Правда о Робинзоне и Пятнице

25 августа 1695 года. Александр Селкрег, сын Джона Селкрега, вызывается, чтобы предстать перед приходским советом из-за непристойного поведения в церкви. 27 августа. Вызванный Александр Селкрег не явился, уйдя в море.

25 ноября 1701 года. Сегодня вызванный Джон Селкрег – старший предстал перед судом; когда его спросили, что послужило поводом к сумятице, произошедшей у него в доме, он ответил, что не знает, но Эндрю Селкрег [один из его сыновей] принес полный котелок соленой воды, из которого его брат Александр по ошибке выпил, и первый смеялся над вторым. Александр начал его колотить, после чего тот выбежал из дома и позвал на помощь своего брата Джона.

Когда Джона Селкрега – старшего спрашивали о том, что заставило его сесть на землю спиной к двери, он ответил, что это было нужно, чтобы удержать сына Александра, который хотел подняться за пистолетом. Когда его спросили, что хотел сделать последний, он ответил, что не знает.

Вызываемый Александр Селкрег не предстал перед судом. Он был в [городке] Купаре. Его вызовут pro secundo [еще раз] во время следующего заседания.

Вызываемый Джон Селкрег – младший предстал перед судом; когда его спросили о сумятице, произошедшей в доме отца 7 ноября этого года, он заявил, что, когда его позвал на помощь брат Эндрю, он добрался до дома в тот момент, когда из него выходила его мать. Увидев отца, сидящего на земле, а брата в дверях, он был очень этим взволнован и предложил отцу помочь встать на ноги. Он также видел своего брата Александра в другом конце дома, как тот забирал свой кафтан и наступал на него, Джона. Отец уже поднялся и встал между ними. Он не знает, что дальше произошло, так как брат Александр держал его вниз головой. Потом, будучи освобожденным своей женой, он сбежал.

Вызванная Маргарита Белль предстала перед судом, и, когда ее спросили, что стало причиной сумятицы, произошедшей в доме ее свекра 7 ноября, она сказала, что Эндрю Селкрег, прибежав в дом своего брата Джона, попросил его прийти в дом отца, что тот и сделал. Упомянутая Маргарита последовала за своим мужем и, входя в дом, столкнулась с Александром, схватившим одновременно и своего отца, и ее мужа; после того как она отцепила его руки от головы и туловища своего мужа, последний выскользнул в дверь. Последовав за ним, она обернулась и прокричала: «Негодяй, ты собираешься разом убить и своего отца, и моего мужа?» Александр нагнал ее в дверях. Ударил он ее или нет, она внятно сказать не может, так как пребывала в великом замешательстве, но с тех пор у нее болит голова.

Вызванный Эндрю Селкрег предстал перед судом, но ничего не сказал в отношении интересующего дела.

29 ноября. Александр Селкрег, устроивший скандал, после исчезновения и драки со своими братьями вызван и предстал перед судом, и, когда его спросили о сумятице в доме, причиной которой он послужил, признался, что, когда его младший брат Эндрю стал смеяться над ним из-за того, что он выпил соленой воды из котелка, дважды ударил его за это палкой.

Он также признался, что обругал брата бранными словами и, в частности, что бросил вызов своему старшему брату, Джону, драться с ним, как он сказал, голыми руками на расстоянии вытянутой руки. Он сказал, что не побоялся бы сделать это и сейчас, потом он опроверг сказанное и сожалел о нем. Более того, он рассказал о многих вещах, из-за которых совет назначил ему предстать перед судом религиозного братства за свое скандальное поведение.

30 ноября. Александр Селкрег явился по вызову суда и перед аналоем признал свой грех, что он восстал на братьев, за что и был осужден религиозным братством. Александр Селкрег пообещал исправиться во имя Господа, и так с него сняли обвинение.

Уильям Фунел: Когда мы отправились в путь к Южному морю, нас было два корабля с двадцатью шестью пушками и ста двадцатью душами на борту. Первый именовался «Святой Георгий», им командовал капитан Уильям Дампир, я находился на его борту; второй назывался «Фам», его капитаном был Джон Пуллинг.

Каждый из нас имел полное военное снаряжение и полный запас провианта на девять месяцев; у нас были письма с печатью светлейшего лорда-адмирала, позволявшие начинать сражения против французов и испанцев. Оба экипажа подчинялись одним и тем же правилам: нет добычи – нет денежного содержания. Но, когда мы были еще в Даунсе[11], между капитанами начались разногласия, капитан Пуллинг и его корабль «Фам» вышли в открытое море в сторону Канарских островов, покинув нас; мы их больше никогда не видели. Однако до того, как мы покинули Ирландию, к нам присоединился другой корабль, высланный к нам на всякий случай. То было небольшое судно, именовавшееся «Пять портов», галера водоизмещением приблизительно девяносто тонн, на борту которой было шестнадцать пушек и шестьдесят три человека с капитаном Чарльзом Пикерингом во главе. Этот корабль также был очень хорошо обеспечен и снаряжен для подобного путешествия. Мы намеревались отправиться к эстуарию Ла-Платы в Буэнос-Айресе[12], чтобы захватить два или три испанских галиона, находящихся там согласно сведениям капитана Дампира. Если нам удастся получить 600 000 ливров, то мы возвращаемся, не продолжая путешествия. Если удача в этих местах нам не улыбнется, то отправляемся вдоль побережья Перу на поиски судов из Вальдивии[13], которые, как говорят, перевозят золото Лимы. Но если и этот план провалится, тогда нападем на несколько богатых городов по решению капитана Дампира. Затем мы могли бы в благоприятное время года подняться вдоль побережья Мексики и захватить большой галион, пересекающий океан от Манилы, одного из Филиппинских островов, до Акапулько на побережье Мексики. Его груз обычно оценивают в тринадцать или четырнадцать миллионов песо. Мы не отправились в Буэнос-Айрес по той причине, что, достигнув Мадейры, узнали, что вышеупомянутые галионы уже прибыли на Тенерифе. В связи с этим надо будет добиваться успеха другими путями. [… ]

11 сентября [1703 года] вместе с капитаном Пикерингом мы вышли одним курсом из Кинсейла[14] [… ].

Утром 7 октября мы достигли острова Сант-Яго, самого южного и самого плодородного из островов Зеленого Мыса. Мы пополнили запасы воды и подремонтировали судно. В результате разногласия, возникшего между нашим капитаном и старшим лейтенантом, ближе к полуночи капитан высадил его на берег вместе с сундуком, платьем и слугой, совершенно против их воли. В 4 часа на следующее утро мы покинули остров, точно не решив, где в следующий раз бросим якорь. [… ]

Джон Уэльб: Могу свидетельствовать, что я сам слышал, как капитан Дампир приказал вахтенному офицеру [Хаксфорду] вернуться в Кинсейл, высадив его на берег. Случись это в Ирландии, я бы не получил выговора. Но эта ссора произошла на Сант-Яго, одном из островов Зеленого Мыса, тут капитан Дампир и приказал португальскому офицеру взять его под стражу. [… ] Накануне нашего отплытия господин Хаксфорд вернулся на борт, неся сундук и платье. Как только капитан его увидел, он приказал ему покинуть корабль. Г-н Хаксфорд просил не быть до такой степени варваром, оставляя его на берегу среди сборища бандитов и негров [… ]. Но лейтенант Страдлинг прибыл в шлюпке с сопровождающего судна, вместе с капитаном Дампиром он силой забрал его и отвез на стоявшее на рейде португальское судно. Поскольку г-н Хаксфорд сопротивлялся, капитан Дампир собственноручно бросил его в шлюпку [… ]. Вскоре г-на Хаксфорда высадили на берег, где через три месяца он печально окончил свои дни, в том числе и по причине голода. Однако я не удивлен гнусным варварством капитана Дампира, зная о жестокости, которой он отличался во время командования «Робаком»[16].

Уильям Фунел: 24 ноября мы бросили якорь напротив Большого острова[17]. Это очень лесистый остров, богатый источниками питьевой воды. На острове обитают только шакалы, львы, тигры и т. д., производящие ночью страшнейший шум, который ужаснет кого угодно. [… ] Здесь мы запаслись дровами, водой, привели в порядок корабль. Здесь же старший лейтенант и восемь матросов, поссорившись с капитаном, с вещами сошли на берег и покинули нас. Здесь также Чарльз Пикеринг, капитан «Пяти портов» (другой оплот нашего путешествия), расстался с жизнью, и его прах был предан земле там, где мы брали воду, с подобающими в таких случаях ружейными залпами. Г-н Томас Страдлинг, лейтенант, возглавил командование кораблем. [… ]

8 декабря, завершив все дела, мы отплыли вместе с капитаном сопровождающего корабля Страдлингом, порешив не высаживаться на берег до прибытия в Хуан-Фернандес. [… ]

4 января 1704 года мы попали в сильный шторм с юго-западным ветром, во время которого потеряли связь с сопровождающим судном; но мы все же надеялись встретить его в Хуан-Фернандесе, выбранном местом встречи.

9 января капитан Дампир, думая, что мы находимся к западу от мыса Горн, приказал взять курс на север. 11-го утром мы увидели землю, оказавшуюся, вопреки ожиданиям, группой из четырех островов приблизительно в пяти лье к востоку от Огненной Земли, [… ] после чего снова взяли курс на юг. 14 января скончался один из наших людей, и его вещи были проданы следующим образом. Сундук, стоимостью 5 шиллингов, продан за 3 ливра; пара обуви, стоимостью 4 шиллинга и 6 пенсов, продана за 31 шиллинг; полфунта нити, стоимостью 2 шиллинга, продано за 17 шиллингов и 6 пенсов. [… ]

Здесь мы запасли дров, воды, почистили днища кораблей и натерли их до блеска. Капитан Страдлинг повздорил со своим экипажем, и сорок два человека сошли на берег; таким образом, в течение двух дней корабль оставался без команды; но благодаря усилиям капитана Дампира людей уломали, чтобы они вернулись на борт.

Этот остров получил название в честь своего первооткрывателя, испанца по имени Хуан, или Джон, Фернандес. Он насчитывает примерно четырнадцать лье по периметру[18], на нем есть высокие горы и маленькие уютные долины. В лесу произрастают деревья различных пород, но ни одно не может быть использовано для мачты. В изобилии есть перечные деревья[19], но их пряные плоды еще не созрели во время нашего пребывания. Много капустных деревьев, хоть и с маленькими, но очень вкусными и сладкими плодами. У капустного дерева тонкий прямой ствол с многочисленными узлами, или сочленениями, каждый промежуток между ними составляет приблизительно четыре дюйма, как у стеблей бамбука, ствол свободен от листвы, за исключением вершины, посреди которой находится капуста; вареная она вкуснее любой огородной, которую мне только доводилось пробовать. Ветки обычно двенадцать-тринадцать футов[20] в длину, они выпускают листья длиной четыре фута и шириной дюйм с половиной. Листья растут так плотно, что кажется, будто каждая ветка выпускает только один лист. Капуста, когда ее срезают у основания ветки, составляет, как правило, шесть дюймов в ширину и приблизительно фут в длину, некоторые кочаны больше, некоторые меньше, и она белая, как молоко. У основания капусты растут ягоды в виде виноградной грозди весом примерно шесть фунтов[21]. Они цвета и размера спелой вишни, в середине ягоды большая косточка; а вкус очень напоминает английский боярышник. Мы никогда не карабкались по стволу, чтобы собрать капусту, так как дерево очень высокое, зацепиться не за что, поэтому весьма затруднительно залезть на него. Я видел некоторые из этих деревьев после того, как мы их срубали (что обычно делают, чтобы собрать капусту), они были девяносто или сто футов в длину.

На этом острове очень много диких кошек самого прекрасного окраса, завезенных сюда (как я предполагаю) испанцами, чтобы истребить коз[22] [… ].

Коз огромное число, особенно в западной части острова; они собираются в этом месте, так как здесь пастбище лучше. Из мяса этих коз мы заготовили съестные припасы; жаркое из одной туши примерно с полуфунтом вареной капусты – кушанье очень вкусное. Я слышал, как капитан Мартин рассказывал о каких-то французских пиратах, тщетно бороздивших эти моря и всюду попадавшихся испанцам; потеряв надежду укрыться от неприятеля, они решили подойти к острову Хуан-Фернандес. Французов было около двадцати, они думали остаться здесь на девять-десять месяцев, что, вероятно, и сделали. Подойдя к острову с запада, они высадились на сушу. Очень быстро матросы так наловчились приручать коз, что некоторые животные сами стали приходить для дойки. Из молока французы изготавливали хорошее масло и сыр, и не только чтобы удовлетворить нужду в продовольствии, но и для заготовки впрок. После десяти месяцев, проведенных на острове, они выходят на своем маленьком военном корабле в море, достигают берега Перу, встречаются с испанским кораблем и на его борту, как говорят, находят сумму в двести тысяч песо, добрая половина которой – в золотых дублонах[23]. [… ]

Из обитателей моря здесь водится тюлень[24] в таком изобилии, что им кишит все пространство; не охотясь на него, невозможно добраться до суши. Также много морских львов[25]; а морские коньки, чешуйницы, рифовый окунь, сардины и лангусты[26] – в почти невероятном изобилии.

Морской лев так называется (как я думаю) потому, что его рев напоминает рев льва; голова также похожа на львиную. У него четыре больших передних зуба, остальные частые, короткие и расплющенные. В этом животное походит на льва; в остальном оно совсем иное. У него четыре ласта, два передних служат ему, когда он выбирается на сушу, чтобы поддерживать корпус, после чего он выволакивает и нижнюю часть тела на берег; два задних ласта на суше ему не нужны, он пользуется ими только в воде. Эти создания очень тучны; посему мы забили их в огромном количестве и вскоре натопили тонну лампового масла; большинство матросов использовало его, чтобы жарить на нем рыбу; и на самом деле, вкус его не неприятен. Мы забили одного зверя длиной двадцать три фута, четырнадцать футов с половиной по окружности и вырезали семнадцать фунтов жира. У морских львов короткая шерсть светлого окраса, более светлая у молодых, песочного оттенка у матерых. Их мясо отдает рыбой; так как все, чем они питаются, живет в воде, обычно они выходят на сушу только для сна. Пять, шесть, семь животных улягутся бок о бок, как это делают свиньи, и могут так оставаться три-четыре дня, пока не надоест. Они очень боятся человека; как только его завидят, бросаются в воду; впрочем, они никогда от нее и не удаляются. Если их преследовать или им угрожать, то они оборачиваются, поднимаются на задних ластах, и тут перед вами разверзается огромная распахнутая пасть зверя. Поэтому, желая убить которого-нибудь ради жира, мы обычно направляли пистолет прямо в зев и стреляли в горло. Но если нам приходило в голову, как мы это называли, «помучить льва», то человек шесть-восемь, а то и больше рогатиной забивали его насмерть, что обычно занимало два-три часа. Чтобы побороть это неуклюжее создание, мы атаковали его одновременно спереди, сзади, со всех сторон. Лев часто пускался наутек и даже иногда убегал, но не знал, куда деваться, когда мы ему перекрывали подход к воде. [… ]

29 февраля 1704 года. На юге мы заметили парусник. Тогда мы позвали на борт всех наших людей, поднялись на реи и стеньги и, когда он был достаточно близко, взяли нашу большую шлюпку на буксир за швартовы, стали травить и подняли паруса. Завидев, как мы стремительно приближаемся, корабль поменял курс и отдалился, а мы его преследовали. Наше сопровождение шло так быстро, как только могло, вслед за нами. К 23 часам мы были близко к кораблю, но сочли неподходящим начинать сражение до рассвета. В этой охоте плоскодонка на буксире была лишним грузом, и мы обрубили ее швартовы. Шлюпку капитана Страдлинга с человеком и собакой на борту также оставили.

На восходе солнца следующего дня, 1 марта, мы завязали сражение с упомянутым судном. Это был французский корабль водоизмещением приблизительно четыреста тонн с тридцатью пушками и хорошо вооруженной командой [ «Сан-Хосе»]. Мы сражались с ним борт к борту в течение семи часов; затем ветер усилился, и он улизнул. Что до нашего сопровождающего судна, то оно выпустило десять или двенадцать пушечных залпов, а потом за все сражение более не показывалось. У нас было девять человек убитыми и много раненых. Мы жаждали вновь испытать удачу, зная, что могут быть опасные последствия, если дать уйти неприятелю; мы были уверены, что он оповестит испанцев о нашем присутствии, а это могло бы погубить все наше предприятие. Но капитан воспротивился преследованию, говоря, что в худшем случае, если испанцы узнают о нашем присутствии в этих водах и задержат свои торговые суда во избежание риска, он знает, куда направиться, чтобы захватить 500 000 ливров, когда нам только заблагорассудится. Потому мы отказались от боя и стали дожидаться сопровождающее судно, которое вскоре и появилось.

Джон Уэльб: Капитан Дампир взял на себя смелость утверждать, что после того, как мы обменялись многочисленными бортовыми залпами, вследствие чего многие члены команды были убиты, люди сбежали с палубы, чтобы ничего больше не делать. На это я отвечаю, что никто из наших людей не покинул своего поста во время сражения, за исключением самого Дампира, который в течение всей схватки не вдохновлял матросов, не отдал ни одного точного приказа, как обычно поступает командир в такие моменты; напротив, он держался на юте, за внушительной баррикадой, изготовленной по его приказу из матрасов, ковров, подушек, одеял и т. п., чтобы защитить себя самого от слабого огня противника.