По преданиям, раньше в дремучих лесах водилось не только множество живности, начиная от кабанов и медведей и кончая зайцами и бурундуками, но и жили их хозяева – лешие. Леса уже давно большей частью исчезли, а в оставшихся – чрезвычайной редкостью стали не только кабаны с медведями, но и простые ящерицы. Грустно, конечно, но кому предъяву сделать – советской власти или всему человечеству? Но ладно, это к слову.
Внешний вид лешего описывают по-разному, в зависимости от той или иной местности или края. Я же его опишу так, как это сделал старый знахарь Афанасий Плетнев из деревни Пихтовка, что расположилась в глухомани у кромки тайги на севере Новосибирской области. За свою долгую жизнь ему довелось видеть хозяина леса несколько раз. Его рассказам я склонен верить, ибо этого лесного парня встречали в тайге в разные годы еще несколько жителей деревни, которые описывали его мне примерно так же, как дед Афанасий.
– В самый первый раз случилась эта история еще до войны, – рассказывает Плетнев. – Я с матерью ходил в тайгу за клюквой. Клюква тогда удалась на славу, мать выпросила в колхозе лошадь, и мы, набрав в корзины ягоду, сносили ее на поляну, где паслась привязанная к колышку лошадь, и ссыпали в короба. Работа шла споро, и мать уже начала собираться домой и вьючить кобылку коробами, когда я пошел к болоту в последний раз – один короб еще оставался неполным.
Дошел я до болота, как вдруг услышал детский плач. Что такое, думаю, неужто дите малое заблудилось или бросил его тут кто? А мне самому тогда было еще только двенадцать, но, по деревенским меркам, считай, уже взрослый малый, по хозяйству помощник. Плач доносился из зарослей огромного, чуть не в рост человека, папоротника. Иду я на звуки, а они все удаляются от меня, будто ребенок этот убегает. Рассердился я и погнался за ним, сейчас, думаю, поймаю – уши надеру. Сколько я так бежал, не помню, кажется, вроде минут пять или десять всего, но только когда выбежал из папоротниковой гущи, оказался в незнакомом мне месте – кругом бурелом, тайга нехоженая и темно от густого леса, кронами кедрачей небо загородившего, да еще облачность стояла, и было все словно в сумерках. И уже и не плачет никто, только где-то, то с одной стороны, то с другой, кто-то вроде как охает.
Боязно мне стало, я и обратно рванул, мотылялся по этому папоротнику туда-сюда, но только смотрю – на прежнее место вышел. Ничего понять не могу, вроде по старому примятому следу шел, ан нет – заплутал. Стал аукать, слышу, откликается кто-то, но только не мамкин это голос был, но я все равно пошел на него, думаю, добрые люди выведут в деревню. Однако вместо этого лишь еще больше в тайгу забрел, совсем непроходимый лес стал, а никого не нашел, и откликаться мне больше никто не думал.
Выбрал я валежину поудобнее, стряхнул с нее опята, ее облепившие, и пригорюнился – ведь ночь наступает. Дикого зверя я не боялся, в это время года он сытый, разве что на медведицу с медвежатами набредешь. Она за детенышей за своих вмиг порвет, как промокашку. Тут дело в другом: по ночам уже заморозки начались – конец августа стоял, и я боялся замерзнуть, поскольку костер развести не было возможности – спичек у меня не было.
И так я смотрю на наступающие сумерки и плачу. Вдруг слышу, кто-то невдалеке тоже всхлипывает, повернулся – и душа в пятки ушла. Сидит на пне старичок ростом с вершок, в распоясанном бобровом полушубке, лицо такое синюшного цвета, морщинистое, глаза, зазывные такие, зеленым огнем горят, волосы косматые, тоже с зеленью, на траву болотную похожие. Сидит, значит, он, зайчонка к груди прижимает, на меня тоже смотрит и сопли пускает – хныкает, аж душу дерет. У меня нервы в тугой узел сплелись, я чуть с валежины не свалился от страха – мать честная, да это же лешак! Я про него от деревенских и раньше слышал, и вот, теперь и повидать привелось. Значит, понял я, это он на меня оморочь навел, плутать на ровном месте заставил.
Ну, я знал, что в таком разе надо одежду наружу вывернуть и обувь на ногах местами поменять. Ну, я быстрехонько так и сделал, а когда на пень глянул – лешака как не бывало, будто его и не было, один зайчонок на пне сидит, ушами прядет. Я уж было подумал: да не померещилось ли мне? Однако в ту же секунду услышал издалека голос матери моей, меня кликала. Пошел на него, и точно – она была не так уж и далеко от меня, обрадовались оба.
Вот такую историю я услышал от деревенского знахаря.
Что касается меня, то я пару раз в год выезжаю в лес за грибами, иногда далеко уезжаю и в глушь забираюсь, но никогда лешего не встречал. Но вот звуки странные, типа эха, хруст веток рядом, когда и зверья-то поблизости никакого нет, или странное ощущение, будто тебе кто-то в спину смотрит, а обернешься, пусто, – это случалось. Поэтому, когда я вхожу в лес, я обращаюсь с приветствием к его незримому хозяину и смиренно прошу позволения попользоваться его угодьями. Вроде помогает – всегда на грибные места натыкаюсь. Не знаю, может, просто везет?