Правила больших мальчиков

Глава 1. Первая кровь

Было чуть больше пяти темным февральским вечером 1978 года. Двое молодых людей, членов Ирландской республиканской армии, мчались на белом «фольксвагене» по дороге близ Ардбо в графстве Тайрон. Район к юго-западу от Лох-Неа является бастионом республиканского сообще­ства в Ольстере. Они направлялись за несколькими небольшими самодельными минометными минами, которые были спрятаны на фермерском дворе; один из них чуть было не был убит САС.

Машина подъехала, люди вышли и прошли во двор фермы. Когда двадцатилетний Пол Даффи поднял одну из минометных мин, в него попала очередь из винтовки, которая убила его почти мгновенно. Другой человек повернулся и побежал обратно к «фольксвагену». Когда он заводил машину, в окна попали пули, и его осыпало осколками стекла. Ему удалось скрыться, но позже он сам сдался для оказания медицинской помощи. В нем было три пули, но он выжил.

Такого рода инциденты повторялись САС в Северной Ирландии много раз. Несколько подозревае­мых в членстве ИРА были арестованы в этом районе за два дня до операции с Даффи. Информатор сообщил силам безопасности о минометных минах и о том, что их скоро заберут. Два дня и две ночи солдаты прятались, ожидая, что кто-нибудь появится.

Даффи был не первым членом ИРА, убитым солдатами САС, но операция ознаменовала важный шаг в борьбе с республиканским терроризмом. До начала 1978 года САС получала приказ оста­ваться в Южном Арме, недалеко от границы с Ирландской Республикой, в районе, который попул­ярная пресса называет «страной бандитов». Теперь они должны были использоваться по всей Северной Ирландии – событие, последовавшее за периодом неопределенности в отноше­нии то­го, как силам безопасности следует использовать свои самые секретные разведданные и своих наиболее хорошо подготовленных солдат.

Британская армия обычно не желает подтверждать или опровергать ни присутствие солдат САС в том или ином районе, ни их участие в конкретном инциденте. Эта политика проистекает из же­лания усилить таинственность, окружающую полк, и из необходимости защитить его бойцов и источники разведывательной информации, на основе которых он действует. Но в данном случае армейское командование стремилось распространить информацию о том, что ситуация изме­нилась. Пресс-служба штаба армии в Северной Ирландии в Лисберне подтвердила, «что па­труль, который убил террориста... и ранил еще одного, был из Специальной авиадесантной службы». Журналистам также сообщили об изменении политики, позволяющей солдатам дей­ствовать за пределами Южного Арма. Армия посылала четкий сигнал Временной ИРА.

Именно в январе 1976 года первые двенадцать бойцов САС, наиболее подготовленного военного подразделения Великобритании, прибыли в Бессбрук в Южном Арме. Преимущественно проте­стантская община в поселке переживала мрачный период убийств на религиозной почве. Как протестантские, так и католические эскадроны смерти рыскали по сельской местности Южного Арма и убили двадцать четыре мирных жителя за шесть месяцев до того, как САС была направ­лена в этот регион.

Для маленькой общины Бессбрука те первые недели 1976 года были временем кризиса. После убийства протестантскими террористами пятерых местных католиков, группа, называющая себя «Республиканские силы действия Южного Арма», остановила автобус и расстреляла одинна­дцать человек, которые возвращались домой с работы. Выжил только один. Водитель автобуса, католик, был отпущен. Большинство погибших были из Бессбрука. Именно этот инцидент, и ре­акция лоялистов на него, побудили тогдашнего премьер-министра Гарольда Вильсона направить САС в Южный Арма в дополнение к регулярной армии, которая находилась в Северной Ир­ландии с 1969 года.

Эскадроны САС ранее дислоцировались в Северной Ирландии в 1969 и 1974 годах, и несколько бойцов САС служили там в других подразделениях, но роль полка в регионе всегда была окута­на ореолом секретности, поэтому стоит изучить структуру и деятельность этой части, чтобы отделить некоторые мифы от реальности. 22-й полк Специальной авиадесантной службы, или 22-й полк САС, как правильно называется эта часть сил специального назначения, базируется в Херефорде. Он набирает новобранцев только из других армейских подразделений и обычно бе­рет офицеров на трехлетние командировки. Им, как правило, в среднем около двадцати пяти или тридцати лет, когда они впервые предпринимают попытку отбора. Большинство из них не имеют высшего образования, хотя многие учились в частных школах. Эти молодые офицеры оказывают ограниченное влияние на моральный дух полка, поскольку они прикреплены к нему на опреде­ленный срок, даже если некоторые из них позже в своей карьере отправляются во вторую или третью трехлетнюю командировку; для других званий нет фиксированной даты увольнения, «как только вы вступили, вы на нем помешались», так описывает это один боец САС. Обычные солдаты почти всегда олицетворяют культуру рабочего класса в сержантской столовой. Многие становятся незаменимыми и долго служат в полку. Единственные офицеры, которые постоянно служат в полку обычно из повышенных в звании после карьеры унтер-офицера (NCO).

Начинающему солдату САС присваивается звание стрелка – эквивалент рядового – независимо от его звания в родительском полку. Однако солдаты не страдают в финансовом отношении: обычно они получают жалованье на ранг выше их звания до поступления в САС и доплату за службу в спецназе в размере нескольких фунтов в день. Если они покидают Херефорд, им восстанавливается их звание до зачисления в САС.

Солдаты САС, как правило, более зрелые и подтянутые, чем их коллеги в армии, но идея о том, что они особенно интеллектуально одарены, по большому счету, неверна. Один офицер САС го­ворил: «Обычный парень просто думает о своем следующем задании команды. Он просто зада­ется вопросом, будет ли это за границей и стоит ли покупать новый телевизор, когда он вернет­ся.»

Наиболее опытные солдаты сосредоточены в учебном подразделении САС, которое отвечает за проводимый два раза в год отбор новобранцев. Некоторых сержантов можно найти проводящи­ми подготовку в двух полках САС Территориальной армии. Некоторые из пожилых солдат САС стали жертвами психологических травм и были направлены в армейские госпитали после нескольких лет операций, или получили назначение в учебные части в качестве награды за свою службу. Двое ветеранов САС, которые недавно опубликовали мемуары, признаются, что некото­рое время находились под наблюдением психиатра. Неудивительно, что Министерство обороны не желает обсуждать, является ли число солдат САС, страдающих психическими расстройства­ми, выше, чем в армии в целом.

Большинство из тех, кто служит в 22 полку САС, сохраняют кокарду своего родительского полка и могут вернуться в свое старое подразделение даже после нескольких лет службы в Херефорде. Любой солдат может быть «возвращен в подразделение» (RTU'd), если он нарушает иерархию Херефорда. Отношение к службе в САС различается в разных частях армии. В парашютно-десантном полку, который поставляет большую часть рекрутов для Херефорда, неспособность пройти отбор или быть уволенным, может повлечь за собой клеймо позора. Естественное жела­ние избежать наказания не позволяет многим солдатам высказывать опасения по поводу прика­зов или бросать вызов сержантам учебного подразделения, которые оказывают такое силь­ное влияние на дух полка. В других полках, где военнослужащие редко становятся членами САС, солдата, который пытается пройти отбор, будут уважать независимо от результата его по­пытки.

Офицеры и солдаты обычно проводят около пяти месяцев после отбора, проходя подготовку в САС, которая варьируется от отработки действий в засадах до изучения медицинских навыков и системы специальных сигналов полка. Они служат в одном из четырех «сабельных» эскадронов, «A», «B», «D» и «G» (гвардейский) – обычно не менее двух лет. Затем они могут перейти в учеб­ное подразделение, которое выполняет многие из наиболее важных задач САС за пределами Ве­ликобритании, или в другие специализированные части полка.

Отбор САС требует огромной физической выносливости. Кульминацией четырехнедельных ис­пытаний станет 45-мильный марш-бросок на выносливость, который необходимо совершить за двадцать часов с 50-фунтовым рюкзаком. Чтобы справиться с этой задачей, многие кандидаты будут тренироваться до года в свободное время, месяцами преодолевая труднопроходимую местность в любую погоду и терпя боль от травм.

Офицеров отбирают в основном сержанты-ветераны полка, и многие склонны чувствовать, что о них все еще судят после того, как они прошли аттестацию. Как говорит один из них, «в целом они с презрением относятся к тем, кого они называют «рупертами». Они не прислушиваются к голосу разума. Единственный способ заслужить их уважение – это физические достижения, что довольно затрудняет обсуждение более тонких аргументов о нашей роли».

Многие часы тренировок солдат САС проводятся на полигоне, где они приобретают высокий уровень владения различным оружием. Специализированные курсы включают занятия в «Доме убийств», где солдаты сталкиваются с различными ситуациями, в которых они должны за доли секунды принять решение о том, следует ли стрелять боевыми патронами по мишеням. Обуче­ние подчеркивает необходимость открывать огонь с минимальными колебаниями, если цель рас­познана как враждебная. В некоторых упражнениях однополчане стоят среди манекенов, в бук­вальном смысле отдавая свои жизни в руки своих товарищей, которые врываются в комнату и должны обезвредить «террористов».

Солдаты САС с презрением относятся к гражданским лицам, которые верят, что можно, в запад­ном стиле, выбить оружие из рук человека или вывести кого-то из строя выстрелами в ноги. В условиях боя на ближней дистанции солдат не может тратить время на прицеливание в быстро движущуюся конечность; он обучен стрелять в туловище - всадить в человека столько пуль, сколько необходимо, чтобы гарантировать, что он не сможет воспользоваться своим оружием.

Навыки, которые САС должна была привнести в Ирландию, были привиты режимом Херефорда. У солдата, у которого хватает самодисциплины, чтобы перебраться через Брекон-Биконс с огромным рюкзаком на спине при минусовых температурах, хватит выдержки сутками проле­жать в засаде в яме в земле, испражняться в пластиковый пакет и спать в насквозь промокшей одежде в ожидании прибытия террориста.

Но новая арена Северной Ирландии должна была выявить некоторые существенные недостатки системы Херефорда. Оценка между другом и врагом редко были такими простыми, как в «Доме убийств». В Северной Ирландии солдаты столкнулись с угрозой того, что враг может выстре­лить в них первым. Учебные упражнения о контролируемых «двойках», очередях из двух вы­стрелов, часто забывались на поле боя с террористами, когда солдаты САС выпускали десятки пуль, иногда в людей, которые были не более чем случайными прохожими.

Размещение САС в Ольстере было политическим актом. Символическое значение отправки элитного эскадрона в Бессбрук, деревню, откуда родом большинство из одиннадцати жертв стрельбы в автобусе в 1976 году, было очевидным. Хотя лондонская газета высмеяла отправку двенадцати солдат в январе 1976 года как «символическое» присутствие, на самом деле они бы­ли всего лишь передовым отрядом: несколько недель спустя САС направила в Бессбрук свой эс­кадрон «D» численностью семьдесят пять человек.

С самого начала присутствие САС было предано огласке в политических целях. Несмотря на то, что секретность была жизненно важна для того типа операции, которую хотела провести САС, различные политические деятели и сотрудники сил безопасности стремились использовать про­пагандистскую ценность полка. Республиканцы также понимали, еще до прибытия САС, что страх перед этими анонимными страшилищами британской армии, высококвалифицированными убийцами, можно использовать в своих собственных целях. Аббревиатура полка стала ассоции­роваться со всеми таинственными происшествиями. Это приобрело мистический оттенок, срод­ни ненавистным и внушающим страх местным частям, заслуживших зверскую репутацию «черно-пегим», набранным британскими правительствами в Ирландии в 1900-х годах. Таким образом, САС должны были стать ведущими игроками в пропагандистском соревновании по за­воеванию сердец и умов жителей Ольстера.

Мерлин Рис, тогдашний министр обороны Северной Ирландии, позже размышлял о том, что действия полка, который приобрел устрашающую репутацию в кампаниях по борьбе с повстан­цами, сопровождавших распад Британской империи, не были четко продуманы: «Они были ско­рее презентационными и для наведения загадочности, чем чем-либо еще».

Но, отправив САС в Южный Арма, Гарольд Уилсон также предоставил армии ценный ресурс для ведения тайной войны. Армейские начальники хотели использовать САС не для разделения враждующих общин, а для продолжения своей борьбы против высокоэффективного вооружен­ного республиканского движения. Единственное подразделение ИРА в Южном Арме, казалось, могло безнаказанно убивать солдат, с момента ввода армии в Северную Ирландию в августе 1969 года там было застрелено или взорвано сорок девять человек.

Однако прибытие САС еще больше осложнило борьбу между полицией и армией за контроль в Ольстере, борьбу, в которой доминировали личности руководителей служб безопасности. Мис­сия САС в Северной Ирландии должна была определяться взаимодействием ключевых фигур в этих учреждениях и их различными интерпретациями того, как войска под их командованием могут применять смертоносную силу, оставаясь при этом в рамках закона или делая вид, что остаются в таковых. Путаница в отношении точной роли САС распространялась даже на некото­рых армейских офицеров. Один из них, анонимно написавший в «Таймс», заявил, что САС будет «приказано делать то, чего до сих пор не удавалось армии, убивать террористов». Однако далее он объяснил, что «для любого, кто хорошо знает [САС], утверждение ИРА о том, что их исполь­зовали в качестве наемных убийц в Северной Ирландии, является абсурдным». Такое четкое раз­личие между наемным убийцей и солдатом, выполняющим приказ об уничтожении террористов, менее чем очевидно, учитывая, что простой приказ об устранении террористов, когда это воз­можно, был бы противозаконен в Великобритании.

Существовала даже неопределенность относительно того, кто должен командовать войсками. На бумаге армейская цепочка командования была ясна. Первоначально эскадрон САС находился под управлением начальника местного подразделения регулярной армии, подполковника, командо­вавшего батальоном, базировавшимся в Южном Арме в четырехмесячной командировке. Но те, кто стоял у власти выше в иерархии сил безопасности, пытались оказывать свое собственное влияние. По мере того как становилась очевидной деликатность операций эскадрона, местный командир батальона все чаще направлял их на утверждение своему начальнику, командиру 3-й бригады в Портадауне, или даже командующему сухопутными войсками, офицеру, ответствен­ному за все армейские операции в Ольстере.

Хотя эскадрон находился под юрисдикцией армии, вскоре стало ясно, что инициатива по его ис­пользованию часто исходила от полиции, особенно с учетом того, что сеть информаторов Коро­левской полиции Ольстера обеспечивала САС наилучшими разведывательными данными для ее операций. Была создана система офицеров связи, чтобы сделать армию исполнительным подраз­делением разведки Специального отдела полиции, но отсутствие четких линий разграничения полномочий и продолжающиеся личные столкновения затрудняли работу. Два года спустя, в 1978 году, были созданы специальные региональные центры для контроля за деятельностью САС; их эволюция будет описана в главе 10.

В первые месяцы присутствия САС в Северной Ирландии ощущалась нехватка разведыватель­ных данных, достаточно хороших для использования в тайных операциях. Эскадрон в Бессбруке выполнял обязанности, во многом схожие с обязанностями обычных армейских подразделений, дислоцированных в этом районе. Военнослужащие САС выходили в патрулирование продолжи­тельностью несколько дней, устанавливая наблюдательные посты, проверяя автомобили и пере­мещаясь по стране с намерением противостоять террористам в их акциях. Но со временем эскад­рон стал специализироваться на наблюдении и организации засад, основываясь на разведданных самого высокого качества, имеющихся в распоряжении сил безопасности.

Серия операций САС в 1976 и 1977 годах привела к убийству двух членов ИРА, Питера Клири и Шеймуса Харви, и аресту еще нескольких. Армейское командование расценило эти операции как успешные, и офицеры стремились указать на тревожный уровень убийств на религиозной почве до прибытия эскадрона «D » 22-го полка САС и отсутствие подобных преступлений в Южном Арме в течение оставшейся части 1976 года.

Хотя армейские командиры получили строгий приказ не пересекать ирландскую границу, неко­торые, по-видимому, предпочли это сделать. В марте 1976 года Шон Маккенна, опознанный ар­мией как ключевой местный командир ИРА, был вывезен из своего дома в Ирландской Респуб­лике и доставлен в Северную Ирландию, где его незамедлительно арестовал армейский патруль. ИРА заявила, что он был похищен САС, но в то время штаб армии в Лисберне опроверг это об­винение. Однако британский офицер, участвовавший в то время в тайных операциях в Южной Арме, подтверждает, что Маккенна действительно был «изьят» САС.

В апреле Питер Клири был убит солдатами эскадрона «D». Армейская разведка сообщила, что он был важным лицом во Временной ИРА, который проживал в республике, пересекая границу для проведения операций, а также для участия в общественных мероприятиях. В ту ночь, о кото­рой идет речь, он навещал свою невесту недалеко от Форкилла, в 50 метрах к северу от границы. Команда САС из четырех человек наблюдала за домом в течение нескольких дней с двух наблю­дательных постов. Четверо солдат мало спали и были подвержены воздействию непогоды. Когда прибыл Клири, они арестовали его и вызвали по рации вертолет, чтобы их забрать. По данным армии, трое солдат отправились освещать посадочную площадку для вертолета, в то время как один охранял заключенного. По словам солдат, именно тогда он явно попытался одолеть своего охранника и был застрелен во время борьбы.

ИРА утверждала, что этот человек был убит. Как обычно, после стрельбы было начато расследо­вание, и бойцы САС подверглись длительному допросу со стороны Королевской полиции Оль­стера. Подразделение специальных расследований Королевской военной полиции, по сути, вну­треннее управление уголовного розыска армии, также допросило солдат.

Еще один инцидент произошел месяц спустя. В 10:50 вечера 5 мая 1976 года четверо бойцов САС в автомобиле без опознавательных знаков были задержаны сотрудником полиции Ир­ландской Республики, «Гарды», в Корнамаклахе. Позже армия заявила, что они выполняли раз­ведывательную миссию и допустили ошибку при чтении карты. Когда пропали солдаты, были высланы еще две машины. Они тоже проследовали по дороге вниз к границе и неправильно определили свое местоположение только для того, чтобы быть задержанными той же ревност­ной полицией. К концу ночи ирландская полиция арестовала восемь бойцов САС и изъ­яла три автомобиля, четыре автомата, три пистолета и помповое ружье.

Год спустя мужчины предстали перед судом в Дублине по обвинению в хранении оружия с на­мерением подвергнуть опасности жизнь. Они были оправданы, поскольку, по словам судьи, об­винение не доказало, что солдаты пересекли границу намеренно. Тот же офицер, который утвер­ждает, что САС похитила Шона Маккенну, настаивает на том, что более поздний пограничный инцидент действительно произошел из-за ошибок при чтении карты. Но учитывая, что суды в республике вряд ли проявят симпатию к САС, значение оправдательного приговора заключается в том, что прокуратура не смогла предоставить достаточно веских доказательств для вынесения обвинительного приговора.

Тем не менее, несмотря на заявления о невиновности и вердикт ирландского суда, инцидент предоставил ИРА возможность пропагандировать то, что они считали неопровержимым доказа­тельством операций армии в Республике. В барах вдоль границы предположения о трансгранич­ных похищениях и убийствах САС могут быть подкреплены подробностями о подразделении солдат, автомобилях без опознавательных знаков, автоматах и пистолетах.

Важно увидеть ошибку бойцов САС в свете других случайных нарушений границы, которые имели место в то время – поскольку во многих местах граница не обозначена, солдаты могли легко ошибиться. Один из военнослужащих парашютно-десантного полка рассказал об инциден­те, который мог быть даже более серьезным, чем тот, в котором участвовали САС. Патруль под командованием колоритного сержанта по прозвищу «Банзай» был высажен в поле вертолетом Королевских ВВС. Пилот допустил ошибку при чтении карты, посадив солдат слишком далеко на юг, глубоко внутри Ирландской Республики. Когда Банзай и его патруль заметили бронетех­нику ирландской армии и войска, двигавшиеся к северу от них, они пришли к выводу, что стали свидетелями вторжения в Северную Ирландию. Встревоженные офицеры британской армии го­товили свои собственные бронемашины для борьбы с ирландской армией, прежде чем стало из­вестно, что патруль Банзая находится на территории республики.

Дальнейшие споры разгорелись в июле 1976 года, когда британские солдаты арестовали двух мужчин, работавших в поле на территории Республики. Впоследствии было установлено, что они не были связаны с терроризмом, и они были освобождены. Но, опять же, Шинн Фейн ис­пользовала этот инцидент, чтобы поставить под сомнение законность операций САС и таким об­разом заручиться поддержкой республиканского терроризма.

В апреле 1977 года эскадрон в Бессбруке был вовлечен во вторую перестрелку со смертельным исходом. Шеймус Харви, член ИРА, был убит, когда подходил к припаркованному автомобилю в деревне Калдерри. Солдаты САС залегли в засаде после получения информации о том, что авто­мобиль должен был использоваться террористами. Он уже был использован в инциденте, в ре­зультате которого был убит солдат. Харви, вооруженный дробовиком, был убит в перестрелке после того, как другие члены ИРА, находившиеся на скрытых позициях, очевидно, открыли огонь по солдатам. Армия заявила, что по меньшей мере двое других членов ИРА находились сразу за Харви, утверждая, что один был ранен, хотя ни один из них не был взят в плен.

События, подобные этим в Южной Арме и за границей Республики, стали первыми признаками того, что начальники служб безопасности в штаб-квартирах армии и полиции (в Лисберне и Но­ке соответственно) приняли новую политику активизации тайных операций. Участие целого эс­кадрона САС в начале 1976 года дало им новый важный инструмент в их тайной войне против ИРА, которая тогда быстро превращалась в более профессиональную боевую организацию, чем это было в начале 70-х годов.

Через два года после развертывания эскадрона «D» эта новая агрессивная стратегия борьбы с терроризмом, которая предполагала расширение деятельности САС за пределы ее первоначаль­ной зоны ответственности в Южном Арме, принесла свои первые плоды. Убийство Пола Даффи в феврале 1978 года в графстве Тайрон было всего лишь одним инцидентом в рамках заметного изменения политики со стороны полиции и армии. Начиная с 1977 года разведывательные ресур­сы в Северной Ирландии были переведены с действующей открыто «Зеленой армии» на не­большие, хорошо подготовленные подразделения специалистов, чьи операции были окутаны за­весой секретности.

Конечно, до этого было проведено много тайных операций, но их количество и масштаб значи­тельно возросли. Если в 1975 году в Ольстере насчитывалось менее 100 солдат армии, основной задачей которых было тайное наблюдение, то к 1980 году это число утроилось. Аналогичным образом, Королевская полиция Ольстера, которая начала брать на себя общую ответственность за кампанию по борьбе с терроризмом в 1976 году, также создала множество собственных специа­лизированных подразделений по наблюдению и применению огнестрельного оружия.

Одним из важных факторов продвижения к новому консенсусу в отношении политики безопас­ности стало появление новых личностей на постах политического и военного руководства. В 1976 году Рой Мейсон занял пост госсекретаря по делам Северной Ирландии: бывший шахтер придерживался менее продуманного подхода, чем его предшественник Мерлин Рис. Ключевой советник по безопасности вспоминает, что Мейсон, казалось, не проявлял интереса к политиче­ским инициативам, просто полагая, что Ольстер нуждается в существенной экономической по­мощи и что давление на ИРА следует усилить. Он без колебаний расширил операции против них и публично заявил, что намерен выдавить ИРА «как тюбик зубной пасты».

Затем, в 1977 году, в Северную Ирландию были назначены два новых высокопоставленных во­енных офицера, разделявших убеждения Мейсона. И генерал-лейтенант Тимоти Кризи, главно­командующий войсками в Ирландии, и генерал-майор Дик Трант, командующий сухопутными войсками, считали, что расширение масштабов тайных операций дает шанс сократить потери ар­мии. Кроме того, они верили, что смогут запугать ИРА, повысить вероятность успешного судеб­ного преследования за счет получения более подробных разведданных о подозреваемых и восстановить моральный дух солдат в форме и полицейских, которые были относительно уязви­мы в качестве мишеней для террористов и снайперов. Два старших офицера заявили о своем на­мерении активизировать тайные операции в серии утечек в прессу в течение 1977 года.

Энтузиазм полиции по поводу новой стратегии казался несколько более сдержанным. Кеннет Ньюман, назначенный главным констеблем КПО в 1976 году, критически относился к некоторым операциям САС. Пропитанный принципами минимального применения силы за время своей долгой и разнообразной полицейской карьеры, Ньюман дал понять, что, хотя он восхищался профессионализмом САС, он считал, что его лучше всего использовать для операций, которые допускают тщательную подготовку и репетиции, предпочтительно также в сельской местности. Операции, которые включали в себя развертывание солдат САС, часто ночью, в районах с преоб­ладанием республиканцев по смутным наводкам информаторов, исключали возможность и того, и другого.

Тем не менее, Ньюман был готов согласиться с новой политикой, несмотря на свои опасения, по­тому что понимал критическую важность улучшения наблюдения и сбора разведданных, если его силы хотели эффективно бороться с полувоенными группировками. Кроме того, открытое присутствие армии на улицах и в поместьях было источником негодования среди националисти­ческого сообщества; сокращение видимой активности армии, к которому привели бы тайные операции, также служило его целям.

Джон (Джек) Хермон, старший заместитель Ньюмана и впоследствии преемник на посту главно­го констебля, также был обеспокоен расширением операций САС, по словам старшего офицера, который работал с ним в то время. Однако, особенно в случае с Хермоном, эти оговорки, воз­можно, были больше связаны с ревностным сохранением принципа верховенства полиции, уста­новленного в 1976 году, который давал Королевской полиции Ольстера полный контроль над дея­тельностью сил безопасности в Северной Ирландии, чем с щепетильностью по отношению к тайным операциям как таковым. Под руководством Хермона Королевская полиция Ольстера должна была создать расширенный набор специализированных подразделений, обладающих возможностями скрытого наблюдения и применения огнестрельного оружия.

Таким образом, они были ключевыми фигурами за столом еженедельных заседаний Комитета по политике безопасности Северной Ирландии. Мейсон, Кризи, Трант, Ньюман и Херман - все они выступали за более активную роль тайных сил в осуществлении политики безопасности в Оль­стере. Но в то время как существовал консенсус относительно преимуществ противодействия ИРА более эффективным, но менее заметным способом, существовали глубокие разногласия по другим областям политики. Наиболее существенные разногласия касались вопросов о том, кто должен взять на себя общий контроль за усилиями по обеспечению безопасности и как можно создать интегрированную структуру для обмена разведывательными данными. Неспособность органов безопасности решить эти проблемы, вызванная недоверием и соперничеством между армией и Королевской полицией Ольстера, должна была подорвать всю антитеррористическую кампанию.

Глава 2. Силовые структуры

К концу 1970-х годов социальный и политический ландшафт Северной Ирландии был преоб­разован десятилетием насилия на религиозной почве. Была создана крупная постоянная военная и полицейская силовая структура, отвечающее за поддержание порядка в регионе с населением в 1,5 миллиона человек.

Армия была развернута в Ольстере в августе 1969 года после того, как полиция, Королевская по­лиция Ольстера, оказалась неспособной контролировать местные беспорядки. Будучи провинци­альной полицией среднего размера, Королевская полиция Ольстера не располагала средствами для борьбы со все более ожесточенным националистическим восстанием и ответным насилием лоялистов. КПО передала ответственность за поддержание общественного порядка армии, а необходимость сдерживать беспорядки привела политиков к нарушению многих принципов, на которых основано верховенство закона в Великобритании.

В августе 1971 года была введена политика интернирования без суда и следствия, что привело к крупномасштабным облавам на людей, подозреваемых в связях с террористами. Интернирова­ние оказалось весьма спорным, поскольку разведданные, на которых оно основывалось, были настолько скудными, что было задержано очень много людей, не имевших отношения к терро­ризму, в то время как многие высокопоставленные члены ИРА сбежали, и поскольку это означа­ло признание того, что у сил безопасности не хватало каких-либо доказательств, которые можно было бы представить в суде против подозреваемых, удерживание людей таким образом еще больше оттолкнуло националистическое сообщество. Введение в июне 1972 года статуса особой категории для осужденных террористов было призвано успокоить чувства местных, предоставив полувоенным группировкам дополнительные привилегии в тюрьме. Фактически, позволив тер­рористам утверждать, что они были военнопленными, статус особой категории ознаменовал еще одно нарушение обычного права на остальной территории Великобритании.

Автономный парламент Северной Ирландии в Стормонте, который до Смуты обладал значитель­ной автономией, был распущен в начале 1972 года и заменен прямым правлением из Лондона со всеми исполнительными полномочиями, переданными недавно назначенному государственному секретарю по делам Северной Ирландии. Политики полагали, что измученные люди в Ольстере сочтут эту систему более справедливой.

КПО вышла из состояния глубокого потрясения в первые годы Смуты. Доклад Ханта, официаль­ное правительственное расследование, опубликованное в октябре 1970 года, обвиняло полицию в неправильных действия при республиканских беспорядках в августе 1969 года в Лондондерри (Дерри, как говорили националисты). Лица, принимающие решения в Уайтхолле, полагали, что националистические страсти утихнут, если КПО будет фактически сведена к отряду невоору­женных судебных исполнителей.

Численность армии достигла пика примерно в 22 000 человек в 1972 году, в разгар Смуты, когда солдаты отправились в республиканские районы Лондондерри и Белфаста, чтобы разогнать «Запретные зоны» полувоенных группировок. Фактический развал полиции и желание ар­мейских командиров не обострять ситуацию позволили сектантским экстремистам с обеих сто­рон претендовать на контроль над обширными районами Белфаста и Лондондерри. Но 1972 год также ознаменовался растущим осознанием в Уайтхолле того, что роль армии в долгосрочной перспективе придется сократить. Расстрел солдатами парашютно-десантного полка тринадцати демонстрантов в Лондондерри в «Кровавое воскресенье» в январе того же года привел к рассле­дованию поведения армии. Потери в армии также достигли своего пика в течение этого года, что заставило некоторых старших офицеров согласиться с политиками, которые искали способы уменьшить военное присутствие в Ольстере.

К 1977 году армия насчитывала четырнадцать батальонов, численностью около 650 солдат в каждом, и различные вспомогательные подразделения в Северной Ирландии. Они были развер­нуты в фиксированных районах, известных войскам как их «пятачок», а на армейском жаргоне - как тактические районы ответственности или ТАОРы. В некоторых районах сформированные на местах подразделения полка обороны Ольстера (ПОО), резервистской части, сформированной в 1970 году и укомплектованной в основном из бойцов, служащих по совместительству, взяли на себя ответственность за порядок вместо Специального резерва «В» Королевской полиции Оль­стера. Идея заключалась в том, что как часть армии, контролируемой незаинтересованными бри­танскими генералами, ПОО будет восприниматься как более справедливая, чем специальные подразделения «B», которые рассматривались многими католиками как самый сильный бастион бескомпромиссного лоялизма. КПО, преемница Королевской ирландской полиции, полицейских сил Ирландии до раздела, осталась без специальных подразделений категории «В», а большинство ее служащих были разоружены. Эти подразделения пережили несколько деморали­зующих лет, когда они могли выполнять лишь несколько задач независимо от армии.

Несмотря на эти намерения, ПОО слишком скоро стал крайне непопулярным среди католиков. В первые дни смуты многие политики возлагали большие надежды на ПОО. Он был создан с до­статочно большим контингентом католиков: каждый пятый человек в его рядах. Большинство из них выбыли к концу 70-х годов. Многие командиры регулярной армии не испытывали особого уважения к военным возможностям ПОО, полагая, что опасно пускать совместителей в трудно­доступные районы республики. В 1978 году полк был реорганизован в попытке сделать его бо­лее профессиональным. Несколько рот были расформированы, чтобы их бойцы могли более эф­фективно концентрироваться в определенных областях. Были также приняты меры по увеличе­нию числа военнослужащих ПОО, служащих на постоянной основе. Было очевидно, что напря­жение, связанное с сохранением работы и проведением опасных патрулей в свободное время, для многих людей было непосильным. В 1972 году регулярных бойцов было всего 844, но к се­редине 1980-х годов их стало более 2500. Однако между регулярной армией и ПОО сохранялось некоторое недоверие из-за связей между некоторыми местными солдатами и лоялистскими по­лувоенными группировками.

С 1969 года Ольстер был разделен армейским командованием на батальонные участки, наиболее опасные из которых были заняты регулярными войсками, а остальные - подразделениями ПОО. Регулярные батальоны и батальоны ПОО были разделены между штабами трех бригад: 39-й бригады в районе Белфаста, 8-й бригады в Лондондерри и 3-й бригады в Портадауне, прикрываю­щей границу. Командиры бригад стояли между подразделениями, проводящими опе­рации на местном уровне, и двумя старшими командирами, оба генералы, с более широкими обязанностями.

Каждый из командиров бригад подчинялся командующему сухопутными войсками в Лисберне, который являлся генерал-майором и высшим командующим армией в Ольстере. Над ним стоял главнокомандующий, который, хотя и является армейским офицером, также отвечал за подразде­ления Королевских военно-воздушных сил и Королевского военно-морского флота в Ольстере и за координацию на высоком уровне с полицией и министрами. Казармы в Лисберне, преимуще­ственно протестантском городке недалеко от Белфаста, простираются на большую территорию и включают викторианские здания, занимаемые штабом 39–й бригады, и новый комплекс зданий - безликую муниципальную архитектуру 60-х годов у основания бетонной башни связи, в которой находится штаб-квартира войск в Северной Ирландии (HQNI).

Армейский комплекс назван казармами Тьепваль в честь поля боя Первой мировой войны. Тьепваль имеет более глубокое значение для многих в Ольстере, которое не сразу очевидно по­стороннему человеку. Это был район, где 36-я Ольстерская дивизия была уничтожена немецкой артиллерией и пулеметами. Это место запомнилось как место, где верные британской короне принесли кровавую жертву после того, как республиканцы воспользовались войной, чтобы орга­низовать Пасхальное восстание в Ирландии против правления Вестминстера. Сообщается, что лоялисты из 36-й дивизии кричали «К черту Папу Римского», когда они перелезали через бруст­вер своих окопов.

Канцелярия Северной Ирландии (NIO) была инструментом Уайтхолла для прямого правления Ольстером. С начала 1974 года она изучала различные способы восстановления статуса и авто­ритета КПО. В 1975 году комитет старших офицеров армии, КПО и разведки под председатель­ством Джона Бурна, государственного служащего NIO, подготовил документ под названием «Путь вперед». Это должно было стать самой важной инициативой в области безопасности кон­ца 70-х годов, приведшей к политике, известной как «главенство полиции». Согласно этому пла­ну, роль регулярной армии должна была быть сокращена, а общее руководство усилиями по обеспечению безопасности в 1976 году было передано КПО, что потребовало расширения сил, набираемых на местах.

Большинство армейских офицеров считали, что КПО более профессиональна, чем ПОО, хотя в 1976 году многие все еще считали полицию неспособной взять на себя ответственность за без­опасность на местах, в отличие от залов заседаний комитетов. Численность КПО выросла с 3500 в 1970 году до 6500 в середине 1970-х годов.

Как и у армии, ее силы были организованы по иерархической системе. Полицейские участки бы­ли сгруппированы в шестнадцать «дивизионов», примерно соответствующих армейским бата­льонам. Несколько дивизионов были сгруппированы в каждом из трех «регионов», Белфасте, Южном и Северном, в каждом из которых руководил помощник главного констебля, обладавший той же степенью полномочий, что и три армейских бригадира. Три помощника главного констеб­ля подчинялись главному констеблю в штаб-квартире КПО в Ноке, в восточном Белфасте.

Деятельность армии и КПО была интегрирована сверху вниз. Главный констебль и главноко­мандующий войсками в Северной Ирландии виделись не реже одного раза в неделю на заседа­ниях Комитета по политике безопасности. Заместитель главного констебля и командующий су­хопутными войсками обычно проводили ежедневные обсуждения для координации операций. На более низком уровне могли бы проводиться аналогичные совещания, например, между ко­мандиром полицейского дивизиона и командиром местного батальона армии. Но на местном уровне часто возникали проблемы. Сотрудники полиции сочли, что армейское командование придерживается слишком краткосрочных взглядов; в то время как офицеры КПО часто отказы­вались сопровождать армию на миссии либо потому, что считали это слишком рискованным, ли­бо потому, что чувствовали, что это вызовет неприязнь у местного населения.

Полиция столкнулась с незавидной задачей выполнять обычные обязанности, такие как регули­рование дорожного движения, расследование мелких преступлений или вручение судебных по­весток, находясь под смертельной угрозой со стороны ИРА. Несмотря на план о главенстве по­лиции, реальность середины 70-х годов, признает старший офицер КПО, заключалась в том, что «в более сложных местах вы обнаруживали, что полиция оставалась в своих участках и вре­мя от времени выходила сопровождать армию».

В первые дни Смуты полиция вызвала ненависть националистического сообщества, въезжая в их кварталы, стреляя из автоматов и представляясь репрессивной силой протестантского исте­блишмента. После беспорядков 1969 года и отчета Ханта в следующем году главный констебль КПО объявил, что она будет реорганизована в соответствии с тем, что он назвал неагрессивны­ми, не принимающими ответных мер. В результате в республиканских районах КПО фактически передала ответственность за поддержание правопорядка армии. В этих районах солдатам при­шлось сталкиваться с бунтами и обеспечивать правопорядок. Главенство полиции потребовало восстановления подразделений КПО по борьбе с беспорядками и появления полицейских отря­дов с защитой и вооружением, необходимыми для выхода на улицы.

Кеннету Ньюману, миниатюрному англичанину, который начинал свою карьеру в палестинской полиции, в 1976 году была поручена работа по обеспечению «главенства полиции». Работа большинства констеблей удерживала их в участках. Однако для того, чтобы новая политика была эффективной, главному констеблю требовались отряды, обученные применению огнестрельного оружия и борьбе с беспорядками, которые должны были быть мобильными, чтобы эффективно реагировать на неприятности. В некотором смысле Ньюману было необходимо милитаризиро­вать полицию. Специальная патрульная группа (СПГ) была ближе всего к такому подразделению в 1976 году. СПГ была основана в начале 70-х годов, заменив Резервные силы, костяк подразде­ления, состоящего из штатных сотрудников, укомплектованного резервистами во время кризи­сов, в качестве мобильного антитеррористического отряда КПО. Отряды СПГ действовали в Белфасте, Лондондерри, Арме, Оме и Магерафельте. С приходом «верховенства полиции» число сотрудников полиции, служащих на постоянной основе, увеличилось примерно со 100 до при­мерно втрое большего числа. При Ньюмане они прошли подготовку по борьбе с беспорядками и усовершенствовали обращение с огнестрельным оружием. Полиция появилась на улицах в бро­нежилетах и с винтовками «Рюгер». Главный констебль также начал кампанию по связям с об­щественностью, направленную на создание более благоприятного имиджа полиции, особенно среди молодежи.

Несмотря на то, что они публично выражали восхищение друг другом, солдаты и полицейские неизбежно испытывали некоторую степень взаимного презрения. Для самоуважения многих ар­мейских офицеров было важно чувствовать, что КПО в некотором смысле запятнана сектант­ством, потому что эта точка зрения помогала оправдать их собственное присутствие. Один офи­цер говорит: «Я не знаю, что бы делала КПО, если бы Смута закончились. Это так важно для представления протестантов о себе как об обществе, находящемся в осаде. Они скорее похожи на буров в Южной Африке».

И многие офицеры полиции относились к армии как к чужакам, часто находящимся в кратко­срочных командировках, которые отталкивают население ненужной демонстрацией силы. Как выразился один из главных инспекторов КПО, «Мы никогда не добьемся постоянного прогресса, пока не сможем обходиться без военной поддержки. Для ИРА гораздо лучше, чтобы британская военная машина была замечена надвигающейся на них». Принятие «главенства полиции» в каче­стве официальной политики мало что дало для разрешения этого соперничества.

Основные усилия сил безопасности, как полиции, так и армии, были направлены против респуб­ликанских группировок, Временной ИРА и небольшой Ирландской национально-освободитель­ной армии (ИНОА), хотя во время межконфессиональных столкновений в середине 1970-х годов лоялистские террористические группировки убили больше людей. Но лоялисты не нападали на силы безопасности, и число приписываемых им инцидентов в конце 70-х годов сократилось. Многие армейские офицеры считают борьбу с лучше организованными республиканскими тер­рористическими группировками реальной задачей. Как выразился один офицер, «Среди некото­рых людей существует своего рода восхищение ИРА, ее профессионализмом. Никто не испыты­вает никакого уважения к лоялистам».

К 1977 году уровень террористических инцидентов, связанных с республиканцами и лоялиста­ми, значительно снизился. В 1972 году было совершено более 10 000 случаев открытия огня, единственный год Смуты, в котором погибло более 100 солдат; в 1977 году число случаев откры­тия огня составило одну десятую часть. Террористы поняли, что разрешение их членам разгули­вать по улицам с оружием - верный путь к большому числу жертв и арестов. Вместо этого они лучше готовились к своим атакам и совершенствовали свои методы. Солдаты, отправленные в Ирландию с середины 70-х годов, больше не ожидали, что во время патрулирования им придется участвовать в так называемых «перестрелках в стиле дикого Запада», которые вспыхивали в пер­вые дни; теперь они сталкивались с изощренными террористическими операциями. Для борьбы с этой угрозой требовалась более качественная разведка.

С 1977 по 1979 год соперничество между полицией и армией должно было обостриться. Она ча­сто была сосредоточена на вопросах разведки, которые являются основой антитеррористических усилий. Том III армейского руководства по сухопутным операциям, «Контрреволюционные опе­рации» (Северная Ирландия определяется как «контрреволюционный конфликт») был издан в августе 1977 года и стал библией для армейских операций в Ольстере. В нем говорится, что раз­ведданные - это «ключ к успеху». События уже продемонстрировали это иерархии служб без­опасности.

Политика интернирования оказалась контрпродуктивной во многом из-за того, что разведданные были очень скудными. ИРА тоже извлекла уроки из своих ранних ошибок и была более осторож­на в том, как и когда она взаимодействовала с силами безопасности, а также в том, чтобы не оставлять улик, которые могли бы осудить ее члена. Необходимость в компетентном, централи­зованно управляемом разведывательном аппарате для замены существующей сети враждующих агентств была очевидна.

До реорганизации антитеррористической разведывательной деятельностью занимались отдель­ные службы как в армии, так и в КПО. Более того, в составе КПО было два отдела: отдел «С», отдел уголовного розыска (ОУР), отвечал за допрос подозреваемых и сбор доказательств после инцидентов; отдел «E», Специальный отдел (СО), управлял сетями информаторов, жизненно важными для успешных антитеррористических мер. СО был освобожден от обязанности прово­дить допросы после окончания интернирования. Назначение уголовного розыска ответственным за допрос, или, как любили называть это в армии, «проверку», было отчасти жестом. Это соот­ветствовало официальной политике рассматривать терроризм как преступление, а не как под­рывную деятельность после прекращения в марте 1976 года политического статуса для всех за­ключенных членов военизированных формирований. Однако принятие отделом уголовного ро­зыска на себя ответственности за проведение допросов также последовало за серией дискреди­тирующих публичных заявлений и правительственных расследований бесчеловечного обраще­ния с подозреваемыми со стороны СО.

Для успеха антитеррористических операций крайне важно, чтобы эти два ведомства работали сообща. Следователь уголовного розыска, например, может считать, что подозреваемый член ИРА готов работать информатором на СО. На практике часто возникали проблемы с взаимоотно­шениями. Старший офицер КПО вспоминает: «Существовало рабское следование принципу «только то, что нужно знать». Специальный отдел передавал в уголовный розыск минимум ин­формации».

После внутренней реорганизации, проведенной Кеннетом Ньюманом, два полицейских управле­ния выступили единым фронтом, хотя их отношения с армейской разведкой оставались плохими. В армии были свои собственные информаторы, или «наводчики» на ольстерском сленге. Обыч­ные офицеры, у которых не было опыта работы в Северной Ирландии, могли найти себе агента во время четырехмесячного турне. Жизнь этого агента иногда зависела от компетентности этих обычных офицеров.

В дополнение к разведывательной деятельности обычных подразделений, в армии было несколь­ко специализированных подразделений. Лисберн также был штаб-квартирой 12-й роты разведки и безопасности, входившей в состав Разведывательного корпуса, сформированного в Ольстере в 1972 году, численность которого превысила 200 человек. Рота была разделена на подразделения, обслуживающие Лисберн и штабы бригад. Хотя первоначально она занималась некоторой аген­турной деятельностью, ее члены занимались в основном бумажной волокитой: готовили отчеты для старших офицеров и вели картотеки подозреваемых.

С 1972 года в армии также существовало Специальное подразделение военной разведки в Север­ной Ирландии, СПВР (СИ), организация, состоящая примерно из пятидесяти офицеров и сер­жантов, которые должны были выступать в качестве посредников между армейскими начальни­ками и Специальным отделом КПО на различных уровнях командования. Они участвовали в большинстве обменов секретными разведывательными данными между армией и КПО и долж­ны были особенно пострадать от растущей конкуренции между двумя организациями.

Среди офицеров, служивших в СПВР в середине 1970-х годов, был капитан Фред Холройд, офи­цер Королевского транспортного корпуса, который выполнял работу в армейской разведке в Се­верной Ирландии. Впоследствии в серии интервью прессе и в своей книге «Война без чести» он подробно рассказал о соперничестве между различными разведывательными организациями и некомпетентности некоторых своих коллег-оперативников. Другие, служившие на аналогичных должностях, подтверждают утверждения капитана Холройда о сражениях между различными организациями, занимающимися сбором разведданных. Расследования Дункана Кэмпбелла, журналиста, работающего в журнале «Нью Стейтсмэн» и газете «Айриш Индэпендент», под­твердили другие аспекты истории Холройда. Однако некоторые из наиболее серьезных утвер­ждений Холройда вызывают споры, которые будут рассмотрены в пятой главе.

В дополнение к органам армии и полиции, занимающимся сбором информации, также активно действовали Секретная разведывательная служба (МИ-6 или МИ-6) и Служба безопасности (МИ-5). Обе организации пытались вербовать агентов и были больше озабочены политическим аспектом беспорядков, чем армия или полиция. Хотя МИ-6 играла заметную роль в первые дни Смуты, ее влияние пошатнулось из-за обвинений в 1972 году в том, что она поощряла двух аген­тов, Кеннета и Кита Литтлджонов, грабить банки в Республике Ирландия. Ирландское прави­тельство потребовало экстрадиции этих двух людей из Великобритании после обнаружения их отпечатков пальцев после ограбления банка в Дублине в 1972 году. Кеннет Литтлджон, бывший военнослужащий парашютно-десантного полка, который занялся разбоем, впоследствии утвер­ждал, что МИ-6 намеревался использовать его банду для дискредитации ИРА посредством гра­бежей и убийств ее членов. Сообщается, что Морис Олдфилд, в то время второй по рангу офи­цер МИ-6, созвал сотрудников на совещание в штаб-квартире организации в Лондоне, чтобы опровергнуть обвинения. Хотя Служба, возможно, отклонила некоторые обвинения Литтлджона, было ясно, что братья были агентами британского правительства – генеральный прокурор насто­ял на том, чтобы слушание об их экстрадиции в Ирландию проходило в тайне по соображениям национальной безопасности. Впоследствии Литтлджоны были отправлены в Республику, где они получили суровые сроки за ограбление дублинского банка.

В то же время, когда происходила экстрадиция Литтлджонов, в Дублине был арестован Джон Уайман, человек, который, как полагают, был офицером МИ-6. Он был задержан вместе с сер­жантом Специального отдела полиции Ирландской Республики, который предоставил ему се­кретные разведывательные документы. Уайман был досрочно освобожден в 1973 году после от­бытия трехмесячного срока предварительного заключения. Говорили, что дела Литтлджона и Уаймана убедили Олдфилда, который стал главой МИ-6 в 1973 году, в том, что его организация не должна марать руки борьбой с ИРА в Соединенном Королевстве, и побудили его начать свора­чивать свою деятельность.

Переход к МИ-5 от МИ-6 в качестве ведущего агентства в антиреспубликанской секретной раз­ведывательной деятельности сопровождался большим соперничеством и недоброжелательно­стью. Обе организации имели связные отделения в Лисберне и Ноке. К концу 1970-х годов МИ-6 потеряла большую часть своей агентурной сети в Ирландии, и, хотя МИ-6 сохранила свое связ­ное отделение в Стормонте и свою резидентуру в британском посольстве в Дублине, большую роль взяла на себя МИ-5.

Армия была хорошо осведомлена о принципах, которыми следовало руководствоваться в работе разведывательного ведомства. В руководстве «Контрреволюционные операции» говорится: «Раз­ведка и безопасность должны контролироваться централизованно, чтобы обеспечить эффектив­ное и экономичное использование ресурсов. Таким образом, должна существовать единая инте­грированная разведывательная организация, подчиняющаяся либо начальнику разведки, либо старшему офицеру разведки в оперативном районе».

Но на практике генералы нарушали эти принципы, создавая собственные конкурирующие разве­дывательные операции армии. В своих мемуарах (опубликованных в 1989 году) лорд Карвер, на­чальник Генерального штаба в середине 1970-х годов, подчеркнул, что специальный отдел КПО утратил волю к проведению жестких допросов, и подчеркнул проблему вынесения обвинитель­ных приговоров. Он писал:

«Разочарование армии в обеих этих областях привело к постепенному и растущему давлению с требованием, чтобы она меньше полагалась на Специальный отдел и больше делала для получе­ния собственной разведывательной информации, - тенденция, с которой я поначалу неохотно со­глашался, поскольку весь опыт работы в колониальных областях был против этого и выступал за полную интеграцию разведки полиции и вооруженных сил. Однако неэффективность Специаль­ного отдела КПО, его нежелание снова обжечься и подозрение, не раз доказанное, что некоторые из его членов имели тесные связи с протестантскими экстремистами, привели меня, наконец, к выводу, что альтернативы не было».

В результате этого решения армия создала новое элитное подразделение наблюдения, которое стало известно как 14-я разведывательная рота, и увеличила ресурсы, выделяемые на сбор разве­дывательных данных. Но новая политика обострила соперничество с КПО. Хотя многие консте­бли и военные на местах продолжали сотрудничать, к 1977 году ситуация в коридорах Лисберна и Нока стала еще более сложной.

Старший офицер, вовлеченный в это соперничество, вспоминает, что самой сложной областью был обмен разведданными от информаторов: «Был элемент «если вы расскажете им все, мы не сохраним положение, не так ли?». В разведывательном деле знания - это сила». Другой офицер, служивший в Лисберне, говорит: «Борьба с Временной ИРА была примерно девятой в моем списке проблем на каждое утро».

Последствия навязчивой секретности и отказа от сотрудничества можно было наблюдать на всех уровнях усилий по обеспечению безопасности. Питер Мортон, командир 3-го батальона пара­шютно-десантного полка, вспоминал в своей более поздней книге «Экстренный тур» типичный инцидент во время командировки в Южном Арме в 1976 году, когда солдаты получили информа­цию от представителя общественности: «Я должен был знать лучше, но я согласился позволить им обыскать семь занятых домов, что они и сделали в 06.35. С точки зрения организации это бы­ло чудо. Но в результате мы нашли два дробовика и навлекли на себя гнев местного начальника Специального отдела, потому что мы не согласовали с ним результаты поисков. Никто никогда не узнает наверняка, но, по всей вероятности, по крайней мере один из обысканных домов при­надлежал одному из его контактов».

Случайные аресты информаторов, отказ информировать другие службы безопасности о передви­жениях ключевых фигур ИРА и компрометация источников друг друга стали обычным делом. Старший офицер, служивший в штаб-квартире в Северной Ирландии, признает: «Я не сомнева­юсь, что Специальный отдел считал армию и ее попытки собирать информацию ковбойскими».

Член команды Уайтхолла, впоследствии направленной в Ольстер для проведения обзора дея­тельности по сбору разведывательных данных, прямо говорит о ситуации в конце 1970-х годов: «Я был удивлен и шокирован тем, что мы обнаружили. Мы столкнулись с несколькими феноме­нальными промахами. Многие проблемы были связаны с использованием высокочувствительно­го человеческого исходного материала. В руководстве работой царили чрезмерная конфиденци­альность и скрытность». В результате этих ошибок погибли люди, говорит он, но отказывается приводить конкретные примеры. Тем не менее, он раскрывает: «Информация была доступна, например, было заранее известно о бомбах, о которых людям никогда не говорили».

В середине 1970-х годов сотрудник разведки был направлен в Стормонт в качестве начальника и координатора разведывательного управления (НКРУ). Но обладатель этого поста не мог заста­вить непокорных сотрудников Специального отдела или армейской разведки работать более тес­но. Оказавшись между враждующими организациями, начальник разведывательного управления был фактически бессилен. Офицер разведки вспоминает: «Ситуация ухудшилась, и стало оче­видно, что НКРУ не может выполнять поставленные перед ним задачи».

Неумелое управление разведкой и повышение квалификации ИРА в совокупности привели к ослаблению деятельности сил безопасности. Изъятие тайников с оружием является хорошим по­казателем качества управления разведывательной деятельностью, поскольку чаще всего оно происходит по наводкам. Статистика показывает, насколько плохо шли дела у сил безопасности. В 1974 году было найдено 465 винтовок, в 1976 году - 275, а в 1978 году - 188. Количество изъ­ятых взрывчатых веществ сократилось с 53 214 фунтов в 1974 году до 7966 фунтов в 1978 году. Дело было не в том, что информаторов стало меньше, а скорее в том, что предоставляемая ими информация не распространялась должным образом, и ИРА становилась все более искусной в сокрытии своих арсеналов.

В Министерстве обороны в Лондоне возглавлявший разведывательный отдел Генерального шта­ба бригадный генерал Джеймс Гловер, жилистый, амбициозный пехотный офицер, с растущей тревогой наблюдал за событиями. Через некоторое время после вступления в должность в 1977 году Гловер подготовил строго засекреченный документ «Будущая организация военной развед­ки в Северной Ирландии», в котором излагались дальнейшие действия. В нем подчеркивалась необходимость более эффективного централизованного контроля за разведданными, при этом НКРУ обладал большими полномочиями, а также создания эффективной системы обмена раз­ведданными на более низких уровнях иерархии командования. Его предложения в сочетании с изменениями, которые происходили в КПО под руководством Кеннета Ньюмана, должны были многое сделать для уменьшения трений и повышения эффективности сбора и распространения разведывательной информации.

Бригадный генерал Гловер осознал тот важный факт, что сама ИРА превратилась в очень слож­ную организацию, и принял новую стратегию. Также было ясно, что старую антитеррористиче­скую тактику придется изменить. Старшие офицеры армии, КПО и МИ-5 пришли к выводу, что улучшение сотрудничества между сборщиками информации и активизация тайных операций были жизненно важны для противодействия развивающейся ИРА.

Глава 3. Временная ИРА

Конец 1970-х годов был временем перемен не только для сил безопасности. Их противники из Временной ирландской республиканской армии, или ВИРА, если использовать аббревиатуру Британской армии, также переживали глубокие перемены.

Организация пыталась вернуть себе инициативу после срыва соглашения о прекращении огня 1975 года, разработанного Мерлином Рисом. Оно началось в феврале, но прекратилось позже в том же году в результате того, что руководство ИРА почувствовало, что правительство несерьез­но относится к уступкам, и ему стало все труднее сдерживать разочарование своих членов перед лицом широкомасштабной кампании убийств со стороны лоялистских террористов. Многие бри­танские политики и лоялисты ставили под сомнение разумность прекращения огня, опасаясь, что это придаст легитимность республиканцам. На самом деле оно вызвало у ИРА серьезные проблемы. Временная ИРА оказались не в состоянии атаковать армию и полицию. Вместо этого они совершали нападения на протестантов, часто в отместку за убийства лоялистскими полуво­енными группировками в произошедшей во время прекращения огня кровавой вспышке меж­конфессионального насилия.

Многие члены ИРА покинули страну во время прекращения огня. Мартин Макгиннесс, лидер ИРА из Лондондерри, упомянул о негативных последствиях прекращения огня, когда проком­ментировал: «Хорошие операции - лучший сержант-вербовщик». Напряженность, возникшая в результате сделки, также привела к смещению власти с Юга на Север, от пожилых людей к мо­лодым. В Армейском совете, правящем органе ИРА, обычно состоящем из семи высокопостав­ленных лиц, до сих пор доминировали южане, пожилые мужчины, ветераны стычек с британца­ми в 1950-х годах. Но люди, которые сейчас находились в авангарде движения на Севере, разоча­ровались в руководстве южан во время прекращения огня и в ноябре 1976 года провели первое заседание недавно сформированного Северного командования. Этот орган, по-прежнему подчер­кивающий свою лояльность Армейскому совету ИРА и «Главному штабу» на юге, должен был стать проводником амбиций новых северян, таких как Макгиннесс и Джерри Адамс.

Адамс, уроженец западного Белфаста, чей отец был заключен в тюрьму за свою республи­канскую деятельность в 40-х годах, был освобожден из тюрьмы Мейз в 1976 году, отсидев три года за попытку побега при интернировании. Хотя даже противники Адамса теперь уважали его как проницательного политика, он провел много лет на острие «вооруженной борьбы». По дан­ным Специального отдела, Адамс был командиром подразделения Временной ИРА в Баллимур­фи до того, как его интернировали в 1971 году. Он был освобожден в следующем году, приняв участие в секретных переговорах в Лондоне с британским правительством и став командиром Белфастской бригады. Считается, что во время его второго срока заключения Адамс и Айвор Белл, еще один ведущий белфастский «временный», разработали планы фундаментальной трансформации ИРА.

Изменения в ИРА стали кульминацией процесса, начавшегося в декабре 1969 года, когда ИРА раскололась на Временную и Официальную фракции. Лидеры Временного крыла ушли, потому что считали, что ИРА должна придерживаться политики воздержания – оставаться вне политиче­ского процесса и бойкотировать выборы.

Официальное крыло перестало беспокоить силы безопасности в 1972 году, когда они начали бес­срочное прекращение огня. Однако убежденные левые республиканского движения создали еще одну отколовшуюся фракцию три года спустя, когда Шеймус Костелло основал Ирландскую рес­публиканскую социалистическую партию. У троцкистской ИРСП было военное крыло - Ир­ландская национально-освободительная армия, которая должна была завоевать репутацию без­жалостной, хотя и не соответствовала ИРА ни по компетентности, ни даже по элементарным стандартам дисциплины.

ВИРА меньше интересовала марксистская, утопическая идеология Официалов и ИРСП, которая предполагала, что пролетариат заменит британское правление рабочим государством, и больше привлекала простая, но мощная эгалитарная традиция ирландского национализма, которая горе­ла в католических поместьях. Триумф северян был отмечен в 1977 году назначением Макгиннес­са начальником штаба Армейского совета и, следовательно, главой ИРА.

Макгиннесс первоначально присоединился к Официалам, но они, казалось, были больше озабо­чены бесконечными дебатами о марксистской идеологии, чем нападками на британское государ­ство. Официалы верили в форму республиканизма, которая охватывала весь рабочий класс, неза­висимо от его религиозного происхождения: они даже набрали роту в Шенкхилле, бастионе бел­фастского протестантизма. В рядах Временных действительно была горстка протестантов, но Официальная ИРА и ИНОА приложили больше усилий, чтобы завербовать их. Рота официалов в Шанкхилле просуществовала недолго - большинство ее членов разошлись, как только после начала Смуты были проведены линии фронта на религиозной почве. Лишь несколько человек продолжали поддерживать связи с республиканскими группировками, наиболее важным из кото­рых, вероятно, был Ронни Бантинг, сын отпрыска ольстерской лоялистской партии, который стал командующим ИНОА в Белфасте в конце 1970-х годов. «Временные» хотя и стремились в своих публичных заявлениях не выступать в качестве сектантской силы, в частном порядке были более готовы признать, что они действительно боролись за общину, которая почти до последней семьи была католической.

Северяне, такие как Адамс и Макгиннесс, в течение некоторого времени осознавали, что тон республиканской пропаганды, которая подразумевала, что еще одной недели борьбы будет до­статочно, чтобы вышвырнуть британцев вон, был нереалистичным. После отмены «запретных зон» в 1972 году и последовавшего за этим пика насилия, ситуация в конфликте изменилась. Го­товность как консервативного, так и лейбористского правительств вести переговоры о прекра­щении огня лежала в основе убеждения республиканского руководства в начале 1970-х годов в том, что еще один «большой толчок» может принести победу. Но руководство пришло к выводу, что Рис никогда не намеревался заключать постоянную сделку, скорее он использовал прекраще­ние огня, чтобы выиграть время. И во время перемирия характер борьбы неуловимо изменился. Это больше не было массовым восстанием, а вместо этого начало приобретать черты затяжной партизанской борьбы.

Была задумана новая доктрина, известная как «долгая война». Впервые она была озвучена в июне 1977 года на ежегодном республиканском поминовении на могиле Вулфа Тона в речи Джимми Драмма, члена влиятельного республиканского клана. Идея получила одобрение, и рес­публиканская пропаганда соответствующим образом изменилась. Значение этого изменения и реакция «добровольцев», так ИРА называет своих бойцов на передовой, была описана годы спу­стя в интервью с человеком из ИРА:

«В начале 1970-х годов у всех была вера в то, что свобода наступит в следующем году. Теперь ИРА, особенно обычные «добровольцы», признали, что это будет долгая, очень долгая война. Мы не готовы назначать для этого время. В то же время мы не готовы к тотальному наступле­нию таким образом, чтобы это поставило под угрозу наши шансы нанести удар по британской армии и, следовательно, по британскому правительству».

Но признание своим сторонникам, что борьба будет долгой, означало, что ИРА необходимо акти­визировать свою политическую работу. Республиканство должно было бы продвигаться вперед не только с помощью оружия, но и путем агитации и участия в выборах. Активисты Шинн Фейн, политического крыла республиканского движения, нашли новую проблему для проведе­ния предвыборной кампании в условиях, в которых содержались заключенные-республиканцы.

К началу 1976 года правительство ввело «криминализацию», отказавшись от статуса особой ка­тегории для лиц, осужденных за террористические преступления, который предоставлял им пра­ва, недоступные заключенным где-либо еще в Соединенном Королевстве. Согласно новым пра­вилам, к лоялистам и республиканским террористам будут относиться как к обычным преступ­никам. Строевая подготовка и другие полувоенные атрибуты, которые были разрешены в лаге­рях для интернированных, больше не допускались. С мая 1976 года это стало серьезной пробле­мой в националистическом сообществе, поскольку первый заключенный в недавно построенных блоках «H» в тюрьме Мейз отказался носить одежду, предусмотренную правилами.

Переход власти в ИРА от Юга к Северу создал неопределенность в армейской разведке. Было очевидно, что северяне становятся все более могущественными, но руководители разведки были сбиты с толку масштабами изменений и ролью Южного командования. В 1978 году Джеймс Гло­вер, бригадный генерал Генерального штаба (разведка), который пытался консолидировать дея­тельность по сбору информации, написал еще один доклад «Северная Ирландия: будущие тен­денции терроризма». Копия секретного документа впоследствии была получена ИРА, к большо­му смущению Уайтхолла. В нем Гловер признался:

«Мы мало что знаем о детальной работе иерархии в Дублине. В частности, у нас скудные знания о том, как работает система материально-технического обеспечения, и мы не знаем, в какой сте­пени пожилые, явно вышедшие на пенсию республиканские лидеры влияют на движение».

Использование ИРА военной терминологии приводило в бешенство многих в британской армии и лоялистском сообществе, а связь взрывов бомб и убийств ИРА в 1970-х годах с ее борьбой де­сятилетиями ранее была также оскорбительна для многих в Республике. Однако симпатия к ка­толикам Севера в их борьбе с социальным неблагополучием глубоко укоренилась в основной по­литике Ирландии. Поэтому многие политики, которые критически относясь к методам «времен­ных», неохотно предпринимали против них конкретные действия. Проблема трансграничной безопасности, или, скорее, почему ирландское правительство не делало больше для ее улучше­ния, оставалась главным раздражителем для начальников в Лисберне и Ноке. Несмотря на это, отношение в Дублине постепенно менялось. Постепенно ирландские правительства начинали осознавать, что ИРА представляет угрозу внутри их собственного государства. Переход к «гла­венству полиции» в 1976 году был позитивным шагом для Дублина, поскольку он отстранил ар­мию, с которой полиция Ирландской Республики не хотела иметь дело, от контроля над операция­ми.

Помимо неосведомленности сил безопасности о командной структуре ИРА, в целом слабая рабо­та разведывательного сообщества отразилась на резком сокращении числа изъятий оружия в пе­риод с 1974 по 1978 год. Но к началу 1977 года сочетание факторов привело к значительному улучшению показателей. Армия систематически расширяла свою разведку под прикрытием с на­чала 1976 года, того же года, когда Королевская полиция Ольстера также создала специальные подразделения наблюдения.

Помимо этих особых мер Кеннет Ньюман, сначала в качестве старшего заместителя начальника полиции, а затем и главного констебля, пытался улучшить базовые стандарты работы полиции. Он, например, организовал отправку более 20 000 отпечатков пальцев в Англию для анализа. В результате было произведено несколько сотен арестов. Ньюман пытался внедрить в полиции лучшие методы работы, прилагая больше усилий для защиты судебно-медицинских и других до­казательств, которые могли дать единственный шанс добиться обвинительного приговора.

Офицеры уголовного розыска КПО взяли от армии на себя допрос подозреваемых, главным об­разом в Каслри. Реорганизация полицейской работы привела к тому, что следователи чаще могли проводить очные ставки с подозреваемыми, располагая полным досье об их связях и деятельно­сти. Это повергло многих в панику и заставило признаться. В то же время изменения в законода­тельстве позволили задерживать людей, подозреваемых в террористических преступлениях, на три-семь дней, что позволило следователям дольше работать над сложными делами. Однако по­следующие расследования должны были показать, что улучшение результатов уголовного ро­зыска, а в период с 1974 по 1976 год число признаний резко возросло, в некоторых случаях до­стигалось путем применения избиений. Командир пехотного батальона, вернувшийся из ко­мандировки в Андерсонстаун в Белфасте, сообщил своему начальству в секретном отчете: «Уго­ловный розыск не ограничен теми же ограничениями на методы допроса подозреваемых в тер­роризме, которые наложены на [Специальный] отдел в Каслри, и все они работают в интересах полиции с террористами. Результаты, которых ОУР добился во время нашей командировки, бы­ли впечатляющими».

Ньюман также создал региональные подразделения по борьбе с преступностью и разведке в каждой из трех региональных штаб-квартир КПО. Подразделения были совместно укомплекто­ваны сотрудниками уголовного розыска и Специального отдела, так что деятельность двух де­партаментов стала взаимосвязанной.

Руководители ИРА становились все более обеспокоенными эффективностью процесса допросов в сочетании с введением более длительных сроков содержания под стражей в соответствии с За­коном о предотвращении терроризма. На судебном процессе в Дублине в 1978 году суд заслушал выдержки из внутреннего документа ИРА, который был найден у Шеймуса Туоми, ведущего члена Временной ИРА, когда он был арестован. В нем говорилось, что «приказы о трех- и семид­невном содержании под стражей ломают «добровольцев», и это вина Республиканской армии за то, что она не привила «добровольцам» психологической силы сопротивляться допросу».

В документе Туоми также обсуждалась неэффективность командной структуры ИРА и необходи­мость реорганизации. Именно к такой перестройке Айвор Белл и Джерри Адамс уже обраща­лись в тюрьме Мейз.

До этого «добровольцы» были сгруппированы в роты. Обычно в них находилось от десяти до тридцати человек, а не девяносто или сто, как это обычно бывает в армиях. Роты были сгруппи­рованы в батальоны, в состав которых входили «добровольцы» (активные террористы) и вспомо­гательные подразделения. Члены вспомогательных подразделений представляли собой своего рода «папочкину армию», состоящую из стариков и молодежи, которой не хватало опыта для включения в действующие подразделения. Предполагалось, что вспомогательные силы должны быть доступны для защиты националистического сообщества в случае крупного межконфессио­нального конфликта и в то же время, для выполнения менее деликатных задач. В Белфасте и Дерри батальоны были сгруппированы в бригады.

Использование военной терминологии для описания своих подразделений было частью попытки «временных» укорениться в традициях повстанческого республиканизма, который почти шесть­десят лет назад завоевал независимость для Юга, Республики Ирландия. Затем ИРА развернула обширные вооруженные силы, организованные обычным образом. Пропаганда Шинн Фейн все­гда пыталась изобразить «временных» как солдат, ведущих борьбу, сходную с борьбой француз­ского Сопротивления во время войны, и следующих традициям вооруженного республиканизма, которые сделали возможным образование Ирландской Республики. Возможно, из-за этого орга­низация сохраняла более высокую степень контроля над своими членами и была способна на бо­лее масштабные операции, чем другие полувоенные группировки.

Однако такая организация привела к ряду проблем. Самым важным было то, что слишком много людей знали, кто есть кто в их местной инфраструктуре ИРА, что делало организацию уязвимой для информаторов. Кроме того, поддержание административной структуры рот требовало вер­бовки слишком большого числа ненадежных людей и заставляло большое число тех, кому мож­но было доверять, заниматься организационной работой, а не оперативной деятельностью.

В рамках реорганизации люди, которые фактически совершали акты насилия, должны были быть перегруппированы в ячейки. ИРА опиралась на пример городских партизанских движений в странах Латинской Америки, которые с большим успехом использовали ячейки в 60-х годах. Вместо того чтобы боевик знал личности своих вышестоящих командиров, экспертов по взрыв­чатым веществам, квартирмейстеров и членов других подразделений, в будущем он мог бы под­держивать контакт только с тремя или четырьмя другими членами своей собственной ячейки. ИРА назвала свои новые группы подразделениями активной службы (ПАС). Только командир ПАС будет иметь контакт со следующим уровнем иерархии.

ИРА сократила командный состав на уровне рот, а также ликвидировала многие батальоны. Они были оставлены бригадам в Белфасте и Дерри, хотя этот термин продолжал использоваться группами в других местах. Были небольшие подразделения в Южном Арма, Ньюри, восточном Тайроне, среднем Тайроне, западном Тайроне, северном Дауне, северном Антриме и Северном Арма, а также по ту сторону границы в Республике, в Донегале и Монахане. Предполагалось, что только командир и, возможно, его адъютант или помощник должны знать все детали пред­стоящей операции. Они приказывали ПАС выполнять различные задания для различных групп, наблюдающими за целью, угоняющими транспортные средства и фактически осуществляющи­ми атаку.

Бригадир Гловер в своем докладе «Будущие тенденции терроризма» отметил, что «благодаря реорганизации в ячейки Временная ИРА стала менее зависимой от общественной поддержки, чем в прошлом, и менее уязвимой для проникновения информаторов». Дело было не в том, что разведывательные службы не могли найти информаторов, а скорее в том, что объем знаний, до­ступных любому «добровольцу», значительно сокращался. Личности многих мужчин и женщин из ИРА по-прежнему были широко известны в сплоченных сообществах Терф Лодж в западном Белфасте или Креггана, но реорганизация означала, что люди были менее осведомлены о том, чем они занимаются на самом деле.

Переход от «еще одного толчка» к «долгой войне» и от рот к ячейкам, наряду с увеличением числа обвинительных приговоров, основанных на признаниях, означал сокращение числа чле­нов ИРА. Патрик Бишоп и Имон Малли в своей авторитетной книге «Временная ИРА» подсчита­ли, что число активных членов сократилось примерно с 1000 в середине 1970-х годов до при­мерно 250 десять лет спустя. Снижение произошло, несмотря на освобождение многих людей, отбывавших короткие сроки тюремного заключения, что было предсказано бригадиром Глове­ром в его докладе. Он полагал, что ожидаемое освобождение 761 члена республиканских и лоя­листских полувоенных группировок в течение трех лет после завершения его доклада в 1978 го­ду, подпитает террористическую кампанию.

Собственная оценка бригадиром численности личного состава «временных» была завышена. Он полагал, что у них насчитывается 1200 активных членов. Это контрастировало с публичными заявлениями армии, в которых обычно подчеркивался небольшой размер организации, но также показывало, что армейская разведка немного отставала в понимании сокращения, к которому приведет реорганизация. К середине 1980-х годов некоторые армейские офицеры предполагали, что активных членов ИРА насчитывалось всего пятьдесят, что, по-видимому, было преднамерен­ной недооценкой. По моим оценкам, численность сил «временных» оставалась между 250 и 350 активными членами, то есть теми, у кого были средства и кто был готов убивать, в течение деся­тилетия после реорганизации.

Что не вызывает сомнений, так это то, что Армейский совет ИРА использовал реорганизацию для отстранения многих членов, которых они считали вспыльчивыми, нелояльными или склон­ными к срыву на допросах. Те, кто остался, представляли собой смесь разных типов. Были та­кие, как Мэри Фаррелл, позже убитая в Гибралтаре, которые получили хорошее воспитание в среде среднего класса и образование в монастырской школе. С другой стороны, были озверев­шие сыновья районов, которые могли жить с криками людей, чьи коленные чашечки они разда­вили бетонными блоками. Интеллектуалы стремились не только к командным должностям: люди с особыми навыками привлекались к изготовлению бомб и к разведывательной работе в самой ИРА.

Большинство людей, присоединившихся к «временным» как члены, находились под глубоким влиянием своего окружения. Марк Леннаган вступил в ИРА в конце 1970-х годов после того, как лоялисты подорвали бомбой дом его семьи. Впоследствии он был осужден за попытку устроить засаду на армейский патруль в 1982 году и, находясь в тюрьме Мейз, отказался от насилия. В ин­тервью для программы BBC «Ньюснайт» Леннаган сказал мне: «В то время [ИРА] была очень популярна, в ней состояли все, это было равенство... было много самобытности, статуса, прести­жа, самоутверждения – всего такого рода вещей … вся субкультура западного Белфаста очень политизирована, это дает отличное представление о «1916» [Пасхальном восстании республи­канцев против британского правления], о вашей идентичности».

Хотя многие «добровольцы» разделяли его чувство наследника долгой истории республиканско­го насилия, немногие были столь же интеллектуально развиты, как Леннаган, который сдал выпускные экзамены в Королевский университет, находясь в предварительном заключении в тюрьме Крамлин-роуд. По словам одного юриста, который большую часть своей карьеры имел дело с республиканцами, находящимися под стражей в полиции, «Обычный «доброволец» до­вольно глуп, он не очень-то политичен». Но «временные» стали искусны в предоставлении но­вобранцам того, что они искали: существовала последовательная идеология для тех, кто в про­тивном случае мог бы задуматься о нравственности убийства, и было много возможностей для действий тем, кто был готов применить насилие без вопросов.

Уровень изготовления бомб в первые годы был низким. С 1972 по 1973 год десятки мужчин и женщин из ИРА были подорваны преждевременно сработавшими бомбами. Но компетентные эксперты по взрывчатым веществам пережили эту ужасную форму «естественного отбора». Они начали встраивать предохранительные устройства в свое оружие, а также внедрять другие моди­фикации, чтобы подловить тех, кого послали их обезвреживать.

Поставки оружия также повысили уровень доступности огнестрельного оружия. В первые дни они полагались на горстку древних пистолетов-пулеметов Томпсона и другое оружие. Члены ИРА вышли на улицы и открыли по патрулям крайне неточный огонь. Инциденты часто были плохо спланированы и подготовлены, что приводило к задержанию или гибели причастных к ним лиц.

В 1970 году сочувствующие в Соединенных Штатах прислали несколько сотен винтовок «Арма­лайт». Во многих отношениях это было оружие, превосходившее самозарядную винтовку (SLR), выпускавшуюся для войск британской армии. «Армалайт» могла вести полностью авто­матический огонь, как пулемет, чего не могла SLR. Его меньшая и более легкая пуля – 5,56 мм по сравнению с 7,62 мм у SLR – с меньшей вероятностью пройдет навылет и ранит невинных. Оружие стало важным пропагандистским символом. Это проявлялось в настенных граффити и в жаргоне республиканизма.

В 1976 году сочувствующие в Америке вдобавок совершили налет на арсенал сухопутных войск Национальной гвардии США, похитив семь единых пулеметов М60. Оружие с ленточным пита­нием, стреляющее патронами калибра 7,62 мм, было слишком большим, чтобы его можно было легко спрятать, и его использование было сопряжено с высоким риском жертв среди гражданско­го населения. Но демонстрация M60, как и ранее появление винтовок «Армалайт», имела пропа­гандистское значение, показывая националистам, что ИРА может получить самое современное военное огнестрельное оружие.

С реорганизацией ИРА поставила перед собой новые цели. Нападения на предприятия в го­родских центрах, распространенные в начале 70-х годов, сократились, и руководство довольно поздно осознало, насколько непопулярными они стали. В первые дни Смуты были опасения по поводу нападения на солдат и полицейских вне службы. Эти нападения, по мнению некоторых членов организации, противоречили принципам, которых должна придерживаться ИРА как ар­мия. Но растущая трудность проведения успешных нападений на патрули и желание запугать со­трудников местных сил безопасности заставили их отбросить подобные соображения.

Все чаще сотрудников КПО и солдат Полка обороны Ольстера расстреливали или взрывали у се­бя дома, часто на глазах у их семей. Такие нападения часто сопровождались заявлениями в рес­публиканских газетах, которые пытались оправдать такие действия, часто туманными ссылками на предполагаемые преступления против националистического сообщества или предположения­ми о том, что жертва была связана с лоялистской военизированной группиров­кой.

Нападения на вооруженные силы и полицию чаще совершались в сельских районах, где наблю­дение было менее интенсивным, а правительственные силы более рассредоточенными. Южный Арма и Тайрон, крупнейшие графства, раскинувшиеся на юго-западе Ольстера, стали более важ­ными для «временных» по мере улучшения безопасности в городах.

Реорганизация, новая стратегия и усовершенствованное вооружение усугубили проблемы, с ко­торыми столкнулись силы безопасности. Хотя были предприняты некоторые шаги по объедине­нию деятельности по сбору разведывательных данных, к 1977 году высокопоставленным ар­мейским и полицейским офицерам стало очевидно, что существует реальная опасность того, что добиться дальнейшего прогресса в борьбе с ИРА будет невозможно. Это растущее осознание се­рьезности ситуации побудило к принятию мер по дальнейшему совершенствованию сотрудниче­ства в области разведки.

Глава 4. Наблюдатели

Растущий профессионализм ИРА и стремление руководителей служб безопасности активизиро­вать деятельность по сбору информации привели к появлению нескольких подразделений «под прикрытием», групп, деятельность и даже названия которых были окутаны тайной. На момент перехода ИРА к структуре ячеек существовало только одно специально отобранное и обученное подразделение наблюдения. Элитное подразделение армии для наблюдения под прикрытием, без сомнения, является самым засекреченным подразделением ее военнослужащих.

В 1987 году его бойцы получили те же привилегии, что и военнослужащие САС и Специальной лодочной службы, сил специального назначения Королевской морской пехоты. Бойцы всех трех групп имеют право на дополнительную оплату и находятся под административным контролем одного бригадного генерала, известного как начальник сил специального назначения (НС СпН). До этого армейским спецназом руководил бригадный генерал, известный как начальник САС, но было принято решение, что различные подразделения должны быть более тесно переплетены друг с другом.

Хотя члены группы наблюдения, являлись коллегами из САС, они получили небольшую часть прессы и политических интересов. Это произошло во многом благодаря тому, что группа была с самого начала скрыта под запутанной паутиной наименований и секретности. В армии она стала известна в 70-х как разведывательный отряд, РО, а в 80-х как 14-я разведывательная рота, кото­рая возникла как псевдоним и стала привычной.

Она была создана в конце 1973 - начале 1974 года после реализации армией слов лорда Карвера, «что она должна меньше полагаться на Специальный отдел и сделать больше, получить свои собственные разведданные». Он добавил, что «в течение некоторого времени использование солдат в штатском для различных операций по наблюдению, было инициировано Фрэнком Кит­соном, когда он командовал [39-й] бригадой в Белфасте, некоторые из них использовали бывших членов или сторонников ИРА».

Специальное подразделение бригадного генерала Китсона называлось Мобильным разведыва­тельным отрядом (МРО). Сам Китсон был ветераном кампаний по борьбе с повстанцами в Ке­нии, Малайе, Омане и на Кипре. В Кении он был связан с «контр-бандами», возглавляемыми британцами группами бывших повстанцев Мау-мау, которые противостояли своим бывшим то­варищам, когда находили их в буше.

После своего назначения в 1970 году как командира 39-й бригадой в Белфасте, Китсон получил одобрение своего начальства на создание МРО. Он завербовал «обращенных» членов ИРА по прозвищу «Фреды», которых отправили жить в семейное общежитие британской армии в двор­цовых казармах в Холивуде, восточный Белфаст. Подразделение под прикрытием начинало свою деятельность как горстка солдат под командованием капитана, которые действовали только в зо­не ответственности бригадного генерала Китсона и были известны под прозвищем «Сапер­ный отряд». Название «Мобильный разведывательный отряд» было присвоено только через несколь­ко недель после того, как солдаты начали действовать.

Операции МРО были, по крайней мере сначала, базовыми. Солдаты в штатском и на автомоби­лях без опознавательных знаков сидели в местах, где, как они ожидали, ИРА заложит бомбы. Иногда они были там по наводкам разведки; в других случаях это было не более чем чьим-то предчувствием, что могут появиться бомбисты. Подразделение набрало много солдат ирландско­го происхождения, которые могли бы сойти за местных жителей. Солдаты МРО совершали рейды по Белфаст-Фолс или Уайтрок-Роудс в сопровождении «Фредов», которые указывали на отдельных личностей или места, представляющие интерес.

В течение нескольких месяцев после своего создания деятельность МРО стала куда более необычной. Подразделение участвовало в нескольких операциях, связанных с очень сложными мероприятиями прикрытия, цель которых состояла в том, чтобы позволить армии проникнуть в самое сердце территории республиканцев, где присутствие незнакомцев, выполняющих миссии по сбору разведданных, обычно быстро замечается. В ходе одной операции армия открыла соб­ственный массажный салон; в другой женщины-военнослужащие выдавали себя за продавцов косметики «от двери к двери». Но самой знаменитой операцией МРО было открытие прачечной «Четыре квадрата».

«Четыре квадрата» предназначались не только для того, чтобы позволить переодетым членам МРО совершать разведывательные поездки в фургонах для стирки белья, но и, как надеялись, для того, чтобы позволить им проверять грязное белье подозреваемых террористов на наличие следов взрывчатки. Однако операция была скомпрометирована, когда один из «Фредов» был вы­дан ИРА и рассказал «временным» все о различных операциях МРО, включая эту. Фургон с дву­мя солдатами МРО, одним из которых была женщина, попал в засаду ИРА, когда проезжал через поместье Твин Брукс. Мужчина-солдат был убит, но женщина-солдат сбежала. Согласно более позднему сообщению, «Фред», предоставивший эту информацию, был убит ИРА.

В другом инциденте сержанту Клайву Уильямсу, который служил в МРО, было предъявлено об­винение в покушении на убийство после того, как он открыл огонь из автомобиля без опознава­тельных знаков по двум мужчинам на автобусной станции в Белфасте – третий мужчина также был ранен шальным выстрелом. Он утверждал, что эти люди были вооружены, и впоследствии был оправдан судом. Но во время судебного разбирательства сержант Уильямс раскрыл много подробностей о МРО, в том числе о том, что в их состав входило около сорока человек, о том, как они были обучены и как осуществлялось патрулирование. К концу 1973 года, немногим бо­лее чем через два года после его создания, операция была полностью скомпрометирована, а ир­ландская газета «Хиберния» опубликовала пространное разоблачение под заголовком «Отдел грязных трюков Белфаста». Большая часть репортажей об этом подразделении была неясной, и большинство источников ошибались в том, что на самом деле означало «МРО», но разоблачение как самого отряда, так и его деятельности, а также основополагающей роли командира 39-й бри­гады с его историей колониальных войн были важными пропагандистскими подарками врагам армии.

Республиканское движение сосредоточилось на бригадном генерале Китсоне, сделав его одной из своих центральных фигур ненависти. Бригадный генерал был необычен среди офицеров, из­вестных республиканцам, тем, что в 1970 году он опубликовал книгу «Операции низкой интен­сивности», в которой публично заявил, какими, по его мнению, были уроки британских кампа­ний по борьбе с повстанцами. Бригадный генерал, казалось, предоставил план создания государ­ства безопасности, которое националисты видели формирующимся вокруг них. То, что многие другие офицеры пытались применить опыт, накопленный в других местах, к уникальным усло­виям Северной Ирландии, было в значительной степени проигнорировано, поскольку их труды имели форму внутренних секретных служебных документов армии.

Даже сегодня, по мнению некоторых офицеров, Шинн Фейн продолжает переоценивать значе­ние Китсона в своей пропаганде. Но имя Китсона и существование подразделения МРО были одними из немногих фактов, за которые журналисты и республиканские пропагандисты могли ухватиться, пытаясь объяснить странные события, которые они видели вокруг себя.

Один офицер разведки описывает операции МРО как «серию провалов». Оглядываясь назад, можно сказать, что идея использовать «Фредов», белфастских «контрбандитов», была глупой. Она игнорировала природу националистического сообщества – в частности, его способность вернуть лояльность бойцов ИРА, перешедших на другую сторону. Офицер, который был связан с МРО, оправдывает использование ими «Фредов» на том основании, что в то время армии не хва­тало разведывательных данных и что рассказанное перешедшими на их сторону членами ИРА, прежде чем они покинули подразделение, было ценно.

В Лисберне извлекли два важных урока из раскрытия МРО. Во-первых, судебный процесс над сержантом Уильямсом показал опасность того, что секретные операции по сбору разведыватель­ных данных могут быть раскрыты в суде: армия знала, что ей придется проявить большую изоб­ретательность, чтобы предотвратить повторение подобных ошибок. Офицерам юридической службы армии было приказано быть под рукой для подготовки заявлений солдат, а иногда и старших офицеров, пытавшихся использовать свое влияние на КПО, чтобы предотвратить судеб­ное преследование. Во-вторых, МРО практически ничего не рассказывали КПО и командирам обычных армейских патрулей на улицах о своих операциях. Это создавало ряд опасностей, не в последнюю очередь из-за того, что силы безопасности могли открыть огонь по одному из этих тайных подразделений. Это также лишило солдат в штатском возможности получить подкрепле­ние от подразделений в форме в критической ситуации, подобной нападению на фургон прачеч­ной, и тем самым создало неприятные ощущения в КПО из-за отсутствия координации.

МРО был расформирован в начале 1973 года. В течение года появилось новое подразделение на­блюдения, позже известное как 14–я разведывательная рота, группа, которая должна была уста­новить гораздо более высокие стандарты и сохранять свое прикрытие в течение многих лет. Это подразделение, как и САС, было сформировано из солдат, пришедших добровольцами из других подразделений и прошедших строгий курс отбора.

Подразделение наблюдения не состояло преимущественно из членов САС, хотя в его состав вхо­дили некоторые солдаты с опытом работы в САС. Ни то, ни другое подразделение не входило в состав САС в организационном смысле. Несколько солдат САС действительно помогли создать подразделение наблюдения, но поток знаний часто шел в противоположном направлении – неко­торые из операторов 14-й разведывательной роты затем продолжали служить в эскадронах САС, направлявшихся в Ольстер, где их опыт ценился. Отбор в подразделение наблюдения, который проводится дважды в год на тренировочном полигоне, обычно используемом 22-м полком САС, подчеркивает необходимость в находчивости и психологической силе, а не в физической выно­сливости, необходимой для Специальной авиадесантной службы. Он предназначен для поиска людей, обычно способных офицеров и сержантов в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, которые способны выдержать нагрузку длительного наблюдения, иногда всего в нескольких фу­тах от людей, которых они считают опасными террористами. Необычной физической характери­стики, например, шрама или заметной татуировки, может быть достаточно, чтобы кандидат был отклонен, поскольку бойцы должны быть как можно более незаметными. 14-я разведывательная рота набирается как из Королевской морской пехоты, так и из армии.

К 1975 году структура подразделения укрепилась, оставаясь неизменной и по сей день. Подраз­деление имеет по одному отряду в каждой из трех бригад в Ольстере. Каждым отрядом (деташе­ментом) или «дет», на армейском языке, обычно командует капитан и он состоит примерно из двадцати солдат. Как и в САС, в нем часто не хватает военнослужащих, что является следствием высоких стандартов, установленных во время прохождения курса отбора. Когда есть возмож­ность, в каждый отряд назначается второй офицер, обычно лейтенант или другой капитан, кото­рый известен либо как связной офицер, либо как офицер оперативного отдела.

Подразделение наружного наблюдения использовало множество псевдонимов. Каждый из них подобран так, чтобы походить на другое армейское подразделение, выполняющее работу более приземленного рода. Завеса секретности была возведена отчасти для того, чтобы предотвратить ее столь же быструю компрометацию, как это произошло с МРО, и, возможно, учитывая данное лордом Карвером понимание его происхождения, чтобы помешать агентам по сбору разведыва­тельной информации КПО полностью разобраться в его деятельности. Несомненно также, что неуверенность в идентификации этого подразделения помешала республиканскому движению демонизировать его так же, как оно это сделало с САС.

В первые дни существования роты люди, набранные в нее, часто указывались как поступающие в ГКО или ГКО (СИ). ГКО расшифровывается как Группа консультантов по обучению в Север­ной Ирландии. Настоящая ГКО отправляет военнослужащих с недавним опытом службы в Оль­стере обучать другие полки в Германии или Великобритании, которые вот-вот отправятся туда, искусству обычной солдатской службы: например, как организовывать патрулирование или как не попасться на мину-ловушку новейшей конструкции. На самом деле люди, отправлявшиеся в «ГКО» в самой Северной Ирландии, были вовлечены в совсем другую работу.

Подозрения в штаб-квартире войск в Северной Ирландии в том, что название ГКО становится слишком широко известным, побудили к смене прикрытия в 1978-1979 годах – группа сбора раз­ведданых и обеспечения безопасности, или групп РДиОБ. В Англии и Германии существуют еще по одной группе РДиОБ, состоящие из крупных групп солдат Разведывательного корпуса, сфор­мированных в роты под командой подполковника. Их повседневная деятельность в 1970-х и 1980-х годах состояла главным образом в распространении среди боевых подразделений послед­ней информации о Советской Армии и отслеживании попыток шпионов Варшавского договора подкупить британских солдат. Но группа РДиОБ как и ГКО, означали в Северной Ирландии не­что совсем иное.

В начале 1980–х годов было введено другое название - 14-я разведывательно-охранная рота. Это название, обычно сокращаемое в разговорной речи до 14-й разведывательной роты, 14-й развед­роты или просто 14-й РР, стало широко использоваться в армии. Действительно, большинство людей, которые работали с армией в Северной Ирландии, знают ее как таковую, и именно поэто­му я буду использовать это название даже для описания деятельности в середине70-х годов, до того, как армия стала его использовать. Это название наводило на мысль об аналогии с 12-й раз­ведывательно-охранной ротой, подразделением составителей отчетов, хранителей каталогов и компьютерных программистов, а не организованной группой специалистов по тайному наблюде­нию.

Изучение армейских полковых журналов позволило мне проследить публикации многих людей, которые были идентифицированы контактами как члены подразделения, и благодаря этому про­следить развитие его псевдонимов. Прокладывание пути в этом лабиринте требует терпения, но оно необходимо, потому что подразделение было вовлечено в несколько инцидентов со стрель­бой со смертельным исходом и стало объектом обвинений в «грязных трюках» со стороны капи­тана Фреда Холройда, бывшего офицера разведки.

Одним из первых новобранцев подразделения был капитан Джулиан Болл. Он служил в рядах парашютно-десантного полка и совершил командировку с САС. Произведенный в офицеры, он получил назначение в Собственный Его Величества Шотландский пограничный полк. Капитан Болл прошел отбор в 14-ю разведывательную роту и командовал 3-м бригадным отрядом, подразделением, которое использовало прикрытие под названием 4-й топографический отряд. Его вторым номером, или офицером связи, был лейтенант Роберт Найрак, позже произведенный в капитаны.

Фред Холройд утверждает, что 4-й топографический отряд был подразделением САС, действо­вавшим в Ольстере до того, как правительство признало, что полк был направлен туда. Он также утверждает, что подразделение было вовлечено в «грязные трюки», о чем будет рассказано в сле­дующей главе. Мои исследования показывают, что капитан Болл и лейтенант Найрак не служили в САС во время их командировки в 1974 году с подразделением наблюдения, в то время, когда с ними познакомился Холройд.

Капитан Болл вступил в САС в середине 1975 года, когда в ее полковом журнале он был указан как военнослужащий «22-го полка САС». Лейтенант Найрак никогда не служил в САС; хотя поз­же он погиб в Северной Ирландии, его имя не было выбито на башне с часами в лагере полка в Херефорде, где перечислены все бойцы САС, павшие в бою. В 70-е годы не было особой щепе­тильности в том, чтобы указывать в полковом журнале назначение военнослужащего в САС. Чи­тателю может показаться странным, что, хотя армия лгала прессе и даже судам о своей тайной деятельности в Северной Ирландии, она не стала бы делать этого в полковом журнале. Причины отчасти кроются в том факте, что такие журналы не предназначены для просмотра людьми за пределами полкового сообщества, а отчасти в беспечности тех, кто собирает такие журналы во­едино. Они часто переносили засекреченный список полка, в котором служили его офицеры и сержанты, в свой журнал, не осознавая секретности некоторой информации. Наконец, многие офицеры, которые составляют такие журналы, считают, что внесение ложной информации о чьем-либо назначении в их полковой журнал было бы равносильно обману полковых братьев. Хотя люди, приписанные к подразделению наблюдения, иногда не указаны в их журналах, или чаще используется одно из приведенных здесь псевдонимов подразделения, за многие часы ис­следований я так и не обнаружил ни одного случая, когда должность военнослужащего была указана ложно.

Один солдат из подразделения, служивший с капитаном Боллом, который получил Военный крест во время службы в Собственном Его Величества Шотландском пограничном полку, вспо­минает его как в высшей степени необычного, инстинктивного солдата. Он был физически креп­ким человеком, знавший его солдат говорил: «Мы шутили о нем, что его представление о хоро­шем времяпрепровождении состояло в том, чтобы обмотаться колючей проволокой и бегать по минному полю под проливным дождем». После двух командировок в качестве офицера САС он отправился руководить силами специального назначения армии султана Омана. Он погиб в авто­мобильной катастрофе в Омане в 1981 году.

Другим примером солдата, служившего в то время в этом специальном подразделении, был Уи­льям Хаттон. Будучи молодым сержантом, он был переведен из парашютно-десантного полка в подразделение наблюдения, где принимал участие во многих операциях. Впоследствии Хаттон присоединился к эскадрону «G» 22-го полка САС, дослужившись до звания капрала. Он был од­ним из шестнадцати военнослужащих полка, погибших во время Фолклендской войны в 1982 го­ду, когда их вертолет упал в море. Официальный некролог капрала Хаттона гласит: «Он при­сутствовал со своим эскадроном в четырех оперативных командировках в Северной Ирландии, когда его огромный опыт работы на театре военных действий был совершенно неоценим».

Большинство миссий, выполненных 14-й разведывательной ротой, включали либо оборудование стационарных постов наблюдения (СНП), либо наблюдение за людьми из автомобилей без опо­знавательных знаков («Кью-мобиль»). Местом проведения операции в городской местности мог быть заброшенный дом, а в сельской местности – придорожная канава - ни то, ни другое не обеспечивало особой защиты. «Кью-мобили» были оснащены «скрытыми радиостанциями», не­видимыми для случайного наблюдателя. Но присутствие странного автомобиля во многих райо­нах было быстро замечено – особенно с учетом того, что существовала тенденция использовать относительно новые седаны британского производства. Посторонние могли стать жертвой зако­на оружия республиканских районов, где молодые люди, часто вооруженные, угоняли автомоби­ли для использования ИРА или ИНОА или просто ради острых ощущений от лихой езды. Солда­ты, приписанные к подразделению, для самообороны обычно носили стандартный автоматиче­ский пистолет «Браунинг» калибра 9 мм. Иногда они также использовали небольшие писто­леты-пулеметы – сначала американские «Ингремы», а позже немецкие «Хеклер и Кох» MP5K. Обыч­но они не были вооружены штурмовыми винтовками, как это часто бывало у САС в Север­ной Ирландии, поскольку, в отличие от них, задача 14-й роты состояла не в противостоянии военизи­рованным формированиям, а в наблюдении за ними. Поэтому их оружие должно было быть до­статочно компактным, чтобы его можно было легко спрятать.

Вскоре ИРА стало известно об усилении слежки. Открытые НП на крышах многоквартирных до­мов, таких как «башня Дивис» на Фоллс-роуд в Белфасте, объявили о своем присутствии всем. Тайные операции позволяли бойцам регулярных подразделений и 14-й разведывательной роты наблюдать за подозреваемыми, выясняя, кто их сообщники. Это, в свою очередь, позволило ана­литикам разведданных в Лисберне и штабе бригады расследовать связи между встречами кон­кретных лиц и схемами террористической деятельности.

Операторы в подразделении наблюдения обычно отказывались от внешнего вида, предусмотрен­ного армейскими правилами. Один из его бойцов вспоминает: «Длинные волосы и бороды были результатом типичного солдатского мышления. Если есть что-то, что вам не разрешается делать, а затем правило отменяется, тогда это делают все». В результате они рисковали создать еще одно единообразие, хотя и отличающееся от солдата в униформе на улице и более волосатое.

Сложность незаметного проникновения в сплоченное националистическое сообщество означала, что присутствие оперативных групп и «Кью-мобилей» в районах республики сопряжено с рис­ком. Бригадный генерал Гловер в своем докладе о тенденциях терроризма за 1978 год предупре­ждал: «Террористы уже осознают свою уязвимость перед агентами разведки Сил безопасности и будут все активнее стремиться устранить тех, кто в этом замешан». Его предупреждение после­довало за засадой ИРА на операцию в Южной Арме, в ходе которой в 1975 году были убиты трое военнослужащих. По словам бойца элитного подразделения наблюдения, трое его бойцов были убиты в результате инцидентов в период с 1974 по 1978 год. Первым погибшим бойцом 14-й раз­ведывательной роты был капитан Энтони Поллен, из гвардии Колдстрима, прикомандированный к ее отряду в Лондондерри. 14 апреля 1974 года он и еще один боец подразделения были в штат­ском, когда республиканцы загнали их в угол на демонстрации в Богсайде, где они пытались фотографировать. Другой военнослужащий сбежал, но капитан Поллен был застрелен.

После засады в Южной Арме процедуры были ужесточены. НП, состоящий из двух-четырех солдат, размещался поблизости таким образом, чтобы его члены могли быть поддержаны огнем из оружия, по крайней мере, еще одного НП аналогичного размера. Их будут поддерживать группы быстрого реагирования (ГБР) из солдат и/или полиции на ближайшей базе сил безопас­ности. ГБР будет находиться всего в нескольких минутах езды от оперативной группы и сможет ответить на призыв о помощи по радио. Несмотря на эти новые меры предосторожности, сцена была подготовлена для серии смертельных столкновений между 14-й разведывательной ротой и республиканскими военизированными группировками. В полдень 12 декабря 1977 года офицер, командовавший Лондондеррийским подразделением 14-й разведывательной роты, проинфор­мировал своих солдат о предстоящей операции по наблюдению в республиканских районах го­рода Богсайд и Брэндивелл. Команда должна была использовать пять автомобилей без опознава­тельных знаков. Каждый из них, как позже заявил командир в заявлении для КПО, «был осна­щен скрытой радиостанцией, и, кроме того, каждый боец из моего личного состава имел при се­бе различные предметы совершенно секретного военного оборудования. Такое оборудование хранится в каждом автомобиле и скрыто от посторонних глаз». Командир имел в виду современ­ное фотографическое и подслушивающее оборудование, используемое в ходе операций.

В 13:30 «Кью-мобили» выдвинулись на позиции. Один из них, красный седан «Хиллман Хан­тер», управляемый молодым младшим капралом, был замечен двумя молодыми членами ИНОА. Колм Макнатт, командир низшего звена ИНОА, известный под прозвищем «Петух», у которого был незаряженный револьвер «Веблей», и Патрик Фелан заметили припаркованную машину, в которой сидел один человек. На последовавшем позже допросе в полиции Фелан сказал: «Мы подошли к машине и сказали парню опустить стекло. Он немного опустил стекло. Петух сказал, что ему нужна машина. Водитель сказал, что он ее не отдаст. Затем Петух вытащил пистолет из-за пояса своих брюк».

Младший капрал, у которого, по словам свидетелей, были длинные волосы и который был одет в джинсы, вышел из машины, а Фелан забрался на водительское сиденье. Когда Макнатт подошел к пассажирскому сиденью, младший капрал вытащил свой 9-миллиметровый «Браунинг» и вы­стрелил в него. Макнатт споткнулся от попаданий, а затем попытался убежать. Солдат выстре­лил снова, убив его. Фелан выпрыгнул из машины и скрылся. Позже он был арестован и обви­нен. Республиканские активисты использовали то, что впоследствии стало привычной уловкой, заявив, что ответственность за инцидент лежит на САС. Это было не так, и армия отрицала это. Хотя, как мы увидим, ИРА многое узнала о деятельности 14-й роты, похоже, что ее пропаганди­сты предпочли сыграть на сильном эмоциональном отклике в барах и жилых комплексах респуб­ликанцев, который вызвало бы привязка к инциденту трех букв «САС».

Непрофессионалу применение младшим капралом силы со смертельным исходом для защиты себя и оборудования в автомобиле может показаться чрезмерным. Однако всего через два дня должна была состояться еще одна конфронтация с совершенно иными результатами.

Капрал Пол Харман из Белфастского отряда 14-й разведывательной роты находился на дежур­стве в городском жилом районе Терф Лодж. Солдат служил в 16/5-м Королевском уланском пол­ку королевы, прежде чем перейти в Разведывательный корпус и быть отобранным для «особой службы» в Северной Ирландии. Когда он остановил свой красный «Моррис Марина» на пересе­чении Монаг-роуд и Монаган-авеню, к нему подошло неизвестное количество нападавших.

Возможно, капрал Харман пытался уговорить себя выйти из ситуации, а не применять силу; ко­нечно, ни один республиканский террорист не был убит во время инцидента. Позже капрал был найден застреленным, с пулями в голове и спине. Машина была подожжена, и полиция не обна­ружила никаких следов его пистолета «Браунинг». ИРА объявила, что захватила разведыватель­ные файлы из машины. По словам офицера армейской разведки, из автомобиля также пропали кодовые книги и оборудование для наблюдения.

Офицер говорит, что смерть капрала Хармана стала серьезной неудачей для 14-й разведыватель­ной роты, которая затем оказалась под контрнаблюдением ИРА. Операции были приостановле­ны, а «Кью-мобили» подразделения были убраны с улиц на несколько недель, пока офицеры пы­тались оценить, что извлекли из этого инцидента «временные». Впоследствии процедуры были ужесточены, было приложено больше усилий для поиска автомобилей различных типов и введе­ны ограничения для солдат, действующих в одиночку.

Шесть месяцев спустя в Лондондерри произошел еще один инцидент. Два члена ИРА подошли к «Кью-мобилю», в котором находились два сотрудника группы наблюдения. Солдат, сидевший на пассажирском сиденье, открыл огонь, тремя выстрелами попав Денису Хини в грудь. Он был убит мгновенно. В КПО сообщили, что они изъяли оружие с места происшествия. Шинн Фейн сказала, что Хини был застрелен САС, и в ту ночь в республиканских поместьях произошли бес­порядки.

Смерть Хини, вероятно, была неудачным элементом преднамеренной операции ИРА, направлен­ной против бойцов 14-й роты. Несколько недель спустя бригада Дерри провела успешную атаку на один из «Кью-мобилей» отряда Лондондерри. Похоже, они заметили младшего капрала Алана Свифта, который ехал один в автомобиле без опознавательных знаков в республиканском районе города.

В 13:30 11 августа 1978 года террористы ИРА угнали фургон «Тойота». Из тайника было извле­чено несколько единиц автоматического оружия, и операция была начата. Младший капрал Свифт был замечен в своей припаркованной машине на обочине Леттеркенни-роуд в районе Брэндивелл в Лондондерри. Около 15:30 «Тойота» остановилась перед его машиной, и по мень­шей мере двое террористов открыли огонь из задней части фургона. Младший капрал был убит. Армейская пресс-служба сообщила, что когда он погиб, он был «в штатском и при исполнении служебных обязанностей».

Какими бы опасностями ни была сопряжена такая работа, начальники служб безопасности при­шли к единому мнению, что наблюдение в штатском могло бы дать еще лучшие результаты. Та­ким образом, с 1976 по 1978 год, помимо отрядов 14-й разведывательной роты, наблюдалось увеличение числа специальных подразделений, которые были предназначены для выполнения аналогичной работы, хотя и в менее сложных ситуациях. Армия и КПО не согласовали генераль­ный план, скорее было общее согласие с тем, что для выполнения таких обязанностей можно было бы использовать гораздо больше солдат и полицейских, не перегружая существующее ар­мейское подразделение наблюдения. Целый отряд из 14-й роты мог быть привлечен к мобильно­му и статическому наблюдению за одним подозреваемым, и, в конце концов, было гораздо больше подозреваемых, за которыми хотели наблюдать эксперты по разведке. Потребность в этих командах была такова, что КПО было бы трудно противостоять привлечению армией гораз­до большего числа людей для выполнения наблюдательных функций, потому что, несмотря на «главенство полиции», люди в Ноке понимали, что у армии гораздо больше оперативников, чем может выделить КПО.

Генерал-майор Дик Трант, назначенный командующим сухопутными войсками в Лисберн в 1977 году, был движущей силой значительного расширения армейских ресурсов наблюдения. Трант, высокий мужчина с добродушными манерами сельского священника, хотел восстановить в каж­дом подразделении способность к сбору разведывательных данных, которая была утрачена, когда во время реорганизации армии пехотные батальоны были лишены своих разведыватель­ных взводов. В дополнение к 14-й роте в распоряжении командующего сухопутными войсками были отряды, сформированные немногим более года назад, из нескольких десятков солдат из различных подразделений, проходящих службу в Ольстере, под названием Североирландская па­трульная группа. Он решил, что такое положение было неудовлетворительным, отчасти потому, что солдаты оставались там всего на несколько месяцев, а отчасти потому, что они не были должным образом обучены.

Генерал-майор Трант решил ввести взводы ближнего наблюдения, подразделения по тридцать человек в каждом из батальонов, отбывающие более длительные «командировки по месту жи­тельства» сроком до двух лет, и в одном из батальонов, несущих службу в четырехмесячных ко­мандировках, базирующихся в Южном Арме. ВБН, как их стали называть, отбирали лучших солдат из батальона и обучали их навыкам наблюдения. Командующий сухопутными войсками и командиры бригад могли использовать новые взводы в любой точке Ольстера, а не только в зоне ответственности конкретного батальона, к которому они принадлежат. ВБН должны были сы­грать важную роль в установлении регулярных форм деятельности среди подразделений актив­ной службы и движений ключевых республиканцев. Хотя операторы 14-й разведывательной ро­ты или САС обычно привлекались, когда имелись достоверные разведданные о предстоящей операции, ВБН часто предоставляли основные данные о районе и деятельности в нем ИРА.

Лисберн раскрыл подробности о новых группах, которые на брифингах для прессы были описа­ны как «подразделения типа САС», в надежде, что распространение таких групп запугает ИРА. В июне 1977 года «Таймс» объявила, что «Первые из 300 человек прибывают для новой армейской операции под прикрытием». Это число было несколько преувеличено, их было около 200. Жур­налист отметил, что они планировали собрать информацию, предназначенную для привлечения подозреваемых к суду, но добавил: «Правительство также рассчитывает оглаской секретной дея­тельности армии повысить ее сдерживающую ценность».

Парашютно-десантный полк, батальоны которого сохранили свое собственное разведывательное подразделение, известное как патрульная рота, должен был сыграть важную роль в обучении по­лицейских и новых подразделений наблюдения КПО. Главный констебль Кеннет Ньюман, есте­ственно, был заинтересован в расширении деятельности своих подразделений по наблюде­нию. При верховенстве полиции предполагалось, что КПО возьмет на себя руководство вопроса­ми безопасности, и он не хотел, чтобы они оставались в стороне от того, что, по его мнению, бы­ло важной областью деятельности.

Специальная патрульная группа (СПГ), мобильное антитеррористическое подразделение КПО, в 1976 году создала подразделение по действиям со стрельбой из огнестрельного оружия и наблю­дению под названием «Бронзовая секция». Ее члены были отобраны для прохождения специаль­ной подготовки по работе под прикрытием и первоначально действовали в основном в районе Белфаста. Майкл Ашер, бывший солдат парашютно-десантного полка, который присоединился к СПГ в качестве обычного полицейского констебля, описывает различные мероприятия «Бронзо­вой секции» в своей книге «Стреляй на поражение». Повествование Ашера предполагает, что большинство операций «Бронзовых», многие из которых были основаны на разведданных ин­форматоров, были неудачными. Операторы службы наблюдения КПО, как и их коллеги из ар­мии, массово носили бороды и длинные волосы. Они выглядели, писал он, «точь-в-точь как по­лицейские, пытающиеся выглядеть как обычные граждане». В некоторых отношениях ранние эксперименты КПО с «Бронзовой секцией», иногда казавшиеся фарсовыми, напоминали ар­мейский опыт с Мобильным разведывательным отрядом.

Ашер говорит, что однажды СПГ задействовала «Бронзовую секцию» после получения информац­ии о том, что лоялистский отряд убийц собирался убить адвоката-католика. Полиция весь день пролежала в засаде у квартиры адвоката, пока «одному из бородачей «Бронзовой сек­ции» не пришло в голову проверить, дома ли он». Только тогда они обнаружили, что цель лоя­листского «эскадрона смерти» эмигрировала в Канаду.

Отчасти в результате таких эпизодов, отчасти признавая, что «Бронзовая секция» выполняла слишком широкие функции, поскольку они занимались операциями с применением огнестрель­ного оружия, помимо наблюдения, старшие офицеры КПО решили создать новое подразделение наблюдения. Они были впечатлены результатами, полученными 14-й разведывательной ротой, и захотели создать аналогичное подразделение в составе полиции. В 1977 году Специальный отдел сформировал группу наблюдения, которая вошла в состав E4, его оперативного подразде­ления. Подразделение E4A позже стало объектом многочисленных обвинений в неправомерных действиях со стороны республиканских активистов. Но заранее спланированные столкновения с террористами не входили в задачи E4A, точно так же, как они не входили в обязанности ар­мейского подразделения наблюдения. Позже КПО создал специальные подразделения по при­менению огнестрельного оружия, которые должны дать полиции собственную «САС». E4A со­средоточилась на мобильных и стационарных наблюдательных постах, в то время как другие подразделения E4 должны были специализироваться на техническом наблюде­нии, оснащаясь передовыми устройствами мониторинга – например, видеокамерами с оптоволо­конными объек­тивами, которые можно было использовать для наблюдения за помещением через крошечное от­верстие, и ультрасовременными подслушивающими устройствами. Подразделение наблюдения Специального отдела установило тесные контакты с МИ-5, у которой есть собствен­ные исследо­вательские лаборатории, разрабатывающие подслушивающие устройства и другое оборудова­ние.

E4A устанавливала более высокие стандарты, чем «Бронзовая секция». Это позволило Специ­альному отделу проводить гораздо больше операций по наблюдению, чем раньше. Высокопо­ставленный офицер сил безопасности говорит: «E4A были гораздо профессиональнее «Бронзы», у которых было что-то вроде репутации ковбоев». В первые годы своего существования E4A, как правило, больше использовалась в городских районах, а 14-я разведывательная рота - в сельской местности, хотя к 1980-м годам эти подразделения, по-видимому, считались в значительной сте­пени взаимозаменяемыми.

Главный констебль Ньюман воспользовался созданием еще одного тайного отряда, чтобы попы­таться обойти давний источник напряженности в отношениях с армией. Главный констебль был заинтересован в том, чтобы полиция присутствовала в приграничных районах, особенно в Юж­ной Арме. Он предложил Специальной патрульной группе направить в этот район подразделе­ния в форме. Армия, однако, по-прежнему утверждала, что это слишком опасно, и настоятельно призывала вместо этого осуществлять патрулирование с помощью солдат, переброшенных на вертолетах. Но у них были и другие причины придерживаться этой позиции – как выразился один армейский офицер, «Они действовали из лучших побуждений, но по-любительски. Они были до мозга костей протестантами, и местом, куда они хотели поехать и разобраться, был [ка­толический] Южный Арма».

В конце концов, в 1979 году главный констебль Ньюман создал подразделение поддержки Бессбрука (ППБ), тайное подразделение численностью двадцать восемь человек. Подробности деятельности ППБ позже были опубликованы «Айриш Таймс». Подразделением командовал инспектор, и в нем было три отделения, каждое из которых возглавлял сержант. ППБ действовало в значительной степени по принципам военных. Члены группы были одеты в каму­фляжную одежду и устанавливали долговременные тайные наблюдательные посты. Несколько че­ловек, по-видимому, все бывшие военнослужащие британской армии, были развернуты в каче­стве группы на посту наблюдения, а одно из других отделений ожидало поблизости в качестве ГБР.

По мере того как число специальных подразделений КПО росло в соответствии с расширяющи­мися тайными операциями армии, все большее число людей обучалось методам наблюдения. В период с 1975 по 1980 год число солдат армии, привлекаемых для выполнения специальных функций по наблюдению, утроилось и составило около 300 человек. В то же время КПО создала свои собственные подразделения, добавив, возможно, еще 100 человек к общему числу. Ре­зультатом, по словам старшего офицера, служившего в Лисберне, стало то, что «мы начали полу­чать огромное количество информации с помощью визуальных наблюдений».

К середине 1978 года подозреваемый член ИРА мог находиться под наблюдением мужчин или женщин из одного из трех отрядов 14-й роты, одного из четырех подразделений САС в Северной Ирландии, или семи армейских взводов ближнего наблюдения, «Бронзовой секции» Специаль­ной патрульной группы, или одного из нескольких отрядов E4A. Хотя каждое из этих подразде­лений занимало свое место в официальных структурах полицейского и армейского командова­ния, их использование часто зависело от сложных взаимоотношений, определяемых личностями различных руководителей служб безопасности. Были десятки людей, которые могли обратиться с просьбой об использовании специальных подразделений наблюдения, начиная от командира армейской бригады и заканчивая командующим сухопутными войсками, командиром поли­цейского подраз­деления или местным главой Специального отдела. Отношение этих людей раз­личалось по со­вершенно произвольным и индивидуальным причинам: один член Специального отдела мог быть большим поклонником 14-й роты, но другой мог наложить вето на ее использо­вание из-за неудачного опыта предыдущей операции.

Хотя армия помогала тренировать «Бронзовую секцию» и E4A, в первые годы их существования было мало совместных операций. Организация командования была сложной. Специальный отдел инициировал большинство операций по слежке, потому что у него было больше всего ин­форматоров – людей, чьи наводки, скорее всего, привели бы к тщательному наблюдению за кон­кретным человеком. Наличие E4A очень помогло СО, но подразделение было явно слишком ма­леньким, чтобы проследить за всеми зацепками. Поэтому СО часто обращался за помощью к ар­мейским подразделениям. Чаще всего они использовались по усмотрению КСВ и трех подчинен­ных ему командиров бригад, и, несмотря на то, что армия понимала качество источников СО, не всегда могла их щадить. У армии не было желания ставить под угрозу деятельность своих спе­циальных подразделений, поскольку генерал-лейтенант Кризи, главнокомандующий, считал, что полиция не готова взять на себя многие из наиболее «мускулистых» аспектов борьбы с террориз­мом. В КПО было очень мало офицеров с опытом тайных операций, и сохранялись привычные опасения, что организация покрывает лоялистских экстремистов.

В то время как некоторые начальники служб безопасности настаивали на том, что проблем нет, другие понимали, что запутанные договоренности об использовании подразделений наблюде­ния, хотя и объяснимые скоростью, с которой такие подразделения размножались, не могли про­должаться. Помощь уже была в пути от двух ключевых действующих лиц. Кеннет Ньюман преодолевал соперничество и плохую координацию между отделом уголовного розыска и Спе­циальным отделом КПО путем создания региональных подразделений по борьбе с преступно­стью и разведке, системы с очевидным потенциалом для вовлечения в операции армии. В то же время бригадир Джеймс Гловер, офицер разведки Генерального штаба в Лондоне, предложив­ший усовершенствованные процедуры обмена разведывательными данными, понимал, что при­дется пожертвовать заинтересованностью армии в сохранении контроля над своими подразделе­ниями наблюдения ради улучшения координации. Но в то время как эти два человека изо всех сил пытались заставить работать новые системы для тайных операций, они по–прежнему были ограничены, как и руководители служб безопасности до этого, так и продолжают оставаться с тех пор, постоянными обвинениями в сговоре между набранными на местах сотрудниками сил безопасности и протестантскими полувоенными группировками.

Глава 5. Вопрос о преданности

Неопределенность в отношении окончательной лояльности многих сотрудников КПО и бойцов Полка обороны Ольстера породила множество спекуляций об их причастности к террористиче­ским группам и использовании этих групп разведывательными службами Ольстера. Эти утвер­ждения основаны на том простом факте, что силы правопорядка в основном состоят из проте­стантской общины, которая считает себя в осаде, и подозрениях националистов и некоторых лейбористских левых в Великобритании в том, что связь между блюстителями закона и лоялист­скими террористами была использована начальниками служб безопасности, терроризирующими республиканское движение с помощью политики убийств.

Некоторые солдаты из Северной Ирландии рассматривали свой полк как узаконенную форму лоя­листских «сил судного дня», способных защитить протестантские анклавы, если Вест­минстер когда-нибудь покинет их. Эти члены Полка обороны Ольстера также иногда были чле­нами крупнейшей лоялистской полувоенной группировки - «Ассоциации обороны Оль­стера» (АОО). АОО выросла из насилия в центре города в начале беспорядков как прикрытие для лоя­листских групп дружинников. Даже в конце 1970-х годов численность его членов, по разным оценкам, достигала 10 000 человек. Большинство, однако, были людьми, которые были готовы защищать свои районы в случае смуты, но не принадлежали к «Ольстерским борцам за свободу» (ОБС), военному крылу АОО, объявленному вне закона в 1974 году, которое проводило кампа­нию убийств на религиозной почве.

Идея о том, чтобы протестанты объединились для борьбы с перспективой правления из Дубли­на, как это было в 1912 году, когда тысячи вооруженных людей прошли парадом, была популяр­ной среди лоялистов. Другое подразделение АОО возродило название, данное этим ранним лоя­листским формированиям, - Добровольческие силы Ольстера (ДСО). Сэр Эдвард Карсон, архи­тектор первоначального ДСО, стал ключевой фигурой в легенде лоялистов, организовав появле­ние тысяч вооруженных людей на склоне холма, продемонстрировав Уайтхоллу опасность отка­за от протестантов в пользу правления католического большинства Ирландии. Игра Карсона во власть все еще влияла на людей шестьдесят лет спустя: британское правительство опасалось возможности крупномасштабного восстания лоялистов, если это подтолкнет их к более тесным связям с Ирландской Республикой; а сами протестанты жаждали единства и решительности, на которые был способен Карсон, но не их современные лидеры.

Однако современные ДСО был не вооруженным крылом объединенного лоялистского движения, а сектантской террористической группировкой, которая, как считалось, к 1972 году насчитывала около 1500 членов. Ее нападения на католиков в середине 1960-х годов стали важным стимулом сначала для развития католического движения за гражданские права, а затем и для современного вооруженного республиканства. ДСО и АОО были раздираемы глубоким фракционным сопер­ничеством, которое подрывало их операции против республиканских группировок. Большая часть повседневной энергии этих групп была направлена на сбор средств с помощью рэкета. Они не нападали на армию, хотя с ней часто происходили уличные столкновения, но отношения с КПО часто были напряженными, особенно в дни, последовавшие за подписанием англо-ирландского соглашения в ноябре 1985 года.

Представление о том, что в Полку обороны Ольстера и Королевской полиции Ольстера состоят мужчины и женщины, которые верны принципу протестантской гегемонии в Ольстере, а не вер­ховенству закона, находило поддержку на многих уровнях армии. В начале 1970-х годов солдаты часто обнаруживали, что лоялистские полувоенные группировки были предупреждены перед рейдами. Лорд Карвер, бывший начальник Генерального штаба, в своих мемуарах ставит под со­мнение лояльность даже некоторых сотрудников Специального отдела. Однако большая часть беспокойства как внутри армии, так и среди католиков связана с солдатами Полка обороны Оль­стера, набранными на местах. В секретном армейском учебном пособии для специалистов раз­ведки, направлявшихся в Ольстер в конце 1970-х годов, с откровенностью, отсутствующей в его публичных заявлениях, отмечалось: «Подразделения должны осознавать тот факт, что в некото­рых случаях в Полк обороны Ольстера проникли экстремистские лоялистские организации, и это повлияет на допустимый предел распространения разведывательной информации, особен­но в связи с протестантской экстремистской деятельностью».

На момент его основания почти пятая часть Полка обороны Ольстера была католиками. Но по­литика ИРА по убийству мужчин-католиков из ПОО и трудности, с которыми сталкивались сол­даты при проведении такой политики, как интернирование, которая была крайне непопулярна в националистическом сообществе, привели к неуклонному снижению этой цифры. К 1980-м го­дам только около трех процентов бойцов ПОО были католиками, у КПО дела обстояли несколь­ко лучше - примерно каждый десятый. В Ольстере существует общее мнение о том, что КПО придерживается более высоких стандартов профессионализма и добивается большего успеха в недопущении протестантских экстремистов в свои ряды.

Полк обороны Ольстера платил своим бойцам значительно меньше, чем КПО (которая также предоставляет щедрые ставки за сверхурочную работу). Относительная бедность лежит в основе многих проблем ПОО. В то время как в КПО значительно больше кандидатов, на каждую вакан­сию претендует более десяти человек, Полк обороны Ольстера менее разборчив. Бойцы ПОО ча­сто не могут позволить себе жилье вдали от районов проживания рабочего класса, где укоренил­ся крайний лоялизм. Один высокопоставленный деятель, служивший в Стормонте, в частной бе­седе упомянул о конкретном батальоне ПОО как о набранном из «выгребных ям восточного Бел­фаста». Кандидаты в сотрудники КПО также проверяются Специальным отделом, и связи в со­обществе достаточно тесны, чтобы один человек из Ольстера обычно мог установить, связан ли другой с лоялистским экстремизмом. Напротив, проверка ПОО оставалась в основном в руках сотрудников разведывательного корпуса из других частей Великобритании.

На посторонних, которые имели дело с полицией Северной Ирландии, обычно производит глу­бокое впечатление самоотверженность ее сотрудников. Кеннет Ньюман описал Королевскую по­лицию Ольстера как состоящую из лучших сотрудников полиции, с которыми он сталкивался за свою долгую и разнообразную полицейскую карьеру. Однако Майкл Ашер, бывший десантник, служивший констеблем в Специальной патрульной группе в конце 1970-х годов, действительно обнаружил предубеждения против католиков и англичан, причем последних считали чужаками. Он резюмирует сложную мотивацию полицейских на месте преступления: «Большинство со­трудников КПО были скрупулезно честны. Они были самыми храбрыми людьми, которых я когда-либо встречал. Но большинство из них были воспитаны в сильной лоялистской культуре, которая также породила такие полувоенные группировки, как АОО и ДСО. Иногда от них требо­вали пойти против «своего собственного народа», но они никогда не могли забыть, откуда они пришли».

Интервью с полицией и солдатами показывают широко распространенное мнение о том, что лишь меньшинство солдат Полка обороны Ольстера активно придерживаются крайнего лоялиз­ма, хотя многие им сочувствуют. Существует также широкое согласие с тем, что в КПО эти циф­ры все еще меньше. Хотя многие католики говорят, что находят теорию о нескольких «плохих парнях» в силах безопасности неубедительной, признание того, что КПО придерживается более высоких стандартов профессионализма, можно увидеть в различных требованиях, выдвигаемых ненасильственными националистическими партиями. Их просьба о том, чтобы патрули Полка обороны Ольстера сопровождались сотрудниками полиции, чтобы уменьшить вероятность угроз и других нарушений со стороны военнослужащих, свидетельствует о некотором доверии к поли­ции, а также об обеспокоенности по поводу ПОО.

Будучи мишенями республиканского терроризма, но имея мало возможностей противостоять ему напрямую, рядовые сотрудники полиции и Полка обороны Ольстера иногда вымещали свои чувства на католиках, с которыми они сталкивались на блокпостах или в камерах предваритель­ного заключения. Республиканцы часто жаловались на то, что их жизни угрожали или что их из­бивали. Офицеры разведки подтверждают, что насмешки типа «мы тебя достанем» действитель­но имели место, указывая на них как на причину все более ограниченного распространения раз­ведывательной информации в конце 1970-х и начале 1980-х годов. Обычным полицейским и сол­датам практически ничего не говорили о предстоящих тайных операциях из-за риска того, что зная об этом, они могут насмехаться над подозреваемыми.

Такие события, как убийство трех членов католической поп-группы «Майами Шоубэнд» в 1975 году, посеяли глубокое недоверие к Полку обороны Ольстера среди националистов. Убийцы, члены ДСО, были одеты как солдаты. Двое террористов ДСО, убитых на месте происшествия, были бойцами ПОО по совместительству, а двое из тех, кто позже был осужден за убийства, так­же были в прошлом солдатами ПОО.

Иногда утверждается, что разведывательные службы использовали симпатии лоялистов для устранения республиканцев, от которых они не могут открыто избавиться, предоставляя для их уничтожения информацию, оружие или свободу от ареста лоялистским полувоенным группи­ровкам. По этому вопросу открывается глубокая пропасть между мнениями представителей рес­публиканского сообщества и тем, что говорят те, кто был вовлечен в разведывательную рабо­ту, даже наедине, даже если они достаточно откровенны, чтобы признаться в других проступ­ках со стороны сил безопасности. В середине 1980-х годов серьезные обвинения в сговоре меж­ду раз­ведывательными службами и лоялистскими полувоенными группировками были вы­двинуты Фредом Холройдом, бывшим офицером связи разведки, который работал в погранич­ном районе в середине 1970-х годов. Колин Уоллес, бывший офицер армейской службы инфор­мации, кото­рый выдвинул обвинения в кампаниях «черной пропаганды», направленных против политиков, на которых силы безопасности затаили злобу (см. седьмую главу), также сказал, что существует связь между разведывательным аппаратом и убийствами лоялистов-террористов.

Некоторые из утверждений Холройда касаются Роберта Найрака, молодого офицера лейб-гвар­дии гренадерского полка, который служил офицером связи в 3-м бригадном отряде 14-й разве­дывательной роты, известном под псевдонимом 4-й топографический отряд. Холройд говорит, что Найрак сказал ему, что он причастен к убийству в январе 1975 года Джона Фрэнси­са Грина, видного республиканца, в Ирландской Республике. Холройд говорит, что Найрак дал ему фото­графию мертвого мужчины со свежей кровью на земле вокруг него – свидетельство то­го, что офицер молодой гвардии находился на месте происшествия примерно в момент стрель­бы. Холройд говорит, что «улики свидетельствуют» о том, что Найрак также был прича­стен к убий­ствам группы «Майами Шоубэнд». Пистолет, использованный при этом нападении, позже был баллистически идентифицирован с пистолетом, из которого был убит Грин. Он счита­ет, что ар­мия и Специальный отдел «тесно сотрудничали» с лоялистскими террористами. Он го­ворит, что у 4-го топографического отряда был запас не поддающегося отслеживанию неу­ставного оружия, которое он мог раздавать для совершения подобных преступлений.

Капитан Найрак вернулся в Северную Ирландию в мае 1976 года. Очевидно, его попросил Джу­лиан Болл, который, получив звание майора, в то время служивший в 22-м полку САС. Некто, знавший этих двоих, говорит, что Болл хотел, чтобы Найрак занял недавно созданную долж­ность, связного с КПО для эскадрона САС, дислоцированной в том году в Южном Арме, анало­гично его предыдущей роли в отряде подразделения наблюдения. В мае 1977 года он был похищ­ен из паба, где, возможно, находился с целью сбора информации, подвергнут пыткам и застрелен. Позже он был награжден крестом Георга и прославлен популярной прессой. Капитан Найрак не был бойцом САС, даже если он тесно сотрудничал с ней – его награда в виде креста Георга указывает на то, что он был членом штаба 3-й бригады.

Колин Уоллес также выдвигал обвинения в связях подобного рода. В 1986 году он написал Пите­ру Арчеру, члену парламента от лейбористов, в котором говорилось: «За первые шесть месяцев 1975 года в Ольстере было убито тридцать пять католиков. Большинство из них были убиты со­трудниками сил безопасности или лоялистских военизированных группировок, таких как ДСО, БСО, ПСД, АОО и т.д., которые работали агентами служб безопасности и снабжались оружием со стороны служб безопасности».

Альберт Бейкер, лоялистский террорист, приговоренный к двадцати пяти годам тюремного заключе­ния за участие в серии нападений в 1972 и 1973 годах, утверждал, что отряды убийц АОО полу­чали оружие и указание своих целей от Королевской полиции Ольстера. Многие националисты считают, что его утверждения подтверждают утверждения Холройда и Уоллеса, хотя они кон­кретно не относятся к инцидентам с Грином и «Майами Шоубэнд» или убийствам в начале 1975 года, упомянутым выше.

Те, кто верит утверждениям Холройда, Уоллеса и Бейкера, указывают на то, что трое этих людей мало что выиграли бы от этих заявлений, но многое бы потеряли, настроив против себя аппарат безопасности, таким образом, как они это несомненно сделали. Другие отмечают, что каждый из них на самом деле что-то выиграл: Холройд хотел стереть пятно на своем послужном списке, оставленное тем, как его отстранили от исполнения обязанностей в Северной Ирландии и напра­вили на психиатрическое наблюдение; Уоллес также хотел очистить свое имя после того, как был уволен с государственной службы в Лисберне и впоследствии отправлен в тюрьму за убий­ство торговца антиквариатом в Сассексе, преступление, которое он последовательно отрицал; Бейкер, которому грозил пожизненный тюремный срок, возможно, пытался добиться возобнов­ления своего дела. Однако, что более важно, из многих интервью с людьми, вовлеченными в тайную войну, никто не подтвердил эти утверждения о широкомасштабном сотрудничестве меж­ду офицерами разведки и лоялистскими полувоенными группировками; напротив, они энергично отрицают такие утверждения.

Один бывший высокопоставленный офицер говорит, что силы безопасности иногда предвидели нападения одной группировки ИРА на другую во время междоусобиц в организации в начале 1970-х годов, в отношении которых они не предпринимали никаких попыток их остановить. Другой указывает на то, что разведывательные службы намеренно разжигали соперничество между «официалами» и «временными», публикуя истории в прессе. Признавая эти действия против ИРА, старший офи­цер добавляет: «Никогда, никогда не было никаких предположений о том, что мы настраиваем лоялистов против Временной ИРА. Если вы разожжете этот огонь, это все равно что поднести спичку к бензину».

Я взял интервью у двух человек, которые работали с Робертом Найраком. Оба отрицают заявле­ния Фреда Холройда о причастности к убийствам. Один из них, сотрудник 14-й разведыватель­ной роты, говорит, что помнит убийство Джона Фрэнсиса Грина и что в то время капитан Болл и лейтенант Найрак участвовали в операции по наблюдению в другой части Ольстера. Он отрица­ет, что в подразделении хранилось неуставное оружие, и говорит: «Мы ни за что не пошли бы убивать людей. Вы должны вести войны в рамках закона». Идея о том, что операторы наружного наблюдения имели при себе неуставное оружие, еще больше опровергается свидетельствами о перестрелках Макнатта и Хини и капрала Хармана в 1977 и 1978 годах: во всех случаях у людей под прикрытием были служебные 9-миллиметровые пистолеты.

Те, кто верит утверждениям Холройда, могут возразить, что неудивительно, что те, кто работал с капитаном Найраком, отрицают их. Самые серьезные обвинения Холройда касались людей, ко­торые уже мертвы. Циники в армии говорят, что из всех людей, которых Холройд мог бы вы­брать для связи с подобными преступлениями, он вступил в полемику, выбрав офицера, которого многие считают героем и который вряд ли в состоянии подать на него в суд.

Мартин Диллон, писатель, родившийся в Белфасте, использовал контакты в лоялистских терро­ристических группировках для расследования заявлений Холройда в его книге «Грязная война». Он говорит, что опросил людей, близких к группировкам, которые совершили убийства Грина и «Майами Шоубэнд», и что в утверждении о причастности Найрака ни к тому, ни к другому нет никаких оснований. Он утверждает, что оба акта были совершены лоялистскими бандами без го­сударственной поддержки. Диллон считает Холройда ненадежным свидетелем и считает, что «он был обязан составить заговор», чтобы оправдать свое собственное отчисление из специального подразделения военной разведки и направление в психиатрическую больницу во время распада его брака в 1975 году.

В сентябре 1987 года «Индепендент» опубликовала пространную статью, написанную ее корре­спондентом из Белфаста Дэвидом Маккитриком, с критикой наиболее сенсационных утвержде­ний Холройда и Уоллеса. Впоследствии Колин Уоллес подал апелляцию в Совет прессы на то, что статьи содержали неточности о нем, и жалоба была удовлетворена. Среди многих либераль­но настроенных комментаторов было как удивление по поводу того, что газета должна была уде­лить так много места «разоблачительной» истории, так и ощущение, что Маккиттрик, возможно, был проинформирован КПО. Многие сочли, что последующее правительственное расследование увольнения Уоллеса, которое установило, что он был уволен несправедливо, и рекомендовало выплатить компенсацию, подтвердило его утверждения. Но вряд ли все было так просто.

Маккиттрик воспроизвел страницу из того, что, как говорили, было альбомом для вырезок Холройда. По данным «Индепендент», в нем была показана фотография Грина, сделанная через много часов после его смерти фотографами ирландской полиции, и сопровождалась примечания­ми, в которых говорилось, что Грин был убит лоялистскими полувоенными группировками. Холройд утверждает, что показанный снимок не был тем, который дал ему Найрак и который, по его словам, был сделан за несколько часов до того, как туда прибыли фото­графы из полиции Ирландской Республики.

Альберт Бейкер, заключенный, который утверждал, что силы безопасности использовали его для убийства республиканцев, не был поддержан в своих утверждениях другими лицами из числа 200 или более лоялистских террористов, отбывающих пожизненное заключение за убийство. Ни один из девяноста или около того человек, осужденных за убийства в начале 1975 года, не под­твердил утверждение Уоллеса о том, что их к этому подтолкнули службы безопасности. Можно возразить, что они не стали бы этого делать из-за страха репрессий либо против самих себя в тюрьме, либо против своих семей. Однако в равной степени можно сказать, что человек, которо­му грозит как минимум тридцатипятилетний тюремный срок, каким были убийцы «Майами Шо­убэнд», мог бы сказать что угодно, если бы считал, что подобные обвинения смягчат его приго­вор. Готовность лоялистских полувоенных группировок поставить правительство в нелов­кое положение была очевидна и в других случаях; например, в 1989 году произошла волна утечек документов сил безопасности о подозреваемых в терроризме республиканцах, что вызва­ло расследование возможных связей между лоялистскими террористами и силами безопасности.

Маккиттрик не оспаривал в своей статье заявления самого Уоллеса о том, что он был вовлечен в дезинформацию в качестве офицера армейской разведки, очерняя политиков в Ольстере. Но не­которые другие журналисты полагали, что дело было не только в этом: расследования телеви­зионной программы «На этой неделе» и Барри Пенроуз из «Санди таймс» в определенной степе­ни подтвердили некоторые другие заявления Уоллеса. Пенроуз записал на магнитофон телефон­ный разговор с Питером Ленгом, командующим сухопутными войсками в середине 70-х годов, из которого следовало, что, как утверждал Уоллес и вопреки позиции правительства в различных расследованиях по этому вопросу, армии было известно о насилии гомосексуального характера в отношении подростков в приюте для мальчиков Кинкора. Это серьезное разоблачение, посколь­ку оно показывает, что сменявшие друг друга министры вводили парламент в заблуждение отно­сительно того, как много властям было известно о злоупотреблениях в этом приюте. Предпола­гается, что Служба безопасности (МИ-5) заблокировала шаги по прекращению злоупотребле­ний, поскольку это предоставило им ценные материалы для шантажа, которые можно было ис­пользовать против члена лоялистской террористической группировки, работавшего там и быв­шим одним из предполагаемых насильников.

Ни Маккиттрик, ни военнослужащие, выступающие в защиту Найрака, не могут доказать, что капитан определенно не был причастен к незаконным убийствам. С другой стороны, правительственное расследование 1990 года, которое установило, что Уоллес был несправедливо уволен, и под­твердило, что Уоллес действительно был вовлечен в дезинформацию, не отменяет главного пункта статьи Маккитрика – оспаривания утверждений Холройда и Уоллеса о том, что разведы­вательные службы вступили в сговор с лоялистскими отрядами убийц. И такие утвер­ждения не были подтверждены правительством или обоснованы другими журналистами.

Многое из того, что сказали эти двое людей, несомненно, верно: между МИ-6 и МИ-5 существо­вало глубокое соперничество, подобное тому, которое описал Холройд в своей книге и статьях, и политики были очернены, как утверждает Уоллес. Тот факт, что многие из их утверждений осно­ваны на фактах, придал им более широкий авторитет. Существует сообщество журналистов и людей, активно занимающихся политикой, которые верят, что все их утверждения правдивы. Другая группа считает, что эти двое людей не смогли доказать свои самые тревожные предполо­жения: что силы безопасности вступили в сговор с лоялистскими эскадронами смерти, чтобы из­бавиться от десятков республиканцев, и (в случае Холройда) что британские солдаты на дей­ствительной службе были непосредственно причастны к ряду убийств.

Раскол между верующими и теми, кто настроен скептически, стал ожесточенным – журналисты называют друг друга легковерными или инструментами государственной дезинформации. Мое собственное исследование не дало никаких доказательств в поддержку утверждения о том, что силы безопасности вступили в сговор с лоялистскими эскадронами смерти каким-либо заплани­рованным или преднамеренным образом. Военнослужащие, служившие с капитаном Найраком, напро­тив, опровергли утверждения Холройда. В отсутствие убедительных доказательств можно ска­зать только, что наиболее серьезные обвинения, выдвинутые Уоллесом и Холройдом, остаются недоказанными.

Республиканские активисты и некоторые журналисты также утверждают о связи между разведы­вательными службами и убийством нескольких человек, связанных с Ирландской республи­канской социалистической партией и ее военным крылом ИНОА. В июне 1980 года Мириам Дейли, высокопоставленный член ИРСП, была застрелена в своем доме в Белфасте. Сообща­лось, что убийство было совершено неустановленной лоялистской группой. В октябре также бы­ли убиты другой высокопоставленный член ИРСП, Ноэль Литтл, и важный командир ИНОА Ронни Бантинг. Предполагалось, что они тоже были убиты неустановленной лоялистской груп­пой. Роберт Макконнелл, член Ассоциации обороны Ольстера, вскоре после убийства Дей­ли осужденный за участие в убийстве умеренного националистического политика, позже утвер­ждал, что он контактировал с армейской разведкой, которая запрашивала у него информацию о ведущих фигурах ИРСП.

Некоторые люди связали эти убийства со смертью Эйри Нива, утверждая, что спецслужбы убили их в отместку. 30 марта 1979 года Эйри Нив, высокопоставленный консерватор, который руково­дил кампанией миссис Тэтчер за лидерство в партии, был убит в результате взрыва заминиро­ванного автомобиля у здания парламента, и ответственность за взрыв взяла на себя ИНОА. Нив поддерживал тесные контакты с разведывательным истеблишментом и призывал к активизации операций САС в Северной Ирландии.

Писатель Мартин Диллон также расследовал убийства в ИНОА. Он говорит, что заявления о том, что они были осуществлены САС, являются «чепухой» и, используя свои собственные кон­такты с полувоенными группировками, приходит к выводу, что это была работа группы убийц АОО. Однако он предполагает, что действия убийц в глубине республиканской террито­рии могут свидетельствовать о том, что местные бойцы Полка обороны Ольстера вступили в сговор с целью совершения убийств.

Как и многие другие слухи, окружающие разведывательные службы Ольстера, тезис о «мести за Нива» не может быть полностью опровергнут, но следует сказать, что доказательства, подтвер­ждающие его, являются слабыми и косвенными. Лоялисты также убили человека из ИНОА в Ар­ме в 1978 году, до убийства Нива; то, что они сделали это позже, также ничего не доказывает.

Любая операция, которая выглядит как работа лоялистов, но которая демонстрирует уровень изощренности выше, чем просто расстрел ближайшего доступного католика, как правило, вызы­вает подозрения республиканцев. Примером может служить убийство Джона Фрэнсиса Грина в 1975 году. Более интересное и, возможно, более правдоподобное обвинение против специали­стов разведки заключается не в том, что они руководили лоялистскими группами, а в том, что в тех случаях, когда они узнавали о неминуемой атаке лоялистов на республиканскую цель, они предпринимали лишь нерешительные попытки остановить ее. Обвинения подобного рода были сделаны мне в связи с покушением в 1984 году на жизнь лидера Шинн Фейн Джерри Адамса. Он был серьезно ранен, когда его увозили из здания суда. Республиканцы заявили, что к нападе­нию были привлечены лоялисты; офицеры армии и полиции возразили, что Адамсу было бы до­вольно трудно отблагодарить солдат, которые перехватили нападавших, за спасение его жизни. Попытка убийства будет более подробно рассмотрена в восемнадцатой главе. Несмотря на инци­дент с Адамсом, следует отметить, что если когда-либо кто-либо в разведывательном мире и по­ручал лоялистским террористам убивать высокопоставленных деятелей ИРА, то в конце 70-х и начале 80-х годов им это не удавалось.

В течение 1989 года появилось много официальных документов, идентифицирующих подозревае­мых республиканцев. Утверждалось, что они использовались для подготовки покуше­ний на людей, а позже были переданы журналистам лоялистскими полувоенными группи­ровками. Лоялисты действительно оказались более эффективными в нападениях на ведущих республиканцев в конце 80-х годов, хотя многие объясняли это тем, что они усвоили урок ИРА и лучше подготовились к своим атакам. Однако, опять же, существует большая разница между получением таких документов и доказательством того, что разведывательные службы или эле­менты внутри них вступали в сговор с лоялистами.

После всплеска убийств лоялистами на религиозной почве в середине 70-х годов количество убийств значительно снизилось. В конце 70-х и 80-х годах уровень убийств лоялистами ак­тивных республиканцев был низким по сравнению с числом убитых самой ИРА подозреваемых как инфор­маторы. Двое активных членов ИРА и двое членов ИНОА были убиты лояли­стами в период с 1977 по 1987 год, по сравнению с более чем двадцатью четырьмя католиками, убитыми самой ИРА как информаторы. Конечно, лоялисты убили многих других католиков, ко­торые не состояли в ИРА, включая людей, вовлеченных в республиканскую политику в этот пе­риод, но их нападения были, по большому счету, не целенаправленными. Это не то, чего мож­но было бы ожидать, если бы за убийствами стояли спецслужбы, разочарованные своей неспособнос­тью посадить высокопоставленных членов ИРА за решетку.

Глава 6. Смертельная неразбериха

Около 9 часов вечера 20 июня 1978 года четверо человек прибыли в клуб «Шемрок» в республи­канском районе Ардойн на западе Белфаста. Они нашли владельца автомобиля и попросили его отдать ключи. Испугавшись, он позволил этим людям, членам ИРА из 3-го батальона Белфастской бригады, взять его машину, синюю «Мазду».

Боевики ИРА, Уильям Мейли, тридцати одного года, предположительно командир подразделе­ния действительной службы; Деннис Браун, двадцати восьми лет; Джеймс Малвенна, двадцати восьми лет, и еще один, находившийся за рулем автомобиля, отправились за несколькими фу­гасно-зажигательными бомбами.

Каждая бомба состояла из пластикового контейнера, наполненного бензином, заряда взрывчато­го вещества и устройства инициации. Когда взрывчатка детонировала, образовывался огненный шар. За три месяца до этого взрывное устройство с зажигательной смесью испепелило двена­дцать человек в отеле «Ла Мон Хаус» в графстве Даун. Инцидент вызвал всеобщее возмущение, вызвав признание «временных» в том, что девятиминутное предупреждение было «совершенно неадекватным», и призывы лоялистских лидеров к более жестким мерам против ИРА.

В ту июньскую ночь у бомбистов была другая цель. Когда они ехали на север, в преимущественно лоялист­ский район Баллисиллан, они увидели свою цель - почтовое отделение. Вскоре после полуночи они припарковали машину на Уитфилд-драйв, и Мэлли, Браун и Малвенна начали выгружать из нее бомбы. Ни у кого из троих не было при себе оружия. Целью ИРА было уничтожить почтовое отделение и припаркованные за ним машины.

Но силы безопасности были предупреждены. Объединенные силы САС и КПО, включая сотруд­ников «Бронзовой секции» Специальной патрульной группы и Специального отдела, находились в засаде. Когда мужчины направились к своей цели, их перехватили военные. Позже армия заявила, что были выкрикнуты предупреждения. Военные открыли огонь, убив трех боевиков ИРА.

Из своих наблюдений они знали, что в группе подрывников был четвертый член. Бойцы САС об­наружили мужчину, стоявшего на игровой площадке рядом с почтой, и застрелили его. Они уби­ли Уильяма Ханна, двадцативосьмилетнего местного протестанта, который шел домой из паба с другом. Спутник Ханна спрятался за живой изгородью. Четвертый член ИРА бежал через близ­лежащий жилой комплекс, стуча в двери и умоляя о помощи. Он выбрал не ту часть племенного лоскутного одеяла Белфаста, чтобы искать пощады, хотя ему удалось сбежать пешком. Еще один прохожий был ранен после того, как были произведены выстрелы в автомобиль на блокпосту не­подалеку от места происшествия. Пять солдат САС и один полицейский произвели в общей сложности 111 выстрелов.

Опыт предыдущих инцидентов с участием тайных сил внушил начальникам служб безопасности убеждение, что они должны донести свою версию событий до средств массовой информации раньше, чем это сделает ИРА. Но после инцидента армейская пресс-служба в Лисберне распро­странила версии произошедшего, которые, как знали некоторые люди в штабе, были неточными, предполагая скорее преднамеренный обман, чем ошибки, допущенные в спешке.

Газетам сообщили, что ИРА открыла огонь первой и что Ханна был убит в результате «пере­крестного огня». Несколько часов спустя было признано, что никакого оружия найдено не было. Два дня спустя белфастская газета опубликовала заявление полиции о том, что четвертый член ИРА был вооружен и именно он открыл огонь. Когда два года спустя сотрудники САС отчитыва­лись за свои действия на следствии, не было представлено никаких доказательств того, что чет­вертый человек открыл огонь. Вместо этого военные заявили, что видели «вспышки» и слыша­ли то, что, по их мнению, было выстрелами.

Хотя неточная информация о том, были ли террористы вооружены, могла быть обнародована случайно, другие элементы версии, предоставленной прессе, были намеренно вводящими в за­блуждение, по словам армейского офицера, служившего тогда в Лисберне, который был полно­стью проинформирован об операции. Журналистам сообщили, что солдаты, принимавшие уча­стие, были не из САС, а одного из «подразделений подобного САС», которые были созданы прошлым летом. «Белфаст Телеграф» сообщила: «Руководители службы безопасности, доволь­ные успехом засады у почтового отделения, организованной подобно проводимым САС, рассматривают возможность проведения «тайных» операций в Белфасте и Лондондерри». Офи­цер подтверждает, что утверждение о том, что было использовано «подразделение подобного САС» или взвод ближнего наблюдения, как их правильно называют, было ложным и предназна­чалось для «сдерживания» ИРА.

Сотрудники пресс-службы также утверждали, что меры безопасности у отделения были усилены после заявления в газете Шинн Фейн «Фоблахт/Републикен ньюс» о том, что ИРА соби­рается атаковать узлы связи. На самом деле САС оказалась там в результате получения информа­ции от информатора. Признание в том, что они заранее знали об операции ИРА, могло вызвать проблемы у армии, поскольку это могло вызвать вопросы о том, было ли вообще необходимо применять силу или можно было использовать другие меры для защиты жизни и имущества.

Некоторые армейские офицеры сообщили прессе, что Уильям Ханна был членом лоялистской военизированной группировки. Было ли это правдой или нет, не должно было иметь никакого отношения к делу; и, по-видимому, это была попытка отвести любое сочувствие, которое могло бы возникнуть в связи со случайным убийством прохожего.

«Временные» опубликовали заявление, в котором говорилось, что мужчины были захвачены в плен, но были «без промедления расстреляны в результате беспорядочного сосредоточенного ог­ня британской армии и КПО». ИРА, очевидно, имея в виду заявленное желание армейских ко­мандиров запугать ее путем активизации тайной деятельности, добавила: «Смерть не является чем-то незнакомым или сдерживающим фактором для добровольцев Ирландской республи­канской армии». Примерно 2000 человек присоединились к похоронной процессии по трем уби­тым. Преимущественно католическая Социал-демократическая и лейбористская партия (СДЛП) заявила, что убийства были частью политики армии «стрелять без предупреждения», и попроси­ла провести расследование инцидента, просьба, которая была отклонена Роем Мейсоном, то­гдашним министром Северной Ирландии.

В штаб-квартире вооруженных сил в Северной Ирландии в Лисберне после расстрела царило ликование. Чувствовалось, что был одержан большой успех против «временных». Мнение в штаб-квартире Королевской полиции Ольстера в Ноке было иным. Говорят, что Джек Хермон, заместитель главного констебля, на одной из их регулярных встреч решительно заявил генерал-майору Транту, что он не хочет перестрелок на улицах Белфаста. Старшим офицерам из Нока, по-видимому, удалось сдержать желание армии проводить больше тайных операций типа Баллисиллана в Белфасте. Прошло десять лет, прежде чем во время операции САС в Белфасте погиб еще один человек, и это был случайный прохожий, который не был членом полувоенной группировки.

Несмотря на стремление Лисберна активизировать тайные операции САС и увеличение объема доступной разведывательной информации, специалистам разведки по-прежнему было трудно получить надежную информацию о террористическом нападении заранее. Большинство развед­данных от информаторов или «стукачей» были крайне расплывчатыми. Например, определен­ный человек должен был быть убит, но стукач не знал, где и когда. В результате многие опера­ции САС, наблюдательных постов и 14-й роты не давали никакой информации, никаких арестов и ни одного мертвого террориста.

Неудачные операции такого рода привели к тому, что армия стала проявлять раздражительность к информаторам и инструкторам Разведывательного корпуса, или «зеленым слизнякам», как их называют на сленге спецназа, отсылка к ярко–зеленым беретам Разведывательного корпуса, ко­торые поддерживали с ними связь. «Солдат 1», сержант САС, который впоследствии написал свои мемуары, вспоминал об операции, которая не принесла никаких результатов: «Ублюдок, ду­мал я, все это было напрасно! Острая кислота разочарования начала подниматься и разъедать мои внутренности. Мой череп, казалось, становился все туже и давил на мозг. Гребаный стукач все неправильно понял. И вообще, сколько ему платил этот зеленый слизняк?»

К концу 1978 года стало ясно, что использование САС сопряжено с политическими рисками. Убийство не того человека, особенно если он безоружен или не является членом полувоенной группировки, может повлечь за собой тяжелое политическое наказание. Это подтверждает убеждение многих католиков в том, что САС - это отряд государственных палачей. Смерть Уи­льяма Ханны положила начало череде неудач для САС.

Через месяц после Баллисиллана группа из четырех бойцов САС отправилась в Данлой в граф­стве Антрим. Деревня расположена в живописной холмистой местности. Его католическое насе­ление проживает в преимущественно протестантском районе. За пределами деревни, на склоне холма, возвышающегося над дорогой из Баллимены в Баллимони, находится небольшое забро­шенное кладбище. Оно соединено тропинкой с живыми изгородями по обе стороны с не­большой дорогой, которая взбегает на холм.

Довольно близко к тому месту, где тропинка ведет на кладбище, и примерно в центре небольшой квадратной площадки для захоронения, окруженной живой изгородью, находится упавшее над­гробие. Именно под этой плитой Джон Бойл, шестнадцатилетний сын местного фермера, обна­ружил, что, должно быть, показалось ему захватывающим открытием. Под плитой были спрята­ны винтовка «Армалайт», пистолет и другое имущество террористов. Джон бросился домой к своему отцу, Кону Бойлу, который немедленно позвонил в полицию.

Началась череда событий, которые должны были унести жизнь и привести к тому, что люди предстанут перед судом. Высокопоставленные офицеры полиции и армии решили, что САС должна установить наблюдение за кладбищем на случай, если террористы вернутся к тайнику. Для прикрытия кладбища были посланы четверо бойцов САС. Они разделились на две группы по двое, каждая участвовала в том, что армия называет «Агрессивным наблюдательным по­стом». Задача такого наблюдательного пункта состоит в том, чтобы подождать и посмотреть, что произойдет, но открыть огонь, если обстоятельства это оправдают. Капрал Алан Бохан и рядовой Рон Темперли заняли позицию, ближайшую к надгробию.

Ранним утром следующего дня, 11 июля 1978 года, Кон и двое его сыновей, Джон и Гарри, от­правились работать в поле. Пару часов спустя Джон Бойл оставил своих отца и брата работать в поле, и любопытство привело его обратно на кладбище.

Около 10 часов утра Кон Бойл услышал выстрелы с кладбища. Он перешел на другую сторону, к нему присоединился его сын Гарри. Когда они приблизились, появились два солдата с зачернен­ными лицами, в камуфляжной одежде и повалили их на землю. Кон помнит, как один из солдат сказал: «Другой ублюдок лежит мертвый». Поначалу солдаты были в приподнятом настроении, но вскоре их настроение изменилось.

Джон Бойл, подросток, нашедший тайник, был сражен пулями САС. С опозданием на несколько минут детектив из полицейского участка Баллимони позвонил на ферму и сказал миссис Бойл, что никто ни при каких обстоятельствах не должен возвращаться на кладбище. Вскоре после то­го, как солдаты поняли, что произошло, их увезли на вертолете. Чтобы обезопасить этот район прибыли другие части.

Инцидент перерос для армии в катастрофу по связям с общественностью. Ситуация усугубилась тем, что пресс-служба Лисберна опубликовала неточные заявления о произошедшем в попытке представить оправданными действия солдат.

Сначала журналистам сообщили, что армейский патруль остановил трех террористов. На самом деле Боулы не были связаны ни с какой полувоенной группировкой, и было бы трудно пред­ставить, как католики, обнаружившие тайник с оружием ИРА, могли бы вести себя более ответ­ственно. Затем было высказано предположение, что Джон Бойл направил на солдат заряженную винтовку. В заявлении армейской прессы говорилось: «Впоследствии «Армалайт» был найден со снаряженным магазином и готовым к стрельбе патроном в казенной части». На самом деле в оружии не было патронов. Были заявления о том, что солдаты выкрикнули предупреждение, но позже было признано, что делать это было непрактично.

Королевская полиция Ольстера была в ярости на армию, которая, по их мнению, вела себя безот­ветственно, и сотрудники пресс-службы КПО намекнули журналистам, что первоначальная вер­сия событий армии не соответствовала действительности. Полиция поддержала предложение привлечь бойцов САС к суду за убийство. Так началось удивительное судебное расследование, пока единственное в Ольстере, в котором были задействованы военнослужащие САС.

Капрал Бохан и стрелок Темперли, люди, которые стреляли, оказались на скамье подсудимых перед лордом Лоури, главным судьей Ольстера. Армия стремилась сохранить секреты операции САС. Ее попытки помешать суду установить личности солдат граничили с фарсом. Сначала в нем были указаны только инициалы солдат. Затем, во время их первого появления в суде, воен­ные посадили вместе с ними в камеру еще пятерых мужчин, чтобы сбить людей с толку. Судья, сочтя неприемлемой идею о том, что на скамье подсудимых на протяжении всего процесса будут находиться семь человек, настоял на том, чтобы там оставались только двое обвиняемых.

Двадцативосьмилетний капрал ответил за действия обоих мужчин. Он сказал, что КПО сообщи­ла им, что оружие было найдено десятилетним мальчиком. Солдаты были отправлены туда, что­бы задержать того, кто попытался забрать оружие, но предполагаемый террорист повернулся и направил оружие прямо на них, добавил он.

В ходе рассмотрения дела было много споров о том, были ли три пули, убившие Джона Бойла, выпущены сзади, когда он остановился, чтобы поднять оружие, или же смертельный выстрел пришелся ему спереди в голову. Если бы можно было доказать, что они подошли сзади, версия капрала САС о том, что Бойл повернулся к нему лицом, оказалась бы неверной. В конце концов, лорд Лоури принял доказательства того, что пуля вошла в переднюю часть головы Джона Бойла, а это означало, что он действительно смотрел в сторону солдат, когда раздался выстрел.

Но во многих других отношениях судья поставил под сомнение заявления солдата. Предположе­ние капрала Бохана о том, что на него было направлено оружие, было «самооправданием и, в контексте репутации семьи Бойл, не соответствует действительности». Хотя капрал сказал, что план состоял в поимке террориста, его ответы были расплывчатыми и неудовлетворительными, когда его спросили о деталях плана.

Лорд Лоури отметил, что если бы солдаты осмотрели оружие, они бы увидели, что незаряжен­ное оно не может представлять для них никакой угрозы. Если капрал Бохан думал, что погиб­ший был террористом, «остается только удивляться, почему он позволил ему взять винтовку в руки, если винтовка могла быть заряжена».

Судья сказал, что капрал Бохан был «ненадежным свидетелем, стремящимся высказать недо­стойные замечания». Подводя итог, он сказал: «При более тщательном планировании не было бы ничего проще, чем захватить покойного живым, всегда предполагая, что это является главной це­лью». Но судья, хотя и сказал совершенно ясно, что капрал Бохан солгал, не смог признать их виновными в убийстве. Обвинение не смогло доказать вне всяких разумных сомнений, что сол­даты отправились туда с намерением убить любого, кто зайдет в это место.

Это дело предоставило Шинн Фейн огромные возможности, поскольку, по-видимому, под­твердило мнение многих ирландцев о том, что САС были головорезами, готовыми на все, кото­рые нарушали закон, согласно которому солдаты могли применять только такую силу, которая была разумной и необходимой для предотвращения преступления. И такое впечатление сло­жилось не только у преданных своему делу «временных». Показательна позиция отца Джона Бойла, размышлявшего об этом инциденте годы спустя в интервью «Белфаст Телеграф». Он ска­зал, что не испытывает горечи по отношению к бойцам САС, потому что: «Они выполняли свою работу, которая заключалась в том, чтобы убивать всех, кто входил на кладбище. Это то, чем занимаются САС».

Оправдательный приговор капралу Бохану и стрелку Темперли, как и в случае с бойцами САС, освобожденными после пересечения границы с Ирландской Республикой, оказал глубоко пагуб­ное влияние на восприятие полка широкими кругами политических взглядов в Северной Ир­ландии, а не только убежденными республиканцами. Хотя армия неохотно согласилась с тем, что эти люди в первую очередь должны предстать перед судом, эти дела убедили многих представи­телей юридического истеблишмента в том, что будет очень трудно добиться обвинительного приговора в отношении военных, работающих под прикрытием, поскольку жизненно важные фак­ты могут быть утаены от суда. Один адвокат, комментируя подведение судьей итогов по делу Бойла, сказал мне: «Формулировки, которые он использовал в отношении Бохана, были настоль­ко уничижительными, что в любом случае, не связанном с армией, я бы подумал, что практиче­ски невозможно не получить обвинительный приговор в этом суде».

Бохан и Темперли вернулись к службе в полку после суда. Коллеги говорят, что мужчины изме­нились после пережитого и испытывали глубокое сожаление в связи со смертью подростка. Ар­мия не рассматривала инцидент с Бойлом как пятно на послужном списке бойцов САС. На самом деле, изучая эту книгу, я смог установить, что в 1990 году, через тринадцать лет после смерти Джона Бойла, и Бохан, и Темперли все еще служили в действующих эскадронах 22-го полка САС.

В сентябре 1978 года ошибки продолжились, когда бойцы САС застрелили протестанта Джеймса Тейлора. Он вышел на поле близ Лох-Неа с дробовиком в руках, когда искал дичь. Он не был связан ни с какой полувоенной группировкой.

24 ноября 1978 года произошла еще одна стычка между солдатами САС и членом ИРА. Патрик Даффи, пятидесятилетний член ИРА, вошел в пустующий дом на Морин-авеню в Лондондерри. Вполне вероятно, что Даффи был членом штаба квартирмейстера бригады Дерри. В спальне на втором этаже дома было помещено в шкаф различное оружие, включая несколько винтовок и снаряжение для изготовления бомб.

Была организована армейская операция по наблюдению, чтобы держать тайник под наблюдени­ем. В то время как операции в сельской местности позволяли солдатам укрываться в близлежа­щей живой изгороди или канаве, застроенный характер местности создавал особые проблемы для бойцов САС, которые заняли позиции в доме почти за два дня до появления Даффи. Двое солдат находились в другой спальне на втором этаже того же дома, еще один прятался на черда­ке. Солдаты вошли в дом в гражданской одежде. Оказавшись внутри, они открыли сумки с каму­фляжной формой и разнообразным оружием. У одного был «Армалайт», у другого 9-миллимет­ровый пистолет-пулемет «Стерлинг», а у третьего 9-миллиметровый пистолет-пулемет "Ингрэм" американского производства. Все трое прикрепили к своему оружию фонари, техника, используе­мая для облегчения прицеливания в темноте или при слабом освещении. Группа при­крытия ждала на соседней улице в красном фургоне.

Около 20:20 вечера 24 ноября Патрик Даффи подъехал к дому. Его дочь и ее малыш ждали в ма­шине, пока Даффи поднимался по лестнице. Он подошел к гардеробу. «Солдат Б.» говорит, что он выкрикнул предупреждение и начал продвигаться из комнаты в задней части дома в переднюю комнату, где стоял Даффи. «Солдат Б.» сказал, что Даффи «развернулся лицом ко мне, подняв пра­вую руку». Двое бойцов САС открыли огонь из своих пистолетов-пулеметов. В Даффи попало не менее дюжины пуль, и он упал смертельно раненный. Дочь Даффи услышала выстрелы, через несколько мгновений к дому подъехал красный фургон, и она наблюдала, как группа прикрытия, одетая в смесь гражданской и военной одежды, ворвалась в дом. Она только позже узнала, что ее отец был застрелен.

Хотя в здании хранилось внушительное количество оружия, сам Даффи не был вооружен, когда поднимался по лестнице. Эдвард Дейли, римско-католический епископ Дерри, прокомментиро­вал: «Убийство человека только потому, что этот человек входит в дом или место, где незаконно хранится оружие или взрывчатые вещества, совершенно неоправданно».

По мере того как об инциденте появлялось все больше фактов, становилось очевидным, что, как и во многих других случаях, связанных со спецназом, сотрудники САС располагали разведдан­ными, которыми они не поделились с судом, проводившим позднее расследование. Их командир заявил, что он приказал своим людям войти в помещение, обыскать его и держать под наблюде­нием все найденное оружие. Но показания солдат указывали на то, что оружие было помещено в шкаф почти через сутки после того, как они заняли позицию в доме. Не было дано никаких объ­яснений относительно того, почему они не попытались задержать людей, которые разместили там оружие, и почему они не ушли, не обнаружив там никакого оружия с самого начала. Очевид­но, мужчины были достаточно уверены в своих разведданных, чтобы понять, что стоит остаться в доме.

Улики судебно-медицинской экспертизы ставят под сомнение утверждение солдат о том, что они застрелили Даффи, потому что он резко обернулся. В отчете о вскрытии Даффи указывалось, что в него стреляли с расстояния в несколько футов и что пули вошли в его тело «слева и/или сзади и слева от него». Это соответствовало тому, что в него стреляли, когда он стоял лицом к шкафу, левым боком и спиной к солдатам, вместо того чтобы повернуться к ним.

Этот инцидент никак не повлиял на то, чтобы развеять впечатление, что на САС не распростра­нялись обычные юридические ограничения в виде применения минимальной силы, и вместо этого они, как правило, сначала стреляли, а потом задавали вопросы. За шесть месяцев солдаты САС убили трех случайных прохожих. По мере того как 1978 год подходил к концу, практика ис­пользования разведывательных данных для организации смертельных столкновений между подразделениями спецназа и предполагаемыми республиканскими террористами подвергалась все более критическому анализу, особенно в штаб-квартире КПО в Ноке. Некоторым деятелям в иерархии сил безопасности, которые поощряли использование САС в подобных операциях, оста­валось совсем немного времени для службы в Ольстере. Учитывая как промахи в деле связи с об­щественностью, так и юридические последствия такого инцидента, как расстрел Джона Бойла в Данлое, пришло время переосмыслить ситуацию.

Глава 7. Солдаты под прикрытием и закон

Конфликт в Северной Ирландии осложнялся непростым сосуществованием двух культур, солдат на местах и старших офицеров и политиков, заинтересованных в поддержании видимости вер­ховенства закона. Солдат обучен мыслить в терминах ведения боя с врагом и попытки одержать победу, уничтожив как можно больше своих врагов. Во время конфликтов, предшествовавших обретению независимости в некоторых британских колониях, солдатам часто удавалось расправ­ляться с «беспокойными туземцами», задавая минимум вопросов. Однако на улицах Северной Ирландии они оказались ограничены принципом минимального применения силы, который сло­жился за столетия посредничества между полицией и судами.

Вера в то, что проблему можно было бы решить, расстреляв главарей ИРА, была широко распро­странена в армии. «У всех нас, по сути, одна и та же идея о том, как мы могли бы покончить с этим, но мировое мнение этого не поддержит», - как выразился сержант, служащий в Ольстере.

Несмотря на всю браваду, больше подходящую для бара, очевидно, что в последние годы у сред­нестатистического военного было мало возможностей столкнуться в бою с «временными». Информация, которая, скорее всего, привела бы к столкновению, ревниво охранялась секретной элитой Королев­ской полицией Ольстера и армией. Для рядового бойца «Зеленой армии», патрулирующего ули­цы Северной Ирландии, ежедневная угроза исходила от кирпичей, плевков и оскорблений. Обу­чение подчеркивало необходимость терпимости со стороны патрулирующих войск, посколь­ку чрезмерная реакция на оскорбления может привести к инцидентам, которые играют на руку ИРА, подпитывая стереотип националистов о британской армии как о жестокой оккупационной силе.

Солдаты и полиция Ольстера подчинялись тем же правилам применения силы, что и любой дру­гой гражданин. В 1975 году солдат застрелил Патрика Макэлхоуна, фермера, не имевшего связей с полувоенными группировками, когда тот попытался сбежать. Оправдывая солдата, судья сказал, что у него были основания полагать, что Макэлхоун был террористом. Он также сказал, что Ольстер считается «военной или полувоенной ситуацией». Палата лордов поддержала реше­ние суда, заявив, что солдат был прав, открыв огонь, если считал этого человека террористом, потому что он мог «рано или поздно» стать причастным к акту насилия.

Решение по делу Макэлхоуна стало знаковым, дав определение того, что является разумной си­лой, что вызвало тревогу у многих юристов, борцов за гражданские права и обычных граждан. Это фактически позволяло расстреливать людей на месте до тех пор, пока соответствующий сол­дат мог позже утверждать, что он или она думали, что его целью был террорист.

На практике Генеральный прокурор Северной Ирландии, лицо, ответственное за принятие реше­ния о выдвижении обвинений против людей, включая солдат, причастных к подобным инциден­там, счел это понятие слишком широким. Бойцы САС, застрелившие Джона Бойла, были обви­нены в убийстве, несмотря на приговор по делу Макэлхоуна. Несколько лет спустя сотрудники Королевской полиции Ольстера оказались на скамье подсудимых после убийств, которые послу­жили поводом для расследования Джона Сталкера по случаям «стрельбы на поражение». Закон возлагает ответственность на солдата, который нажимает на спусковой крючок, а не на офице­ров, которые собрали разведданные и отдали ему приказ.

Очевидный конфликт между законом о минимальной силе и поведением некоторых солдат и по­лицейских лежит в основе утверждений о политике «стрелять на поражение» в Северной Ир­ландии. Существует три широких аспекта вопроса о том, существует ли политика «стрелять на поражение»:

• Почему силы безопасности в первую очередь занимались этим инцидентом? Если это происхо­дило в результате предвидения террористической атаки, то могли бы быть другие способы остано­вить ее, кроме вооруженной конфронтации.

• Как только начинается конфронтация между солдатами или полицией и террористами, необхо­димо ли применять огнестрельное оружие? Это включает в себя важный вопрос о том, вооруже­ны ли террористы и предупреждены ли они о том, что сила вот-вот будет применена.

• И последнее, как только солдаты или полиция решают открыть огонь, как направляются пули? Приказывают ли им стрелять в жизненно важные органы человека и продолжать стрелять до тех пор, пока цель не выйдет из строя, обычно навсегда, или есть другие способы использовать ору­жие?

Что касается последнего пункта, касающегося стрельбы на поражение в самом буквальном смысле, то никогда не возникало никаких реальных сомнений в том, что как полицейская, так и армейская подготовка по стрельбе из огнестрельного оружия подчеркивает необходимость ис­пользовать оружие именно таким образом, как только стреляющий оказывается в большой опас­ности. Таким образом, расследования обычно сосредоточиваются на двух других элементах по­лемики о «стрельбе на поражение».

Армейское руководство по контрреволюционным операциям гласит: «Лицо, будь то солдат или гражданское лицо, может законно применять такую силу, которая является разумной в данных обстоятельствах, для предотвращения преступлений и проведения законных арестов». Это перекликается с гражданским правом, закрепленным в Законе об уголовном праве (Северная Ир­ландия) 1967 года.

С 1972 года армия издавала инструкции для своих солдат относительно того, что на самом деле разумным применением силы, в виде желтой карточки. Они были розданы каждому солдату, не­которые из них были прикреплены скотчем к прикладам винтовок. В карточке, измененной в 1980 году, подчеркивалось, что «Огнестрельное оружие должно использоваться только в крайнем случае». В нем солдатам говорилось, что они должны были предупредить об открытии огня кого-либо, если только уже не был открыт огонь или если это «увеличит риск смерти или серьезного ранения вас или любого другого человека». Открывать огонь можно было только в том случае, если человек «совершает или собирается совершить действие, которое может угро­жать жизни, и нет другого способа предотвратить опасность».

В то время как старшие офицеры всегда старались подчеркнуть приверженность армии закону, отношение к желтой карточке и принципам минимальной силы, которые она воплощает, как пра­вило, различается на более низких уровнях иерархии командования. По словам одного офицера, «Правила желтых карточек типичны для тех вещей, которые так часто повторяются в армии, что становятся бессмысленными».

Солдаты, участвовавшие в операциях в Ольстере, часто считают эти правила нереалистичными. В частности, многие считают, что идея сначала предупреждать о открытии огня вооруженных террористов - это юридическая тонкость, которую можно применить в реальном мире только с серьезным риском для себя. В качестве доказательства этого иногда приводят случай с младшим капралом Дэвидом Джонсом.

Однажды поздней ночью в марте 1978 года младший капрал Джонс и еще один солдат были на операции в районе перевала Гленшейн в графстве Лондондерри. Военнослужащие увидели, как появились двое вооруженных мужчин в камуфляжной одежде. У мужчин, очевидно, были на­шивки со словом «Ирландия», пришитые к их боевым курткам. Младший капрал Джонс встал и приказал им остановиться, полагая, что они могут быть членами одного из подразделений Полка обороны Ольстера британской армии. Но это были боевики «временных», и они открыли огонь. Джонс, хотя и был смертельно ранен, открыл ответный огонь, ранив одного из террористов, Фрэнсиса Хьюза. Другой мужчина сбежал. Хьюз попал в тюрьму, где стал одним из участников голодовки в блоке «Н».

Сотрудники пресс-службы как армии, так и КПО, упоминают об этом инциденте, когда пытают­ся объяснить поведение сил безопасности в других случаях, когда предупреждения, возможно, не были даны. Три журналиста «Сандей Таймс» в своей книге «Засада» утверждают, что млад­ший капрал Джонс был членом САС и что инцидент оказал «длительное психологическое воз­действие на полк». Авторы утверждают, что судьба младшего капрала Джонса каким-то образом объясняет действия бойцов САС в Гибралтаре десять лет спустя.

Однако стоит помнить, что младший капрал Джонс, по-видимому, дал предупреждение не пото­му, что у него было благожелательное представление о том, как будут вести себя террористы, а потому, что, будучи профессиональным солдатом, он не хотел открывать огонь по тому, кто, по его мнению, мог быть дружественными силами. Независимо от того, оказала ли смерть млад­шего капрала глубокое влияние на САС или нет, Джонс не был членом этой организации. Его имя не значится на мемориальной доске на часовой башне в Херефорде, где высечены имена других павших бойцов 22-го полка САС. Младший капрал Джонс был указан в извещении о его смерти в «Пегасе», журнале воздушно-десантных войск, как принадлежащий к «3-му пара­шютно-десантному». Вполне вероятно, что он был членом взвода ближнего наблюдения 3-го ба­тальона парашютно-десантного полка, который в то время служил в Ольстере.

Многие солдаты, участвовавшие в тайных наблюдениях, считают, что давать предупреждение просто непрактично. Один из них описывает настроение во время операций: «Вы должны по­мнить о страхе. Если кто-то всю ночь прождал в засаде, он наверняка обосрется. Если в тени по­явится кто-то, кто выглядит так, будто у него есть оружие, они не будут задавать много вопро­сов, они просто это сделают».

Офицеры, у которых брали интервью для этой книги, особенно те, кто участвовал в операциях типа засад, считают, что это была негласная договоренность. «Я всегда говорил своим солдатам, что с ними ничего не случится, пока они могут оправдать свои действия желтой карточкой», го­ворил один из них. Подразумевается, что впоследствии можно будет собрать воедино все осно­вания для открытия огня.

Офицер САС утверждает, что военнослужащему, борющемуся с терроризмом, должна быть предоставлена дополнительная свобода действий по сравнению с обычным гражданином: «Вы возлагаете чертовски большую ответственность на молодых людей, заставляя их принимать ре­шения за доли секунды. В вооруженных силах должен быть «фактор погрешности». Накажете ли вы солдата А., который, возможно, допустил ошибку? Если вы начнете преследовать солдат в сомнительных ситуациях, вы начнете для себя создавать проблемы.»

Трудности, которые он предвидит, заключаются в том, что солдаты не будут готовы идти на та­кой же риск. Конечно, были случаи, когда как полицейские, так и солдаты в Северной Ирландии возражали против операций на основании связанных с ними рисков. «Сделка» между солдатами и иерархией британской армии о том, что они будут сопротивляться судебному преследованию, не всегда может соблюдаться. В некоторых случаях, обычно в тех, где были допущены самые се­рьезные ошибки, такие как инцидент с Бойлом, или где существует большая политическая напряженность, военнослужащие под прикрытием могут оказаться на скамье подсудимых.

Страх перед судебным преследованием и неприязнь к бюрократии сделали Северную Ирландию непопулярным местом среди некоторых бойцов САС. Солдат I., сержант САС, опубликовавший свои мемуары, писал: «Белфаст с его зловещими улицами и отчужденным населением не был местом для высококвалифицированных спецназовцев. Это была работа для вооруженных поли­цейских, оперативников, которые знали закон и могли проложить себе путь через минное поле нормативных актов».

Многие солдаты САС резюмируют свое отношение к применению смертоносной силы в ситуа­циях, подобных Ольстерской, словами: «Игры больших мальчиков, правила больших мальчи­ков». Другими словами, любой член ИРА, пойманный с винтовкой или бомбой, может ожидать что его застрелят, что бы ни говорила желтая карточка. По словам члена полка, это высказыва­ние является их «оправданием убийства людей».

Хотя прогрессивная поправка к законам в Северной Ирландии не зашла достаточно далеко для многих солдат спецназа, она вызвала критику в либеральных кругах. Еще до Смуты в Ольстере существовала отдельная правовая традиция. Суды Короны утратили возможность выносить вер­дикт о незаконном убийстве на дознаниях примерно за десять лет до того, как войска вышли на улицы Северной Ирландии в 1969 году. После того, как началась Смута, было внесено много других изменений. Интернирование без суда было разрешено на ограниченный период с августа 1971 года. Затем, в 1973 году, при рассмотрении дел о терроризме были отменены при­сяжные заседатели, оставив только судью в так называемых судах Диплока, шаг, предпринятый в основном из-за опасений запугивания. В настоящее время присяжные заседатели используются только при проведении расследований и в ходе разбирательств о диффамации.

На всей территории Соединенного Королевства были приняты некоторые правовые меры, свя­занные с терроризмом. Традиционное право подозреваемого на предъявление обвинения или освобождение в течение сорока восьми часов было изменено в соответствии с Законом о предот­вращении терроризма (впервые принятым в 1974 году), чтобы предоставить детективам три или семь дней на подготовку дела против предполагаемых террористов. Однако большинство изме­нений коснулось только самой Северной Ирландии.

Концепции «сделки» и «фактора погрешности» являются результатом реалистичного отношения к судам, а также лояльности между бойцами спецназа. Офицеры знают, что крайне маловероят­но, что суды первой инстанции без участия присяжных в Северной Ирландии осудят солдата за убийство, поскольку они обязаны делать скидку на человека, убившего при исполнении служеб­ных обязанностей. Армия утверждает, что в любом случае крайне нежелательно допус­кать су­дебное преследование: они вряд ли приведут к обвинительным приговорам; в процессе они под­рывают моральный дух солдат; и они не удовлетворяют националистов, которые счита­ют, что су­дебное разбирательство было попыткой обелить себя.

Многие офицеры цинично относились к судебному процессу, часто в результате того, что виде­ли, как мужчины и женщины, которых они считали виновными в террористических преступле­ниях, выходят на свободу или получают легкие приговоры. Эти офицеры считали многих адво­катов, представляющих подозреваемых или семьи людей, застреленных армией, неофициальны­ми агентами ИРА. Они предполагали, например, что адвокат может согласиться передать сооб­щение от террориста его командиру или может использовать перекрестный допрос свидетеля из сил безопасности в попытке выяснить, была ли операция результатом утечки информации вну­три ИРА. Хотя мне были предъявлены конкретные обвинения, они остаются неподтвержденны­ми и касаются не более чем небольшой доли тех, кто занимается такой юридической работой. Чувствительность армии к судам возросла в связи с тенденцией к проведению более тайных опе­раций. Один старший офицер, служивший в Лисберне в конце 1970-х годов, замечал: «Если вы участвуете в тайной войне, вы знаете, что никогда не сможете полностью объяснить эту сторону жизни».

Это вызвало необходимость внесения изменений в закон, призванный защитить солдат, работаю­щих под прикрытием, их информаторов и технические средства, используемые для сбора инфор­мации. Генерал Фрэнк Китсон, командир 39-й армейской бригады в Белфасте в начале Смуты и один из теоретиков антитеррористических операций, утверждает: «Все, что делается прави­тельством и его агентами для борьбы с повстанцами, должно быть законным. Но это не означает, что правительство должно действовать в рамках точно такого же свода законов во время мятежа, который существовал ранее». Очевидно, следуя совету Китсона, армия пошла на определенные меры во время рассмотрения дела Бойла, чтобы помешать суду узнать личности бойцов САС.

За стрельбой САС, как и за другими, последовали расследования, поэтому правительство приня­ло меры по изменению процедур расследования. В 1980 году был введен измененный свод пра­вил для коронеров в Северной Ирландии: расследования в Ольстере больше не могли выносить открытый вердикт, если коронеры полагали, что кто-то, кроме умершего, несет ответственность за его или ее смерть, но вместо этого им было предписано просто опубликовать «выводы» с ука­занием того, когда, где и как умер этот человек. Лорд Хейлшем, тогдашний лорд-канцлер, оха­рактеризовал открытый вердикт в Северной Ирландии как «мощный источник затруднений».

С введением «выводов», а не вердиктов, любое решение о привлечении к ответственности со­трудников сил безопасности будет приниматься Генеральным прокурором и будет основываться на полицейском расследовании. Возможность влияния независимого коронера на такое решение была исключена.

Изменение 1980 года было частью общего обзора процедур, рекомендованных для Англии и Уэльса в отчете Бродерика. Однако они были введены в действие только в Ольстере: расследова­ния в Англии и Уэльсе всегда были и все еще могут приводить к вынесению открытых вердик­тов и вердиктов о незаконном убийстве.

Новые правила также сняли с коронеров в Северной Ирландии обязательство, которое все еще распространяется на их коллег в Англии или Уэльсе, привлекать в случае смерти всех, кого со­чтут «целесообразным». Правила 1980 года означали, что солдат, совершивших стрельбу со смертельным исходом, больше нельзя было заставлять присутствовать на месте происшествия. И, в отличие от остальной части Соединенного Королевства, присяжных коронеров в Северной Ирландии выбирает полиция.

Результатом этих правил стало то, что армия и КПО смогли представить свою версию событий в расчете на то, что присяжные не будут подвергать ее тщательному рассмотрению, особенно те, кто проводил операцию. После неразберихи, последовавшей за расстрелом Питера Клири в 1976 году (см. главу первую), о том, как следует поступать с САС после такого инцидента, Лисберн ввел в действие обширный механизм защиты своих бойцов.

Офицеры юридической службы армии были специально обучены закону о минимальном при­менении силы, и для них стало обычным делом встречаться с солдатами перед допросом в уго­ловном розыске, которое несет ответственность за расследование инцидентов со смертельным исходом, и оставаться с солдатами на протяжении всех их допросов.

Поэтому заявления солдат, подаваемые в суды, готовились в консультации с армейскими юриста­ми на регулярной основе. Необходимость убедить суд в том, что примененная сила была разум­ной и необходимой, привела в 1980-х годах к заявлениям, которые звучали удивительно похоже от одного инцидента к другому, несмотря на очевидную неразбериху, которая сопровождала не­которые случаи смерти.

На следствии по делу о стрельбе у почтового отделения Баллисиллана в 1978 году, состоявшемся через два года после этого события, солдатам пришлось оправдываться за убийство Уильяма Ханна, местного жителя, который был убит по дороге домой из паба. Один из двух бойцов САС, которые подошли к Ханну, рассказал следствию: «Внезапно он сделал резкое движение, и мы подумали, что он потянулся за пистолетом, поэтому мы оба открыли огонь».

Патрик Даффи, безоружный член ИРА, убитый в Лондондерри в ноябре 1978 года, судя по пока­заниям солдата Б. на дознании в 1980 году, потянулся за оружием. Солдат утверждал, что Даффи «развернулся» и поднял правую руку вверх.

На следствии по делу о расстреле трех невооруженных членов ИРА в Гибралтаре в 1988 году солдаты САС, которые вели стрельбу и которые давали свои показания лично, а не в письменной форме, что стало нормой в судах Ольстера, также ссылались на повороты и движения руками, которые предположительно были попытками схватить либо оружие, либо устройство дистанци­онного управления бомбой. Солдат А. сказал, что Дэнни Макканн «агрессивно провел правой рукой по передней части своего тела». Солдат С. рассказал, что Шон Сэвидж, еще один терро­рист, «очень быстро развернулся» и «упал, прижав правую руку к карману куртки». У Ханны, Даффи, Макканна и Сэвиджа, похоже, возникло желание схватиться за оружие, которого у них не было.

Попытки скрыть всю правду от судов часто мотивировались желанием защитить ценных инфор­маторов. Но действовал и другой, более фундаментальный фактор. Старшие офицеры и полити­ки осознавали важность поддержания видимости верховенства закона. Некоторые полагали, что лучший способ сделать это - успокоить националистическое беспокойство после инцидента, раз­решив проведение расследований или запросов со стороны полиции, но ограничив ущерб, кото­рый может быть нанесен, путем ограничения информации, предоставляемой посторонним ли­цам, пытающимся тщательно расследовать секретные операции. Но принцип поддержания види­мости законности, столь важный для подрыва поддержки терроризма, не очевиден для многих солдат.

Один сержант, служивший в разведке в Ольстере, говорит: «Я не возражаю против смертной каз­ни или этой политики стрельбы без предупреждения по вооруженным террористам, я просто хо­тел бы, чтобы у правительства хватило смелости признать это». Он раскрывает отношение к расстрелу вооруженного террориста, которое армия никогда бы публично не одобрила. Опять же, «политика», на которую он ссылается, - это игры «больших мальчиков», правила «больших мальчиков», а не кодекс поведения, публично признанный правительством. Подчеркивают суть дела комментарии офицера разведки, сказавшего, что предоставил информацию для этой книги отчасти потому, что «я не понимаю, почему мы не можем признать, что стреляем в этих террори­стов».

И офицер, и сержант имели в виду засады, устраиваемые спецназом, обычно на основе предва­рительной информации, предоставляемой разведывательными службами, и с участием не­большого, хорошо подготовленного контингента солдат. Они, как и солдаты в целом, согласи­лись бы с тем, что неприемлемо подойти на улице к известному члену ИРА и хладно­кровно застрелить его или ее.

Старшие армейские офицеры понимают культуру солдата, который хочет немедленно открыть огонь, если увидит предполагаемого террориста во время операции, и давление, которое может заставить его сделать это по ошибке, когда он лежит в засаде в безлюдном поле поздно ночью. Но они также понимают необходимость контролировать применение силы и избегать публично­го позора министров. «В конце концов, на самом деле все дело в связях с общественностью», - говорил один офицер, занимавший руководящую должность в Лисберне. Манипулирование вос­приятием националистического сообщества относительно того, действуют ли силы безопасно­сти в рамках закона или нет, является одним из ключевых элементов усилий республиканского дви­жения по сохранению своей поддержки. В этом контексте армия в Северной Ирландии не только стремилась наилучшим образом осветить потенциально неприятные инциденты, но и в разное время намеренно пыталась ввести журналистов в заблуждение.

В 1970-х годах подразделение информационной политики армии отвечало за распространение дезинформации об ИРА и лоялистских полувоенных группировках. Подразделение также участвовало в печатании поддельных листовок и плакатов, направленных на дискредитацию этих организаций. В том, чтобы лгать прессе, нет ничего противозаконного, на что в разное вре­мя в частных беседах указывали высокопоставленные офицеры армии и КПО.

Колин Уоллес, государственный служащий, служивший в армейском отделе информационной политики, позже выступил с утверждениями о том, что армейские пресс-офицеры сотрудничали с МИ-5 для распространения клеветнических историй о ведущих политиках, в том числе связан­ных с террористическими группировками в Ольстере, а также о членах лейбористского прави­тельства того времени, которые стали непопулярными у старших офицеров сил безопасности. В январе 1990 года правительство организовало независимое юридическое расследование под ру­ководством королевского адвоката Дэвида Калькутта в связи с утверждениями о том, что Уоллес был несправедливо уволен со своей работы в рамках сокрытия фактов. Калькутта установил, что Уоллес был несправедливо уволен, рекомендовав выплатить компенсацию, и вышел за рамки полномочий расследования, сообщив, что апелляция сотрудника службы информации на его увольнение в совет по гражданской службе была отклонена после представления совету офици­альных лиц Министерства обороны.

Несмотря на вердикт Калькутта, Уайтхолл отвергает утверждения о том, что Уоллеса ложно об­винили в убийстве, в котором он был признан виновным и осужден за непредумышленное убий­ство в 1981 году. Вопрос о том, кто именно был очернен подразделением «черной пропаганды» Лисберна в 1970-х годах, остается более сложным. Правительство продолжает отвергать утвер­ждение Уоллеса о том, что сотрудники разведки в Ольстере вступили в сговор с целью очернить тогдашнего премьер-министра Гарольда Вильсона. Но в нем признается, что подобные действия осуществлялись против людей, связанных с экстремистской политикой в Ольстере.

В парламентском ответе, в котором объявлялось о начале расследования Калькутты, Арчи Га­мильтон, министр вооруженных сил, заявил: «С середины 1970-х годов в Северной Ирландии не проводилась политика распространения дезинформации способами, направленными на очерне­ние отдельных лиц и/или организаций в пропагандистских целях».

Ссылаясь на политику середины 70-х годов, это заявление, скрупулезно составленное в стиле государственной службы, подразумевает, что сбор информации, который, по словам Уоллеса, проводился МИ-5 для использования против лоялистских экстремистов, подозреваемых в сексу­альном насилии в приюте для мальчиков Кинкора, действительно мог осуществляться в начале 70-х годов, хотя Уайтхолл этого не подтвердит. Это также оставляет открытой возможность дезинформации в целях, отличных от очернения «отдельных лиц и/или организаций в целях про­паганды». Два дня спустя во время в ходе дебатов по делу Уоллеса Том Кинг, государственный секретарь по обороне, ранее представлявший Северную Ирландию, был рад указать на другие такие цели. Он сообщил Палате общин, что дезинформация все еще используется в Ольстере, «где это необходимо для защиты жизней и по разумным и абсолютно благородным соображени­ям безопасности».

Хотя распространение заведомо ложных версий событий, как, например, после стрельбы в Бал­лисиллане, должно было стать обычным делом после операций полицейских и армейских подразделений под прикрытием, дезинформационные мероприятия такого рода, проводимые Ко­лином Уоллесом, безусловно, стали более редкими, если не прекратились совсем, в конце 70-х и начале 80-х годов. Отчасти это стало результатом растущей роли поли­ции в руководстве стратегией по связям с общественностью. В то время как армейское командо­вание в начале 70-х рассматривало информацию как законное оружие, особенно в попытках разжечь фракционное соперничество внутри полувоенных группировок, философия Нока была иной.

Сдвиг в армии в сторону более искреннего и безоговорочного признания главенства полиции в начале 80-х годов, должен был сопровождаться появлением более тесного согласия в области связей с общественностью. Было решено, что лучший способ действовать - убрать конфликт из заголовков газет. Попытки распространить дезинформацию о политиках и общей ситуации с без­опасностью были сведены к минимуму, поскольку считалось, что отсутствие огласки - это хоро­шая огласка.