Повесть о монахе и безбожнике

Глава 2

Пройдя полутемными коридорами, Старший Брат поднялся во двор, на котором монахи совершали полуденную пляску. На минуту он остановился полюбоваться на отточенные движения Братьев по Вере, на пыльные султанчики, что слаженно, словно по команде вылетали из-под монашеских ног, но задерживаться не стал — его возвращения наверняка с нетерпением ждал Старший Брат Амаха.

Атари поднялся по лестнице, сопровождаемый могучим топотом шести десятков пар ног и вошел в покои гостя.

Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников охоту любоваться водопадами. Пока хозяин отсутствовал, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готовился повернуть дело так, чтобы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства.

— Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях.

Брат Атари опустился в глубокое кресло.

— Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет.

— Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами?

Брат Атари отрицательно качнул головой.

— К сожалению, ни то, ни другое.

Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не являлось. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился.

— К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство.

Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим его не удивляло. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился.

— Но, наверное, пришлось что-нибудь все-таки пообещать нечестивцу? Не верю я в такое вот внезапное раскаяние и желание помочь Братству…

Хозяин кивнул, одобряя проницательность гостя.

— Я пообещал ему свободу и нашу снисходительность.

Старший Брат Амаха поморщился слегка. По его мнению, обещано слишком много. Даже если глава общины и не собирался выполнять обещанное, все равно он мог бы пообещать и поменьше.

— И что он?

— Не думаю, что он во все это поверил.

Хозяин замолчал, сосредоточенно сдвинув брови.

— А ты действительно собираешься отпустить его, когда он вернуться?

— Отпустить? — брови Старшего Брата Атари взлетели вверх. — С чего ты взял? Место грешника либо в аду, либо в узилище.

— Да-да-да, — вновь одобрительно покивал головой брат Амаха. На сердце стало легче, то того что не ошибся в брате Атари. Брат по Вере оказался далеко не дураком и верно понимал свои обязанности перед Братством. — Ты прав. Грех надо осуждать, а грешника — наказывать. Это единственно верный путь к благости… Особенно если, идя этим путем, и Братство может извлечь выгоду из исправления грешника…

Старший Брат Атари промолчал и только вопросительно сощурил глаза. Гость, похоже, и сам поворачивал в нужную сторону.

Хоть жара не располагала к ведению беседы, но, тем не менее, брат Амаха не смог удержаться и заговорил о том, что его в данную минуту интересовало больше всего.

— Скажи-ка, брат, каковы твои отношения с эркмассом? Имеешь ли ты влияние на этого грешника?

Брат Атари усмехнулся.

— Мне кажется, мы думаем об одном и том же.

— Возможно. Скажи, в таком случае, о чем думаешь ты.

Атари не спешил открыться и ответил уклончиво. Произнесенные слова ни к чему его не обязывали.

— Я думаю о том, как увеличить богатство и силу Братства.

— Ты прав, — живо отозвался брат Амаха. — Я думаю о том же. А как ты себе это представляешь?

Брат Атари не ответил. Глядя в окно, он думал, до какого предела он может положиться на брата Амаху в задуманном им щекотливом деле.

Перспективы, открывающиеся в случае выполнения плана, открывались ослепительные, но провернуть его в одиночку он не мог. Чтоб все сошлось ему понадобится рука в столице.

— Ты уснул? — подал голос брат Амаха.

— Нет, — отозвался Атари, — я думаю. Я думаю о мудрости Кархи, дающего в руки немногих возможность оказать Братству услуги, и об их судьбе.

— Эти люди избранны Богом и судьба их достойна зависти, — твердо ответил Брат Амаха, — ибо на них изольется щедрость Кархи и Братства!

— Ты в этом уверен? — быстро спросил хозяин.

— Иначе не может быть! — категорично заявил брат Амаха.

— Хотел бы я разделить твою уверенность, — вздохнул Атари. После недолгого молчания, когда каждый обдумывал сказанное, отыскивая в словах собеседника скрытый смысл, гость мягко потребовал:

— Я вижу, у тебя опять есть и план и люди. Расскажи-ка мне о нем!

— План? — переспросил Атари, все еще колеблясь. — Нет. Пока это только отдельные мысли. А что касается людей, то они действительно есть. Это ты и я.

Старший Брат Амаха поднялся, бросив веер. Прислонившись спиной к прохладной стене, сказал.

— Ну, ну, смелее, брат мой.

Старший Брат колебался недолго. Он знал, что такое счастливый случай и знал, что эти случаи нельзя упускать — они не имели привычки возвращаться. Упущенная удача не ходила кругами, как взбесившаяся рыба, в ожидании, когда на нее обратят внимание, а норовила подплыть к кому-нибудь другому и предложить себя кому-то более расторопному. Он чувствовал, что именно сейчас она уже махала хвостом, чтобы уплыть в другие руки.

— Я знаю эркмасса, — начал Атари. — Он мыслит категориями главаря провинциального отряда наемников: сила, сила и еще раз сила. Он будет посылать в лес лазутчиков и войска. Ничего другого ему в голову прийти не может. И продолжаться это будет до тех пор, пока он не смириться с этим.

Старший Брат Атари поднял вверх палец, подчеркивая важность сказанного.

— Когда же это время наступит, нам нужно будет убедить его в бесцельности борьбы с Дьяволом с помощью военной силы.

Гость наклонился вперед и понизил голос.

— Все-таки с Дьяволом?

— Именно с Дьяволом. Я не знаю, что там будет на самом деле, но эркмасс должен думать именно так! И именно так должен будет доложить обо всем Императору. Иначе упрямство его утроиться и дело кончиться войной с неведомыми захватчиками. В любом случае, кто бы там ни оказался, нам проще будет договориться с ними, нежели этому солдафону.

Он заходил по комнате, размышляя вслух:

— Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет…Когда на документе будет стоять Императорская печать…

Он вздохнул.

— Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой.

Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил:

— Это возможно?

— В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями…

И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство.

— Это будет тонкая игра… — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже…

Он поднял палец вверх.

— Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате!

Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным.

— Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император.

Они понимали друг друга.

— Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей.

В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог:

— Что нужно Братству, то нужно и нам.

Дверь, как ей и полагалось, заскрипела и отошла в сторону.

Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона.

Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен просачиваться сквозь каменные стены к соседям.

Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.

Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Книжник представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.

— Не нравится?

Шумон не стал скрывать своих чувств.

— Нет.

— Это не для тебя, — успокоил его монах.

— А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?

— Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…

Из темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.

— Это мой, — объяснил Атари.

— Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.

— Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…

— В лесу? — с сомнением отозвался монах.

— Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…

Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.

— У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.

— Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…

— Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.

В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.

— Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…

Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.

— По-моему он и сейчас уже все знает…

— Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться…

Шумон усмехнулся.

— Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.

Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.

Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.

По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков, и Шумон почти полночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.

Рассказы их походили друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.

Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.

Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим он мог объяснить, что среди героев не появилось ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.

Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не случилось ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он, уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили…) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.

Слов его гости сказали много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.

Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти могли не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.

Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.

Вчерашней мрачности на его лицо не наблюдалось, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.

— Здравствуй, брат!

— Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.

— Ну, здравствуй друг.

— Черт тебе друг.

— Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.

— Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.

— А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.

— На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.

Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем сияло обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.

В очередной раз вспомнив об этом, он подумал, светлея лицом:

«Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»

Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Если б хватило сил, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы… Монах казался неподъемным.

— Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!

Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.

Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.

— Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать.

— Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться».

Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию.

— Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха.

— Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь?

У монаха имелись возражения, но безбожник, не дожидаясь их, пошел дальше.

Идти к болоту теми дорогами, которыми уже ходили Братья и наёмники эркмасса Шумон не хотел. Чтобы он там не встретил, повторять их дорогу не имело смысла. Он решил идти своей дорогой, благо Старший Брат не настаивал на каком-то конкретном пути. Его интересовал только итог — чтоб они дошли, и возможно он считал, что извращенная логика безбожника поможет там, где не сможет помочь искренняя вера. Единственное на чем настаивал монах, так это на том, что б они остановились в малом охотничьем домике эркмасса и часовне при нем.

— От дьявола она вас защитит, а уж от альригийцев сами поберегитесь! — напутствовал их Старший Брат. — Кто знает, что там еще бродит…

Предстояло как можно скорее выяснить как можно больше о том, что представляет собой Дурбанский лес, а особенно те его части, что лежат в стороне от Большой дороги. Помочь им разобраться в этом мог только кто-нибудь из ловчих или охотников за драконами.

Старший Брат рекомендовал Шумону найти охотника Хилкмерина, который теперь, когда лес стал недоступен, дни и ночи проводил в харчевне «Под хвостом дракона».

Харчевня стояла на другом конце города, у протоки, отводившей воду из реки в замковый ров. Среди окрестных добротных каменных строений она выделялась только вывеской, изображавшей драконий хвост, из-под которого на землю валились грудами золотые монеты, и тем, что к ней вела самая широкая и самая утоптанная дорога.

В это время возле харчевни было малолюдно и тихо. Лошади у коновязи изредка ржали и били копытами в стену соседнего дома. Из открытой двери тянуло запахом свежего хлеба и пива.

Хилкмерина они увидели сразу, как только вошли. Они лежали рядом — он и его широкополая шляпа с украшениями из чешуи дракона. Три пустых кувшина из-под местного вина объясняли причину неподвижности старого охотника. Шумон в нерешительности застыл, разглядывая, уткнувшегося лицом в объедки охотника и раздумывал, как быть дальше.

— Это он? — спросил Младший Брат, одобрительно разглядывая неподвижное тело. Взгляд монаха говорил том, что нынешнее состояние охотника знакомо ему самому до тонкостей и что он молча переживает этот приятный момент вместе с ним.

— Он, — с досадой ответил Шумон. Безбожник не страдал суевериями, но такое начало не предвещало ничего хорошего. Вряд ли сейчас старый охотник был разговорчивее своей шляпы, а как раз разговор с ним и интересовал Шумона более всего. Ждать, когда старый охотник проспится, и терять из-за этого еще один день безбожнику не хотелось. Задерживаться в городе еще на сутки, рискуя вновь испытать гостеприимство брата Атари, он никак не улыбалось. Выход нашел брат Така.

— Эй, хозяин! — зычно крикнул он. Хозяин вышел из-за стойки и, в знак уважения, подошел к монаху.

Приподняв голову Хилкмерина за волосы, он спросил:

— Он давно у тебя?

— Нет, только спустился, — хозяин показал рукой вверх, где располагались жилые комнаты постояльцев. Монах довольно кивнул.

— Когда успел? — в отчаянии пробормотал Шумон. Монах отвечать не стал. Умный бы спрашивать не стал, а дураку, как не ответь, он все не поймет.

— Тебе заплачено?

— Да.

Брат Така оглянулся на столы, выбирая, чем тут можно поживиться. В воздухе промелькнул запах жареной птицы.

— Тогда дай нам два кувшина вина и курицу.

Он не стал раздумывать как Шумон над тем, что нужно делать. Ощущая состояние охотника как свое, он отлично знал, как ему его из него вывести. Монах подхватил Хилкмерина на плечо и двинулся к двери. Шумон словно лодка за большим кораблем пошел следом. У порога их нагнал хозяин с корзиной. Руки у брата Таки оказались заняты и её пришлось взять экс-библиотекарю. Выйдя из дверей харчевни, Брат Така покрутил головой, что-то отыскивая, скомандовал:

— Бреди за мной, греховное семя…

Сквозь кусты, росшие левее харчевни, они вышли на берег протоки. Брат Така снял все еще спящего охотника с плеча и, поудобнее устроившись на камне, начал макать его в воду.

После первого окунания Хилкмерин проснулся. Как положено в таких случаях он заорал, попытался вырваться, но монах перехватил его половчее и продолжил экзекуцию.

Хилкмерин хлебал воду.

Через некоторое время он перестал орать, так как брат Така вынимал его из воды все реже и реже и тех мгновений, когда старый охотник мог еще дышать, ему едва хватало на то, чтобы вздохнуть. Когда он перестал кричать и начал дергаться, брат Така поднял его и перевернул вверх ногами. Изо рта охотника хлынула вода и брань. Он кашлял, шумно извергая из себя потоки воды пополам с вином, а воздух выходил из него руганью и нечленораздельными проклятьями.

— Что же ты делаешь, ногой тебя в грудь!!?

Слова выблевывались вместе с водой, тиной и пузырьками воздуха. Намокшая борода падала на лицо, и Хилкмерин безуспешно отбрасывал ее нетвердой еще рукой. Брат Така приподнял его над водой так, чтоб мог заглянуть в лицо. Глаза охотника вращались в орбитах, словно жили сами по себе, но каждый смотрел вполне осмысленно.

— Ожил, — довольно сказал монах, — говорить способен. Спрашивай, что хотел.

Он аккуратно поставил охотника на ноги и даже отряхнул водоросли, прилипшие к одежде. Однако вместо делового разговора, в ответ на такую заботу со стороны Братства, старик закатил скандал, требуя от них денег за три кувшина вина, которые он выпил. Вцепившись в рясу Младшего Брата, он взывал к его совести:

— Девять монет! Кто мне их вернет, ногой тебя в грудь? Я платил деньги за вино, а ты наполнил меня водой, словно я коровье вымя!

— Не до конца отрезвел, — озабоченно сказал брат Така Шумону, услышав про вымя. — Заговаривается. Видать, всосаться успело.

— Это я не протрезвел, ногой тебя в грудь? — зашелся Хилкмерин, безуспешно пытаясь трясти Младшего Брата. — Я трезв как ребенок!

Устав от шума брат Така легко поднял охотника и тряхнул. Зубы охотника лязгнули.

— Не зуди, мирянин, а то еще окуну.

Хилкмерин умолк, даже с полупьяну понимая, что монах легко выполнит угрозу. Воспользовавшись этим, Шумон убрал кнут и пустил в ход пряник:

— У нас есть два кувшина вина. Один из них твой.

— Один? — возмущенно переспросил Хилкмерин, тараща глаза.

— Послушай, мирянин, — внушительно сказал брат Така. — Мы ждем от тебя помощи.

— Двоим за один кувшин? — упрямо переспросил охотник, для верности пересчитав их. Чувствуя его правоту в этой странной арифметике, Шумон хотел уступить, но Брат Така равнодушно сказал:

— Да, ты прав. У нас есть два кувшина.

Он демонстративно провел ладонью по запотевшему боку, смахивая влагу делавшую кувшины прохладно- матовыми.

— Но если ты не захочешь помочь нам, я оба разобью о твою голову. В этом случае оба кувшина станут твоими, но в твое брюхо попадет лишь несколько капель. А потом мы отведем тебя в монастырскую тюрьму. Выбирай…

Эти слова побудили охотника к сотрудничеству. Хилкмерин понял, что силой ничего не добьется.

— Что нужно вам от старого трезвого человека? — плаксиво и жалобно спросил он.

— Нам нужна дорога к Замским болотам.

Хилкмерин свистнул, тут же позабыв о своих слабостях.

— В лес идете, ногой вас в грудь? — Он вроде бы даже как-то воодушевился. — Дорога-то вон она. Проторена. По ней драконов возим.

— Сам знаешь, что теперь по ней идти — назад вернуться. Другой путь есть?

Хилкмерин почесался, ему очень хотелось потребовать вина, и он даже набрел в грудь воздуху, что бы это сделать, но монах, уловив его желание, качнул перед лицом кулаком и охотник махнул рукой.

— А ладно! Расскажу. Только что бы без обмана — оба кувшина. — Торопливо сказал он, уже ощущая, как вино смачивает горло, и как пальцы слипаются от жирного мяса.

Опасаясь, что они передумают Хилкмерин, разровняв песок прутиком, начал рисовать план Дурбанского леса и пути к Замским болотам. Шумон смотрел, как прутик бегает по песку, и время от времени спрашивал:

— Река? Так. А это что? Понятно. А сколько до нее?

Хилкмерин знал лес, и план получился подробный, а выпив вина и съев курицу, он еще более подобрел и костью начертил ту его часть, которой владели Альригийцы, находившуюся за Внешним Поясом Обороны.

— Туда лучше не ходите, — предупредил он их. — Ребята там крутые. Повесят за ноги, и спрашивать не будут, чего это вам там понадобилось.

— Ой ли? — весело спросил Шумон, довольный оборотом дела.

— Вот за ноги подвесят, тогда и ойкать будешь, — осадил его Хилкмерин. — Ты свою прыть поубавь. Дорогу-то знаешь да вот только пройдешь ли?

— Пройду, — уверенно сказал Шумон, — вон у меня какой заступник! — и он показал на брата Таку.

— А Пеговы помощники? — поинтересовался Хилкмерин. — Там, говорят, их видимо-невидимо? Куда ни плюнь — черт сидит!

— А молитва? — в тон ему ответил Шумон.

В силу молитвы старый охотник почему-то не верил и, покосившись на брата Таку, сказал:

— Так не всякого черта молитвой возьмешь.

— Кого молитвой не усмирим, того брат Така кулаком усовестит, — отшутился безбожник. Перспектива вернуться назад, в подземелье стремительно отдалялась.

Сердце его радостно стучало, губы сам собой улыбались. Задержки удалось избежать. Хоть сейчас они могли покинуть город, грозивший ему столькими бедами.

— Ну-ну, — хмыкнул Хилкмерин, неверно истолковавший улыбку экс-библиотекаря, — попробуй. Там черти кулаков не бояться. Зуппа вон, ножом одного ткнул со страху, и то ничего.

— Какой такой Зуппа? — сразу став серьезным, спросил Шумон.

— Как какой? Тот самый. Он один и есть. Младший ловчий в моей ватаге.

Почувствовав их интерес к его рассказу, он задумчиво посмотрел на оставшийся кувшин. Шумон кивнул. Хилкмерин с видимый удовольствием поднес кувшин ко рту, и волосатый кадык его задергался, провожая в желудок порции зелья. Выпив полкувшина, он вытер губы ладонью, показывая, что готов к разговору.

— И что же?

— А он как черта увидел, так ножом в него со страху и двинул. С десяти шагов.

— С молитвой бы надо… — наставительно сказал брат Така. Хилкмерин хлебнул из кувшина и махнул рукой.

— Какая в нашей молитве сила? Тут святому человеку молиться надо.

— А сам Зуппа-то цел остался?

— А что ему сделается? — удивился охотник. — Он ведь заговоренный — в прошлом году дракону на хвост наступил. А после этого пять лет страха не имеешь. Из любой переделки целым выйдешь. Проверенно.

— Ну а дальше— то что?

— Да ничего, — на лице Хилкмерина постепенно начало появляться сонливое выражение. Он зевнул.

— Нож в него как в воду вошел — без всякого следа и даже не булькнул. Так что, ребята, на кулаки особенно не надейтесь.

Он, отчего-то помрачнел, допил кувшин и, не попрощавшись, пошел в сторону харчевни. Несколько мгновений монах и безбожник молча наблюдали как впавший в меланхолию охотник, покачиваясь пробирается сквозь кусты.

— Что ж, — сказал Шумон, — пора и нам.

Он наклонился, рассматривая план. Рисунок на песке походил на детскую шалость, только вот толку от него должно было быть больше, чем от детской шалости.

— Ты охотничий домик найдешь?

— Найду.

Безбожник разровнял песок, словно стер прошлое.

— Тогда пошли.

В комнате находилось трое, хотя знал об этом только один. Двое других считали, что беседуют с глазу на глаз. За открытым окном, перед которым сидели враги Императора, виднелся лес и какие-то домики перед ним. Кто-то в одежде дружинника гонял там лошадь по кругу, приучая к седлу. Картина, в общем обычная, но заговоры плетутся не только там, где по углам висит паутина и позвякивает принесенное под полой оружие. Эвин Лоэр — личный шпион Императора, знал об этом лучше многих. Чаще всего заговоры творятся людьми с чистыми руками. Такими, что и не подумаешь, что возможно…

Собеседники, зная толк в выездке изредка поглядывали в окно, но говорили о своем. Хэст Маввей, владелец замка Керрольд, а теперь еще и Злодей Империи, и заговорщик спросил:

— Как там твои проникатели. Нашлись?

Брайхкамер Трульд, эркмасс, владелец замка Трульд, а теперь так же, как и его собеседник, Злодей Империи и заговорщик, ответил другу и родственнику.

— Нашлись…

Особой радости в его голосе не наблюдалось. Проникателей, личную охрану брайхкамера, Эвин уже видел. Их привезли в замок еще вечером. Там было на что посмотреть! Похоже, что несравненные бойцы столкнулись с чем-то, что оказалось то ли сильнее, то ли проворнее их. А может быть умнее или страшнее. Потом, после того как Трульд с глазу на глаз, (То есть это они думали, что с глазу на глаз, а на самом деле Эвин стоял в трех шагах, одетый в украденный у колдунов плащ-невидимку, слушал и похваливал колдунов. Нет, все же цены такой колдовской одежде!) переговорил с начальником проникателей, выяснилось, что это и впрямь колдуны.

Что-то посланцы злых железных рыцарей сделали с проникателями, что надолго лишило их возможности участвовать в злодействах заговорщиков. Некогда грозные тайные убийцы, обученные, говорят, еще приближенными Просветленного Арги, нынче шарахались друг от друга как слепые котята. Эвин своими глазами видел, как непобедимых бойцов СГРУЖАЛИ с телег. Ни один из них не мог идти без поводыря. Профессиональных убийц заводили в замок длинной вереницей, заставив их держаться друг за друга. В общей суматохе Эвин потолкался среди них, благо колдовская одежда позволяла, и понял, что все они не только полуслепые, но и полуглухие. Проклятье колдунов легло на них тяжким бременем.

— Пусть отдохнут пока. Я решил дать им отдых.

— А ответ? Они принесли ответ Императора?

Эвин насторожился. Он бродил по замку третий день, слушал разговоры, но про переговоры с Императором слышал впервые. Сам Мовсий об этом не говорил. Почему, интересно?

— Нет… — подумав, ответил Трульд.

Шпион Императора, стоявший до сих пор между шкафом и столом, присел, чтоб рассмотреть повнимательнее лицо брайхкамера. Хотя он уже привык к колдовской одежде, но сердце, не принимавшее колдовства всерьез, каждый раз сжималось, когда с трех-четырех шагов он заглядывал в глаза Императорскому злодею. Врал ведь, мерзавец наверняка врал.

— Ты знаешь, а я так и думал, что ничем твоя затея не кончится… Зря ты ему вызов послал…

Если Эвин не ошибался, то сказал все это Маввей с облегчением. Вон как лицо сразу расслабилось. Шпион слушал и смотрел на Трульда. Тот меланхолически улыбался. Понятно, что занимают его сейчас совсем другие мысли. Брови злодея шевелились как два червяка, словно он придумывал очередную каверзу.

— Он не то чтоб не принял моего вызова… Он просто пообещал нам головы оторвать… Так что можно считать, что вызов он все-таки принял…

— Нам?

В голосе Хэста послышалось столько удивления, что Эвин невольно восхитился лицедейством.

«А он и впрямь дурак, если не понимает, что это единственное, на что может рассчитывать Злодей Империи».

— А мне-то за что?

— Мне — за наглость, это понятно… А вот тебе — как родственнику наглеца.

Хэст смотрел непонимающе.

— А может быть у него какие-то иные причины… Во всяком случае, он отчего-то обиделся и на тебя.

— Хватит шутить.

Эвин видел, что Маввей не испугался, но удивился.

— Если б я шутил, я бы придумал что-нибудь повеселее, а так… Эта самая что ни наесть доподлинная правда. Обещал меня в порошок стереть, а тебя…

Хэст заинтересованно наклонил голову.

— А тебя по стене размазать…

Маввей так и не поверил ему.

— Ну тебя…

Трульд пожал плечами. В движении сквозило сожаление.

— Как знаешь. Я тебе правду говорю… Тут на него недавно покушение случилось. Так он почему-то сразу на нас подумал…

«А ведь верно! — подумал Эвин. — Верно! Вот он следочек в Захребетье, о котором Оберегатель говорил!»

Хэст повернулся. Теперь в его глазах Эвин увидел неподдельное беспокойство.

— Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел в своих мечтах? Не хотелось бы возвращаться к этому разговору, но все же придется вернуться. В твоем желании сразиться с Императором есть что-то детское. Скажи, с какой стати он должен пойти тебе навстречу?

Трульд вздохнул, и Эвин вновь переместился, чтоб видеть его лицо.

— Думаю, что Император мою шутку так и не оценил. Как и ты…Клянусь Тем Самым Камнем к моей шутке он отнесся гораздо серьезнее, чем я думал…

— Ну и что?

— А то, что мы с тобой в одинаковом положении оказались. Как плясуны на канате.

— Что это значит? — грозно спросил Хэст. Мовсий смотрел мимо него, но не нашлось доброты в его взгляде.

— А значит это, что нам идти можно только в одну сторону. Назад ни тебе, ни мне хода нет.

Лицо Хэста сделалось удивленным.

«А чего удивляться-то, — подумал Эвин злорадно, — Все верно злодей излагает. Если вы и впрямь к покушению руку приложили, то не пожалеет вас Мовсий, не пожалеет…»

— Неужели не видел плясунов на канате?

Хэст медленно кивнул — видел, мол.

— Вот и мы теперь такие же… Нам теперь одно спасение — до другого конца каната добежать.

Его пальцы сжались в кулак. В глазах метнулся страх и безысходность.

— Добежать, пока никто не догадался тот, другой конец, обрубить.

Несколько долгих мгновений Хэст молчал. Эвин переводил глаза с одного на другого и ждал ответа Хэста, но тот молчал. Так не сказав ни слова, он поднялся и вышел.

«Неужели он ничего не понял? — подумал он. — Тогда Маввей либо дурак, либо… Либо я чего-то не понимаю…»

Озадаченный Эвин остался с брайхкамером. Он не знал, что и думать. Ясная картина опять разломалась на куски, и каждый оказался сам по себе.

В комнате осталось двое. Причем об этом знал только один их оставшихся. Второй считал себя сидящим в одиночестве.

Нельзя сказать, что Гэйль был самым большим из провинциальных городов Империи — в Семибашенной стояли города и побольше его, однако ни один из них, не смог бы сравниться с Гэйлем по оживленности, суматохе и размахам торговых сделок. Город стоял на перекрестке торговых путей, привлекая к себе купцов, разбойников и еретиков возможностью либо разбогатеть, либо затеряться в этой суматохе.

Центральное место в нем, впрочем, как и во всех других крупных городах Империи, занимал монастырь Братства. Полностью разрушенный во время последнего восстания приверженцев Просветленного Арги, а до этого еще дважды сильно поврежденный во время Первого и Второго Альригийских вторжений он каждый раз заново отстраивался из своих же камней и сейчас производил впечатление могучего сооружения, построенного могучей организацией.

В двадцати-тридцати шагах от него высилась новая каменная стена, построенная эркмассом Гьёргом. Внутри неё, кроме монастыря стоял дворец эркмасса и еще десятка два каменных зданий, а сам город— торжище, дома горожан победнее и ремесленников располагался за крепостной стеной.

Крепостные ворота, а их в городе стояло пять, закрывали только на ночь. Днем же они стояли распахнутыми настежь, призывая купцов зайти в город и поделиться частью прибыли со Старшим Братом Атари и эркмассом, то есть отдать дань мудрости Братства и могуществу Императора.

… В карауле у Луковых ворот стояли лучники Синего отряда. То есть стояли они только на словах. Трое из них, разморенные жарой, сидели в тени ворот, положив рядом с собой кожаные шлемы, обшитые бронзовыми бляхами, а четвертый полулежал, опершись на створку.

Шумон и брат Така дошли до стены и сели рядом с караульным. Тот повел мутным глазом, но ничего не сказал — жара.

От открытых ворот дорога укатилась прямо в Дурбанский лес. Она была пустынной, по ней ходили только смерчи, скрученные ветром из дорожной пыли. Глядя на них, Брат Така представил себе, как им придется по жаре пройти те шесть поприщ до леса, да еще с мешками за плечами, тоскливо и, понимая безнадежность ругани, выругался.

— Чертов охотник. Вышли бы утром, по холодку прошлись бы.

Шумон, занятый размышлениями, рассеяно ответил:

— Не ворчи, монах. Куда бы ты ушел, не зная дороги?

Но брат Така не успокоился, а напротив все больше наливался раздражением.

— А перевязь твоя? Ножами обвешался. На черта с ножичком пойдешь?

— Уймись, брат. Ты ведь и сам не лучше, — укоризненно сказал Шумон, тыча ему пальцем в живот и показывая на пращу, которой опоясался монах.

— Ножи мои не от дьявола защита. Я думаю, что там мы можем встретить что-нибудь поопаснее твоих выдумок… Отдыхай. Думай о возвышенном. А еще лучше молитвы вспомни.

Полежав немного с закрытыми глазами, Шумон спросил монаха:

— Послушай-ка. Если ты Дьявола увидишь, побежишь?

— Не знаю, — честно сказал монах после продолжительного молчания. — Трудно за себя ручаться.

— А с молитвой?

— Ну, с молитвой, — с сомнением протянул брат Така. — С молитвой может быть и устою. Особенно если с «Дневным покаянием».

Он задумался, взвешивая свои возможности. Все-таки встреча с Дьяволом событие не рядовое.

— Устою — уже твердо сказал монах.

— Это хорошо. — Шумон потянулся и встал. Из-под ладони посмотрел в лес. — Значит так. Как зайдем за деревья, так сразу начинай творить молитву. Пусть охранит она и праведника, и грешника.

Он не шутил. Серьезности в голове безбожника хватило бы на двоих. И хотя брат Така не без основания предполагал, что Шумон издевается над ним, он все же молча кивнул.

Безбожник поднял голову вверх. Дойдя до зенита, светило, незаметно для глаз, сползало к горизонту. Время уходило.

— Подъем, — скомандовал он, но брат Така, словно не услышав его, присел на корточки и стал творить дорожную молитву.

Молитва была не длинной, и для крепости монах совершил еще преддорожную пляску.

Безбожник, прислонившись к воротам некоторое время спокойно наблюдал за ним, а затем, махнув рукой на чудного спутника, пошел к лесу. Брат Така не стал дергаться — куда он, безбожник-то денется на ровном, как стол поле — а доплясал, сколько положено и тоже последовал за ним. В этот миг его переполняло сознание значительности и важности того, что им предстояло завершить. Не, оглядываясь (это могло стать дурной приметой) шел, представляя себе, как Старший Брат Атари смотрит на него с монастырской башни, а губы его тихо шепчут напутственную молитву. Но это оказались только мечты, а в действительности вслед путникам безразлично смотрели только лучники синей роты, десяток нищих, толпой стоящих у караулки, да стандартная стационарная видеокамера.

Лес под ним простирался во все стороны — вперед, назад, вправо, влево…

Каждый раз, как он взлетал над стеной деревьев, память услужливо выдавала одну и ту же картинку двухгодичной давности — косматая зелень, изрезанная водным блеском от лесных речек. Таким Сергей запомнил лес, когда пролетал над ним на дирижабле. Правда, тот лес находился чуть не в тысяче километров отсюда, но зато те места, что сейчас проплывали внизу, не были для него чужими.

Сергей завертел головой. Где-то вон там, левее, и километрах в двадцати к востоку осталась тропа, на которой они попали в плен дикарям, а еще дальше, за лесом, там, где начинались горы, стоял замок старого друга Хэста Маввея Керрольда, едва не угробившего их в прошлый раз и вдобавок, подгадившего несколько дней назад.

«Навестить его, что ли, тварь кровожадную?» — подумал Сергей, улыбаясь воспоминаниям. — «Обрадовать гада, что живой… Кстати и со зверями все решить можно. Он же тут всякую тварь тут по имени-отчеству знает…»

Мысль пришла и ушла. Прямо под ним в просвете между кронами мелькнули полосатые спины вепрей.

Отсюда, сверху, он видел, как животные возвращаются в лес. Не ведавшие никакого страха, кроме страха этой минуты звери, забыв ужас, заставивший их попрятаться по норам или разбежаться по всему лесу, возвращались на привычные места, но на его счастье звери возвращались, а вот люди — нет. Это говорили и глаза и здравый смысл и микролокатор, что прощупывал заросли.

Затея с излучателями вполне удалась. Инфразвук вычистил лес вокруг заповедника не хуже урагана, и теперь внутри Стены оставались только люди и драконы. Конечно, жила в болоте еще какая-то водоплавающая мелочь, но она в счет не шла.

За Стеной, в непосредственной близости от нее, также имелась еще и кое-какая разумная жизнь.

Самыми главными ее представителями пока оставались разбойники. Похоже, что им как-то повезло. Возможно, инфразвук не подействовал на них, а скорее всего, они в этот день грабили кого-нибудь на стороне, но, так как ходили они не обычными, а какими-то своими дорогами, то больших перемен в своей жизни они не ощутили. Для них лес остался лесом, горы — горами, а Стена…Ну и что, что появилась Стена? Шлепать фальшивую монету она не мешала, и, слава Богу!

Первое время наблюдая за лесными жителями Сергей удивлялся, что это разбойники не ходят след в след, да и никакой иной осторожности не проявляют, а потом понял, что эти ребята считают себя в лесу хозяевами и на самом деле ничего не боятся.

Так и сейчас, они проходили под ним, не таясь, чуть не в голос перекликаясь.

«Глушь, — подумал Сергей. — Дебри. Кто их тут услышит?»

Сам он висел над деревьями, глядя на джентльменов удачи сверху. После встречи у ристалища он не испытывал уважения к этой братии, но и пугать, и наказывать их было пока не за что… Он смотрел на них и думал, как бы извлечь из этих оборванцев пользу либо для Заповедника, либо, если не выйдет так, для себя лично.

«Пугач им, что ли по дороге подбросить? — подумал он, но как-то без энтузиазма. — Посмотреть, как бегают?»

Зуммер вызова оторвал его от размышлений.

— Слушаю, — рассеянно сказал Сергей. Последний разбойник скрылся за кустами, и он повторил уже тверже. — Говорите, ну!

— Добрый день, Сергей! Это Никулин!

На экране появился «придворный» прогрессор Императора Мовсия.

— А! Шура! — довольно откликнулся егерь. — Рад вас видеть без цепи на шее!

Александр Алексеевич улыбнулся.

— Надеюсь, что среди вашей родни нет ни пророков, ни свилл.

Сергей слава Богу знал кто такие свиллы и отозвался, намекая на недавнее нахождение прогрессора в Императорской тюрьме.

— Можно подумать, что у тебя в родне через одного то граф Монтекристо, то аббат Фариа.

— Я не зарекаюсь, но мне хватило одного раза, — сказал прогрессор — Вы сейчас где?

— Под облаками. Наблюдаю за местными разбойниками.

Никулин усмехнулся.

— Значит бездельничаешь?

— Ничуть, — возразил Сергей. Нравились ему такие забавные переходы с «вы» на «ты». — Напротив, лечу по делу. Хочу поставить кое-какую аппаратуру на «Кривом пальце».

Шура погрустнел.

— А я вот бездельничаю. Сижу в четырех стенах. Пью каспедийское. Кстати спасибо, действительно отличное вино.

— Все ещё ищут нас?

— Наверное… Лучше не рисковать…

— И делать совсем нечего?

— Совсем.

— А что тебе в городе киснуть? Прилетел бы. Поохотились бы. Разбойников погоняли бы…

Александр Алексеевич вздохнул.

— Нельзя. Мало ли что тут…

Сергей вспомнил последний разговор с Главным Администратором.

— Кстати. Раз останешься на месте, выполни одну мою просьбу. Даже не мою, а руководства.

— Давай. Выкладывай. Может, развлекусь…

— Присмотрись повнимательнее к Императору.

Лицо прогрессора стало серьезнее, даже грусть подевалась куда-то.

— У вас есть сведения, что он…

Сергей махнул рукой перед объективом.

— Нет. Откуда в нашей глуши такие сведения? Просто здравый смысл. Когда до него дойдет слух о том, что тут случилось, он непременно захочет вернуть потерянное. Мы же его знаем?

— Знаем, — подтвердил прогрессор Шура, опять став грустным. — Не беспокойтесь. Как раз за этим я и слежу самым внимательным образом.

— Прошло уже десять дней. Неужели он так ничего и не понял?

— Вы, коллега, в плену стереотипов, — покровительственно сказал прогрессор. — Возможно, что он даже не еще и не узнал, что там у вас произошло. На наше счастье информация тут распространяется медленно.

— И все же рано или поздно это произойдет.

— Разумеется. Император узнает об этом первым, а я — вторым. Едва это произойдет, как я оповещу вас. Лично ты узнаешь обо всем третьим.