным пока обстоятельствам, его авторитет в коллективе начал стремительно падать. Уж даже не знаю, в чём причина…

Где-то через часа два поступила команда, и спецы снялись с лагеря и исчезли в порядке, обратном появлению.

Поскольку подошло время обеда, Баху послали (в обоих смыслах) в колхоз за чем-то, а сами начали готовить еду. К обеду к нам вернулся Львович, но уже с Генералом. Я никогда не видел генералов живьём, всё больше по телевизору или на картинках. А тут настоящий, в мундире, со звёздами. Львович по приезду тут же скомандовал нам собраться в бытовке. Мы даже тапочки и ботинки все протёрли, генерал ведь, и, стесняясь, ввалились в бытовку на очередную планёрку.

— Присаживайтесь, — строго сказал Генерал и продолжил изучение каких-то бумаг в папке на столе. Через пару минут полнейшей тишины, нарушаемой лишь шуршанием документов, Генерал строго спросил: «Кто работал с объектом?»

Все медленно подняли руки. Ближе всего к Генералу был Миша, он первый начал поднимать, очевидно, все решили, что так и надо.

— Понятно, — продолжил Генерал изучать документы.

— Вот ты, — генерал указал на Мишу, — что знаешь об объекте?

Миша сухо по-военному доложил о габаритно-весовых параметрах «объекта».

— Понятно, — всё также лаконично заключил Генерал.

Об объекте по очереди начали докладывать все присутствующие. Когда очередь дошла до меня, всё значимое уже было сказано, и я просто выдал что-то вроде «ничего к вышесказанному добавить не могу».

— Понятно, — традиционно поставил вердикт Генерал.

— Так вот, — продолжил дальше он, — всё, что вы доложили и всё о чём не доложили, вам следует немедленно и навсегда забыть!

С этими словами Генерал широкой ладонью хлопнул по столу. У питьевого бачка на пол упала кружка. Никто не шелохнулся. Все осознавали серьёзность момента: Миша поджал губы, Львович исправно стоял во фрунт, я по-военному поднял подбородок и таращил на Генерала глаза. Всё как учили.

— Понятно? — уже по-новому повторил Генерал своё любимое слово.

— Так точно! — хором и без ненужной тренировки вырвалось у всех присутствующих.

— Вот и хорошо, — смягчился Светоч Армии, и, глядя на Львовича, добавил: — А вы — ответственный, соберёте и передадите мне документы.

Львович был вылитый фельдъегерь 1812 года. Только не хватало бакенбардов и избитого пулями кивера.

— Слушаюсь, — выпалил он и тихонько добавил «ваш высокородь». Наверное, показалось.

Это всё выглядело настолько нереальным, идиотским и происходящим во сне, что я тихонько ущипнул себя за бедро. Нет, это было на самом деле. Мы вывалились из вагончика и начали заполнять подписки о неразглашении.

Вообще, это такая штука, что может быть очень серьёзным документом. В том плане, что её нарушение зело чревато. Поэтому, к требуемому тексту я тихонько добавил в предпоследней строке фразу «за исключением художественно обработанной поэзии или прозы». После чего «закрыл» расписку последним предложением и поставил число и подпись. Мой план был прост. Чем формальнее документ, тем меньше его читают. Отдав сложенный пополам лист, я с замиранием не только сердца, но и прилегающих органов, принялся ожидать бури на свою голову. Но бури не последовало и расписка «прокатила».

Через некоторое время Генерал торжественно покинул бытовку и, уже садясь в чёрный «Спринтер», подозвал Львовича к себе. Львович пулей подскочил. Генерал ему что-то сказал, и Львович отчаянно замахал мне руками, показывая, что меня очень хотят видеть.

«Ну всё, — думаю, — привет. Сейчас будет полный exit; а может быть даже куда-нибудь и enter».

Генерал смерил меня подбежавшего и запыхавшегося своим генеральским взглядом и грозно спросил: — Писатель-юморист?

— Никак нет! — бодро ответил я, — математик-прикладник, но с чувством юмора!

Как, где и откуда у человека просыпается вот этот чёртик, который его дёргает за язык и заставляет говорить такие глупости, не могу знать! О, я уже по-военному начинаю изъясняться. В общем, «математик-прикладник» было правильным ответом, «с чувством юмора» — неправильным. Это я понял сразу, как оно вырвалось. «Ну, — думаю, — наговорил я на Сибирь уже не западную, где мы были, а восточную».

Генерал посмотрел так, посмотрел на меня, усмехнулся, тронул водителя за плечо, сказал тому «Поехали» и ВСЁ! Никакой Сибири, никаких этапов, просто усмехнулся и уехал! То есть, он прочитал мою расписку, всё увидел и не стал казнить, помиловал. Генерал!

Не успели мы привыкнуть к его отсутствию, как снова услышали вдалеке знакомый «буммм…» ящичка. Сундук отключился, а мы ещё не обедали. Странно, как человек ко всему быстро привыкает. Мы уже считали ящик непременным атрибутом лагеря, хотя ему в лагере «от роду» всего неделя. Хотя, самому сундуку может и тысяча лет, да какая тысяча, наверняка больше.

С этими мыслями мы отправились обедать. Где нашли Тому очень встревоженной. Она не стала тянуть и выдала сразу: «Сергея нигде нет. Пропал».

Мы начали успокаивать Тамару: транспорт к нам никакой не заходил — спецы не пускали, значит, он где-то недалеко. На объект ему пройти не дадут, он оцеплён, да и там сейчас не протолкнуться. Найдётся.

А сам я думаю, не найдётся. И то, что Тома на него западала, и кто он сам неизвестно, какой-то «практикант». И то, что он никакой не практикант, лично мне было понятно с самого начала. Слишком «видный» для практиканта. Практиканты всё больше прячущиеся от жизни нерды, а этот был заметный такой, не из «дополнительных». И что-то ему от Томы было нужно однозначно, и это «что-то» было связано с сундуком. А сейчас всё накрылось, «гипс снимают, клиент уезжает», вот он и удрал. Бедная Тома. Только-только и снова опять.

Пожалели мы её, и пошли есть. Пока обедали, проявилось в телефоне начальство. Экспедицию было приказано свернуть, инструмент сдать. Все найденные материалы под расписку «компетентным лицам» завтра.

Мне больше в лагере было делать нечего, и я радостно рванул туда, где был нормальный кофе. А Тома на радостях за апгрейд уволилась и вышла, наконец, замуж. Недавно к нам приходила с коляской. Мы, было, так обрадовались, пока она снова не начала свои «песни». И мы привычно растворились проверенными отработанными движениями, бочком-бочком… Ничего в этом мире не меняется. Хоть какая-то стабильность.

Так бы эта история год назад и закончилась, но совсем недавно рассказали мне по страшному блату «жуткие вещи». Что какой-то военный институт якобы проводил испытания с каким-то секретным инопланетным оборудованием, и «наши учёные» разгадали его секреты, и уже были вот-вот. Но в самый последний момент какой-то гений заорал на всех «ничего не трогать!» и потребовал провести этот опыт под водой роботом.

Ничего не помогло и пришлось послушаться. И вот когда робот сделал всё, что видела во сне Тома, всё пропало, и в том месте, где была установка с роботом, образовалась в воде дырка диаметром метров в сто. И что даже было какое-то цунами, но запретили передавать по телеку и всё стихло. На дне аккуратная вогнутая полусфера тех же ста метров в диаметре до сих пор. И рыб никаких нет. Её старательно изучают. А тому гению дали премию и академика. И добавляет ещё, что всё началось с какого-то любительского видео, снятого на авторегистратор.

Full HD у нас уже любительское видео, думаю… Дожили…

И он так заговорщицки мне ещё нашёптывает, а ты знаешь, я видел этот ящик. А я ему спокойно так и отвечаю: «и на нём были восемь кругов в два полукруга и девятый в центре». Вот у него глаза были большие, по олимпийскому рублю каждый…

По прошествии года прихожу к одной и той же мысли. Создатель сундучка был большой шутник. Как только окружение его становилось достаточно разумным, чтобы на нём совместить что-то там по схеме, как сундучок всё стирал в округе. Типа не надо быть умным.

Вот такой вот антиразум.

ТЮЗ пока подождёт

Разговор с примой — самое сложное в жизни режиссера. Хорошо, когда прима молода, а ты почти Эльдар, тогда хватит простой импозантности и уверенности в себе, а если наоборот…

Тут уже либо дано, либо не дано.

Вадим считал, что ему дано. Он много раз собирал в голове все «про» и возможные «контра», которые она наверняка найдет, находил самые хитроумные и оригинальные доводы в свою защиту, но когда поднялся по старым ступенькам к дверям ее квартиры, понял, что играть придется с открытым забралом.

Потому что все что он тут напридумал, стоя в пробках и уворачиваясь от таксистов по дороге к ней, давно уже придумано. И все это она слышала. И если он это скажет еще раз, то ничего, кроме легкой досады о потерянном времени и холодных стандартных фраз отказа не дождется. А отказ означал катастрофу.

Это будет уже третья и четвертой не будет — его уже не будут воспринимать всерьез. У этих артистов «почта» работает почище цыганской.

Рука, застывшая в 10 сантиметрах от звонка, висящая на честном слове третья пуговица рубашки и полный сумбур в голове оптимизма к предстоящей встрече не добавляли.

Нет, так нельзя, надо успокоиться. Блин, дернуло же эту пуговицу почти оторваться.

Он уже представил, как садится в кресло, и она с тонким звуком «бзым!» падает на ковер, скатывается на паркет, делая кружок почета ему, растяпе. Ну и куда ее теперь? Лучше сразу оторвать.

С интересом археолога разглядывая гудзик, Вадим пришел в себя и отдышался. В конце концов, Бог с ним, с этим фильмом. Не судьба, так не судьба. А если судьба, так чего так волноваться? Все будет в свое время.

В общем, сунув пуговицу в карман, закрыв сценарием ее отсутствие на рубашке и глубоко вздохнув, он нажал на звонок.

Звука не последовало. Он нажал сильнее и услышал мелодичный звук за дверью.

Да… Ослаб, совсем уже ослаб ты с этим кино. Ну да ладно. Не выйдет сейчас, подамся к Валику риэлтером. Или взрослых детей тренировать буду. В каком-нибудь ТЮЗе.

Увидев на пороге типичного режиссера театра юного зрителя, Анна Васильевна сначала хотела начать процедуру «вы не туда попали», но, для очистки совести, все-таки спросила:

— Вы Вадим?

Вадим виновато улыбнулся и кивнул. (0:1, мы пока горим.)

— Здравствуйте, Анна Васильевна.

— Здравствуйте, заходите.

Начало, конечно, было не особо впечатляющим. Они прошли в комнату.

— Чаю?

— Спасибо.

Прима оказалась весьма «правильной» дамой. Со словами «Располагайтесь, я сейчас» она удалилась.

Следуя гостеприимному жесту, Вадим сел в кресло. С глазами студента, попавшего в аудиторию на экзамен, он принялся разглядывать обстановку.

— Я прочла Ваш сценарий, — донеслось из соседней кухни.

— Я тоже, — тихонько усмехнулся Вадим и туда же в кухню из кресла добавил громче, — он вообще-то не совсем мой.

— Я знаю, — в ее голосе звучала насмешка.

«О, враг дрогнул» — мысленно приободрился кресленный сиделец.

— И как он Вам, — с едва уловимым замиранием в голосе наклонился он в сторону кухни.

— Честно? — Анна Васильевна уже вносила две красивые чашки на блюдцах.

Ее насмешливые глаза и ямочки за миллион долларов каждая, казалось, способны были отправить в массовку не одну сотню Мерилин.

Вадим резко выровнялся в кресле, потом вскочил и, осторожно принимая из ее рук блюдце левой рукой, правой по-прежнему придерживал папку со сценарием на груди.

Сколько она уже видела этих одержимых рассеянных молодых людей, но все равно, каждый раз это было забавно.

— Так Вам честно ответить, или все-таки поберечь Ваши молодые нервы? — в ее голосе была явная ирония.

Та-а-а-ак, кажется, начинается ближний бой. Вот тут Вадим чувствовал себя намного увереннее. Может Пушкина? «Ах, обмануть меня нетрудно…». Нет, у примы играть нельзя, раскусит. Ну, ладно, поехали:

— Нервы будем после беречь, Анна Васильевна, говорите уже, — ответил он и одобрительно отпил глоток чаю, — м… хороший…

— Чай действительно хороший, — продолжала актриса, — а вот Ваш сценарий не очень, честно говоря.

Она поставила свою чашку на журнальный столик. Та-а-ак. 0:2. Горим еще сильнее. И что на это отвечать, даже Рязанов, наверное, не знал бы.

Так всегда. Если ты молодой да начинающий, то даже идеальный сценарий у тебя «как-то не впечатляет», а если мэтр, то соглашаются, даже не читая. Ладно, как говорится, не знаешь что делать, хватайся за технику.

— А сценарий и не должен быть очень хорошим, — пошел в контратаку Вадим, — тем более, что кое-какие моменты можно подкорректировать, была бы великая цель.

— Все это так, но это еще надо суметь поставить, — парировала Анна Васильевна, — а чтобы суметь, нужно иметь определенный опыт, которого у Вас, как я понимаю, нет.

Опыт — не самая сильная его сторона, это точно. Поэтому надо съезжать с темы. Как? Как там у того же Пушкина. «…и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг.» Точно! Надо на гения поднажать.

— Но ведь все великие были когда-то просто талантливыми и неопытными, вспомните хотя бы себя. Неужели Вы тогда считали себя недостойной самых серьезных ролей?

Это был беспроигрышный ход. И судя по секундной заминке с ее стороны, счет стал 1:2.

— Конечно, спасибо Вам за статус великой, хотя тут Вы мне откровенно льстите, а я это не очень люблю, — прима сама знала эту технику не хуже его, — но согласитесь, играть у молодого да начинающего или известного режиссера — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И результат, я имею ввиду творческий, также может весьма различаться. Я надеюсь, Вы меня понимаете…

Хорошо, конечно, сказала. Все я понимаю. Риторикой тут ничего не добьешься, прима та еще, тертая-перетертая. Кто бы сомневался. И финансовая сторона, судя по всему, ее не слишком интересует. Намекает, что не удастся мне раскрыть-показать ее во всей красе. Значит не только я один здесь трусь, и где-то в тумбочке рядом с ее кроватью лежит еще парочка таких же «шедевров», как у меня.

Вадим еще раз проверил, не видна ли пустая петля на рубашке и поднял сценарий чуть выше на груди. Тогда остается последний довод, творческая спонсорская помощь.

— Хорошо, — отступил он на зимние квартиры, — тогда скажите, как нам молодым, талантливым, но неопытным становиться матерыми да знаменитыми? У кого же набираться опыта, если не у таких мастеров, как Вы? А если Вы играете только у знаменитостей, то это замкнутый круг получается. Вы — туда, а мы — здесь, Вы — здесь, а мы — туда?

Вадим глядел на собеседницу, она молчала, что-то обдумывая, немного склонив голову на бок. На-а-армально так сказал. И Жванецкий в тему пошел, и она это заметила. 2:2. Но тут главное — не переборщить. Надо дать ей место для маневра. Пусть думает, что именно от нее все зависит, женщинам это нравится.

— В общем, Анна Васильевна, я даже не представляю этот проект без Вас. И роль под Вас писалась, и, если честно, я мечтал поработать именно с Вами. Вы, разумеется, имеете право отказаться, но если Вы примете мое предложение, поверьте, я перепишу этот чертов сценарий вдоль и поперек, поменяю, если потребуется, весь второй план, кроме заказных, как Вы понимаете, в общем, дайте мне Вашу точку опоры и я переверну эту землю!

Вадим перестал теребить папку, перевел дух и взглянул на реакцию. Анна Васильевна улыбалась. Хорошо так улыбалась. Классно так.

— Ну что ж. Я подумаю. Даёте мне время до завтра?

Гусары молчать! Гусары молчать! Гусары молчать!

Едва переборов в себе желание крикнуть «Да!» он взял себя в руки, заставил глянуть себя на часы:

— Сегодня четырнадцатое? Да, вполне…

— Вот и замечательно, я Вам позвоню. А сейчас у меня репетиция в театре через полтора часа, я бы хотела подготовиться.

Наскоро попрощавшись, весь сияющий, Вадим легко и вальяжно сбежал по ступенькам во двор, «пикнул» брелком свою «девятку» и выехал бороться с таксистами и пробками.

А ТЮЗ пока подождет.

Дневник начинающего эзотерика

Было скучно и одиноко. Хотел почитать что-нибудь про умных женщин.

Купил на базаре книжку «Физика Веры» Тихоплава.

Читал книжку. Оказалось не про то. Лежал на диване.

Думал о континууме физического вакуума.

У меня новая соседка. Пришла за солью и знакомиться. Зовут Верой. Не знал о чем говорить. Спросил, что у нее в школе было по физике. Посмеялись. Расстались друзьями.

Опять думал о континууме. Понравилось.

Решил этим заняться поближе.

До обеда искал свою ауру. Пришла соседка. Сказала, что ауру под столом не ищут. Искать надо в себе. Купил зеркало.

Выяснил, что аура видна в высокочастотном электромагнитном поле.

Разобрал телевизор. Искал там. Больше ничего не помню.

Очнулся на следующий день весь в ауре под столом. Дилетантка. Принял за успех. Залез в ванную. К вечеру попустило.

Решил заняться медитацией. Где-то откопал кусок меди. Ложил перед собой. Пока безуспешно.

Приходила соседка. Мой кусок меди оказался крашенной алюминиевой ручкой от ее двери. Теперь все понятно. Долго ругалась. Отвечал ей с балкона. Чтобы были свидетели.

Решил выйти в астрал. Купил три астры. В четыре ровно я улетел.

В пять принял за успех.

Пришла соседка. Было неудобно за ручку. Подарил ей астры.

Бросилась мне на шею. Утром упорхнула на работу.

Ходил к ясновидящей. Веселая женщина.

Больше к ней не пойду.

Пришла соседка. С глазами ясновидящей сказала, что у нас будет ребенок. Она тоже из них? Принял за успех.

Долго лежал на диване. Думал. Почему им все, а нам — ничего. Тоже хочу быть ясновидящей. Или ясновидящим. Пока не решил.

Я все понял. Дело в запахах. Купил пачку ароматических палочек. Поджег сразу три. Оказались бенгальские огни. В квартире сильный запах сварки. Поможет?

Новый год. Пригласил соседку. Жгли бенгальские огни. Было весело.

Утром обнаружил соседку на кухне. Сказала привыкай. Она очень умная.

Долго думал на диване.

Соседка сказала купить грибов. Принес. Пробовал курить.

Получил подзатыльник. Потянуло в тундру.

До обеда выносил ведро, ходил на базар, прибивал полочку. После обеда опять тянуло в тундру.

В тундру тянет постоянно. Прочитал, что самый богатый русский с Чукотки. Заинтриговало.

Приезжала мама соседки. Гладила по голове. Ласковая. Оставила пирожки с маком. Съел.

Видел осознанный сон. Я в тундре с соседкой и ее мамой.

Проснулся в ознобе. Долго думал на своей половине дивана.

Завтра еду в тундру. Взял билет. Смотрел чтиво. Надоела эзотерика.

Хочется про дальние страны. Купил «Далекие путешествия» Монро. Буду ехать и читать в дороге.

(дневник найден в вагоне очень дальнего следования в тундру)

Невозможный диалог

— Привет, Дэвид, как ты?

— Привет Пол, давно не виделись…

— Сорри, я ненадолго.

— Ну, что там у тебя.

— Мы таки её построили…

— А… ты мог бы напомнить, о чём речь…

— Ну вчера, помнишь мы модель строили.

— Я рад за вас.

— Короче, всё полное дерьмо.

— Ты мне за этим звонишь в пять утра?

— Нет, за другим. Мы не одну модель построили.

— Блин, Пол, тебе что, нечем заняться, как рассказывать мне своё вчерашнее рабочее расписание?

— Сорри, сорри, сорри, Дэвид, не клади трубку, дай мне пять минут.

Надо было её не брать, — ну давай, время пошло.

— Короче, ты же знаешь, Раджив доделал свой экстраполятор.

— Ну.

— И мы начали его проверять на известных данных.

— Ты не делай паузы, время идёт.

— Ок, ок, и данные сходились с поразительной точностью.

— И мы решили запихнуть туда данные НАСА по климату.

— Зачем?

— Ну интересно было, что покажет.

— И что показало?

— Полное дерьмо.

— Да, это большая новость для пяти часов утра. Это всё?

— Нет, это даже не начало.

— Блин, Пол, всему есть пределы…

— У меня не вышли пять минут, ты обещал выслушать.

— Уже жалею…

— Потерпишь… Короче, система выдала «нарушена интеграция данных». То есть там что-то тёрли. Это математика, Дэвид, это не я…

— Вы оба хороши…

— А… ты возвращаешься… Итак, мы поняли что там ничего толком нет и решили взять те же данные у геологов.

— У USGS?

— Да, у геологической службы. Там почти тоже самое, только ещё и ресурсы. Ну мы и запихнули это в машину, плюс восемнадцать ключевых ресурсов.

— У тебя там что, роботы на вводе сидят, что ли…

— Пицца и кофе творят чудеса, ты же помнишь…

— Ты не отвлекайся, время идёт.

— Супер. Короче, машина считает быстро, но по этой куче цифр надо было ещё построить модель.

— Дай угадаю, её тоже делал Раджив.

— Не угадал. Её делал я.

— Слава Богу, наконец нашлось хоть что-то, чем можно оправдать твой звонок. Ты опять взялся за старое?

— Да, и не пожалел.

— В отличие от меня.

— Дэйв, не нуди… В общем, в модели получился полный привет.

— Это как-то отличается от «полного привета», полученного от НАСА?

— Ты не понял, программа насовские результаты вообще не начала считать. А тут посчитала.

— И…

— …и у нас осталось двадцать, максимум тридцать лет.

— То есть, я ещё успеваю слетать с семьёй на Гавайи?

— Твои шуточки…

— Твои утренние звонки…

— Короче, через двадцать лет, уровень подземных вод так опустится, что это приведёт к необратимым последствиям в почве и нижней атмосфере, короче по югу Америки будет Сахара размером в треть площади США. И всё это достанется нам буквально в течение двадцати лет.

— А что, дожди твоя система не научилась считать?

— Она считала со среднестатистическим уровнем осадков, но при повышении температуры вся эта вода в воздухе перестаёт падать на землю. С повышением температуры увеличивается количество воды, которое воздух может держать как пар.

— Пожалуйста, вот только не надо мне лекции читать, я знаю физику.

— Так вот, оказалось, у почвы есть определённая среднегодовая температура, после которой, она начинает иссушаться. И ничего её обратно не вернёт, никакие дожди. Сахара необратима, пока эта территория получает эти один и восемь киловатта на метр.

— Программа и это считает?

— Она всё выдала, всю статистику.

— Ок, ещё что-то?

— Да.

— Ты меня пугаешь.

— Не больше, чем я сам испугался, когда увидел чем это закончится.

— Дай-как я угадаю. Чем-то большим, жёлтым и тяжёлым.

— Почти. Но не он.

— Почему. Всё логично. Всё нагревается, у кастрюли срывает крышку.

— Всё правильно. Но не ту. Лонг Вэлли.

— Почему он?

— Он в поясе этих температур. Стоун севернее, туда не доходит. А вся Невада, Аризона, Нью Мексико, часть Калифорнии и Тексеса — это всё будет новая Сахара через 20–30 лет. И когда эта кастрюля прогреется, сорвёт крышку. Угадай куда она упадёт.

— Тут и угадывать нечего — западное побережье.

— Именно. Так что я с сегодняшнего дня безумно люблю Флориду.

— Ты считаешь, что лучше утонуть, чем сгореть?

— Узнаю, узнаю, наконец, старого доброго Дэвида…

— Ты мне лучше вот что скажи — твоя программа посчитала, как от этого избавиться?

— Дэвид, ты гений.

— Я знаю, но всё равно это не повод так рано звонить. Гении тоже иногда спят по утрам.

— А, ты опять не понял — ты просто угадал мои мысли. Я тут же сам начал это считать.

— На калькуляторе Раджива?

— Да, это классная штука для мат. моделирования. Очень гибкий инструмент… Короче… Дэвид, ты сидишь?

— Даже хуже — лежу.

— Короче, при текущей солнечной активности, чтобы вернуть ситуацию к нормальной, нужно погасить все тепловые и атомные станции на территории штатов и вывести из эксплуатации примерно половину авто. По крайней мере, крупные авто, которые больше возят себя, чем пассажиров. Или ввести электрокары повсеместно. Только тогда всё нормализуется.

— Это невозможно.

— Я знаю, сейчас это звучит немыслимо, но иначе придётся стать Египтом.

— У меня есть знакомый египтолог, ты его знаешь, он всему научит. Ничего, пережили бушизм, остальное не страшно. Станем Египтом.

— Нет, так не пойдёт. Если сидеть и смотреть всё закончится очень плохо.

— Хорошо, что ты предлагаешь?

— Надо подготовить документ, зайти куда надо наверх с ним и как следует там отбомбиться. Чтобы достало. Потом подготовить второй документ, в котором написать следующее — вот именно ради этого я тебя и разбудил — короче, там написать:

первое, планете угрожает глобальное потепление, подъём воды в океанах, смерть кораллов, это описать поживописнее, наши кораллы любят.

второе, единственный путь спасения планеты — это подписание протокола о сокращении выбросов и т. д.

третье, когда этот шлейф разрастётся, позакрывать к шуту все атомные станции на территории штатов — типа опасные, короче придумать что-нибудь, начать закрывать старые тепловые, новые не строить.

— Так мы же загнёмся.

— Да, ты прав. Поэтому всё производство вынести куда-нибудь в Мексику или Канаду, а лучше ещё дальше, например Китай.

— Это нас как-то разогнёт?

— Да, избавит от энергопотребления. И главное, тот же Китай подрядить нам делать солнечные батареи.

— Что за… какие батареи, Пол?

— Не пыли… дай дорассказать. Солнечная батарея — это теперь будет такая фишка. Она убивает двух зайцев — даёт дефицитную в будущем электроэнергию и закрывает землю от перегревания. В стране объявить озеленение энергетики — придумать, что использовать нужно только конвекционные виды, понаставить в пустыне солнечных электростанций, остальное типо не комильфо. Ещё ветер и гидро, но главное панели — они закрывают Солнце. Затем, нужно тепловую генерацию вообще всю вывести и всё закрыть панелями. Тогда гут. А если нет — в твоей Каролине будет Сахара.

— В Северной Каролине.

— Неважно, справа будет Атлантический океан, а слева песочный пляж до самого западного побережья. В одну сторону северокаролинский — в другую южнокаролинский. И на Гавайи не надо будет ездить. В общем такой план. Объявляем глобальное потепление в мире и спасаем штаты от Египта.

— А если не поведутся?

— Кто, наши не поведутся? Наши как раз первые поведутся. Производство двигать в Китай — движняк, причём, выгодный, оттуда за копейки получать панели и ставить здесь. Потихоньку выводить тепловую генерацию.

— Вот на это точно не согласятся.

— Тарифы делают чудеса почище кофе и пиццы.

— Это да. А деньги откуда брать на всё это?

— Вот тут самое главное. Там же, где и раньше. Только теперь для этого есть великая цель. А под великую цель и долги — не долги как-бы. Мы не воруем у будущего, а обеспечиваем его. Всё! Всё сходится. Мы не должники какие-то, а мы строители будущего, ответственно обеспечивающие среду обитания своим потомкам. И наплевать, что весь мир нам это оплатит. Это даже вдвойне круто.

— Вот это мне нравится. Бесплатные деньги и на благое дело. Это взлетит.

— Вот такой план. По-моему совсем неплохо для пяти часов утра. Тем более, что у меня-то всего ещё час ночи.

— План да, но надо всё ещё раз пересчитать и перепроверить. Такие вещи должны быть обоснованы.

— Ну тут тебе равных нет, за тем и звоню. Короче, если нужны какие-то данные, графики, любые — нарисуем с лучшем виде.

— Графики не главное, но это уже не сейчас, сейчас я предлагаю обоим выспаться.

— Тотально поддерживаю, спокойной ночи, Дэвид, ты — единственный, кто это может провернуть.

— Я знаю, ты тоже иди спи, бай, привет семье.

— Бай.