Практика частных явлений

Действие четвёртое

Там же. «Жилище» Первого выглядит крайне плачевно; навес сломан, от него осталось лишь несколько досок; боковые стенки покосились, лампа разбита; таз и прочее имущество разбросано по сцене; хаос, грязь, запустение. У Второго тоже плохи дела; мешок разорван, на его месте беспорядочная куча хлама. Второй валяется тут же, спит, иногда вскрикивает, воет во сне. Возле него — пустые бутылки. Первый — на своём месте, похоже, он сильно пьян. На протяжении последующей сцены он будет находиться в состоянии прострации, его реакции, поведение мало адекватны происходящему. То громче, то тише шуршит метла. Где-то пиликает губная гармошка. Иногда слышны гитарные переборы, фрагментарные каденции баса, брейки ударных, пульсация перкуссии, всплески афро-бита, внезапные «индустриальные» акценты, разнообразные блоки конкретной музыки. Иногда — конденсируется многоголосый гул настраивающегося симфонического оркестра. Свет — по возможности психоделический, с широким спектром ирреальных оттенков.

Первый (вяло, с тоской). Элен… Где ты… где ты, шляешься, Элен? Я — застрял, Элен! Элен… (Невнятное бормотание.)

Вскоре появляется Старая женщина. Она идёт очень медленно, что-то бормочет. Сначала её бормотание и бормотание Первого сливаются.

Старая женщина. Иду. Иду. Иду. По площади, по улице, по городу. Иду. По воде, по земле, по небу. Иду. Я знаю, куда я иду и куда я не иду. Ты знаешь, чего ты хочешь и чего ты не хочешь. Так любила говорить моя бабушка, так говорила она. Иду. Я хочу ничего. Хочешь ничего не хотеть? Или не хочешь. Вечная игра — слова против предметов. Предметы против понятий. Тысячи предметов. Миллионы понятий. Миллиарды слов. Кто их видел? Никто. Но они есть, слова. Иду. Иду. Мимо слов, сквозь слова, мимо всего, сквозь всё. Не упади, целуя меня. Ещё один кирпич. Всё равно я иду. (Старая женщина недалеко от Первого, но ближе к авансцене.) И слова — идут. Дождб, солб, молб. (Пауза.) Неисправная клавиша у пишущей машинки, буква «б» вместо мягкого знака. (Пауза.) Так никто и не отнес её в ремонт. (Смех.) Голб, болб, солб. Молб. Это тоже слова. Я знаю, когда я печатала и когда я не печатала. (Пауза.) Через площадь и за угол. Мимо жёлтого трупа театра. Будто. Дудто. (Садится на сломанный ящик.) Куда я иду? Кто-то ждёт меня? (Долгая пауза. Потом корчит гримасу, кокетливо.) Гудто. Зудто. (Говорит быстро.) Сто лет подряд по одной и той же ёбаной улице, сто лет подряд по одной из красивейших улиц мира, будь она проклята. Иду. Иду. Мне надо купить кефира и молока, хлеба и булки. Старые дома не узнают меня, а ведь когда-то мы были знакомы. Не беспокойся, будь счастлив! Вы, господа, буквально раздевали меня своими взглядами! Болб! (Говорит в прежнем, медленном темпе.) Что-то для кота. Он ждёт еды. Он вечно хочет жрать. Он весь в еде. Всё про еду, всё для еды, только о еде. Зудто. Если я не принесу ему еды, он сожрёт меня. А потом снова будет ждать, когда я принесу ему еды.

Второй воет во сне, вскакивает и тут же падает.

Старая женщина брезгливо косится на него.

Болб! (Перемещается по авансцене, частые остановки.) Посидеть на скамейке, подышать гарью и пыльной зеленью. Не бросай пробку в траву! Запах чужих сигарет. Запах гудков и тормозов. Фу, какая вонь! (Снова садится на ящик.) Нет, я не буду здесь сидеть. (Пауза.) Толпа вокруг памятника. Калче клаб. (Пауза.) Хорошо бы сейчас выкурить сигаретку, хорошо бы сейчас выпить немножко коньяку. Какой-нибудь смешной джаз… (Пощёлкивает пальцами в ритме легкого свинга.) Там и сям гонят ливер из Изи. (Встаёт, пощёлкивает пальцами, пританцовывает.) Милые глупости бытия. (Снова садится.) В середине информационной программы я засну в своём кресле. Рефлекс. Релакс. (Горячо.) Выбросить бы телевизор в окно! Бумс! Разлетелся бы он на куски — или нет? Они сбежались бы, стали бы махать руками, охать, орать, верещать. Нет, дорогие мои, я не смогу вас развлечь, мне не дотащить его до окна. (Пауза, потом презрительно.) Они всегда там. Морщинистые лица, дрожащие головы, высохшие тела. Остатки глаз, расслабленная напряжённость потухших взглядов. Бумс! Мимо них, сквозь них! Если вглядеться то можно увидеть… услышать, как они говорят только одно — «Я — уже не совсем я. Извини. Так получилось». Хлоп! (Встаёт, медленно подходит к спящему Второму, наклоняется, рассматривает его.) Да, так получилось. Кто бы мог подумать? (Смеётся.) Как тяжело отлучаться от жизни! Как тяжело выпадать из неё! Дудто! Болб! Бумс! (Берёт одну из валяющихся возле Второго пустых бутылок, нюхает её.) Я — иду. Я — иду. (Швыряет бутылку в сторону.) Совершенно в кайф. Необычайно в кайф! (Разглядывает мусорную кучу.) Казалось, эти слова что-то значили. Зудто. Вся эта буйная культура. (Роется в мусорной куче.) Нам не надо образования! Дадим миру шанс! (Вытаскивает из кучи старую тряпку и размахивает ею, как флагом.) Интересно, что стало с ними? (Пауза.) А что стало со мной? (Набрасывает тряпку на лицо Второго, тот мычит.) Я вижу тень твоего лица. (Смеётся.) Когда затихнешь ты в безмолвии суровом, под чёрным мрамором. Она не понимает, что этим убивает меня! (Снова роется в мусорной куче.) Фотографии и плакаты. Лица. Изменения. Отлучения. Повороты. Пересечения. Чёрные ямы пространств. (Устало опускается на колени.) Когда я была. (Пауза.)

(Тихо) Весь день выносили вещи. (Встаёт, подходит к ящику, на который садилась раньше, наклоняется за своей сумкой.) Кресла, стулья, стол. Она была балериной. (Роется в сумке.) Ширмы. Диван. Зеркало. (Зевает.) Нихт родственников. Нет естакана. (Хохочет.) Вещи — в музей! Для улучшения интерьера служебных помещений! Голб! (Пауза.) Я тоже зашла в квартиру. (Достаёт из сумки термос и пакет с бутербродами, ставит термос на ящик, разворачивает пакет.) Запах прожитой жизни. (Наливает себе чай.) Засохшие цветы. Книги. (Откусывает кусок бутерброда.) Фотографии. Альбомы. (Жуёт, потом пьёт чай.) Она отлучилась полностью. (Жуёт, потом пьёт.) Сухари в вазочке, половина луковицы… заварка в чайнике. (Пьёт.) Я тоже взяла кое-что. Извини… (Жуёт, пьёт.) Так получилось… Немного кофе в жестянке, кружевную салфетку и одну фотографию. (Завинчивает термос, убирает в сумку.) Она и молодой мужчина. Набережная, пальмы. Двести лет назад. (Достаёт платок, сморкается.) Полмира здесь фотографировалось. (Хихикает.) Потом пойдут на пляж, потом — ресторан, потом — опять пляж. Набережная. Танцплощадка. Беззаботная южная любовь. (Залезает на ящик с ногами, застывает в нелепой позе.) Ночь. Молодые, загорелые, жадные тела. Иди ко мне! Тише! (Спрыгивает с ящика, на цыпочках ходит вокруг него.) Тише… Соседи ещё не спят… тоненькая фанерная стенка… Слышен каждый шорох… Плачет ребёнок — объелся персиками… лучше на пляж! Там — темно. (Крадётся на самый край авансцены.) Можно купаться голыми. (Подпрыгивает.) Можно обвить его ногами в воде! Можно любить в песке! Песок на губах! Солб! (Ложится на спину, некрасиво растопырив ноги.) Кажется, он был военным. Часто встречала его на лестнице. В руках — цветы. Однажды её срочно вызвали в театр. Он уныло спускался вниз. Пригласила его к себе. (Ухмыляется.) Он часто приходил потом, пока его не перевели на Дальний Восток. (Торжествующе.) Она так ничего и не узнала! Бумс! Молб! (Пауза.) Кефир в сумке — день прожит. (Лежа на спине, плюёт вверх.) Половина четвёртого. (Плюёт.) Девять утра. (Плюёт.) Семь вечера. (Плюёт.) Чего семь? Чего девять? (Плюёт.) Вот такой блюз! (Вскакивает, оглядывается.) Какая духота! Ветер усиливается. Похоже, будет дождь. Я просто проваливаюсь куда-то!

Первый (встрепенулся). Элен…

Старая женщина. Что он сказал, этот застрявший? Элен? Нет, я не Элен. Нет. (Рассматривает Первого.) Да, он — застрял. И он. Как много их, застрявших. Везде они. Озабоченные своими бесконечными проблемами, беспомощные, как малые дети. Нет, я не Элен. А они всё застревают и застревают. Фонды, комиссии, комитеты. Муниципальные услуги. (Подходит к Первому, тот бессмысленно таращится на неё.) Что же будет… что же будет, если застрянут все? (Гладит его по голове.) Кто же поможет всем? (Первый икает.) Сначала ещё пытались разобраться, вели разные исследования. (Первый икает.) Нет, этому нет конца. (Щёлкает Первого по носу, смеётся, встает.) А я — иду! (Марширует на месте.) Я знаю, что я не иду, но я — иду! (Говорит в ритме марша.) Как пройти на набережную? Набережная на берегу. А у него, может, и усов-то нет. Работать надо — и деньги будут! Накатывает! (Пауза.) Я приносила ему молоко. (Пауза.) Хлеб. (Пауза.) Масло. (Пауза.) И солб. (Пауза.) Тридцать лет. (Садится на корточки рядом с Первым.) Вечно голоден — как кот. Всё никак не мог наесться. Ел, ел, ел. (Начинает кружить вокруг Первого.) Не могу сказать, что я мечтала именно о такой жизни, но и это было неплохо. Зудто! Он рассказывал мне разное — жизнь после смерти, светящийся вокзал, край света. Мне очень нравилась его дурацкая, в общем-то присказка. «Не знаю даже, что и сказать, вам на это». (Смеётся.) Странно — взрослый мужчина и не знает, что сказать. (Смеётся.) Вам на это. (Пауза. Останавливается за Первым, у него за спиной.) Первый раз я подкралась к нему ночью. До этого он ещё колебался, раздумывал, но когда он увидел искажённое страстью лицо самки, то уже ничего не смог возразить. (Громко.) Я чуть ли не силой взяла его тогда! (Отбегает в сторону, садится верхом на какое-то бревно и начинает на нём ездить вверх-вниз.) Я делала, что хотела! Он был покорным, ведомым, весь в моей власти! Бумс! Бумс! Бумс! (Сидя на бревне, ложится на спину и разбрасывает руки.) Эта схватка напоминала одну сцену из модного тогда фильма… (Лежа на бревне, покачивается.) Там играла популярная секс-бомба с лёгким налетом интеллектуальности. (Протяжно.) Интеллектуальная такая блядь… (Энергично.) Толб! Толб! Толб! (Пауза.) Я… (Тихо.) Я всегда любила кино. (Совсем тихо.) Я смотрела всё подряд, а по вечерам рассказывала ему. Всё подряд, нон-стоп.

Первый шарит вокруг себя, находит хабарик, раскуривает.

Сначала он раздражался, а потом привык, как миленький. Ждал, когда я приду.

Старая женщина встаёт, подходит к Первому, забирает у него окурок. Тот не сопротивляется, сразу валится набок.

Ждал моих рассказов. (Затягивается.) Мне очень нравился крутой боевик, в котором банда диких черногорцев охотилась за белой лошадью. Лошадь скакала верхом на обнажённой героине. (Отбрасывает окурок, смеётся.) Хлоп! Хлоп! Хлоп! (Отходит вглубь сцены.) Он считал меня ограниченной, чрезмерно похотливой и гиперсексуальной. (Делает «по-маленькому».) Да, я нравилась ему. «Ты думаешь только об этом», — говорил он мне. (Встаёт.) «Тебя ничего не интересует, кроме этого». (Стоит со спущенными трусами.) Да, меня всегда интересовало только это. Все мои благие порывы… (Одевается, поправляет юбку.) Нет, я ни о чём не жалею. Болб. (Переходит авансцену.) Моя подруга Марта упрекала меня за то, что я разбрасываюсь. (Резко.) Я не хотела ждать! (Пауза.) Я знаю, чего я хотела и чего я не хотела. (Достаёт из сумки зонтик.) Ветер усиливается? Тает снег? (Раскрывает зонтик.) Надо торопиться, надо купить хлеб. Надо куда-то спешить! Зудто! После того, как я поверну за угол, до булочной будет рукой подать. (Небольшой прыжок.) Я возьму большую дурацкую вилку и буду тыкать ею в буханки. (Прыжок.) Хлоп. (Прыжок.) Хлоп. (Прыжок.) Многие будут делать то же самое. (Прыжок.) А те, у кого нет вилок, будут спрашивать, не слишком ли чёрств хлеб. (Прыжок.) Вот и поговорили. (Прыжок.) Вот и славненько. (Прыжок.) Совершенно в кайф. (Прыжок.) Ку-ку!

Второй просыпается и, пошатываясь, встаёт. Делает шаг в сторону Старой женщины и, споткнувшись, падает. Старая женщина смеётся.

Они вдвоем ухаживали за мной — Кирилл и его суетливый приятель с немецкой фамилией. (Второй стонет.) Как-то решили поехать ночью за город, искупаться в заливе. (Второй стонет.) Где-нибудь в районе острова Сент-Джорджа. (Второй кое-как встаёт и снова падает.) Немец почему-то не смог… (Складывает зонтик, убирает его в сумку.) поехали вдвоём. Вышли из электрички. (Поднимает окурок, закуривает.) Покурили на платформе. Всё вокруг напоминало театральную декорацию. (Оглядывается по сторонам.) Тропинка, сосны, редкие огоньки дач. (Прислушивается.) Где-то негры пели рэп. (Значительно.) Бескровная победа чёрных!

Второй ползёт к ней.

Бледный свет ночного залива.

Второй смеётся.

Комары.

Второй ползёт к ней.

Рыбаки-полуночники на гряде.

Второй подполз совсем близко, но Старая женщина отбегает в сторону.

Когда мы выходили из воды, он взял меня за руку.

Второй, смеясь, ползёт к ней, она, смеясь, отбегает в сторону.

Долго мы брели по отмели.

Та же игра.

Он так держал меня за руку… (Смеётся.) Уже потом, через семьдесят лет, я поняла, что это было острее сотни иных слияний.

Второй ползёт — она отскакивает.

Тем более, что итог один — воспоминания.

Та же игра.

Среди деревьев он обнял меня и посмотрел мне в глаза.

Второй прыгает на неё, но не дотягивается. Она отскакивает и, поскользнувшись, падает.

Мы упали на песок.

Оба смеются.

Начало июня — песок на губах!

Пауза. Первый заворочался.

Как-то я дважды ходила за хлебом. Будто. (Пауза.) Видимо, я сильно провалилась в тот день.

Первый (скулит). Элен. Элен. Где ты, Элен?

Старая женщина. Он всё твердит это имя. Он ждёт какую-то Элен. Нет, я — не Элен. (Приподнимается на локтях.) Они все со странностями, эти несчастные застрявшие. Может быть, я напоминаю ему кого-то? Ту, которую зовут Элен? (Пауза.) Тридцать лет. (Пауза.) Они капризничают, ворчат, они категорично судят обо всём. (Встаёт.) Быстро или медленно пролетели тридцать лет? Сорок лет? Сто лет? (Отряхивается.) Нон-стоп. Когда мне 64. Я не знаю, с чем сравнивать. Я и не сравниваю. Я — иду.

Второй швыряет в неё смятую газету, она увертывается. Берёт что-то из кучи мусора и швыряет во Второго. Попадает.

Булочная на берегу! (Снова швыряет.) Как надоела эта зависимость от бессмысленных потребностей высыхающего тела! (Смеётся, швыряет чем-то в Первого.) Король Хлеб! (Швыряет во Второго.) Герцогиня Булка! (То же действие, швыряет поочередно, то в Первого, то во Второго.) Герцог Кефир! Синьор Помидор! Ролб! Ролб! Ролб!

Первый снова заваливается набок. Второйк уда-то уползает.

(Переводит дух.) Ключ в замок — вперед, направо, на себя. Ритуалы! Рефлексы! Релаксы! Ежедневный осмотр пустого почтового ящика! (Бьёт ногой по мусорной куче, разбрасывает хлам в разные стороны.) Позвонить на почту и спросить. «Почему же вы не приносите мне уведомление с того света? Вы что, потеряли его?» Ах, суки! Я буду жаловаться, я буду писать, вызывать, звонить, орать, тошнить, блевать, срать, бить стёкла, сжигать дома, вычерпывать реки, опрокидывать машины, рвать траву, ломать деревья! Долб! (Вне себя от гнева.) Ещё его раздражало, что я проваливаюсь! (Чужим голосом.) «Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?» (Зло.) А как объяснить? Я и сама не знаю. Это происходит — и всё! Просто происходит. Странное чувство. (Пауза.) Липкая пустота… будто бы земля раздвигается и ты повисаешь в бездонной пропасти. Ау-у-у! (Пауза.) Ни хрена не даёт ответа. Только не знал он, лапочка, что после того, как я провалилась в первый раз, я уже никогда не возвращалась назад до конца. Ни-ког-да. Нельзя вернуться. Им только кажется, что ты возвращаешься. И ему казалось. А я всё больше оставалась там, в липкой пропасти. Я проваливалась всё глубже и глубже. Я и сейчас проваливаюсь. Просто проваливаюсь куда-то!

Первый. Элен? Где ты была? Где ты была, Элен?

Старая женщина. Шлепс!

Первый. Элен… Ты не Элен, да?

Старая женщина. Нет никакой Элен. И не было никогда. Болб, молб. Даже сейчас я думаю об этом. Я продолжаю думать об этом. И морщинистые головы — они тоже думают об этом. (Злобно хохочет.) Взять и спросить у кого-нибудь из них. «Уважаемая морщинистая голова, уважаемое высохшее тело, не будете ли вы так любезны, ответить на один крохотулечный вопросик? Нашим читателям было бы очень интересно узнать — думаете ли вы об этом?» Джух! Вспышка в остатках глаз! (Пауза. Потом тихо.) Все думают об этом… Старик, который прихватил меня возле бани… Ему сильно мешал живот, никак не мог дотянуться до меня, как следует. Оттолкнула его, ушла. До сих пор не пойму, зачем этот тип, с которым я познакомилась в универсаме, в самый последний, в самый кайфовый момент, подсовывал мне курицу под попочку? Холодный, мокрый, шершавый цыплёнок… Шуба-дуба-блюз!

Первый вновь сел. Трёт лицо руками, пытается привести себя в порядок, причёсывается. Старая женщина находит метлу и начинает уборку возле его ящика.

Это ещё в школе началось. Сладкая дрожь. Загадочные риффы секса. Мощный драйв желаний. Я не могла справиться с собой.

Усмехается, Первый тоже.

Он учил меня играть на гитаре. Держи ритм! Уан, ту, три! Ходили на концерты. Муви! Улица Рубинштейна, 13. Толпа у входа. Тупорылые дружинники. Озверевшая старуха-билетёрша. Наверх!

Первый усмехается.

Вперед! Голб! Молб! Долб! Возбуждённые лица счастливых заговорщиков. Солб! Настройка инструментов. Толб! Пьянство на каждом углу. Бумс! Бородатый ведущий с бабочкой. Рёв зала. Хоп! По фойе бегает хорошенькая маленькая брюнетка с большой косой. Песня о чужестранце. В городе чужом, незнакомом…

Первый усмехается, она тоже.

Он собирал пластинки и всё хвастался одной, на которой Джон Майл играет карандашом на бубне. Его убили потом. Или в армии — или в тюрьме. Или не его. А, не помню я…

Появляется Второй, он тащит огромный пустой мешок.

Где-то я работала, по выходным всей компанией часто ездили за город, куда-нибудь поближе к воде. Забудь своё имя и стань рекой. Шашлыки, гитары, палатки и прочая ерунда. Воскресным вечером — назад, в душной, вонючей электричке. Толкотня. Здравствуйте, товарищ понедельник!

Второй начинает складывать в пустой мешок разбросанные вещи. Старая женщина подметает и кое-что относит в мешок. Первый выскребает из корзины остатки еды.

Однажды на соседнем озере произошел странный случай — из воды вынырнуло чудовище доисторического типа и стало громко, тоскливо выть. Ву-у-у!

Первый смеётся, Второй тоже.

Да, жизнь не сахар. Вызвали солдат, пожарных, омоновцев. Приехало несколько «Скорых». Кто-то сошёл с ума. Прощелыга-репортёр с лицом честного негодяя, сказал потом по ящику, что это была обычная массовая галлюцинация, вызванная большой концентрацией нитратов, соцнеравенством и софистикой демократов. Смотри, не сдохни, как собака!

Все трое смеются.

Теперь бы на такое мелкое событие никто бы и внимания не обратил. Ну, эназа брик ин зе вол… Делов-то! После появления Сэра Френсиса уже никто ничему не удивляется. (Пауза.) А я — иду! (Снова продолжает уборку.) Помню, застрявший всё спрашивал меня. «Ну, что там слышно новенького про Сэра Френсиса?» Очень его это интересовало. Да, он близко, Сэр Френсис, его уже много раз видели в черте города. Он не один, с ним его оруженосец Платини. Хотя и это уже никого не удивляет по-настоящему. Так, мелкая тусовка. Вот когда он только-только появился, тогда все были напуганы! Взбудоражены!

Первый настороженно застыл. Второй залезает в новый мешок.

Я тоже как-то здорово струхнула… когда ночью кто-то постучал в окно. Только прошла последняя электричка в сторону города, шесть минут второго, тишина — и вдруг… Ух! Но оказалось — это трое молодых ребят, они страшно проголодались после ночного купания и попросили чего-нибудь поесть. Веселый стёб, смехуёчки разные… Я как раз убирала со стола. Я угостила их чаем, бутербродами. (Остановилась, с улыбкой.) Один из них так пялился на меня, кто знает, в иной ситуации… Но в соседней комнате меня ждал он, я проводила ребят и пошла к нему. (Пауза.) Два дня он прожил у меня. Я угощала его яблоками, которые Татьяна привезла из своего сада, мы о чём-то говорили… иф ю вона… я вдруг поняла, что он не слушает меня, а только делает вид. Смотрит на мой рот. (Мстительно.) Я тоже взяла и отключила слух, сосредоточилась на его губах… (Хищно.) Солб… Где-то сбоку пролетали какие-то слова, которые, как всегда, ничего не значили. Вдруг он набросился на меня, стал вдавливать в стенку, терзать, кусать, мять! Он не любил меня, но какое это тогда имело значение?! (Заканчивает уборку и выходит на авансцену.) А рано утром прибежал взволнованный сосед, полковник в отставке. Он долго служил на Дальнем Востоке. Союз Нерушимый! Он любил рассказывать, как в молодости у него был роман с балериной. Однако на этот раз его было трудно узнать! Хорошо выбритый, с прекрасной выправкой, он шатался, брёл согнувшись, придерживал отстёгивающийся протез и что-то гневно, шепеляво кричал беззубым ртом, показывая рукой в сторону леса. Оказывается, только что, на опушке леса, мимо него промчался Сэр Френсис! Полковник побежал было дальше — собирать народ, звонить в милицию, но метров через десять поскользнулся, упал в некошеную траву, из горла у него хлынула кровь и он тут же умер. А Сэр Френсис так и не появился у нас, очевидно, у него были совсем другие планы. Болб!

(Пауза.) А я — иду. Я продолжаю идти. Пора кормить обжору-кота. Пора переходить площадь. (Собирается.) Пора пробиваться на ту сторону. Молб! (Неистово.) Я просто проваливаюсь куда-то!

Второй громко чихает в мешке. Мерно шуршит метла.

Первый. Элен. Элен. Где ты была, Элен?

Старая женщина. Солб.

Первый. Это ты — не Элен?

Старая женщина. Молб.

Первый. Это не ты, Элен?

Старая женщина. Это я, не Элен. Это не я.

Первый. Где же ты, Элен?

Старая женщина. Я просто проваливаюсь куда-то.

Первый. Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?

Старая женщина. Я была в алмазных небесах. Я гуляла в застывшем лесу. Я видела душу подземелья. Я собирала цветы невозможности.

Пауза.

Первый. Я — голоден. Я — голоден!

Старая женщина. Ты — кот.

Первый. Ты принесла молока?

Старая женщина. Да, я принесла хлеба.

Первый. А масла?

Старая женщина. И молока.

Первый. А хлеба?

Старая женщина. И масла.

Первый. А воды? А огня? А света? А всего, что угодно? А чёрт знает чего?

Старая женщина. Да. Да. Да.

Первый. А соли? Ты обещала принести соль!

Старая женщина. Солб. (Пауза.) Ветер усиливается.

Первый. Нет никакого ветра.

Старая женщина. Нет, ветер усиливается.

Первый. Похоже, будет дождь.

Старая женщина. Дождь идёт постоянно.

Первый. Как его зовут?

Старая женщина. Не скажу.

Пауза.

Первый. Ты тридцать лет проходила на своих ногах.

Старая женщина. Расскажи что-нибудь.

Первый. Тебя интересует только это.

Старая женщина. Болб.

Первый. Искажённое страстью.

Старая женщина. Нигде-то я не была.

Первый. Что там слышно новенького?

Старая женщина. Я подкрадусь к тебе ночью.

Первый. Я уже рассказал тебе всё, что знаю.

Старая женщина. Я плохо знаю новую музыку.

Первый. Тридцать лет.

Старая женщина. Я видела боевик с философским подтекстом.

Первый. Фак ю.

Старая женщина. Я просто проваливаюсь куда-то. Я всегда проваливаюсь.

Первый. Любопытно.

Старая женщина. Я не хочу проваливаться. Я буду проваливаться. Как сладко проваливаться.

Первый. Забавно.

Старая женщина. Мне нравятся «Пинк Флойд» и «Джетро Талл».

Первый. У тебя только одно на уме.

Старая женщина. Банда саблезубых тигров. Лошадь с кинжалом в зубах.

Первый. Что там Сэр Френсис?

Старая женщина. Бумс.

Первый. Похоже на Сокурова.

Старая женщина. Его уже видели много раз.

Первый. Что делать, когда он придёт?

Старая женщина. Каждый должен решить это сам.

Первый. Что — решить?

Старая женщина. Что-то.

Первый. Пойми, в моём положении.

Старая женщина. Если он должен прийти, то он придёт. Сопротивляться этому — бессмысленно. Даже седой полковник — он воевал с белофиннами, освобождал Прагу, арестовывал Кальтенбруннера, выселял крымских татар, крутил роман с балериной, служил на Дальнем Востоке и лично допрашивал Буковского — но даже он ничего не смог сделать и упал с разорванной аортой в некошеную траву в половине девятого утра.

Пауза. Второй чем-то шуршит в мешке. Метла метёт.

Телефонный звонок. Первый не сразу берёт трубку.

Первый. Да. Я слушаю. Откуда? Из Небесной Канц… Да, просил. Точно ничего неизвестно? Ну что ж… (Смеётся.) Не знаю даже. Может быть, будет? Прекрасно. Чудесно. А? Да, в общем-то, уже всё равно. Спасибо. Что? Что они просили узнать? Как тут обстоят дела? (Пауза.) А они, шефы эти ваши, не знают? Им бы и карты в руки. А, разладилась обратная связь… Ну, ясно. Я ещё тогда обратил внимание, что у вас хреново работает телефон. Что? Да, могу. Могу. Хотя сказать мне особенно нечего. Да и что тут может происходить? Я вот застрял… Да-да, по-прежнему. А вокруг — вокруг площадь. Асфальт растрескался и ни к чёрту не годится — ямы, выбоины и так далее. На театр лучше бы не смотреть вовсе — краска облупилась, штукатурка осыпается, похоже, скоро всё здание рухнет. На деревьях — пыль. Пыль! Из автобусов вываливаются вспотевшие туристы и глазеют на всё подряд. Вот так. Ну, а в целом — жизнь катится в обычном своем ритме… в обычном ритме, говорю. Ещё что? Ещё… А ещё по вечерам в окнах зажигается свет. Люди торопятся домой, хлопают двери парадных. Кто-то едет на лифте, а кто-то — если не слишком высоко и позволяет здоровье — идёт пешком. Люди заходят в свои квартиры, надевают домашние тапочки и кладут на место дверные ключи. Каждый из них всё знает в своей квартире — где лежат щётки, запасные тюбики с зубной пастой, старые газеты и чистые носки. Люди зажигают свет в ванной, моют руки и лицо, вытираются полотенцем и идут на кухню, ужинать. Они включают чайник, режут хлеб, достают из холодильника, что бог послал и начинают есть. Они — едят!

Старая женщина. Конечно, едят. Молб! Чего же им не есть-то?

Первый. Вот они и едят!

Старая женщина. Проголодались за день, как коты — вот и едят.

Первый. Да, они проголодались и хотят есть! Они ужинают!

Старая женщина. Что же им — завтракать вечером? Солб.

Первый. Шмолб! Долб! Волб! Они ужинают! Они приходят домой и ужинают! У кого-то вкусный ужин, у кого-то — не очень, но всё же и это лучше, чем ничего! Они ужинают! Дневные заботы съёживаются, отступают, откатываются прочь, не в силах противостоять мощному натиску сосисок и жареной картошки! Бесконечные тусовки, витиеватые проблемы, долги, очереди, звонки, рукопожатия — весь этот гон, всё это суетное многообразие каждодневности замирает, как парализованное, чухается где-то на задворках голодного мозга, подавленное порцией тушёных овощей с майонезом. Потом, после ужина, вновь зашевелятся неугомонные щупальцы дел и делишек, но это будет потом! А пока что они — едят! Они — ужинают! (Отбрасывает телефонную трубку.) Человечество ужинает! В урочный час люди моют руки, вытираются полотенцем и садятся за стол! Как бы там ни было! А внизу, за окном — взгляни! — творится такое! Чёрт знает чего только не происходит! Разрушается здание театра, потрескался асфальт, Элен куда-то проваливается, мертвецы с мешками бродят по улицам, Сэр Френсис рыщет в пригороде, саблезубые черногорцы сражаются с обнажённой американкой, космонавты пьянствуют на орбите, лоси блокируют здание Главпочтамта, компьютеры сражаются с телефаксами, демократы реставрируют Берлинскую стену, коммунисты уходят в тибетские монастыри. Джон Майл стучит карандашом по бубну, кришнаиты снимают фильмы про некрореалистов, джазмены братаются с панками, вампиры ловят контролёра, блинная превращается в храм, застрявшие плачут в тумане, на губах хрустит песок, миллионеры сдают пустые бутылки, кроты осваивают таблицу умножения, птицы разворовывают Эйфелеву башню, Татьяна разводит гнилые яблоки, дирижабли требуют отмены границ, доисторическое чудовище травится газом, женщины в парке насилуют одиноких прохожих, голодные юноши загоняют маленькую художницу в крапиву, рыба ест гору, три равняется восьми, смерть играет на гитаре, Солнце врезается в Луну! Мир разлагается на составные и катится в тартарары, но как бы там ни было, каждый вечер в окнах зажигается свет, человечество моет руки и садится ужинать! И я не знаю, не знаю, не знаю, что сказать вам на это!

Пауза.

Шуршит метла. Второй вылез из мешка и возится со своим барахлом.

Слышны крики, ржание и топот коней, бряцание оружия.

Старая женщина. Голб! На этом всё могло бы закончиться…

Шум боя становится ближе.

Первый. Что это такое?

Старая женщина (ухмыляется). Наверное, это Сэр Френсис скачет сюда…

Первый. Сэр Френсис? Он — здесь? (Оглядывается.)

Старая женщина (привстала, смотрит куда-то за пределы сцены). Да, похоже это и в самом деле Сэр Френсис. Вот ты и дождался его! (Смеётся.)

Шум нарастает. Появляется Платини, весь взмыленный, в доспехах.

Платини. Эй, люди! Сэр Френсис призывает вас под свои знамёна, сражаться против прохвоста Сида Шелкопёра за честь Великой Королевы Шотландской!

Второй. Угу. Прямо вот сейчас всё брошу и побегу.

Платини (недоумённо). Хм… (Обращается к остальным.) А вы что сидите? Разве вы не слышите, Сэр Френсис зовёт вас!

Первый. Э-э-э… Как бы вам… Дело в том, что я — застрял. Не могу сдвинуться с места.

Старая женщина (хихикает). Голб… Я просто проваливаюсь куда-то…

Первый. Простите, а вы — кто?

Платини. Меня зовут Платини. Я оруженосец Сэра Френсиса! Мы сражаемся за честь Великой Королевы Шотландской против проходимца Сида Шелкопёра и его гнусных клевретов!

Первый. Вот оно что… так значит, Сэр Френсис на самом деле существует?

Платини. Ещё бы! Кое-кто, правда, говорит, что его нет, но это чистейшей воды враньё! Да вот он сам, скачет сюда!

Голос Сэра Френсиса. Платини! Где ты, Платини!

Платини. Я здесь, Сэр Френсис, я — здесь!

Голос Сэра Френсиса. Что ты там делаешь?

Платини. Да вот, тут человек застрял…

Голос Сэра Френсиса. Как это — застрял? Где?

Платини. Не знаю. Говорит, застрял — и всё.

Голос Сэра Френсиса.

Платини. Он не спит. Он не может сдвинуться с места. Что-то держит его мёртвой хваткой…

Голос Сэра Френсиса. Чёрт те что!

Платини. Вот и я не пойму в чём тут дело!

Голос Сэра Френсиса. Ерунда! Я сейчас разберусь! Эй, любезный, ты слышишь меня? Я, Сэр Френсис, призываю тебя под свои знамёна, сразиться во имя Великой Королевы Шотландской! Это немалая честь, ты уж мне поверь! Мне нужна твоя помощь! Теснит меня Сид Шелкопёр!

Первый. С удовольствием я бы, Сэр Френсис! Но…

Голос Сэра Френсиса. Да что там такое?

Первый (в отчаянье). Застрял я, Сэр Френсис, застрял!

Голос Сэра Френсиса.

Шум боя усиливается.

Платини. Великий боец Сэр Френсис! Как он их чехвостит!

Первый (восхищённо). Да! Да!

Оба смотрят в сторону боя.

Платини (гордо). Нет ещё такой силы на свете, которая могла бы с ним справиться! (Меняет интонацию, деловито.) Послушайте, сударь… Не найдётся ли у вас чего-нибудь перекусить по быстрому? А то я, сами понимаете, весь день на ногах…

Первый. Кое-что есть, пожалуйста. Масло, молоко, хлеб…

Платини. О! Благодарю! Что может быть лучше свежего хлеба с маслом! (Ест.) Да вы не расстраивайтесь! Сэр Френсис живо вытащит вас отсюда!

Первый. Вы уверены?

Платини. Запросто! Он что угодно придумать может!

Первый (зачарованно). Скажите… а кто такой Сид Шелкопёр?

Платини (сердито). Негодяй и проходимец, авантюрист и голландский сутенёр! Злейший враг Сэра Френсиса! Ну и мой, разумеется… (Смотрит на Второго.) А он-то всё работает. Вроде, наплевать ему на всё…

Первый. Да он — мёртвый.

Платини. А, ясно…

Первый. Вот Шотландская Королева — она кто?

Платини. Она — Королева Шотландии.

Первый. А, ясно…

Старая женщина. Я просто проваливаюсь…

Платини порывается что-то сказать. Стук копыт.

Голос Сэра Френсиса. Видали, как я их! Будут знать Сэра Френсиса и Великую Шотландскую Королеву! Ну, а сейчас мы займёмся тобой!

Первый. А потом?

Голос Сэра Френсиса. А потом — что есть силы толкнуться и прыгнуть наверх!

Первый. И тогда…

Голос Сэра Френсиса. И тогда ты будешь свободен! Ну, вперёд! Да не бойся!

Платини. Делай, как он говорит!

Первый пытается прыгнуть вверх, но у него ничего не получается.

Голос Сэра Френсиса. Да смелее! Сильнее, сильнее давай!

Первый прыгает вверх ещё раз и на этот раз освобождается.

Вот и всё! Ты боялся напрасно! Иди поскорее сюда!

Первый пошатываясь, уходит к Сэру Френсису.

Платини. Браво, Сэр Френсис!

Голос Сэра Френсиса. Вот тебе двуручный меч! Держи!

Голос Первого. У него что — две ручки? Ой, какой тяжелый!

Платини хохочет.

Голос Сэра Френсиса. Ё-моё, мужик ты или нет? Сильнее надо держать. Вот так! Теперь, когда враги приблизятся, махнёшь этой игрушкой разок-другой — они сразу разлетятся в разные стороны!

Голос Первого. Ага…

Платини (ест). Ай да Сэр Френсис! (Старой женщине.) Ловко он его вытащил!

Старая женщина. Солб. Молб. Бумс!

Платини (растерянно). Чего?

Голос Первого. Сэр Френсис, я давно хотел спросить…

Голос Сэра Френсиса. Валяй, спрашивай.

Голос Первого. Сэр Френсис, скажите, а почему говорят, что ваше имя — это псевдоним популярного литературного героя, жившего в XVIII веке?

Голос Сэра Френсиса. Да как сказать… Может, оно и так, но я не советую особенно доверять лингвистам и филологам. Ну, а потом — ты же видишь меня! Значит, я — есть.

Голос Первого. А вот ещё. говорят, что вы можете одновременно появляться в самых разных местах планеты…

Голос Сэра Френсиса. Запросто.

Голос Первого. А ещё, вы в самом деле умеете декламировать стихи на готском диалекте? Танцевать в воздухе джигу? Чинить жестяную посуду? Собираете коллекцию бытовой обуви? Учите птиц играть на фаготе?

Голос Сэра Френсиса (добродушно). Да, я умею много разных штук. И тебя научу, вот увидишь! Но сначала нам надо сразиться как следует во имя Великой Королевы Шотландской! Покажем виды этому мерзавцу Сиду Шелкопёру!

Голос Первого. Я готов, Сэр Френсис!

Голос Сэра Френсиса. Вот и отлично!

Платини (ест). Он у нас попляшет!

Голос Сэра Френсиса.

Платини (с готовностью). Да я уже всё съел! Иду! (Убегает, дожёвывая на ходу.)

Слышен шум боя. Второй возится возле мешка.

Старая женщина что-то бормочет. Шуршит метла.

КОНЕЦ

осень 1989 — осень 1992 гг.

Ленинград — Комарово — Санкт-Петербург — Молодёжное