Алису и ребенка, которого она прижимала к себе, вынесли на носилках. Она нашла глазами Сережу и умоляюще посмотрела на него.
- Сережа, пожалуйста, - прошептала она, - скажи, чтоб меня не увозили. Макс… он здесь. Я должна быть с ним. Сережа! Прошу!
- Алиса, - он погладил ее по щеке, - тебе нужно в больницу. Тебе нужна медицинская помощь. Нельзя оставаться здесь. Я все устрою. Ты успеешь попрощаться с Максом.
Она улыбнулась. Светло и ясно. Сергей никогда не видел такой улыбки на лице своей жены.
- Мне не нужно с ним прощаться, он ждет меня. И помни, Сережа, ты обещал позаботиться о нашей девочке.
Сергей хотел было сказать, чтобы она не говорила глупости, чтобы не думала о плохом, но фельдшер оттерла его от носилок и закрыла двери фургона скорой помощи.
- Поехали, - крикнула она водителю, - только осторожно, не тряси.
А автомобиль тронулся с места. Сергей на своей машине пристроился позади скорой.
Но они даже не успели выехать на шоссе, как Сергей заподозрил неладное. Фельдшер, силуэт которой он видел сквозь не особенно чистое окошко, вдруг засуетились, склонилась над Алисой, а потом что-то крикнула водителю.
Сердце тревожно стукнуло, он объехал медленно останавливающуюся скорую.
Алису они пытались откачать втроем. Прямо на обочине дороги посреди леса. Но она знала о чем говорила. Она ушла вместе с Максом. Может быть он на самом деле ждал ее? Ведь она умерла со счастливой улыбкой на лице и с его именем на устах.
Что было потом напоминало безумную карусель, в стеклянной колбе. Он словно забыл пристегнуться и теперь его кидало от стенки к стенке. Он кричал от боли и страха, но в стеклянном шаре не за что было схватиться, чтобы остановить безумное движение.
Он помнил, как сидели с бригадой скорой и ждали, когда приедет труповозка. Фельдшер накапала ему какие-то капли и твердила, что он должен быть сильным. Ради дочери. Она вручила ему сверток с ребенком, рассудив, вероятно, что это лучший способ помочь отцу справится с горем. Тогда Сергей позвонил отцу Алисы, родственникам, друзьям. Но ничего этого он не запомнил. Только теплый ветер, запах свежескошенной травы и шелест листьев над ним. Нереальный сюр.
Он помнил, как Сергей Михайлович тряс его и требовал объяснить, почему он оставил беременную жену на даче, а не привез в город. Как резко постаревший свекр рыдал рядом с гробами дочери и человека, которого она любила больше жизни. Как Алисина мама выла, оплакивая дитя. Как они слушали его рассказ о настоящей семье Алисы, о ее настоящей жизни.
Он помнил, как острый угол гроба давил на плечо, и царапал не струганой древесиной щеку. Сергей вопреки воле отца настоял, чтобы Макс и Алиса лежали рядом. Ему вдруг показалось кощунством разделять влюбленных даже после смерти. И увозить их отсюда, где они были счастливы вместе. Где Алиса была счастлива с Максом.
Он помнил глухой удар от деревянную крышку гроба сухого комка земли, который он по обычаю кинул первым. Шорох осыпавшихся стенок могилы на двоих. Потом он поставит здесь памятник, чтобы его дочь, чтобы все потомки знали, вот такой бывает настоящая любовь. И дочери он обязательно расскажет, что ее мама и папа жили долго и счастливо и умерли в один день.
Еще он помнил Юльку. Она прижималась к Сереже и плакала, вытирая тонким белым платочком слезы. А потом она подошла к нему, обняла и прошептала, что очень сожалеет, соболезнует. И он слышал, как стучит ее сердце. В унисон с его. И он понял, что-то осталось не только в его душе, но и в ее тоже.
А еще он пил. Много. Вкус крепкого неразбавленного виски, как и нереальность происходящего там, на лесной поляне, навсегда впечатался в его жизнь и соединился с чувством потери и болезненной скорби. Круговерть не закончилась даже после похорон. Он словно потерялся в огромном доме со множеством дверей, которые вели в соседние комнаты. И не мог найти выход.
После похорон он вернулся в Москву. И забрал дочь из больницы. Никому и в голову не пришло, что этот ребенок не имеет к нему никакого отношения. Он ведь обещал Алисе позаботиться о девочке. И даже родителям Алисы он не сказал правды, упорно утверждая, что дочь от него. Хотя они, конечно, догадывались, кто настоящий отец ребенка.
Отпустило его не сразу, но в один прекрасный день, бегая по странному дому, он все же нашел неприметную дверцу и вышел наружу.
Бабушка с дедушкой хотели оставить внучку себе, но Сергей отказался. Это его ребенок. И точка. Да, присматривать за крохой он нанял няню, повариху-горничную Дарью, но теперь каждый день возвращался домой не позже восьми вечера и проводил время с ребенком. Он не любил ее мать, свою жену, но эта маленькая крошечная девочка, так похожая на Алису покорила его сердце. Она ведь не виновата, что все так случилось, и ее отцом стал тот, кто не должен был. Да, сейчас Сергей жалел, что отпустил Алису, что позволил ей любить музыканта. Может быть тогда она не была бы так счастлива, но совершенно точно была бы жива.
Перемены в беспринципной сволочи заметили сразу. И буквально через пару недель какая-то желтая газетенка напечатала статью о раскаявшемся супруге, который теперь пытается успокоить свою совесть, ухаживая за ребенком. Но Сергей только усмехнулся, пусть пишут. Он-то знает, что на самом деле у него наконец-то появился шанс перестать быть одиноким никому не нужным. Ведь как бы он не скрывал это ото всех, но именно одиночество и ощущение ненужности заставляли его жить на работе. Ведь там он был частью чего-то большего, там он был нужен и незаменим, там он чувствовал себя живым.
А теперь вечером, помогая Дарье купать малышку, вытирая крохотное розовое тельце, с маленькими тонкими ручками и ножками, которыми девочка махала во все стороны, он понимал, что счастлив настолько, насколько он может быть счастлив без Юльки.