Советский анекдот: указатель сюжетов

Структура сюжетного фонда и эдиционные принципы Указателя

В данный Указатель вошли записи анекдотов, имевших хождение на территории СССР с 1917 по 1991 годы. При работе с источниками мы исходили из определения термина «анекдот«, уже приводившегося выше: «анекдот – жанр преимущественно городского фольклора, представляющий собой небольшой пуантированный рассказ». При этом в Указатель попали и тексты, не соответствующие данному определению, но причисляемые к анекдотическому жанру самой традицией – популярные остроты и анекдотические дезаббревиации, записи которых встречаются в наших источниках среди прочих текстов анекдотов.

Обязательным условием для попадания в Указатель стало наличие в хотя бы одной из фиксаций анекдота советской специфики – издание в первую очередь ориентированно на традицию советского политического анекдота, и сюжеты, не имеющие отношение непосредственно к политическому развитию, включались лишь в той мере, в которой они дают представление о советской реальности. В рассматриваемый период государство стремилось контролировать все сферы человеческой жизни, поэтому в подавляющем большинстве анекдотов на условно «бытовые» темы очень легко вычленить специфику, делающую возможным фольклорное выживание анекдота только в среде, знакомой с советским укладом жизни. Именно поэтому в Указатель попали довольно опосредованно характеризующие советский строй анекдоты о супружеской измене, дающие представление о распределении ролей в советской семье, и даже циклы анекдотов о кинематографических персонажах – Чапаеве и Штирлице, иллюстрирующих взаимодействие устной традиции с пафосом производимого государством культурного продукта. Вместе с тем в собрание не включен ряд популярных сюжетов, имевших советский генезис и получивших широкое распространение, но посвященных универсальным темам, не связанным с советской действительностью. В собрание не вошли как конкретные тексты, имеющие отношение к выделенным нами тематическим группам, но не имеющие советской специфики (часть анекдотов о супружеской измене и сексуальных отношениях, пьяных людях, взаимоотношениях врача и пациента), так и целые циклы сюжетов (анекдоты о дистрофиках, сумасшедших, практически не затронута детская анекдотическая традиция, анекдоты о Вовочке, мультипликационных персонажах). Не включались не адаптированные к советской реальности тексты дореволюционной устной традиции, а также тексты из периодически выпускаемых советскими издательствами переводных сборников иностранных анекдотов – исключение сделано только для ряда фиксаций, представляющих собой «немецкие» версии существующих советских сюжетов, и нескольких «новелл союзников» – американских и английских анекдотов, ставших частью советской традиции во время войны или в первые послевоенные годы. В Указатель также включались анекдоты стран социалистического лагеря и иностранные анекдоты об СССР, русскоязычные фиксации которых нам удалось обнаружить в источниках рассматриваемого периода.

Анекдоты, построенные на национальных стереотипах, включались в Указатель в той мере, в какой они описывают специфику существования конкретной нации в советских условиях и стереотипные поведенческие стратегии, приписываемые фольклором советского периода ее конкретным представителям. В этом смысле очень характерны анекдоты о грузинах, значительная часть которых фактически посвящена коррупции в национальных республиках. Анекдоты о чукчах в меньшей мере имеют отношение к национальным стереотипам, нежели анекдоты о грузинах или евреях, – чукча в советском анекдоте не представитель конкретного народа, а название для обобщенного образа слабо образованного представителя национального меньшинства, анекдоты о котором тоже, на наш взгляд, в некоторой степени характеризуют советскую реальность.

Серьезную проблему представлял выбор принципов систематизации советских анекдотов – материала семантически весьма разнородного. Для анекдота в целом издательской практикой было выработано деление на крупные группы: анекдоты об известных людях, о супружеской измене, о евреях и проч., не вполне применимое для научной работы с материалом. Составителями сборников политических анекдотов традиционно использовались хронологический (Н. Соколова, Е. Андреевич) или тематический (С. Тиктин и Д. Штурман) принципы. Собрания, построенные по этим принципам, в ряде случаев очень уязвимы для критики. Устная традиция вариативна – часто версии одного анекдота могут иметь отношение к разным тематическим группам и временным отрезкам; кроме того, точная хронологическая датировка появления или актуализации сюжета не всегда возможна в силу фрагментарности наших представлений о традиции советского анекдота. Неоднозначность и вариативность анекдота вынуждает нас к комбинированию разных принципов систематизации. За основу было взято деление материала по тематическому принципу, но внутри 65 выделенных нами тематических групп мы старались придерживаться хронологической последовательности фиксации текстов; однако в силу наличия в нашей базе текстов недатированных или датированных очень приблизительно принцип этот выдерживался не строго. Предложенное нами деление на тематические группы довольно условно и уязвимо для критики, его недостатки должны быть отчасти восполнены находящимися в конце книги предметным и именным указателями.

Основной единицей собрания является сюжет анекдота. Необходимо понимать, что каждая конкретная запись политического анекдота представляет собой лишь один из его равноправных вариантов. Анекдот вариативен, и текст его, сложившийся в процессе живого бытования в устной или письменной традиции, должен значительно отличаться в разных записях. Соответственно, под сюжетом анекдота мы имеем в виду инвариантную схему, то есть совокупность узловых моментов всех или почти всех имеющихся в нашем распоряжении записей анекдота. В резюме сюжета, открывающем каждую статью Указателя, мы апеллируем к наиболее часто встречающимся по нашим источникам вариантам анекдота. В резюме могут быть вынесены несколько равноправных вариантов сюжета, разделенные косой чертой. В случае, если разница между записями не столь велика, варьирующиеся моменты сюжета даются в скобках и отделяются друг от друга косыми чертами. В случае если анекдот доступен нам лишь в одной записи, до гипотетического выявления второй и последующих записей этот текст мы условно считаем содержащим все узловые сюжетные моменты анекдота.

Разные варианты одного сюжета могут, в случае его неоднократной актуализации, относиться к разным историческим периодам и, более того, к разным тематическим группам. Мы старались отразить все вариации сюжета в рамках одного резюме – в большинстве случаев вариации ограничиваются заменой действующих лиц или обстоятельств действия, однако случается и так, что одна сюжетная модель используется в анекдотах на принципиально разные темы, и в таких случаях нам пришлось разнести варианты одного сюжета по разным тематическим группам. В таких случаях каждый из его вариантов получал собственное резюме и комбинированный порядковый номер. Возьмем в качестве примера сюжет № 258/1186/4674 – приведенные под номером 258 тексты строятся на стереотипном восприятии советской власти как власти воровской, запись под номером 4674 рассказывает о роли В. Молотова в разделе Польши, а вариант 1186 – про страсть Брежнева к дорогим игрушкам.

Некоторые сюжеты образуют контаминации – так, к примеру, сюжеты об ассортименте промышленного производства в годы подготовки к празднованию столетия со дня рождения В.И. Ленина (№№ 565—581) или сюжеты о том, что успел или не успел сделать за годы своего правления Н.С. Хрущев (№№ 1030—1039 и проч.) в значительном количестве случаев озвучивались и фиксировались не по одному, а списком – нам встречались записи до двенадцати сюжетов, объединенных в один текст. Подобного рода контаминации мы при внесении в Указатель разбивали на составные части, каждую из которых оформляли как отдельный сюжет, при этом в одной из сюжетных статей приводя целиком фиксацию, в которой они представлены как один анекдот. Так мы поступали и с сюжетами, которые по нашим источникам фиксируются только как устойчивые контаминации, но имеют шансы и к самостоятельному хождению. Исключение было сделано для нескольких анекдотов-перечислений – например для анекдота про репертуар советских театров (№ 1985), все пункты которого хоть и сильно варьируются от записи к записи, но строятся по однотипной модели.

Мы старались повторять в резюме сюжета его вопросно-ответную структуру, однако сделали исключение для ряда анекдотов об «Армянском радио» и анекдотов-дезаббревиаций. В первом случае – если резюме получалось чересчур громоздким, мы вопрос и ответ переделывали в утверждение. Анекдотические дезаббревиации часто начинаются с вопросов «Как расшифровывается …?» или «Что значит …?» – эти конструкции убирались из резюме, которое для подобного рода анекдотов представляет собой набранное заглавными буквами понятие и его анекдотическую «расшифровку». Резюме сюжета, хотя бы одна запись которого оформлена как вопрос и ответ Армянского радио, открывается сокращением «А/р». При этом необходимо понимать, что вопросно-ответная структура переходна – в другой записи тот же самый пуант может быть обрамлен совершенно другим текстом.

В издании воспроизводятся не все имеющиеся в нашем распоряжении записи конкретных сюжетов – часть записей, представляющих собой близкие прочим фиксациям варианты анекдота, представлена только шифром. Если резюме сюжета включает в себя все его узловые моменты и не очень перегружено вариантами, приводимыми в скобках, мы указываем под ним только шифры записей. Сюжеты с большим количеством фиксаций представлены в Указателе некоторыми характерными записями. Если сюжетная модель анекдота использовалась в авторском тексте – цирковой репризе, фельетоне, подписи к карикатуре – мы старались целиком приводить его в Указателе для иллюстрации взаимодействия подцензурной сатиры и устной традиции. Если одна из записей анекдота сильно отличается от прочих и очевидно представляет собой следствие осознанного изменения сюжета фиксатором, мы также приводили ее целиком.

Под каждым публикуемым текстом имеется шифр с информацией о виде источника, содержащего данный текст, его датировке и языке воспроизведения, а также отсылку к источнику в списке литературы.

Открывает шифр двухбуквенная аббревиатура вида источника:

За ней через двоеточие следует датировка – «жесткая» (к примеру, дата дневниковой статьи, доноса, день утверждения эстрадной репризы политическим редактором и проч.) или предположительная (в случае если составитель сборника пытался датировать сюжеты самостоятельно; в случае мемуарной записи) – последняя помечена астериском. Если в тексте источника не содержалось информации, могущей позволить датировать запись анекдота, мы ставили в шифре «н.д.». В этих случаях необходимо обращать внимание на время издания источника – зачастую это единственный надежный способ выставить верхнюю границу возникновения или актуализации сюжета.

Тексты на иностранных языках (119 на английском, 56 на иврите, 855 на украинском, 2 на польском) переведены на русский язык, язык цитируемой публикации помечен в шифре записи (англ., ивр., укр., польск.). Тексты, опубликованные по дореформенным правилам русского языка, приведены в соответствие с современными правилами орфографии и помечены в шифре (ст. орф.).

Большая часть текстов собрания откорректирована по современным правилам пунктуации и орфографии, прямая речь в диалогах унифицирована – она дается в строку, без абзацев, реплики заключены в кавычки. В текстах из впервые публикующихся документов видов ДН, ЗФ, ДД и ЭН авторская орфография, косвенно помогающая составить представление о социальном положении фиксатора, сохранена. Имеющие смысловую нагрузку текстологические особенности документов описываются в подстрочных примечаниях. В ряде случаев кроме текста анекдота приводятся обрамляющие запись строки, в которых есть информация об обстоятельствах его воспроизведения или фиксации.

На начальном этапе работы над нашим собранием мы были вынуждены исключить по формальному признаку значительное число записей. В части сборников дословно или близко к тексту воспроизводятся тексты из предшествующих изданий. В таких случаях мы оставляли текст анекдота из хронологически самого раннего сборника, помечая его через знак «=» несколькими шифрами, например: ПР: 02.1925 (ст. орф.) [СА 1925: 55] = СБ: (ст. орф.) [СА 1927: 13] = СБ: (ст. орф.) [КС 1928: 86], что означает, что текст впервые был опубликован в эмигрантском журнале «Воля России» в 1925 году и позже, без серьезных изменений, воспроизведен в нескольких изданных в Риге С. Карачевцевым сборниках. Так мы поступили с записями из эмигрантских и советских сборников анекдотов, генетические связи между которыми легко установить с помощью текстологического анализа. В случае, если анекдот был зафиксирован в собрании Н.В. Соколовой, представленном источниками разных видов и несколькими редакциями подготовленного ею к печати сборника, мы брали наиболее пригодный к воспроизведению текст и за его шифром через знак «=» приводили шифры прочих записей данного анекдота в ее собрании. Всего в Указатель внесено 747 шифров подобных повторов, которые не учитывались ни в каких статистических подсчетах.

При работе над данным собранием выявлено и обработано 9608 фиксации советских анекдотов. На основе данного материала нами выделено 5450 сюжетов, представленных от одной до пятнадцати записей. Поскольку варианты некоторых сюжетов относятся к разным тематическим группам, 3 сюжета получили четырехчастную нумерацию, 20 – трехчастную и 160 – двухчастную. При том, что все эти тексты являются записями одного сюжета с составным номером, во всех статистических подсчетах они фигурируют как самостоятельные сюжеты, и общее число сюжетных статей в Указателе – 5852.

Многие собиратели устной традиции, материалы которых использовались при работе над данным Указателем, преследовали цели, весьма далекие от тех, которые стоят перед профессиональным фольклористом. Это стало причиной попадания в Указатель не только сильно искаженных вариантов реально существующих сюжетов, но и целиком сфальсифицированных текстов. Только часть источников, легших в основу Указателя, может считаться достоверной с позиций адекватности передачи текстов устной традиции – в первую очередь это материалы из дневников, делопроизводственной документации и записи фальклористов. Тексты из прочих источников не могут считаться достоверными по умолчанию. Необходимость отфильтровывать авторские сюжеты, не имевшие устного хождения, но попавшие в тот или иной источник по прихоти составителя – для увеличения объема сборника анекдотов или объема содежащейся в нем ненависти к советской власти, – ставит исследователей перед необходимостью обозначить критерии, могущие позволить констатировать вероятное устное распространение текста. Таким критерием для сомнительных групп источников может стать наличие двух независимых записей одного и того же анекдота. В определенные периоды советской истории вероятность быть зафиксированным у политического анекдота была не очень велика, и наличие двух и более независимых записей – надежный показатель устного происхождения и распространенности анекдота. Вместе с тем решение вопроса об устном хождении того или иного сюжета исходя из соответствия его записей одному формальному признаку представляется не очень конструктивным – в источниковой базе Указателя слишком велика доля анекдотов из сборников, чтобы относить все зафиксированные в них сюжеты, не нашедшие подтверждения в виде дублирующей записи, в разряд вероятно не имевших устного распространения. К тому же источниковедческая картина постсоветского анекдотопечатания слишком запутана – две отличающиеся записи одного сюжета из будто бы не связанных поздних сборников на деле могут иметь тесную связь, неочевидную из-за серьезной литературной обработки одной из записей. Поэтому решение о признании сюжета, имеющего единственную запись, достоверным или возможно не имевшим устного хождения должно приниматься исходя из анализа мотиваций автора источника. Можно выделить три собирательские мотивации, наличие хотя бы одной из которых серьезным образом сказывается на качестве фиксации устной традиции:

– идеологическая ангажированность;

– авторские амбиции;

– преследование коммерческих целей.

Так, к разряду сомнительных сразу необходимо отнести все источники, создатели которых ориентировались на коммерческий успех, – сборники, издаваемые в Риге эмигрантскими издательствами в 1920-е годы, и почти все вышедшие в современной России коллекции анекдотов очень схожи в своих недостатках: их составители, в борьбе за количество текстов, активно заимствовали материалы из всех доступных источников и выдавали сомнительного качества шутки за аутентичный советский фольклор, поэтому правило наличия независимой фиксации должно быть применено ко всем без исключения материалам, взятым из этих источников.

Несколько менее опасна идеологическая ангажированность собирателя – в большинстве случаев она чревата лишь появлением сильно искаженных записей реальных сюжетов, однако все непуантированные или подозрительно громоздкие тексты из эмигрантских сборников, составители которых вероятно имели коллаборационистское прошлое, также помечены как сомнительные.

Однако этих недостатков совершенно лишен крупнейший, выдержавший несколько переизданий эмигрантский сборник «Советский Союз в зеркале политического анекдота» [ШТ 1986]. Записи анекдотов С. Тиктина и Д. Штурман, вошедшие в Указатель, помечены как достоверные, несмотря на принадлежность к виду «СБ». Единственным недостатком собрания Штурман и Тиктина является то, что начало работы над ним относится к пятидесятым годам, что позволяет со значительной степенью доверия принимать датировку только тех записей, которые составители относят к периоду с пятидесятых по восьмидесятые годы; датировки записей довоенной традиции в ряде случаев корректируются прочими источниками.

В результате проведенного анализа 2035 из общего числа сюжетов помечены как вероятно не имевшие устного хождения – их можно узнать по астериску, предваряющему порядковый номер сюжета. В большинстве своем данные тексты строятся по вполне фольклорным моделям, и существует вероятность того, что в процессе выявления новых записей обнаружатся дублирующие тексты, которые позволят нам констатировать устное хождение сюжета. Остальные 3817 сюжетов зафиксированы в источниках с высоким уровнем достоверности или же их принадлежность к устной традиции подверждается несколькими фиксациями в независимых источниках.

Проанализировав каждый из выделенных сюжетов, мы по самой ранней фиксации или по датировке, выставленной автором источника, сумели выявить приблизительное время появления или актуализации для 4755 сюжетов. Для удобства представления данных о хронологии развития сюжетного фонда мы распределили сюжеты на 14 отрезков примерно по пять лет. Эти хронологически периоды не равны – мы вынуждены были использовать в качестве «пятилеток» бóльшие временные отрезки (1918—1925 и 1985—1991 года). Условность этого деления может быть оправдана общим уровнем условности хронологической локализации значительной части материала, точность датировки которого колеблется от одного дня до промежутка в несколько лет, что не позволяет использовать более конкретную шкалу. Картина хронологического развития сюжетного фонда получилась такой (см. график).

Необходимо понимать, что график этот в значительной мере условен и отражает не только реальное развитие традиции, но и активность людей, ее фиксирующих. Указатель состоит из анекдотов, взятых из письменных источников разной степени достоверности и качества передачи текста, причем некоторые периоды советской истории почти не оставили по себе аутентичных фиксаций анекдотов и традиция, к примеру, второй половины тридцатых, семидесятых и первой половины восьмидесятых в значительной степени восстановлена по источникам позднейшего происхождения. При введении в научный оборот новых данных есть вероятность, что картина распределения сюжетов по временным отрезкам изменится, поэтому думается, что попытки делать выводы о количественных пиках и спадах рождения новых сюжетов исходя из информации, представленной диаграммой, могут иметь спекулятивный характер. В то же время график наглядно показывает некоторые особенности источниковой базы Указателя – так, легко объяснимо большое количество сюжетов, вероятно не имевших устного хождения, датируемых второй половиной двадцатых и первой половиной сороковых годов. Первый пиковый период совпадает со временем активности С. Карачевцева и И. Руденкова, труды которых породили ветку рижских сборников, полнящихся текстами вероятно авторских реприз, выдаваемых за народное творчество. Второй пиковый период приходится на время использования моделей устной традиции сотрудниками военных издательств, давшее множество сомнительных сюжетов о немцах и их союзниках. Сомнительные сюжеты из множества сборников анекдотов, увидевших свет в девяностые годы, чаще всего не были датированы и поэтому в данном графике отражения не получили – недатированных сюжетов в Указатель попало 1097, причем более половины из них возможно не имело устного хождения (595).

Вся статистическая информация о данном Указателе содержится в приведенной ниже таблице.