Пределы роста. 30 лет спустя

Пример несовершенства рынка: колебания на нефтяном рынке

Причин «нефтяного шока», случившегося в 1973 г., много, но основная из них — общемировая нехватка производственного капитала в секторе нефтедобычи (нефтяные скважины и оборудование) в сравнении с капиталом потребления нефти (автомобили, заводские печи и другое оборудование, использующее нефть в качестве топлива). В начале 1970-х гг. нефтяные скважины по всему миру работали практически на пределе мощности, на уровне свыше 90 %. Именно поэтому случившийся на Ближнем Востоке политический переворот, который привел к прекращению всего лишь малой толики мировой добычи нефти, не удалось компенсировать увеличением добычи в каком-либо другом регионе. Такое положение позволяло OPEC, Организации стран-экспортеров нефти, повысить цены, что они тут же и сделали.

Этот ценовой скачок, а также еще один, последовавший в 1979 г. по тем же причинам (см. рис. 6.7), вызвал целый ряд экономических и технических откликов. В сфере нефтедобычи были увеличены число

Рис. 6.7. Использование производственных мощностей стран-участниц OPEC и мировые цены на нефть

Поскольку в 70-х гг. XX в. производственные мощности OPEC были задействованы почти полностью, небольшие перебои в поставках нефти неожиданно привели к большим ценовым скачкам. За резким ростом цен последовали колебания, но произошло это лишь десятью годами позже. Колебания привели к экономической нестабильности по всему миру — она вызывалась и увеличением цен, и их снижением. (Источник: EIA/DoE.)

нефтяных скважин и их нефтеотдача, причем произошло это в регионах, не подконтрольных OPEC. Стали разрабатываться месторождения, которые раньше считались экономически невыгодными или слишком бедными. Геологическая разведка, вскрытие и разработка месторождений, начиная от бурения новых скважин и заканчивая строительством нефтеперерабатывающих заводов и танкеров по перевозке нефти, потребовали времени.

Между тем потребители ответили на рост цен более экономичным потреблением. Компании, использующие автомобильный парк, стали заказывать более экономичные марки автомобили. Люди устраивали дополнительную теплоизоляцию домов, чтобы сэкономить на отоплении. Электрические компании позакрывали генераторы, работающие на нефти, и перешли на угольные или ядерные технологии. Правительства организовали различные программы энергосбережения и продвигали разработку альтернативных источников энергии. Такие отклики тоже заняли годы. В конце концов это привело к долговременным изменениям в структуре мирового капитала.

Приверженцы рыночной экономики, судя по всему, верят, что рынок всегда реагирует мгновенно. Однако мировому нефтяному рынку потребовалось почти десять лет, прежде чем понемногу начало стабилизироваться соотношение спроса и предложения. В результате установился баланс на более низком уровне потребления при более высоких ценах. К 1983 г. мировое потребление нефти в сравнении с максимумом 1979 г. упало на 12 %[184]. Поскольку на тот момент капитал в нефтедобывающей отрасли стал слишком велик, OPEC пришлось принудительно ограничить объемы добычи, уменьшив их примерно на 50 %. Мировые цены на нефть поползли вниз, а затем в 1985 г. обрушились, и примерно до конца 1990-х гг. продолжали постепенно снижаться (в фактических долларовых ценах).

Поскольку цены резко взлетели вверх, падать им предстояло тоже резко. Поскольку нефтедобывающие предприятия даже пришлось закрывать, а нефтедобычу принудительно ограничивать, не было никакого смысла продвигать экономичные технологии, и их забросили. Проекты более экономичных автомобилей отложили в долгий ящик. Инвестиции в альтернативные источники энергии иссякли. Этим тенденциям удалось набрать такую силу, что это создало условия для очередной потери равновесия и следующего ценового скачка. Может быть, сегодняшние высокие цены на нефть — это как раз и есть следующий скачок, он набрал силу после смены тысячелетий.

Такие выходы за пределы и возвращение в рамки пределов — неизбежные последствия запаздывания на нефтяном рынке. Они вызывают перемещение по миру огромных капиталов, появление колоссальных долгов и сверхприбылей, быстрые подъемы, банкротства, банковские кризисы — и все это результат попыток привести в соответствие относительные объемы капитала как производственного, так и обеспечивающего потребление нефти. Ни один из этих скачков цен на нефть не был связан с истощением ее запасов на планете — оно еще не наступило, вновь открываемые запасы пока только растут. Не были они связаны и с влиянием нефтедобычи на окружающую среду — бурением, транспортировкой, переработкой и сжиганием нефти. Ценовой сигнал на рынке в основном свидетельствовал о временном недостатке или переизбытке уже добытой нефти.

По многим причинам сигналы нефтяного рынка до сих пор не позволили миру определить, где находятся физические пределы использования нефти. Правительства стран-производителей стремятся увеличить цены; они могут намеренно искажать информацию о запасах, переоценивая их для того, чтобы получить большую квоту на добычу. Правительства стран-потребителей стремятся удержать цены на возможно низком уровне. Они могут искажать информацию о запасах, переоценивая их для того, чтобы уменьшить влияние отдельных производителей нефти. Колебания цен могут увеличиваться из-за спекуляций. И уже добытая, готовая к потреблению нефть гораздо больше влияет на цены, чем нефть, которая еще находится в недрах земли и будет добыта только в будущем. В долговременной перспективе рынок слеп, он не обращает внимания на конечные источники и стоки, пока не подойдет к пределу вплотную, а тогда принимать решения уже поздно.

Сигналы от экономики и отклики от технологии могут приводить к серьезным последствиям, и нефтяной пример хорошо это иллюстрирует, вот только к глобальной системе они не имеют прямого отношения — только косвенное, и потому не могут дать обществу никакой информации о физических пределах.

Под конец мы еще хотим напомнить о целях, для достижения которых используются технологии и рыночная экономика. И то, и другое — всего лишь инструменты. Им не присущи мудрость, предусмотрительность, умеренность, сочувствие или сострадание, во всяком случае, не больше, чем бюрократическим системам, которые люди создают для использования технологий и экономики. Результаты, которые дают миру технологии и рынок, зависят от того, кто и для чего их будет использовать. Если они используются для поддержания несправедливости, неравенства, насилия, то так оно и будет. Если они используются для достижения нереальных целей, вроде постоянного физического роста на конечной планете, то в конце концов они дадут сбой. Если с их помощью пытаются достичь достойных целей и устойчивого развития, то они могут принести конкретную пользу. В следующей главе мы покажем, как это может происходить.

Технологии и рыночная экономика, управляемые и используемые для достижения общих целей в долговременной перспективе, принесут миру огромную пользу. Когда мир решил обойтись без ХФУ, технология через несколько десятилетий позволила реализовать это. Мы не думаем, что можно создать устойчивое, обеспеченное, справедливое общество без технического творчества, изобретательности, предпринимательства и относительно свободного рынка. Но мы также не думаем, что их будет для этого достаточно. Чтобы сделать наш мир устойчивым, понадобятся и другие способности и качества человека. Без этих способностей технический прогресс и рынок будут только мешать переходу к самоподдержанию и ускорять истощение важных ресурсов. Именно это произошло с океаническим рыболовным промыслом.

Технологии, рынок и разрушение рыболовной отрасли

Помню, я вылавливал 5000 фунтов рыбы восемью сетями. Теперь для этого нужно ставить сетей восемьдесят. Раньше треска средней величины, выловленная весной, весила от 25 до 40 фунтов. Сейчас — только 5–8.

Рыбак, ведущий промысел в районе Джорджес-Банк, 1988

Вас интересует треска? Так я вам скажу: все, нет ее больше.

Канадский рыбак Дэйв Моллой (Dave Molloy), 1997

Современная история мирового рыболовного промысла — иллюстрация того, как технология и рынок могут неадекватно реагировать на

Рис. 6.8. Мировой вылов рыбы

Суммарный мировой улов рыбы значительно вырос в период с 1960 по 1990 г. Однако в последнее десятилетие XX в. мировой улов перестал расти. (Источник: FАО.)

приближение к пределам. В случае с мировой рыболовной отраслью свою роль сыграло привычное сочетание: отрицание пределов; усилия, направленные на сохранение прежних объемов вылова; изгнание иностранных рыболовецких судов; субсидии местным рыбакам; нерешительные социальные меры. В некоторых случаях — как произошло с зонами лова трески у восточного побережья Канады — социальные меры были приняты слишком поздно, и ресурс спасти не удалось.

Попытки регулировать работу отрасли постепенно охватили все основные зоны лова. Эра «открытых морей» закончилась. Пределы стали очевидны и приобрели для мирового рыболовства решающее значение. Истощение ресурса и принятие мер привели к тому, что мировой вылов рыбы перестал расти. В 90-е гг. XX в. мировой вылов морской рыбы колебался на уровне 80 млн т в год[185] (рис. 6.8). Только через много лет можно будет точно сказать, являлся ли этот уровень устойчивым или это было началом катастрофы. В начале 1990-х гг. Организация ООН по вопросам продовольствия и сельского хозяйства (FАО) предполагала, что Мировой океан не в состоянии обеспечить устойчивый улов на уровне более 100 млн т в год, если применять обычные методы, а это больше, чем вылавливалось в 1990-е гг.

Неудивительно, что в этот период значительно возросло разведение рыбы на рыбных фермах. В 1990 г. такие фермы давали только 13 млн т рыбы в год, сейчас — уже 40 млн. В настоящее время треть всей потребляемой в мире рыбы выращена на рыбных фермах. Не правда ли, это счастливый пример эффективности рынка и технологий? Разве расширение рыбных ферм не иллюстрирует способность технологий и рынка решать все проблемы? На самом деле нет, и тому есть три причины. Ловля рыбы раньше была источником продовольствия, а теперь отрасль превращается в сток, потому что эту рыбу надо чем-то кормить. Рыба и другие морские формы жизни раньше составляли рацион питания бедняков, теперь же они попадают на стол все больше к богатым. В дикой природе рыбные косяки составляют органичную часть среды, они экологически нейтральны, в то время как рыбные фермы наносят среде ощутимый ущерб.

Во- первых, океанские рыбные «пастбища» — истинный источник продовольствия для человечества. Рыба «нагуливает» вес, питаясь растительной пищей, и приобретает отличный вкус. Рыбные фермы — это не чистый источник продовольствия, он скорее преобразует один вид продовольствия в другой, и потери на каждой стадии неизбежны. Как правило, выращенную на ферме рыбу откармливают зерном или специальным кормом, приготовленным из рыбы. Во-вторых, рыба раньше была важным источником продовольствия для бедных людей, она была доступна в местном масштабе и либо с минимальными финансовыми затратами, либо вообще без затрат. Артели, работающие вместе неполный рабочий день, могли с помощью несложных приспособлений добыть достаточно продовольствия для собственного потребления. Рыбные фермы, напротив, нацелены на обслуживание рынка и получение высоких прибылей. Выращенные на ферме лосось или креветки идут на стол богатым людям, а не беднякам. Вдобавок, проблему усугубляет разрушение прибрежных зон лова. Многие местные запасы уничтожаются, а цены на оставшиеся начинают расти, поскольку продукция уходит к удаленным потребителям, на другие рынки. В результате рыба все меньше доступна бедным слоям населения. В-третьих, разведение на фермах рыбы, креветок и других водных форм жизни создает большую нагрузку на окружающую среду. Рыбным фермам сопутствуют такие негативные явления, как попадание выращиваемых видов в окружающую среду, где их раньше не было; просачивание отходов и антибиотиков в морские воды; распространение вирусов; разрушение прибрежных заболоченных территорий и т. д. Все эти последствия не случайны, это результат работы рыночных принципов. И раз такие последствия никак не влияют на рыночные цены на рыбу или на доходы, то так все и будет продолжаться.

По оценкам FАО в 2002 г. примерно в 75 % океанических зон мирового лова объемы вылова были на пределе самоподдержания или даже превышали его[186]. В девяти из девятнадцати мировых рыболовных зон объемы вылова превышали нижний предел, предположительно обеспечивающий устойчивость рыбной популяции.

Несколько заметных событий иллюстрируют серьезные проблемы, которые испытывает мировая рыболовная отрасль. Как мы уже говорили, в 1992 г. правительство Канады запретило у восточного побережья весь промысел, включая ловлю трески. Он оставался под запретом и в 2003 г., поскольку запасы рыбы еще не восстановились. В 1994 г. вылов лосося у западного побережья США был резко сокращен[187]. В 2002 г. четыре прикаспийских государства договорились, наконец, о мерах по защите осетровых рыб, дающих знаменитую черную икру, но только после того как годовой улов упал с 22 тыс. т в 1970 г. до 1 тыс. т в конце 1990-х гг.[188]. Популяции голубого тунца, особи которого обычно живут по 30 лет и набирают вес до 700 кг, за двадцать лет с 1970 по 1990 г. сократились на 94 %. Суммарный улов рыбы в норвежских территориальных водах поддерживается на прежнем уровне только за счет того, что начался вылов менее ценных пород рыбы, в то время как лов более ценных видов прекращен.

С другой стороны, десятилетний мораторий на вылов позволил восстановить в норвежских водах популяции сельди и трески, подтверждая тем самым, что негативные тенденции можно преодолеть, если вести правильную государственную политику. Это служит примером для Европейского Союза, который пытается ограничить размеры своего рыболовецкого флота. Рыболовецкие суда Евросоюза все больше смещаются из европейских территориальных вод в зоны лова относительно бедных развивающихся стран, отбирая рабочие места и источник продовольствия у местного населения. Нет никаких сомнений в том, что мировая рыболовная отрасль вплотную подобралась к глобальным пределам.

В то время как примерно до 1990 г. мировая рыболовная отрасль наслаждалась свободой и надежностью рынка, в промышленности происходил необыкновенный прорыв в технологиях. Рыболовецкие суда с холодильными установками на борту (рефрижераторные сейнеры-траулеры) позволяли постоянно держать флот в зонах лова, а не возвращать его в порт с ежедневным уловом. Радарные установки, гидролокаторы и системы слежения со спутника приводят суда к скоплениям рыбы с беспощадной эффективностью. Дрифтерные сети длиной под 50 км позволяют даже в глубоководной зоне вести лов с высокой прибылью. В результате вылов рыбы выходит за пределы устойчивости в большинстве зон лова. Вместо того, Чтобы защищать рыбные ресурсы и увеличивать запасы рыбы, применяемые человеком технологии стремятся выловить всю рыбу до последней (рис. 6.9).

Хотя большинство людей интуитивно понимают, что это ведет к чрезмерной эксплуатации рыбных ресурсов, рынок не дает обратной связи, которая скорректировала бы эти тенденции и обуздала деятельность морских рыболовных компаний. Наоборот, рынок активно поощряет тех, кто опередил всех и наловил больше[189]. Если он подаст сигнал об истощении ресурсов, то есть если цены на рыбу повысятся, богатые люди смогут эту цену уплатить. В Токио в начале 90-х гг. цена на

Рис. 6, 9, Уменьшение популяции голубого тунца

За последние 30 лет популяция приходящего на нерест голубого тунца в западной Атлантике (особи старше 8 лет) уменьшилась на 80 %. Поскольку этот вид рыбы имеет большую ценность, ее промысел продолжается. (Источник: IССАТ.)

голубого тунца на рынке суши достигала 100 дол. за фунт[190]. В Стокгольме в 2002 г. цена на треску — обычный продукт питания для беднейших слоев населения — достигла немыслимого уровня в 80 дол. за фунт[191]. В результате такие высокие цены только стимулируют продолжение лова, и чем больше истощается рыбная популяция, тем больше этот стимул. Но при этом повышение цены замедляет рост спроса и смещает его: эту рыбу теперь потребляют те, кто в состоянии за нее заплатить, что очень печально для той части населения, в чьем рационе она была основным продуктом питания.

Игроки на рынке, энергично уничтожающие ресурсы, убийственно рациональны. То, чем они заняты, имеет смысл, поскольку поощряется обществом. И даже больше: существующая система вынуждает игроков к такому поведению. Вина лежит не на отдельных людях, а на системе в целом. Нерегулируемая рыночная система, управляющая общим ресурсом с медленной скоростью восстановления, неизбежно приведет к выходу за пределы и к разрушению сообществ.

Вы полагаете, что китобойная промышленность — это организация, которая заинтересована в поддержании поголовья китов? На самом деле лучше рассматривать ее как огромное количество [финансового] капитала, который пытается получить наибольшую прибыль. Если китов можно истребить за 10 лет и получить при этом прибыль в 15 %, либо поддерживать их поголовье и получить при этом прибыль в 10 %, значит, киты исчезнут через 10 лет. А денежные средства после этого просто направят на уничтожение других видов ресурсов[192].

Защитить ресурс могут только политические меры определенного типа, а их принять нелегко. И совсем не обязательно, что эти меры будут работать эффективно. Недавние исследования показали, что чрезмерная эксплуатация может проявляться и при частной собственности на возобновимые ресурсы, когда «трагедия сообществ» явно ни при чем[193]. Выход за пределы наступает просто из-за того, что информация о состоянии ресурсной базы — например, оценка запасов, объемы вылова, скорость роста — неточна или искажена, а может, просто отличается от традиционного представления и не вписывается в привычные методы принятия решений. Обычный результат в этом случае — чрезмерное накопление капитала в добывающей отрасли и чрезмерная эксплуатация ресурса.

Традиционные рыночные принципы и технологии поставили мировую рыболовную отрасль на грань краха. Даже если этих принципов и технологий станет больше, они не помогут оздоровить систему. Не учитывая концепцию пределов, рыночные принципы и технологии ведут к выходу за них. Если же они будут использоваться в ограниченных масштабах, под присмотром регулирующих организаций, тогда рыночные силы и технический прогресс могли бы обеспечить мировой рыболовной промышленности постоянно высокий улов на протяжении жизни многих поколений.