Право на свободу, право на любовь

Глава 17

Просыпаться без будильника, просто по велению отдохнувшего организма — ни с чем не сравнимое удовольствие. А просыпаться, чувствуя запах свежей сдобы, ванильного сахара и фруктов, — удовольствие вдвойне.

Я сладко потянулась, покидая объятья такого чудесного сна. Пожалуй, эта ночь была лучшей из всех проведенных мною во дворце. И пусть сновидения не посетили меня, но и кошмаров я не помнила.

— Ваша светлость, позавтракаете в столовой или подать сюда?

— Сюда, — мурлыкая себе под нос от удовольствия, распорядилась я, наконец, открывая глаза.

Судя по яркому солнцу, от которого не спасали даже плотные шторы, время близилось к полудню. Скосив глаза на браслет, я облегченно выдохнула: ничего не проспала. Впрочем, если бы от меня требовалось незамедлительно явиться, браслет не позволил бы прохлаждаться в кровати.

Вчерашняя девочка-слуга принесла откуда-то из недр гардеробной столик и, дождавшись, пока я усядусь поудобнее, установила его на кровати так, чтобы мне было удобно есть. Спустя пять минут, когда девочка разложила все приготовленное, я с удовольствием откусила кусочек от булочки, запивая сладким чаем. Мир постепенно окрашивался все в более радужные тона.

Завтрак не занял много времени, и я соскользнула с постели, оделась в подобающий ее светлости наряд (почему-то это опять было платье), чтобы вновь взглянуть на браслет. На этот раз, чтобы узнать планы на вечер. Дни моего здесь пребывания были на исходе и совсем скоро нам предстояло вернуться в школу, вновь окунаясь с головой в учебу и тренировки. Я ждала этого (если говорить честно), ждала того момента, когда увижу темную башню, буду завтракать в общей столовой и не придется терпеть чье-то общество, не придется казаться совсем другим человеком.

— Как госпожа желает провести свой день? — тихий голос девочки, заставил меня оторваться от счастливых воспоминаний.

— Нам выдали какие-то рекомендации?

— Сегодня бал. Его величеству будут представлять потенциальных невест. Весь цвет придворной аристократии соберется.

— Бал уже сегодня? — переспросила я в недоумении. Так скоро? Я думала у меня больше времени.

— Императорский, но ваше присутствие ожидается, — заучено проговорила девочка, не поднимая глаз.

— Хорошо. Распоряжения по поводу наряда?

— На ваше усмотрение. К шести часам подойдут специалисты, чтобы помочь вам выбрать.

Я про себя усмехнулась. На мой выбор специалистов. А что, звучит всяко лучше, нежели ‘оденешь то, что скажут’. Впрочем, в вопросах моды я разбиралась не лучше, чем в теории магии, а потому пусть делают свое дело.

— До шести часов у нас что-нибудь запланировано?

— Господин страж ничего такого не говорил, — покачала головой служанка.

— Он здесь?

— Ожидает в гостиной.

Эйстон, и правда, ждал меня там, усевшись в кресло и просматривая последние новости по экрану браслета. Мельком заметила свое изображение и отвернулась: не хотела вспоминать про выступление перед ‘народом’.

— Хорошая картинка, — прокомментировал маг. — Гражданам понравилось. Поздравляю, у вас, ваша светлость, появились первые почитатели. — И он пролистал страницу до конца, позволяя оценить ее размер. Он впечатлял.

— И никто не написал ничего плохого? — это казалось невозможным.

— Самоубийц в нашем мире мало. Почти все уже скончались, — заверил Эйстон. — Поэтому выступления Трикса, какие бы они не были, имеют рейтинг одобрения в девяносто восемь процентов. Еще два сбрасывают аналитики, чтобы цифра не казалась совсем уж утопичной.

— Ясно. — Девяносто восемь процентов одобрения, вот оно как. А сколько просто промолчало? Не могла же только я, когда жила в городе, в душе кривится от всего нашего быта. Но… самоубийц действительно не осталось. С исчезновение Сведриги мой мир потерял половину цветов.

— Решили попробовать себя на поприще безотказного почитания? — Он говорил, усмехаясь, с веселыми искорками в глазах, вот только мне чудилось в его словах неодобрение. Чудилось ли?

— Политика не для меня, — твердо ответила, стараясь для убедительности посмотреть ему в глаза. Маг скривился по непонятным мне причинам: решил, что я играю?

— Хорошее решение для юной барышни, — снисходительно похвалил он, а у меня начали закрадываться подозрения, что он специально себя так ведет. Ведь не может человек так быстро измениться без веской причины! Насколько же веский у него повод, что Эйстон так старается?

— Почему вы так себя ведете? — спросила прямо, не оставляя ему лазеек для уклонения. В обществе это посчитали бы грубостью, но здесь и сейчас другого пути не было.

— Как так? — вздернул брови маг. — Если вам что-то не нравится, вы всегда можете сменить стража.

— Я не хочу никого менять! Мне хорошо с вами! — выпалила прежде, чем подумала: настолько меня задела мысль о возможной замене! А после — смущенно покраснела, поняв, что и кому я сказала.

А он… он как будто этого и добивался, поднялся, подошел ближе (слишком близко для соблюдения правил), коснулся пальцами щеки и тихо-тихо произнес:

— Я благодарен за оказанное мне доверие, но…

— Император согласен!

— Вы говорили с его величеством обо мне? — Он прищурился, награждая меня оценивающим, как будто видел впервые, взглядом.

— О всем списке. — Признаться, что думала только о нем, было стыдно.

— Кирин, — я посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда. — Если все, что вы испытываете ко мне — это легкая влюбленность, то я советую (я настоятельно рекомендую!) вам отказаться от моей кандидатуры. Этот вариант далеко не лучший. Со временем вы найдете того, кто вам куда ближе меня.

— Мне нужно решить к балу, — тихо призналась я. — И, несмотря ни на что, вы единственный, кто…

— Не нужно говорить это вслух.

— Но это правда!

— Малыш, я не идеален. Неидеален настолько, что если бы ты узнала все стороны моей души, ты бы бежала от меня с криком ужаса.

— И вы покажете их мне? — грустно улыбнулась.

— Нет. Ты никогда их не увидишь! Я обещаю, — серьезно, как будто заключал какой-то договор, произнес Эйстон.

— Этого достаточно.

— Если миледи так считает.

И он снова превратился в того насмешника, который был мне знаком.

— Его величество не говорил, чем мы должны заниматься до бала? — На всякий случай уточнила.

— Нет, подобных распоряжений не поступало, — спустя пару минут раздумий, во время которых взгляд мага был расфокусирован, ответил Эйстон. — Но вас хотела увидеть леди Кристина Трикс.

— Мы можем ее навестить?

— Да, в этом нет ничего зазорного. Ее статус позволяет вам включить леди Трикс в категорию друзей.

Фыркнула не сдержавшись. Впрочем, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Вел Эйстон: я не считала возможным полагаться на интуицию, ведь в таком случае мы или заблудимся, или напоремся на нечто нежелательное. Мужчина же знал не только куда идти, но и выбирал дорогу, меняя направление, едва на горизонте (видимом только ему) возникал неприятный собеседник. А таковым этим утром для меня был бы любой малознакомый дворянин, число которых, у меня складывалось впечатление, во дворце увеличивалось с каждым днем.

— Сейчас во дворце гостит множество аристократических семей с дочерьми, — пояснил Эйстон. — Место императрицы не может быть вакантно. Поэтому едва оно освобождается, семьи стремятся упрочить свое положение через брак дочери и императора. Или кого-то из принцев. Его высочество принц Арье постоянно страдает от домогательств. Вероятно, именно это побудило его завести постоянную любовницу и даже взять ее во дворец. — Судя по холоду, прозвучавшем в последней фразе, избранницу принца Эйстон недолюбливал.

— Она вам не нравится?

— Она не нашего круга, — просто сказал мужчина. — Разорившихся семей аристократов достаточно, но все они равны нам, они наследники древней крови. И смешивать ее с рабами — недопустимо. Если принц не понимает это, ему помогут решить.

Уточнять, какой именно выбор подразумевается, Эйстон не стал. Вот только по тону, по прищуру, по плотно сжатым губам, было очевидно, что ничего хорошего избранницу принца не ждет.

— Но почему такая жесткая неприязнь?

— Вам кажется это дикостью? — Эйстон посмотрел на меня и улыбнулся. — Во дворце не существует неоправданных деяний. Император — сильнейший маг в стране, его дети — это он сам, они все унаследовали часть его дара, которая увеличится при коронации. Но и до тех пор их сила велика. Чем древнее кровь, тем одареннее и сильнее будет ребенок, тем безболезненней пройдут роды. Если же одаренным будет лишь один из родителей…

— Ребенок умрет?

— Смерть детей у нас не допускается. Умрет мать. Дитя унаследует часть дара отца и попытается получить равнозначную долю от другого родителя. Чаще всего недостающую часть добирают за счет жизненной силы. И чем слабее мать, тем больше заберет ребенок.

— А если дара не будет у отца?

— У ребенка его тоже не будет. Так случается практически всегда.

— Практически?

— У вас есть дар. У всей императорской фамилии есть дар. Но за вас платили кровью.

— Мама? — Во рту пересохло, и вырывался только шепот.

— Ее высочество не могла допустить, чтобы ее дитя осталось без защиты.

— Но…

— Она очень любила вас. Как и всякая хорошая мать, думая о вас больше, чем о себе. Для дворца это нетипично, — добавил Эйстон, останавливаясь. — Вас уже ждут. Я сообщил о вашем приходе Леди Трикс.

Кристина и правда уже ждала меня в комнате. Совсем как в Школе она сидела на подоконнике, подобрав под себя ноги, и соскочила только чтобы поприветствовать меня. Я отмахнулась, с грустью глянула на вновь обетованный подоконник, свое платье и Кристину.

— Давай помогу? — предложила она. Судя по тому, как быстро она управилась с усаживанием и меня на свое любимое место, ей не впервой было заползать в платье.

— Ты что-то хотела? Эйстон сказал…

— Я хотела увидеть подругу, если это, конечно, позволительно, ваша светлость, — тон ее был шутливым, но я не обманывалась по этому поводу.

— Вам, миледи, позволено все и даже больше, — в тон ей ответила я, с удовольствием наблюдая, как Тина облегченно выдыхает, сбрасывая с трудом удерживаемую маску. Да уж, врать особенно близким людям сложно. И пусть мы знакомы не так долго — мы из одной команды.

— Кирин, я так рада тебя видеть, — призналась девушка. — Я думала, ты уже не будешь прежней.

— Не буду прежней?

— Хельдеран изменился после первого публичного выступления. Я боялась, что и ты…

— Нет, я останусь с вами. Но… Хель продолжает общаться со своей командой. Они даже в школу едут в одной вагоне.

— Эта традиция, — грустно заметила Кристина. — И общаться он продолжил только с Димитрием. Но тот ему полезен. А чем тебе могу быть полезна я?

— Видимо, есть чем. Мне разрешили с тобой дружить. — Я думала насмешить ее подобным заявлением, но девушка только кивнула.

— Это хорошо. Значит, нам позволено видеться.

Повисло молчание. Напряженное, тяжелое, пусть это было невозможно, но я чувствовала, как на плечи давить невидимый груз, видела как нас отделяет стена отчуждения, как растет пропасть между нами. И я понимала Хеля. Понимала и принимала его выбор, его поступок. Потому что и я сама, сидя сейчас с Кристиной, видела пропасть между нами и понимала, что она будет расти. Расти с каждым днем.

Мы и раньше не были откровенны в большей, чем того требовала команда, степени, а ныне… Дворец терпит только ровню. А мы уже никогда не будем на одном уровне. И не были.

— Дэйн, Тордак? — Я не знала о чем еще говорить. С одной стороны хотелось спросить совета, с другой — я сомневалась, что Тина ответит честно, что она поймет, что… Этих сомнений было слишком много.

— Дэйна вызвал отец, будет проводить головомойку.

— За что?

— За то, что упустил тебя.

— Упустил?

— А ты не заметила? Он же весь месяц о тебе пекся, помогал, беседой развлекал, — Тина усмехнулась и совсем уж неподобающе для друга добавила: — Его отец хотел, чтобы вы подружились. Но результатов Дэйн не добился, когда это было возможно, а уж теперь…

— Подожди, значит Дэйн так поступал?..

— Отец приказал, — с каким-то удовлетворением проговорила Кристина.

— Зачем ты мне это говоришь? Он же твой друг. Вы давно знакомы.

— Да, он мой друг. И по-дружески я оказываю ему услугу. Чтобы ты знала и сразу пресекла любые попытки. Его отец смирится — а Дэйн не будет выглядеть глупо.

— Хорошо, я постараюсь сохранить его репутацию.

— Постарайся. Твоя уже никогда не изменится. Дочь императорской семьи — это навсегда. И поддержка рода — тоже навсегда.

— Звучит лучше, чем все есть, — призналась я, обнимая коленки. К счастью, платье было без корсета и можно было спокойно наклоняться, не напоминая раскладушку.

— Долг перед семьей. Об этом говорят только внутри рода, — хмыкнула Тина. — И у меня он есть. Но, если ты претендуешь на поддержку семьи, то должен чем-то жертвовать во имя ее процветания.

— Тебе уже огласили твою жертву? — спросила просто, чтобы поддержать разговор.

— Да. Если ты не выбираешь Актора Лейворея, семья отправляет ему предложение о браке.

— Актору?

— Да, он выгодная партия. Отец не хочет упускать шанс. Дядя обещал поспособствовать. Ты же не станешь выбирать его?

— Нет.

— Вот и славно.

Кристина соскользнула с подоконника и помогла спуститься мне.

— Я хотела пригласить тебя на чай.

— Это очень мило, — натянуто улыбнулась.

— Ты не против еще одной гостьи? Она скучает во дворце, пока Арье пропадает по делам.

— Нет, ты можешь пригласить всех, кого считаешь необходимым, — вежливо проговорила я, все еще обдумывая помолвку Кристины и Актора. Но ведь он ей совсем не нравился? Как можно так резко менять даже не мнение — перечеркивать всю жизнь.

Из покоев Кристины мы не вышли — всего лишь прогли в другую комнату, где на полу, за низеньким столиком, сидела девушка. Темноволосая, с длинными, аккуратно подстриженными волосами, челкой, скрывавшей лоб. Она медленно отпила из небольшой круглой чашки, поставила ее на столик и поднялась, давая возможность разглядеть ее лицо.

Я непроизвольно отступила: никогда я не верила в призраков, но сейчас готова была поверить. Передо мной стояла Сведрига. В дорогом платье, с прической, с драгоценностями на запястье и шее. Она кивнула, приветствуя, Кристине, перевела взгляд на меня и побелела, как лист бумаги.

— Кирин…

— Рига…

— Вы знакомы? — недоуменно спросила Кристина, наблюдая, как две ее знакомые сравниваются цветом лица с первым снегом.

— Да, — выдохнула я, с неверием глядя на Сведригу. Это была она. Моя соседка, моя подруга, та, кто поддерживал меня в трудные минуты и не давал шагнуть к грани. Это была именно она. Здесь. В проклятом дворце, который она так не любила, который считала символом тирании.

— Сведрига, — негодованием Кристина обратилась к гостье, — ты же просила познакомить тебя с ее светлостью, а оказывается вы знакомы. Так я напрягалась зря?

— Нет, не зря, — я благодарно улыбнулась хозяйке покоев. — Если бы не ты, мы бы не встретились. Спасибо.

Сведрига молчала. Постепенно бледность уходила с ее лица, но улыбка так и не появилась. Даже наоборот: в ответ на мою — она стремительно погрустнела и отвела взгляд, как будто чувствовала за что-то вину. Но… если она винит себя за то, что оказалась во дворце — здесь и я не безгрешна. Мы обе оказались впутаны в хитросплетения жизни императорской семьи, ведь Рига же здесь с Арье, если припомнить слова Кристины.

— Тогда чаю? — предложила Кристина, которой не нравилась эта молчаливая беседа между двумя гостьями, проходившая без ее непосредственного участия.

— Да, это было бы чудесно, — и опять говорила я. — Рига, я так рада…

Она остановила меня жестом, как бы говоря ‘не нужно, я и так все понимаю’.

— Я тоже рада тебя видеть, Кирин, — ее голос дрогнул, почти смазав ‘рада’, но я не обратила внимание. Мне просто было очень хорошо. Хорошо видеть ее живой, здоровой, сидящей передо мной.

— Чай, — напомнила негодующая Кристина, и мы быстро наполнили себе чашки. Больше не разговаривали: Кристина хмурилась — она-то считала, что познакомит нас и будет объединять беседой, а получилось… Почему никогда не получается так, как она задумывает? — негодовала девушка, отставляя чашку подальше.

У меня щелкнул браслет, привлекая внимание.

— Простите, — извинилась я, поднялась на ноги и быстро вышла в коридор. Эйстон удобно расположился в выбранном себе кресле. Стоять, как в почетном карауле он и не собирался.

— Что-то случилось?

Эйстон поднялся, внимательно и холодно, как профессионал на работе, оглядел меня и спросила:

— У вас еще не прошел шок. Что такого вам показала ее светлость, Кирин?

— Ничего, — сглотнула я. На ум пришли слова мага. Он же тоже говорил про Арье и, вспоминая принца, упоминал и его любовницу. Сведрига?!

— Вы разволновались, — констатировал мужчина. — Думаю, дальнейшим пребыванием у леди Трикс мы можем пренебречь.

— Я должна попрощаться! — напомнила прописную истину я.

— Не в вашем положении. Ваш статус позволяет приходить и уходить без разрешений и иных условностей. Считается, что дела государственной важности могут отвлечь вас в любой момент.

— Но это же не так!

— Так принято считать, — усмехнулся Эйстон. — Вас никто не осудит. Не посмеет.

Я не стала отвечать, что в данном случае дело не в посмеет или нет, а в том, как я себя буду чувствовать, проигнорировав важного для себя человека.

— Подождите меня здесь, — не дожидаясь протеста, я шмыгнула в комнату, нашла нужную дверь и, распахнув ее, попрощалась:

— Мне жаль, но нужно уйти.

— Ничего, — отмахнулась Кристина. Она была удивлена моим возвращением. Сведрига же кивнула — больше своим мыслям, чем мне, но это было неважно. Главное — теперь я не чувствовала себя предательницей.

Эйстон не стал ничего говорить, просто взял за руку и отвел в покои. По дороге нам попадались люди, но замечая моего спутника, оценивая цвет моих волос, привычно исчезали с пути. И если раньше меня немного задевало их поведение, то сейчас мне было абсолютно все равно. Я шла, улыбаясь всем и каждому, и только один человек, которому и были посвящены эти улыбки, не видел их. Но я верила — она чувствует то же самое.

Едва мы переступили порог гостиной, Эйстон плотно закрыл дверь, как мне показалось, даже щелкнул замок, а после он коснулся браслета, сделал с ним что-то и произнес:

— Теперь я хочу знать, что заставило вас так разволноваться.

— Разволноваться? — Попытка была хорошей, но мага обмануть не удалось. Он видел меня сразу же после встречи, а на простой подарок такое не спишешь.

— Вы были удивлены, а после — радостны. Что вы увидели у леди Трикс?

— Кого, — подсказала я, а губы снова растянулись в улыбке.

— И кого же? — Эйстон был настроен не так миролюбиво как я. А я не понимала, почему он так себя ведет.

— Сведригу, — как будто это объясняло все, ответила я.

— Сведригу? — повторил Эйстон, а после дернулся. — Ваша светлость, подождите меня здесь, пожалуйста.

И он стремительно вышел.

Я подошла к двери и прислушалась, пытаясь понять, зачем моему стражу выходить. И только услышав отголоски его разговора, поняла, почему он предпочел уйти. Эйстон был зол. Очень зол и раздосадован. И он связался с императором.

У меня внутри все похолодело, когда я поняла, с кем он разговаривает. А он назвал имя Сведриги. Назвал — как приговор подписал. Но за что? Просто за то, что в прошлой, преддворцовой жизни мы дружили? Несправедливо! Это так несправедливо! Почему сейчас, будучи членом самой сильной семьи в империи, я не могу ничего сделать?! Совсем ничего. Как будто кто-то играет мной, полностью игнорируя мои собственные желания и чаяния.

— … быть не должно.

На этом их короткий разговор кончился, а мне пришлось вернуться и сесть на диван, делая вид, что я не слышала слов Эйстона.

— Ваша светлость, прошу прощение за мою отлучку.

Он подошел ко мне, поцеловал руку, но это не вызвало никаких приятных чувств. Как можно радоваться его прикосновению, если он так поступает с дорогим мне человеком. Как можно быть счастливой рядом с тем, кто никогда не примет…

— Кирин, я вас чем-то расстроил? — Я не ответила, но Эйстон и не требовал ответа. — Вы пошли за мной. Но я же просил…

Он сел в кресло, откинулся на спинку и застонал.

— Я не буду оправдываться. Все мои действия продиктованы заботой о вас. Вы должны это понять.

— Я понимаю, — тихо ответила.

— Вы еще слишком юны, — заметил мужчина. — Все, что делает император, все, что делаю я, вам на благо. — Эйстон медлил, подбирая слова. — Ваша новая знакомая… Сведрига, она уже не первый день во дворце, а как он меняет — вам известно. Она изменилась — не могла не измениться, а значит — играет по здешним правилам. Какой бы хорошей она не была раньше, вы должны помнить — это было раньше. Теперь все изменилось. Вы и сами изменились: пара дней во дворце меняет сильнее, чем годы изоляции.

Я не хотела ему верить: ни единому его слову, ни единому звуку, но… слишком четко представляла себе все, что Эйстон говорит. Вспоминала себя. Ту себя, что мерзла на балконе, что с презрением смотрела на лица с экрана, ту, что считала, что все можно изменить и исправить, ту, что никогда не желала лжи и не лгала. Ту, часть которой еще не была мне чужда, ту, что еще верила в лучшее, отчаянно цепляясь за воспоминания.

Говорить что-либо я боялась: понимала, что Эйстон ответит честно, совершенно искренне и невообразимо больно. Пожалуй, кроме Хеля, он был единственным, кому я доверяла. Он был тем, кто меня не обманывал и говорил все, даже неприятные истины. И молча уходя из гостиной, закрывая за собой дверь спальни, я понимала, что только он может заставить меня поверить в худшее, но я так не хотела этого! Не хотела. Чтобы прошлое ушло окончательно. А Сведрига… — Она была лучшей моей частью, она была памятью о прекрасных днях.

Я упала спиной на кровать, оставляя ноги на полу. Платье помялось, но такие мелочи уже никого не волновали. Я просто лежала, раскинув руки, а из глаз текли слезы. Слезы счастья и бесконечной печали, понятные лишь тому, кто находил, но видел, как утекает сквозь пальцы все, что осталось от заветной находки.

Время шло. Медленно, или быстро. Я уже не ощущала этого. Браслет молчал, как будто понимания мои чувства, не звал меня и маг, оставаясь в комнате. И…я была ему благодарна. Этот был один из тех моментов, что нужно переживать в одиночестве. Отгрустить и идти дальше, но если кто-то вмешается — это не закончится: чувства найдут подпитку, и слезы с новой силой хлынут по щекам.

Меня не трогали до ужина, когда юная служанка аккуратно не заглянула внутрь и не застала меня апатично лежавшую поверх покрывала.

— Госпожа, пора готовиться к приему, но прежде вам стоит восстановить силы. Желаете отужинать здесь или подать в столовую?

— Здесь.

Время вновь пошло своим чередом.