Поющая все песни

Кейт Констебль

Поющая все песни

Певчие Тремариса — 1

Перевод: Kuromiya Ren

для Элис

Один

Стена льда

Задолго до восхода солнца, золото еще даже не коснулось снежных вершин вокруг долины Антарис, зазвенели колокола. Небо все еще было темным, три луны плыли серебром среди угасающих звезд, словно жрицы. Сотни женщин шуршали в желтых одеяниях, их дыхание поднималось паром в холодном воздухе.

Сестры не шептались между собой. Дрожа, они кутались в шали и тихо кивали, приветствуя. Дочерям Тарис было запрещено использовать голос в этот день не для работы Богини. Но тихие шаги жриц по камням двора и шорох и одеяний были как бессловесный шепот среди звона колоколов.

Небо медленно светлело. У пруда утки встряхивали перьями, блеяли козы, терлись головами о стенки загонов. Солнце забиралось в долину с золотом, и снежные вершины гор сверкали розовым и бело-голубым. Но сады, река и здания из серого камня, где жили жрицы, деревни и обычные дома Антариса, где жили люди без дара к пению, были в холодной тени.

Во дворе сестры повернули лица наверх, к бледному небу с тремя лунами, что напоминали бусины на невидимой нити. Они ровно дышали. Прохладный воздух обжигал ноздри и легкие, но они не сбивались. Они дышали в такт колоколам, вместе. Некоторые закрыли глаза и покачивались, другие подняли ладони, словно собирали воздух и силу в нем.

Девять раз в год три луны, Лампы богини, были полными на небе. Девять раз сестры отправлялись на День усиления.

Калвин впервые помогала исполнять ритуал два года назад, она не спала всю ночь, гордясь и нервничая. Но теперь ей было шестнадцать, почти настоящая жрица, и мысль о дне ходьбы и пения на голодный желудок уже не так радовала. Она пошевелила пальцами ног в тепле одеяла, считая, сколько еще можно подождать, пока Тамен не заметит ее отсутствие. Что будет, если Стена растает? Она не видела врагов с Запределья в лесу.

Даже торговцы, что каждый год приносили товары с земель за горами, не были кровожадными врагами. Они не очень хотели быть в Антарисе, им было не по себе тут, за Стеной, и они тяжело дышали, не привыкнув к разреженному воздуху, вздрагивали при виде сестер в желтом одеянии. Калвин видела радость на лице торговцев, лишь когда им пора было уходить. В прошлом году, она, Страж и несколько других жриц провожали их до Стены и пели чары отмены, чтобы растопить брешь во льду, через которую пролезли бы они и их телеги, полные меда, лекарственных трав и шерстяной одежды. Когда трещину запечатали за ними, Калвин услышала смех за Стеной, нервный смех тех, кто сбежал от смерти и не мог поверить удаче. Она улыбнулась от воспоминания. Чужаки боялись магии Антариса, и не зря.

Эхо колоколов утихло, Калвин откинула одеяла и выскочила из кровати. Надев свободные штаны и мягкую желтую тунику поверх рубашки, она побежала по каменным ступеням к монастырям, заплетая длинные темные волосы в две косы по пути. Если повезет, она затеряется в толпе, и Тамен или Марна не заметят. Она выбежала на холод двора, ее ботинки не были зашнурованы, она споткнулась и врезалась в Тамен, Стража Стены.

Тамен прижала палец к губам, холодно глядя на Калвин, и указала на толпу женщин, что стояли и дышали в унисон, облако их дыхания поднималось к тускнеющим лунам и медленно светлеющему небу. Калвин склонилась к обуви, радуясь, что прячется от недовольного взгляда, радуясь, что хоть сегодня Страж молчит из-за церемонии. Может, когда они вернутся ночью, Тамен забудет о злости, и она избежит нотаций. Может.

Пухлая Джилли, одна из новеньких, ткнула ее локтем и улыбнулась. Это было первое Усиление Джилли. Калвин отметила, что она взволнованна и испугана, словно это был ее первый Фестиваль теней, одну ночь года, когда жрицы встречались с мужчинами, избранными из деревень в тепле весеннего мрака и луны. Хоть новенькие не участвовали в этом ритуале до посвящения, Джилли уже флиртовала и строила глазки парням, что ухаживали за полями и резали хворост для сестер. Калвин станет полной жрицей в середине следующей зимы, но, когда Джилли спросила ее, кто привлек ее внимание, у нее не было ответа. Среди них было много красивых юношей, но они были такими молодыми, поглощенными шалостями, играми и болтовней с деревенскими девушками, что у Калвин не было на них времени.

— Они будут стоять в очереди, чтобы потанцевать с тобой у костра, за твои большие черные глаза и длинные волосы! — говорила часто Джилли. — Жаль, что ты такая высокая и худая…

— Я плохо танцую, — сухо ответила Калвин. Она не ждала Фестиваль теней. Теперь она быстро улыбнулась Джилли и отвернулась.

Марна, Высшая жрица, стояла на широких ступенях, одетая в ту же темно-синюю величавую мантию, что и Тамен, она сжимала посох с серебряной верхушкой. На ней не было украшений, но серебряные волосы были собраны высоко на ее голове, как корона. Она подняла руку, ясным голосом пропела благословление Богини для них, они взялись за Ее работу. Опустив головы и сжав руки в рукавах, сестры слушали, последние ноты утихли, и они повернулись и пошли прочь от Марны к тропам, что вели от поселения к Стене.

Они запели по пути. Калвин слышала чистые ноты вокруг себя, сеть чар медленно растекалась из сердца Антариса к Стене, золотая паутина магии, сплетенная из их голосов, ее голос был нитью золота среди остальных. Солнце взошло, затопило долину светом, и она увидела узкую тропу, по которой шла. Тропа вилась через сад и реку. Слева уже не было Джилли, она затерялась среди зданий. Но она все еще слышала с другой стороны сильный голос Тамен, видела ее высокую прямую фигуру, пока она шла по соседней тропе. Эти тропы сестры не использовали каждый день, привычные почти затерялись в траве. Тропы были только для этого ритуала, вытоптанные в земле поколениями жриц с первых дней Антариса.

Калвин пела, ощущала, как отступает хмурая сонливость. Как всегда, древняя песня лилась просто с ее губ, слова были такими старыми, что она едва их понимала. На яблонях уже появились бледные бутоны, деревья собирались цвести. Темные груды ульев спали на краю сада. Марна решила потом, что Калвин будет помогать с ульями, старый пчеловод Дамир была слишком слаба, чтобы открывать тяжелые рамки и ходить до ульев без помощи.

Широкая река текла медленно у сада. Калвин робко пересекла узкий мост над ней, стараясь не поскользнуться на влажном камне, все в Антарисе, как и она, боялись воды и утонуть в ней. Одно из ранних воспоминаний было рыбой, пойманной в реке, корчащейся, задыхающейся на берегу.

«Мы дышим воздухом, а рыбы — водой. Рыба умирает в нашем мире, а мы погибаем у них», — она не помнила, кто ее предупредил, она была маленькой. Но и теперь она старалась не смотреть на опасную воду под ногами, а, когда пересекла мост, запела громче с облегчением.

Она пела и шла по лесу, по склону, солнце поднималось все выше, пока она не увидела блеск Стены впереди. Знаменитая Стена Антариса, гладкая, неприступная, она была высотой с трех человек, широкая, как река, сияющая и скользкая.

Вблизи Калвин протянула ладони для чар ритуала, и почти сразу ощутила хватку песни, ладони покалывало от потока силы, она резко осознала все вокруг нее, голос вздымался и опадал. Сестры пели одни слова, звали одну магию, звали Богиню сделать Стену крепкой, без изъяна, усилить ледяной барьер между Ее дочерьми и опасностью.

Калвин так сильно все ощущала, что почти слышала, как лучи солнца падают на деревья и траву, чуяла запахи всех травок, что росли в тени Стены. Она слышала, как разворачиваются листья на солнце, как нежно журчит вдали река, и в саду гудят ульи. Она слабо слышала голоса других жриц в песне, едва замечала мерцание чар на землях Антариса. Теперь был лишь поток силы, делающий целым разрушенное, усиливающий слабое, собирающий гул утра в песню. Не было Калвин, Стены, тропы под ее ногами, лишь свет и песня, вечное яркое движение чар.

Калвин не трогала Стену. Сила, что трещала в ней, была такой, что только Страж могла касаться ее руками. Калвин пела, ощущала пульс живой опасной магии между собой и Стеной, то была Богиня, вызванная ее голосом и пропетыми словами. Лед рос на ее глазах, корка появилась там, где тепло солнца топило его, лед снова стал твердым и сверкающим. Калвин медленно пошла вдоль Стены, солнце светило в спину, она пела по пути. Она шла осторожно, тропа была неровной, роща росла у льда, и ее голова кружилась от ходьбы, пения и отсутствия завтрака. Сестры постились перед важными ритуалами. Ей не удастся поесть до заката, когда она вернется в поселения.

Все утро она шла по знакомой тропе, все время пела, радуясь магии, проверяя поверхность Стены на изъяны. Порой земля двигалась, камень падал с гор и мог оставить трещины на Стене. Даже звери могли копать под Стеной и немного ее ослабить.

Она проходила рощу, когда увидела его.

Калвин застыла, песня запнулась на ее губах. На миг ей показалось, что она спит, чары, что она пела без остановки с рассвета, почти утихли.

Юноша лежал на тропе. Его глаза были закрыты, он спал или был мертв. Она сразу поняла, что он не из Антариса. Он был бледным, волосы были цвета соломы, а не темные и блестящие. Он был худым, а не крупным, как мужчины деревни. Его жилетка была короткой, а плащ в грязи — слишком длинным. Он был не отсюда.

Она сразу подумала, что в Стене была брешь, рана, через которую он вошел. Это была ее вина. Это был ее участок стены, в половине дня пути от холма коз к реке. Она была беспечной в последний День усиления зимой. В тот день была буря, снег был таким густым, что она не видела Стену впереди. Жрицы терялись в таких бурях, но в этот раз Богиня следила за ними, и все Ее дочери вернулись в поселения. Может, она упустила в бурю трещину, через которую этот мужчина попал к ним?

Но Стена была целой. Там не было ни бреши, ни трещины, даже грубого участка, где можно было уцепиться ногой. Она сияла, неприступная, рядом с тропой, крепкая, как всегда. Радуясь, Калвин повернулась к неподвижному чужаку. Она шагнула ближе, все еще напевая слова чар усиления. Эти ритмы были знакомыми, она часто их оттачивала, так что пела, не думая, могла спеть и во сне. Мужчина не двигался. Будто был мертв. Богиня увидела его и ударила. Калвин увидела рану на его ноге, она была вывернута, на сапоге была кровь. Кровь была и на голове из пореза на лбу, пачкала соломенные волосы.

Все еще напевая, Калвин прошла вперед и склонилась у его лица. Он был старше, чем она подумала, под тридцать, а не двадцать. У него были черты мальчика, но нос был чуть крючковатым, придавая ему облик ястреба, вокруг закрытых глаз были морщины, словно он долго смотрел на солнце. Он выглядел мирно, бледный и холодный в тени Стены. Ей нужно было оставить его гнить в лесу по воле Богини или бежать за Тамен вдоль стены? Тамен поймет, что делать. Но казалось неправильным бросать тело чужака без внимания у священной Стены. Но она не могла сдвинуть его сама. Ей придется вернуться в поселения и позвать мужчин…

Вдруг глаза незнакомца открылись.

Калвин издала тихий крик, устыдилась. Но чужак был испуган, как и она, приподнялся на локтях и попытался отодвинуться, волочил сломанную ногу по земле. Его серые, как зимнее небо, глаза расширились от страха.

А потом он удивил Калвин еще сильнее. Он запел.

Чары были дрожащими, незнакомец запинался, но, хоть ноты были низкими и рычащими, из глубины его горла, непохожие на чистые чары, что она знала, это точно была песня силы. Ладони Калвин покалывало, как всегда было в присутствии магии. А потом она ощутила себя странно, словно кто-то схватил ее за тунику и потянул назад. Она оглянулась, но сзади никого не было, невидимая сила тянула ее, и сила была от Чужака и его песни.

Она вскинула руки. Она не могла говорить, в день ритуала голос можно было использовать лишь для песни. Но Тамен сказала бы, что бой с Чужаком был на благо Богини, это было важно.

Калвин решилась. Правило придется нарушить ради их жизней. Она глубоко вдохнула, как ее учили, подняла ладони и запела. Она пела чары холода и льда, плела тень ледяного воздуха вокруг незнакомца, и его руки задрожали, а зубы застучали. А он все равно пел, рычал сквозь сжатые от холода зубы песню, и невидимая рука сильнее потянула Калвин, она упала на траву, лишилась песни. Но тут невидимая рука отпустила ее. Она села, потрясенная, Чужак потратил последние силы и лежал на тропе. Стало тихо.

Калвин опустилась рядом с ним. Было ясно, что сил у него не осталось, его глаза лихорадочно пылали, он был худым и слабым. Может, он днями беспомощно лежал тут. Она попыталась убрать волосы и посмотреть на порез на его голове, он оттолкнул ее, но вяло.

— Назад, — прохрипел он и закашлялся, пытаясь дышать, как делали те, что приходили снаружи.

— Тише, — сказала Калвин. — Я тебя не раню, — его нога была ранена сильнее, чем она думала. За разорванной кожей сапога было видно сломанную кость и разорванную плоть. Конечно, он не мог отодвинуться от холода Стены к теплу солнца. Он поймал ее за рукав.

— Ты меня не обманула, — прошептал он с ярость. — Ты не обманула меня! Я не убежден! Я все понял!

— Хорошо, хорошо, — успокоила его Калвин. До того, как старая Дамир взяла ее в ученики, она год работала с Урской в лазарете, она видела людей с лихорадкой. Он был очень болен, сильно ранен. Порез на голове казался не серьезным, мог оставить лишь шрам, но мог и привести к кровотечению в черепе. Она сказала. — Можешь сесть?

— Мне нужно прочь отсюда, — его голос был слабым, но внятнее, чем до этого. — Он найдет меня, если я долго буду открыт, — его голос звучал странно, но это не был акцент торговцев из Калисонс.

— Кто тебя найдет?

— Он. Ты знаешь, о ком я, — он вгляделся в ее лицо. — Это ты? Я уже ни в чем не уверен… Кто ты?

— Меня зовут Калвин. Слушай: я попытаюсь отвести тебя к поселениям, сестры там помогут тебе больше меня. Ты сможешь встать? Держись за меня.

Чужак попытался встать, кривясь от боли и опираясь на руку Калвин. Она была высокой и сильной, а он — худым и почти с нее ростом, но чужак тяжело давил на плечо, и она пошатнулась, поддерживая его.

— Я могу сделать чуть легче, — сказал он и снова низко запел. Его сломанная нога поднялась с земли, и Калвин показалось, что его вес на ее плече чуть ослабел. Они очень медленно пошли, хромая вместе.

Они не шли по священной тропе у Стены, а срезали по лесу, где прыгали зайцы и цеплялись за них кусты ягод, пока они медленно шли дальше. Чужак пытался петь чары, что удерживали его сломанную ногу над землей, но он забывал петь, забывал, где он, несколько раз чуть не потерял сознание на плече Калвин, и она останавливалась и давала ему воду из реки, остужала чарами лоб. Она спросила его:

— Как ты пересек Стену? — но он ответил:

— Перелетел через нее… — и она поняла, что он снова сдался лихорадке.

Они шли весь день, солнце стало спускаться к горам, они не говорили, кроме «Осторожно» и «Минутку». Его ладонь прижималась к ее плечу, он тяжело дышал у ее уха. Калвин думала об участке Стены, что не проверила, о части песни, что не допела, как ее отругает за пренебрежение долгом Тамен. Стена простояла так долго, простоит еще без ее помощи сегодня.

Они приближались к башням поселений, и она все меньше верила в то, что поступила верно. Тамен бросила бы его там, она была уверена. Она дико подумала спрятать его в сарае или у пасеки, где бывала лишь она, кормить его в тайне, пока нога не заживет, а потом… что? Это было невозможно. Его найдут.

— Осторожно, — она держала его за руку, он запинался рядом. Он жмурился от боли, старался слышать ее.

Почти к закату они добрались до монастырей, где Марна ждала сестер. Калвин была последней, перед ней собрались жрицы, шептались в своих бледно-желтых туниках и штанах, некоторые были с шалями на голове из-за вечерней прохлады. Постепенно они заметили Калвин со светловолосым чужаком на ее плече, ошеломление без слов загудело, словно пчелы собрались встретить ее.

Высшая жрица и Страж в синем ждали на каменных ступенях. Тамен бушевала. Хоть Калвин стала старше и меньше ее боялась, было все еще сложно ровно идти под ее строгим взглядом, придерживая чужака, опасного врага с неизвестными силами, который смог пересечь Стену. Она старалась смотреть на Марну, ее голубые глаза всегда сияли добром к ученикам. Но Марна не улыбалась.

— Во имя Тарис, матери и защитницы, я приветствую тебя, дочь, — прозвенел ясный голос Высшей жрицы.

— Во имя Тарис… — Калвин запнулась. Она не могла ответить, что работа Богини выполнена. Она не закончила задание. Но Марна поцеловала Калвин в лоб сухими губами, словно она справилась, закончила ритуал, а потом посмотрела на незнакомца, словно не заметила его раньше.

— Дитя, кто этот мужчина?

— Я не желаю вреда, — вяло сказал чужак. — Прошу… — он сильнее сжал плечо Калвин, опустил голову. — Сжальтесь, — прошептал он так, что слышала только Калвин.

— Ты не будешь говорить! — рявкнула Тамен. Они с Марной посмотрели на Калвин.

— Матушка, сестра, я нашла его у Стены. Он ранен, и я привела его для исцеления, — Калвин слышала, как жалко звучала. Ей стоило оставить его там, теперь было понятно. Стоило связать его и оставить богине. Но ладонь чужака была тяжелой и горячей на ее плече, и она знала, что не смогла бы бросить его.

Тамен резко сказала:

— Ты провела его через Стену?

Калвин покачала головой.

— Он был у Стены, когда я его нашла.

Нервный смех пролетел среди сестер. Чужак дико озирался и закричал:

— Он здесь, я знаю! Вы не спрячете его от меня!

— Тихо! — крикнула Тамен, но поздно. Чужак отпустил плечо Калвин и рухнул без сознания на землю.

— В лазарет его, — кивнула Марна двум сестрам. — Калвин, иди в столовую, а потом поговорим, — она повернулась к жрицам и махнула руками, отпуская их. — Во имя Богини!

Сестры зашептали в ответ:

— Во имя Богини.

Жрицы пошли к большому залу, желая поужинать после дня без еды. Многие поглядывали на Калвин и спешили прочь, не говоря. Они не будут спрашивать, пока это не сделала Марна. Калвин вдруг ощутила усталость, словно могла упасть в обморок. Кто-то поймал ее за рукав. Джилли, ее круглое лицо сияло от солнца и усталости.

— Я рада, что его нашла ты, а не я! Ты испугалась?

— Нет, — задумчиво сказала Калвин. — Не испугалась.

— Что с ним будет?

— Не знаю.

— Но он пересек Стену? Он — один из торговцев, что приходили летом, и он все время скрывался в лесу?

— Не глупи, Джилли. Как можно пережить в лесу зиму? Он похож на медведя?

— Он медведь, птица или крот, раз пересек Стену! — бодро сказала Джилли. — Идем, я так голодна, что съела бы козу.

Чужак был страннее медведя или птицы, у него были свои чары. Калвин медленно шла за девочкой к залу, пока запах рагу и свежего хлеба не наполнил ее ноздри. Она могла думать лишь об ужине.

* * *

Комнаты Высшей жрицы были маленькими и простыми, как у всех сестер. Древний гобелен висел на стене, вышитый руками давно умерших жриц, так истрепался и выцвел, что рисунок было едва видно. Маленький огонь трещал в камине. В узкие окна Калвин видела угасающий закат на вершинах гор, сияющих как топазы и рубины. Было видно одну луну, она поднялась высоко среди звезд. Марна сидела у огня, Тамен тихо стояла в тени, сунув ладони в широкие рукава.

— Сядь, дитя.

Калвин отодвинула низкий стул у ног Марны. Она сидела тут много раз за время обучения, повторяла длинные песни и чары, и Высшая жрица слушала.

— Скажи, дитя, где именно ты его нашла?

— У холмов Два зуба. Недалеко от рощи панна.

— Я знаю место, — донесся голос Тамен из темного угла.

— Отвечай честно, Калвин. Никто не рассердится на ошибку. Все мы совершали ошибки в свое время. Даже Высшая жрица, — голос Марны был уставшим, но Калвин услышала в нем улыбку. — Скажи, дитя. С какой стороны Стены ты его нашла?

Калвин словно плакала. Сомнения Высшей жрицы были ужасными. Она постаралась сказать ровно:

— Клянусь тремя лунами и Богиней, он был с этой стороны.

— Как? — резко сказала Тамен.

— Я спросила его, сестра, и он сказал — наверное, в бреду — что перелетел. Он лежал у тропы. Я подумала, что он мертв. А он… — она замолкла.

— Продолжай, — сказала Тамен.

— Он спел чары. Нечто похожее. Я пыталась подойти к нему, но чары не пускали меня, — быстро говорила Калвин, глядя на пол, а, когда она подняла голову, две жрицы переглядывались, словно ее не было в комнате.

— Колдун, — сказала тихо Марна. — Это возможно?

— Он точно не торговец, — сказала Тамен. — Но если он колдун, какой Силой повелевает, что смог перелететь Стену?

— Железной магией, наверное. Хотя песня сложная. Может, он очаровал вещи на себе взлететь, и они перенесли его. Рискованно, но возможно.

Тамен покачала головой.

— Он слишком бледен для Меритуроса. Почему он не истерзан ветрами пустыни? Он с островов, с Фиртаны или других, работает с ветром, и он спел ветру, чтобы он поднял его над нашей Стеной. И ветер удерживал ее.

— Это не было ветром, — сказала Калвин. — За тунику словно держала рука, — но ее не слушали.

— Он не опасен в лазарете? Если он железный маг, то прутья его не удержат.

— Урска сказала, у него лихорадка. Я предупредила его быть осторожной, но если он колдун, нужно заглушить его.

— Он не может далеко уйти. Его нога так сломана, что он и два шага не ступит без помощи, — сказала Марна.

Тамен нахмурилась.

— Лучше перегнуть с осторожностью, чем наоборот. Я посмотрю в лазарете, как его сдержать.

— Хорошо.

У двери Тамен обернулась.

— Калвин, завтра у Стены закончишь, что не доделала.

— Но, Тамен, у меня ульи, — сказала Калвин. — Я не была с ними сегодня.

Тамен помрачнела.

— Пчелы прожили без тебя день, выдержат еще один. Стена важнее пчел. Забота о стене — долг жрицы. Понимаешь, Калвин?

— Да, сестра, — прошептала Калвин.

Марна отклонилась на стуле и закрыла глаза, Тамен ушла, край ее одеяния задел камни. Калвин не отпустили, и она долго сидела в тишине на стуле. Огонь пах сладко, сиял у ее щеки, она подвинула стул от жара, и глаза Марны открылись.

— Простите, матушка, я не хотела испугать вас.

— Дитя, я почти забыла, что ты тут. Не нужно уходить, — из зала вдали доносились вечерние песни, сестры пели вместе, не плели магию, а праздновали конец трудного дня. Комната была почти темной, свет быстро угасал на небе. — Зажгли свечи, кроха.

Калвин взяла палочку со стола у окна и зажгла свечи от огня. Комнату заполнили тени и дрожащий золотой свет, Калвин села у ног Марны.

— Матушка, можно задать вопрос?

— Конечно.

— Страж очень злится на меня?

Марна рассмеялась.

— Не больше обычного, — она коснулась головы Калвин. — Она злится скорее на себя. Забота о Стене — тяжкое бремя, безопасность всего Антариса зависит от Стража. Она не справилась сегодня. Она говорит себе, если бы она была внимательнее, если бы ее дар был сильнее, чужак не смог бы пересечь стену. Потому она так строга с тобой.

— Тамен и раньше говорила со мной резко, матушка.

— Да, — голос Марны был очень тихим и печальным. — Следующей зимой ты станешь жрицей, Калвин, если Богиня захочет. Кое-что ты уже можешь узнать. Тамен непросто с тобой. Отчасти из-за того, что она боится тебя.

— Тамен боится меня?

— Она знает, что твой дар сильнее, чем у нее. Когда я умру, кто-то из вас будет править. Тамен не готова к этому дню. Я говорю тебе это, Калвин, чтобы ты поняла ее лучше. Вы должны работать вместе, а не быть врагами. Понимаешь?

— Да, матушка, — Калвин смотрела на огонь, сердце колотилось. Она и не мечтала, что однажды станет Стражем или даже Высшей жрицей. Она не могла быть мудрой, как Марна, или потрясать, как Тамен. Она честно сказала. — Я тоже не готова к тому дню.

Марна рассмеялась.

— По воле Тарис этот день наступит не скоро.

— Матушка, вы сказали, что это часть причины, по которой Тамен всегда злится на меня. Какая часть другая?

Марна молчала, а потом сказала:

— Дочь, ты никогда не была послушной. У тебя была своя воля, ты задавала вопросы, а не слушала, смотрела за Стену, а не работала в ней. Тамен и остальные боятся, что ты покончишь, как твоя мать.

— Мать? — Калвин знала лишь, что ее мать умерла от лихорадки зимой, когда Калвин была маленькой.

— Калида, твоя мать, была похожа на тебя, дикая и неугомонная, смотрела за Стену. Она ходила туда, куда любишь ходить ты, Калвин, на вершину западной башни, и смотреть на леса, мечтая.

Калвин вдохнула. Она думала, западная башня была ее тайным местом, и никто не знал, что она ходила туда. Но Марна еще говорила:

— Когда твоя мать была чуть старше тебя, когда стала жрицей, она покинула нас. Бежала из Антариса. Я не знаю, как она пересекла Стену. Она просто пропала. Мы горевали, о, горевали много лет. А потом, к концу зимы, мы услышали, как торговцы бьют в гонг, сообщая о прибытии. Кто-то думал, это ветер, или дерево упало на гонг, а другие хотели посмотреть. И мы пошли по снегу, спели чары отмены. Когда Стена открылась, там стояла Калида с малышкой на руках.

— Со мной? — прошептала Калвин.

Марна кивнула.

— Это была ты. Она все силы отдала, чтобы принести тебя к нам. Богиня забрала ее той ночью. Мы поклялись, что вырастим тебя как жрицу, сохраним среди нас. Но, как только ты смогла ходить, ты стала лазать на деревья в саду, бегать за козами вместо уроков. Порой мы не верили в тебя, Калвин. Думали, что тебе лучше быть ученицей Урски в лазарете, учить травы и исцеление.

Калвин улыбнулась.

— Мне было скучно, — призналась она.

— Да. Ты была неугомоннее обычного. Мы посоветовались, и старая Дамир сказала отдать тебя ей, помогать с пчелами. Может, на свежем воздухе с пением пчел она станет спокойнее. И ты была счастливее среди ульев.

Калвин не знала, что сказать. Так и было, она была счастливее теперь, чем когда ей говорили молчать у Урски. Но энергия, о которой говорила Марна, все еще была в ней. Она молчала, ощущая ладонь Высшей жрицы на голове, как ладонь чужака была на ее плече днем.

— Матушка, что будет с чужаком?

— Урска говорит, он может не выжить, — Марна вздохнула. — Бедняга. Ты правильно привела его сюда, хоть он и колдун, — она убрала руку с головы Калвин. — Иди спать, кроха. Ты устала.

Но, покинув комнату, Калвин отметила, что устала Марна. А ей нужно было многое обдумать, так что уснуть она вряд ли смогла бы.

На следующий день она послушно пошла к Стене во второй раз, все еще уставшая от прошлого дня. Было сложно отдавать чарам все внимание. Разум был полон картинок: ее мать в снегу с ребенком на руках, строгий взгляд Тамен, дикие серо-зеленые глаза чужака, когда он отползал. Но она снова и снова ходила вдоль сияющей Стены, думала о матери, как девочке, лазающей на западную башню и глядящую на леса с тоской. Она мечтала увидеть океан, как Калвин?

«Она была смелее меня. Она не только мечтала», — куда она ушла и что повидала? Как пересекла Стену? Калвин всегда думала, что родилась в Антарисе. Но ее отец был чужаком, и она родилась там! Теперь она понимала взгляды старших жриц.

Калвин запнулась и вспомнила о чарах и работе Богини. Она прошла место, где нашла чужака, Стена тянулась в стороны, скользкая и целая, гладкая, как яйцо. Он не оставил следов. Она старалась представить его летящим как птица. Колдуны так путешествовали? Он летел над морями и долинами, горами прочь от островов или Меритурос?

Она послушно, но без радости закончила ритуал. Ее часть Стены закончилась у реки, распухшей от весенних ручьев, а потом она повернулась и пошла к поселениям. Если она поспешит, то успеет к ульям до того, как колокола созовут сестер на ужин.

— Калвин! Где ты была? Урска искала тебя весь день. Она хочет, чтобы ты принесла желе в лазарет.

Калвин вытерла рот и слезла с длинной скамейки. Она так устала, что чуть не уснула над миской. Она хотела забраться в кровать, закрыться одеялом с головой. Но все, что касалось ульев, было ее ответственностью. Пчелы давали сестрам воск для свечей и полирования, мед для выпечки и многое для исцеления: желе королевы, мед и клей, которым пчелы скрепляли ульи от дождя и ветра, даже яд с их жал. Все требовалось лазарету. Немного меда на порезе помогало заживлению, жала помогали от болей в суставах у стариков в холодную погоду. Калвин брала новеньких помочь с ульями, но пасека была ее хозяйством, и никто не знал, где она хранила драгоценные запасы желе королевы.

Она пришла в лазарет с горшочком бежевого вещества в руке, и Урска прибежала к ней. Она была пухлой шумной низкой женщиной, и когда они сидели тут днями зимой, она сводила Калвин с ума своим нервным поведением. Все ошибки и не такой шаг заставляли Урску заламывать руки и вопить. Но когда она была с кем-то больным или раненым. Урска становилась тихой и доброй, и никто среди сестер не знал столько, сколько она об исцелении и травах. Теперь Калвин не училась у нее и была рада ее видеть, была рада лазарету с его знакомыми запахами, рядами горшков и склянок, ящиков и букетиков сушеных трав под крышей.

— Дитя, я тебя весь день искала! Как могла, не выходя из комнат. Я посылала гонцов во все стороны, но они тебя не нашли. Она на пасеке? Нет! Она где-то на уроке? О, нет, ее не видно! Может, делает свечи? Хотя не сезон, но у Калвин все иначе, ты же упрямая. Но они сказали, что ты пропала, ушла в свое укрытие, убежала рыбачить, это точно.

— Я не рыбачила! — возмутилась Калвин.

— Ах, не важно. Надеюсь, улов был хорошим! — Урска подмигнула и забрала горшочек из руки Калвин, ушла, не дав той возразить. В этом Урска раздражала, как только она что-то придумала, переубедить ее нельзя было.

Калвин прошла за ней в другой конец лазарета, смотрела, как она зачерпывает ложкой немного желе и размешивает в миске с едой.

— Чужаку стало лучше?

— Ах, бедный, — Урска покачала головой. — Я сделала, что могла с его ногой, но кости разбиты. Он будет хромать всю жизнь. И с разумом что-то не так. Он вздрагивает от любого шума, уверен, что мы ему навредим. Никто к нему не может подойти, когда он не спит! — она склонилась к уху Калвин и прошептала, хотя услышать было больше некому. — Ты знаешь, что он — колдун?

Калвин кивнула.

— Тамен хотела связать его, но я сказала, что моего пациента не тронут, пока я в лазарете! Он болен, колдун он или нет. И он слишком устал, чтобы вредить, его тело и разум истощены. Может, желе ему поможет, оно спасает от проблем с головой. Помнишь, как я тебя учила этому, Калвин? Хорошо для смятения в голове.

Чужак лежал в дальней палате, белой комнату с окошком с видом на сад, где Урска выращивала травы. Он был бледнее обычного, лежал на подушках с закрытыми глазами и повязкой на голове.

— Хорошо, что он спит, — прошептала Урска. — Сон — лучший целитель.

Но тут чужак открыл глаза.

— Тише, тише, — сказала сразу Урска, таким тоном она говорила с испуганными детьми. — Я принесла тебе угощение.

— Назад, женщина! — закричал чужак, приподнялся и замахнулся на них рукой. Его глаза впервые казались ясными. Его узкое лицо было голодным и настороженным, как у сокола. — Я тебя знаю, — медленно сказал он, неуверенно глядя на Калвин.

— Я тебя нашла.

Он нахмурился, а потом его лицо прояснилось.

— Да. Помню, — он отклонился на подушки. — Можешь зайти. Но та останется снаружи.

— Тарис! — воскликнула Урска. — Помыкает нами, как император Меритуроса!

— Меритурос? Тут меритурианцы? — быстро спросил он.

— Нет, ты в Антарисе, — сказала Калвин. Она взяла миску и ложку у Урски и протянула ему. — Ты голоден?

Он водил ложкой с подозрением по каше, начал есть робко, продолжил с голодом. Урска смотрела с порога, радостно сцепила ладони.

— Молодец! Ах, если я мешаю, я пойду. Пора зажигать лампы! — она поспешила в полумраке прочь.

Чужак смотрел ей вслед.

— Она выглядит безобидно, — сказал он под нос.

— Она помогла тебе! Она перевязала раны, вправила ногу и накормила тебя. Нужно благодарить ее, а не приказывать, — сказала Калвин.

— Я должен быть осторожным, — сказал чужак, и Калвин заметила, как странно он произносит слова. Он смотрел с опаской на дверь.

— Тут ты в безопасности. Ты за Стеной Антариса.

— Если я смог ее пересечь, то и тот, что меня ищет, сможет.

— Вот, что Богиня делает с теми, кто врывается в ее земли, — Калвин указала на ногу, опухшую от бинтов, что торчала из-под одеял. Так сказала бы Тамен.

— Да, — сказал чужак через миг. — Твоя богиня отомстила, надеюсь, она довольна. Но будь настороже, как и другие жрицы, ведь тот, кто преследует меня, силен, опасен, и он не сдастся. Слышишь? Может, он уже тут… — чужак хотел свалиться с кровати и искать таинственного преследователя. Миска и ложка упали на пол.

— Успокойся, — в тревоге сказала Калвин. — Тут никого нет!

— Я спокоен, — он устал от усилий и лег, лицо было призрачным в сгустившихся сумерках. Он прошептал. — Кто тут правит?

— Урска, лекарь.

Чужак слабо улыбнулся.

— Антарис. Кто правит Антарисом?

— Высшая жрица Марна.

— Скажи ей быть настороже. Скажи, что за мной охотится тот, кто может быть Поющим все песни. Запомнишь это?

— Поющий все песни, — растерянно повторила Калвин.

— Поклянись, что скажешь ей, — он сжал ее рукав, Калвин вздрогнула. — Поклянись! Он очень опасен, не только для Антариса, но и для всего Тремариса, — он закашлялся. — Если она не поймет, отправь ее ко мне.

Калвин улыбнулась, представив, как чужак указывает Высшей жрице, как ей и Урске.

— Я скажу ей.

— Спасибо, — он опустил руку. — И скажи, кто у него есть сила видимости. Как они тебя зовут? — резко спросил он.

— Калвин, — вопрос ее удивил. — А тебя?

— Меня зовут Дэрроу, — он коснулся пальцами своих губ, протянул ладонь к ней, казалось, в приветствии. После паузы Калвин неловко ответила на его жест. Он обрадовался, закрыл глаза и через миг, судя по дыханию, уснул.

— Видишь! Я всегда говорила, что у тебя дар исцеления, — прошептала Урска с порога. — Несмотря ни на что.

— Вряд ли, — сказала Калвин. — Он был рад кого-то узнать, и все, — она зевнула и вспомнила о своей усталости.

— Иди спать, дитя, рыбалка тебя вымотала.

— Я не… — Калвин затихла, слишком устав для спора. Урска выгнала ее из лазарета, вложила мешочек сушеных трав в руку, чтобы сунуть под подушку. Был это запах трав или ее усталость, но она уснула крепко, не успев даже развязать шнурки на обуви.

Сад был белым от цветения яблонь, словно древние деревья держали снег в кривых ветвях, пчелы гудели, новички, что помогали Калвин с ульями, ходили под солнцем, как цветы в своих желтых туниках. Одна сняла широкополую шляпу и обмахивалась, щурясь.

— Калвин, смотри!

Калвин подняла голову и удивилась фигуре Марны в синем одеянии, медленно идущей по траве.

— Матушка! — она поспешила протянуть ей руку, но Высшая жрица отмахнулась. — Мне говорили, вам нездоровится.

— Как видишь, пройтись по саду я могу, — чуть скривившись, Марна села на пенек, лепестки опадали на траву. — Я давно не ходила к пасеке. Тут все хорошо?

— Да, матушка. Но улей Амары оживился рано в этом году.

— Потому ты приходила ко мне утром, Калвин?

— Нет, — Калвин замешкалась и посмотрела на группу новичков неподалеку, у них были корзинки и ножики, они большими глазами смотрели на гостью. Она понизила голос. — У меня послание от чужака. Может, это от лихорадки, но…

— Хорошо, — Марна говорила с тенью улыбки. — Пусть девочки идут.

Калвин отправила их к ульям в конце сада, сказала оставаться там, пока она не заберет их. Их уже не подслушивали, она села, скрестив ноги, рядом с Марной, и повторила слова чужака.

— Поющий все песни? — повторила Марна. — Уверена, что он это сказал? Это точно его слова?

— Да, матушка. Он сказал, что у него есть сила какой-то видности, но не договорил.

— Сила Видимости, — тихо сказала Высшая жрица. — Конечно, он дергается от каждой тени, — она смотрела на реку, на сияющие вершины гор, задумавшись, а потом бледно-голубые глаза посмотрели на Калвин.

— Что это значит, матушка?

— У врага чужака есть Сила Видимости. Он может быть с любым лицом, призывать иллюзии, что кажутся настоящими, как ветка под моей рукой. Представь, идешь в горах и не знаешь, перед тобой настоящее или иллюзия. Конечно, он так испуган.

Калвин сняла широкополую шляпу, сжала ее пальцами.

— А Поющий все песни?

Марна молчала, пчелы в улье гудели высоко и яростно. Она так долго молчала, что Калвин боялась, что ответа не будет, но тут она заговорила.

— Как только станешь жрицей, дочка, ты поймешь больше. Мне не стоит пока тебе много рассказывать. Но ты уже знаешь, что есть Силы помимо нашей. Ты слышала, видела сама этого колдуна, и ты знаешь, что его магия не такая, как наша.

— Да, матушка, — Калвин вдруг посерьезнела. Обычно на уроках ей только хотелось быть в другом месте, хотелось ерзать, но теперь она застыла, как статуя, ощущая, что Марна расскажет ей что-то важнее и точно интереснее трав и плетения.

— Ты уже знаешь, что в начале мира Древние ходили по землям Тремариса. И ты знаешь, что давным-давно народ Тремариса был разделен богами, у всех были разные земли. Но теперь я расскажу то, что ты еще не выучила: в начале мира были девять Сил, и Древние владели всеми. У них были невообразимые дары, и они творили чудеса, что нам и не снились. Когда народ разделили, девять Сил тоже разделились. Мы в Антарисе — дети Богини Марис, получили вторую Силу, зов льда, и у нас есть метки этого, — Марна коснулась узора трех лун на запястье, какой был у каждой жрицы. — Тайны других Сил достались другим народам.

— Железная магия — одна из таких Сил? И ветромагия?

Марна кивнула.

— Железная магия — чары Меритурос. И народ островов обладает даром ветромагии.

— А другие, матушка?

Голос Марны стал мечтательным, певучим, она перечисляла силы, загибая пальцы.

— Девятая — Сила языка, повелевает всей речью, языками и песнями. Восьмая — Сила зверей, повелевает всеми животными на земле и в воздухе. Седьмая — Сила видимости, делает иллюзии видимыми и скрывает настоящее. Шестая — Сила ветра, повелевает ветрами, волнами и погодой. Пятая — Сила железа, повелевает всеми предметами земли, кроме живых, и кроме других стихий. Четвертая — Сила становления, хранит тайны ускорения роста и перемен. Третья — Сила огня, повелевает светом и жаром. Наша сила — Сила льда, сила нашей Богини, повелевает холодом, снегом и льдом, морозом. И это сила всего темного: теней и ночи, тьмы в глубинах пещер и меж звезд. И это сила всего мертвого.

Страх защекотал спину Калвин. Она узнала бы это после становления жрицей, это лицо Богини, которое знали только посвященные.

— Но, матушка, это восемь Сил.

Марна улыбнулась.

— Пропущенные уроки не навредили твоей арифметике. Ты не можешь догадаться о первой Силе? Это величайшая сила, что движет всем, что есть, и чего нет, понятная и непонятная Сила, тайна вне нашего понимания. Это Богиня.

Калвин быстро сказала:

— Но Богиня повелевает Силой льда…

— Это лицо она повернула к нам. Все чары, все боги — части непознанной тайны, каждое лицо — как грани кристалла, что сияют в разные стороны. Наша Великая мать Тарис — так мы зовем ее здесь, но у нее есть другие имена в других местах, — Марна коснулась головы Калвин. — Ты поймешь со временем. Эти проблемы занимали величайших жриц поколениями. Нельзя понять это все сразу, — она с трудом встала на ноги и отцепила от ветки край мантии. — Я стара, чтобы сидеть среди деревьев, пройдем вдоль реки.

Утки плескались в воде, надеясь на крошки, толпились у берега и крякали. Марна подняла голову и понюхала воздух.

— Завтра будет дождь.

Калвин не собиралась отвлекаться.

— Дэрроу — маг железа?

Марна странно посмотрела на нее.

— Так он назвал тебе свое имя? Говорили, колдуны суеверны насчет имен… Может, это не так. Но нет, он не жрец. Колдуны земель снаружи не служат богам так, как мы — матери Тарис. Они используют чары для себя, не ради общего блага. Их сила испорчена. Ты знаешь, что чужаку нельзя доверять. А колдуну — тем более.

Калвин молчала. А потом сказала:

— Думаю, этому колдуну можно доверять, матушка. Он не вежливый, но честный.

Марна улыбнулась.

— Посмотрим.

— Он сказал, чтобы вы спросили у него, если не поймете, что он говорил о Поющем все песни. Он сам может объяснить.

Марна сухо сказала:

— Я все понимаю. Наглый чужак! Мы тут закрыты от мира, но не в неведении.

— Мне попросить его объяснить это мне, матушка?

— Нет! — Марна ускорилась, и Калвин подумала, что разозлила ее. Но она сказала тише. — Ты так похожа на мать, что пугаешь меня, дитя. Порой я думаю, что она убежала от нас, потому что никто не отвечал на все ее вопросы, потому я не пыталась больше избегать вопросов детей, хоть они и казались глупыми.

Так и было. Калвин не помнила, чтобы Марна хоть раз высмеяла или разозлилась из-за утомительных вопросов новеньких. Она сказала:

— Поющий все песни хочет, как Древние, овладеть всеми чарами?

Высшая жрица покачала головой.

— Даже во времена Древних не было того, кто владел бы всеми чарами. Но есть история, старая, как сами Древние, что появится некто с даром петь все чары, высокие ноты и низкие, быстрые ритмы и медленные. Этот человек будет сильнее Древних, сильнее самих богов.

Калвин резко вдохнула.

— А если он найдет Дэрроу здесь? Мы не сможем его защитить!

— Тише, дитя. Это история, сказка, а не пророчество. Никто не может овладеть всеми чарами. Ни один голос так не сможет, не споет высокие ноты льда и низкий для железа, как и остальные между. Подумай. Это невозможно. Ни один мужской голос не споет все ноты наших чар льда, потому в Антарисе жрицы, а не мужчины и женщины. В других землях, — печально добавила она, — все иначе, не сомневаюсь.

Калвин вспомнила рычащие ноты Дэрроу у Стены. Могла бы она так рычать? Вряд ли.

— Тогда бояться нечего, — сказала она.

— Я так не говорила, — Марна была встревожена, она повернулась и пошла обратно. — Любой колдун, который горд и думает, что может достичь такого, опасен, может, даже безумен. Нет, мы должны быть настороже, если за чужаком придет его охотник. Но ты не должна переживать, дитя, — добавила она, словно только вспомнила, что Калвин была еще новенькой, а не жрицей, словно жалела, что говорила так открыто. Она похлопала по рукаву Калвин. — Проверь пчел, дочка. Думаю, я уловила песню роя, что ты ждала.

Калвин воскликнула и побежала к ульям. Облако пчел полетело из улья Амары за королевой к месту высоко в ветвях яблони, тысяча беспокойных существ кружила в воздухе. Калвин видела смятение опаздывающих, она тихо запела им древнюю песню утешения, которой ее научила Дамир, убеждая отставших догнать сестер по рою, и они послушались ее.

Она хотела вернуться и помочь Марне пересечь сад, но опоздала. Высшая жрица уже ушла.

Два

Серебряная река

Марна была права, на следующий день пошел весенний дождь. Для Калвин это было не лучше зимы. Кроме коротких визитов к пчелам утром и вечером, она была заперта в комнате с пряжей и болтовней других женщин.

Ее освободили от этого давно, потому что ее нить получалась в комках, и вышивала она не лучше. Она знала, что, когда Тамен остановилась рядом с ней, то не для похвалы.

Страж смотрела на бесформенное одеяние.

— Хорошо, что мы не рассчитываем на тебя, чтобы получить теплую одежду, Калвин. В эту дыру я могу просунуть палец.

Джилли, чинящая рядом с ней груду одежды, захихикала и быстро подняла работу к лицу, делая вид, что не слышала.

Тамен не посмотрела на нее.

— Не важно. У меня другое задание, если желаешь. Я бы хотела, чтобы ты пошла в лазарет к чужаку и поговорила с ним.

— С радостью! — Калвин с облегчением отодвинула стул.

Тамен оттащила ее в сторону от остальных.

— Урска говорит, что тебе он доверяет больше всех. Я бы хотела, чтобы ты следила за ним. Поговори, узнай, есть ли у него другие цели тут, не прибыл ли он шпионить для Меритуроса или других земель. Сможешь?

— Если хотите, сестра, — Калвин опешила. — Вы не верите его истории?

Тамен фыркнула.

— Только ребенок поверит в такие выдумки. Он держит нас за дур или сошел с ума. Попробуй что-нибудь узнать.

Чужак не был удивлен, но и не обрадовался ей. Он был не в постели, повязка на его голове стала тоньше, но он все еще был заперт в палате в конце лазарета, сломанная нога опиралась на стул. Снаружи лил дождь на сад Урски, он смотрел на воду так, словно она была источником всех его бед.

— Ты передала им мое послание, — сказал он, не приветствуя. — Ко мне приходила Высшая жрица и другая — Страж. Они хоть такую честь мне оказали, хоть и не поверили.

— Думаю, Марна тебе верит, — сказала Калвин. — Тамен… — она замешкалась, — скептик.

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Не важно. Мне все равно конец, — он показал на раненую ногу. — Я — подстреленная утра, упавшая в болото. Собакам охотника остается лишь найти меня и разорвать.

— За Стеной храбрости не учат, — сказала Калвин. — Ранена нога, но не твой язык. Не жаловался бы, что не можешь бежать, а стал бы бороться.

— Бороться с ним? Чарами? — он издал горький смешок. — Отличная идея. Я бы не додумался.

Калвин молчала мгновение. А потом сказала:

— Один из садовников тут родился с кривой ногой, одна нога была на ладонь короче другой. Он сделал себе ботинок с высокой подошвой, вырезал поразительные костыли.

— Умник, — едко сказал Дэрроу.

Она медленно сказала:

— Может, ему проще терпеть, потому что он всю жизнь привыкал. Может, если бы это случилось с ним внезапно, он бы злился, как ты.

Лицо чужака застыло. Только серые глаза мерцали, глядя на дождь, шорох воды заполнял комнатку. Он злился, но у него ей это нравилось. Он отличался.

Она сказала:

— Может, лучше злиться, чем сходить с ума.

Дэрроу скривил губы в улыбке.

— Да? Не знаю.

Они долго молчали. Калвин отодвинула еще стул, и он не сказал ей уходить. Они сидели и слушали музыку дождя.

В следующий раз она принесла ему костыль Тува, и он покрутил его в руках.

— Знаю, ты пока не готов использовать это. Но я подумала, если тебя будет ждать это, будет проще.

— Хорошая работа. Я когда-то давно умел вырезать.

— Ты говоришь как старик, который почти при смерти!

Он застыл, гладил листья и ягоды, что Тув вырезал на костыле.

Калвин хотела прикусить язык. Она сказала:

— Тув был рад отдать это мне. Он делает их всю зиму у камина. У него слишком много для себя.

— Ты сказала ему, что это для чужака?

Ее колебания выдали ответ, и он улыбнулся.

— Видимо, нет.

— Если хочешь, — она решила сменить тему, — я принесу тебе нож и дерево. Это скоротает время, пока…

— Пока меня не убьют?

— Пока нога не заживет.

— Урска говорит, она не заживет, — голос его был бодрым, но в глазах была боль.

— Со временем она заживет так, что выдержит твой вес. А потом я покажу тебе сады и ульи. Я там хранитель пчел.

— Знаю, — она удивленно взглянула на него, он отвел взгляд, краснея. — Я спрашивал о тебе, — робко признался он. — Похоже, я дважды в долгу перед тобой, ты увела меня от Стены и принесла желе, что восстановило мой разум.

— Благодари пчел, а не меня. И Урска говорит, ты пришел бы в себя и сам.

— Все равно спасибо, — тихо сказал он и осторожно прислонил костыль к стене, словно он был очень дорогим.

Тамен не позволила дать ему нож.

— Если бы он хотел навредить нам, сестра, он бы легко сделал это без ножа! — возмутилась Калвин.

— Знаю. Будь по-моему, он был бы связан и с кляпом. Ты не дашь ему нож.

«Не будь ей врагом. Не будь ей врагом», — Калвин глубоко вдохнула.

— А если я буду следить за ним и забирать нож с собой?

— Нет, — сказала Тамен и ушла, ее тяжелая черно-серебристая коса постукивала по спине.

Но Калвин дала ему свой ножик.

— Я снимаю им воск с сот, а не режу дерево, — извинялась она. — Боюсь, он затупился.

— Не важно, — он крутил ножик длинными тонкими пальцами, проверил лезвие. Он запел горлом, очень тихо, чтобы Урска в лазарете не услышала. Калвин ощутила покалывание ладоней, голова стала легкой. Его чары были короткими, но после них Калвин коснулась лезвия. Оно было таким острым, что она не ощутила порез, пока не увидела красную полоску на большом пальце.

— Осторожно! — сказал Дэрроу.

— Поздно, — сказала она. — Я смажу ранку медом.

Он сделал то, чего не делал раньше: откинул голову и рассмеялся.

В один из дней в начале лета, раньше, чем она ожидала, она увидела его хромающим по саду к ульям, опираясь на костыль Тува. Она махала, но он так сосредоточился, что не заметил, а, когда приблизился, она увидела, что его губы движутся. Он чарами не давал раненой ноге коснуться земли, как делал в первый день.

У дерева возле ульев он опустился с помощью костыля с болью на траву.

— Что ж, — сказал он, — это было сложнее, чем я ожидал.

— Не стоило идти так далеко в первый раз.

Он отмахнулся.

— Я бродил по лазарету днями, пора дать Урске отдохнуть от меня. Но моя другая нога затекла сильнее, чем я думал. И голос тоже, — добавил он.

Калвин молчала и хмурилась.

— Что? Против чар? Нам всегда говорили, что в Антарисе чары уважают, а не скрывают и боятся, как везде в Тремарисе.

— Не в том дело. Нас учили не использовать чары для обычных дел. Тамен говорит, что наш холод может разрастись так, что будет буря в бухте Сарди и ураган в Дорьюсе.

— Может, так и есть. Погода была необычно плохой, когда я плыл в Великом море, — он вытянул ногу перед собой. — Если спеть про бурю сейчас, это может задержать Самиса, помешать преследовать меня.

«Самис», — он еще не называл имя того, кто охотился на него.

— Что значит плыть? — спросила она.

Он удивился.

— Я плыл на лодке — изделие, что движется по морю.

— У нас тут нет… лодок, — она осторожно произнесла слово. — Как ты осмелился? А если бы ты упал в воду? Ты бы умер.

— Я могу немного плавать, — он изобразил руками движения. — Двигаться в воде.

— Колдуны могут дышать в воде? — ее глаза расширились. Это был невероятный дар.

— Да, — серьезно сказал он. — Показать, как? — но он не смог сдержать лицо серьезным, они рассмеялись. — Даже без дыхания под водой можно плавать, — сказал он. — Тебя не учили?

Она покачала головой. Это было немыслимо.

— Ты плыл от Меритуроса?

— Я плыл по Великому морю и обратно, и на север, до Внешних островов.

Калвин не понимала названия, но была все равно впечатлена. Его слова звучали волшебно.

Дэрроу взял с травы зеленое яблоко и нахмурился.

— Ранний плод. В Калисонсе яблоки зреют к концу лета.

— У нас короткое лето, может, наши деревья начинают раньше, чтобы успеть до зимы.

— Хм, — Дэрроу развернул ножик Калвин и стал вырезать узоры на зеленом яблоке, насвистывая.

— Ты сегодня веселый.

— Походы всегда делают меня веселым, даже если это путь от лазарета сюда.

Калвин смотрела, как нож вонзается в яблоко. Дэрроу вырезал осторожно, но она не понимала узоры — линии были неровными, блуждали по незрелому плоду. Он доделал и поднял яблоко на ладони.

— А вот и Тремарис!

Калвин опустилась рядом с ним.

— Покажи!

— Меня учили, что Тремарис — сфера, как луны, — он указал на линии на зеленой кожуре яблока. — Это берег Калисонса, тут Великое море, — он покрутил плод на черенке. — Тут Меритурос…

— Где Антарис?

— Тут. Я так думаю. А там Дикие земли, леса и неприрученные земли, вся эта половина яблока без названий.

Калвин потянулась к яблоку, но Дэрроу отодвинулся и сделал вид, что съест его за один укус.

— Стой! — завопила она, смеясь, поймав его за руку. Их взгляды пересеклись, Дэрроу криво улыбнулся.

— Хоть одна Дочь Тарис хочет спасти мир, — он бросил яблоко Калвин. Она покраснела от смущения, смотрела на сферу, крутила, обводила линии пальцем.

— Я не видела еще такую модель Тремариса, — она подняла голову. — Если на кону спасение мира, а не только себя, то стоит быть решительнее в борьбе с ним. С Самисом, — она легко произнесла имя, не глядя на Дэрроу.

— Я уже объяснял. Я не могу одолеть его. Он в десять раз сильнее меня.

Боль мелькнула в его глазах, но в нетерпении Калвин не заметила это.

— Если не можешь один, другие должны помочь. Можно объединиться…

— Объединиться! — он рассмеялся. — Банда колдунов! Ты не слышала пословицу: запереть двух колдунов в комнате — как двух диких котов в коробке? Они порвут друг друга на куски.

— Нет, — сказала Калвин, — я не слышала. Но я знаю, что тут, в Антарисе, жрицы помогают друг другу с чарами, и мы вместе делаем магию сильнее, чем смогла бы одна.

— Остальной мир не такой, — сухо сказал он. — Но это мило. Хоть и не выйдет, — он притих, и солнце сверкало среди листьев, плясало от ветра. Калвин опустила вырезанное яблоко на траву.

— Марна говорила, что ни один мужской голос не сможет охватить все чары. Ни один мужчина не споет так высоко, как нужно для ледяных чар.

Дэрроу улыбнулся. Порез на его лбу стал светлым шрамом, тянулся через бровь, придавая ему удивленный вид, и было сложно понять, когда он серьезен.

— Твоя Марна мудра, но не знает всего. Чары видимости выше ваших, но Самис может их петь. Мы… он научился менять голос. Так, — он пропел ноту фальцетом. Калвин рассмеялась от неестественного звука, но от хмурого вида Дэрроу она притихла. Он сказал. — Да, девять Сил еще никому не давались, но Самис не обычный колдун.

— Какой он тогда? — она звучала резче, чем хотела.

Дэрроу мрачно посмотрел на нее.

— Он — принц Меритуранской империи. Знаешь о королевском дворе Меритуроса? Нет. Я так и думал. Там один император, но много принцев. Слишком много, чтобы всех любили. Самис из низших принцев. Но он всю жизнь думал, что его дары обеспечат ему титул наследника императора.

— Дары колдуна?

Дэрроу покачал головой.

— Нет. Те силы он скрывает. Я уже говорил, пение там не так ценят, как тут. Нет, он обладает умом и решимостью. Но этого мало, чтобы добыть нужный приз. Император выбрал других сыновей. И теперь Самис решил от жадности и гордости, что быть императором Меритуроса — мелочи, что его таланты выше. Он решил сделать себя императором всего Тремариса.

— Всего Тремариса? Всех земель?

— Почему нет? — резко сказал Дэрроу без веселья. — Это будет просто для Поющего все песни. Он уже изучил две силы, почему не три или пять, или девять? — он поднял яблоко и подбросил, оно закружилось в пятнах света. — Весь Тремарис станет его игрушкой, он будет пытать, разрушать и порабощать, если захочет. Он будет играть с миром, как ребенок с глиной. И никто не сможет остановить его. Никто, — он отклонился на руку и бросил яблоко по высокой дуге, и Калвин потеряла его среди листьев и солнца. Она услышала плеск, оно упало в реку. Она представила покачивающуюся зеленую сферу, уносимую потоком к дальнему морю.

Дэрроу увидел ее недовольство.

— Оно бы сгнило.

— И так будет с Тремарисом, если ты говоришь правду, — она сидела прямо и смотрела на него. — Дэрроу, если этот Самис так силен, зачем он преследует тебя?

— В Меритуросе он славился навыком охотника. В этот раз добыча — человек. Ему весело охотиться на меня, как он охотится при этом на формы чар.

— Нет, нет! Он должен хоть немного бояться тебя. Должен быть способ одолеть его. И он знает это.

С болезненной медлительностью Дэрроу встал на ноги, оперся на костыль и посмотрел на нее. Вдруг он показался старше игривого юноши, что болтал с ней ранее. Его серо-зеленые глаза горели холодным гневом.

— Калвин, дочь Тарис, не говори больше со мной об этом. Ты ничего не знаешь. Твое неведение позорит тебя, — он отвернулся и пошел, хромая, но с достоинством.

Калвин вскочила в потрясении.

— Дэрроу! — она хотела бежать за ним, кричать и спорить, трясти его за плечи. Но сила удержала ее, словно его чары сжали ее за тунику и держали на месте. Она отвернулась.

На следующий день Калвин была у ульев после рассвета, радуясь, что новенькие будут заняты уроками, и она побудет одна. Она не давала себе идти в лазарет к Дэрроу, говоря себе, что занята, но на самом деле злилась на него за упрямое желание быть побежденным. Если бы у нее был заклятый враг, она не сдалась бы. Она надела перчатки и шляпу. Она боролась бы до последнего вдоха.

Пчелы не были рады в новом улье, они недовольно гудели весь день. Ее дважды ужалили пчелы, пролезшие под вуаль. Может, Дамир не врала, и они ощущали настроение хранителя. Если она была беспокойной, такими были и пчелы, если она была не рада, то и рой злился, и тогда не будет хорошего меда.

Калвин сняла шляпу и перчатки и села на берегу реки. Серебристо-зеленые листья были шелестящей крышей над ее головой, сверчки пели в теплом воздухе. Она не удивилась голосу Дэрроу рядом с собой.

— У пчеловодов сложная работа, как погляжу.

— Я сегодня лишь мешаю пчелам. Мне стоит оставить их одних на время.

Он кашлянул.

— Я д-должен кое-что тебе сказать. Я зря вчера говорил так резко, — он, казалось, не привык извиняться. Он сразу возразил. — Ты думаешь, я быстро сдаюсь. Ты не знаешь, как долго я боролся, бежал и боролся. Между Самисом и мной долгая история, дольше, чем ты можешь представить. Я… очень устал.

Калвин прикусила губу. Он был прав, она не знала, что случилось у колдунов в прошлом. Марна тоже говорила, что она быстро решала, что правильно, а что — нет. Ей стоило извиняться, а не наоборот.

Но он не думал, что ей нужно что-то говорить.

— Поговорим о другом? Расскажешь о своих пчелах?

— Я бы лучше послушала о твоих путешествиях, — она сделала паузу, не зная, с чего начать вопросы. — Я хочу услышать обо всем. Расскажи все! Например… о Меритуросе.

От смеха морщинки появились в уголках его глаз, сделав его младше.

— Что же выбрать? Меритурос полон чудес. Хочешь услышать о Черном замке Хатары? Он поднимается в песках пустыни, без ворот и окон, такой гладкий, что даже птицы не могут сесть на него.

— Да, — сказала Калвин. — Расскажи об этом.

После ужина и вечерних ритуалов дыхания и пения Тамен ждала Калвин у двери большого зала.

— Калвин, пройди со мной, дитя, в сад роз.

Калвин не видела ее лицо под капюшоном, но голос Тамен был строгим, и она была напряженнее обычного. С опасением Калвин поравнялась с ней.

Сад роз был в стенах поселения, закрытый двор, куда попадало летнее солнце. Сильный запах роз заполнял его, пойманный в согретых стенах. Бархатные темно-красные розы опустились в свете луны, бутоны белых роз сияли, как серебряный огонь. Они медленно шли по тропам. Пришла пора Падения лепестков, самая большая луна уже была почти полной, а две маленькие были полумесяцами на черном бархате неба.

Тамен сказала:

— Ты говорила с чужаком почти каждый день, — недовольно сказала она.

— Сестра, вы сами меня просили говорить с ним!

— Я говорила тебе узнать его цель, а не дружить с ним. Ты узнала что-то в разговорах? Откуда он? Кому служит? Что у него за магия?

— Железная, как и думала матушка. Он много путешествовал, — Калвин замешкалась. Она много дней провела с Дэрроу в саду, спрашивала о путешествиях и чудесах, что он видел, но она не знала, где он родился.

— О чем вы говорите?

— Он спрашивает меня о пчелах. И рассказывает о своих путешествиях.

— Не стоит говорить с ним о таком. Дочери Богини, почти жрице нельзя забивать голову дикими историями.

Калвин молчала, они шли дальше. Розы свисали с сияющих кустов, их запах давил на нее, удушал сладостью. Она сказала:

— Почему вредно говорить с ним о мире вне Антариса?

— Все, что должно тревожить тебя, по эту сторону Стены. Знаю, Марна рассказала тебе о матери. Этого не хватило? Хочешь покончить, как она?

После паузы Калвин сказала:

— Простите, если я вела себя недопустимо.

— Это хорошо. Но будь осторожна.

— Я осторожна.

— Надеюсь, он не стал тебе нравиться.

— Конечно, нет, сестра, — лицо Калвин пылало, она надеялась, что Тамен не видит.

— Он не будет с нами долго. В канун середины лета его отдых тут закончится.

Калвин оступилась и спохватилась.

— Его нога еще тревожит его. Вряд ли он сможет пойти по горам в скорое время.

В свете луны Страж в плаще была высокой и грозной, ее голос был низким.

— Не важно. Путь до священной долины не долгий.

Во рту Калвин пересохло. Они отправят его в священную долину. Его принесут в жертву Богине, его кровь прольется у огнедерева, его кости оставят на ветках для птиц. Она слышала о такой жертве, ужасное наказание за оскорбление Богини. Эти истории рассказывали в полночь, старшие новички пугали младших, но этого не случалось при ней, и она думала, что это страшилка для детей. Она пролепетала:

— Может, хватит просто изгнания?

— Изгнание? А если он перелетит Стену снова? Думай, дитя, а потом говори, и не будешь выглядеть глупо. Нужно избавиться от чужака, он не будет выглядывать тут все вечно. Его нога заживет достаточно, чтобы его подношение Богине не было оскорблением, в середине лета он пойдет к Ней, конец, — Тамен сжала плечо Калвин, но ее голос чуть смягчился. — Ты думаешь, это жестоко. Но приходится принимать сложные решения, и чем раньше ты это поймешь, тем проще тебе будет, когда настанет твое время.

Калвин молчала, волочила ноги по камням. Если это решение Высшей жрицы и Стража, она такой быть не хотела ни сейчас, ни потом. Тамен отпустила ее плечо.

— Иди спать и подумай над моими словами.

— Да, Тамен, — прошептала Калвин.

Она оглянулась, уходя, Тамен стояла в лунном свете, колонна в плаще, розы вокруг нее пятнали серебряные камни темными каплями, словно кровью.

Калвин не поняла, что разбудило ее. Тихий шорох плаща по холодному каменному полу или трепет огня? Она лежала, едва дыша, в смятении от кошмара, сердце шумело в ушах.

А потом она увидела: свет под ее дверью бросал тени на стену, тяжелый плащ шуршал медленно по полу.

Она тут же вскочила и оделась в темноте, пальцы были неловкими после сна.

Она накинула зимний плащ на плечи и вышла тихо, как кот. Было темно, весь Антарис должен был спать. Что-то было не так.

Тот, кто миновал ее дверь, пришел из коридора. Калвин замерла и слушала. Вот, шаг, эхо шага. Кто-то шел по галерее с видом на центральный двор. Сжимая плащ, Калвин кралась по коридору, по ступеням, юркнула в тень за колонной. Там, на другой стороне галереи, двигалась фигура в капюшоне с фонарем, большая тень трепетала за ней. Калвин не видела ее лица.

Вдруг фигура замерла и повернула голову. Калвин отпрянула. Свет потух. Калвин прижалась к холодному камню, кровь ревела в ушах. Вся галерея теперь была во тьме, которую прерывали лишь участки лунного света. Задержав дыхание, Калвин вгляделась. Никого не было. Фигура в плаще пропала.

Калвин долго не двигалась. Может, ей все приснилось. Может, это ходила Тамен, проводила свой ритуал ночью. Но Тамен не нужен был фонарь, ее вели луны, свет Богини.

Калвин ждала. Ее дыхание и сердце притихли. Она услышала с трудом звук, словно насекомое шло во двор, но застряло среди стен. Калвин тряхнула головой, пальцы знакомо покалывало. Тут были чары.

Она посмотрела на пустую галерею, серебряный свет падал меж колонн. Никого не было видно. Она робко вышла из укрытия теней. Она заметила краем глаза движение, тень на тени. Она развернулась. Кто-то был там, но она его не видела. Слабый звук стал громче и ближе. Она напряглась от страха, хотела бежать изо всех сил. Но не могла. Она должна была показать этому невидимому существу, что оно обмануло ее. Она быстро соображала. Она потерла глаза и зевнула, словно во сне, и пошла ровно к ступеням, что вели ко двору кухни.

Сколько раз Тамен и Марна говорили ей сдерживаться, идти, когда ей хотелось бежать, молчать, когда хотелось кричать? Это было сложнее всего. Она не понимала, следят ли за ней, она не должна была поворачивать голову. Она шла к колодцу за кухнями, заставила себя зачерпнуть воду, которую не хотела, и медленно выпить до последней капли. Она внимательно слушала. Шум утих, покалывание на пальцах пропало. Ее не преследовали.

И только тогда она быстро побежала. Самис — настоящий и в Антарисе — был принцем и сильным колдуном, но он не знал поселения, как она. Она миновала большой зал, сад роз, ступени и добралась до комнат Высшей жрицы.

Джилли была у покоев Высшей жрицы, она села с сонным удивлением на кровати у двери Марны.

— Калвин? Что ты хочешь?

— Я должна поговорить с Высшей жрицей!

— Нельзя просто вломиться!

Но Марна уже стояла на пороге, ее волосы были тонкой косой на плече.

— Что такое, дитя?

Слова посыпались:

— Он тут — о нем говорил Дэрроу — он тут! Он в галерее, стал невидимым, но я его видела.

— Как ты его видела, если он невидимый? — Джилли была внимательной даже в панике среди ночи.

Марна утихомирила ее, подняв руку.

— Уверена? Это не сон и не ошибка?

— Я уверена! — Калвин почти рыдала от страха и облегчения.

— Джилли, иди и разбуди Тамен. Веди ее сюда. Быстро и тихо. Калвин, скажи чужаку ждать там и прятаться. Быстрее!

Калвин побежала по темным коридорам, прикрыв плащом голову, держась теней. Она дважды, казалось, ловила дыхание сзади, замечала движение, где его не должно быть, и она вжималась в стену с колотящимся сердцем. Он мог быть где угодно, ждать незримо, прыгнуть на ее горло или лодыжку, и тени могли скрывать фигуру в плаще. Она добралась до лазарета и увидела свет в окне Дэрроу, задержала дыхание. Она опоздала. Все пропало.

Но Дэрроу сидел на стуле с ножом в руке, вырезал при свете свечи. Он был одет, еще не ложился, а сидел там в ночи. Он поднял голову и сразу понял, что не так.

Дрожащими руками он сложил нож и сунул в карман с кусочком дерева, что вырезал. Но, когда он заговорил, голос был ровным.

— Итак. Он здесь.

Калвин кивнула.

— Я видела его. Он ищет тебя.

Дэрроу взял костыль, что всегда держал рядом, и встал.

— Хорошо.

— Марна знает, она послала за Тамен. Она сказала тебе прятаться здесь, но я знаю место лучше, — она думала о западной башне с узкой лестницей и видом на поселение. Но Дэрроу покачал головой.

— Я уже далеко забежал. Я лучше встречусь с ним.

— Но… — тут вдали раздался звук, один крик, а потом низкий зловещий вопль. Без слов Дэрроу прошел мимо нее по лазарету, хромая, быстро взмахивая костылем. Калвин услышала другой жуткий вопль и побежала.

У арки двора она заметила, что там, издала вопль и отпрянула. Марна и Тамен стояли высоко в галерее, сжав и подняв руки, они пели. Двор был полон снега. Словно тысячи подушек с пухом порвали, и сосульки свисали с арок, сияя, как серебряные мечи. Самис тоже был там, в центре бури, темный силуэт с поднятыми руками. Пронзительное пение, что Калвин слышала раньше, исходило от него, но было громче, пронзало так, что она пошатнулась от боли в ушах. Она закричала, земля кишела змеями, и когда снежинки задевали ее лицо, они становились лапками пауков и жуков, забирались в ее нос и рот, путались в волосах, она била себя по голове, ничего не видя, испуганная. Она смутно осознавала, что другие сестры, старые и юные, проснулись от шума, толпились вдоль галереи в светлых ночных рубашках. Их белые силуэты темнели от ползающих существ, и камни поселения были живыми под ногами, кишели и ползали. Крики сестер сливались с пронзительными чарами колдуна, пока Калвин сжимала голову и кричала в отчаянии, чтобы заглушить звук, и она тонула, задыхалась, не могла дышать, и снег с жуками кружил вокруг ее головы, душа ее…

Рука упала на ее плечо, она отскочила, пытаясь вырваться. Но ее удержали, спокойный голос сказал на ухо:

— Тише. Это иллюзия. Не верь. Калвин, слушай меня. Замри.

Дэрроу отвернул ее от двора, убрал руки с головы, и она открыла глаза, дрожа и всхлипывая.

— Видишь? Это не настоящее. Посмотри на землю — там только камни, — он держал ее за плечи сильными руками, чуть встряхивая. Она заставила себя посмотреть вниз, кривясь, когда земля зашевелилась. — Не верь, Калвин. Ты можешь видеть сквозь иллюзию, если попробуешь. Смотри. Не бойся, — голос Дэрроу был ровным, словно они сидели в саду на солнце, а не в оглушительном хаосе ночи. Чары Самиса впивались в ее голову, она не слушала, нет! Она смотрела на землю, и та замерла. Она слышала за воплями и шумом ясное пение Марны и Тамен, сильное и уверенное. Она будет слушать их музыку, а не другую, что затуманивала ее разум и глаза. Камни стали четкими, она смотрела, как снежинки опускаются у ног, белые, как лепестки яблонь, корчащиеся существа пропали. Она глубоко вдохнула, повернулась ко двору и запела, добавляя свой голос к остальным, помогая сплести бурю, чтобы заглушить колдуна.

Дэрроу тоже запел, чары железной магии, и она видела среди снега, как сосульки отрываются и летят быстро в центр двора, где была фигура в капюшоне. Целился Дэрроу плохо — ни один из зарядов не достиг цели. Колдун не дрогнул, он, казалось, становился сильнее с каждой минутой. Калвин пришлось закрыть глаза, чтобы песня оставалась точной, крики женщин, снег и ее страх отвлекали ее. Она хотела бы стоять в галерее с Марной и Тамен, их сильные голоса были бы рядом, их ладони держали бы ее, и она не пряталась бы в этом углу! Но не было времени бежать к ним.

Еще крик, ужаснее, чем раньше, и Калвин увидела, что один из белых силуэтов в дальнем конце галереи поднялся над остальными. Одна из сестер сошла с ума от смятения и ужаса и забралась на низкую стену. Она долгий миг висела там, бледный силуэт среди теней и снега. А потом упала.

Калвин услышала, как Дэрроу рядом с ней быстро сменил песню, пытаясь удержать девушку в воздухе. Но времени не было. Она упала на камни, и Калвин не могла забыть тот звук. Повисла тишина.

Снег падал на темную неподвижную фигуру Самиса, он все еще держал руки поднятыми. Он был как ворон с расправленными крыльями, черный силуэт на белом снегу, его голова была слишком большой для его тела. Он был спиной к ней, она не видела его лица. Кто-то закричал в галерее.

Раздался жуткий звук, которому она была рада — стон боли упавшей девушки.

— Она жива! Слава Тарис! — Урска прошла мимо Калвин по снегу во дворе, опустилась рядом с белым силуэтом. Какой бы ни была опасность, Урска не даст ничему помешать ей помочь раненому.

Голос Тамен прозвенел в жуткой тишине.

— Тот, кого ты ищешь, в лазарете. Забери его, делай, что хочешь, но оставь нас!

Калвин охнула. Марна закричала:

— Тамен, нет! — но ее голос был слабым и хрупким.

Самис опустил руки, кроваво-красный свет мелькнул на камне на его руке.

— Покажи мне место, — голос был низким и сильным, казалось, из этого горла не могло прозвучать то пронзительное пение. Может, Дэрроу был прав, и он мог овладеть всеми чарами.

Тамен выпрямилась, высокая, ее лицо было бледным во тьме ее плаща и теней. Она тихо сказала:

— Я отведу тебя туда, — и пошла во тьму.

Калвин повернулась. Дэрроу прислонялся к стене. Она сжала его руку.

— Быстрее, идем со мной! — она все еще надеялась на выход. Дэрроу схватил костыль и пошел за ней мимо сараев и загонов зверей, стараясь хромать быстро во тьме. Они добрались до сада, и он сказал:

— Без толку. Он должен знать, что я был во дворе.

— Но он не знает, где ты сейчас…

— Он найдет меня всюду. И будет хуже тебе, если он узнает, что ты помогла мне. Возвращайся.

Калвин не отступала. Яблони были кривыми силуэтами у серебряной травы, впереди она видела ульи, спящие у реки. Но Дэрроу замер.

— Вернись. Калвин, прошу! Я не хочу еще жизнь на моей совести.

— А я не хочу твою жизнь на своей.

Они смотрели друг на друга пять вдохов, и Калвин сказала:

— Я иду, — она пошла мимо ульев и по мосту, через миг услышала шорох сапог Дэрроу по камням. Он шел следом. Она была в лесу, когда поняла, что не стоит вести чужака по священной тропе, но потом вспомнила, что у Богини разные лица. Дэрроу, где бы ни родился, был одним из Ее детей.

— Слушай! — крикнул Дэрроу. Он был за ней, хромал с костылем.

Калвин замерла. От поселений доносился низкий гул.

— Что это?

— Самис, — сказал Дэрроу.

Калвин сбросила плащ и поднялась на ветки дерева. Она лазала сейчас реже, чем в детстве, но не растеряла сноровки, и лезть было просто. Она перебиралась с ветки на ветку, пока не увидела долину, поселения раскинулись в свете луны. Она замерла там, цепляясь за грубую кору. Было несложно понять, откуда шум — там, где был лазарет, осталась груда обломков и облако пыли. Все рухнуло с грохотом, рев разрушения разнесся по долине.

Через миг появились бегущие фигуры, народ Антариса спешил из деревень проверить шум. Она уже слышала крики ужаса среди леса, разносящие вести.

Она слезла. Дэрроу сказал:

— Лазарет?

Она кивнула.

— Наверное, думает, что убил тебя.

— Это большая удача, чем я заслуживаю. Наверное, он показывает сестрам, что может колдун Меритуроса, — Дэрроу был мрачным. Было нечего сказать. Она тихо взяла свой плащ, и они пошли.

Калвин казалось, что они шли ужасно медленно, половину ночи, пока не добрались до сияющей Стены. Она еще не видела ее в лунном свете, огромную и серебристо-белую Она ощущала холодок, на миг стало страшно.

Дэрроу тихо сказал:

— Ты запоешь чары?

— Я не могу одна.

— Калвин, я не могу пересечь Стену, как раньше. Нет сил. И если я снова поранюсь…

— И не нужно чарами. Есть другой путь, — похоже, идея была в ее голове с того дня, как они с Дэрроу поговорили в саду, но теперь она была уверена, будто призрак матери шептал ей на ухо: она знала, как Калида сделала это, все эти годы.

Она вела его вперед, вдоль изгиба Стены. Пару раз зловещий зов ночной птицы звучал над головами, крылья хлопали у деревьев, маленькие тени мелькали на тропе. Калвин слышала, как Дэрроу спотыкался, и замедлялась. Они миновали лужайку колокольчиков, место, где Дэрроу пересек Стену. Они шли дальше, пока не попали к месту, где река пробивала лед. Небо начало светлеть, пели птицы.

Калвин замерла у воды. Тут могла стоять давным-давно ее мать, понимая, что это единственный путь наружу.

— Река тут течет быстро, а Стена не пересекает живую воду. Река унесет тебя, — она пыталась вспомнить слово. — Придется плыть.

Она думала, он будет спорить или возмущаться, но он не стал. Он снял плащ, сапоги и жилетку, связал их в плотный узелок на костыле. Но, когда он был готов, он задержался на берегу, неловко держась на раненой ноге.

— Ты пойдешь в поселение?

— Да, — она не хотела думать, что ее ждало там: лазарет в развалинах, одна из сестер сильно ранена — она даже не знала, кто. Тамен послушалась Самиса. Она сказала с пылом. — Я не прощу Тамен за предательство.

Он покачал головой.

— Долг Тамен — защищать Антарис. Она сделала, что было нужно. Не суди ее строго.

— Но она собиралась отправить тебя в священную долину в канун середины лета, чтобы принести в жертву огнедереву, если бы ты остался.

Дэрроу вскинул бровь.

— Скорпион под одной ногой, змея под другой, — сказал он. А потом слабо улыбнулся. — Может, она не хотела этот долг, Калвин. Почему иначе она тебе рассказала о планах? Она знала, что ты предупредишь меня.

— Возможно, — с сомнением сказала Калвин. — Но она все равно хотела отдать тебя Самису.

Дэрроу вытащил из кармана предмет, что вырезал ночью. Он бросил его Калвин, она удивленно поймала его. Это был деревянный шарик, таким деревенские мальчики часто играли. Но Дэрроу начал вырезать на нем карту Тремариса.

— Я не закончил, — сказал он. — Но, думаю, тебе понравится.

Калвин сжала шарик руками. Никто еще не делал ей подарок, даже на празднике.

Дэрроу тихо сказал:

— Спасибо за все, Калвин. Может, мы еще встретимся.

Она не могла говорить, но кивнула, сжимая деревянный шарик в руках. Дэрроу, казалось, хотел сказать что-то еще, но повернулся к реке. Она смотрела, как он погрузился в воду, держа костыль над собой. Река уже поймала его в течение, скоро его унесет за Стену. Он еще раз побывает в мире, в морях на тех лодках, а она будет заперта в серых стенах Антариса, смотреть на луны на небе и смену времен года, каждый день будет таким же, как прошедший. И она больше его не увидит…

Она вдруг сунула шарик в карман.

— Стой! — крикнула она, шагая по скользкому берегу.

Она оказалась в воде.

Шок лишил ее легкие воздуха. Она не ожидала, что вода будет такой ледяной, а течение — таким сильным; холод и страх сжали ее сердце. Река была живой, холодной и хотела утащить ее под воду. Ее голова нырнула раз, другой, она набрала рот воды и закашлялась, всплыв. Вода развернула ее не в ту сторону и оттаскивала. Калвин пыталась повернуться, но не могла, вес одежды и обуви тянул вниз, словно сильные руки за лодыжки. Она пыталась вдохнуть, билась с силами течения, что тянули ее под воду.

Сильная рука схватила ее за подбородок, голос приказал поверх шума воды:

— Замри, вода тебя понесет. Я не дам тебе утонуть, — Дэрроу тянул ее к центру реки, где поток был медленнее. Калвин перестала биться и хватать ртом воздух, а замерла и позволила ему направлять ее. Как только она перестала бороться, парить в воде стало проще, поток понес их мимо неровных берегов и деревьев, что касались листьями воды. Дэрроу легко двигался рядом с ней, словно спокойно шел по речному дну. Его волосы были сухими и сияли, как сено, в растущем свете.

Они оставили Стену позади, она видела ее сияние за деревьями. Они были за Стеной, она еще этого не видела. Но не было времени удивляться. Дэрроу сжал ее плечо и потянул с силой к берегу. Он запел низкие чары, его плащ и костыль полетели по воздуху и упали на траву. Он повел ее, но не к берегу, а к поваленному дереву в воде, его ветви ловили листья, прутья и прочие предметы в воде. Теперь оно собиралось поймать Калвин. Она поняла его план, протянула руки к ветке. Черная вода бушевала, проносясь мимо, но Калвин не двигалась.

Ее голова была над водой, она вдохнула и посмотрела, как Дэрроу легко выбирается на берег, как выдра, и отряхивается. Он схватился за дерево и сжал руку Калвин, потянул ее к берегу с такой силой, что ей казалось, рука сломается. Он пел чары, чтобы поднять ее? Она не слышала от рева воды. Нога задела дерево, но она не ощутила это, с воплем облегчения она рухнула на сухую землю и сжалась там на миг, дыша и сжимая землю.

Три

Город Сырного камня

Калвин протянула покалывающие руки к огню. Дэрроу заставил ее собрать хворост в роще, согреться на бегу, а потом разжег костер с огнивом. Потом он позволил ей сесть, укутал в свой сухой плащ. Кроме треска огня, стояла тишина. Был почти рассвет, осталась одна луна, сияла бледно над темными деревьями. Вокруг них зашевелились птицы с приближением утра, первый робкий зов, другой, и лес зазвенел от их щебета.

Калвин моргнула и вдохнула. Она не будет плакать перед Дэрроу. Но было поздно, и он хмуро посмотрел на нее.

— Что такое?

Она приглушенно сказала:

— Мне стыдно.

Дэрроу растерялся. Он пошевелил палкой костер, искры взлетели в воздух.

— Не стыдно бояться утонуть, если тебя не учили плавать, — сказал он. — Говорят, дети Пенлевина умеют плавать раньше, чем ходить. У них там море и болота. Но, уверен, что никто из них не может успокоить рой пчел, не дрогнув.

Ее зубы стучали так сильно, что говорить было сложно.

— Я бы утонула, если бы не ты.

— Ах, — он кашлянул, смутившись. — Тогда я в долгу перед тобой лишь дважды, а не трижды. Но все равно тебе лучше быстрее учиться. Я не хочу выуживать тебя в следующий раз.

Она издала дрожащий смешок.

— Так ты возьмешь меня с собой?

Он смотрел на огонь, а не ей в глаза.

— Я не думал брать ученицу. Но я не могу прогнать тебя. И, думаю, я все еще в долгу перед тобой.

Не такое приветствие надеялась услышать Калвин.

— Тебе понадобится моя помощь в горах, ты сам знаешь, что нога еще не зажила, — она вспыльчиво добавила. — И я не хочу быть ученицей. У меня есть своя сила, я равна тебе в чарах.

— Но не в плавании, — мрачно сказал Дэрроу.

От возмущения слезы Калвин пропали.

— Если думаешь, что я тебе мешаю, я пойду одна, — она вскочила на ноги.

Дэрроу мягко сказал:

— Тогда верни мне плащ, — Калвин увидела улыбку в его серых глазах. — Лучше высуши волосы, не трать огонь. Я бы хотел уйти подальше от Антариса, а потом мы отдохнем.

Калвин послушно склонилась и перебирала волосы пальцами перед огнем, радуясь, что они скрывают ее лицо и внезапную радостную улыбку на нем. Она впервые была за стенами Антариса после того, как попала уда, кто знал, что за чудеса и ужасы ждали ее? Река журчала рядом, словно смеялась с ней, лес пел с птицами.

Дэрроу засыпал огонь землей, и они пошли снова. В этот раз тропы не было. Они шли как можно ближе к реке, деревья толпились у берега. Дэрроу указал на одну из горных вершин.

— Нужно идти туда, к вершине в форме головы сокола. Там проход, что приведет нас к землям Калисонс. Так я пришел сюда.

— Мы зовем ту гору Ястреб, так приходят торговцы.

Калвин устала, одежда все еще была влажной, и было неприятно идти в мокрых ботинках. Она с тоской подумала о теплом хлебе и меде на завтрак, останься она за Стеной. Но солнце поднялось, коснулось золотом деревьев, и она уже не хотела оставаться запертой. Она глубоко вдохнула.

— Тут воздух… как желе королевы! — восхитилась она. Ее мать ощущала такое в начале приключений?

Через какое-то время она спросила:

— Думаешь, Самис пойдет за нами?

Дэрроу ответил не сразу.

— Пока он останется в Антарисе. Он не захочет уходить без ледяных чар. Да, он не рад, что упустил добычу. Но ему нравится охота, а охота не окончена.

— Он может не найти нас, — возразила Калвин, этим утром все казалось возможным.

— Может, — согласился Дэрроу с тенью улыбки.

Днем Калвин почти падала от усталости. Дэрроу заметил это.

— Стоит поспать, — резко сказал он, когда она зевнула в третий раз, — пока солнце еще греет. Идти можно и в свете луны, — он указал костылем на залитый солнцем луг. — Тут должно быть удобно.

Калвин подумала, что он дразнит ее, но он собрал груду листьев и опустился на землю. Она стояла и смотрела, как он укутывается в плащ. Она выбрала место чуть в стороне от него, легла спиной к нему. Она устала, но не могла не думать, что Дэрроу лежал в ладони от нее, она слышала его тихое дыхание. Повезло, что они спали днем, ведь ночью было бы слишком холодно, пришлось бы лежать рядом…

Ее глаза открылись. Поэтому? Он стеснялся, как и она? Но она слишком устала, чтобы думать долго об этом, и вскоре уснула.

В пути Дэрроу был бодрее. Он был вы лучшем настроении во время их пути на восток, чем за все время в Антарисе, пока он шутил, дразнил ее, пел и рассказывал истории.

Путь был непростым. Нога Дэрроу еще не зажила, и хотя он использовал костыль и чары, ему было больно. Были дни, когда они почти не двигались. Вскоре они вышли из укрытия деревьев, оказались в другой части дикой земли. Жестокие камни тянулись к небу, словно изображали башни Антариса, оставшиеся позади, и тропа шла вдоль обрывов, что тянулись так глубоко, что не было видно, что на дне. Земля была мрачной, серой и каменистой, и ночью Калвин дрожала, а ветер стонал среди камней.

Путь торговцев был чуть шире тропы. Если бы не старые лагеря, что они миновали и порой использовали, Калвин боялась бы, что они заблудились. Но черные кольца древних костров и пещеры, где ночевали торговцы, обрывки ткани и кости показывали, что они не шли слепо по земле.

В один из дней им пришлось скрываться, торговцы шли мимо. Скрытые камнями, Калвин и Дэрроу слушали ворчание мужчин и грохот телег, они тянули их за собой. В телегах были сковороды, шелк и специи. Казалось, прошло много времени, и грохочущие телеги пропали из виду.

После этого Калвин сказала:

— Интересно, кто откроет им Стену в этом году.

— Может, сам Самис, — сказал мрачно Дэрроу. — Это будет для них историей.

Даже летом горные проходы были холоднее, чем долина, они шли в свете луны, спали днем, радуясь, что солнце грело их. И среди пустоши даже были птицы и зайцы. Калвин ловила их небольшими чарами, как ее учили, и Дэрроу жарил их на костре. Она впервые была рада скучным и долгим урокам про травы, ведь Дэрроу не знал многих съедобных трав на горе. Он показывал ей, как проложить ботинки листьями, чтобы не было мозолей, и вырезал ей посох, чтобы не упасть на тропах у обрывов.

Ночью Дэрроу смотрел на тусклые звезды и указывал, за какими им нужно идти. Он говорил названия из Меритуроса и Калисонс, из Геллана, и она называла, как это было в Антарисе. Было странно думать, что у каждой земли были свои названия и истории, что она знала созвездие Дерево, а в Калисонс оно звалось Фонарь Тасгара, а в Меритуросе — Башмак.

Ночью на его лицо падали тени, и Дэрроу казался далеким, как учитель, а не товарищ, каким он был днем. Порой он не знал, что сказать ей, и если они отдыхали, он был в своих мыслях.

В один из дней он сказал:

— Я редко бывал с женщинами, — он шел впереди, она не видела его лица. — До Антариса я и десяти слов женщине не говорил. Я всегда считал их странными.

— А теперь? — не удержалась она.

— Теперь они для меня не хуже мужчин, — последовал ответ, она не знала, радоваться этому или нет.

Постепенно каменистая земля сменилась холмами, где деревья росли гуще. Воздух был жарче с каждым днем, и Калвин от дыхания ощущала себя веселее.

— Тут воздух не такой разреженный, как в горах, — сказал Дэрроу. — Ты сможешь идти дольше и выносить больше, чем люди долин, ведь умеешь лучше использовать дыхание.

Они шли в прохладе утра и вечера, отдыхали в полдень и полночь. Тут хоть были следы людей: пень вместо унесенного дерева, разбитая хижина, развалины каменной стены. Тропа стала шире, по ней было проще идти, и под ногами была земля, а не камни.

Калвин увидела вдали ферму среди холмов и поспешила вперед, словно зверь, уловивший запах, и она побежала бы, если бы Дэрроу не удержал ее.

— Калвин, нас не должны видеть, — сказал он. — Они не примут нас, поверь. И в долинах будут солдаты из Калисонс, так что нужно быть осторожнее. И никогда не показывай, что колдуешь пением. Понимаешь?

— Понимаю, — она была разочарована, она надеялась на хлеб и сыр, на специи и теплую постель от добрых людей. Но она начинала понимать, что чужаки были такими же осторожными к незнакомцам, как и народ Антариса, закрытый за Стеной. А она-то думала, снаружи будет иначе.

Они шли по холмам, по широким долинам, спали в сараях и мельницах, забирали еду по пути: дикие ягоды, овощи с полей, яйца уток у ручьев, что пересекали эту страну, соединяя фермы, как сетью на земле.

Один день они отдыхали и ловили рыбу. Калвин разделась до нижнего платья, и Дэрроу учил ее плавать. Он не смеялся, пока она отплевывалась и кашляла, а терпеливо учил, пока она не смогла проплыть пару взмахов руками. Она раскинула волосы на плечах, чтобы они высохли на солнце, и показала ему, как забрать рыбу из воды раньше, чем она поймет, что ее поймали.

— Думаю, удочка и наживка мне нравились больше, — он отошел, когда Калвин бросила рыбу на берег, забрызгав ему ноги. — У тебя мокрый метод.

Калвин села на пятки и рассмеялась.

— Но руками проще!

— Хорошо. Вызов принят, — он забросил крючок в воду. — Посмотрим, кто быстрее поймает следующую рыбу.

— Хорошо! — крикнула Калвин, подняла в торжестве добычу через пару мгновений и не скрывала счастья.

День остался в ее памяти золотым. Она сидела на солнце с Дэрроу, лакомилась горячей рыбой, которую приходилось передавать из руки в руку.

— Я еще вкуснее ничего не ела, — вздохнула Калвин, облизывая пальцы.

— В Пенлевине говорят, голод — лучший соус, — сказал Дэрроу.

— Ты второй раз цитируешь народ оттуда, — Калвин взглянула на него. — Ты там родился?

— У народа Пенлевина много мудрых высказываний. Но этого мало, чтобы хотеть родства с ними.

Ее любопытство не было удовлетворено. Как бы она ни спрашивала о прошлом, он не давал прямой ответ. Но он вырезал все линии на ее деревянном шаре, работая, пока они отдыхали, и радостно назвал ей все земли, что знал, рассказал об этих местах. Хоть она не знала, как он узнал о тех людях так хорошо, если скрывался и уходил с дороги при виде любого прохожего.

Они редко видели людей на дорогах — помощники фермера или пастухи ходили от одной фермы к другой с телегами — и они прятались в канаве, чтобы их не увидели, скрывали головы плащами, и Калвин думала, что задохнется от жары. Как-то из-за кустов они увидели патруль солдат из Калисонса с мечами и дубинками на спинах. Калвин смотрела, едва дыша, а они шли, и среди них шагал жалкого вида юноша, руки и лодыжки были свободно связаны веревкой.

— Они ведут его в Калисонс на суд, — прошептал Дэрроу.

— Что он сделал? — прошептала она.

— Может, он — вор. В этих землях голод. Может, он украл яйца из пекарни или сыр из амбара.

Юноша был худым, стражи тянули его за собой.

— Что с ним будет?

— Если повезет, почти ничего. Патруль побьет его и отпустит, он сам найдет путь домой. Если не повезет, Прокторы отправят его рабом на корабли или изгонят в Дорьюс.

— А если нас поймают?

— Будет то же самое, если узнают, что мы — колдуем песнями, — Дэрроу смотрел, щурясь, на облако пыли за патрулем. После этого Калвин не жаловалась, когда Дэрроу говорил ей уходить с дороги и прятаться.

Каждый день они слышали песни фермеров над долинами, пока они вели коз и коров, звали уток.

— Это магия? Это Сила зверей? — спросила Калвин, но Дэрроу покачал головой.

— Когда-то здесь были тайны зверей, но теперь звери не слушаются. Песни, что поют фермеры, — тень старых чар, без той силы. Ты видишь, какие худые коровы. Смотри, — он сорвал немного колосков с поля и размял в ладони, горячий ветер унес пыль с его пальцев. — Посевы тут не процветают. Жизнь высыхает, эта земля истощенная и подлая.

— Люди тоже?

Дэрроу криво улыбнулся.

— Особенно люди. Потому мы ничего не спрашиваем и не поднимаем головы.

Калвин бодро сказала:

— Если старые чары забыты, то Самис их не выучит.

— Осталось достаточно старых знаний, чтобы он смог сложить их. Но этого не хватает, чтобы земли процветали. Ты видела заброшенные фермы у холмов. Ферм все меньше с каждым годом, они продают все меньше еды городу.

— Потому солдат так много? — чем ближе они были к городу Калисонс, тем чаще прятались от патруля. — Запугать народ, чтобы им отдали всю еду?

— Может быть, — Дэрроу пару мгновений молчал, Калвин услышала низкое рычание чар, его нога снова болела, и она перестала задавать вопросы. Но она часто думала о голодном юноше, как безнадежно он тащил ноги по пыльной тропе.

Они шли много дней, почти месяц, пока не увидели Калисонс. Они замерли у мельницы на вершине низкого холма и смотрели на долину и город внизу. В отличие от серо-голубого камня Антариса и гор, земля долин была желто-серой. Калисонс словно построили из блоков свиного жира.

— Сырокамень, — сказал Дэрроу.

Кроме маленьких холмов, сделанных для медленно крутящихся мельниц, пыльная земля была ровной, словно ее выгладили, как церемониальное одеяние. Горы, что скрывали Антарис, были слабой серой полосой на западе вдали. Но Калвин не смотрела на горы или город внизу. За городом было море, которое она часто мечтала увидеть: широкий изгиб залива Сарди, сияющий изумруд на солнце, яркая лента на горизонте. Ее сердце запело, она смотрела на красивый и пугающий океан.

— Идем, — Дэрроу уже хромал по холму. — Если поспешим, доберемся до друзей к ужину.

Желудок Калвин заурчал при мысли о насыщенном рагу и холодном молоке, она поспешила за ним.

Солнце село, когда они дошли до ворот города.

— Заперто! — возмутилась Калвин.

Большие металлические врата в толстой стене из сырокамня были заперты. Никого не было видно, но она слышала слабый шум с другой стороны стены: стук и гул города, крики торговцев, шепот. Напоминало пчел для Калвин, их шум в улье.

— Врата всегда закрыты на закате. Это не важно. Мы не пойдем во врата.

Дэрроу повел ее вдоль стены. Там было не так красиво, как у Стены Антариса, и эта стена была меньше. Эта стена окружала только город, а Стена Антариса тянулась вокруг их земель. И эта стена понравилась ей еще меньше, когда Дэрроу поднял руки перед камнем и низко запел. Один из блоков медленно повернулся и открыл брешь, куда можно было протиснуться.

— Зачем стена, если ее можно миновать? — прошипела она, следуя за Дэрроу в брешь.

— Не все могут, — спокойно сказал Дэрроу. — Только железный маг.

Они прошли, и он закрыл брешь вторыми чарами. Они были внутри Калисонс.

Калвин поняла с досадой, что Калисонс был больше Антариса. Издалека город казался маленьким, а теперь она видела, что большие квадратные здания, что казались ей не больше домов фермеров, могли уместить все поселение Антариса. Они стояли у одного из зданий, скрытые в тени, и оно закрывало небо. Дэрроу тут же пошел по лабиринту переулков, людных площадей и мостов над каналами.

Хоть уже было темно, воздух был темным от жара угасшего дня, и улицы были полны людей. Калвин казалось, стены потеют, как сыр, долго лежавший в кладовке, и запах этот смешивался с запахом жареных овощей и мяса из окон. Темные скопления в сумерках и свете фонарей показывали группы людей у стен, бормочущих и следящих.

— Плотнее укутайся в плащ, — сказал Дэрроу на ухо, — если узнают одежду ведьмы с гор.

Калвин обиделась бы на ведьму, но ощущала себя маленькой, незначительной и почти испуганной. Она держалась Дэрроу, и хотя в плаще было ужасно жарко, было даже приятно ощущать ткань кожей.

Дэрроу вел их по темнеющим улицам, не позволяя хромоте замедлять его, и Калвин спешила, чтобы не отставать. Они повернули на узкую улицу, стены сверху нависали, как утесы, и она спросила:

— Куда мы идем?

— К гавани.

Калвин ускорилась. Гавань означала море, может, она даже сможет опустить руки в сияющее пространство, что заметила с холма.

Улицы сужались, извивались сильнее, запах соли говорил, что они близко. Они повернули за угол и увидели ряды лодок, покачивающихся на темной воде, услышали плеск волн.

Дэрроу повел ее мимо темных складов, амбаров, что пахли рыбой, мимо клубов моряков и рыбаков, откуда доносились разговоры и стук кружек. Маленькие лодки покачивались на волнах, словно чайки. Меньшая из лун поднималась, и созвездие Дерево уже было видно на ясном небе. Калвин было странно видеть знакомые звезды каждую ночь, хоть она была все дальше от дома, но не так странно, как этой ночью, когда звезды сияли над темным океаном. Звезды тут казались тусклее, чем в Антарисе, и она не знала, почему.

Дэрроу быстро хромал, нетерпеливо взмахивая костылем, разглядывая причалы, пока не нашел то, что искал. Калвин догнала его, он стоял и смотрел на маленькую рыбацкую лодку с веселой, но облетевшей краской. Каюта была во тьме.

— Их тут нет, — Дэрроу посмотрел на огни и слабый шум города. — Может, в гостинице на берегу.

— Мы можем подождать их в лодке? — Калвин ощущала надежду, лодка выглядела мило, тихо покачивалась на темной воде. Но Дэрроу покачал головой.

— Я не буду портить дружбу, проходя на борт без приглашения, — сказал он. — И каюта будет заперта, — он увидел удивленный взгляд Калвин. — В Калисонсе люди запирают дома и вещи. Тут недоверия больше, чем в Антарисе. Нет, я их поищу. А ты лучше жди тут. В гостиницы женщин не пускают.

— Но… — Калвин открыла рот, но закрыла его. Может, лучше хоть порой его слушаться, когда можно приберечь возражения на другое время. Она послушно села на доски и укуталась в плащ, стараясь выглядеть терпеливо. — Хорошо.

— Я постараюсь быстро, — Дэрроу ушел, хромая, по причалу. Калвин смотрела ему вслед, а потом повернулась к темному холодному морю. Она думала о большом зале Антариса, о пении и смехе сестер, о танцах девочек у костра, о тепле места. Но она и там сидела в стороне, ощущала себя одиноко, как тут.

Луна поднялась выше. Она провела немного времени за упражнениями, что помогали ей дышать и петь потоком, не прерываясь на вдохи. Один круг ночных упражнений, другой. Она пропела одну из песен весеннего фестиваля, историю о смелой Силет и ее обреченной любви к мрачному герою Верету.

Она замолкла и прислушалась. Дэрроу ушел давно. А если он не вернется? Она в панике вскочила на ноги и поспешила к огням.

Она не знала, куда пошел Дэрроу. Пение доносилось из ближайшей гостиницы, но она не могла разобрать слова. Дверь была открыта. Калвин накинула плащ на голову и хотела пройти, но путь преградили.

— Куда собралась, дамочка? — юноша с жирным лицом и тонкими волосами скалился ей.

Калвин выпрямилась, как гордая Тамен или Марна.

— Я ищу друга.

— Не там. Это частный клуб, ясно? Ты же не отсюда?

— Поговори тут с нами, яркоглазая, — сказал другой голос, Калвин увидела еще троих юношей снаружи. Один из них плюнул у ее ног. Она отпрянула.

— Нет, спасибо.

— Откуда ты? Это не голос нашего города.

Калвин быстро думала.

— Я из фермы далеко в долинах, почти в горах.

Она рассмеялись. Первый юноша потрогал ткань ее плаща. Калвин отпрянула, боясь, что он увидит ее желтую тунику под ним.

— Просто дружелюбие, — сказал он, сжав плащ кулаком.

— Из гор, значит? — сказал голос из теней. — Видела ведьм?

— Они не ведьмы, — возмутилась Калвин. — Это жрицы Богини.

— Слышите? Думаю, это ведьма! — первый взглянул на друзей и потянул Калвин за плащ, придвигая к себе. Он склонился к ней, его дыхание воняло. — Спой чары, ведьма!

Калвин пылала от ярости. Они хотели услышать чары, будут им чары. Она быстро вдохнула, прищурилась, приоткрыла рот и запела.

Юноша, дразнивший ее, тут же отпрянул, зажал руками рот, глаза расширились от потрясения. Он издал приглушенный звук, словно был с кляпом, безумно водил пальцами по рту, но не мог разжать губы.

Дрожащим от гнева голосом Калвин сказала:

— Те, кто плохо говорят о Богине и Ее слугах, не должны говорить вообще.

Юноша потрясенно смотрел на нее, но и с ужасом. Он покачал головой, все еще царапая рот. Его друзья отпрянули в шоке и страхе.

Резкий голос за Калвин сказал:

— Что тут такое?

Дэрроу шагал по камням, хромая, взмахивая костылем, лицо было злым. За ним были двое мужчин в высоких сапогах и толстых куртках.

— Они угрожали дочери Тарис и получили наказание, — кулаки Калвин были сжаты, она стояла прямо, свысока смотрела на юношу, что смеялся над ней. Он повернулся к Дэрроу, зажимая руками рот, лицо исказилось от беспомощного гнева.

Дэрроу подошел к ней.

— Убери то, что сделала, — его голос был тихим и злым. Калвин пропела ноты, и юноша отпрянул, освобожденный. Его рот раскрылся, он робко ощупал челюсть руками, плюнул пару раз на улицу, словно избавлялся от яда. Он грозно крикнул и ушел с друзьями в ночь.

— Что ты с ним сделала? — спросил один из друзей Дэрроу, восхищенный и изумленный.

— Заморозила слюну у него во рту, и все, — сказала Калвин. — Это не навредило.

— Идемте, — Дэрроу повернулся, взмахнув плащом. Калвин поспешила догнать его. Его профиль в свете луны был похож на сокола, он строго посмотрел на нее. — Это было очень глупо, Калвин.

— Я не ранила его. И он заслужил это.

— Не сомневаюсь, но не в том дело. Я говорил тебе, что в Калисонс чары боятся, что тут колдунов не любят. Тут не место трюкам. А если они побегут рассказывать городу, как ведьма Антариса остановила одному язык магией?

— Не надо нотаций, будто я ребенок! Стоит хвалить меня за остроумие, — лицо Калвин пылало от гнева. — Они не расскажут, ведь будут выглядеть глупо.

— Надеюсь, ты права, — мрачно сказал он. — Но в следующий раз постарайся молчать.

Калвин шла рядом в ярости. Она сбежала от выговоров жриц, чтобы получить лекции от Дэрроу? Было непростительно, что он говорил так с ней при друзьях. Она мрачно проворчала:

— Мужчины в Антарисе хоть не заставляют женщин исполнять их прихоти.

— Да, — сказал вдруг один из друзей Дэрроу сзади. Он был низким и кудрявым, на пару лет младше Дэрроу, с яркими темными глазами, лицо было в морщинах веселья. Он словно подпрыгивал, готовый к шалостям и веселью. Он улыбнулся Калвин. — Уверен, ты помогла этой ночью всем девушкам Калисонса. Они подумают теперь дважды, прежде чем лезть к кому-то, — он протянул руку Калвин. — Я — Занни. Этот боров — мой старший брат Тонно.

Второй был крупнее и выше, шагал за ними и поднял руку в приветствии. Он был кудрявым, как брат, но взгляд его был хмурым, его словно отвлекли от еды, и он сдвинул кустистые брови.

— Меня зовут Калвин.

— И ты из Антариса. Я это вижу, даже если бы Дэрроу не рассказал мне, — Занни кивнул на желтый рукав Калвин. — Нам нужна новая одежда, нельзя бегать так по городу. Это опасно.

Калвин вдруг ощутила странную привязанность к одежде. Да, она выделяла ее как жрицу, ведьму для тех, кто слушал истории, но ей казалось, что снимать желтое одеяние было как предательство. Никто не поймет, что она — сестра Антариса, дочь Богини. Это как лишиться части себя.

Они пришли к лодке братьев. Занни прыгнул на палубу, без шума протянул руку Дэрроу. Калвин замешкалась на причале, она еще не была на лодке. Что будет между ней и темной водой? Тонкие деревяшки, соединенные вместе.

Тонно прорычал:

— Прыгай, девочка, мы не можем ждать всю ночь.

Калвин прыгнула и пошатнулась. Лодка не двигалась, но она ощущала, как море неуверенно движется под ее пятками. Дэрроу с тревогой взглянул на нее.

— Ты скоро привыкнешь. Мы сделаем из тебя моряка, не бойся.

— Так ты не отправишь меня в горы? — сказала она.

— Не сегодня, — буркнул он и повел по палубе.

Занни занялся лампами, заполнил каюту теплым светом. Внутри было уютно, как в домике, с длинным столом, лавками с подушками по краям, шкафы и сундуки стояли в стороне, дверь вела в комнату ниже с мешками. Калвин, озираясь, втиснулась в угол за столом.

Смотреть времени не было, Занни и Тонно вытащили из ящиков еду. Там были сухари, остатки холодного рагу из рыбы и бобов, немного сушеных фруктов, но Калвин была благодарна, словно мечтала о таком пире весь день.

— Если бы мы знали, что вы придете, запаслись бы, — Занни широко улыбался, глядя, как Дэрроу терзает хлеб. — Но Тонно сделает свой горячий отвар.

Тонно уже был у плиты в углу, вскоре каюту заполнил вкусный аромат имбиря и специй. Напиток разлили в четыре чашки, Тонно толкнул одну по столу к Калвин.

— Там мед из Антариса.

Она вдохнула запах, закрыв глаза, и покачала головой.

— Не из Антариса.

Занни и Тонно переглянулись, Занни рассмеялся.

— Он был куплен на ярмарке осенью, они клялись, что это лучший мед Антариса.

— Мы хорошо заплатили, — проворчал Тонно. — С чего ты взяла, что это не горный мед?

— Я-то знаю запах моих ульев.

— Калвин была пчеловодом там, — сказал Дэрроу.

— Но мед все равно хороший, — добавила Калвин, Тонно фыркнул.

— Вы плохо поели и хорошо выпили, — бодро сказал Занни, садясь напротив Дэрроу за стол, — пора рассказать, мой друг, откуда хромота?

— Откуда она? — прорычал Тонно со ступеней, он набил сухими листьями трубку. Калвин смотрела, а он зажег ее и выпустил дым в окошко, в ночной воздух. Голубой дым пах вишней и чем-то еще. Она отклонилась к теплым доскам каюты, сжала руками чашку. Приятная усталость окутала ее, и она сонно думала, как просто тут уснуть, сидя на твердой скамейке.

Она закрыла глаза, кивала головой, смутно слыша голос Дэрроу, он описывал свой путь по горам, как поранился, пересекая Стену, как Калвин нашла его и увела, как Самис нашел его в поселении. Даже история о той жуткой ночи была нереальной, словно случилась с другими. Он сказал, как они убежали по реке, с потоком, и их унесло вдаль.

Она проснулась от смеха Занни.

— Тащи подушку, Тонно, будет обидно будить ее сейчас.

— Я не сплю, — Калвин сонно выпрямилась и моргнула в свете ламп.

— Итак, — Тонно игнорировал ее. — Ты в этот раз сбежал от него.

— В этот раз. Может, нам удастся изменить ситуацию и поймать охотника, — Дэрроу склонился вперед. — Я думал над словами Калвин в Антарисе, что остановить его можно, собрав банду колдунов и напав вместе. Я видел в Антарисе, когда жрицы пели вместе, его силы ослабевали.

— Но он все равно победил нас в ту ночь, — резко сказала Калвин. — И чуть не убил одну из сестер.

— Да, но обычно он побеждал проще. Ты была права тогда, Калвин, хоть я и не признал, — он взглянул ей в глаза и улыбнулся от ее потрясения, а потом отвел взгляд.

Занни засмеялся.

— Легко! У нас уже есть железный маг и жрица льда. К концу лета «Перокрыл» будет полон колдунов, и мы не сможем двигаться по воде!

— Это название лодки, — сказал Дэрроу Калвин, похлопав по теплым доскам. — Надеюсь, она донесет нас до Митатес для следующего этапа задания. С ее командой. Если они не против, — он вскинул бровь, глядя на братьев. Тонно хмыкнул, глядя на трубку, но Занни тепло похлопал Дэрроу по спине.

— Ясное дело! Мы не забыли обещание, данное тебе в Геллане. Мы отвезем тебя, куда пожелаешь, и с радостью, даже если это Митатес, Меритурос или где-то между.

— Тише, — буркнул Тонно. — Он наобещает тебе доставить на луну, если не остановить.

— Митатес — земля со стражами Силы огня, да? — робко сказала Калвин, пытаясь вспомнить, что ей показывал Дэрроу на деревянном шаре.

— Когда-то так было, — исправил Дэрроу. — Но теперь чары запрещены, и колледжи Митатеса делают оружие и продают всем.

Занни посерьезнел.

— Да, они гордятся, что у них нет врагов. Они продают копья Ренгану и мечи Балтимару, зовут их друзьями, а две эти земли режут друг другу глотки.

— С такой дружбой… — Тонно не закончил и плюнул в окошко.

— Но если в Митатесе нет колдунов, зачем нам туда? — спросила Калвин.

— Я сказал, что чары запрещены, а не что их там нет. Колдуны есть всюду в Тремарисе, если знаешь, как искать.

— Думаешь, мы найдем того, кто поможет сразиться с Самисом?

— Уверен. Сила огня третья по мощи. Если мы найдем мастера огня, может, станем почти достаточно сильными.

— Когда отправляемся? — Занни провел рукой по волосам, словно хотел начать сейчас.

— Как только будем готовы.

Занни кивнул.

— Нужен день на покупку припасов. И найти одежду девочке. Можно уплыть к ночи.

Тонно со ступеней сказал:

— Может, ей подойдет одежда Энны.

— И я так думал, — Занни повернулся. — Энна была нашей сестрой. Она была высокой, как ты, и не в юбке.

Калвин не видела на улицах женщину в тунике и штанах, как у нее. В Калисонсе была традиция, что девушки замужнего возраста ходили в длинных пышных юбках и фартуках. Калвин не представляла, как в этом идти, бежать или лазать, таскать юбки на себе. Она робко спросила:

— Что произошло с вашей сестрой?

Тонно хмыкнул, постучал трубкой и резко вышел на палубу. Занни сказал:

— Энна умерла от лихорадки, когда мы были маленькими. Ей и шестнадцати не было.

— О… мне жаль…

Занни печально улыбнулся.

— Да, это было давно. Завтра я схожу к тете, где остались наши вещи, и мы сделаем тебя не жрицей, а дочерью рыбака.

— Спасибо, — Калвин не смогла подавить зевок.

— Она засыпает на месте, — сказал Дэрроу. — Покажи ей лучше, где можно поспать.

Занни рассмеялся.

— Не бойся, друг! Твоей маленькой жрице места хватит.

Калвин уже заметила каюту внизу с четырьмя койками, разделенными шторками. Но Занни открыл люк, что она не заметила, и открыл маленькую каюту. Там было полно сетей и веревок, и Занни вытащил это и освободил еще две узкие кровати.

— У нас давно не было помощника, — сказал он. — Утром при свете уберемся, — он отошел, пропуская Калвин. — Прости, там сильно пахнет рыбой, — сказал он, но после ночей на досках или соломе с плащом для укрытия, Калвин не переживала. Она укуталась в одеяло, под головой была роскошная подушка с перьями, и она засыпала, успев смутно услышать голос Дэрроу:

— …вот и не моя, — Занни рассмеялся. Ее укачивала вода, и она уснула, не вдохнув и десяти раз.

Проснулась Калвин днем, Дэрроу и Тонно уже пропали в городе.

— Ушли поискать того, кто направит нас в Митатес, — сказал Занни. — Мы с Тонно знаем эту сторону бухты, мы бывали на севере в Геллане, но не на западе в Митатесе.

Они позавтракали на палубе, сидя на перевернутых корзинах для рыбы. Сидя на солнце, моргая от отраженного от воды света, было сложно не радоваться мысли, что она поплывет к широкому горизонту. Калвин бодро ела печенье. Занни улыбнулся ей.

— Занни, как вы с Дэрроу подружились?

— Он не рассказал? Мы встретили его в Геллане прошлой зимой, когда он поссорился с Самисом. Мы доставили его в Калисонс.

— Поссорился? Будто они были друзьями.

— Были друзьями, — Занни увидел ее лицо. — Он и это не рассказал?

Калвин медленно прожевала и проглотила, но печенье будто стало песком во рту.

— Нет, — сказала она, — я думала, они все время были врагами.

— О, они были как братья, когда учились в Меритуросе, хоть Самис был сыном императора и старше. Но Самис рассказал, что хочет овладеть всеми чарами и всем миром, а Дэрроу этого не хотел. Самис остался в Геллане учить магию.

— Геллан. Там он научился бы Силе видимости.

— Да, точно. И Дэрроу поплыл на юг со мной и Тонно. Но Самис следовал за ним, нашел его тут и сказал, что вырвет его сердце, если он не поможет ему. Дэрроу убежал в горы, но ты это уже знаешь, — Занни вытирал кашу хлебом. — Он не хотел терять такую дружбу, заводить такого врага. Сердце почти разбилось, да. Я не слышал, чтобы он говорил о ком-то родном, кроме Самиса.

— Но у него есть ты и Тонно.

— Да, и ты, — Занни посмотрел на нее. — Но ты знаешь, что он не из сентиментальных. Особенно в таком деле.

— Видимо, нет, — Калвин не была уверена.

Занни вскочил на ноги.

— Идем. Если будешь помогать, я научу тебя, как тут трудиться.

— Я трудилась в Антарисе, — возмутилась Калвин, но Занни лишь улыбался.

На борту было много дел, и Калвин хотела показать Занни, что она — не избалованная жрица, а может работать не хуже него. Она терла палубу, сворачивала веревки и неводы, пока Занни называл ей паруса и канаты.

Она посмотрела на медь у иллюминаторов, что была в пятнах от соли.

— У тебя есть воск для полирования?

Занни нашел ей тряпку и старый комок мягкого воска в ткани, вскоре первое окошко засияло, когда она натерла его. Занни присвистнул.

— Я почти забыл, что оно может так сиять.

— Чем чаще так делать, тем проще, — сказала Калвин с нажимом, замерев и вытерев лоб.