Праздник любви

ПЕРВЫЕ РАДОСТИ СВОБОДНОГО ОБМЕНА

Я выбрала Париж в 20 лет, как другие выбирают свободу. Французские простыни казались мне больше возбуждающими эротические способности, чем британские. В постели подданные Ее Величества никогда не разговаривают, не рассказывают скабрезных историй, приятных для губ и холодящих кожу. Они действуют молча, целеустремленно, как в Трафальгарской битве или в деле Профьюмо. Я не хочу обобщать, но предпочитаю людей с воображением. Я люблю слово, когда оно помогает плоти. Впрочем, если порнография во Франции не сталкивается с большими проблемами, этого не скажешь об Англии. Однако не следует забывать, что развратом больше славился Версаль, чем Виндзор. Я не проповедую узколобый национализм, а говорю о сравнительной сексологии. В этом плане мне предстоят еще Греция и Африка, но не будем предвосхищать событий, как говорила мадам де Барри, входя в спальню к Людовику XV.

Именно с той прекрасной парижской поры я храню воспоминания о моих открытиях в групповой любви.

В одной из таких групп я встретила Аттилу, с ним скучать не приходилось: свободолюбивый, выпивоха, жуир, он научил меня любви втроем. Мы занимались любовью с девицами в кафе, дома устраивали минет перед принятием последнего бокала вина; вовсю заработала индустрия обольщения молодых девушек, чтобы без сопротивления можно было затащить их в постель. Мы стали опытными экспертами, повторяя наши номера с тонкостью Пьера Брассера и Марии Казарес на их четырехсотом представлении «Милого лжеца». У нас был, если можно так выразиться, «милый обольститель». Необходимо для этого добиться сексуальной освобожденности, отбрасывания табу, невообразимой глупости таких предрассудков, как верность: жизнь коротка, интенсивность мгновения предпочтительнее прогорклой вечности, легкие прикосновения, игра рук, натиск гуннов и – Аттила кончается, приходит в себя, переполненный страстью, щедро одаривая нас. Это был период обучения владению оружием для ведения партизанской войны массовой сексуальности.

Я вспоминаю первый коллективный сеанс, который оставил у меня неизгладимое впечатление. Я была с четырьмя мужчинами и одной женщиной. Это был ее бенефис. Она имела склонность к мазохизму, но до конца еще не постигла эту бесконечную область. Ей завязывали глаза и заставляли ласкать мужчин, называя части тела, до которых она должна была дотрагиваться пальцами. «Скажи, Карла, что ты делаешь сейчас?» – «Тереблю его член…» Ей со всей силы влепили пощечину. «Научись говорить правильно. Скажи – хвост, фаллос, повтори». – «Я накачиваю твой хвост, ласкаю твой фаллос». – «Вот так, продолжай».

И так продолжались игры, в которых пощечины перемежались ласками, мы разыгрывали сцены, создавали живые картины, играли в похищение сабинянок и воздвигали Шартрский собор. Я предавалась острому наслаждению проникновения в меня восемь, десять раз за вечер, сравнимому, может быть, с наслаждением Поля Валери, только что закончившего свою лучшую поэму. Я считаю, что объединение красивых раскрепощенных людей в ласках, проникновениях, творческих образах является наиболее благородным занятием Homo Sapiens.

Я начала посещать вечера у Мико, маленького шустрого грека, которому, без сомнения, можно присвоить титул барона Османа оргий. С самого начала я оказалась в центре внимания. Мико часто приглашал меня. Я была одной из немногих женщин, приходящих на вечера в одиночку. Обычно мужчины приводят женщин с собой. Сколько верных супруг и любящих женщин приходят на наши оргии, верные клятве следовать за своим господином и повелителем. Эта идиотская пассивность возмущает меня. Мне нравилось дразнить этих хранительниц моногамного очага, превратившихся на один вечер в шлюх для защиты своей морали. Иногда происходило неожиданное изменение ситуации; мужья-распутники обнаружили себя учениками чародеев. Я забавлялась, наблюдая метаморфозу кокоток на час, ставших за несколько вечеров Мессалинами и оставивших далеко позади себя их бедных муженьков. Пусть мне простят банальность, но в таких случаях я вспоминала фразу дядюшки Понса: «Легче держать открытым рот, чем протянутой руку».

Отступление. Пора кончать с сексуальностью для мужчин, созданной и превозносимой ими самими, оркестрованной их эгоизмом. Я люблю мужчин, я практикую с ними много лет. Но я видела, как на этих вечерах красивые девушки ласкали обрюзгшие щеки, гладили ноги с расширенными венами и прижимались к отвислым или выпирающим животам. Но когда это жирное уродство благоухает опьяняющим запахом непристойности, я добровольно принимаю его и пускаюсь в дальнейшие рассуждения на страницах этой книги. Однако часто я сама подбираю людей на подобные вечера и стараюсь, чтобы красивые женщины не были разочарованы.

Я храню приятные воспоминания о вечерах у Мико. На них тщательно соблюдалась искусная иерархия ритуалов, принятых для хороших знакомых, а также для ветеранов, новичков, дебютантов, атлетов и арбитров.

Был у нас один драматург-авангардист, который жуировал, свирепо кусая мочку уха партнеров. На это я всегда реагировала пощечиной. Однажды один наш коллега, президент фирмы по производству макарон, уснул, утомленный нашими играми. Иногда он просыпался, вздрагивал и осведомлялся о своей жене Элоди, которая в это время жуировала. Он спрашивал: «Сколько раз?» Ему отвечали – и он, успокоившись цифрой, со спокойной совестью опять погружался в сон. У него была склонность к онанизму, он никогда не дотронулся ни до одной из наших женщин, но прилежно посещал нас. Еще у нас был любитель света и звука. Он никогда не расставался с карманным фонариком, который наводил на пары, занимающиеся делом, комментируя при этом их действия, которые, по его словам, напоминали ему празднества в Акрополе, в Тадж-Махале или в храмах Абу-Симбела. Этот человек считал сексуальные наслаждения седьмым небом для восьми чудес света. Кто смог бы его упрекнуть?

Мы все учимся на наших встречах, учимся Содому в Go! More! Я учусь расшифровывать карту Нежности в совместных праздниках, хочу, чтобы расцветали цветы на наших встречах. Для меня знание ритуалов оргий – это катехизис. Я хотела бы написать учебник по коллективным наслаждениям и оставить его грядущим поколениям, дабы они не выросли в грехе невежества. Попробую ознакомить вас с тезисами.

Часть 1. Место. Оно должно быть достаточно просторным – ковер с длинным ворсом или низкий просторный диван. Как можно меньше мебели во избежание отвлекающих столкновений. Только свои – и никаких любителей сенсаций. Вечер общей жизни. Поль и Виргиния – этажом ниже. Это не наша компания. У нас счастливое волшебство объективной случайности.

Отступление для примера. Вечер. Звонок в дверь. Это была женщина, которая шла в гости к соседям, но ошиблась дверью. Мы приглашаем ее войти. Поколебавшись, она соглашается. Войдя, она присоединилась к нам, весело трахались с дюжиной наших друзей, с одинаковым удовольствием глотала сперму и «Джинни Уокер». Через некоторое время она поднялась, оделась, тщательно подправила косметику, перед тем как поблагодарить нас за прекрасное начало вечера, и спокойно отправилась к своим друзьям. С тех пор я ее больше не видела, но уверена, что с этого дня эта женщина поверила в волшебника.

Часть 2. Расписание. Необходимо уточнить время, к которому все должны собраться. Затем надо закрыть дверь на ключ и больше никого не пускать. Разрозненный приход не способствует улучшению обстановки. По телефону следует предупредить каждого (или каждую пару), чтобы принесли что-нибудь выпить. После всего, что произойдет, визит к психоаналитику будет стоить намного дороже бутылки доброго бордо. И в смысле удовольствия – большая разница.

Часть 3. Инструменты. Необходимо предусмотреть разнообразие технического оснащения. Не отказываться от вибромассажеров, плеток и ножичков для приглашенных мазохистов, клизм для различных омовений и пластиковых ковриков, чтобы не оставить навечно следов оргий на покрывалах и коврах.

Для обучения всему этому я ездила в Амстердам, который является родиной коллективных развлечений. Я предпочитаю, чтобы в то время как я занимаюсь мужским членом, над моим клитором трудился вибромассажер. В такие моменты латинское выражение Deus ex machina (Бог из машины) обретает полноту смысла. Сочетание человека и машины со времен Возрождения создало нашу цивилизацию. И я не оспариваю это.

Часть 4. Приглашенные. Они приходят в основном парами. Желательно, чтобы мужчин было немного больше, чем женщин, для того, чтобы была возможность передачи эстафеты от тех, которые уже извергали свои протуберанцы и набирают силы. Мужчины должны быть такими же красивыми, как и женщины. Предпочтительно, чтобы большинство людей знали друг друга во избежание потери времени на светскую болтовню, биржевые новости и т. д. Важно, чтобы у всех были внутренняя раскованность, желание и ожидание необыкновенного. Присутствие пары педерастов, садомазохистов или даже афганской борзой может придать празднику уточненный колорит. Соблюдается принцип: будьте разносторонни и не отступайте ни перед чем. Вы можете услышать стоны, вздохи, плач – это мелодия счастья.

Часть 5. Слова. Как я уже говорила, я долгое время была заторможена в этом смысле. Первый мужчина, который научил меня жуировать, рассказал, что самые непристойные, похабные, гадкие слова в обычной жизни ночью могут вызвать поистине прометеевскую эрекцию у мужчин и ниагарские приливы волн у женщин. Мне трудно приводить эти слова письменно. Лучшая устная поэзия может трансформироваться через печатное слово в вульгарное изделие секс-шопа.

Дорогой читатель, сестры-читательницы, не читайте нижеследующее, но услышьте и произнесите это в постели, когда будете наслаждаться. «… меня сильней, я люблю твой толстый… кусай меня, заходи поглубже…» Так можно продолжать до бесконечности, и оргазм будет не раз сопровождать эти слова. В любви слово – золото! У нас речи отдается предпочтение за ее силу, побуждающую тело отдавать сполна. Доказательство истины – это открытая дверь, в которую входят для получения этих доказательств.

Мне нравится, чтобы меня видели. Дюжины глаз и членов я уже познала в удовольствиях. Позднее кино стало моим призванием, и я счастлива сознавать, что мое тело стало таким же знаменитым в Париже, как Триумфальная арка или Пантеон. Я хочу быть первой во всем. В кинематографе я начинала организатором, экспериментатором, сценаристом. Я спокойно участвовала во всех кинопробах всех масштабов сексуальности. Думаю, что мой последний вздох будет вздохом удовлетворения.

Я открывала для себя также радости дружбы. Поистине достойны жалости те, кто думает, что любовь и дружба несовместимы. Моих лучших товарищей я встречала на коллективных сеансах. Часто мы находили друг друга для участия в фильмах. Человека, с которым я жила три года, Жерара, я встретила на оргии. Самые крепкие дружеские чувства могут возникнуть после страстных объятий.

У меня гораздо больше друзей, чем подруг. Я встречала не много женщин, которых я могла бы назвать действительно превосходными, большинство же из них еще носят отпечаток тысячелетней рабской зависимости, и это только потому, что час освобождения еще не пробил в их разуме. Наиболее распространенными свойствами женщин я считаю набожность и недружелюбность. У меня есть приятельницы, последовательницы, коллеги по нашему общему делу, равные мне, царящие на всех наших вечерах, окруженные мужчинами, которым они приносят свой дар, называемый воплощенным воображением. Другие же, не сумевшие жить такой же жизнью, как мы, считают меня просто нимфоманкой, мазохисткой, которая игнорирует свою болезнь и не понимает этого зла в себе. Я не спешу с самооправданием: каждый живет так, как он хочет, и сообразно своему воспитанию. Единственное, что меня интересует, – это счастье мое и моих друзей.