А мне не хотелось встречаться ни с кем из женщин. Как-то в коридоре здравницы меня поймала страстная медсестра – понятно зачем.
– Что ты, Таня! – ужаснувшись от одной мысли об интимной близости с кем-нибудь, кроме Лены, – сказал я. – Ко мне приехала жена, поселилась рядом у частника, может появиться в любой момент.
– Про жену ты мне ничего раньше не говорил.
– Да мы, вообще-то, ни о чём с тобой и не говорили!
– Ладно. Всё понятно.
Медсёстры дорожили своим местом в престижном заведении. Татьяна после этого исчезла из корпуса и перешла в другой, так я с ней больше и не встретился.
Бравый сосед мой снял комнату в городе, и теперь я редко его видел. Как-то он заскочил в номер после процедуры.
– Ой, как вкусно! Как вкусно было вчера с Наташ. Мы ездили ресторан «Кавказский аул», кушали шашлык, а потом в комнате я два раз делал шашлык ей. Ой, как вкусно!
Липарит знал своё дело. Наташу он, на всякий случай, держал от меня подальше. Однажды он попросил меня развлечь любовницу у входа в санаторий, ему надо было переодеться, но, запыхавшись, уже через три минуты вернулся с подозрительным блеском в глазах.
– Липарит, у нас в России не принято отбивать девушек у друзей, – сказал я ему.
– Я знаю, что ты, Дима, честный! – ответил армянин, но по всему чувствовалось, что он не верит ни мне, ни Наташе, никому.
Втроём мы отправились в ресторан. На сцене, под мелькающим красным светом, толпа полуголых, но в сапогах, танцовщиц выламывалась, как могла. На переднем плане в микрофон надрывалась певица:
Называют меня тёлкой, Как пройду, все вслед глядят На лицо с задорной чёлкой На крутой призывный зад.
Пусть я тёлка, пусть я тёлка!
Но тебя я уведу От твоей родной кошёлки
У народа на виду!
Танцующая в беспорядке рядом со сценой пьяная толпа с восторгом подвывала:
– Пусть я тёлка, пусть я тёлка!
Но мне было нерадостно. Сознание ещё в первый день знакомства с Леной настроилось на визит в ресторан вместе с ней и не принимало веселья среди пёстрой толпы размалёванных красоток и гогочущих мужиков. «А вот Лена бы сюда не попёрлась», – почему-то подумалось мне, словно ресторан был вертепом, куда порядочным девушкам вход воспрещён.
Завлекающих улыбок в мою сторону хватало. Я станцевал с одной девчушкой, совсем молоденькой, с детским личиком и тонкими талией и шеей, но с несоразмерно развитыми верхними и нижними полушариями. К ней меня подтолкнул армянин, облизываясь на ее многообещающие выпуклости, допуск к которым ему самому был закрыт смеющейся, но ревнивой белокурой пассией.
Певица на сцене перевоплотилась и теперь изображала неприступную красавицу:
Ты подошёл ко мне сегодня Крутой, развязный, молодой.
Сказал, что выгляжу я модно И пригласил к себе домой.
А там – в шампанском ананасы, И мебель чистый бельведер, И все другие прибамбасы, Уж развлечёмся! – ты поверь.
Но! (Выбрасывает вверх руку)
Ты не лапай, кошка, лапой Птичку – соловья!
И у птички, невелички!
Го-о-рдость есть своя!
Девушки в томных позах изгибались вслед за певицей под куплеты, а под припев тряслись в бешеной вакханалии вместе с толпой посетителей кабака. Режиссёр своё дело знал.
Я, впрочем, не трясся и медленно вёл девушку в танце. Она рассказала, что приехала только вчера, в ресторане была с подружкой и непрозрачно намекнула, что очень не прочь провести сезон с партнёром, «который войдёт в её положение».
Меня не прельстила перспектива разменять свои скудные курортные средства на созерцание и обладание завидным седалищем, и больше обольстительницу не приглашал. Как, впрочем, никого другого. Я извинился перед Липаритом и «Наташ» и покинул злачное заведение.