Когда мы приехали домой, мама отправила меня прямиком в мою комнату делать уроки. А сама в это время перетаскивала бельевые корзины с мягкими игрушками в подвал. Мне срочно нужен был план. Я её знаю. Она подождёт пару недель, пока история не порастёт травой, и тогда мои мягкие друзья незаметно исчезнут. Таким же таинственным образом испарялись многие мои вещи. Иногда она спрашивала, можно ли подарить экскаватор ребёнку госпожи такой-то или книжку с картинками – ребёнку господина такого-то, но вещей пропало гораздо больше, чем экскаватор и книжка.
К тому моменту как я отправился спать, было ясно как день, что я должен спасти хотя бы своего любимого друга. Без Ушастика будет казаться, что у меня отняли руку или ногу. Я не мог заснуть целую вечность и на следующее утро чувствовал себя так, словно меня переехал автобус.
Усталый и в дурном настроении, я пришёл на кухню, где, похоже, что-то праздновали. По радио женский голос, сопровождаемый громкими басами, пел «It’s my life», а мама, высоко подняв руки, танцевала перед грохочущим миксером, периодически постукивая пальцами по столешнице. Но самым странным в этой картине были не танцы и не смузи, а её костюм. Она была в чёрных сверкающих легинсах и жёлтой майке, а на голове у неё красовалась повязка.
– Доброе утро, солнышко, – сказала она, размахивая головой, и весело включилась в песню: – It’s my life… – Потом она перелила бурую жижу в стакан и протянула его мне: – Хочешь глоточек? Это очень полезно. Со шпинатом и свёклой.
По утрам она всегда была уже одета с иголочки, в основном в блузку и шикарный брючный костюм. И пила кофе.
А это не моя мама!
Поэтому я спросил:
– Ты что, не собираешься на работу? – Я перелез через коробки, оставшиеся после переезда, чтобы добраться до кухонного стола.
– Конечно собираюсь. Но только после пробежки, – она улыбнулась, как будто не сказала ничего странного, и рядом с моими хлопьями, в которых плавали ягоды малины и кусочки банана, поставила какао.
Пробежка?! Она только что сказала «пробежка»?!
Было уже 7.15!
Через пятнадцать минут мы вместе вышли из дома. Закрывая за собой дверь, я услышал звук смыва в туалете наверху. Папа только что встал. Ему нужно быть в офисе только в девять, вот счастливчик.
Снаружи меня бурно встретил Колумб. Он положил передние лапы на ограду соседского участка и глубоким собачьим басом пожелал нам доброго утра. С его морды стекала слюна. Мама с отвращением отвернулась.
– Ненавижу собак, – сказала она сквозь зубы. – Он почти с телёнка. Боже мой. Как собака может быть такой большой?!
– Это леонбергер, – пояснил я. Это я узнал в Интернете. – Одна из крупнейших пород собак.
– Какое счастье, что между нами забор, – сказала мама. Она вспотела ещё до пробежки. Наверное, от страха. Когда она была маленькой, её покусала такса по кличке Эдгар. Будучи биологом, мама может препарировать лягушек, но вот погладить собаку – ни за что. И это немножко странно.
А я, наоборот, люблю собак и уже при переезде обрадовался соседскому животному, владения которого располагались в палисаднике. Там стояла будка в форме корабля, и на голубых досках его хозяин написал белой краской «Колумб». В двух метрах от будки над газоном возвышались якорь и мачта, на которой каждый день развевался новый флаг. Сегодня это был флаг Евросоюза, синий с жёлтыми звёздами.
У ворот мама остановилась и достала из почтового ящика записку. Закатив глаза, она развернула её и прочитала вслух:
– «Небольшое замечание. Жёлтый мешок всегда вывозят по средам в чётные недели, а не по вторникам в нечётные. С уважением, Альфред Боненбергер, капитан в отставке». Ненавижу соседей, – буркнула мама и, пробежав метр до мусорного ведра, выбросила листок. Затем она нагнулась и тщетно попыталась дотянуться пальцами до своих ступней. При этом её живот сложился в несколько жировых складок, образовав подобие горной цепи.
Наконец-то из-за угла вывернул Леон. Круто, что теперь мы живём всего в двух улицах друг от друга. Этому я радовался больше всего. Каждое утро он встречал меня, чтобы вместе бежать на трамвай.
Прежде чем Леон дошёл до нас, мама схватила меня за руку. Она уже тяжело дышала после пары упражнений на растяжку.
Надеюсь, она не спросит меня про школу, пронеслось у меня в голове. У меня вообще-то всё ещё не было плана. Завтра я мог бы выкрутиться, сказав «я совсем забыл», но до пятницы мне непременно нужно заполучить эту дурацкую подпись.
– Ты можешь сделать мне одолжение? – спросила она.
Я кивнул с облегчением.
– Ты не мог бы называть меня Энди?
– Энди? – переспросил я.
– Да. «Андреа» звучит так, будто мне восемьдесят. «Энди» мне нравится больше, – и она ласково потрепала меня по голове, словно я был Колумбом, и побежала дальше.
Всю дорогу к школе я раздумывал над этим последним разговором. Энди? Но это же глупо. Я никогда бы не смог произнести это имя. Я всегда называл её мамой, с недавних пор иногда ещё и «мать». Просто потому, что это круче. Но Энди?!
– Всё в порядке, ТоХо? – Леон вырвал меня из размышлений и добавил: – С Безумной Филиной что-то не так.
– Да, она носит летом шерстяные шапки. Это странно, – ответил я.
– Я не о том. Она всё время пялится на нас.
Тогда я проследил за его взглядом – и в толпе детей, едущих на трамвае в школу, обнаружил Филину. Она всегда выходила на следующей остановке после нас, и обычно я не обращал на неё особого внимания. Она часто говорила с какой-то девочкой из седьмого класса. И вот это уже несколько раз бросалось мне в глаза, потому что эта девочка была действительно необычайно красивой. Иногда они казались похожими друг на друга, но через мгновение это сходство пропадало. Хотя в принципе мне было на неё плевать. Девчонки меня не очень интересовали. Они не разговаривали со мной, а я с ними. В нашем классе такой негласный закон: мальчики тусуются с мальчиками, а девочки – с девочками. Кроме групп, в которых мы занимались проектами: там нас перемешивали. Но это ещё можно кое-как выдержать. Они же тоже люди, и совместную работу вполне можно пережить, даже если друг другу сказать нечего.
Но сейчас я заметил, что Филина действительно глазеет на нас. Она не отводила взгляда и не притворялась, что это просто случайность, а всё так же бесцеремонно таращилась. Я невольно вспомнил вчерашний день, багажник, забитый мягкими игрушками, и был готов провалиться сквозь землю. Потом я увидел, как Филина перешёптывается с той самой девочкой. Может, она как раз рассказывает историю про Ушастика? Обе захихикали. Девчонка точно всё разболтает другим. И все крутые ребята будут до слёз смеяться надо мной.
– Кто это с Филиной? – спросил я у Леона.
– Ты что, серьёзно? – Леон покачал головой. – Это же Ариана, её кузина. Её все знают. У её родителей бистро «Руссо». – Он посмотрел на меня так, будто ждал от меня какой-то реакции.
– Не знаю такого.
– Ну, как всегда. Ты просто слепой. Это бистро напротив вашего дома. На другой стороне улицы. Чуть выше по холму.
Как только он это сказал, у меня перед глазами появилась вывеска.
– Ладно. Тогда знаю. Но я никогда там не был. Я же только приехал в этот район.
– Тогда тебе пора туда сходить, – сказал Леон, – и попробовать картошку фри из корня маниоки с сырным соусом. Она зашибенная! – Он захихикал: – Кажется, она на тебя запала.
– Замолкни! – прошипел я. Мне было совсем не до смеха.
В течение дня настроение у меня продолжало портиться. Сначала мне казалось, что это просто безумное совпадение, но я действительно начал везде замечать жёлто-фиолетовую шапку Филины. Она преследовала меня. Если я покидал класс, она шла за мной. Стоило мне выйти из мужского туалета – она тут же выходила из женского. В очереди за булочками она подошла ко мне так близко, что я почувствовал на своём затылке её дыхание. Я замер, ожидая, что она сейчас станет шептать, угрожать, шипеть мне в ухо. Но она со мной так и не заговорила. Просто следила за мной. Совсем двинутая.
Даже на перемене от неё не было спасения. Безумная Филина держала меня на мушке и подбиралась всё ближе. Метр за метром!
Я должен не дать ей шанса заговорить со мной. Чего бы она ни хотела, мне это не интересно. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как спрятаться где-нибудь, куда она ни в коем случае не пришла бы. Может, тогда она потеряет интерес к этой игре.
Леон и другие парни из моего класса как раз играли в футбол. Поскольку игроки в командах менялись каждую перемену, моего отсутствия никто бы не заметил. И я без раздумий отправился в безопасное место.
По крайней мере, я так думал.
Но от стены тут же отделилась тень и пошла следом за мной до мужского туалета. Я хотел уже обернуться и прорычать: «Ну хватит уже! Это запретная зона для девочек!» – но в зеркале над раковиной я увидел своего преследователя.
Это был жуткий Майк.
Ни улыбки, ни движения на его лице. Как зомби, он пялился на мою спину.
Оказаться с ним в одном помещении стояло на втором месте в списке моих кошмаров – сразу после несчастного случая в такси. Он определённо был ещё безумнее, чем Филина, и ходили слухи, что он кого-то чуть не убил.
Я бросился к раковине, надеясь, что он пройдёт мимо, и когда обернулся, то он уже пропал.
Я решил прятаться в туалетной кабинке до конца перемены.
Конечно, туалет далеко не отель класса люкс. Плохо пахнет, неуютно – а время ползёт оооочень медленно. Ученики приходили и уходили. Я слышал, как они справляли нужду, болтали и смеялись. Ноги начали уже потихоньку затекать, когда я услышал странные шорохи из соседней кабинки. Не бульканье воды и не шарканье ног. Не звук смыва и не застёгивание ремня. Это был скорее свистящий угрожающий шёпот. Я осторожно опустился на колени и с любопытством заглянул под боковую стенку.
И тут же отпрянул, испугавшись до смерти, потому что на меня смотрели ледяные глаза.
Майк!
Видимо, всё это время он сидел в соседней кабинке. Что, чёрт возьми, он там делал? Кто проводит всю перемену в туалете? Только сумасшедшие.
Я не оборачиваясь бросился бежать и на школьном дворе нырнул в толпу учеников. В принципе, я выглядел как все шестиклассники – рубашка, короткие джинсы и кроссовки – и мог просто слиться с остальными. К тому же Майк видел только мои глаза. А голубые глаза здесь у многих.
Чтобы выровнять дыхание, я стал прислушиваться к Пауку, который как раз допрашивал пятиклассника.
– Герр Вебер, клянусь, ручка была у меня в кармане, а теперь её нет. Кто-то её у меня украл, – говорил мальчик с ярко-рыжими волосами.
– Ты уверен, что она была в кармане? Может, ты потерял её до этого?
– Я очень её берёг. Она ценная, серебряная, к тому же приносила удачу. – Его взгляд пробежал по толпе, и он показал пальцем прямо на меня. – Это он. Я уверен. Обыщите его!
«Нет!» – уже хотел крикнуть я, но потом заметил, что он смотрит мимо меня. Когда я обернулся, меня прошиб озноб. Прямо за мной стоял Майк. Его лицо словно окаменело. Капюшон толстовки был натянут на его крашеные чёрные волосы, и был виден только белый лик смерти.
Все глаза были устремлены на него, и Паук, вздохнув, пошёл к нам, чтобы увести Майка со двора.
– Ну да, кто же ещё, – пробормотал он. Ему казалось очевидным, что виноват Майк.
Конечно, ведь Майк был жутким, даже очень.
Я тоже боялся его. И он наверняка был преступником. Но ручку он не крал. Потому что его даже не было на месте преступления.
Почему же он промолчал?
Ну же, парень, скажи что-нибудь, взмолился я про себя. Но Майк молчал.
Не раздумывая, я буркнул:
– Это полная чепуха. Это не мог быть он. Он всю перемену был со мной в туалете.
Не только Паук, но и другие ученики, и в первую очередь Майк, ошарашенно уставились на меня. В этот момент я понял, как по-идиотски это прозвучало.
Только девчонки ходят в туалет вместе. Парни – никогда. Это позор. Некоторые ученики уже начали хихикать.
Нет, мне просто должно хоть что-то прийти в голову. Я снова заговорил, чтобы спасти то, что ещё можно было спасти:
– Ну, в общем, так. Я неважно себя почувствовал. И Майк был так добр, что остался со мной посмотреть, станет ли мне лучше или нужно позвать учителя. Ну вот, а потом я пришёл в себя. И это действительно здорово с твоей стороны. Спасибо, приятель!
– Это правда? – мрачно спросил Паук. Все напряжённо молчали, прислушиваясь. Но Майк ничего не сказал, только коротко кивнул, развернулся и, не забыв смерить меня уничижающим взглядом, исчез как тень за ближайшим углом.
О чём я только думал! До этого случая Майк даже не знал о моём существовании. А теперь меня ненавидит самый жуткий парень во всей школе.
На следующий день Филина и Майк перестали быть моей единственной проблемой. С самого утра я боялся урока биологии. Не из-за темы – ведь нам предстояло работать с микроскопами в лаборатории, которую обычно использовали только старшие классы, а что-то рассматривать в микроскоп казалось мне в порядке исключения довольно увлекательным. Меня выматывала история с подписью. Уже в начале урока Паук собрал контрольные. Я лихорадочно обыскал свой портфель, а потом звонко ударил себя ладонью по лбу и виновато сказал:
– Быть не может! Наверное, я оставил её дома. Вот чёрт.
Паук мрачно посмотрел на меня, конечно, не поверив ни единому моему слову, и проворчал:
– Крайний срок в пятницу.
Я кивнул, спокойный внешне, но трепеща внутри.
А затем произошло кое-что очень необычное. Вместо того чтобы разбить нас на пары, он сказал:
– По желанию одной из учениц, сегодня вам можно самим выбрать себе напарника. Когда вы разобьётесь по двое, здесь у кафедры возьмёте микроскоп и задание для эксперимента.
Мои одноклассники повскакали как обезьянки, и вокруг тут же образовался шум и беспорядок. Я сразу вцепился в Леона.
– Я с тобой, – шепнул я ему. Он кивнул и сделал ещё один большой глоток из своей бутылки с водой.
Мы встали в очередь, а через пару секунд он схватился за живот, заурчавший так громко, что услышал даже я.
– Мне нехорошо. Очень нехорошо, – пролепетал Леон.
Его лицо стало совсем зелёным, и он помчался к выходу, налетев при этом на девчонок, оказавшихся на пути.
Учитель вопросительно посмотрел на меня.
– У него заболел живот, – объяснил я. – Можно я схожу проверю, как он?
Но Паук решил отправить Винсента. Видимо, мне он не особенно доверял. А вот Винсенту – конечно. Это тихий милый мальчик, который не обидит и мухи.
Но, прежде чем я подумал, как же я теперь буду работать с микроскопом, я услышал рядом с собой голос:
– Тогда я буду твоим напарником.
Я обернулся, и Филина широко мне улыбнулась.
В следующую секунду подошла наша очередь, и Паук, вложив в руки Филине микроскоп, сказал:
– Вот и хорошо. Теперь Тобиас сможет учиться у лучшей из вас.
Для меня это заявление было чем-то вроде шока. Я всё ещё двигался, моё тело направилось к свободной парте, но внутри я оцепенел.
Теперь я в её власти.
Что делать?
Снова бежать в туалет?
Нет. Этого Паук никогда не допустит.
Поэтому я глубоко вдохнул и стал ждать самого ужасного.
Но поначалу ничего странного не происходило, и Филина, спокойно следуя указаниям на рабочем листке, положила маленькую стеклянную пластинку с каплей воды под объектив.
Тем временем в класс вошёл Винсент и сказал, что Леон вернуться не сможет и что он уже сообщил об этом в секретариат.
– Его выворачивает наизнанку, – сообщил он с сочувственной миной.
Бедный Леон!
– Ему наверняка скоро станет лучше, – сказала Филина, которая, должно быть, заметила моё беспокойство. Сейчас она так мило улыбалась, что на секунду меня охватил страх. А вдруг это и правда любовь? Что, если она действительно втрескалась? О господи! Я бы предпочёл шантаж.
Мы по очереди смотрели на каплю чистой водопроводной воды. Я так ничего и не смог рассмотреть и уже думал, что умру со скуки, но когда под микроскопом оказалась капля старой воды из цветочной вазы, я действительно увидел в ней плавающих микроскопических существ, которые выглядели как домашние тапочки и назывались почти также: туфельки. Обалдеть!
Только вместо научного азарта меня охватило отвращение. Если представить, сколько вокруг крохотных, незаметных глазу существ… Становится не по себе.
– Всё понятно? – спросила Филина, когда я поднял голову от окуляра. А потом она сказала кое-что очень странное: – Если у тебя есть какая-то проблема, не важно какая, я могу тебе помочь. – Её голос был просто жутким. Она написала номер своего сотового в моём блокноте и прошептала: – Достаточно и сообщения. Всё останется в полном секрете. И когда я говорю «ВСЁ» – я имею в виду ВСЁ.
И она принялась писать заметки по нашему эксперименту, как будто этого ужасного разговора и не было. Ошарашенный, я сидел, пытаясь привести мысли в порядок: она определённо не влюблена, но и на шантаж это не похоже. У меня было только одно рациональное объяснение поведению Филины: наверное, её мозг под шапкой просто сварился вкрутую.