Правда о программе Apollo

Глава VIII Верхом на «лунном скитальце»

Надо отметить, что с технической точки зрения космические корабли лунной серии не были простым повторением друг друга. Несмотря на затруднения с ассигнованиями, НАСА всякий раз изыскивало средства для усовершенствования и модернизаций, которые на инженерном языке называются «доводкой машины». В каждом следующем корабле старались учесть замечания предыдущих экипажей. Иногда дело касалось пустяков. Телеоператор в Хьюстоне, например, с трудом мог отличать Армстронга от Олдрина — ведь лица закрывал зеркальный светофильтр, а многослойные доспехи скрадывали характерные особенности фигуры. Поэтому Шепард имел на рукаве яркие красные полосы, которые сразу отличали его от Митчелла. Алан Бин жаловался на сухость во рту во время лунной прогулки и просил предусмотреть в будущем возможность пить в скафандре. Это было сделано уже в «Аполлоне-12». Маленький бачок с 225 граммами воды был смонтирован внутри шлема. Чтобы напиться, астронавту надо было лишь повернуть голову и взять в рот мундштук. Изучались и чаще всего принимались предложения астронавтов по усовершенствованию различных систем корабля и оборудования, с которым им приходилось работать на Луне.

Пожалуй, наибольшим переделкам подвергся «Аполлон-15». Командный модуль этого корабля был существенно модифицирован, ресурс полета повышен до 16 суток. Это привело к его утяжелению на 900 килограммов. Теперь командный модуль весил уже 30 тонн. Одновременно была усовершенствована лунная кабина. Время ее возможного пребывания на Луне измерялось теперь 72 часами, то есть увеличилось вдвое. Вес кабины дошел до 16,3 тонны.

Эта кабина позволила астронавтам взять на Луну различных грузов на 180 килограммов больше.

Для снижения вероятности пожара кислородная атмосфера внутри корабля разбавлялась азотом, и лишь после выхода на орбиту астронавты дышали чистым кислородом.

Были доработаны скафандры. Конструкторы старались придать им большую гибкость, дать свободу шее, плечевому поясу, суставам рук и ног. Одновременно старались где только возможно сэкономить на весе космических костюмов. Скафандр пилота командного модуля весил 16 килограммов. Лунный скафандр со всеми его системами терморегулирования, жизнеобеспечения, связи, с основным и аварийным запасом кислорода невозможно назвать «костюмом», «одеждой». Да и цена во много раз превышала стоимость самых роскошных туалетов: первый, самый «простенький», скафандр Ширры стоил около 100 тысяч долларов, а усовершенствованный лунный — что-то около 300 тысяч. Это был не костюм, а 93-килограммовая машина, внутри которой находился человек. Основной вес — 64 килограмма — приходился на ранцевую систему, позволявшую теперь продлить лунные прогулки до 7 часов. Помощник директора НАСА по пилотируемым полетам Джордж Мюллер называл этот скафандр «самым миниатюрным в мире пилотируемым космическим кораблем». Если в одном скафандре вдруг отказывала система охлаждения, его можно было подключить к другому, исправному скафандру.

В 1973 году в Хьюстонском центре пилотируемых полетов мы посетили лабораторию, где разрабатывались системы жизнеобеспечения лунных скафандров. Нашим гидом любезно согласился быть руководитель этих работ мистер Смайли. Он показывал нам альбом, страницы которого представляли собой последовательные слои лунного скафандра: противопожарный тефлон, стекловолокно, кептон — материал на металлической основе, нейлон, поддерживающий форму скафандра, прочные ткани, препятствующие его разрыву за счет внутреннего избыточного давления, и т.п.

Долго искали в Хьюстоне наиболее эффективное покрытие для прозрачного забрала лунного шлема. Слепящие лучи солнца требовали сильного светофильтра, но светофильтры неизбежно искажали цвета, а следовательно, описания лунных ландшафтов, сделанные астронавтами, тоже были искажены. После долгих поисков удалось найти материал, который легко напылялся на прозрачный пластик и не искажал цветов. Им оказалось... чистое золото! В лаборатории острили, что теперь только золото оправдало звание металла благородного.

Постоянно шли поиски наилучшего материала для изогнутого прозрачного окошка в шлеме перед лицом астронавта, пока наконец был подобран пластик, необычайно хорошо сопротивляющийся удару. По наущению мистера Смайли и при полном веселье собравшихся вокруг я безуспешно пытался разбить молотком пластину из этого пластика. Право на использование нового материала у НАСА потом купили фирмы, изготовляющие детские игрушки.

Но самым главным отличием от всех предыдущих полетов был «лунный скиталец», так прозвали журналисты маленький электрический двухместный вездеход, который позволял значительно увеличить район исследований.

Говорили об этом аппарате очень давно. Летом 1967 года НАСА собрало в университете города Санта-Крус несколько ведущих ученых, изучавших Луну, которых попросили высказать свое мнение о наиболее эффективном транспортном средстве для передвижения по Луне. Мнения специалистов разделились. Одни рекомендовали маленький одноместный ракетоплан, другие — электромобиль. Прикидочные расчеты показывали, что ракетоплан весом около 200 килограммов сделать проще и стоить он будет дешевле. Компания «Белл Аэросистемс» даже сконструировала один такой ракетопланчик, и в феврале 1968 года он проходил испытания в исследовательском центре НАСА Ленгли. Одновременно фирмы «Боинг» и «Бендикс» работали над электровездеходом. Его испытания показали надежность этой машины, и ее начали дорабатывать.

Американские инженеры должны были преодолеть определенный психологический барьер, который в свое время стоял и перед их советскими коллегами, создателями «Луноходов». С одной стороны, аппарат должен был быть абсолютно надежен, с другой — уменьшенная в шесть раз сила тяжести на Луне позволяла пересмотреть привычные земные нормы прочности и получить значительный выигрыш в весе аппарата. К моменту старта «Аполлона-15» такой вездеход был наконец построен. В штате Монтана, в горном ущелье, напоминавшем по рельефу Луну, «скиталец» успешно прошел все испытания15. Четырехколесный электромобиль, который вместе с экипажем весил 690 килограммов, был оборудован двумя антеннами и приемно-передающей аппаратурой для прямой связи с Землей, теле-, кино- и фотокамерами, электробуром, контейнерами для инструментов и образцов лунных пород.

Все эти усовершенствования и дополнения стоили довольно дорого, и «Аполлон-15» вошел в историю американской космонавтики как самый дорогой полет: он обошелся в 445 миллионов долларов16.

Старт этого космического корабля состоялся 26 июля 1971 года, и без всяких отклонений от программы через три дня экипаж достиг окрестностей Луны. Командиром этого экипажа был уже известный нам Дэвид Скотт — один из пяти17 астронавтов, дважды стартовавших на «Аполлонах». Вместе с ним летели два новичка: пилот командного модуля майор Альфред Уорден и пилот лунной кабины подполковник ВВС Джеймс Ирвин. Биографии обоих новичков были похожи и в какой-то мере стандартны для американских астронавтов. Оба окончили Мичиганский университет, оба получили звание магистра наук по аэронавтике и приборостроению, оба были летчиками-испытателями, наконец, оба были приняты в отряд астронавтов во время пятого набора в апреле 1966 года. Уордену было 39 лет, он имел двух детей и был в разводе, Ирвину — 41 год, у него было четверо детей, и он был женат — вот, пожалуй, главные различия в их анкетах.

Скотт и Ирвин должны были посадить «Фалкон» — так они окрестили лунную кабину — в районе Моря Дождей, которое, как предполагали геологи, образовалось от удара огромного метеорита.

Здесь надеялись обнаружить наиболее древние лунные породы. Дэвид Скотт, тренировавшийся очень много, был известен в отряде астронавтов как большой мастер пилотирования лунной кабины. Инструкторы шутили, что он может посадить ее так плавно, что не сработают даже щупы-контакты на «ногах» «паучка». И действительно, он сел мастерски, предварительно отыскав в скалах «хорошее местечко». Вертикальная скорость спуска не превышала 40 сантиметров в секунду.

— Контакт! О'кей, Хьюстон! «Фалкон» на плато Хэдли! — доложил Дэвид. Взглянув в иллюминатор, он добавил: — Скажите всем геологам, которые собрались в задней комнате, чтобы приготовились. У нас здесь будет для них кое-что существенное...

Вокруг Лунной кабины с трех сторон возвышались отроги лунных Апеннин. На западе находилось похожее на каньон ущелье Уэдли глубиной около 400 метров. Базальтовая площадка, которую выбрал для посадки Скотт, была известна под названием «Гнилое болото», породы которого, по предположению селенологов, имели возраст до 4-5 миллиардов лет. Кстати, предположение это подтвердилось после анализа доставленных на Землю образцов.

Наладив «скитальца», Скотт и Ирвин отправились путешествовать. Довольно быстро у вездехода отказала система поворота передних колес, и пришлось приноравливаться управлять им только с помощью задних колес. Несмотря на помехи, астронавты передвигались со скоростью до 14 километров в час. Это позволило им за три вылазки осмотреть довольно большой участок. Если максимальное удаление от лунной кабины составляло у Армстронга и Олдрина 60 метров, У Конрада и Бина — 420 метров, у Шепарда и Митчелла — километр, то Скотт и Ирвин уезжали от нее на пять километров.

На второй день они совершили самую дальнюю вылазку в район кратера Спур.

— Смотри, Джо, — весело крикнул Скотт Ирвину, — мы, кажется, нашли то, за чем приехали. Это просто золотая жила!

Вокруг лежали россыпи очень интересных камней разного цвета, среди которых они нашли и блестящий кристалл анортозита — минерала, подтверждающего древнее происхождение окружающих пород.

С помощью электробура астронавты должны были добыть две уникальных трехметровых колонки грунта. Сначала дело продвигалось хорошо, но на глубине двух с половиной метров бур застрял. Ирвин безуспешно пытался вытащить его, потом тащили вдвоем. Измучились, вспотели, хотя поставили регулятор системы охлаждения на максимум.

— Неужели эта трубка с грунтом так важна, что стоит тратить на нее столько времени? — раздраженно спросил Скотт.

Хьюстон просил все-таки достать трубку. Дальше все было как в детской сказке про репку: по команде Дэвида «раз-два — взяли!» бур вытащили.

Отдавая дань уважения своим советским коллегам, Скотт и Ирвин нарекли один из небольших кратеров вблизи места их посадки именем советской орбитальной станции «Салют». Они оставили на луне табличку с фамилиями 14 советских и американских космонавтов, отдавших жизнь делу изучения Вселенной.

Время между лунными путешествиями было заполнено разным мелким ремонтом, поскольку или сами они, или Хьюстон, по докладам телеметрии, постоянно обнаруживали какие-нибудь неполадки. Последняя была наиболее серьезной: уже в момент приводнения в 530 километрах от Гавайских островов из трех парашютов один не раскрылся. Скорость приводнения вместо 8,5 метра в секунду выросла до 9,7 метра в секунду и вызвала 16-кратную перегрузку. Астронавтов успели предупредить, что посадка произойдет «не по штатному расписанию», но в конце концов все обошлось благополучно: целыми и невредимыми Скотт, Уорден и Ирвин были доставлены на борт авианосца «Окинава». Они радовались не только потому, что успешно выполнили всю программу, но и потому, что теперь не надо было высиживать две недели в карантине.

Я чувствую некий шаблон, когда пишу о том, чем занимались астронавты после лунных экспедиций, сам ощущаю некоторую заданность, но в то же время думаю, что читателю будет интересно узнать о том, чем они занимались, свершив главное дело своей жизни.

После полета Скотт два года работал по программе «Аполлон» в Хьюстоне, а затем стал директором летно-исследовательского центра имени Драйдена в Калифорнии. Одновременно занимался и коммерцией. Его лунный товарищ Альфред Уорден тоже перебрался в Калифорнию, а потом стал вице-президентом одной авиационной компании в Колорадо-Спрингс. Вскоре, однако, разразился крупный скандал. Оказалось, что экипаж «Аполлона-15» замешан в крупной филателистической афере, когда на марочный рынок были негласно переданы несколько сот конвертов, летавших на Луну. Все трое вынуждены были уйти в отставку. Альфред Уорден, как Коллинз и Олдрин, тоже начал писать. Он издал сборник стихов и написал книгу о космосе для детей. Джеймс Ирвин перенес инфаркт. Он организовал религиозную секту «Высший полет» и целиком посвятил себя проповеди христианства. Я вспоминаю рассказ Юрия Гагарина, как старушки в Гжатске расспрашивали его, не видел ли он Бога, и когда Юрий сказал, что не видел, очень расстроились. Интересно было бы послушать, что рассказывает Джеймс своим старушкам.

Мой приятель — чикагский издатель Майкл Моргулис хорошо знает Джеймса, и когда я несколько месяцев жил в Чикаго, все обещал, что организует нашу встречу, но Ирвин уехал куда-то далеко, так мы, к большой моей печали, и не встретились. А может, еще и встретимся...

— Вот ты какое, таинственное и неизвестное плоскогорье Декарта! — воскликнул патетически маленький человек в неуклюжем белом скафандре, опустившийся по лесенке лунного модуля «Орион» вечером в пятницу 21 апреля 1972 года.

Это был Джон Янг, космонавт из экипажа Стаффорда, с которым я обещал вас познакомить поближе, когда рассказывал о полете «Аполлона-10». Теперь он стал командиром «Аполлона-16», на котором совершал свой четвертый полет в космос. За десять лет, отданных космонавтике, Янг дважды летал на кораблях «Джемини» (с Гриссомом и Коллинзом), потом на «Аполлоне-10», и если бы не годы — ему шел 42-й, — и если бы не обстоятельства — это был предпоследний полет к Луне, — он бы с удовольствием слетал и в пятый раз. Впрочем, почему только «в пятый»? В пятый раз он слетал, как командир самого первого «Шаттла», в апреле 1981 года, а в 1983 году на «Колумбии» он летал со своими пятью товарищами (один из них — Уильф Мербольд — был первым гражданином ФРГ в космосе) в шестой раз. Джон Янг — абсолютный чемпион, никто в мире не летал в космос шесть раз. Еще с 1974 года Джон стал командиром группы космонавтов в Центре пилотируемых полетов им. Джонсона в Хьюстоне.

В попутчики Янгу достались новички: Маттингли и Дьюк. Тот самый дублер Дьюк, который заболел краснухой и заразил Маттингли, из-за чего последнего и отстранили от полета на «Аполлоне-13». Так что именно благодаря Дьюку Маттингли избежал всех волнений во время катастрофы в космосе.

Пилот командного модуля Томас Маттингли окончил университет, а потом служил в военно-морской авиации. В отряде он слыл здоровяком и убежденным холостяком, но инцидент с краснухой и женитьба в 1970 году поменяли его характеристики. Инженер до мозга костей, он прекрасно знал технику, выбрав себе девиз «не рассчитывай на случай!», с успехом подтвердив его во время своих полетов на кораблях многоразового использования «Шаттл» в 80-х годах.

Пилот лунной кабины Чарльз Дьюк, худенький, остроносенький, веселый, учился в Бостоне в Массачусетском технологическом институте, затем с отличием окончил Военно-морскую академию и пользовался в Хьюстоне заслуженным уважением за свои глубокие, разносторонние знания. Это единственный американский астронавт, который назвал чтение своим любимым занятием.

Оба новичка пришли в отряд астронавтов в апреле 1966 года, когда завершилась программа «Джемини», вместе с уже известными вам Хейсом, Митчеллом, Русой, Суитжертом, Уорденом и другими «аполлоновцами».

Янг был капитаном I ранга, Маттингли — капитан-лейтенант, Дьюк — подполковник. Перед стартом один геолог, намекая на столь милитаризированный экипаж, заметил Янгу:

— Ты не мог бы вытоптать на лунной пыли слова: «Долой армию»?

— Я вытопчу любые слова, какие вы хотите, кроме слова «Помогите!» — ответил Янг.

Командир тревожился не случайно. Он был очень раздосадован переносом старта с 17 марта на 16 апреля из-за поломок механизмов отделения лунного отсека и погрешностей в работе бортовых батарей. Потом выяснилось, что его собственный скафандр перенапрягается, когда он наклоняется, и скафандр отправили обратно на завод для доделок. Старт и полет к Луне прошли нормально. Они уже расстыковались, когда неисправность запасной системы регулирования тяги двигателя заставила астронавтов задержаться на орбите спутника Луны. Пока на Земле анализировали возможные последствия этой неисправности, они совершили три незапланированных витка. Наконец через 6 часов посадка была разрешена, к великой радости Янга и Дьюка.

Примерно в это же время произошел один забавный случай. Во время передачи информации с «Аполлона-16» через станцию слежения в Мадриде Хьюстону в систему неожиданно включился телефонный мастер, который чинил телефоны в Мадриде. Можно себе представить, как рассвирепели в Хьюстоне!

Подлет к Луне проходил в сосредоточенном молчании. Участок посадки оказался загроможденным крупными камнями, дважды Дьюк предупреждал Янга об особо опасных глыбах. Несмотря на это, посадка была проведена с большим искусством: фактическая точка прилунения лежала всего в 150 метрах севернее и в 215 метрах западнее расчетной точки.

— Мы снимаем шляпу перед баллистической группой, — передал на Землю Янг. Оглядев окрестности, покрытые камнями, он добавил: — Нам не придется далеко ходить, чтобы собрать образцы, они у нас под носом...

Поломка остронаправленной антенны на корпусе лунной кабины не позволила вести телерепортажи о первых работах на Луне. Но это не печалило астронавтов, они были веселы, шутили и с юмором относились ко всем неудобствам своего лунного существования. Янгу, например, страшно надоел апельсиновый сок с калием: «За 10 лет я не выпил столько сока, сколько за дни полета. До конца жизни не возьму в рот ни капли апельсинового сока».

Площадка вокруг лунной кабины была покрыта слоем пыли. «Это не самое чистое место, которое мне приходилось видеть в своей жизни», — передал Янг. Когда Дьюк уронил один прибор, пыль, по его словам, поднялась такая, «как будто взорвалась бомба».

После развертывания комплекса приборов и бурения трех скважин глубиной в 3 метра астронавты отправились в путешествие на своем электрическом экипаже. Камни заставили их снизить скорость до 6 километров в час. Большие неудобства вызывала тряска. Янг сказал, что поездка на луноходе очень напоминает катание на верблюде. Видно было, что луноход не был подготовлен к такой дороге. Вышли из строя индикатор дифферента (что мешало, по словам астронавтов, иногда понять, происходит спуск или подъем), вся система навигации (возвращались по своей колее), а потом еще отлетело одно крыло, и лунных путешественников совсем засыпало пылью. Хорошо, что в «скитальце» был предусмотрен специальный контейнер со щетками.

Плато Декарта не случайно выбрали для посадки пятой лунной экспедиции. Именно здесь селенологи предполагали обнаружить следы вулканической деятельности и... не обнаружили. Янг и Дьюк тщательно искали кристаллические образцы, которые могли бы подтвердить наличие вулканизма. Несколько раз они ошибались, принимая за кристаллы брекчии, и геологи, контролирующие их работу по телевидению, поправляли их.

Однажды Дьюк после изобличения в ошибке воскликнул в досаде:

— Если и этот образец окажется не кристаллическим, я немедленно покончу самоубийством, разгерметизировав скафандр!

Потом, уже на Земле, выяснилось, что только три или четыре образца из без малого сотни килограммов, доставленных в Хьюстон, могут истолковываться как продукты вулканизма.

Надо сказать, что, работая с образцами лунного грунта, ученым не следовало торопиться с выводами. Конрад и Бин привезли на Землю один камень, который обнаружил слабую намагниченность. Одни специалисты утверждали, что она естественная, другие — что возникла за время транспортировки. Спор взялись разрешить Янг и Дьюк. Они взяли с собой предварительно размагниченный камень, привезли его на Луну, а потом снова доставили в Хьюстон. Оказалось, что намагниченность наводится магнитным полем корабля.

Несмотря на большой объем выполненных исследований, следует отметить, что как раз этот экипаж проявлял некоторую небрежность в работе. Правда, оправданием ему могут служить частые отказы техники. За 11 суток полета было зарегистрировано более 20 неполадок, то есть больше, чем во время всех предыдущих полетов, не считая аварийного «Аполлона-13». И все-таки о небрежности говорить можно.

По просьбе геологов была взята колонка грунта длиной 2,7 метра из места, которое постоянно находилось в тени. Геологи предполагали, что этот грунт, укрытый от солнечных лучей, мог сохранить какие-то летучие вещества. Астронавты потеряли герметичный контейнер для керна и тем самым сорвали опыт.

Во время экспедиции на «Аполлоне-15» были измерены тепловые потоки, идущие из недр Луны. Они оказались в 2,5 раза больше, чем ожидалось. Проделать тот же опыт поручили и «Аполлону-16» для проверки и сравнения, но Янг по неосторожности порвал кабель, соединяющий прибор с блоком телеметрии, и Земля не могла ничего узнать. Дьюк уронил контейнер с приборами, и они откатились в небольшой кратер. Контейнер достали, но работать лучше после этого приборы не стали.

Своеобразными дополнительными экспериментами для сейсмологов был точно рассчитанный сброс на Луну последней ступени ракеты-носителя и взлетной ступени лунной кабины после перехода астронавтов в командный модуль. Удары этих конструкций регистрировались оставленными на Луне сейсмографами и помогали ученым разобраться в строении нашего естественного спутника. На этот раз астронавты не смогли скорректировать траекторию последней ступени. Она упала неизвестно где и неизвестно когда. У взлетной ступени лунной кабины астронавты забыли установить один из переключателей, и она осталась на окололунной орбите. Когда она упадет, сказать нельзя, так как ресурс ее радиопередатчика давно исчерпан.

Как и экипаж Скотта, «Аполлон-16» должен был выпустить на орбиту вокруг Луны маленький автоматический спутник. Этого сделать как следует тоже не сумели: заниженный по орбите спутник вместо года просуществовал всего 35 дней.

После того как экипаж «Аполлона-16» приводнился менее чем в двух километрах от авианосца «Тикондерога», установив новый рекорд точности посадки для «Аполлонов», и радостный Янг передал, что астронавты находятся «в отличном, великолепном, превосходном» состоянии, ни у кого не хватило духу припомнить отважной тройке все эти грехи. Тем более что общий объем научной информации, привезенной ими, был очень велик. Кой-какие газеты высказывали «некоторое сожаление», но общий тон комментариев сводился к древней формуле «победителей не судят». Журналисты, правда, отметили, что президент Р.Никсон, нарушая традицию, не произвел Янга в контр-адмиралы. Но этому было объяснение: в последние годы Янг дважды повышался в чине.

Однако простительный, конечно, и в принципе незначительный ущерб, который нанес экипаж «Аполлона-16» научной программе исследований Луны, еще более усугубил те весьма значительные обострения отношений в среде исполнителей и руководителей этой программы, которые наблюдались уже давно.

Среди множества названных и не названных в этой книжке противоречий программы «Аполлона» было еще одно, весьма существенное, заключающееся в простом вопросе: кто должен летать на «Аполлонах»? Если лунные экспедиции действительно предназначены выполнить большой объем научных исследований, то не резоннее ли посылать на Луну ученых и инженеров? Или упрощенно — почему бы штатским не летать с военными? Из 12 экипажей (включая экипаж, погибший на тренировке), смешанных было только 6. На кораблях «Аполлон» военные летали 29 раз, гражданские — 7 раз. Среди этих семи были и такие асы-профессионалы, как, например, Армстронг или Бранд, ушедшие из армии лишь накануне зачисления в отряд астронавтов.

После полета «Аполлона-11» газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Пропагандистские цели были достигнуты блестящим образом. Теперь пора сделать упор на менее эффективные, но не менее важные научные исследования». Призыву не вняли. Более того, если в программе «Аполлон» требовалось сэкономить деньги, экономили на науке. В своем открытом письме Брайон О'Лири, ассистент профессора астрономии и астронавтики Корнельского университета, отобранный в 1967 году для полета в космос и через год ушедший из отряда астронавтов по собственному желанию, писал: «Разрыв между наукой и техникой в программе пилотируемых полетов НАСА, судя по всему, расширяется, а ученые оказываются в невыгодном положении. Последним свидетельством этого является недавний уход наших ведущих ученых из Центра пилотируемых космических полетов — научного руководителя Уилмота Хесса, ученого астронавта Кэртиса Майкла, геологов Эльберта Кинга и Дональда Уайза.

Пожалуй, самый сенсационный пример этой достойной сожаления ситуации — назначение 7 августа 1969 года экипажей «Аполлона-13» и «Аполлона-14». В каждом из этих экипажей два астронавта-новичка, привлеченных к этой программе позднее, чем некоторые другие астронавты-специалисты».

О'Лири поставил вопрос очень остро: «Как долго наш народ будет готов платить за «оперативные» высадки на Луну, совершаемые только летчиками-испытателями по цене 500 миллионов долларов за полет?» Известный журналист Гарри Шварц тот же вопрос интерпретировал по-своему: «Кто должен контролировать сроки будущих полетов «Аполлонов» и планы астронавтов на Луне — нынешняя техническая, ориентирующаяся на публику иерархия НАСА, или ученые?» Он сам и ответил на него: «Тот факт, что в отставку уходят ученые, в то время как астронавты, имеющие опыт работы летчика-испытателя, пожинают беспрецедентную славу, ясно показывает, кому сейчас принадлежит перевес в НАСА».

Чтобы как-то умаслить недовольных ученых, НАСА в январе 1970 года предложило им выполнять функции «научных руководителей полетов» во время следующих высадок на Луну. За новой вывеской скрывалось старое содержание: ученые были не исполнителями, а консультантами исполнителей, им принадлежали совещательные, а не решающие голоса.

Ученый-космонавт Антони Ингленд был таким научным руководителем полета «Аполлона-13». Другой ученый-космонавт Филип Чапмэн «руководил» экипажем Шепарда. Но они хотели не «руководить», а летать.

Это был не внутренний конфликт отряда космонавтов, и он выходил за рамки честолюбивых споров: «кто полетит на Луну, ты или я». Это была дискуссия о том, сумеет ли программа «Аполлон» освободиться от скверны своей «престижности» и превратиться хотя бы в финале в научно-исследовательские экспедиции, независимые от политической конъюнктуры.

«Будущие космические кабины должны перевозить специалистов-исследователей, единственной задачей которых будет наука, тогда как миссией астронавтов будет лишь пилотирование, а также, возможно, фотографирование», — писал обозреватель «Франс Пресс» Жан Лагрант, когда «Аполлон-12» подлетал к Луне. Каждая новая экспедиция подливала масла в огонь этих споров, но уже ясно было, что споры эти бесплодны по самой своей природе. И те, и другие хотели летать в космосе. И у тех и у других были свои аргументы, причем нередко весьма убедительные. Поэтому было ясно, что друг другу они никогда не уступят.

«Нью-Йорк таймс» прямо писала о «тлеющей и иногда чреватой взрывом борьбе» между летчиками и учеными. «Крисчен сайенс монитор» употребляла более мягкие выражения: «...Становится все более очевидным, что ученые вообще недовольны второстепенной ролью, которую они играют в программе «Аполлон». Некоторые из них вышли в отставку, чтобы продемонстрировать свое несогласие. Другие представили свои жалобы, критические замечания, рекомендации и предложения Белому дому и НАСА».

Антагонизм между летчиками и учеными не был скрытым. Против участия ученых в программе «Аполлон» выступали многие астронавты-ветераны. Стаффорд был убежден, что ученому не справиться с задачей посадки на Луну. Когда журналисты приперли Конрада к стенке вопросом: следует ли в состав будущих лунных экспедиций включать геологов, Чарльз сначала воскликнул простодушно:

— Безусловно! Геолог на Луне значительно лучше бы справился с задачами, чем мы, — но тут же поправился: — Однако для обеспечения посадки на Луну нужен квалифицированный пилот!

Алан Бин заявил, что, по его мнению, значительно легче сделать из пилота селенолога, чем из селенолога пилота.

Взаимоотношения между летчиками и учеными в отряде были весьма натянутыми, но уже потому, что летчиков было значительно больше, что за их плечами стояли слава и опыт уже совершенных полетов, ученым трудно было рассчитывать на победу.

Ученые понимали, что, соблюдая «живую очередь», они рискуют полететь очень не скоро, а то и вообще не полететь. Тяжелые многочасовые тренировки не позволяли им серьезно заниматься наукой. Получалось по пословице: «И от ворон отстали, и к павам не пристали». Ученые сидели между двух стульев, а хотели сидеть в космическом кресле. Посадить их туда реально могло только НАСА. Но НАСА вполне удовлетворялось существующим положением вещей. НАСА своего добилось: человек высадился на Луну. Найдут ли на ней следы вулканизма или не найдут, каково ее внутреннее строение и как объяснить гравитационные аномалии — все это и многое подобное мало волновало НАСА. Теперь главное — достойно, без срывов и скандалов, без жертв, боже упаси, все это дело тихо свернуть. А тут лезут с какой-то наукой...

От ученых отмахивались как от назойливых мух. Иногда кормили обещаниями: «Вот, если этот «Аполлон» вернется благополучно, на следующий, может быть, посадим вас...» «Аполлоны» улетали и возвращались, а ученые оставались на Земле. Томас Пейн в качестве очередной успокоительной пилюли предложил создать Институт лунных исследований и на какое-то время отвлечь этим внимание ученых. Материалы, полученные во время лунных экспедиций, ученые хотели досконально изучить, не торопясь обсудить, посоветоваться, списаться с коллегами и через многие месяцы опубликовать свои выводы в скучных журналах, которые, кроме них самих, никто не читает. А НАСА хотелось быстрых, радостных пресс-конференций, непринужденных бесед в свете разноцветных юпитеров телевизионных студий, немедленной реакции общественности, а уж если публикаций, то в ярких, знаменитых журналах с цветными фотографиями.

Короче, все было разное: цели, методы, люди.

Как же найти общую платформу? НАСА могло «в идеале» после посадки «Аполлона-11» резко изменить политику всей программы, создать экипажи настоящих исследователей — специалистов, превратить «программу престижа» в некое серьезное и благородное предприятие. Но НАСА не сделало этого.

Однако, когда стало ясно, что урезанный «космический» бюджет не позволит осуществить 10 ранее задуманных экспедиций на Луну, что придется поставить точку на «Аполлоне-17», поняли, что получится некрасиво, неудобно, если на Луне так и не побывает ни один ученый. А тут еще досадные оплошности экипажа «Аполлона-16», о которых ученые, конечно, не преминули рассказать всем. Обещать было уже нечего. Надо было посылать ученого в космос. Намечавшийся экипаж последнего «Аполлона» — капитан I ранга ВВС Юджин Сернан — командир корабля, капитан II ранга ВМС Рональд Эванс — пилот командного модуля и полковник ВВС Джо Ингл — пилот лунной кабины — необходимо было пересмотреть, изменить и ввести в него ученого. Общественное мнение и справедливость требовали этого.

Вот так, на самом финише программы, высадив из космического кресла полковника ВВС, его место занял 37-летний выпускник Калифорнийского университета, доктор геологии Гарвардского университета Гаррисон Шмитт.

Маленький, кругленький, лохматый, с блестящими черными глазками, странный, как говорят, немного не от мира сего, Шмитт появился в Хьюстоне осенью 1964 года. Поверить, что это тоже космонавт, было трудно. Как писал один французский журнал, «астронавты — это самураи лунных завоеваний, все до одного настоящие американцы, атлеты, спортсмены, до самозабвения военные люди с короткой стрижкой, примерные отцы семейств». И вот появляется Гаррисон Шмитт. «Этот праздный холостяк, у которого не было никакой военной формы, взбудоражил, возмутил жизнь Хьюстона, чему немало способствовали жены полковников».

То, что Шмитт холостяк, это верно. Когда его спросили, почему он не женится, он ответил:

— Потому что я геолог.

Но назвать его «праздным геологом» было бы несправедливым. Трудно отыскать человека более работящего и целеустремленного.

Гаррисон родился в городке Санта-Рита в штате Нью-Мексико. Его отец тоже был геологом, работал на шахтах в Силвер-Сити. Он показал мальчику, как люди режут землю, чтобы читать ее, как большую книгу. Гаррисон был страстным ученым, который действительно ставил науку выше всего. Долгие годы Шмитт занимался геологией Луны. Это он составил максимально подробную карту лунных морей и хребтов, он выбирал площадки для посадки лунных кабин «Аполлонов». Надо ли говорить, как хотелось ему самому слетать на Луну?! Назначение в последний экипаж «Аполлона» вызвало у него радость неописуемую и беспредельную. Нет, даже не радость — он был совершенно счастлив. Гаррисон изнурял себя почти круглосуточными тренировками и занятиями. Когда он пришел в отряд, он не умел водить даже простенький спортивный самолет. Теперь он превратился в настоящего воздушного аса, налетав на реактивных самолетах 1500 часов. Он блестяще знал технику и достиг большого совершенства в управлении лунной кабиной.

Возвратившись с Луны, Шмитт продолжал работу в НАСА до 1974 года в качестве помощника директора по научно-исследовательским работам, а потом решил посвятить себя политической деятельности. В 1976 году он был избран, а затем и переизбран в штате Нью-Мексико сенатором от республиканской партии.

Командир «Аполлона-17» Юджин Сернан справедливо считался одним из сильнейших астронавтов отряда. Стройный, красивый, спокойный, когда надо, мог и пошутить, и делал это, не в пример другим, удачно. Астронавт третьего набора, он довольно быстро вошел в узкий круг ветеранов. В 1966 году он летал со Стаффордом на «Джемини-9» и более двух часов пробыл в открытом космосе. Через три года они же опробовали у Луны «паучка» во время полета «Аполлона-10». Ко времени нового назначения на его счету было уже 45 путешествий вокруг Земли и 31 виток вокруг Луны. Незадолго перед стартом, выступая на заседании генеральной конференции ФАИ в Хельсинки, Сернан сказал:

— Я мечтаю о Луне, хочу пройти по ней — теперь это цель моей жизни. И, уж поверьте, я добьюсь своего.

Юджин Сернан принимал участие, как говорили тогда, «в группе поддержки во время осуществления программы «Аполлон» — «Союз». Я видел его в Звездном городке. Он невольно привлекал к себе внимание: красивый, живой, очень элегантно одетый.

Помню, в журнале «Журналист» я даже опубликовал снимок «Атака на Сернана», на котором астронавт был чуть не задавлен окружившими его со всех сторон журналистами. Откровенно говоря, мне он тоже кажется самым красивым и импозантным из всех американских астронавтов. Сразу после окончания программы ЭПАС в возрасте 42 лет Сернан вышел в отставку и стал помощником вице-президента фирмы «Интернэшнл Корал Петролеум» в Хьюстоне.

Третий член экипажа — Рональд Эванс, который должен был ждать Сернана и Шмитта на окололунной орбите, в космосе до этого не был. В отряд астронавтов попал в 1966 году, до этого — кадровый офицер, воевал во Вьетнаме. Отличался идеальным здоровьем, редкой физической силой и, как часто бывает с силачами, — добродушием.

Вскоре после возвращения с Луны Эванс, как и его командир, тоже принимал участие в программе «Аполлон» — «Союз». Но уже не в группе поддержки, а как дублер Вэнса Бранда — одного из членов основного экипажа. «Шаттлами» он заниматься не стал: уже подпирал возраст — 42 года. Для астронавта еще и немного, но уже и немало. Уйдя в отставку в 45 лет, Рональд занялся бизнесом, став помощником вице-президента фирмы «Уэстерн америкэн энерджи» и директором одного угледобывающего концерна в Аризоне. Идеальное здоровье этого крепыша оказалось обманчивым. 7 апреля 1990 года Рональд Эванс скоропостижно скончался от сердечного приступа. Ему было 56 лет. Насколько мне известно, это была первая потеря (не считая погибших астронавтов) среди той в общем-то крохотной горстки землян, которые принимали участие в лунных экспедициях.

«Аполлон-17» стартовал поздним вечером 7 декабря 1972 года. Этот первый и последний в истории «Аполлонов» ночной старт был необыкновенно красив. Огромное раскаленное солнце двигателей «Сатурна-5», многогранно отраженное в воде, на несколько секунд превратило флоридскую ночь в ослепительно яркий день и покатилось в зенит, все выше и выше, становясь все меньше и меньше, и совсем маленькой, словно сигнальная ракета, и сигнал этот означал, что новая экспедиция землян отправилась на Луну.

Необычное для старта ночное время было выбрано не случайно: «Аполлон-17» должен был сесть в юго-восточной части Моря Спокойствия в момент восхода солнца над этим районом. Баллистики подсчитали, что для выполнения этого условия требовалось улететь с Земли ночью.

Старт был столь же красив, сколь и нервозен. За тридцать секунд до отрыва от Земли автоматическая система блокировки, не получив нужного сигнала наземного компьютера, не разрешила старт. На устранение неисправности потребовалось 2 часа 40 минут. Легко понять, как волновались астронавты. Ведь для полета на Луну подчиняющаяся природе небесная механика отводит определенные временные «окна старта». Если бы неполадку не устранили в течение суток, полет был бы отложен почти на месяц. Это ломало все другие планы НАСА и грозило убытками в 11 миллионов долларов.

Опоздание на старте «Аполлон-17» «нагнал» на пути к Луне с помощью точно проведенной коррекции траектории и сумел войти в ранее намеченный график полета.

На дороге к Луне главным героем был Шмитт. Все в Центре управления замечали, что Сернан и Эванс почти все время молчат. «Они молчаливы, как пять подопытных мышат, которых они взяли с собой в космос», — острили операторы. «В кабине «Аполлона-17» образовалось два пространства, — писал один французский журналист. — Первое — это Юджин Сернан, ни на что не отзывающийся, не замечающий ничего, кроме своих траекторий, полностью погруженный в свою работу. Второе — это Гаррисон Шмитт, также поглощенный своими обязанностями, но дающий полную свободу своим эмоциям».

Действительно, эмоционального заряда геолога вполне хватало на троих. Он вел репортаж почти непрерывно, описывал Землю, сообщал сведения о погоде, рассказал, что из Антарктики идет широкий холодный фронт, определил направление движения Терезы и Селли — двух тропических ураганов, гулявших по просторам Тихого океана, посоветовал, как надо изменить траекторию одного из метеорологических спутников, чтобы он получил максимальный обзор. Юджин и Рональд уже спали, а Гаррисон все рассказывал и рассказывал.

— Он представляет собой настоящий пилотируемый спутник на орбите, — сказал о Шмитте один из специалистов НАСА. — Это неисчерпаемый источник информации о погоде, и ни один уголок Земли не утаился от него.

Но сам Шмитт был собой недоволен. Во время одного из сеансов связи он воскликнул с искренним сожалением:

— Ах, как я теперь жалею, что был плохим учеником по географии!

На следующий день Шмитт с таким же жаром занимался медико-биологическими экспериментами. Он должен был с помощью эспандера и бега на месте довести частоту пульса до 140 ударов в минуту, а потом замерить время, потребное для возвращения к норме. Шмитт старался изо всех сил.

— Бег Шмитта потряс всю Америку, — шутил Сернан. «Америка» — был позывной командного модуля. Лунная кабина называлась «Челленджер» («Бросающий вызов»). Когда они вышли на орбиту вокруг Луны, Шмитт снова начал свой репортаж-комментарий. Он говорил несколько часов подряд, и только уход корабля за лунный шар, когда прерывалась связь с Землей, мог остановить его. Наблюдениям геолога мешало запотевание изнутри стекол иллюминатора. По этому поводу Сернан доложил Хьюстону:

— Мы решили быть оригиналами, ведь у предыдущих кораблей загрязнение окон происходило снаружи...

Молчаливость Сернана во время полета к Луне была объяснима. Его очень заботила посадка. Никогда еще «паучку» не приходилось опускаться в столь сложном по своему рельефу районе.

— Во время предыдущих полетов, — рассказал Сернан, — можно было сесть в нескольких километрах от заданной точки и все равно считать, что задание выполнено. На этот раз все посложнее. Если не попадешь в точку, жди беды.

Перед спуском Земля запросила Шмитта о том, как выглядит район посадки.

— Командир не позволяет мне смотреть в окно, — ответил геолог, — я должен постоянно смотреть за приборами.

Они перевалили через довольно высокий — километра три — горный хребет и тут увидели, что узкая долина между двумя горными кряжами, предназначенная для их посадки, — это великое скопище ям и камней.

— Здесь столько кратеров, что куда ни ступи, одна нога обязательно окажется в кратере, — доложил Сернан Хьюстону. И вот уже его громкий, радостный голос: — «Челленджер» сел! Мы здесь! Вы слышите, мы здесь!

Лунная кабина спустилась в 80 метрах к югу и в 200 метрах к востоку от расчетной точки. «Челленджер» стоял на пологом склоне мелкого кратера. Теперь уже ничто не мешало Шмитту выглянуть в иллюминатор. Он начал описывать ландшафт, но Сернану еще удалось вставить несколько слов, доложив о самочувствии экипажа. Гаррисона прерывали, напоминая о том, что пора готовиться к выходу.

— Ну, еще буквально два слова, — говорил он и продолжал рассказывать.

Спустя несколько часов началось их путешествие по Луне. В ста метрах от кабины они установили аппаратуру. На Луну было доставлено тринадцать научных приборов, из них девять применялись здесь впервые. Среди них были два новых гравитометра. Первый прибор должен был регистрировать все колебания лунной поверхности в результате воздействия Солнца и Земли, метеорной бомбардировки, собственной сейсмической активности и даже те крохотные толчки, которые будут создавать сами космонавты. Задача второго гравитометра — найти различия в плотности грунта в морях и на горах Луны.

Раскрыть секреты геологического строения нашего естественного спутника должен был и доставленный на Луну так называемый комплект «ЕР». Изучая электрические свойства ее поверхности, он высказал свое мнение о возможности слоистой структуры лунного грунта и наличия в нем воды на глубинах около километра. Обнаружить связи Луны и космоса помог детектор нейтронов, который «засек» нейтроны в лунном грунте, образующиеся под действием космических лучей, не заторможенных атмосферой, как это происходит на Земле. Другой детектор, регистрирующий метеоры и выбросы лунного грунта, и масс-спектрометр для «отлова» следов лунной атмосферы у самой поверхности тоже были установлены неподалеку от лунной кабины.

Вряд ли надо объяснять, что все это и многое другое лунное хозяйство надо выгрузить, установить, тщательно проверить. Ведь некоторые из этих приборов должны работать и передавать на Землю данные своих измерений в течение нескольких лет, получая питание от маленькой радиоизотопной энергетической установки.

Кроме того, астронавты должны были выгрузить и подготовить к работе лунный вездеход. Первый поход на нем предполагалось совершить в район кратеров Стено, Эмори и Фаус.

К состоянию лунной «полутяжести» они привыкли довольно быстро.

— Одна шестая тяготения, — говорил Сернан, — это настоящий подарок, если знать, как им пользоваться.

Вошедший в азарт при виде окружающих его геологических сокровищ Шмитт часто падал, нагибаясь за образцами.

— Для геолога это очень стыдно, но я пока не научился собирать образцы, — признался он и добавил: — Но если существует рай для геолога, то я попал в этот рай!

Он настолько увлекся, что даже не почувствовал, что в скафандре чересчур жарко. Земля заметила перегрев по данным телеметрии и посоветовала Шмитту увеличить расход хладагента системы жизнеобеспечения.

— Придется это сделать, если ты не умеришь свой пыл, — сказал Хьюстон.

— Я пылкий геолог и ничего с этим не могу сделать, — ответил Гаррисон.

Его комментарий в Хьюстоне понимали очень немногие, поскольку он употреблял огромное количество специальных терминов, впрочем, иногда он опять давал волю эмоциям:

— Эти холмы напоминают сморщенное лицо старика, иначе я затрудняюсь объяснить их вид...

Сернан совершил пробную поездку на «скитальце», и у того опять, как и в экспедиции «Аполлона-16», отлетело переднее крыло. Юджина с ног до головы засыпало черной липкой пылью. Сернан постарался прикрепить крыло липкой лентой, но потом оно опять отвалилось и потерялось.

Надо заметить, что пыль — это не просто некая антисанитарная неприятность, как у нас на Земле. Пыль изменяла альбедо — отражательную способность — скафандра и создавала тем самым добавочные трудности для систем терморегулирования. К счастью, по сравнению с другими районами, где садился «Аполлон», здесь было сравнительно мало пыли.

Уже знакомые затруднения возникли при добыче лунного керна: Сернан тоже никак не мог вытащить инструмент из грунта. Только вдвоем с большим трудом им удалось сделать это. Попотеть пришлось и Эвансу, который занимался картографированием Луны с орбиты ее спутника. У него заедали механизмы выдвижения и втягивания топографической фотокамеры и длинной (24 метра) антенны импульсного радиолокатора.

Во время своего второго лунного дня Сернан и Шмитт отправились в свое самое далекое путешествие. За семь часов они проехали более 15 километров. Во время четырех заранее запланированных остановок они собирали образцы горных пород и проводили фотосъемку. Телекамера, установленная на «скитальце», рассказывала Хьюстону об их работе.

Особенный восторг Шмитта вызвала геологическая находка Сернана у кратера Шорти. Юджин первый заметил полосу непонятного оранжевого грунта примерно в метр толщиной, идущую по краю кратера. Очевидно, цвет породы сформировался под действием вулканических газов и входящих в них паров воды.

Астронавты на Луне и научные консультанты на Земле просили у руководителей полета разрешения задержаться у кратера Шорти:

— Жаль, что нам не дали времени доказать вулканическое происхождение Шорти, — пожаловался Шмитт.

— Таковы правила игры, и с ними надо считаться, — сухо ответил Хьюстон.

С каждым днем солнце поднималось все выше, и, когда астронавты совершали свою третью прогулку по Луне, их неуклюжие фигуры уже почти не отбрасывали тени. Солнце уже не било в глаза, и Сернан однажды даже поднял козырек светофильтра, чтобы лучше рассмотреть образ грунта. Теперь они отправились на северо-восток к кратеру Ван Сердж. Луноход совсем забило пылью, колеса заедало. Пыль была словно наждак: у Сернана от нее начали протираться перчатки, слой резины на ручке геологического молотка стерся совсем, обнажив металл. Собрав на этот раз только крупные образцы камней, они вернулись в кабину.

Перед тем как покинуть Луну, астронавты положили у одной из опор шасси маленькую металлическую пластинку, на которой были выгравированы такие слова: «Здесь люди завершили первые исследования Луны в декабре 1972 года от Р.X. Да пребудет дух мира, который руководил нами, в жизни всего человечества».

Как Уорден и Маттингли, Эванс на обратном пути к Земле выходил в открытый космос, чтобы перенести в корабль топографические камеры и кассеты с пленкой. Эванс торопился, и Сернан шутливо посоветовал ему:

— Не спеши, у тебя впереди целый день. Нам бы не хотелось, чтобы ты отстал от нас — ведь до дома еще очень далеко...

Рональд пробыл в космосе один час семь минут. Тут рекорда не получилось: Маттингли обогнал его на 17 минут. Впрочем, он и не стремился к рекорду. Перед тем как влезть в корабль, Эванс помахал Земле рукой и передал привет своим домашним.

— Привет, — ответила его жена, сидящая дома у телевизора. — Только смотри, не упади!

Считанные часы отделяли их от свидания с родной планетой.

— Земля растет на глазах, — сообщил Сернан. Очень хотелось домой. Он не раз говорил, что из всех картин космоса самая радостная картина — это купола парашютов над твоим кораблем...

Они сели к югу от острова Самоа вечером 19 декабря — ровно 69 лет назад братья Райт совершили свой первый полет на самолете. Авианосец «Тикондерога» быстро нашел их в океане.

Так закончился лунный поход Сернана и Шмитта, рекордный по всем своим показателям.

Астронавты пробыли на Луне 75 часов. Они проехали на «скитальце» 35,8 километра с максимальной скоростью до 18 километров в час. Они привезли с Земли рекордный груз — более 573 килограммов и увезли с собой рекордную коллекцию лунного грунта — около 117 килограммов. Их полет был самым долгим — 12 дней и 14 часов.

На дверях корпуса №4 в Центре пилотируемых полетов имени Джонсона, где проходили тренировки астронавтов, вывесили короткое объявление: «Последующие путешествия отменяются».