Предел – афелий. Призраки солнечного ветра

Глава 4. Дом там, где мы

2453 год. Наши дни. На пути к Марсу.

Вспышка, еще вспышка. А, чтоб тебя! Пальцы устали, запястье болело. Никак не получалось, даже близко не было. И как только можно это делать всем телом, если даже руками не выходит? Еще эта насмешливая улыбка в углу зала никак не дает сосредоточиться… Так, чтобы стрелка анализатора преодолела хотя бы пару делений. Отвернуться, пусть скалится в спину.

Начинало раздражать абсолютно все. Что в комнате слишком жарко, что свет слишком яркий, и даже то, что учебка слишком маленькая, и должным образом в ней не развернуться. Больше этого раздражала только ломота во всем теле.

Стены мерцали слабым голубоватым светом, напоминая, что комната ограждена со всех сторон. Даже выход, перекрытый сверкающей аурой щита, не стал исключением. Убранство тренировочной комнаты выглядело скудно: пара матрасов да столик с литературой. Никому не хотелось потом собирать обломки выведенных из строя приборов. Хотя, если б в этот момент что-либо в ней и находилось, то точно бы не пострадало. Космический день с самого начала не задался, и обучение совсем не клеилось.

Снова попытка. Нужно сосредоточиться.

– Tu essayes en vain, tu ne peux jamais comparer avec[1], – отчетвливо послышался женский голос за спиной.

– Шла бы ты отсюда.

– Il était ordonné de regarder et d'apprendre, comment on peut désobéir?

Est-ce que tu vas me mettre à la porte?[2] – с язвительным ехидством прилетело в ответ, – Vas-tu me chasser?[3]

– Я тебя не понимаю. Не зли меня.

– Злость! Поэтому у тебя и не получается, – голосе девушки явно чувствовалось назидательное превосходство. – Никакой сосредоточенности.

– Чья бы корова мычала. Кому-кому, а не тебе меня учить, – смело парировал парень.

В точку. Отмашка достигла цели, больно уколов собеседницу. Та фыркнула и отвернулась.

Наступившая тишина хоть и не мешала дальнейшим тренировкам, но и появиться каким-либо успехам не помогала. Бесполезные, уже превращающиеся в мучение потуги прервало громкое объявление: «Внимание, всем рекрутам явиться в тренировочный зал. Опоздание будет приравниваться к пропуску занятия».

– Хватит мучиться, Неввид, пошли.

С огромной горы сложенных в стопку матрасов спрыгнула стройная подтянутая девушка. Оттенок кожи хорошего молочного шоколада с немного бронзовым отливом и легкой бархатистостью не могли изменить даже интенсивные отблески от щита. Иссиня-черные, прямые, словно стрела, волосы, были собраны в тугой хвост и продолжались толстой длинной косой ниже плеч. Значительно растягиваясь в области груди, майка из стандартных армейских запасов облегала приятную женскую фигуру. Из нехитрого гардероба, так же состоявшего из штанов и военной обуви, выделялся разве что поясной ремень. На нем висела пара ножей и странное оружие вытянутой формы. Очевидно, расставаться с данными штуковинами хозяйка не любила.

Лицо девушки не отличалось неземной красотой. Простоватые черты, высокие скулы. Такие лица встречались на Земле повсеместно и считались характерными для жителей Республиканской Франции африканского происхождения. Правда, одна деталь в облике многое меняла.

Глаза цвета голубого топаза врывались в сознание смотрящего еще до того, как он обратит внимание на все остальное. Синяя каемка по краю радужки уходила к зрачку рваными молниями. Она предупреждала о непростом, колком характере. Захлестнувшая когда-то общество модная волна на локальные генетические мутации отметилась и тут.

– Твоя взяла. Погнали, – с некой долей облегчения выдохнул Неввид.

Постанывая, он поднялся с пола. Колено глухо хрустнуло: приятно было размять затекшее тело после часового напряжения.

Путь пролегал по просторному круглому коридору из металла и проводов размером с запястье. Когда-то их скрывала обшивка, но теперь все это красовалось на всеобщее обозрение. Просто потому, что так легче было устранялись неисправности после близкого контакта с аномалиями. Возникнуть они могли где угодно, а действовать приходилось быстро.

Металлическая решетка пола лязгала в такт шагам. Небольшой военный штурмовик не отличался комфортабельностью. Отовсюду стали появляться люди, так же державшие путь в спортзал. В основном, зрелые мужчины и женщины в возрасте, перевалившем далеко за бальзаковский. Молодых парней и девушек насчитывалось гораздо меньше.

– Берегись, сегодня я тебе всыплю по первое число! – прямо перед спутником темнокожей хищницы с походкой дикого зверя возник среднего роста молодой мужчина.

Он весело улыбался, глядя на Неввида. Лысая голова отражала падающий неестественный свет, с каждым шагом перетекающий с одного глянцевого бугорка на другой.

– Боюсь, не получится, – расхохотался в ответ высокий рыжеволосый парень.

– С чего бы это?

– Сегодня бой по спискам. Твой соперник – Аши, – на лице Неввида проскользнула ехидная ухмылка.

– Готовь булки, мои розги бьют больно, – прищурилась спутница рыжика, при этом комично высунув язык.

Лысый мимолетно взглянул на странный девайс на поясе Ашеры Гловшессинг, прицепленный аккурат рядом с ножами. Улыбка куда-то странным образом исчезла с его лица. Голова развернулась по направлению движения. Шаг ускорился. Старательно изображая, что ему абсолютно все равно, он незамедлительно удалился уверенной, брутальной походкой.

– Как ты уломала капитана? – весело, но все же заинтересованно спросил Неввид.

– Хамомилле всегда идет мне навстречу. Я же ее любимица, – немного горделиво презентовала Ашера. – Кто-то должен поставить этого борова на место.

Вскоре стал слышен шум, создаваемый почти пятьюдесятью живыми душами. Из открытой металлической двери спортзала доносился смех и глухие звуки падающих тел. Подростки уже начали развлекаться.

Не успела Ашера с последними входящими переступить порог, как одна из женщин, дернув ее за руку, указала куда-то в сторону.

– Давно тут стоит, тебя ждет, – улыбнулась она.

Там, где разветвлялся центральный проход, из-за стены из толстых кабелей и решеток выглядывал маленький голубой глазик. Круглое детское личико скромно пряталось за проводами, робко выглядывая и снова прячась. И вот, казалось бы, таинственный незнакомец набрался смелости показать себя во всей красе, но, вдруг передумав, ловко юркнул обратно в безопасное место. Неудивительно, ибо объект интереса уже приблизилась вплотную.

– Фидгерт, ты что тут делаешь? – с улыбкой на лице спросила Ашера, наклонившись к мальчику и сложив руки на груди.

Он тут же уставился в пол, опустив светлую голову. Сделал вид, что внимательно рассматривает становившуюся уже не по размеру обувь. Спрятанные за спиной ручонки явно что-то скрывали.

Поскольку малыш ничего не говорил, продолжая смотреть в пол, девушка выпрямилась и стала задумчиво разглядывать потолок. Тусклый свет от ламп на потолке почти не раздражал глаз. Тактичное решение подождать объяснений оказалось не самым лучшим. Девушка совершенно не знала, как обращаться с маленькими детьми. Что-то внутри подсказывало, что бездействовать еще хуже, чем пытаться поддержать разговор. О том, чтобы развернуться и просто уйти мыслей и вовсе не возникало.

– Ты что-то хотел мне сказать? – неожиданно мягко для себя начала Ашера.

Небольшая светлая голова затряслась, обозначая отрицательный ответ. А потом Фидгерт, не меняя положения тела, вынул из-за спины кулачок. Маленькие пальчики сжимали веточку ярких незабудок. Мальчик внезапно поднял большие глаза, и со всей решительностью в голосе произнес то, к чему долго готовился:

– Ашера Гловшессинг! Вы прекрасны, как спелый баклажан. Будьте дамой моего сердца! – и протянул цветы.

Произнесенная фраза прозвучала немного пискляво. Однако, без запинки, что вызывало своего рода уважение. Девушка собрала все свои силы, чтобы не расплыться в улыбке и сохранить всю серьезность, соответствующую моменту.

– Какие красивые. Сам вырастил? – букетик, унизанный небольшими голубыми цветочками, тут же переместился из детской ручки за смуглое ухо и плотно укоренился в густых, черных как смоль волосах.

– Сам, – гордо ответил мальчик. – Только тетя Медди немного помогала. Почти не помогала!

Сразу стало ясно, откуда растут ноги и с чего вдруг Фидгерт принялся изъясняться пышными, старомодными фразами. Только не до конца осталось понятным про баклажан. Появилось ли подобное сравнение из-за скудности физических примеров красоты, или Медея просто подсказала, чтобы подколоть Ашеру? Скорее, все-таки первое, потому как второе слишком низко. Особенно для наивной тихони.

– Очень красивые. Спасибо, – Ашера опустилась на одно колено перед мальчиком, при этом лихорадочно размышляя, как же уйти от ответа. Вряд ли ребенок в таком возрасте до конца понимал смысл произнесенной им фразы. Тем более, что кроме как от тихони подобного понабраться ему было неоткуда. Вопрошающе широко распахнутые глаза жгли своим простодушным ожиданием.

– Давай ты станешь сначала большим и сильным, хорошо? А пока будем дружить, – протянула руку девушка.

Мальчик закивал головой. Затем вытер рукавом почти всегда сопливый нос. Пожатая в ответ ручка явно означала согласие.

– Ну, вот и хорошо, – облегченно выдохнула Аши, разворошив свободной рукой светлые волосы Фидгерта.

Потом встала и стремительно ретировалась, стараясь не оборачиваться. Неввид ожидал у входа в спортзал, вальяжно подперев плечом перегородку двери. Сложив руки на груди, он смотрел дразнящим, томным взглядом.

– Зря ты так. Он единственный, кто не боится с тобой мутить, – беззлобно засмеялся парень, за что тут же словил тяжелый, смачный подзатыльник.

Среди зелени стояла тишина и спокойствие. Прозрачные сосуды, совершенно не скрывавшие корней растений, полностью заполняли каюту гибернации. Над капсулами возвышалась пышная листва помидор, перцев, баклажан, и других весьма востребованных на корабле овощей. Сочные, зеленые стебли свисали под тяжестью массивных плодов, покрытых водяной испариной. Рассеянный свет имитировал солнечное излучение и по суточным ритмам время приближалось к закату. Повышенная влажность делала помещение немного удушливым. Этот небольшой дискомфорт с лихвой покрывался безмятежностью, смешанной с запахом свежей травы. Казалось, если прислушаться, то можно было услышать, как вода течет по сосудам растений. Конечно же, в действительности так звучали едва слышно работающие насосы гидропоники.

Нахождение в подобном месте для некоторых на корабле становилось отдушиной. Не все довольствовались хоть и реалистичными, но все же искусственными изображениями природы на интерактивных стенах в тесных, узких казармах. Медея не стала исключением. Ее преимущество состояло втом, что она здесь работала. В моменты подростковой меланхолии девушка любила углубиться в пышную растительность и представлять себя ее частью. Многие находили это странным. Правда, никто не решался высказываться по этому поводу, так как Эсхекиаль Каэрдевр подобное занятие не считал вредоносным.

В сопряжении с молчаливой, но живой тишиной чувствовалось что-то волшебное. Раньше влюбленность в космос заставляла мечтать о поступлении в Дифодол-и-Ддидас. Долгие семь лет в бесконечной, пустой бездне подтолкнули изменить свои взгляды. Решение Медеи принять активное участие в терраформировании Марса было вызвано, скорее, юношеским максимализмом с рвением сделать мир лучше, чем уже приобретенными навыками в гидропонике. Во всяком случае, без знаний основных дисциплин о поступлении в университет не могло идти и речи. Поэтому все основное время Медея тратила на штудирование литературы, совмещая сие действие с прятками в зелени.

– Я знал, что ты здесь, – вырвал из задумчивости тихий мужской голос.

Большие кусты винограда притихли еще больше, вместе с тем, кто находился в зарослях. Попытка скрыть собственное присутствие провалилась еще до того, как иеромонах вошел в каюту гибернации. Камуфляжные навыки девушки не выдерживали никакой конкуренции с чутьем Проявителя. Поджав под себя ноги, Медея читала книгу – непрозрачную голограмму, выходящую из небольшого железного цилиндра. Дешевенькая версия устройства не отличалась удобством, потому как приходилось держать цилиндр в руках и тем самым закрывать нижний правый уголок.

Неестественно беззаботная улыбка на бледном лице так же не смогла замаскировать внезапное чувство вины.

– Делала замеры. Не успела сегодня утром…

– Ты никогда не умела врать, – улыбнулся Эсхекиаль Каэрдевр.

– Ты меня накажешь?

– Я – нет. Хамомилле – да.

– Мне нужно готовиться к поступлению. Времени совсем не остается.

– Ты еще не определилась?

– Мне все нравится.

– Медицина более перспективна, чем гидропоника.

– Может быть… А, может, и нет…

– В любом случае, пора на тренировку. За опоздание – наряд вне очереди.

– Не хочу идти. От меня там мало толку, – девушка насупилась, опустила голову и уперлась взглядом в буквы на голограмме.

– Опять упрямишься?

– Нет, ты что, пап… – вдруг спохватилась Медея, не желая расстраивать отца. – Просто… расставляю приоритеты.

Эсхекиаль рассмеялся. Однако, про себя все же посетовал. Своенравность дочери шла вразрез с ее же идеалистическими представлениями о жизни. Мужчину нередко это беспокоило.

– Ты обязана уметь за себя постоять, а если будет необходимость, то и за других.

– Я хуже, чем остальные.

Крестоносец опустился на пол напротив девушки и посмотрел ей в глаза.

– Твоя сила не в том, насколько хорошо ты умеешь драться, – он говорил плавно и вкрадчиво. – Твоя сила в том, что у тебя здесь и здесь. – Эсхекиаль указал пальцем на лоб девушки, а потом на ее грудь. Медея сложила руки на животе, отвернулась и закусила губу.

– Я хочу быть полезной, – с грустью сказала она. – Просто у меня не получается.

– Ты от себя слишком многого требуешь. Я в твоем возрасте был таким же.

Медея хлюпнула носом и немножко приподняла уголки губ в грустной улыбке.

– У тебя иммунитет. Ты не имеешь права лишать других своей помощи. От этого зависят жизни всех, – Эсхекиаль перешел от подбадривающего тона к мягкому, ненавязчивому давлению. – Я очень дорожу тобой и постарался вложить в тебя все самое лучшее. Ты же меня не расстроишь?

– Ужас какой… Нет конечно! – округлились глаза девушки.

Голограмма исчезла в воздухе, книга отключилась. Окружающая зелень чуть колыхнулась, потревоженная покидающим ее гостем.

– Я рад, – улыбнулся Эсхекиаль и поцеловал в лоб Медею, когда они оба встали. – А теперь – быстро в зал!

Иеромонах смотрел вслед удаляющейся девушке и вспоминал. Тогда, семь лет назад он вынес ее с истерзанной, уничтоженной посадочной полосы, спасая от неминуемой гибели. Впечатлительный десятилетний ребенок долго оправлялся от пережитого. Медея какое-то время не разговаривала. Она совершенно отгородилась от всего, что происходит вокруг. Ходила за мужчиной хвостиком, порою, совсем надоедая и походя на тень. Эсхекиаль проявлял стойкое терпение и назидательность, прекрасно осознавая, что так, возможно, поможет справиться со стрессом. Поэтому вовсе не удивился, когда через пару лет услышал, как его назвали папой. Он смотрел на одинокого, сломленного ребенка и не мог позволить себе оставить его одного среди всего этого ужаса.

– Медея Пинглин! Наряд вне очереди за опоздание! Займите свое место! – выкрикнула вслед юркнувшей в спортзал девушке капитан Миллен Хамомилле.

Капитан представляла собой крупную, высокую женщину. Хотя, слабый пол в ней распознавался разве что по изредка накрашенным ресницам, да по мелодичному, по мнению многих, имени. Крепкое накаченное тело являлось результатом упорных тренировок, и, возможно, некоторого медицинского вмешательства. Правда, никто не решался об этом спросить. Широкое лицо, на котором красовался многократно сломанный нос, казалось высеченным из камня. Изредка его озаряла лучезарная улыбка, но, говорят, свидетелей этого знаменательного события обычно передергивало. Немного кривоватый рот просто растягивал губы, при этом выражение всего остального лица почему-то не менялось. Создавалось впечатление, что этот разрез просто наспех посажен на клей. Однако, несмотря на суровый внешний вид, Миллен Хамомилле никогда не позволяла себе излишне строго обращаться со своими подчиненными, и всегда справедливо оценивала возможности каждого. Удивительный дар разглядеть потенциал человека давал возможность эффективно организовать работу бойцов и выжать из них максимум пользы. Особенно, если учесть, что каждый рекрут был на счету. Выносливость и работоспособность этой женщины многих поражала. Некоторых – даже пугала. Титулованный мастер рукопашного боя и нескольких армейских дисциплин никогда не давала себе покоя, как, в принципе, и другим. Когда-то в далекой молодости она поставила себе цель ни в чем не уступать мужчинам, и зашла в своем стремлении слишком далеко. Хотя, в этом заключались и свои плюсы.

Незаметно прошмыгнуть мимо всех в зеленый сектор не вышло. Громко, даже слишком громко, прозвучали два имени для спарринга. Ашера Гловшессинг, сидевшая в красном секторе, тут же вскочила со своего места и пошла прямо на Медею, специально изменив для этого траекторию своего движения. Та сжала зубы, стараясь как можно убедительнее изобразить невозмутимый вид. Проходя мимо, Ашера с нарочитой силой толкнула девушку плечом. Так сильно, что та, потеряв равновесие, немного качнулась в сторону.

– Тихоня, – с насмешливым пренебрежением сказала зачинщица небольшого конфликта, получив в ответ взгляд, полный ненависти.

Медея заняла свое место в зеленом секторе, считавшемся средним и предназначенном для тех, кто имел частичные проявительные способности. Еще были синий и красный сектора. Сортировка производилась чисто для удобства распределения боевых единиц во время военного положения, потому как на Земле таких классификаций не существовало. В условиях ограниченного пространства и ресурсов идея распределения активного состава показалась продуктивной.

Синий сектор состоял из тех, кто готовился посвятить себя исключительно службе в рядах крестоносцев, приняв посвящение. К этим людям предъявлялись особые требования, и процесс обучения контролировал сам Эсхекиаль Каэрдевр. Он прилагал все силы, чтобы не допустить инцидентов, которые могли стоить жизни кому-то из его подопечных. Крестоносец говорил им так:

– Согласившись на посвящение, вы берете на себя определенные обязательства. Не удивляйтесь, если, нарушив клятву, вы потеряете свою сопротивляемость. Вернуть ее будет невозможно. Так что перед тем как сделать выбор, хорошенько подумайте, а сделав его, лучше не испытывайте судьбу.

Зеленый сектор, или «плавающий», как многие с иронией его называли, состоял, в основном, из подростков, упорным трудом боровшихся за место под солнцем. Они, как и люди сектором выше, имели в своем арсенале обязательный атрибут – меч, испещренный тонкими струйками голубой энергии. Имея частичные способности, они могли достать тварей в любой проявленной фазе, даже самой незначительной. Периодически состав «плавающего» сектора менялся. В основном, переходом ниже. Никто не мог точно сказать, из-за чего стрелка анализаторов вдруг переставала сдвигаться с места при тестовых отсчетах рядом с «зелеными». Эсхекиаль говорил, что происходило это из-за несоответствия между тем, что находилось в сердце и тем, что человек хотел показать миру.

Основной костяк боевого крыла корабля состоял из персон «красного сектора». Здесь собралось больше половины посетителей спортзала. В основном, это обычные люди, выжившие военные, а также подрастающее поколение. Им приходилось хорошенько постараться, чтобы не вылететь окончательно, перейдя в обслуживающий персонал. Эти мужчины и женщины, юноши и девушки, при активности аномалий могли передвигаться исключительно рядом с Проявителем. Человеком, который одним своим присутствием выдергивал тварей из разрывов, делая их абсолютно уязвимыми.

Твари, приходящие в этот мир, испытывали нестерпимую боль. Обретая плоть и кровь, большинство из них превращались в бесформенную массу отвратительной грязи. Скопище жил и сосудов, неспособных существовать в новой реальности. Однако, попадались и те, что являлись вполне жизнеспособными машинами для убийства. Имея щупальца, жвала и острые, словно клинки, когти, монстры аномалий могли пополам разорвать человека. Даже полностью проявленные, они не теряли своего бесконечного голода и поглощали свою добычу с неимоверной быстротой, только чтобы начать искать новую. Проявитель мог выжечь все на своем пути, но чаще всего ему приходилось двигаться гораздо быстрее, чем он успевал обезвредить пришедшую в этот мир тварь. За ним подчищали «красные», способные благодаря своей ловкости и профессионализму убить опасного противника. Увы, сами они оставались уязвимы перед тварями в непроявленной фазе. Которая, к слову, встречалась значительно чаще.

Марур Мохшин – огромный бритоголовый задира. Бесстыдно скалясь, пялился на грудь Ашеры Гловшессинг, которую данный факт порядком злил. Более того, она приходила от этого в бешенство. Несмотря на то, что прекрасно понимала: таким образом ее просто провоцируют. Однако, когда дали сигнал к началу боя, никто не сдвинулся с места. Не пошли в ход кулаки и прочие разрешенные виды оружия. Соперники знали, что просто так, в лоб, взять противника не выйдет. Мужчина прекрасно отдавал себе отчет в том, что чернокожая бестия по сравнению с ним слишком увертлива. Та в свою очередь осознавала, попадись она в жесткие тиски его «объятий», то бой, считай, проигран. Ни в коем случае нельзя было дать себя поймать, нужно было как можно дольше изматывать противника. А потом, уловив хоть малейшее промедление, самой переходить в наступление.

Медея смотрела, как Ашера водила кругами раскрасневшегося от раздражения мужчину, то и дело бросая затравки в виде кратковременных остановок. Как только появлялась возможность достать ее и схватить, она тут же ловко ускользала, демонстрируя удивительную пластичность тела. Прямо-таки змеиную гибкость. Со стыдом девушка призналась себе, что завидует. Как бывшая гимнастка, Ашера вынесла из своего детства привычку к дисциплине, выносливость и ловкость. Возрастом она превосходила Медею всего на неполных три года. Однако, разница между ними двумя была колоссальна.

Первая в свои десять лет уже имела разряд по спортивной гимнастике. Как только ей исполнилось тринадцать, начались выступления на юниорских соревнованиях, а первые места брались уже с достаточной уверенностью. Девочка отдавала всю себя любимому делу, и на нее возлагали огромные надежды. Медея же, в свою очередь, могла похвастаться лишь тем, что на скорость могла съесть в два раза больше пончиков, чем мать. И то ее терзали смутные сомнения в том, что та ей просто поддавалась. Ашера была выше, стройнее и выносливей. Кроме того, имела такие формы, о которых приходилось только мечтать.

Опустив голову, Медея сделала вид, что рассматривает свои запястья. На самом деле она незаметно посмотрела туда, где теоретически должна была находиться грудь. Когда взгляд ничего так и не нащупал, расстроенно вздохнула.

В тренировочный зал вошел Эсхекиаль, а через некоторое время – капитан корабля. Они о чем-то тихо, но увлеченно беседовали.

– Ахаха! – раздался наполненный превосходством возглас Марура.

В центре зала лицом вниз лежала Ашера. Правда, продолжалось это не долго. Она мгновенно вскочила, показав, что в руках ничего нет. Губа кровоточила. Несколько прядей выбились из стройного ряда жестких волос так, будто через них прошел электрический ток. Мужчина стоял в боевой стойке, сжав в кулаках по ножу. Расслабляться было рано, так что смуглый, накаченный Мохшин следил за каждым движением соперницы. Девушка медленно опустила руку к бедру, отцепив небольшую рукоять странного оружия.

– Ну, пошла жара, – весело сказал Неввид, сидевший рядом с Медеей. Рыжие веснушки вытянулись по лицу. В глазах заплясали довольные искорки.

Ашера сплюнула кровь, не выпуская из вида противника. Вытерев губу тыльной стороной ладони, она нажала кнопку на гладком цилиндре. Выскочили несколько толстых энергетических шнуров с крючками. Оружие походило на кистень, но в очень модернизированной форме. Сначала цвет нитей отметился красным, но через мгновение сменился на серебристый. Одновременно с этим пропали крючья. Легкая улыбка и призывный взгляд выглядели однозначно: теперь бой начался по-настоящему.

Девушка напала первой. Обманное движение заставило Мохшина податься вперед. Согнув в коленях ноги и выгнувшись всем телом, будто танцуя лимбо, она откинула голову. Сокрушительный кулак мелькнул совсем рядом. Тут же крутанув не полный оборот в противоход удару, Ашера опустилась на одно колено и оказалась аккурат сбоку промахнувшегося парня.

По спортзалу прокатился громкий, обиженный возглас: «Аа!». Протяжность этого крика, наверняка, звучала бы дольше, если бы его не заглушила взорвавшаяся хохотом толпа. Даже капитан Арвэйн и иеромонах Эсхекиаль не смогли сдержать улыбки. Ашера, оказавшись на коленях, со всей дури влупила мини-кнутами по ягодицам мужчины, отчего тот просто не смог сдержать возмущения.

– Тварь! – потирая задницу, заорал Мохшин. Он стал красный, словно помидор. И злой. Очень злой. Ашера достигла цели: противник потерял свою внимательность.

Движения стали напряженными, удары сильными, но хаотичными. Попытки схватить уже не казались такими результативными. Резкие выпады успешно парировались. Отчаянная попытка реабилитироваться в глазах остальных понемногу лишалась всякой надежды. Сколько бы раз Марур не пытался схватить бывшую гимнатку, все оканчивалось очередным ускользающим выпадом. Все походило на какой-то странный, совсем неслаженный танец.

– Как отдохнули? – учтиво спросил Арвэйн Анман как только зашел в зал и поравнялся рядом с Эсхекиалем.

– Сносно, благодарю.

– Что с вашими? Есть продвижения?

– В синем все так же. Я придерживаюсь мнения, что отсутствие каких-либо новостей сейчас и есть лучшая новость.

– А как Неввид Индеверин?

– С периодическими успехами. Думаю, в скором времени у него получится волна, хоть он и не Проявитель. Я возлагаю на него большие надежды. Такому трудолюбию можно только позавидовать, – ответил храмовник.

– Вот а когда мы в детстве играли, то представляли себя волшебниками. У меня даже посох был. Знал бы тогда, что магия станет реальностью, не поверил бы, – усмехнулся Арвэйн, глядя, как Ашера со змеиной ловкостью уходит от очередного удара.

– Тут ее нет и капли. Магии не существует. Есть только торговля душой. Тут другое.

– И что же? – густые брови собеседника удивленно приподнялись.

Крестоносец повернулся и внимательно посмотрел в глаза капитану. После непродолжительной паузы он сказал:

– Не забивайте голову. Вам это не нужно.

Внимание его снова вернулось к бою. По заднице Марура еще раз хорошенько прилетело. Непроизвольная улыбка растянулась по лицу храмовника, которую он тут же скрыл, делая вид, что кашляет в кулак. Впрочем, этот знак тактичности был лишним, потому как смеялись все.

Собеседников отвлек помощник капитана – невысокий мужчина средних лет. Он ворвался в зал, запнувшись о металлический порог. Сразу бросились в глаза неестественная дрожь по всему телу и его смертельная бледность. Несколько секунд слова не могли вырваться из открывающегося рта, но потом все-таки смогли преодолеть невидимый барьер:

– Капитан Анман… вас на мостик… там Марс… – прерывисто дышал мужчина.

Даже не пытаясь выяснить в чем конкретно обстояло дело, капитан развернулся и быстро вышел. Эсхекиаль последовал за ним.

– Аши, давай! – искренне болел Неввид, в то время как остальные смотрели с нескрываемым интересом. Однако, выказывать каких-либо бурных эмоций не спешили.

Каждый из сидящих тут в свое время пострадал от обоих соперников, в большей или меньшей степени. По большому счету, не важно кто бы выиграл, исход боя устроил бы всех. Главное, чтобы схватка проходила активней и мордобоя было побольше.

Маруру удалось схватить Ашеру за руку, и с разворота ударить коленом в живот. Удар оказался настолько сильным, что та, согнувшись пополам, упала на четвереньки. Дыхание сперло. Из горла вырвался судорожный хрип. Какое-то время она совсем не могла пошевелиться, так как боль сковала все тело. Девушку схватили за косу, разок обернув волосы вокруг широкой ладони. К тому времени она уже упала на бок. Через мгновение ей и вовсе пришлось сесть на пятую точку, помогая двигаться всеми конечностями за тащившим ее бугаем. Марур волочил девушку по полу, не стесняясь дергать посильнее.

Все дружно посмотрели на капитана Хамомилле. На лице ее не мелькнуло ни тени эмоций, и ни один мускул не дрогнул. Руки Ашеры машинально потянулись к голове, с которой, по ощущениям, вот-вот должен быть снят скальп. Резкая боль пронзила мозг, и кистень чуть не вывалилась из рук. Девушке удалось перевернуться на живот, закрутив волосы еще сильнее. Резкая боль второй волной прошлась по телу. Однако, Ашера нашла в себе силы хлестнуть толстыми нитями, обмотав щиколотки противника. И тут же с силой дернула. Марур запнулся, потеряв равновесие. Он рухнул вниз, впечатавшись носом в пол. Падая, мужчина рефлекторно выпустил волосы, тем самым подарив девушке свободу. Больше мгновения ей не потребовалось. Запрыгнув противнику на спину, Ашера заранее втянула и снова выпустила нити своего оружия. Обвив ими шею мужчины, она начала его душить. В настройках усиливалась сила натяжения, нити затягивались все крепче и крепче. Навалившись всем телом, бестия не давала Маруру сменить своего положения. Тот задыхался и хрипел, наливаясь багровой кровью. Капитан вдруг оживилась.

– Ашера Гловшессинг! Отставить! Бой окончен! – громко и четко отдала приказ Миллен Хамомилле.

Это не подействовало. Там, в центре зала, клокотала ярость. Широкие ноздри девушки судорожно вздымались, она жаждала отмщения и намерена была его выбить.

– Отставить! Это приказ! – голос стал еще громче, и капитан сама направилась к сцепившейся паре.

Все притихли. Тишина из наблюдательной тут же превратилась в тревожную.

Второе предупреждение не прошло даром, и пальцы тут же разжались. Оружие упало на пол, втянув в себя все свои серебряные нити. Хрипя и кашляя, Марур судорожно принялся хватать ртом воздух. На красном лице вздулись вены. На шее осталась широкая красная борозда.

– Если не научишься контролировать свою злость, то тебе нечего делать в рядах красных, – сдерживая гнев, сказала Ашере капитан.

Подойдя ближе, Миллен склонилась над учащенно дышащей девушкой, не желая, чтобы кто-то слышал ее одобрительный тон:

– Займи свою позицию.

Марур, окончательно отдышавшись, с трудом встал и качнулся. Многие повскакивали с лавок, но помогать никому не пришлось. Мужчину поддержала Миллен Хамомилле, подставив ему свое широкое плечо.

– Чего уставились?! Продолжаем тренировку! Ваши враги не люди, а монстры! Все к тренажерам! – отдала она приказ, когда пострадавшего отвели в лазарет.

Стоял полумрак, в который врывались вспыхивающие и тут же затухающие огоньки на массивном пульте управления. Он занимал практически половину рубки, описывая аккуратный полукруг напротив входного шлюза. Щелкающие, журчащие и пищащие звуки давали знать, что жизнь теплится в корабле как в большом, сильном и надежном существе. Над панелью возвышался массивный экран в два человеческих роста и с десяток метров в ширину. На него транслировалась обстановка вокруг судна.

Экономия энергии добралась и до капитанского мостика. Многие не находили в этом минуса. Отсутствие массивного освещения не мешало эффективно выполнять ежедневные, рутинные манипуляции. Находясь в самом центре корабля, отсек защищался от внешних воздействий. Он сохранял свои функции даже в экстренных ситуациях, связанных с повреждением корпуса судна. Вся необходимая информация выводилась на экран, включая данные телескопической и навигационной связи. Правда, последние несколько лет эта связь не отличалась особой эффективностью, способная прощупывать обстановку только до ближайшей аномалии. Разрывы поглощали все сигналы, проходящие сквозь них и, нередко, на миллионы километров вокруг. В этой ловушке оказались сотни тысяч путешественников, блуждавших по космосу, словно слепые котята.

Мужчины стояли посреди помещения, вслушиваясь в хрипящие, захлебывающиеся помехи.

– Т-только что было, есть запись, – запинающимся голосом в третий раз повторил помощник. – Мы пытаемся поймать еще раз…

Анман жестом руки велел ему замолчать и даже чуть наклонил голову, будто это поможет услышать нечто большее. Связист старательно что-то нажимал и подкручивал, и, казалось, шепотом матерился.

– В.…е, это Марс…– звучали обрывки слов, появляясь и снова пропадая.

Какое-то время это еще продолжалось. Потом шипящий голос стал отчетливей, и вскоре фразу уже можно было разобрать целиком. Все на мостике услышали прерывистое, но четко слышимое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших». И потом сразу, практически без перерыва то же самое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших»… – Далее – по кругу. Бесконечному, убивающему своей реальностью кругу.

Капитан стоял посреди полумрака, переняв смертельную бледность от своего помощника. Мелкая дрожь охватила все его тело. На лбу выступил холодный пот. Не отрывая невидящего взгляда от чего-то скрытого в темном пространстве, Анман стал хлопать себя по карманам, пытаясь найти сигарету. Сам он давно уже не курил, но всегда носил одну с собой как напоминание о победе над вредной привычкой. За одно и как тренировку собственной силы воли.

Найдя устройство во внутреннем кармане кителя, он едва не уронил его, пытаясь включить голографический элемент имитации горения. Когда это все же удалось, руки окончательно перестали слушаться. Дрожь стала настолько сильной, что вскоре перекинулась и на плечи. Пальцы одеревенели. Сигарета никак не могла попасть в рот, предпринимая попытку упасть во второй раз.

– Господин Анман, что это значит? – помощник большими, испуганными глазами смотрел на своего непосредственного начальника.

– Это значит, что все, кого ты знал на Земле – мертвы, – с леденящей душу холодностью ответил капитан, глубоко, нервно и смачно затягиваясь химическим дымом.

Связист сидел, склонившись над приборами и обхватив голову руками.

Затяжки продолжались одна за другой, практически без перерыва. Помещение все больше наполнялось тягучим смогом. Очевидно, в голове капитана протекал тяжелый, не совсем хладнокровный анализ. В воздухе ощущался лихорадочный мыслительный процесс. Курение длилось не больше минуты, хотя, казалось, время замерло, и прошла целая вечность.

– Завтра мы прыгаем. Хватит плутать и прятаться, – уверенно, с металлическим отливом в голосе заявил Арвэйн Анман.

Эсхекиаль, все это время стоявший неподвижно и хранивший молчание, незамедлительно возразил:

– Я считаю это поспешным решением. Гибель Земли не должна быть причиной необдуманных поступков.

– Гибель Земли?! Вы хоть слышите, что говорите? – губы капитана дрожали. – Вы хоть осознаете, что произошло?!

– Я все осознаю. Случилась трагедия. Большая часть цивилизации погибла, – с расстановкой отчеканил храмовник. – Сейчас мы обязаны сохранить ту, что осталась в живых.

– Капитан здесь я, и решения принимаю я, – все больше начал выходить из себя Арвэйн, из последних сил стараясь сохранить официальный тон.

– Может, вам напомнить, как вы стали капитаном?

Это был удар ниже пояса. Неожиданный, и в какой-то степени недостойный. Напоминать не имело смысла. Это время и так не мог никто забыть. В условиях тотального дефицита пилотов Арвэйна назначили помощником действующего капитана, много лет управлявшего военным штурмовиком, и имевшего в этом солидный опыт. Будучи военнообязанными, все гражданские пилоты экстренным образом распределялись на все мыслимые и немыслимые космические корабли. Те, что в состоянии были долететь до Марса. К сожалению, научиться тонкостям управления военным судном у своего начальника Арвэйн не успел, так как тот погиб в первые месяцы полета. А вот то, как это произошло, до сих пор снилось ему по ночам.

Там, в тревожном забытье, он видит красные угольки глаз, нависающие сверху. И кровь, стекающую на грудь со жвал густой, еще теплой массой. Не его кровь. Помнит то чувство, когда пытался уползти, но ноги совсем не слушались. Руки скользили по липкому кровавому полу, натыкаясь на останки тел. Видит оторванную голову своего капитана и кричит. Каждую ночь. Обычно на этом моменте мужчина всегда просыпался в поту. Арвэйн мог бы навсегда остаться там, в своем сне, если бы не Эсхекиаль, пришедший вовремя на помощь. Он в последний момент вырвал жертву из когтей хищника, спалив его мощной волной.

– А, может, это вы объясните мне, как вы, лучший из лучших, оказался на каком-то задрипанном кораблишке, а не на огромном лайнере с богачами? – парировал в ответ офицер.

– Пути Господни неисповедимы, – пространно ответил храмовник.

От этой фразы у Анмана окончательно сорвало крышу. Он больше не сдерживал себя. Губы его дрожали от злости. Глаза заблестели нездоровым блеском.

– Немыслимо… И где же он был, когда умирали люди? Женщины, дети? Где он был, когда погибала целая планета?! Где были все ваши доблестные крестоносцы? Что они сделали? Ничего! Ничего уже не вернуть! Грош цена вашей вере и вашим молитвам! Ничего не помогло! А знаете почему? Потому что херня это все. Думаете, что вы умнее других? Вы…Вы… – задохнулся мужчина, не в силах договорить остаток фразы.

– Скажите мне это.

– Гребаный фанатик, – выпалил Анман, освободившись от тяжкого груза, давящего изнутри.

Храмовник вздохнул, почувствовав, как нечто очень массивное вырвалось из груди. Не было ни злости, ни обиды или непонимания. Осталось только облегчение, что более осязаемая боль отвлекла от самого страшного.

– Завтра важный день. Нужно всех подготовить, – после долгой паузы сказал Эсхекиаль.

Затем, не желая продолжать разговор, просто вышел.

– Плейдлинн, оповести всех. Пусть бойцы подготовятся, а гражданские не высовываются, – из-за накатившей вместе с никотином слабости ноги стали ватными.

– А… Насчет Земли… – лишь только заикнулся связист, как его тут же оборвали.

– Ни в коем случае.

– Раз, два, три, четыре… Так, а где же Фидгерт с Анной? – с толикой раздражения спросил бортовой инженер Цефеид, что-то настраивая в открытых капсулах гибернации.

– Не ругайся, Медея приведет их с минуты на минуту, – попыталась успокоить его Симона. – У нас ведь еще есть пара часов.

Суетясь вокруг, она пыталась привести в порядок весь тот хаос, что ворвался вдруг в привычное положение вещей. Тридцать две капсулы из сорока уже получили своих безмолвных обитателей. Погруженных в сон, граничащий со смертью. Это была тонкая, еле уловимая грань, умело поддерживаемая техникой в таком равновесии, чтобы жизнь не переступала черту невозврата. Состав команды, введенный в состояние гибернации, подбирался самым логичным способом: те, кто не мог вести бой и те, в ком не было острой необходимости в обслуживании корабля во время прыжка. То есть детей, стариков и обслуживающего персонала, не относящегося к инженерным профессиям.

– Никого с верхних не будет? – из рук женщины предательски выскользнула колба с концентратом перегноя и звонко шмякнулась об пол. Не разбилась, но расплескала все содержимое. Которое тут же растеклось обширной, дурно пахнущей жижей.

– У них щиты. Если нет стопроцентных гарантий, эти сволочи и носа сюда не сунут, – инженер закончил проверку тридцать третьей капсулы, и принялся за следующую.

– Цефеид, а вдруг не сработает? Я боюсь за детей, – она обеспокоенно повернулась к мужчине, вытирая о штаны запачканные бледные ладони.

– Не волнуйся. Если тогда сработало, то сейчас и подавно.

– Но, ведь двое умерли… – испуганно прошептала Симона.

– Некоторые твари вызвали кое-где замыкание. В системе было слабое место. Я уже давно его устранил, и сейчас как раз все перепроверяю. Волноваться совершенно не о чем, – Цефеид постарался уверить в своей правоте испуганную женщину.

В оранжерею вошла Медея с детьми. На этот раз ботинки надели на Анну. Мальчик шел только в носочках, замотанных вокруг ножек и подогнутых сверху. Никто не рассчитывал на детей в космосе, тем более, на такой долгий период. Приходилось выкручиваться. Когда троица дошла до капсул и обеспокоенной матери, девушка присела на корточки перед Анной и Фидгертом, и крепко-крепко обняла их по очереди.

Медея никогда не любила детей. На Земле они казались ей избалованными, капризными и наглыми. Будучи еще совсем маленькой, ей доводилось сталкиваться с себе подобными. Тогда не возникало никаких иных чувств, кроме недоумения и некой доли отстраненности. Может быть, потому, что сама она росла тихим, замкнутым ребенком и чрезмерная активность других ее пугала. В душе всегда вертелось смутное чувство, что все должно быть не так. Но как именно должно быть, так и осталось непонятным. Все изменилось, когда на истерзанном корабле родились двое прекрасных малышей, никогда не знавших, что значит получать все в избытке. Отсутствием контроля тут и не пахло. Малышня росла в условиях ограниченных ресурсов и строгих требованиях к дисциплине. Только изредка случались поблажки в виде возможности резвиться и почти беспрепятственно передвигаться по кораблю. Мелюзгу все принимали с добротой, и особенно «тетя Медди», которая в свое время переменяла не один десяток пеленок. Дети резко отличались от тех, что она помнила из Земной жизни. Иногда и в голове не укладывалось, как такое вообще возможно. Может, поэтому Медея к ним так привязалась. Хотя, может, еще и потому, что Фидгерт, несмотря на свой юный возраст, чем-то напоминал ей двоюродного дядюшку Ридау. Она не часто виделась с ним на Земле, но все воспоминания, связанные с теми временами, остались в памяти очень теплыми.

– Мамочка, – сидя в открытой капсуле Анна крепко обняла Симону за шею.

Уже без ботиночек, в неумело сшитом платьице. Светлые кудри падали на маленькие плечики, к концу и вовсе превращаясь в сплошные завитки.

– Все будет хорошо. Ты просто заснешь и сразу проснешься, – с нежностью в голосе сказала женщина, поцеловав дочку в маленький лобик.

– А бабаек не будет? – большие голубые глаза с доверием смотрели на мать.

– Бабаек не будет. Мы вас спрячем, и они вас не увидят.

– Я тебя люблю, – девочка снова прижалась к груди, теперь уже крепко-крепко, так, что оторвать ее оказалось совсем не просто.

– Жизнедеятельность при гибернации сведена к нулю. Это не жизнь и не смерть. Они их не учуют, – успокоила Симону Медея, после того, как включилась подготовительная фаза сна.

Бледная ладонь лежала на плече матери, обнимающей холодное стекло своим телом. Несколько крупных слез Симоны упало на прозрачную поверхность, так и не коснувшись бархатной кожи дочери, лежащей по ту сторону.

Эсхекиаль Каэрдевр тяжелой поступью поднимался на второй ярус космического штурмовика. Там находилась обширная площадка с модулями экстренной эвакуации. Их потеснили к правым шлюзам, оставив довольно пространства для того, чтобы иеромонах смог сделать то, что должен. Мужчина всем телом чувствовал не только разбитость, но и слишком затянувшуюся, ставшую хронической усталость. Возраст, только переваливший за пятьдесят, ощущался гораздо большим. Руки уже успели покрыться морщинами. Глаза приобрели свою бесцветность. Слишком много боли хранилось в измученном сердце, всеми силами противившемуся происходящему. Потерянная форма могла сильно сказаться на результате, но в сложившейся ситуации поздно было давать задний ход. Капитан категорически отвергал все просьбы о необходимости немного подождать, чтобы набрать нужную силу. Все разговоры об этом воспринимались в штыки, и рассматривались как попытка оттянуть момент прыжка. Даже если бы Эсхекиаль не согласился, он бы все равно состоялся.

«Красные» стояли на верхних ярусах и смотрели сверху, не скрывая своего любопытства. Ожидая фееричного зрелища и того момента, когда можно будет подойти ближе. Ожидая настоящего дела. Всем уже порядком поднадоели бесконечные тренировки без возможности проявить свои навыки. Особенно жаждала этого молодежь, попутно выясняя между собой, кто же из них все-таки сильнее. «Красных» не допустили слишком близко, ибо сила Проявителя могла подействовать и на обычных людей. Вызвать тошноту, потерю координации и сознания. Случалось, что в своей наивысшей точке концентрации волна могла сжечь и человека. Правда, происходило это крайне редко и только в том случае, когда Проявителю в пылу схватки приходилось выбирать между убийством скопища монстров и жизнью стоящего на пути «счастливчика». К счастью, люди, имеющие сопротивляемость, противостояли такому воздействию. Именно по этой причине «синие» и «зеленые» на момент первичной проявляющей вспышки располагались ближе всех к храмовнику.

Рядом с Эсхекиалем стояла Медея. Таковое принципиальное решение не встретило у капитана сопротивления, а девушка не смела ослушаться приемного отца.

На весь корабль прозвучало сообщение: «Внимание! Включен подпространственный телепорт. Экипажу приготовиться к прыжку».

Храмовник уже стоял на коленях, держа на уровне глаз оформленную в виде креста гарду меча. Голубоватые нити стекали с рукояти на лезвие и прятались под длинными ладонями. Губы Эсхекиаля двигались, отпуская на волю слова, произнесенные за жизнь уже несчетное количество раз. Тело Проявителя понемногу стало испускать слабый рассеивающийся свет. Постепенно он, раздуваясь и мерцая, усиливался. Взгляд храмовника потерял свои зрачки. Изменившись, глаза запылали холодным белым Пламенем. Оно танцевало и извивалось, выходя за границы глазниц.