И даже в самой глубокой старости король Людовик помнил все мелкие детали той ночи, когда, накануне своей коронации, в столичном Кафедральном Соборе, он вел под руку прекраснейшую из женщин его времени, герцогиню Розалию. Ею восторгались и за пределами королевства, но мало кто мог понять её, ведь мало кто знал, кто она и откуда…
Многое в этой истории – выдумка, фантазия, мечта. Ведь не подсмотреть же за людьми, что жили столетия назад. Но одно, правда, несомненно – король Людовик вел под руку по кафедральному собору гомункула Розалию, истинную кровь от крови его…
***
Робко разгоралась заря последней декады апреля. То утро щедро дарило миру новую жизнь. Печнику – сына, булочнику – дочь, барону – двойню. Но родился мальчик, чей день рождения праздновала вся страна – принц Людовик, первенец короля, будущий правитель страны. Назовем его Людовиком, чтобы сохранить настоящее имя в тайне, ведь это вторжение в жизнь частную. Впрочем, настоящих имен здесь не будет ни у кого.
Пока его молодая мама спала на кровати, отдыхая от родов, повивалка наконец-то дала отцу в руки крохотный сверток из пеленок. Король приблизился к окну, держа его на руках. Малыш увидел в окне дворцовый солнечный двор и цветущий сад, за ними – разбегающиеся в стороны улицы города и синеватые горы на горизонте. И улыбнулся, как показалось королю.
А родился Людовик в непростое время. Ломался надвое мир, ломалось время. Отживали свой век рыцари, по большей части ставшие бандитами. Барды всё ещё сочиняли о них поэмы, правда, больше в кабаках. Люди молились в церкви и бегали в квартал ведьм за приворотным зельем. Художники воспевали в картинах красоту человеческого тела днём, и делали возлияния своему телу вечером. Поэты, кто не сумел пристроиться при богатом дворе, писали злобные памфлеты на власть. Высший свет сменил взгляды на жизнь и одежду. Уже ходили на свидания, вытирали руки салфеткам и даже пользовались вилкой. Они же писали философские трактаты и учили древние языки. Люди пониже отхватывали куски идей куртуазного света, проглатывали их, не разжевав, и в глубине душе стояли в предыдущей эпохе. А крестьяне почти не замечали всего этого, проводя свою жизнь в поле и в церкви. Мир был на изломе, на изломе было время.
Маленький принц и его семья жили во дворце посреди столицы самого большого государства их северных земель. Дворец был новый, построенный дедом, роскошный и изящный, как понимали тогда красоту. Но внук обожал старый родовой замок, стоявший в нескольких часах езды от города. Людовик был мал и юн, а замок стар и огромен. Мальчик знал, что вот уже несколько столетий здесь жили короли и королевы, его семья. А вон в той башне жила принцесса, его далекая бабушка. Да, раз её решил похитить дракон. Вон его когти на каменной серой стене. Но принц другой страны не позволил украсть красавицу. С тех пор дракон, а так же принц и принцесса, украшают древние гобелены на стенах замка.
А рядом с дворцом в столице стремился в небо кафедральный собор. Ажурные арки плавно возносились вверх, захватывая за собой взгляд ребенка. Он ходил сюда иногда с семьёй, и сидел тихо, то рассматривая цветной свет на полу, то слушая волшебную музыку исполина-органа. Собор был самым красивым зданием в городе.
Вокруг Людовика всегда было много людей. Фрейлины, няньки, учителя, чиновники, придворные и много кто ещё. Сначала он смотрел не выше подола их костюмов. Но постепенно люди становились ниже, и принцу уже не нужно было много усилий, чтобы смотреть им в глаза. А собор и замок так и оставались огромными, с недосягаемыми шпилями. Людовик порой завидовал птицам и звонарям, которые могли вот так свободно гулять по их крышам. Его маленькое сердце тянулось вверх за ними, без страха быть раздавленным такими громадинами.
Однажды, когда ему было девять, он сидел на большом старом дубе в саду, и с удовольствием слушал крики нянек:
– Господин Людовик!
– Где вы?!
– Выходите, вам пора идти спать!
Ему жуть как не хотелось идти в свою комнату, к тому же самая строгая и страшная из нянек сейчас будет ругаться… А здесь было хорошо. Летал бледный светлячок, не дававшийся в ладони мальчика, светили белые звезды сквозь темные листья, и всё, всё вокруг было видно, кроме самого Людовика.
Вдруг он услышал осторожные шаги на аллее слева от дуба. Это его насторожило. У принца был музыкальный слух, он по шагам понимал, идет ли слуга или чиновник, папа или мама. Порой он узнавал, какой именно человек. А этот человек в черном, двигался как кошка на охоте. «Вор?», – подумал про себя мальчик, сильнее прижимаясь к толстой ветке, и стараясь лучше рассмотреть пришельца.
Тут снова Людовик услышал шаги – это приближался кто-то из тех, кто работает в сокровищнице или кладовых. Люди там всегда немного тяжеловесны. Оба незнакомца встали под деревом, огляделись, и, убедившись в отсутствии свидетелей, стали шептаться.
– Все ли готово? – спросил вор.
– Все, – хрипловато ответил работник кладовой.
– Стража у комнаты?
– Не волнуйтесь, им щедро заплачено, – тот развел руки: «Сомневаетесь? Как вы могли…».
– Что ж, хорошо. Щенка кинем в подвал, – планировал вор, – итак, завтра в семь?
– Да. Он встанет обычно рано, так что лучше в шесть. Встретимся у того входа, что я показал.
Они кивнули друг другу и разошлись. Людовик лежал на ветке, прижимаясь к ней как можно плотнее. Он не очень точно понял, о чем говорили эти два человека, но догадывался, что отцу грозит зло. Дождавшись, когда они ушли, и выждав ещё время, принц спустился с дерева и мышью помчался во дворец. «Теперь оставалось не попасться этим противным нянькам», – думал он. Принц желал рассказать о странном человеке прямо сейчас.
У парадного входа во дворец Людовик услышал, что его ищут. Ну, нет! Он, стараясь скрыться за кустами багровых роз, как раз буйно цветущих, прокрался к тайному ходу… Сиделкам не полагалось знать о тайной дверце за статуей Геракла, который в львиной шкуре с копьём в руках стерег сад. Одно из ответвлений длинной и узкой лестницы вело прямиком в кабинет Короля. Он располагался в мужском крыле, и вторым, уже известным сыну выходом из него, была спальня. Людовику пришлось приложить силы, чтобы отодвинуть в сторону книжный шкаф, вовсе не рассчитанный на ручки ребенка. Когда же принц вышел в кабинет, он увидел два удивленных лица. Первый человек был его отец, а второй – начальник тайной стражи, Генрих Черный, прозванный так из-за повязки на лице, что прикрывала отсутствующий глаз. Высокий, прямой, с красивой шевелюрой, несмотря на годы, и, как всегда считал Людовик, знавший всё и обо всех.
– Молодой человек, объяснитесь. Что вы тут делаете? – строгие глаза отца тяжело смотрели на сына. Тому стало не по себе, но сказать, что хотел, не помешало:
– Я был в саду. Мне так не хотелось идти спать, и я залез на дерево. Вот, – Людовик выдохнул, – скоро там встретились два человека. Меня они не заметили. Один сказал, что завтра утром к тебе придут. До того, как ты встанешь. Но ведь так никто не делает? Правда?
Лицо Короля перестало быть суровым, и Генрих заметил, как отлила кровь от его не бледных щек.
– Что ещё сказали те люди?
– Они зачем-то хотят щенка посадить в подвал. Но ведь у нашей борзой совсем ещё маленькие детки. Зачем это?
Король оперся рукой на стол, смотря в пол.
– Не он ли? – спросил он уже у начальника тайной полиции.
– Возможно. Позвольте вопрос его светлости?
Король кивнул.
– Не видели ли вы их лиц?
– Нет, не видел. Но один ходит как индюк. Да, я помню, как шагает эта птица. Так наши казначеи ходят. А второй ходит, как крадется. У нас во дворце так не принято.
– Мой Господин, у вас замечательный сын, – неподдельно восхитился Генрих, поворачиваясь к Королю.
Тут в дверь комнаты стали стучать, настойчиво, но негромко.
– Кто это? – ровным голосом спросил монарх.
– Я ищу маленького господина, – услышал он почтительный хрипловатый голос. Узнав главную няньку, он отворил дверь.
– Людовик здесь, – сказал он ей, пропуская внутрь комнаты, сам же повернулся и быстро зашел в кабинет. Король вывел за руку сына, к неудовольствию последнего, отдавая его старой прямой женщине.
– Не беспокойтесь, он был все время тут. Отведите его в комнату матери. И до тех пор, пока я сам не отопру, не подходить к двери. Заприте и горничных.
Нянька молча поклонилась и вышла вместе с принцем.
Голос Короля был спокоен и без какой-либо заботы. Но она служила не в одном знатнейшем семействе столицы уже три десятка лет, и отлично понимала, что значат эти приказы. А вот молодым горничным вовсе не стоит знать сразу, почему их посадили под замок в своих комнатах…
Король и Генрих Черный не ложились спать в ту ночь. Капитан тайной стражи позвал тут же своего помощника, который сидел в коридоре под видом лакея. Тот побежал поднимать с постели доверенных людей. Солдат решили не звать.
Фрейлинам королевы, как и свите короля, ничего не сообщили, чтобы случайно не обнаружился ещё один предатель и доносчик. Ведь двор знал, что если вдруг вздумается отправляться на ночные похождения, то возвращаться стоило очень рано, ибо его светлость вставал наравне с жаворонками. И первым делом шел на прогулку, обходя при этом, по привычке, мужскую часть дворца.
Стражу снаружи покоев решили не менять. Король, Генрих Черный и его люди спрятались в кабинете. Где-то на заднем дворе вдруг проснулся петух и горласто запел, прогоняя всех чертей и бесов. В этот момент к спальне подошли два человека в плащах. Стражники, молча кивнули, и отставили в стороны свои алебарды. Один человек, все это время тяжеловато топавший, взял свою связку ключей и одним из многочисленных ключей открыл дверь.
В комнате стоял полумрак. За окном только-только просыпалась заря. Жертва лежала, закрывшись одеялом, и очень тихо спала. Человек, семеня ногами, подбежал к огромной кровати на возвышении и сдернул одеяло… Подушка! О, он дурак! Из кабинета выбежали Генрих Черный и его люди, в мгновение ока, скрутив убийцу. Несколько человек уже связывали за дверью спутника и двух солдат, которые не сразу поняли, что другого утра для них уже не будет. Генрих отдернул капюшон, и только после этого из кабинета вышел король.
– Доброе утро, братец, – он нарочито растягивал слова.
В тот же вечер Людовик с матерью и отцом расположились у камина в кабинете Короля. Мальчик сидел на коленях матери и изучал ажурную золотую брошь у самой шеи королевы. Его занимала тонкая работа, и в переплетениях тонких линий ему виделись свои собственные узоры. Мать гладила его нежной рукой по волосам, стараясь сильно не прижимать к себе – к осени она ждала второго ребенка. Внезапно Людовик повернулся к отцу:
– Папа, как было бы прекрасно создать себе друга! Который никогда не предаст тебя, как тот человек утром. И всегда будет с тобой.
– Как это – создать? Все люди рождаются, а потом некоторые из них становятся друзьями. Друзей выбирают, находят, встречают. Но не создают.
– Но ведь Галатею создали, и она стала хорошей женой, – упорствовал принц.
На это отец только рассмеялся, а мать поцеловала сына в голову со словами: «Какая фантазия!» В возрасте Людовика впечатлений и открытий огромное количество, и странная беседа улетела прочь весьма быстро. Но идея легла на дно памяти и там осталась.
В тот год для Людовика произошло событие куда более важное, чем разоблачение предателей. Родился второй принц и младший брат. В тот момент стояли последние дни ноября. Злой северный ветер дул остервенело, порой переходя в ураган. Мрачной бесконечной грядой тянулись на горизонте лесистые горы, растерявшие свое гордое золото осени. За ними перекатывались тягучие темные волны северного моря. Простой народ смотрел на все это, крестился и шептал как древнее заклинание: «Скоро Сумерки Богов. Скоро Сумерки Богов…»
Няньки вынесли белый сверток и дали на руки Королю. Отец всмотрелся в бледное личико второго сына, и показал его Людовику. Тот бросил взгляд на брата и отвернулся. Он уловил, что у отца тяжело на сердце, и это чувство передалось и ему.
– Лучше бы это была девочка, – тихо произнес принц.
– Это твой брат, Людовик, – встала на защиту старшая нянька, стоявшая рядом, прямая как жердь и с непроницаемым лицом, – ты должен будешь его защищать и заботиться о нём.
– Он станет одним из твоих генералов, – негромко сказал отец.
От этих слов мальчика передернуло, и он выбежал прочь из комнаты. Так на женской половине, в мире старшего принца и его матери, появился третий важный человек. Младшего принца назвали Франциском, как знаменитого святого.