Предчувствие смерти

9. ПРОВЕРКИ НА МОРЕ И НА СУШЕ

Что делает человек в первые дни отпуска у моря? Конечно, позволяет себе все то, что в рабочие дни просто невозможно. Например, спит сколько захочется. Ведь даже если человека расстроить, испугать и обворовать, но потом дать возможность поплавать в теплом море — он будет спать как убитый.

Вера спала до девяти. По сравнению с трудовыми буднями это была просто роскошь. Обычно она поднималась в шесть, чтобы к восьми быть уже в клинике, на пятиминутке у главврача.

Здесь все установилось по-другому. Она спала лишних три часа, потом, не спеша умывшись холодной водой (теплой тут отродясь не было), впрыгивала в джинсы и футболку и исполняла свой хозяйский долг, выводя на прогулку Пая. Пройдя с ним пару кварталов в парке, она возвращалась и кормила ушастого питомца. После этого можно было будить и кормить детей. Ольга с Кириллом тоже наверстывали недосып, скопившийся от ранних подъемов.

Завтрак готовился тоже иначе. Если дома доктору приходилось наспех делать гренки или тосты, либо разогревать какую-нибудь сдобу, то в отпуске можно было не торопясь соорудить что-нибудь вкусненькое. Каждый день она придумывала что-то новое, чтобы избежать однообразия. Это могли быть пушистые оладушки или блинчики с творогом под чашку ароматного чая. Или, по заказу молодых и по собственному желанию, завтрак проходил со стаканом сока и свежемолотого кофе. Для этого из дома на Кирилловых плечах притащены были и пакетик зерен, и кофемолка, и даже медная джезва.

Все эти мелочи делали каждое отпускное утро необыкновенно приятным. Иногда Кирилл и Оля после завтрака убегали на рынок за покупками на ближайшие дни, Вера прибирала в квартире и укладывала все необходимое для пляжа. Затем все семейство во главе с Паем, который тащил на поводке свою хозяйку, отправлялось на пляж. Часто Андрей заходил за ними, не скрывая, как ему хочется побыть в обществе новой знакомой. Вера надевала соломенную шляпку, украшенную ромашками и васильками, Ольга повязывала себе и мужу косынки-банданы, и вся компания выходила на улицу.

Глядя на шляпку, ветеринар рассказывал, как в Англии, в небольшом городке Эскотт, где ему довелось учиться последним новшествам в лечении лошадей, он наблюдал скачки. На них раз в год съезжались светские львицы из всех городов и весей Великой, понимаете ли, Британии. Главной их целью было продемонстрировать свои самые изысканные шляпы. Шляпы там, по описанию Андрея, можно было наблюдать самых невероятных фасонов и направлений. Эти головные уборы, изящные и комичные, вычурные и элегантные, ошеломляли силой своей фантазии не только публику, но и журналистов. Словом, не скачки, а шляпный карнавал… Рассказ Андрея укорачивал и без того недлинный путь к пляжу.

А однажды Вера уговорила всю компанию зайти в галерею Айвазовского, полюбоваться картинами. Дети сначала кривили губы, но тишина и прохлада музея сделали свое дело, и они озирались с любопытством. Экскурсовод с заученными интонациями бубнил, что Иван Константинович — профессор живописи и лучший русский маринист. Что почти все мы, жители континентов и равнин, раньше видим картины Айвазовского, а уж потом — море. Со школы мы любим море заочно — так изумительно точно изобразил эту текучую стихию художник, так мастерски передал свет, пронизывающий толщу воды. Айвазовский, выбравший для жизни именно этот уголок Черного моря, понимал красоту морских пейзажей со свойственным живописцу девятнадцатого века романтизмом.

Продолжая внимать экскурсоводу, компания узнала, что здесь же, у картинной галереи, стоит памятник, который воздвигли великому живописцу благодарные сограждане. Лицом к морю обращена бронзовая фигура художника, сидящего с палитрой и кистью в руках, он пристально вглядывается в морскую даль. На постаменте написано: «Феодосия — Айвазовскому». Воплощенная в камне признательность! Народ оценил, что Айвазовский, будучи одним из самых богатых художников России, на свои средства выстроил несколько зданий, благоустроил Феодосию, помог постройке порта и железной дороги. Не говоря уже о всемирной славе, часть которой освещает и город.

— Если спросить любого нашего гражданина, — продолжал экскурсовод, — какую картину на морскую тему он знает, почти все назовут «Девятый вал» Айвазовского. Популярность именно этого полотна непостижима, хотя в нашей картинной галерее можно полюбоваться десятками. Будь наша воля, мы бы разместили в школьных учебниках по разным дисциплинам — истории, географии, природоведению и рисованию — часть этих картин. Но «Девятый вал» будут знать и без учебников. Самое поразительное, что в этом месте Крыма за всю жизнь Айвазовского никогда не было подобной силы штормов. Тем-то и отличается микроклимат нашего города от других приморских городов, что солнце здесь сияет почти круглый год. кроме того, Феодосия практически не знает туманов. Случается, в самые тихие и знойные дни вдруг небо затягивают тучи и на город налетает стремительный ливень, иногда с грозой. Но никаких цунами здесь отродясь не бывало.

— Что же получается? — с нарочито обиженной рожицей спросил Кирилл, изображая обманутую доверчивость. — Выходит, дурют нашего брата! Обманул нас художник Айвазовский!

Оля захохотала, вспугнув стайку экскурсантов у противоположной стены с живописью. Экскурсовод не нашел, что ответить, — видно, ему не задавали таких вопросов и ответ не «записался» на отработанную последовательность экскурсии.

Вера, улыбнувшись, ответила за него:

— На это можно сказать только одно — помните, у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь». Какая разница, что бывает и чего не бывает! Для произведения искусства что главное? Правильно, впечатление. А раз «Девятый вал» все еще продолжает производить на зрителей сильное впечатление, значит прав Айвазовский, что его придумал. И вообще, — продолжала Лученко, — примечательна одна известная среди художников байка. Некий студент-живо-писец день за днем стоял у картины «Девятый вал» и копировал ее. И все вроде точно скопировал, но вот брызги от морской волны у него не очень похоже получались, хотя он написал их точно в тех же местах, что и на оригинале. Профессор Айвазовский, в очередной раз проходя мимо, не выдержал. Взяв кисть у студента, он обмакнул ее в белила, затем, наставив кисть на копию, провел по щетине древком другой кисти. Краска разбрызгалась по полотну, да так живо, что волна заиграла. Вот вам и мораль: иной раз выдумка живее правды.

— Мамочка, я-то привыкла, что ты все знаешь, — сказала Оля, таща мать к выходу из музея, — но всех остальных ты просто умотала, задрала, ну, короче, шокировала. Пошли скорее на пляж!

Просто так валяться на топчане или в шезлонге, пла-вать или перекусывать на свежем морском воздухе — разве есть на свете что-то лучше?.. Оля и Кирилл пошли играть в пляжный волейбол. Вера наблюдала громкоголосую толпу, либо, прикрыв глаза, просто слушала и до мелочей представляла себе, как выглядит говорящий человек. Они с Андреем превратили это в увлекательную игру. Вот они услышали, как мамаша уговаривает сына не торчать все время в воде. Андрей просит Веру:

— Опиши!

— Она похожа на электрическую лампочку, маленькая, кругленькая. Включается и светится, когда рядом с ней ребенок. Он — смысл ее жизни. Все остальные интересы отключены. Только сын.

— Ты — это что-то потрясающее. Как точно! — восхищается Двинятин.

Вот пожилая супружеская пара, он читает ей заметку из газеты. Андрей шепчет своей спутнице:

— Расскажи о них.

— Этот дяденька — дерево-ива. Он опускает ветви над своей женой и окутывает ее. И еще он лидер во всех делах. Он наверняка решает даже, что приготовить на обед и что ей надеть,

И, словно в подтверждение Вериных слов, он сложил газету и скомандовал жене;

— Пора идти отдыхать, попляжились мы достаточно. Сегодня приготовим на обед холодный свекольник.

Вера с Андреем переглянулись и рассмеялись. Пенсионеры посмотрели на веселую пару с удивлением…

Прибежали задыхающиеся молодожены. Кирилл с восторгом сообщил, что они познакомились с его земляками, компанией ребят из Питера. Они тоже отдыхают дикарями, а еще хотят обойти пешком заветные уголки Крыма. Молодые супруги загорелись идеей вместе с новыми друзьями отправиться на пару дней в поход. Вера сказала, что подумает.

Как хорошо подставлять солнцу все тело и чувствовать легкую пустоту в голове! Не для того ли мы ездим на юг? Ослепительные волны моря и солнца убаюкивали.

Разбудил Веру спор.

— Кирилл! Я не хочу, чтоб ты шел туда! — Ольга смотрела на мужа сердито, прищурившись. Голос ее готов был сорваться на крик. Она обернулась к матери, лежащей на соседнем топчане. — Мам, ну ты хоть скажи ему что-нибудь!

— Почему я должен держаться за твою юбку? Мне что, три года? Или я твой раб? «Хочу, не хочу» — зачем же борзеть! — Молодой муж резко поднялся с подстилки и смотрел на свою жену с почти двухметровой высоты.

— Заколебал ты меня! — тоже вскочила на ноги Ольга.

— Брек! — Вера бросила на топчан полотенце. — Сядьте оба! А то вы как два бойцовых петуха. Кирюша, ты куда идти хочешь?

— Поиграть в водное поло, местные ребята позвали, — хмуро ответил парень.

— Оля, в чем проблема? Пусть пойдет поиграет, зачем ты этот спектакль устраиваешь? — Вера смотрела на дочь неодобрительно.

— А мне не хочется, чтобы он шел! — с вызовом заявила девушка. — Вот не отпускаю его, и все!

— Что значит «и все»? Он же не твоя собственность, — вмешался молчавший до поры Двинятин.

— Он мой муж! — сказала Ольга, и плотно сжатые губы ее дрогнули.

— Муж не есть твоя собственность, — уверенно заявил Андрей.

Девушка вскочила и пошла вдоль берега. Никто не отправился ее догонять. Только Пай, хранитель домашнего покоя, тревожно смотрел вслед удаляющейся девичьей фигурке. Компания задумчиво сидела на топчанах.

— Ладно, не парьтесь над этим. Я ее верну, — сказал Кирилл.

— Кирюша, — Вера посмотрела на зятя взглядом, исполненным сочувствия, — ты же знаешь, Оля у нас порох. Будь мудрее.

— Не извольте беспокоиться, ваше высокородь, — шутливо поклонился зять. — Приведу в лучшем виде! — и он отправился за своей вспыльчивой женой.

— Вот такие семейные сцены у фонтана, — повернулась Вера к Андрею.

— Ничего страшного, — сказал он, — такая резвость, во-первых, с возрастом пройдет, а во-вторых, темперамент — это хорошо. Хуже, когда его нет.

— Это ты по своему опыту судишь? — насмешливо посмотрела на него женщина.

— Что ж поделать? Кой-какой опыт у нас имеется, — усмехнулся ее собеседник и тут же спросил о другом: — Ты, как мудрая женщина и правильная теща, всегда держишь сторону зятя?

— Стараюсь. Хотя нужно поддерживать каждого.

— Это для ребят очень хорошо, но объясни, почему? Ведь ты очень любишь Ольгу, это видно невооруженным взглядом. А Кирилл как бы чужой…

— Андрюша… Это же очевидно, никакой особой мудрости. Оля, она ведь по определению рядом с матерью, ее всегда поймут, поддержат. А Кирилл из Петербурга. Вся его родня там. Он в нашей семье должен чувствовать себя так же комфортно, как дома, а для этого одной Олиной любви мало. Ему нужен надежный тыл. Вот я ему этот тыл и обеспечиваю… Исходя из собственного негативного опыта, — добавила Вера.

Тем временем появилась молодая пара. Они уже помирились и целовались на ходу. Пай радостно замахал хвостом, прыгая от Ольги к Вере и возбужденно подлаивая.

— Я пошел, — сказал Кирилл,

— Будь осторожен, далеко не заплывай! — напутствовала его жена,

Оля села играть рядом с матерью и Андреем в королевские квадраты. Посреди большого квадрата писали слово из семи букв, из него нужно было выстроить как можно больше производных, используя только те буквы, которые уже имелись в наличии. Выигрывал тот, кто придумывал больше слов. Сейчас лидировал Андрей, он уже сочинил четырнадцать разных слов. Соперницы прилично отставали от него. Когда стало понятно, что разрыв увеличивается и никакие новые придумки не приходят в голову, Вера сказала:

— Все, сдаюсь! Ты выиграл, пошли купаться!

— И я с вами. — Оля легко вскочила и, заколов волосы одной заколкой на затылке, помчалась к воде,

— Пай! Охраняй! — приказала Вера, Она тоже подняла золотисто-каштановые волосы, достав из маленькой прозрачной косметички пару шпилек. — Я готова! Пошли плавать!

И женщины с визгами и брызгами погрузились в море. Андрей зашел поглубже, а затем поплыл, наслаждаясь тем, как вода несла, держала и обволакивала его разгоряченное тело. Пока мать и дочь резвились недалеко от берега, он лег на спину и мерными медленными махами стал подгребать вдоль берега в сторону спасательной станции. Здесь он внезапно услышал крики и, как ему показалось, знакомый голос Кирилла, звавший на помощь. Двинятин мгновенно перевернулся и прислушался.

Вдалеке над водой время от времени появлялась то рука, то голова тонущего человека. Андрей уже не сомневался в том, что это Кирилл. Шлюпка спасателей тоже маячила в отдалении, но было неясно, слышат ли они крики. Андрей мощными гребками быстро преодолел расстояние между собой и парнем. Поднырнув, увидел внизу под водой Кирилла, который судорожно пытался отцепиться от чего-то, что тянуло его в глубину. Двинятин не мог хорошенько ничего рассмотреть, но на ощупь определил что-то вроде рыболовной сети. Он рванул ее на себя, вместе с песком взметнулся вверх державший ее крюк. Кирилл из последних сил выплыл на поверхность, судорожно глотая воздух. Андрей, одной рукой придерживая парня, а другой неспешно подгребая и экономя силы, стал выворачивать к берегу.

Тут очень кстати появились спасатели. Они затащили в лодку обоих мужчин. Кирилл так нахлебался воды и был так вял, что спасатели принялись делать ему искусственное дыхание. К тому моменту, когда лодка ткнулась носом в гальку, парень уже смог самостоятельно выбраться на берег. Подняться и идти у него не было сил, и он сел, продолжая судорожно дышать.

— Эй, горе-пловцы! — сказал один из спасателей, собираясь отчаливать и запрыгивая в лодку. — Сами-то до дому доберетесь?

— Спасибо! Дальше мы сами, — махнул им на прощанье Андрей.

— Больше в сети не попадайте. Вы ж не русалки, а мужики! — отплывая, шутили те, довольные, что удалось избежать несчастья.

— Кирилл, ты как? — спросил Андрей, усаживаясь рядом на корточки.

— От… Отстойно, — тяжело дыша, ответил Кирилл.

— Может, в больницу? — Беспокойно вглядываясь в пострадавшего, Андрей уже мысленно прикидывал, что делать дальше.

— Не гони пургу. Счас оклемаюсь, и все будет нормал. — Теперь, когда опасность оказалась позади, юноша не хотел выглядеть жалко. Он изо всех сил «держал фасон» и делал вид, что сам справится с проблемами.

— Пойдем к нашим девушкам?

— Еще пять минут, отдышусь, и двинем.

Они посидели. Андрей сосредоточенно наблюдал за парнем. Затем они поднялись и не спеша направились к городскому пляжу, где оставили женщин. Когда они подошли, Вера только глянула на своего зятя и сразу же сказала:

— Мы идем домой.

— Ма! Что случилось? — Ольга не заметила ничего особенного. Она только вошла во вкус и хотела попляжить-ся еще.

— Ничего не случилось, — спокойно ответила ее мать, — мы просто идем домой потому, что мне так хочется.

Ольга пожала плечами. Этот жест означал: «Что ж поделаешь, если у меня мать — диктатор». Пай сразу понял, что его стая собирается домой, и радостно встряхнулся. Дома его ждала прохлада деревянного пола под кроватью, где так хорошо было развалиться и отдыхать от жары.

Дома Лученко попросила Кирилла рассказать, что произошло во время игры в водное поло. Он уже не удивился такой проницательности тещи. За дни пребывания в семье Лученко он много раз убеждался в ее сверхчувствительности. Однажды, еще в самом начале знакомства, он зашел за Ольгой после несданного экзамена. Вера Алексеевна увидела лишь его спину, обтянутую кожаной курткой, когда он заходил к Ольге в комнату. Когда дочь вышла на кухню за чайником, Вера спросила без всякого любопытства, а так, словно констатируя факт;

— Что, Кирюша не сдал экзамен? Когда пойдет пересдавать?

— Как ты узнала? — спросила привычная к материнским способностям дочь.

— По его спине, — честно призналась Вера.

— А-а. — И Оля, войдя в свою комнату, сообщила; — Мама по твоей спине догадалась, что ты завалил эргономику.

Кирилл оторопело посмотрел на девушку. Потом они уже пили чай все вместе, и Вера Алексеевна, будущая теща, объяснила ему многое о своей профессии и о том, что психотерапевт — это человек, тонко чувствующий людей…

Поэтому сейчас, когда Вера спросила его о случившемся, он сразу рассказал все, как было. А было так. Трое местных парней предложили ему поиграть в водное поло. Восхищенно поглядывая на его высокий рост, они попросили его побыть вратарем, уверяя, что благодаря его длинным рукам мяч в их ворота никому не забросить. Все произошло очень быстро. Ему несколько раз лениво паснули мяч, потом подплыли с трех сторон и, сняв сетку с ворот, набросили на него. Он опомниться не успел, как один из ныряльщиков зацепил конец сетки за что-то на дне. И его поволокло вниз. Игра в поло происходила на достаточной глубине, и парень точно утонул бы, не подплыви Андрей вовремя.

Рассказывая о происшествии, Кирилл испытывал озноб, мурашки бегали по спине и плечам так, словно он заново переживал все случившееся.

— Да как же это! Почему?! Кто эти люди?! — Ольга сорвалась на крик. Она обняла своего мужа и расплакалась. — Мама! У нас в этом городе одни несчастья! Словно рок какой-то! Нам отсюда нужно немедленно уезжать!

— Хорошо, если хочешь, уедем, — ласково сказала Вера. — Только для начала Кирюше следует побыть в покое после того, что ему пришлось испытать. Не нужно кричать. — Вера смотрела на зятя, даже загар не мог скрыть бледности, покрывшей его лицо. — Самое правильное сейчас устроиться поудобнее, восстановить дыхание и расслабиться. Оленька, — Вера посмотрела на дочь одним из тех своих взглядов, который словно баюкал, — и тебе, моя девочка, и Кире нужно отдохнуть, а пока вы будете приходить в себя от стресса, мы с Андреем пройдемся.

Андрей вышел, Вера задержалась еще в коридорчике.

— Да, вот что. Когда я вернусь, — сказала она, — все вместе сходим на почту. Ты, Оля, позвонишь домой и попросишь отца поездом передать мой и свой сотовые телефоны. Мы ведь специально оставили их дома и отключили на время отпуска, чтобы нас никто не дергал.

— А теперь что, пусть дергают? — спросила Оля.

— Пусть.

— Почему?

— Потому что вы с Кирюшей отправляетесь в поход. Ребята из Питера еще не передумали вас взять с собой? Когда они идут?

— Ой, ма, как здорово! — оживилась дочь. — Они идут послезавтра, кажется. А ты не будешь без нас скучать?

— Буду. Но хочу, чтобы вы как следует отдохнули.

Оставив пару на попечение верного Пая, мать семейства вышла на солнечную улицу.

— Куда пойдем? Куда глаза глядят? — спросил Двинятин.

— Мы еще не бывали толком нигде, только на пляже. Давай сходим к Генуэзской крепости, мне говорили, это рядом.

По дороге, которая шла неспешным подъемом, Вера решила высказать Андрею некоторые свои соображения насчет последних событий. Начала она издалека.

— Ты ведь уже знаешь, чем я занимаюсь в повседневной жизни.

— Работаешь психотерапевтом. А что?

— Вот я и пытаюсь подойти к нашим проблемам с профессиональной точки зрения. Психоаналитик — это не просто специалист, работающий с глубинными психологическими проблемами. Прежде всего, в работе мне приходится иметь дело с бессознательным в людях.

— А что, сознательное уже не представляет интереса? — пошутил Андрей.

— Не в этом дело, — серьезно объяснила Вера, она была сосредоточена на каких-то своих мыслях, и ей не хотелось обращать разговор в шутку. — Дело в том, что бессознательному принадлежит большая доля в приспособлении человека к окружающей обстановке, начиная с автоматического вождения автомобиля и кончая выбором друзей, работы или супруга. Разговаривая с человеком и наблюдая за его поведением, можно проникнуть в психологические механизмы и помочь ему изменить свое поведение, отношение к некоторым важным для него вещам и обстоятельствам, помочь посмотреть по-другому на мир и на себя.

— А как же всякие гадалки и целители? Они ведь «заряжают» и якобы лечат наложением рук.

— В том-то и дело, что специалист не будет размахивать руками или возлагать их на больного, сжигать фото или гадать на кофейной гуще. Хороший доктор и таблеток постарается не выписывать.

— А как же лечить без таблеток? И потом, я был уверен, что ваше главное лекарство — гипноз. Вот ты, например…

— Что я?

— Ты ж явно меня загипнотизировала! Иначе зачем бы я ходил за тобой, как привязанный? Галкина мать, Светлана Павловна, она прямо говорит, что ты меня околдовала. — Двинятин не мог пересилить своего шутливого настроения. Ему хотелось отвлечь свою спутницу от неприятных мыслей.

— Андрюша! я совсем о другом. О нас с тобой мы поговорим тогда, когда разберемся, кто и зачем «выдавливает» нас из города. Разве ты не хочешь понять, почему нам стараются испоганить отпуск? — Доктор Лученко посмотрела на своего спутника, словно на пациента, не выполняющего предписаний врача.

— Все понял. Не буду больше мешать. Продолжай, пожалуйста.

— Психотерапевт не станет гипнотизировать и не будет ничего внушать, подавляя волю больного. Он не обращается к потусторонним силам, потому что верит в человека. Психотерапевт прежде всего рассчитывает на скрытые душевные резервы того, кто обратился за помощью, в каком бы состоянии тот ни был. Если сил недостаточно, он будет терпеливо помогать человеку, чтобы тот почувствовал их и активизировал. Врач будет говорить с тобой о земных простых вещах, о которых ты не привык говорить, он создаст атмосферу доверия и защищенности, где нет недопустимых тем, он никогда не поставит тебя ни на какой учет. С ним можно беседовать о том, в чем стыдно признаться, или о душевных тайнах, которые тебя беспокоят. В результате ты сам научишься постепенно общаться на более глубоком, доверительном уровне со своими близкими и родными, научишься не бояться обсуждать с ними самые трудные вопросы и действительно решать их, а не скандалить и ругаться без видимого успеха.

— Ну, хорошо. И какое все эти рассуждения имеют отношение к тому, что происходит здесь? И, как ты верно заметила, к тому, что нас пытаются «выдавить» из города?

— А к тому, мой дорогой, что на нас пытаются оказать давление именно на глубинном уровне. Нам пытаются внушить мысль, что цепь неприятностей; смерть квартирной хозяйки, кража, хулиганская выходка с Олей и, наконец, сегодняшняя история с Кириллом — это все «случайности», которые произошли именно здесь. И стоит лишь поменять место жительства, как сразу отпуск станет безоблачным.

— Признаюсь честно, я именно так и начал подумывать. Даже хотел тебе предложить, когда мы возвращались с пляжа, поехать в Ялту или в Мисхор. В крайнем случае в Севастополь, тоже хороший город. Южный берег большой, выбирай любое место. Ты и сама Оле сказала, что можно и уехать.

— Вот видишь, как все просто! — Вера торжествующе посмотрела на Андрея. — А я не люблю, когда мной манипулируют.

— Ладно. Меня вся эта ситуация не устраивает. Я этого тоже не люблю. — Мужчина посмотрел на Веру долгим взглядом и сказал, сделав приличную паузу; — Ты мне очень нравишься, нравится твоя семья, Ольга, Кирилл, и я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

— Ты мне тоже не безразличен, Андрей! — Она взглянула на него своим фиалковым взглядом, и ему показалось, что воздух вокруг них сделался сиреневым. — Но даже если мы уедем в Ялту, Мисхор или Гурзуф, это не изменит положения. Потому что дело не только в месте. Дело в нас.

— Вот отсюда поподробнее.

— Вот что я думаю. До нашего приезда в город ничего плохого не происходило. Потом разговор с Екатериной Павловной, ее обещание поделиться со мной кое-чем… Ее утопили. Потом я узнала от соседки, что старушка вела дневник, рассказала об этом милиционеру. Вслед за этим в квартире орудует вор и что-то ищет — а вдруг как раз дневник?

Они уже пришли к крепости и, усевшись на большой валун, наполовину заросший травой, залюбовались видом города, открывавшегося отсюда во всей своей южной красе. Вера провела рукой по волосам, Двинятину нравился этот ее жест, в нем было что-то женское, элегантное и одновременно естественное. Она вообще была необыкновенно естественна. Он прежде не встречал женщину, в которой внешняя привлекательность сочеталась бы с умом, и при этом обаяние личности не подавляло бы окружающих. Поэтому, слушая свою спутницу, Андрей еще и с удовольствием ее разглядывал.

— А Екатерину Павловну точно утопили? — спросил он.

Вера, покусывая травинку, смотрела на гавань, порт и уходящие вдаль пляжи, тянувшиеся плавной подковой. Не поворачивая головы к собеседнику, любовавшемуся ее профилем, она ответила:

— Я не уверена, что экспертизу проводили тщательно. Может, вообще не проводили, и так все ясно: утонула старушка. Мало ли народу тонет на берегах морских городов. Но это не мог быть несчастный случай. Екатерина Павловна прекрасно плавала и без посторонней «помощи» утонуть никак не могла. Признаюсь тебе: тогда, на пляже, когда ее обнаружили, я заметила что-то очень похожее на синяки на ее лодыжках. Да и сегодняшняя попытка утопить моего зятя показывает, что кто-то здесь умеет очень профессионально создавать видимость несчастных случаев на воде.

— Действительно… Что из этого следует?

— Думаю, тот, кто все это организовывает, не знает точно, рассказала мне что-нибудь квартирная хозяйка или нет. И действует… Как бы это сказать… Не очень уверенно. Я это чувствую.

— Но если организатор думает, что ты не в курсе, зачем оказывать на тебя давление?

— Правильно. Значит, нас всех, и особенно меня выпихивают не только из города, но даже из Крыма, полагая, будто я что-то знаю. Поэтому никакая Ялта или Мисхор нас не спасут, это все здесь слишком близко. Нам ясно дают понять: возвращайтесь домой, займитесь своими привычными делами, уезжайте подальше, и тогда вам ничто не будет угрожать.

— Ничего себе! Нам что, собираются испортить отпуск? Я с этим не согласен.

— Дело не в испорченном отпуске. Это вообще может быть очень опасно, я чувствую.

— А я на что? Буду вас защищать.

— Андрей… Но ведь отпуск пока портят только нам. Ты можешь отдыхать. — Вера посмотрела на Двинятина, в глазах ее промелькнула лукавая искорка.

— Тебе что, нужно объяснять, с кем я хочу проводить этот отпуск? — не принимая игру, возмутился Андрей.

Вера помолчала.

— Давай еще прогуляемся, — сказала она, вставая.

Они спустились от Генуэзской крепости назад той же дорогой, и Вера внезапно свернула на боковую улицу. Улица Тимирязева была пустынна: одноэтажные домишки, какой-то заброшенный храм и тишина должны были бы внушать умиротворенность, однако Вера ее не чувствовала. Ее опять начало знобить, она встревожилась, ускорила шаг, взяла Андрея под руку.

— Андрюша, — сказала она вполголоса, — кажется, мы тут не совсем одни. Только не оглядывайся, за нами идут двое парней.

— Знаю, не волнуйся, — сказал Андрей. — Я их тоже заметил. Странно, если это по нашу душу, почему до сих пор не подошли, не попросили закурить? Обычно с этого все начинается.

— Это называется «сценарий введения в роль жертвы»… А почему до сих пор не подошли, кажется, я догадываюсь, — сказала Вера с некоторым облегчением. — Один из них был на пляже, когда вы с Иваном разминались, видел твою подготовку. Потому и не решаются подойти, боятся.

— Ну, у тебя и глаз-алмаз! Не перестаю удивляться твоей памяти. А боятся они правильно.

Они вышли через заросшую жухлой травой аллею к каменным воротам и ограде. На мраморной табличке Вера выхватила взглядом слова «…профессора Айвазовского». Они оказались в небольшом аккуратном скверике, выложенном шестигранными плитами.

— Ага, я поняла, где мы. — Где-то здесь могила Айвазовского, — сказала Вера.

— Привет, — послышалось сзади.

Их было уже четверо — обычных парней, ничем вроде бы не примечательных, кроме специфической накачанности. Мощные плечи, тяжелые затылки, уверенный взгляд.

— И ваша могила тут будет, — сказал один из них, губастый.

Вера, как всегда в таких ситуациях, хотела немедленно что-нибудь предпринять, чтобы не дать страху парализовать волю. Кричать или изображать из себя полоумную, врываться в разговор нападающих потоком своих фраз — словом, срывать сценарий нападения как угодно. Обычно ей это удавалось. Но Андрей помешал.

— Отойди туда, — кивнул он в сторону каменных ступеней, ведущих в небольшую заброшенную часовенку.

В голосе его прозвучали такие сила и твердость, что Вера послушно отошла. А Андрей как-то боком приблизился к парням и остановился.

Предупреждали же вас, чтоб уехали, — добавил губастый.

— Да чего с ними базарить, — сказал еще один. — Наказать надо! Падлы!

Андрей не отвечал. Вера тоже не вслушивалась в слова, понимая, что они не имеют никакого значения и нужны только для подбадривания нападающих, введения самих себя в агрессивное состояние. В непривычной роли пассивного наблюдателя Вера бывала редко, и ей было страшно — не за себя, а за своего спутника. Однако по-настоящему испугаться она не успела. Все четверо напали на Андрея, и не так, как обычно бывает в красиво поставленных драках, в фильмах-боевиках, когда злодеи нападают по очереди. Эти подскочили все вместе, разом. Ничего толком не было видно, только мелькнули занесенные руки двоих парней, и туг же эти двое растянулись на каменной плитке. Двое других резко остановились, один присел с исказившимся лицом, другой замер и плюхнулся на задницу. Андрей, будто он тут ни при чем, стоял чуть в стороне со странным лицом: взгляд его был обращен не к нападавшим, а. как будто между ними — то ли вдаль, то ли внутрь себя, Вера опять отметила, что он не делает никаких красивых «киношных» жестов, не принимает специальных «восточно-единоборственных» стоек. Как будто включили звук, раздался мат и вопли. Трое опять подскочили, и опять Андрей с отрешенным лицом словно исчез на мгновение. Один из нападавших проехал всем телом далеко по жесткому камню и остался там лежать. Двое других валялись у ног Андрея. Он перешагнул через них и подошел к Вере, и теперь лицо его ничего не выражало, кроме облегчения от того, что неприятная работа наконец выполнена.

Они спустились по ступенькам в небольшой дворик, присели на камень у часовни. Вера обняла Андрея. «Я тебя люблю», — хотела она сказать, но дыхание куда-то пропало.

— Ничего-ничего, все в порядке, — сказал он чуть прерывистым голосом. — Все уже позади. Им только казалось, что они хорошо подготовлены.

— Почему «казалось»? Они что, уже не встанут? — спросила Вера.

— Встанут, не беспокойся. Только те двое, что в черных футболках, встанут не скоро и не сами.

— Андрей… Я чувствую, это еще не все.

Двинятин вскочил, оглянулся. Никого.

— Что значит «не все»?

— Понимаешь, мне тревожно, неуютно как-то, — сказала Вера. — А у меня это состояние никогда так просто не бывает.

— Тогда уходим.

Они вышли на совершенно пустую аллею.

— Ты только не спрашивай сейчас, что да почему, — продолжала Вера, — но я всегда чувствую опасность. Помнишь, когда на Олю напали, я помчалась во двор?

— Да, я тогда еще удивился мимолетно, а потом забыл.

— Ну вот, у меня так всегда. Может болеть голова, или случаются другие состояния. Но всегда — не просто так, а на опасность. И мой озноб не прошел еще, значит…

Андрей остановился.

— Еще бы, — сказал он. — Смотри.

Они совсем недалеко успели отойти от часовни, где на мощеном плиткой дворике до сих пор лежали четверо парней. Из-за ограды с мраморной табличкой вышел еще один, бывший явно заодно с первыми. За ошейник он держал крупного шоколадно-коричневого добермана. Теперь Вера испугалась по-настоящему. «Ничего, ничего, — пробормотал Андрей сосредоточенно, — назад, скорее назад». Он показал жестом, чтобы она спряталась у него за спиной.

«Плохо дело», — пронеслось в Вериной голове. Она тут же припомнила все случаи из своей практики, когда искусанные собакой жертвы надолго становились ее пациентами, в тех случаях, конечно, когда оставались живы. Лученко со страхом услышала злобное рычание, осмотрелась вокруг, тщетно пытаясь углядеть камень или палку, чтобы защищаться, однако на земле ничего не было. Андрей мигом сорвал с плеч свою клетчатую рубаху, плотно обмотал ею левую руку, и вовремя: доберман уже был рядом. Он подбежал почему-то не по прямой, а как будто хотел заскочить Андрею за спину, но тут же кинулся. Двинятин во всю мощь легких гаркнул: «Фу!!!» Доберман на мгновение опешил, а мужчина успел выставить вперед обмотанную руку, дал псу впиться зубами в нее и крепко ухватил его за загривок. Они сцепились, повалившись на землю. Пес бешено извивался в руках человека, пытаясь сбросить с загривка цепкие пальцы и вытолкнуть из пасти его предплечье. Андрей изо всех сил мешал ему это сделать, стараясь не думать о том, что будет, если пес все-таки доберется до горла. Доберман грозно рычал, упирался мощными лапами в землю, глаза наливались еще большей злобой. Наконец Андрею удалось, придерживая пасть одной рукой, закрутить ухо собаке каким-то хитрым приемом. Доберман завизжал от боли и выпустил предплечье с лохмотьями мокрой от слюны рубашки. Двинятин, собрав силы, приподнял зверя за отставшую кожу на загривке и спине и подержал так секунду. Потом отбросил его от себя и, стараясь не задыхаться, снова оглушительно громко скомандовал:

— Фу! Домой!

Доберман кинулся прочь, оглядываясь через плечо. Андрей медленно присел на каменный бордюр. Руки и ноги его дрожали, во рту накопилась соленая слюна.

Вера оглянулась и убедилась, что поле боя оставлено победителю. Хозяин собаки исчез, больше никого нигде не было. Она взяла себя в руки, быстро и профессионально осмотрела Андрея. На предплечье наливался кровоподтек, остальное — царапины.

— Слава богу, почти ничего, — выдохнула она. — Ты здорово управляешься с собаками. Ты просто герой, Андрюша.

— Этому в армии… нас тоже учили, — сказал Андрей. Да и собак я знаю. Хорошо, что этого пса не натаскивали специально для убийства, не тренировали терпеть боль. Нам повезло. Однако, Вера, послушай… Этот пес явно был натравлен на тебя. Я такие штуки видел. Наверно, дали понюхать какую-то твою вещь, из украденных.

— Молодец, быстро соображаешь. Ты понял? Теперь это уже не просто намеки, чтобы мы уезжали. Кто-то нам это уже кричит, так сказать, в полный голос!

Вера чувствовала, что она в бешенстве от всех последних событий. Перевела дыхание, сжала в кулаки дрожащие руки и сказала:

— Если сначала нас пытались напугать, то сейчас уже пытаются, по-моему, просто убрать. Но неуклюже как-то, неубедительно. Парни эти накачанные, травля собакой… Если бы хотели, то давно справились бы. Вот что я думаю: мы имеем дело с непрофессионалом, дилетантом. Ему кажется, что мы чем-то ему помешали, И этого человека нужно искать явно в семье Ивана и Гали. Потому что они родственники покойной Эске. А началось все именно с нее, с того, что она мне успела сказать о голосах.

— А что успела?

— Ничего конкретного, мешанина какая-то: кому-то зубы вставляли, видите ли, и он слегка пришепетывал. А потом перестал, и голос стал другой. И может ли такое быть? Я ей сказала, что, конечно, может, если человек привык к протезам. Но она засомневалась, кажется, потому что уж очень долго длилось это пришепетывание. А у нее слух потрясающий, и она говорила, что никто, кроме нее, этого не слышал. Попробуй тут, разберись, правда ли это или тараканы в голове! Это же был день нашего приезда, я устала и не сосредоточилась по-насто-ящему. Однако, судя по последним и сегодняшним событиям, старушка Эске и вправду услышала что-то важное… Ты чего скис? Болит что-нибудь? — встревожилась Лученко.

— Нет, — растерянно сказал Андрей. — Просто вспомнил… Жаровня с женой весной был у меня в гостях, в Киеве. И у Ивана зуб болел… Вот черт! Но я не знаю, есть ли у него вставные зубы, в рот не заглядывал.

Вера помолчала, восстанавливая дыхание.

— Иван… Он твой друг, конечно. Но я должна подумать, мог ли он… У каждого человека есть что-то свое, потайное. И нельзя ничего знать досконально о самом близком друге.

Андрей подавленно молчал.

— Ладно, довольно об этом, — сказала она.

— Что делать будем, доктор? — Он взял ее за руку и не выпускал из своей.

— Пойду к себе, буду думать и вычислять. Нужно же защитить себя и свою семью! Кроме того, хочу съездить в Коктебель, познакомиться с остальными членами семейства. Организуешь поездку?

— Конечно. Иван позвонит Кадмию и попросит прислать за нами микроавтобус. Завтра как раз девять дней, помянем их родственницу, тетю Катю. Только чур, едем все вместе.

— Хорошо, что Иван будет с нами. Понаблюдаю еще за ним… Но прежде всего нужно вывести из-под удара детей. Они пойдут с питерскими ребятами в поход на Тарханкут. Там их никто не достанет. А пока мы не будем оставлять их одних ни на минуту. Твоя помощь и охрана действительно необходимы.

— И мы окажемся с тобой вдвоем? — Андрей так откровенно обрадовался перспективе остаться с Верой наедине, что она рассмеялась.

— Андрей! Ты ведешь себя неприлично. — Она строго посмотрела на друга, но бархатный голос выдавал, что и ей по душе такая перспектива.

Он обнял женщину за плечи и поцеловал. Они целовались долго, как старшеклассники, сбежавшие с уроков, — до тех пор, пока солнце не село за горизонт.

Чувства перехлестывали через край души, словно волны в шторм через волнорез, и все остальные события потускнели. Оба они хотели только одного: остаться наедине.

Потому что даже когда опасность ждет тебя, как голодная собака подачку, — любовь важнее.