Предел прочности (СИ)

Глава 11

Кассий

2021 год,

Координаты засекречены, штат Калифорния

Тюрьма «Дьюэль»

— Что ты сказал, говна кусок?

— Я молчал…

Марко стоял вплотную к жирному маленькому латиносу, который доходил ему едва ли до плеч. Он нависал над ним устрашающей тенью и слушал глупый лепет оправданий за то, чего он и не делал. Марко это быстро наскучило и он ударил его лбом по носу, параллельно врезаясь своим кулаком в его солнечное сплетение. Марко не позволил его голове откинуться назад, крепко схватился за лысину, и познакомил его лицо со своей коленкой.

Все, кто был на улице, начали цепляться друг с другом, быстро превращая прогулочное пустое пространство в ринг для боев без правил. Вся эта потасовка развивалась со стремительной скоростью: казалось, что все просто ждали сигнала для выплеска взаимных претензий и кипящей агрессии.

Слышались крики, удары плоть о плоть, маты и все это сопровождалось свистками маршалов, которые не понимали кого надо разнимать, зато принимали части ударов на себя — кто-то намеренно целился именно в них.

Я и Адриан бегом тащили за ноги заключенного в сторону уличного туалета, отделенного от прогулочной зоны покоцанной серой кирпичной стеной. Внутри был стройный ряд кабинок с дырками в полу и линиями из железных погнутых балок, которые отделяли места друг от друга. Отвратительный запах испражнений врезался в нос, но у нас не было времени на брезгливость: мы должны остаться незамеченными.

Ублюдок сопротивлялся, дрыгая ногами и цепляясь ногтями в состриженную траву. Когда он зацепился руками о край стены, мне это надоело и я отбросил его ногу в сторону, чтобы подойти ближе и начать давить ступней на его яйца. Я не пожалел силы и весь свой вес перенес на ногу, которую находилась у него на пахе. Он сразу же успокоился, инстинктивно прикрывая член рукой. Он хотел свернуться калачиком, поджимая ноги к груди, но мы не дали ему перетерпеть эту боль. Времени было мало. Этой же ногой я легко пнул его по ребрам, чтобы он перестал орать — в общем шуме его не слышно, но вот мои уши уже не могут выносить его вопли.

Мы дотащили его к последней кабинке. Адриан ножом разрезал на ублюдке верх желтой робы, стаскивая ее с него. Он за волосы наклонил его вперед, ставя раком, и мы увидели спину — жирная и выцветшая татуировка сомбреро, перерезанная мачете от лопаток до копчика. Мы переглянулись, обмениваясь кровожадными улыбками, и Адриан начал смеяться, словно психопат, облизывая кончик своей заточки.

— Вяжи его руки к верхней балке, — сказал я холодным, отрывистым тоном, доставая нож из-за резинки трусов.

Он сделал как я сказал, обматывая кисти ублюдка разорванной робой и оттягивая его голову назад, заставляя открыть глаза и смотреть на меня.

Его лицо было отекшим и красным, пот стекал по вискам, капая с подбородка на пыльную землю. Он крепко сжал челюсть, оголяя неровный ряд нижних зубов. Ноги не доставали до пола, хотя он упрямо тянул носки вниз, желая чувствовать опору под собой. На его пивном мягком, чуть обвисшем, животе красовались рваные шрамы и царапины, которые уже побелели от времени. Я посмотрел прямо в его поросячьи глаза и улыбнулся только губами.

— Какого хрена ты тут забыл?

Он тяжело дышал, как будто бы похрюкивая на выдохах, и нервно дергал вытянутыми руками, желая выдернуть их из плотных оков желтой ткани. Его щеки сжались между предплечьями и он действительно был похож на свинью перед потрошением. Я подошел ближе, практически касаясь его носа, и провел ножом по его щеке, оставляя за собой тонкий шлейф из проступающей крови. Адриан, стоя сзади него, начал заточкой обводить контур его татуировки, отчего ублюдок зашипел, закрывая глаза, которые быстро наполнялись слезами.

— Д-д-дон послал разведать обстановку и убить кого-то из вас, — наконец сказал он с сильным акцентом и срывающимся тоном, выгибаясь корпусом вперед и издавая истошный крик, за что я полоснул его ножом по низу живота, немного цепляя пупок.

— Что же интересного ты успел доложить своему папочке? — спросил я, рисуя неглубокую сетку на его животе. Кровь уже лилась не переставая, стекая струйками по моим длинным пальцам, исчезая в больших рукавах желтой робы.

— Н-ничего, я клянусь, ничего, — я углубил порез, зачарованно наблюдая, как кончик ножа исчезает под молочной кожей.

Этот вид настолько привлек меня, что я начал просовывать лезвие еще глубже, позволяя крови брызгать маленьким фонтанчиком и хаотично стекать вниз. Я чуть было не присел, чтобы лучше видеть игру стали и плоти, но в реальность меня вернул истошный крик ублюдка и мне пришлось вынуть нож, чтобы провести кончиком по его губам тихо шипя.

— Ты же не хочешь, чтобы тебя услышали, правда? — я говорил полушепотом и смотрел как слезы сбегают по его щекам, — ты пришел на нашу землю со своими порядками, а так не делается. Сейчас ты получаешь заслуженное наказание за свой проступок.

Я засунул указательный палец в один из надрезов на его животе. Было очень узко и я слышал хлюпающие звуки, но это не помешало мне начать лихорадочно двигать им и прокручивать его из стороны в сторону. Он кричал и вырывался, потому что вдобавок к этой боли, Адриан сзади срезал куски его татуированной кожи.

Я наблюдал за его жалкими попытками вырваться и попросить о пощаде, и мне было интересно какие чувства он испытывает. Страх? Сожаление? Раскаяние? Может быть он вспоминает о своих друзьях, семье? Передает им мысленные извинения или шепчет слова о любви.

В моей душе была пустота. Ни его слезы, ни его крики не задели ни одну струну внутри меня. Я не понимал его, я не перенимал его эмоции и чувства. Только считывал их. Я еще раз убедился, что во мне нет ни капли эмпатии. Эта истина иногда больно ударяет по моему сознанию, еще раз напоминая, что я испорченный, лишь пародия на человека. Но с другой стороны, мне гораздо легче жить, не понимая и не принимая других людей. С моим образом жизни так действительно будет лучше.

Я продолжал хаотичные движения своих пальцев и смотрел на его гримасу боли. Не было понимания, что он кричит и плачет из-за моих действий. Казалось, что я смотрю кино и наблюдаю за терзаниями главного героя, сидя на диване в своей гостиной. Даже в этом сценарии я не сочувствовал и не сопереживал. Только сладкое чувство удовольствия прокатывалось по моему телу, не доставляя радости или кайфа. Абсолютно пустое ощущение с пресным привкусом удовлетворения.

— Ты станешь посланием для своего Дона. Больше ни одна шавка не посмеет лезть на нашу территорию и на нашу землю. Обещаю, ты умрешь не в одиночестве. Я буду рядом, пока ты не испустишь свой последний вздох, — мои губы шевелились, но свою же речь я слышал как будто из-под воды.

Я резко воткнул нож ему в глаз и брызги крови попали на меня, орошая лицо. Оставив его там, я засунул ему в живот два своих кулака, резко разводя руки в разные стороны. Я почувствовал как что-то скользкое и мягкое терлось о мои костяшки. Я расправил ладонь, сжимая его кишки в кулак, одним стремительным движением, выдергивая их наружу.

Еще немного я сжимал их в руке, рассматривая нежный на ощупь орган розоватого оттенка с голубыми прожилками. С них капала кровь, и я откинул их в сторону, потому что запах был, мягко говоря, просто отвратный. Если бы не он, я бы хотел еще немного поиграть в исследователя и изучить этот орган человеческого тела. Может быть я бы даже вырвал и остальные внутренности, просто чтобы потрогать и раздавить в своем кулаке. Или забальзамировать, чтобы каждый день рассматривать их и ярко ощущать каждый собственный отрезок тела.

Он уже давно не дышал, вися на балке с опущенной головой и выпотрошенным животом. Адриан продолжал срезать рваные куски кожи, улыбаясь и насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию. Он напоминал мне художника, который создавал очередной шедевр, отключившись от мира. Писателя, который придумывает очередной сюжет, глубоко погрузившись в свой собственный вымышленный мир. Музыканта, изучающего ноты нового этюда.

Я поднял голову ублюдка и достал свой нож из его глаза. На его щеке я вычертил цифру 13 — обозначение нашей фамилии, и наконец вытер нож о край его штанов.

Шум от драки снаружи еще продолжался. Марко, наш Капо, специально спровоцировал какого-то придурка, чтобы мы смогли незаметно нырнуть в туалет и устроить казнь над крысой из Нуэстра фамилии. Я говорил ему напасть на кого-то из Якудзы, потому что эти уроды стали слишком много себе позволять, но никого из них рядом не было. Надеюсь, что в общем круговороте драки, кто-то все же смог им напомнить в чьих руках покоится вся власть здесь.

Этот ублюдок попал сюда пару недель назад и все это время играл в шпиона, думая, что мы этого не замечаем. Он пытался поговорить с нашими людьми, расспросить о вступлении в банду и как у нас это происходит. Узнать о делах, их проведении и связных на воле. Рассматривал татуировки в душевой, за что ни раз получал по своей наглой роже.

Последней каплей для нас стало то, что он начал лезть с вопросами к маршалам, а те охотно хотели с ним объединиться, чтобы прогнуть нас по себя. Под себя у них получилось только обосраться.

Члены Нуэстры возомнили себя бессмертными и самыми умными, поэтому все чаще стали лезть к нам, стараясь расширить свои владения. Если мы сидим в тюрьме, это не значит, что у нас нет глаз и ушей на воле. Люди Мексиканской мафии раскиданы по всей Калифорнии и никто не проходит мимо них. Мимо нас.

Адриан наконец закончил, засовывая куски плоти в помятый и грязный целлофановый пакет — я не хотел знать откуда он его достал —, и потом спрятал его в свой кроссовок.

— О, Боже… Так мягко. Я как будто пуха туда запихал. И почему я раньше не додумался заменить стельки на кожу ублюдков, — он начал ржать своим психопатским смехом, больше напоминающий карканье вороны.

Адриан — наш Лейтенант — самый отмороженный человек в этом мире. У него нет никаких границ и каждого убитого он превращает в куски окровавленного мяса, беря себе на память какой-то орган. Он настоящий психопат и вообще-то должен был поехать на лечение в специальную клинику прямо из зала суда, но туда его никто брать не хотел, опасаясь за свои жизни. Заведующая буквально умоляла судью пересмотреть решение, а этот говнюк все больше нагнетал обстановку, отвешивая сальные шутки касаемо ее задницы. Так он оказался тут и сразу же приглянулся нашему Дону своей жестокостью, преданностью и безоговорочной верой в общие идеи.

Мы сняли тяжелое тело с балки и начали заталкивать в дырку, которая предназначалась для туалета. Голова и плечи провалились с легкостью, а вот живот никак не пролезал, поэтому мы начали заталкивать его ногами, пачкая кровью все вокруг. Наши кроссовки отбивали веселый ритм на заднице этой крысы и я даже вошел во вкус, теряясь в этом звуке. Адриан зацепился руками за балку и начал прыгать на нем, вкладывая все силы, чтобы наконец протолкнуть его. С тяжелым звуком он упал внутрь, теряясь в испражнениях. Мы улыбнулись друг другу и двинулись к умывальникам, пряча ножи обратно на свое тело.

— Кас, а на хрен мы его убили? Он же мог быть нам полезен.

— Этот кусок дерьма точно бы нас предал. У него нет ни единого повода, чтобы не сделать этого.

Из мутного отражения грязного зеркала на меня смотрел темноволосый мужчина. Миндалевидные карие глаза были пустыми, как и в любой другой день. Скулы и подбородок орошали капли чужой крови и я облизнул свои губы, чувствуя металлический привкус. Я наслаждался этим ощущением, умывая ледяной водой лицо и шею, попадая на верх робы грязно-желтого цвета.

Мы вышли из зоны туалетов, наблюдая как маршалы заливали всех перцовым газом из огромных баллонов. Едкий запах тут же врезался в мой нос, вызывая приступ кашля, чихания и жжение в горле. Глаза начали закрываться, словно на них положили тяжелые горячие камни и я натянул кусок тонкой кофты себе на лицо, но это уже не помогало.

Рядом со мной истошно кашлял какой-то заключенный, опираясь на свои колени. Я развернул его к себе за плечо, и ударил по лицу несколько раз. Я наносил удары на ощупь, потому что мои глаза заволокла пелена слез, и я держал их закрытыми, сильно жмурясь.

Ко мне подбежал маршал в противогазе и пустил поток перцовки прямо в мое, блядь, лицо, кидая меня на пол. Я сжимал зубы, чтобы не орать от адской боли, охватившей все мое тело. Казалось, что в меня брызнули кислотой, и теперь кожа медленно разлагается, прожигая кости, и доходя до внутренностей.

Мне на задницу опустилась тяжелая нога, руки заломили и стали стягивать белыми стяжками, плотно связывая запястья друг с другом. Я сплевывал на землю вязкую слюну, которая скапливалась у меня во рту, предвещая о рвоте. Я начала кусать щеки изнутри, чтобы почувствовать вкус крови и отвлечься от безумного жжения. Но родной и самый любимый привкус металла только все испортил. Я благодарил себя за то, что на завтрак съел чертовски мало, иначе сейчас я бы валялся в луже собственной рвоты.

Спустя, кажется, вечность меня резко дернули за руки, вызывая растяжение в плечах, и подняли с пыльной земли, ведя к корпусу, заставляя опустить голову. Казалось, что я в каком-то пьяном бреду, хотя я никогда не пил алкоголь. Кто-то из заключенных еще пытался сопротивляться и кидаться на маршалов — таких сразу валили на пол и избивали металлическими дубинками.

Крики, звуки ударов, торопливый ритм шагов — все смешалось и давило на виски. Я все еще чувствовал, как перцовка прожигает мое тело. Пока мы шли к корпусу я пару раз терял сознание — мне пришлось кончиком языка щекотать свое верхнее небо, чтобы вызвать противное чувство, будто оно чешется. Это помогало мне сконцентрироваться на этом и оставаться в реальности.

Приятная прохлада бетонных стен внутри казалась спасением для моего тела. Она ни хрена не помогала, но легкий ветер от быстрого шага немного остужал меня. Дыхание участилось, потому что я не видел куда меня ведут. Я пытался приоткрыть глаза и проморгаться, но голову поднять мне все равно не разрешали.

Я ненавижу неизвестность. Я терпеть не могу быть уязвимым, а сейчас я именно в таком положении. Охранники могут этим воспользоваться, да и другие заключенные тоже. Когда ты являешься членом мафии, то все твое тело превращается в одну большую мишень. Любая собака будет ждать момента, чтобы ударить или уничтожить тебя. Я напряг руки и ноги, что значительно усложняло движение, но так я чувствовал подобие силы — в крайнем случае я хотя бы попытаюсь дать отпор. Я буду драться вслепую, но точно не позволю никому убить меня быстро и просто. По звуку воды я понял, что нас всех тащат в душевые, позволяя отмыться от чертового газа. Пока я не смогу открыть свои глаза, я не расслаблюсь — паника просто не даст мне сделать это. Темнота меня пугает своей неизвестностью.

В темноте всегда происходит все самое страшное.

Стяжку с моих рук срезали и резко толкнули под ледяные струи воды, не давая снять одежду. Я подставил лицо под жесткий поток, с остервенением начиная тереть лицо и полоскать рот. Я буквально выдавливал свои глаза и вырывал черные ресницы, но это помогло мне приоткрыть их. Ткань прилипала к моему телу неприятным слоем, вызывая непроизвольную дрожь, но я наконец-то смог выдохнуть и вернуть себе контроль и чувство безопасности — оно все равно было ложным. Никакой безопасности не существует. Моргать было невыносимо больно. Я продолжал стоять под водой с опущенными вниз руками и головой. Кто-то, умывшись, выходил из душа, я же находился там до последнего, пока маршал грубо не вытянул меня сам.

Меня дернули за руку, стягивая запястья наручниками за спиной, опустили корпус вниз и повели к камере. Бетонный темный пол был залит водой и я наблюдал за каплями, падающими с моих волос. На лестнице вода смешивалась с кровью, создавая красные лужи, в которых утопали мои слегка расклеивающиеся белые кроссовки. Я рассматривал странные розоватые узоры и нещадно давил их своей обувью. Мелкая дрожь от холода медленно охватывала все мое тело. Ощущение дереализации никак не отпускало, время тянулось медленно и кажется, что мы с Адрианом совершили убийство несколько дней назад.

Наконец темно-зеленая дверь 211 камеры показалась перед моими глазами и меня толкнули внутрь, запирая на ключ решетку. Я подошел к ней и через маленькое окно, находящееся на уровне моей задницы, с моих рук сняли наручники и грубо захлопнули вторую дверь, все также прокручивая ключ внутри.

Я разминал запястья, оглядывая комнату, которая считается моим домом вот уже семь лет. Серые стены с потрескавшейся, где-то отвалившейся, краской. Две двухярусные кровати в противоположных углах комнаты, две скамейки со старым столом между ними. Маленькое решетчатое окно почти у самого потолка. Мне кажется, что его вырубили там в знак издевательства — смотрите, за ним свобода, но она недоступна вам. Слева от входа есть раковина с грязным зеркалом над ней — в нем уже невозможно увидеть собственное отражение. С другой стороны двери — одноместная койка, а рядом с ней покосившаяся полка с потрепанными книгами, которые мы не вернули в библиотеку, и Библией, которая всегда должна стоять корешком вперед с правой стороны.

Все кровати заправлены одинаково: синий тонкий плед скрывает белую наволочку и паршивую простынь. Подушка, обернутая в голубую сетчатую ткань, стоит треугольником в изголовье кровати. Все белье здесь настолько дерьмового качества, что я могу с легкостью разорвать его на клочья. На столе не должно ничего лежать во время проверок, но в течение дня у нас всегда мусор на нем.

Туалета нет ни в одной камере, они находятся в отдельной комнате и туда можно ходить только в сопровождении маршала. Нам ставят большое черное ведро, но мы принципиально им не пользуемся, потому что воздух в камере и так спертый от пяти взрослых мужчин. Дышать собственной мочой — еще один вид издевательства. Не знаю как обстоят дела в других камерах, но мы принципиально игнорируем его существование.

За столом сидел Армандо Фриас — наш Дон — и закручивал табак в бумагу, хитро прищурив глаза. Его волосы уже давно оскверняет седина, захватывая еще и густую бороду, которую он перестал сбривать пару месяцев назад.

— Мы убили крысу из Нуэстры.

— Точнее сказать вырвали кишки и избавили от позорного знака его дерьмовой фамилии, — сказал Адриан, вытаскивая из кроссовка пакет с кусками плоти.

Дон слегка кивнул, продолжая заниматься своими делами — полное безразличие.

Я подошел к своей койке и вытащил спортивную сумку из-под нее, чтобы переодеться в сухую спортивную форму. Адриан начал качать пресс прямо на полу. Мы заставляем делать его физические упражнения, чтобы он выпускал пар. После убийств ему это особенно нужно, чтобы не натворить хреновых дел — опыт уже был и после этого только чудо спасло его от смерти.

— Сегодня здание ФБР будет изгажено, — сказал Доминик — наш Капо — пряча мобильный телефон под матрас.

Одно из основных правил нашего Кодекса — не иметь связи с рабами государственной системы. Именно поэтому нашим надзирателем в тюрьме является Педро, в прошлом такой же заключенный, как и мы. Несколько лет назад с помощью взяток и хитрости мы протащили его в колонию, чтобы успешно управлять всем из-за решетки.

В тот момент наши дела шли плохо, точнее сказать херово. Нам не разрешали писать письма на волю и фамилия переживала кризис. Пришлось принять крайние меры, чтобы иметь свободный доступ ко всем людям на воле. Поэтому у каждого из нас есть телефоны, оружие и все необходимое, что мы, естественно, прячем, и особо не распространяемся об этом. Нашу камеру не осматривают досконально, как и должны это делать. Педро сообщает нам все новости, являясь связным с Капо на воле.

Я Консильери Мексиканской мафии вот уже два года. Начал я свой путь с простого солдата, которому доверяли только грязную работу и не посвящали в подробности ведения дел.

Спустя сотни проверок, провокаций и наблюдений я удостоился чести получить татуировку-символ над сердцем — кровавый отпечаток ладони с черной буквой М в центре. Мне набивали ее самодельной машинкой, используя чернила ручек, вместо краски, и я наслаждался болью во время процесса. Я считал, что адское пекло, обволакивающее мою руку в момент нанесения символа, тоже часть ритуала — думаю так до сих пор и испытал бы эту боль снова. С того самого дня я обрел новую семью, которой буду верен до своего последнего вдоха.

— Оставьте на стенах наш знак, закрепляя его на века. Они должны знать, что это сделали мы, — сказал я, натягивая белую футболку, которая обтягивала стальные мышцы моих рук, — насчет подставной смерти агентов — отставить это, мы не будем подкидывать тела.

— Но Серхио уже прислал фото. Они убили каких-то бродяг, и все готово для отчета.

С облавы ФБР мы отхватили себе двух агентов, которые нам понадобятся, но об этом рассказывать всем мы не планируем.

На стол упал черный телефон Доминика и мы увидели два тела крепких мужчин. У одного из них не было левой руки и глаз, он лежал полностью обнаженный в луже собственного дерьма. У второго вырвали язык и вспороли брюхо. Я приблизил фото рта с выбитыми зубами и отсутствующим языком, испытывая почти физическое удовольствие от этого вида. Адриан присвистнул и начал боксировать с тенью, уворачиваясь от невидимых ударов. Его красные глаза и улыбка потрескавшихся губ смотрелась жутко.

— Изуродовали так, чтобы на первый взгляд их точно не узнали. Они выкачают из них кровь, чтобы замедлить процесс распознавания личностей, — произнес Доминик, забирая телефон назад.

— Могут делать с ними что хотят, подкидывать ФБР мы их не будем. Вопрос закрыт, — я отчеканил каждое слово, смотря в глаза Дому. Мой суровый взгляд явно давал понять, что я не собираюсь объяснять свое решение.

Доминик молча передал Серхио мои слова, быстро отбивая текст по экрану. И немного помолчав, начал говорить снова:

— Кстати, эти суки подстрелили Джо. Он жив, но остался без руки. Пришлось ампутировать до локтя.

— Значит убейте его. Теперь он бесполезен. Пусть встретит смерть прямо в больнице, пустите ему по вене воздух, — сказал Дон, выдыхая плотный дым наверх.

— Сегодня распятие Христа, нужно выслать координаты ровно в одиннадцать ночи, — сказал я, садясь за стол,

Распятие Христа — поставка оружия. Мы заключили договор с итальянской фамилией, правящей в Нью-Йорке. Двести автоматов Калашникова без номеров, которые нам выдали люди с оружейных заводов. Деньги уже отмыты и переведены на наши счета.

— Меняйте маршрут и вместо трех груженных фур должны выехать одна. За границей Калифорнии они могут делать с ними что захотят. Избегаем федеральных трасс и постов, они усилят охрану, если не уже, — сказал я и Доминик отбивал сообщение на своем телефоне, — Дом, напомни всем где кончается наша территория. Разгребать чужое дерьмо сейчас нет времени.

Мой взгляд вновь упал на Дона, который блаженно прикрыл глаза — видимо в табаке была примесь травы. Никакого желания поучаствовать в делах своей же фамилии, ноль интереса и вовлеченности. Отличный лидер, твою мать.

Из размышлений меня вырвал вопрос Марко:

— Что делаем с нашими точками? Открываем новые или пока ждем? У нас остались только скрытые места для приближенных людей, думаю, их пока не стоит раскрывать — ФБР тут же кинуться.

— Пока что усиливайте охрану на улицах города. А еще устройте взрыв на том месте, где была облава, чтобы они не успели провести экспертизу — отчеканил Дон ленивым тоном. Очередной глупый приказ.

— Они уже все там проверили. Мне передали информация — все подстроили так, как нам нужно. Они вышла на оставленные улики. А еще ФБР продолжают искать агентов, облизывают каждый угол, — я задумался, складывая руки в замок на столе. — Дом, те тела изуродованных бродяг сбросьте на наших границах в южной части. Пора порадовать Нуэстру, пусть их шавки напрягаются с расследованием трупов.

Испанская мафия Нуэстра фамилия правит на юге, что нас не устраивает. Мы все ближе подбираемся к их границам, чтобы позлить ублюдков. Мертвые тела на их клочке территории станет очередным предупреждением. Пусть их копы напрягут свои задницы, чтоб подчистить следы, не вмешивая в дело ФБР, которое они ненавидят. Мы давно их не кошмарили.

— Если эти уроды уже сняли все отпечатки с клуба, то убейте на хрен солдат, которые позволили им сделать это. Они обязаны были не допустить, чтобы ноги уродов коснулись нашей территории, — Дон продолжал говорить о своем, словно не замечая других дел и планов.

В его приказе был смысл — в нашем мире все наказывается смертью. Слабакам не место в нашей фамилии. Система не терпит ошибок — из-за этого все может рухнуть. Но конкретно сейчас этот подрыв лишь привлечет нежеланное внимание агентов: очевидно, почему с лица земли исчез именно этот клуб, вслед за остальными заведениями.

— Передай Серхио, чтобы солдаты еще раз проверили всех своих. Сейчас могут вылезти крысы, желающие перебежать на другую сторону. Проверка должна быть жесткая, чтобы все вспомнили, что из мафии нет выхода, — я упал на свою кровать, прикрывая глаза, чтобы немного вздремнуть и остудить злость на Армандо.

— Что с тобой? — спросил я, боясь дотронуться до нее.

— Иди в свою комнату живо! Ложись спать. — папа грубо потянул за край моей пижамной кофты и оттолкнул от входной двери.

Ее дикие крики и нечеловеческие рыдания раздавались на всю гостиную, проникая прямо в мое сердце, создавая там огромную дыру. На моих глазах выступали слезы, ноги онемели и я не мог пошевелиться, смотря на ее разбитые в кровь колени и растрепанные, спутанные волосы.

Я впервые видел ее такой… грязной. Она всегда уделяла особое внимание своей внешности — ванна и ее комната были заставлены всякими флаконами, которые вкусно пахли. Она любительница нарядов и красивых причесок.

— Я кому сказал иди к себе!

Я закрыл уши руками и зажмурил глаза, из-за чего поток новых слез стал омывать мое лицо. Я выбежал к лестнице и, спотыкаясь о собственные ноги, понесся в комнату, не видя ничего вокруг.

Я закрыл дверь на щеколду, подлетел к шкафу и стал вываливать оттуда контейнеры со старыми машинками, деревянными солдатиками и водяными пистолетами. Следом полетели коробки из-под конструкторов. Я залез внутрь, садясь прямо на аккуратную стопку выглаженного постельного белья.

Голова устало упала на согнутые колени, всхлипы вырывались изо рта против воли. Руки вцепились в слегка мокрые после душа волосы, и я стал тянуть пряди вверх и в стороны, чтобы перебить непонятное жжение внутри. Я не понимал, почему мне так плохо, почему тело разрывает на части, ведь у меня ничего не болит. Воздуха не хватало, хотя я дышал полной грудью. В горле как будто бы опустилась железная заслонка, не позволяющая потоку кислорода попасть в легкие. Я дрожал. Мне холодно и одновременно жарко.

Я резко открыл глаза и понял, что сжимаю челюсть до хруста зубов. Моя грудь тяжело поднималась и опускалась. Только через пару минут я осознал, что это был просто сон. Все давно закончилось. Ей больше не больно.

Практически каждую ночь я вновь перемещаюсь в тело маленького мальчика и проживаю череду кошмаров. Боль и слабость ребенка, который хочет помочь, но не знает как; ее слезы и крики ощутимы почти физически. Этот кошмар не отпускает меня до сих пор, словно издевается и напоминает мне мою миссию. Напоминает, почему и зачем я живу и просыпаюсь каждое утро. Я никогда не забуду этого. Я отомщу этому ебаному миру за моего ангела.

Мои братья о чем-то тихо переговаривались, сидя за столом. Я снова закрыл глаза, чтобы картинки из прошлого окончательно растворились. Чтобы ускорить этот процесс, я решил зациклиться на текущих делах.

Я резко поднялся с койки и дал знак Доминику, что хочу курить, лениво подняв руку на уровне своего лица. Мне нужно обдумать план следующих действий, табак мой главный помощник в этом. Я всегда так поступаю — кошмары теперь мой личный катализатор злости. С их помощью я придумываю новые схемы для заработков и убийств. Я перерабатываю свою слабость в силу.

У меня в голове крутились мысли о подставе для ФБР. Моему демону было недостаточно испорченного здания, это слишком просто. Но пока рано открывать огонь, тем более недавно они уже получили расчлененку.

Я понимал, что мы должны не раскрывать себя окончательно, но при этом не позволять сопернику напасть первым. Я не позволял себе думать о том, что они сидят, сложа руки, ожидая наших шагов — никогда нельзя недооценивать противника. Лучше думать на опережение. Готовиться к грандиозному нападению, даже если оно и является только плодом моей фантазии. Мозг активно работал, мысли не замолкали ни на секунду. В своей фантазии я уже пережил тысячи разных сценариев и, самое главное, — везде мы выходили победителями.

Под звук собственных мыслей я шел в столовую, закованный в наручники, как и всегда.

Столовая в тюрьме — самая светлая комната. С двух сторон здесь есть панорамные, заляпанные окна, которые все равно днем пропускают яркий солнечный свет, красиво играющий своими лучами на посуде. На них нет решеток, но стекла в них бронированы: массы тела просто не хватит, чтобы пробить их, даже если ты весишь центнер. Разбивать окна стулом тоже не вариант — попытки уже были, и после них нам поставили скамейки, прикрученные к полу. Даже если ты везунчик по жизни и все обстоятельства играют тебе на руку, снаружи всегда стоят вооруженные маршалы, которые только и ждут сигнал для открытия огня. Эти придурки вечно ищут повод, чтобы застрелить нас на хер. Если бы не существовало подобия гуманности, нас бы убили здесь в первые сутки. Ну, сказать честно, мы бы тоже не остались в стороне и наверное напали бы первыми.

Солнечный свет и белая мебель для любого человека создают иллюзию чистоты и комфорта, призывая тело расслабиться, а разум ослабить бдительность. На меня все это психологическое дерьмо не действует. Я прекрасно знаю, что тарелка и кружка из дешевого материала, который гнется во все стороны, могут стать отличным оружием. Нам не дают вилки и ножи, но даже ложки, которая практически ничего не весит, достаточно, чтобы перерезать тебе глотку или оставить без глаза. Я лично украл отсюда уже, кажется, половину, и заточил их под оружие.

Сегодня на ужин тушеная капуста, кусок белого хлеба и чай земельного цвета, по вкусу напоминающий воду из лужи. Еда здесь дерьмовая, надеюсь нам хотя бы не плюют в тарелки, но другого выбора нет. Либо ты ешь это, либо умрешь от голода.

Я поддерживаю свою форму в лучшем виде — необходимость, потому что каждый второй только и мечтает перерезать твою глотку. Я научился не жевать пищу, а просто проглатывать ее, чтобы заполнить желудок и скорее покончить с этим. Любые передачки строго запрещены, но Педро иногда приносит нам еду из наших же ресторанов, которую мы съедаем за секунды.

Я проглотил очередной пресный комок и чувствовал, как он тяжелым грузом оседает в моем желудке. Мои мысли наконец-то собрались в единый план, который не включал в себя отрубленные головы. Я придвинулся ближе к Марко, который сидел слева от меня и тоже давился пластилиновой капустой.

— Нужно, чтобы они были внутри здания во время нападения наших, — прошептал я, не размыкая губ.

Он заправил за уши свои русые волосы, доходящие до подбородка, и еле заметно кивнул. Я снова смотрел в свою полупустую тарелку, прикидывая собственные варианты развития событий.

На выходе из столовой я поймал взгляд нашей Тени — низкого и щуплого парня, который является ушами и глазами. Он подмигнул мне и на языке жестов показал одно единственные слово: фото. Я два раза моргнул, обозначая свое понимание. В моей груди проснулось непонятное мне чувство, похожее на предвкушение. Я слегка тряхнул головой, избавляясь от него.

Я не привык испытывать волнующие эмоции, я забыл какого это. После убийства, за которое я и попал в тюрьму, что-то внутри меня отключилось. Иногда сквозь броню чувства все-таки пытаются пробиться, словно показывая мне, что я живой человек, но я упорно игнорирую их и заталкиваю обратно в самую бездну. Чувства и эмоции — слабость, а я хочу забыть это слово навсегда.

В камере Дон и Адриан осматривали карту нашего города, думая где лучше провести передачу оружия. Они отмечали многие места, сразу же помечая близлежащие пригороды и не исключали любые исходы событий. Если эта сделка сорвется, в Трэйси приедет Дон Итальянцев и будет настоящая война. Мы можем ее отстоять, но к ним скорее всего присоединится Нуэстра, что нам точно не нужно. Важно провести эту сделку, даже если мы потеряем своих людей.

Я сел на койку и поставил локти на колени, размышляя. Незаметно для себя я вновь стал кусать свои губы и щеки изнутри, высасывая кровь из ран. Солоноватый привкус успокаивал и освежал лучше холодной воды. Мой мозг будто бы смог перезарядиться от этого действия.

— Нам нужно позвонить в офис, чтобы задержать их внутри, — сказал я, вставая с койки и идя к двери, — будем нести всякую хрень и давить на них, пока наши будут устраивать сюрприз.

— Подожди, подожди, ты уверен, что сейчас нужно это делать? Мы же подставимся, — сказал Адриан, вскакивая и красноречиво ведя взглядом в сторону моей койки.

— А мы будем звонить не из аппаратной, — я подошел к двери и ударил по ней три раза с небольшими перерывами, — помните я рассказывал, что можно шифровать сеть? Так вот, мы с ними поиграем.

— Я чувствую запах крови, — сказал Адриан, прыгая на пятках и разминая шею.

— Даже не думай об этом, — я осадил его взглядом и голосом, — никаких угроз, никаких подсказок. Нам просто нужно позвонить в их офис, чтобы все эти шавки собрались около телефона и концентрировались на нас. Будем играться словами, чтобы занять их разум. Скорее всего их программисты будут пытаться расшифровать сигнал или пробить наши реальные голоса. В это время нужно успеть изгадить здание и заложить в их компьютеры наши заготовки, — я говорил все это и смотрел на спящего Дона. Ему абсолютно плевать, он надеется на мои мозги. Отличный лидер, ничего не скажешь. Я сжал челюсть и кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не убить его прямо сейчас.

Педро открыл дверь с вопросительным взглядом и я рассказал о том, что мне нужно.

Он отошел к своей столу, который стоит около лестницы, включил рацию и стал звать дежурных, чтобы узнать кто где находится.

— Сейчас идет пересменка, посты свободны. У вас будет максимум семь минут на разговор. Мне нужно будет успеть отвести его назад, — сказал он, отворяя дверь.

Мы кивнули и стали ждать, когда к нам приведут Лоренцо, нашего компьютерщика. Я дал сигнал Доминику, чтобы он сообщил солдатам на воле — через три минуты мы начинаем. Второго шанса не будет.