Праздник обжоры

Глава V В Москву за «Птичьим молоком»

Рано утром Настя вышла к калитке нас проводить. Ее, конечно, ни в какую Москву вместе с нами не отпустили.

С билетами проблем не было. Мы с Данилой заняли в автобусе отличные места где-то в самом конце, там, где они вторым ярусом приподнялись над передними креслами. И впереди все отлично видно, и по бокам. Бабушка хотела еще навязать нам на дорогу термос, но я отказался, зная, что его придется везти обратно, а лишний груз нам ни к чему. А так, по дороге мы все съедим и свободны. С термосом же носись целый день, как дурак со ступой. Про торты дома я, конечно, промолчал. Если привезу им, пусть будет сюрпризом. Пакет, что дала бабушка в дорогу, был тяжеловат.

— Есть не хочешь? — спросил я Данилу.

Такой вопрос можно ему не задавать. У Данилы всегда волчий аппетит. Сколько бы он ни съел, все равно хочет есть, как студент. Я ни разу не слышал, чтобы он отказался от еды» Нет, вру, было один раз. Он отказался от предложенного пирожка и, икая, попросил воды. Когда допил воду, тут же протянул руку за другим пирожком.

И сейчас Данила оседлал любимого конька:

— Бабка у тебя молодец. Такие пирожки жарит, с ума сойдешь. Я, когда у вас в гостях побываю, всегда думаю, почему у нас такие разные бабки. Моя только и знает козу и меня хворостиной драть, а твоя всегда ласковая и печет такие пирожки.

Я рассмеялся:

— Данила, я же приезжаю раз в году, на лето только, вот бабка и не нарадуется, а ты каждый день дома, никуда не денешься, — чего тебя из любви не отодрать. У бабки твоей, может быть, к тебе садистская любовь.

— Нет, ты не прав! У моей это система воспитания, через хворостину. Она считает, что если я что-нибудь натворю, обязательно надо меня хорошенько отодрать, тогда у меня останется зарубка в памяти и в следующий раз я буду умнее.

— Права твоя бабка! Я читал, так старые казаки всегда поступали. Они, когда им приходилось зарывать в землю свое добро, на этом месте пороли молодежь, чтобы та не забыла место, куда зарыли клад.

— Если бы так, я согласен на дню два раза быть поротым.

Ведя такой философский разговор, мы выкладывали на импровизированные столики, вделанные в спинки передних кресел, аппетитную еду. Молодец у меня бабушка. Она уложила пирожки в разные бумажные пакеты и надписала их. Вот первый, с мясом. По салону потекла ароматная волна. Готовые поспать пассажиры непроизвольно водили носами, оглядываясь на нас. А вот и двухлитровая банка со сметаной.

— Кайф, — воскликнул Данила, снимая с банки полиэтиленовую крышку.

— Давай сначала посмотрим, с чем у нас пироги? Доставай по очереди пакеты, — предложил я приятелю.

На такой подвиг Данилу не надо было уговаривать. Он начал перечислять:

— Так, это с рисом и яйцом, я их могу сто штук съесть. Это с печенкой, они особенно хороши, если их в сметану макать… Это с капустой, их можно без ничего есть сотнями. Это с картошкой, мне нравится их есть вместо хлеба. Так, с мясом мы видели. А это с чем? С солеными огурцами? Такие я не ел. Смотри, Макс, — казалось, Данила раскопал древний курган и достает сокровища, — здесь внизу еще с повидлом персиковым, абрикосовым. У-у-у! — с курагой, у-у-у! — с клюквой, с яблоками, с черносливом. Эти мы будем есть в последнюю очередь, в Москве. Хотя чего откладывать…

Восторгу Данилы не было предела. Он рассказал на весь автобус, с чем у нас в пакете пирожки, и раздразнил аппетит у пассажиров. Разве после этого уснешь? Сразу после ревизии мы принялись за пирожки, макая их в сметану. Я так думаю, что мы очень аппетитно чавкали, потому что те, у кого был с собою хоть какой-то запас еды, тоже достали его и начали подкрепляться.

Мы устроили настоящую дегустацию, сравнивая достоинства начинки.

— Если в пирожок кладется мясо, — рассуждал с полным ртом Данила, — лучше класть мякоть жирной свинины и постной говядины, а постная свинина и постная говядина — не то, это для похудания.

— Я вообще-то люблю пирожки, жареные во фритюре, — сообщил я о своих вкусах и пристрастиях.

Данила чуть не подавился:

— А это еще что такое? Я такие никогда не ел. С фритюром.

Сидевший впереди нас худой господин, видимо, не успевший позавтракать, не выдержал и выругался:

— Во дает босота. Вы когда-нибудь прекратите чавкать?

Я достал по ошибке из пакета пирожок с повидлом и, аккуратно обмакнув его в сметану, протянул нервному мужчине. Если бы он его сразу взял и отправил в рот, ничего бы не было. Бабушка положила нам густую, хорошую сметану. А он даже ухом не повел, может быть, пирожок не видел. Как же так, мы все утро про них только и говорили, и из-за них он и завелся, а когда его от чистого сердца угостили, он его не увидел! Как у них там, на переднем сиденье, получилось, сейчас я точно вспомнить не могу, но соседка, сидящая справа рядом, случайно локтем выбила пирожок. Куда вы думаете, он упал? Конечно, на колени нервному мужчине. А этот идиот вскочил. Что, пирожок был горячий? Нет, конечно. Бабушка пекла их всю ночь. Они давно остыли и были чуть теплые. Чего он дергался, кто-нибудь бы его спросил…

Что, не мог наверх посмотреть, там же сетчатые полки для багажа. И на них кто-то аккуратно поставил коробку с тортом, но плохо ее завязал. Так и бывает, бутерброд всегда падает маслом вниз, а торт — кремом на голову крикливой соседке. Торт-то принадлежал мужику. Свой торт он и опрокинул. Можете себе представить, что тут началось, если даже Данила перестал жевать. Еще было время и можно было спасти положение, если бы все действовали так, как хотел Данила. А он хотел аккуратно снять с головы соседки торт, который, как новомодная шляпка, оседлал ее голову. Но той надо было заорать:

— Вася, смотри, что со мной сделали!

Как потом выяснилось, Вася был ее муж, севший почему-то отдельно от нее, впереди. Отдохнуть от нее решил. Не успел Вася добежать до своей благоверной, как она, при виде идущей на помощь поддержки, сняла с головы новомодную шляпку и залепила ею в лицо соседу-непоседе. Раньше такое я видел только в кинофильмах. Оказывается, в кино правду показывают, человек слепнет, за кремом же ничего не видно.

Мужчина с залепленными глазами высунулся в проход и закричал:

— Остановите автобус!

Водитель, не понимая, что там случилось, резко затормозил. Теперь двое: Вася и залепленный тортом — по инерции приближались навстречу друг к другу, пока не столкнулись лбами. Вася после столкновения получил свою порцию торта, в качестве питательной маски. Как слепые котята они вцепились друг в друга. Соседка, решившая помочь своему мужу, захотела встать и наступила на наш пирожок с повидлом. Поскользнувшись, она по ошибке протянула ногтями по лицу своего мужа. Пассажиры кое-как растащили их по разным углам. Вася сел рядом с женой, и они стали приводить себя в порядок.

Соседка, надевшая шляпку, чтобы прикрыть бисквитно-кремовую голову, взъелась на собственного мужа Васю:

— Сел бы сразу рядом — ничего бы не случилось.

Автобус, конечно, выбился из расписания. Да бог с ним, нам спешить некуда. Плохо то, что Данила сильно перенервничал и теперь просил водителя автобуса делать остановки через каждые десять минут.

Как всегда в таких случаях, одни предлагали имодиум, а другие — доесть пирожки с черносливом.

И у каждого была железная логика.

— Закрепит парень живот — будет как человек по Москве бегать, — советовали первые, протягивая таблетку.

— Пронесет его, с кем не случается, — будет как человек по Москве бегать, — слышался совет другой части автобуса.

На каком варианте остановился Данила, надеюсь, вам рассказывать не надо. Но зато потом его свободный желудок сослужил нам хорошую службу. Так сравнительно мирно, с небольшим опозданием, мы доехали до Москвы. Вначале я думал, что свожу Данилу и в Кремль, и в Пушкинский музей, и в цирк мы успеем с ним на дневной спектакль сбегать. Куда только я не собирался его сводить, даже на митинский рынок. А получилось не так, как я хотел, а как всегда, мы никуда не пошли, а поехали ко мне домой. Жил я с матерью в районе метро «Новые Черемушки» в старом девятиэтажном доме в двухкомнатной квартире с изолированными комнатами. Звонить матери на работу я не стал, а то она сейчас бы прилетела, а оставил на столе записку с текстом, что люблю ее, скучаю, целую и все у меня хорошо. Стандартную, в общем, записку, стандартнее не бывает. Когда Данила увидел, что я закончил писать, он удивился:

— А зачем тогда вообще заходили? Могли бы сразу и ехать за тортами, если ты всего два слова написал.

Вот деревня, он думал, что я, как городской житель, буду два часа расписывать все прелести загородной жизни, сопли разводить.

— Вася, смотри, что со мной сделали!

— Везет же тебе, — позавидовал мой приятель, улегшись на мой диван, одновременно служивший и кроватью, — у тебя и здесь есть комната, и у деда с бабкой. А я в одной большой вместе с бабкой толкусь. Надоели мы друг другу, вот она меня часто и дерет. Далеко отсюда фабрика, где торты продают? — Мысль у Данилы со скоростью света проделала путь от бабки в Киржаче до Москвы.

Я ответил:

— Пять минут ходьбы пешком мимо квартала «новых русских».

— Чего тогда сидим, — вскочил Данила, — давай купим торты, а потом что-нибудь посмотрим, если у нас время останется. Может быть, куда-нибудь сходим…

— А сколько ты тортов собираешься покупать? — спросил я Данилу, желая и деду с бабушкой взять один в подарок. Данила замялся:

— Понимаешь, эта дура Гориллиха сунула мне тысячу рублей и вытолкала за дверь, при тебе это было… Вот теперь и думай: то ли она отдала с переплатой — сто рублей за торт, сто переплата за пять тортов, то ли за десять тортов без переплаты, по сто рублей. А переплату потом отдаст, когда мы торты ей привезем.

И правда, идиотизм какой-то получался. Деньги дала, торты заказала, а сколько покупать, мы не знаем.

Было бы девятьсот рублей или триста, сразу бы стало ясно, что это деньги за девять или за три торта, и не более того. Основная сумма — девятьсот сейчас, а навар — потом. Девятьсот на двести без остатка не делится. Значит, брать надо было бы девять тортов. А у нас тысяча рублей. То ли пять тортов, то ли десять — сиди и думай, что у невесты Гориллы перед свадьбой было на уме.

— Вспомни, как она на берегу речки говорила, — напомнил я Даниле, — что возьмет хоть десять тортов.

— Правильно, хоть десять — значит, десять уже выше крыши. Самый раз половина — пять.

— А купишь ей пять, жучка скажет, я вам на десять тортов давала, где остальные?

— Ну и что, навар-то пятьсот рублей останется?

— А если мы ей купим десять тортов и потом получим сверху навар за все десять, это уже не пятьсот будет, а целая тысяча рублей, разница есть?

Действительно, как можно заработать тысячу рублей в нашем городишке? Да никак. Данила здесь на все сто процентов прав. И вот эта неопределенность с количеством и сгубила нас. Если бы Нинэль четко сказала, что ей нужно пять тортов, мы бы купили пять, ну я еще один, деду с бабкой, и все. Наша прибыль составила бы триста рублей. Пятьсот рублей навар, минус затраты на билеты в оба конца, — двести рублей. А так, когда мы начали подсчитывать прибыль, нам хотелось, чтобы она как на дрожжах росла и росла. Естественно, что мы остановились на варианте в десять тортов. Хотя десять тортов за свадебным столом не лезли ни в какие ворота. Данила стал прикидывать:

— Горилла сдвинет свои четыре стола в ряд и рассадит гостей.

— Добавь еще один стол, там место еще есть, легче считать будет, — посоветовал я Даниле.

— Хорошо, пять столов в ряд, и на каждый стол она поставит по два торта. Многовато получается. Хотя кто его знает, что там за родня у Гориллы, может быть, пожрать любят, им и два торта мало будет.

— Не забывай, сколько они до этого съедят и выпьют, — напомнил я аналитику Даниле свадебный расклад. — И столы у него маленькие.

— Если два торта поставишь на один стол, они все место займут, а куда еще локти ставить, ты подумал?

— Торты можно друг на друга положить и резать, как слоеный пирог, — не сдавался мой приятель, — по-моему, она заказала десять штук.

— А может быть, нам купить еще десять и с лихвой окупить всю поездку? Продадим на рынке, пусть не по двести рублей, а хотя бы по сто пятьдесят, и нам еще с тобой со второй десятки сколько останется? Пятьсот рублей.

— За столько не продашь, хорошо бы их продать по сто двадцать рублей и со второй десятки тортов окупить нашу поездку, а тысяча с Гориллихи пошла бы на выручку твоей бабке.

На этом варианте мы и остановились, что покупаем двадцать тортов. Десять Нинэль, дивить родню Гориллы, десять в свободную продажу.

— Возвращаться сюда будем? — спросил Данила. — А то я тогда забираю все сладкие пирожки и фотоаппарат.

— А где же ты собираешься до вечера держать торты? Конечно, будем.

Данила все равно взял с собою в дорогу наш нехитрый скарб:

— Так вкуснее ходить, и, может быть, где-нибудь сфотографируемся.