Правда о «Вильгельме Густлофе»

Глава 18

Устав втаскивать людей на катер, Бок отпустил борт и рухнул, обессиленный, на пол. Он упал прямо на человека, который, скрючившись, лежал внизу, и к своему удивлению разглядел четыре золотых шеврона, блестевших при слабом свете луны.

«Мой бог, это же наш капитан», — вскричал он. Действительно, это был капитан Фредерик Петерсен, главный человек на «Вильгельме Густлофе». С первых минут после попадания торпед он вместе с другим офицером приютился в этом комфортабельном катере, предназначенном для особо важных персон.

Едва мать и сын Майдели и Бок оказались в катере, как высокая волна подхватила его и смела с палубы. Их погнало к трубе лайнера, и все в этот момент подумали, что катер разобьется об нее. Но затем его развернуло и направило на шлюпбалки. Теперь все боялись, что он застрянет между ними, но в конце концов огромная волна вынесла их вместе с катером в море.

Лейтенанту Данкелю, который карабкался по железной лестнице трубы, были отчетливо видны катера, находившиеся на палубе. Он мог бы сесть в один из них, но с высоты видел, какую они представляли опасность. Он был убежден, что их всех разнесет в щепки. Когда первый катер благополучно вынесло в море, он очень удивился. Второму катеру тоже повезло, но третий ударился о надстройку и разбился на несколько частей.

Примерно в это же время волна смыла Эву Лук, шестнадцатилетнюю девушку, которая попала на корабль вместе с матерью и шестилетней сестрой. На ее счастье, на ней был спасательный жилет. Семья Луков оказалась заблокированной в музыкальном салоне на нижней прогулочной палубе, поэтому они не имели почти никакой надежды на спасение. «Затем все помещение как-то накренилось, и люди начали кричать, — записала Эва позднее в своем дневнике. — Они в буквальном смысле были сметены в одну кучу вдоль накренившейся палубы. Огромный рояль вдруг сорвался с места и поехал по переполненному людьми помещению, калеча женщин и детей на своем пути, отбрасывая уцелевших в разные стороны. С диким звуком, как будто чья-то огромная рука одновременно нажала на все клавиши, рояль ударился о левую стену».

Эва взяла свой чемодан с фамильным серебром й пошла дальше наудачу искать выход. Один из матросов схватил ее за руку и, прокричав: «Быстро отсюда», повел маленькую группу сквозь толпу.

«Моя мать забыла надеть ботинки, а я поднималась наверх по железной лестнице в туфлях на высоком каблуке. Люди вокруг меня попадали на пол, когда корабль начало перекатывать из стороны в сторону, но мне удалось схватиться за ступеньку и втащить вслед за собой младшую сестру. Моя мать последовала за нами на верхнюю палубу.

Когда мы туда поднялись, то увидели страшную картину. Корабельная труба лежала параллельно воде. Люди прыгали в волны. Я услышала звук корабельной сирены и почувствовала, как ледяная вода вцепилась в мои ноги. Я крепко прижала к себе сестру. Больше я ничего не ощущала, кроме воды, которая сбросила меня с борта в море».

Последняя ужасная конвульсия «Густлофа» произошла, когда переборки и бронированные двери стали лопаться под давлением тысяч тонн воды, затопившей нижние палубы. Это продолжалось около минуты, после чего лайнер лег на левый борт. Труба лежала теперь горизонтально поверхности моря и на одной высоте с ним.

Матросы, откачивавшие помпой воду, оказались в ловушке и погибли. Только одному из них удалось выбраться через вентиляционный люк.

На нижней прогулочной палубе заблокированными оказались около двух тысяч человек. Некоторые были загнаны туда вооруженными матросами, которые пытались таким образом пресечь панику. Другие сами ринулись туда, поверив успокоительным сообщениям с мостика и стремясь укрыться от холода и ужаса, творившегося на открытой палубе. Они Надеялись на обещанную скорую помощь.

Когда «Густлоф» накренился так, что палубы встали под прямым углом по отношению к поверхности моря, все эти пассажиры посыпались вниз к окнам, которые обрамляли палубу. Стекла разбились, и они ринулись навстречу своей смерти. Лишь одному человеку удалось избежать ужаса последних минут в этом помещении. Это была Мария Купфер, которая' вскарабкалась на плечи одного из мужчин и выбралась через разбитое окно на правую сторону, находившуюся теперь наверху.

Гейнц Шён с ужасом вспоминает о тех минутах, когда он карабкался по обледеневшей палубе. «Вы просто не можете себе представить, что это было, — рассказывал он нам в своем уютном доме в Бад Зальцуфлене, где находится также и его архив о “Вильгельме Густлофе”. — Даже спустя много лет мне трудно говорить об этом.

Было темно и холодно. Когда взорвалась первая торпеда, я сидел в своей каюте на палубе “В” и пил коньяк. После нескольких дней напряженной работы я чувствовал огромную усталость, поэтому решил выпить. Ударная взрывная волна прошла по батареям отопления. Я понял, что должен встать и пойти на палубу, и притом очень быстро. Надел форму, шинель и сапоги и вышел. Вряд ли я смогу подобрать слова, чтобы объяснить, что тогда чувствовал. С этого момента все происходило как будто в моем подсознании. У меня не было никаких чувств, было полное отупение.

Я знал дорогу наверх, но толпа так сжала меня, что я с трудом выбрался на палубу и только там обнаружил, что я лишился большей части своей теплой одежды. Было очень холодно. Я начал осматриваться на верхней палубе в поисках дальнейшего пути спасения. Увидел гору квадратных плотов и взобрался на лежавший сверху. Время от времени я кричал тем, кто стоял на мостике, спрашивая, насколько вода затопила накренившуюся и раскачивавшуюся вверх и вниз палубу. Помню, кто-то мне ответил: “Десять метров”. Я просто продолжал ждать, прекрасно понимая, что сам ничего не могу предпринять. Спустя некоторое время — оно мне показалось вечностью — плот вместе со мной смыло с борта корабля в море. Все произошло обыденно просто. Мне очень повезло».

Единственным местом, где даже в последние минуты катастрофы царил порядок, был командирский мостик. В 21.50, через сорок пять минут после попадания первой торпеды, когда приборы в рулевой рубке показали крен в двадцать пять градусов и волны начали захлестывать окна командирского мостика, капитан 3-го ранга Цан проконтролировал уничтожение корабельных документов и шифросредств. Сразу после этого появился стюард Макс Бонне, как всегда в белом кителе. Несмотря на всю сложность ситуации, ему удалось, жонглируя, принести поднос с напитками. «Последний коньяк, господа», — сказал он. Все выпили и выбросили рюмки. Спустя миг разлетелось прочное оконное стекло, и, словно в фантастическом фильме, они увидели, как на плот карабкаются двое мужчин. Через секунду плот подхватила огромная волна и смыла с надстройки мостика.

Цан взобрался на поручни и начал искать, как лучше пробраться по правому борту кормовой части корабля к одному из оставшихся плотов. Добравшись до пустых шлюпбалок, на которых были когда-то спасательные лодки, он увидел человека, вскарабкавшегося на стрелу для спуска лодок и крепко вцепившегося в нее. Неподалеку стояла женщина с маленьким ребенком на руках. «Помогите мне», — кричала она. Но никто ничего не мог сделать для нее.

В отчаянии она бросила ребенка мужчине, сидевшему на шлюпбалке. Он вытянул руку, чтобы схватить ребенка, но промахнулся. Тот упал на палубу и сорвался в море. Женщина с криком прыгнула вслед за ним.

Цан взобрался на последний из плотов, которые находились в поле его зрения. Плот удерживали двое моряков, они кричали, чтобы он помог им. Цан лег на живот и схватил короткий канат. В этот момент налетела новая волна и смыла их всех в море.

С мыслью о том, что тонущий корабль наверняка потянет его за собой, Цан начал погружаться под воду. Но спасательный жилет удержал его на поверхности, и, отдышавшись, он увидел невдалеке еще один плот.

По маленькой веревочной лесенке ему удалось вскарабкаться на него, и с плота он увидел сотни голов, которые то погружались, то выныривали в штормовом море. Он также заметил не менее двадцати плотов, которые плавали близко друг от друга. Все они были пустыми. Стремясь как можно дальше отплыть от «Густлофа», он перепрыгивал из одного плота в другой, пока в пятом или шестом из них в изнеможении не опустился на его дно.

А сзади, образуя бурлящий водоворот, погружался на мелководье Балтийского моря «Вильгельм Густлоф».

Оставшиеся в живых с ужасом наблюдали эту сцену. Казалось, что здесь в форме мелодрамы проигрывалась финальная сцена краха нацистского режима. Когда «Густлоф» пошел на дно, взорвалось котельное помещение, вдруг вновь заработал генератор и осветил корабль.

Эбби фон Майдель наблюдала за этим спектаклем из спасательной лодки: «Казалось, на корабле загорелись все лампы. Лайнер полностью осветился, и над водой загудела его сирена».

Фрау Кнуст вспоминает, как сидела, наполовину замерзшая, в лодке со своим мужем, и смотрела на корабль. «Никогда не забуду чистого, громкого звука сирены, прозвучавшей, когда погружался в волны ярко освещенный “Густлоф”. Я отчетливо помню, как люди, все еще находившиеся на борту лайнера, карабкались на его поручни. В море повсюду вокруг нас плавали пассажиры корабля, многие из них, уже обессиленные, безжизненно качались на волнах. Как сейчас вижу руки тех, кто хватался за нашу лодку. Но она была и без того уже переполнена, мы больше никого не могли взять».

Вальтер Кнуст тоже был очевидцем того, как ударилась о поверхность моря корабельная труба. Когда она легла на волны, раздался звук, похожий на рев. Это было ужасно.

«Вильгельму Густлофу» потребовалось около семидесяти минут, чтобы уйти на дно. Теперь вода стала братской могилой для людей, боровшихся за свою жизнь. Лишь немногие выжили. Холод, волны, темнота, отчаяние — все это привело к тому, что спаслись лишь немногие: самые стойкие и те, кому просто повезло.