Поэтому я замираю на месте, сжимая глаза, как можно сильнее. Но слёзы всё же проникают через ресницы. Моё горло сжимается, и я принуждаю себя спрятаться в тёмное, далёкое место в моей душе. Я судорожно представляю, что бы я делала, если бы была дома: слушала радио, танцевала в моей комнате с друзьями. Возможно, если бы ничего из этого не произошло, то я была бы в кино с моей подругой Мэг. И я отчаянно уповаю на то, что если у меня получится затеряться в этом воображаемом мире, то я не почувствую грубых рук Эрла на мне, его губ на моём горле.
Я начинаю сопротивляться, благодаря своим инстинктам, когда он задирает вверх мою футболку. Следующее, что могу чувствовать, что получаю удар в лицо. Кровь льётся из моего рта, а я сглатываю её. Эрл прижимает мои руки к матрасу, и я начинаю рыдать. Я сотрясаюсь в истерических рыданиях, потому что, не смотря на то, как бы я не старалась, я не могу игнорировать это. Это не по-настоящему. Это происходит не на самом деле. Я изо всех сил стараюсь сжать свои бёдра сильнее, но Эрлу всё же удаётся проскользнуть пальцами между моих ног.
— Ты можешь не облегчать для меня эту задачу, если тебе не хочется, — произносит он. — Мне нравится, когда ты сопротивляешься, — капли его слюны попадают на мою щёку. — Это заставляет мой член твердеть ещё сильнее. И мне нравятся громкие девушки, так что давай. Я позабочусь о том, чтобы ты кричала громко, — он усмехается про себя. — Я сделаю тебе больно, но боль это даже приятно, — говорит он, издавая садистский смешок, когда проталкивает колено между моих бёдер и раздвигает мои ноги в стороны.
«Пожалуйста, Господи. Пожалуйста…» Даже мой внутренний голос звучит напугано и отчаянно. Я не верю в божественное участие в наших жизнях, но Господь сейчас единственный на кого я могу уповать. «Господи, Господи, пожалуйста, пожалуйста, не позволь этому мужчине сделать этого. Пожалуйста, помоги мне забыть. Пожалуйста, помоги спасти меня. Или просто убей меня, если это единственная возможность спастись от этого, но, если моя смерть наступит от этого действия, пусть это будет быстро».
Внезапно замок издаёт щелчок. Дверь с шумом открывается.
— Эрл! — голос Макса наполнен яростью.
Я слышу, как Макс резко дёргает за шнур. Даже с закрытыми глазами, я могу сказать точно, что свет зажегся. Холодный воздух касается моей кожи, когда Макс отбрасывает Эрла прочь. Когда я понимаю, что Эрла больше нет на мне, я распахиваю глаза и неистово кричу. Футболка заправлена за мою голову, моя грудь полностью обнажена. Спортивные штаны стянуты до лодыжек.
— Бл*дь, Эрл, я же говорил тебе… — раздаётся звук удара кулака Макса о лицо Эрла. Он отшатывается, хватаясь за свой разбитый нос.
— Придурок, я надеру тебе задницу.
Макс вновь и вновь бросается на него, затем хватает его за плечи и с невероятной силой швыряет на шлакобетонную стену.
В этот момент я замечаю, что дверь широко открыта.
Я быстро хватаюсь за пояс штанов и натягиваю их вверх, прежде чем резко вскакиваю и бросаюсь к краю матраса. Я слышу, как Эрл стонет, затем раздаётся ещё один глухой звук.
— Ава, куда ты собралась, милая? — кричит Макс.
Я молю свои ноги, чтобы они двигались быстрее вверх по лестнице. Я спотыкаюсь пару раз, потом слышу Макса, который поднимается позади меня по лестнице. Я хватаю за ручку двери и тяну её, но она не открывается. Я вновь тяну, затем толкаю изо всех сил, и когда дверь всё-таки поддаётся моему натиску, я падаю на колени, оказываясь в кухне. Моё сердце колотится так, как ещё никогда в жизни не колотилось. Оно бьётся так сильно, что я даже не могу дышать. Появляются собаки, которые оскаленно смотрят на меня, с ушами, прижатыми назад к их головам. Я могу видеть проволочную дверь, которая ведёт прямиком на улицу, и я пытаюсь подняться на ноги, но затем чувствую, как пальцы Макса оборачиваются вокруг моей щиколотки. Макс с силой дёргает меня назад, и моё тело падает, скатываясь на пару ступенек вниз.
— Почему? Почему ты вынуждаешь меня делать это? — спрашивает он.
— Пожалуйста. Я не скажу никому ни… — я стараюсь восстановить дыхание. — Пожалуйста…
— Я не могу, — стонет он, когда нагибается и берёт меня на руки, закидывая меня к себе на плечо и разворачиваясь, направляется вниз по ступенькам. — Я не могу отпустить тебя. Прости.
Я наблюдаю за тем, как проволочная дверь исчезает из поля моего зрения, и я полностью расслабляюсь, потому что просто больше не могу бороться и сопротивляться. Его пальцы придерживают заднюю сторону моих ног, когда он заносит меня обратно в комнату, где сидит Эрл, привалившись спиной к стене в углу, кровь стекает по его лицу.
Макс бросает меня словно тряпичную куклу на матрас, затем указывает на меня пальцем, его жесткое и яростное выражение лица искажает его черты.
— Больше, бл*дь, не пытайся провернуть такое дерьмо, поняла меня?
Я киваю, и всё своё внимание он сосредотачивает на Эрле. Он хватает его за обе руки и тянет вверх, поднимая с пола. Приглушенный стон проскальзывает между разбитых губ Эрла, когда Макс неспешно ведёт его на выход из комнаты.
— Стой тут, кусок дерьма, — говорит он, прежде чем вернуться обратно в комнату и запереть дверь на ключ, который он убирает в свой карман. — Видела, что я сделал с ним, так?
— Ты же не убил его? — спрашиваю я, потому что это, кажется, всё, что я способна спросить. Этот мужчина спас меня от участи быть изнасилованной, но в тоже время не дал мне убежать. Я не понимаю ничего из того, что здесь произошло.
— Естественно, нет, — он вытирает рот ладонью и начинает ходить взад-вперёд по комнате. Он на взводе. Каждые пару секунд он останавливается и бросает злой взгляд на меня, затем вновь начинает ходить по комнате, проводя ладонью по волосам и бормоча что-то себе под нос.
— Так, хорошо, — говорит он. — Что тебе на самом деле необходимо понять и принять, это то, что тебе не выбраться отсюда. Чем раньше ты это поймёшь и примешь, тем будет лучше для тебя. Да, я только что спас тебя, я не позволил ему изнасиловать тебя, но я сделал это лишь потому, что это неправильно. У меня есть свои собственные принципы касательно произошедшего здесь. Единственная вещь, которую я терпеть не могу, — это насилие, — он делает шаг ко мне, присаживаясь на пятки передо мной. Я опускаю взгляд, пялясь в пол и стараясь изо всех сил избегать его пристального взгляда. — Не делай так. Ты слышишь меня, я сказал, не делай так, не смей смотреть в пол, когда я разговариваю с тобой, — он пальцами хватает мой подбородок. — Ты будешь смотреть мне в глаза, когда я разговариваю с тобой. Поняла меня? Всегда, когда я буду разговаривать с тобой, ты должна смотреть мне в глаза. Мне нужно видеть твои глаза, чтобы знать, что ты слышишь и понимаешь меня.
Его слова грубые и неприятные, обнажающие уродливую реальность происходящего, но его глаза, его лицо, его поведение совершенно не совпадают с его словами и заставляют чувствовать мой и без того сбитый с толку разум ещё более растерянным.
— Я спас тебя, не так ли? — говорит он.
— Да, — шепчу я.
Он кивает и выпускает из плена своих пальцев мой подбородок.
— Если бы ты просто… — он качает головой и выдыхает. — Просто оставайся здесь и… всё будет хорошо. Я знаю, что это ненормально говорить такие вещи, но ты должна мне доверять.
— Я слишком напугана, чтобы доверять тебе, — моё дыхание учащается, потому что я не понимаю, зачем сказала это вслух.
Он сужает глаза. Его челюсть сжимается, и он поднимается на ноги, начиная вновь ходить по комнате взад-вперёд.
— Ты доверяла мужчинам и ужаснее меня, Ава, — выплёвывает он, злость и ненависть горят в его взгляде. Я прекрасно понимаю, что он сейчас говорит о моём отце. Я чувствую это.
— Ты не знаешь его.
Он откидывает голову назад, громко смеясь.
— Я знаю достаточно, — он плотно сжимает губы и смотрит на меня напряженным взглядом. — Ты любишь его? — спрашивает он. Этот вопрос застаёт меня врасплох. Я не отвечаю ему, и его гнев только усиливается. — Ты любишь его, Ава? Это очень простой вопрос.
— Да, конечно.
Он направляется к двери.
— Тогда сделай мне одолжение, спроси себя, как ты можешь любить его, и, возможно, когда ты ответишь себе на этот вопрос, ты сможешь мне доверять.
Дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с собой и тем фактом, что с того самого дня как я родилась, я находила утешение в объятиях убийцы.
Глава 11
Макс
Дверь захлопывается позади меня, и я поворачиваю замок на два оборота. Я прижимаю предплечья к деревянной двери и опускаю голову в ладони, смотря в пол. Это всё часть нашего плана для того, чтобы сломить её волю, но это так дерьмово. Больше всего меня бесит, что с ней я чувствую вину. Эта девушка заставляет меня чувствовать те вещи, что я не должен, но в жизни есть множество вещей, которые мы не должна делать или же чувствовать.
Бл*дь, всё только в самом начале, а у меня уже куча всяких проблем. Я делаю глубокий вдох и провожу пальцами по деревянной двери, в попытке собраться с мыслями. Я могу поклясться, что слышал всхлип… или, возможно, мне просто кажется так, но не смотря на её слёзы, она не должна оказывать на меня такое влияние, но, в конце концов… я, черт побери, мужчина. А она так красива, нет, она не просто красива, она восхитительная женщина, от которой буквально волнами исходит невинность и неповиновение, и я даже не могу быть уверен, как один человек может источать такие противоречивые ощущения. Я противостою им, как противостоял бы любой мужчина.
Ключ к выполнению успешной работы с этими девушками — воспринимать их, как чистый холст, а не конкретного человека. Но если быть предельно честным с самим собой, я не имею ни малейшего понятия как вообще можно воспринимать её не как человека.
Делая последний вдох, я отталкиваюсь от двери. Эрл издаёт стон на полу, когда делает неудачную попытку встать на колени. На самом деле у меня возникает сильное желание с размаху ударить его по голове и бить его до тех пор, пока его мозги не потекут у него из ушей за то, что он посмел сделать с ней. Между нами есть твёрдая договорённость, что ни при каких обстоятельствах мы не насилуем девушек, но все договоренности и правила вылетают в окно, когда этот ублюдок начинает пить. Его чувство самоконтроля совершенно не к чёрту.
— За что ты, мать твою, меня ударил, Макс? — стонет он, когда немного откашливается.
— Потому что ты чёртов мешок с дерьмом. Ты не должен был к ней прикасаться.
— О, но я же ничего не успел сделать. Просто хорошенько припугнул её.
Я подхожу к нему и хватаю его за грудки, поднимая его одним рывком на ноги, прежде чем притягиваю его ближе к своему лицу.
— Даже не смей делать что-то подобное.
Он начинает смеяться, когда старается устоять на своих ногах.
— Ведёшь себя так, будто сам не думал об этом, — затем он причмокивает губами, будто подзывает к себе щенка. — Она красивая. На самом деле красотка.
Я бросаю на него злой взгляд, прежде чем даю ему подзатыльник.
— Поднимайся наверх, черт тебя побери.
Я следую за Эрлом на кухню. Он подходит к кухонному шкафу и достает бутылку бурбона Maker.
— Не хочешь глотнуть? — спрашивает он, отрывая красную печать с горлышка бутылки.
— Нет, — я подхожу к холодильнику, открываю его и достаю жестяную банку пива Miller Lite. Звук пенящегося пива, когда я открываю его, обостряет мои ощущения, но ничего не может сравниться с облегчением, когда прохладная жидкость начинает стекать по моему горлу, расслабляя напряженные мышцы. Я выдвигаю стул из-под металлического стола и указываю Эрлу, чтобы он тоже присел. — Ты говорил с её братом? — интересуюсь я.
— Ага. Сказал ему, что сбросил её тело в реку Куса, — Эрл запрокидывает бутылку, и я наблюдаю, как большие пузыри алкоголя поднимаются по горлышку бутылки. — Нас не поймают. Ему важно одно, чтобы её не было на его пути. И ты знаешь, о чем я думаю?
Я бросаю раздраженный взгляд в его сторону.
— Что если он пойдёт дальше и прикончит своих стариков, то нам больше не нужно будет волноваться о Фрэнке Доноване.
Я делаю ещё один длинный глоток пива, прежде чем поставить банку на стол.
— Полагаю, не будет.
Я смотрю на банку, проводя пальцем по тёмно-синим буквам.
— Как думаешь, много времени займёт, чтобы она сломалась? — спрашивает он. — У меня есть парень, которому нужна новая девчонка. И она отлично подходит для него.
— Новая девчонка?
— Ага. Новая девчонка, — он делает ещё один глоток виски.
— А что случилось с прошлой? — подозрительно интересуюсь я.
Эрл пожимает плечами.
— Хрен его знает. Да мне наплевать, если честно. Он платёжеспособный клиент и мне, собственно, насрать, что он делает с этими девками, как только отдаёт мне за них бабки.
Медленно выдыхая, я запрокидываю голову назад. Я ненавижу это. Я ненавижу практически все, что касается этого. Но что-то насчёт этой конкретной девушки заставляет меня испытывать волнение внизу живота. Назовите это предчувствием, интуицией или паранойей. Но произойдет что-то очень плохое из-за её пребывания здесь. Я знаю это.
— Эй, — вздыхает Эрл. — Да ладно тебе, Макс. Разве у тебя нет какой-то там новомодной степени или подобного дерьма? По какой-то там психологической херне?
Я стискиваю зубы, из-за чёртова невежества этого парня.
— Степень по психологии. Я получил степень в области психологии, когда у меня ещё были какие-то долбаные цели.
— Ага, точно. Значит, тебе должно быть известно, что все люди — двинутые на голову засранцы. Люди, у которых всё в порядке с головой даже не додумаются до такого, чтобы покупать этих девочек. Это делают только сумасшедшие и такие извращены, как эти мудаки, — Эрл смеётся, блеск в его глазах можно сравнить с какой-то гребаной гордостью, потому что он причисляет себя к таким же ненормальным мудакам. — Люди, как они, люди, как мы… — он указывает на меня и на себя, — …заставляем людей ценить хорошее, потому что мы даём им чертовы причины сравнить это с чем-то плохим.
Я не желаю быть одним из таки людей, но вещи обстоят таким образом, что я играю в эти игры на протяжении всей моей жизни. Ещё до того, как я научился ходить, я видел столько дерьма, которое бы заставило многих людей выблевать свой обед. У меня отсутствует всякий намёк на сочувствие, я совершенно не способен на такое дерьмо. Для меня всё это по большому счёту нормально.
Раздаётся булькающий звук, когда Эрл вновь поднимает бутылку, чтобы отхлебнуть большую порцию бурбона, и по какой-то причине, я испытаю острое желание выхватить бутылку из его обветренных рук и разбить её о его челюсть, а затем смотреть на то, как он будет истекать кровью. Но я не делаю этого.
— Да, — произносит он, натягивая свои штаны на живот. — Люди — двинутые на голову засранцы.
А я так и продолжаю сидеть в тишине, потягивая своё пиво, пытаясь свыкнуться с тем фактом, что я такой же двинутый ублюдок, как и Эрл.
Глава 12
Макс
День 16
Будильник на прикроватной тумбочке начинает звенеть. Я издаю стон и ругаюсь себе под нос. Поворачиваюсь и кручусь, натягивая одеяло себе на лицо. И наконец, долбанная штуковина начинает звенеть так громко, что я практически могу чувствовать биение пульса, что отдается под закрытыми веками. Я поднимаюсь и выключаю будильник. Принимаю душ, чищу зубы, одеваюсь. Сегодня очень важный день. Сегодня я продемонстрирую ей свою доброту. Свою заботу. В мире, где существует только плохое, я заставлю её увидеть меня в хорошем свете. Я буду для неё Господом Богом. И её единственной гребаной надеждой на спасение.
Дом погружен в тишину. Никто ещё не проснулся, кроме собак, которые следуют за мной по пятам, словно чёртова тень. Я достаю продукты из кухонных шкафов, затем начинаю готовить, обе собаки послушно сидят около плиты, смотря на меня, виляя своими облезлыми хвостами. Тридцать минут спустя у меня готовы две тарелки полные омлета, бекона и кексов. Я разворачиваюсь, и кусочек бекона падает на пол. Руфус жадно кидается к нему, а Медведь едва ли не сбивает меня с ног, чтобы догнать его и отобрать бекон.
— Смотрите у меня, — предостерегаю я их, когда открываю дверь в подвал.
Когда я подхожу к двери с двумя тарелками в руках, я тупо пялюсь на замок. «Что ж, чёрт бы побрал это всё. Об этом-то я и не подумал, и что мне теперь делать?» Я располагаю тарелку на предплечье, стараясь сохранять равновесие, при этом едва ли не роняю её на пол, когда мне всё-таки удаётся открыть замки. Девушка всё ещё спит, когда я распахиваю дверь в комнату. Я стараюсь закрыть её как можно тише, но как только замок поворачивается, Ава подскакивает на матрасе, сонная и испуганная. На мгновение на её лице отражается замешательство. Её взгляд перемещается с моего лица на тарелки, затем на дверь, следом она обводит взглядом комнату. Она сбита с толку. И в ту секунду, когда она понимает, где находится, всё её тело расслабляется.
— Завтрак, — произношу я, когда присаживаюсь на край матраса. Я передаю ей тарелку, и она пристально смотрит на неё. — Еда не отравлена, — добавляю я.
— Мне нет до этого дела, если и так, то пусть. У меня нет контроля над происходящим здесь. Я прекрасно понимаю это. Давай будем честны, если вы захотите убить меня, то я ничего не смогу с этим сделать, — она берёт тарелку и располагает её у себя на коленях. Я набираю полную вилку еды и отравляю её к себе в рот. — Почему ты со мной ешь? — спрашивает она немного растерянно.
Я пожимаю плечами.
— А почему не должен?
Она пристально рассматривает меня, и у меня создается такое впечатление, что она пытается увидеть то, что я никому не показываю. В полной тишине мы внимательно изучаем друг друга, пока поглощаем завтрак. Как только Ава заканчивает, она ставит тарелку на пол и вздыхает. Я ставлю свою тарелку поверх её и забираюсь обратно на матрас, прислоняясь спиной к стене. Вверху расположена труба, которая течёт, и монотонное капанье воды чертовки раздражает.
Взгляд девушки следует за моим к трубе.
— Раздражает, правда? — спрашивает она.
— Ага. Не даёт тебе покоя, так?
— Естественно.
— Тогда я починю её, — говорю я.
На пару мгновений вновь воцаряется абсолютная тишина, и затем она опять вздыхает.
— Можешь, по крайней мере, предупредить меня, когда соберёшься сделать это? Или прежде чем кто-нибудь соберётся сделать это? Просто хочу знать заранее, чтобы иметь возможность помолиться или что-то типа того, понимаешь?
Я смотрю на Аву краем глаза.
— Я не собираюсь тебя убивать.
— Тебе не нужно лгать мне. Не похоже на то, что ты собираешься отпустить меня, даже если вы получите то, что хотите... что бы вы ни хотели, — бормочет она.
Прикрывая глаза, я сцепляю руки на затылке и устраиваюсь на своем месте поудобнее.
— Я не хочу тебя убивать.
— Но тебе в конечном итоге придётся, — в данный момент в её голосе слышится слегка ощутимая дрожь.
— Нет.
— Тебе известно, почему мой брат заказал меня?
— Нет, — кратко бросаю я. Долбанный Эрл, должно быть, сказал ей, но я не собираюсь вдаваться в дальнейшие объяснения, поэтому я просто меняю тему разговора. — Какой размер ты носишь?
— Что?
— Одежды. Какой размер одежды ты носишь? Я собираюсь прикупить тебе кое-что.
На протяжении минуты она сохраняет молчание.
— Шестой. Средний. Всё соответственно этому размеру. Не важно, будет ли она мне подходить или нет, тебе ведь известно это.
Я тянусь, располагая ладонь на её колене.
— Я хочу, чтобы тебе было как можно более комфортно тут. Я знаю, тебе может казаться, что это не так, но это не связано с тобой.
И в это мгновение выражение лица девушки становится нечитаемым. Она моргает. Её зрачки расширяются, и она переводит свой взгляд на мои губы. Ава поспешно сглатывает и отводит взгляд в сторону. Я вижу крошечную эмоцию, что проскальзывает в её взгляде. И как бы восхитительно это ни было — я задаюсь вопросом, как бы она выглядела в нежном льняном платье, с волосами, открывающими её лицо. Я задаюсь вопросом, какими на вкус были бы её губы, как бы звучал её смех... она слишком настоящая. Слишком невинная. Слишком живая. И я боюсь, что сломаюсь вместе с ней.
А мы не должны сломаться вместе. Это было бы полнейшей катастрофой, не произнося больше ни слова, я поднимаюсь на ноги и покидаю комнату. Мой разум начинает кружиться со скоростью света, когда я вбегаю вверх по лестнице, и старая древесина скрипит под моими ногами.
Я прохожу на кухню, хватаю ключи от грузовика с кухонной столешницы и мою кожаную куртку со спинки старого стула. Замок издает щелчок, и я слышу скрип кресла, в котором сидит Эрл; он, обернувшись, смотрит на дверь.
— Куда ты собрался? — кричит Эрл из гостиной.
— Купить ей вещи. Даже не пытайся что-нибудь сделать с ней. Я клянусь Господом, я убью тебя, если ты что-то сделаешь, — предупреждаю я. — И кроме того, она обязательно расскажет мне.
Он отмахивается от меня и переключает канал на какое-то ужасное кино 70-х годов.
— Я не собираюсь трогать твою красотку.
Качая головой, я открываю дверь.
— Ты долбанный придурок.
— Мальчишка, я когда-нибудь задушу тебя собственными руками во сне.
Дверь с громким звуком закрывается позади меня, и я забираюсь в машину, собираясь проехать 40 миль до города, чтобы купить моей, в скором времени, красавице какую-нибудь одежду.
***
Я чувствую себя взволнованным, думая, понравится ли ей то, что я купил.
Вдруг меня охватывает странное чувство. Это первый знак. Предостережение, которое я просто не могу игнорировать. Я потратил много времени в магазине, когда направляюсь домой, рассуждая о причинах, почему я не должен чувствовать себя виноватым: Лила… Ирония произошедшего в том, что именно отец Авы отнял у меня семью. И в каком-то роде, я должен воспринимать всю эту ситуацию, как судьбоносное возмездие, не так ли? Он уничтожил и убил членов моей семьи, взамен я сломаю его дочь, но по какой-то причине, я нахожу, что всё это тяжело принять.
Солнце почти скрылось за горизонтом, когда я подъезжаю к подъездной дорожке дома. Мазда 626, кусок дерьма, что принадлежит Барбаре, припаркована перед крыльцом.
— Долбанный Эрл, — бормочу я. — Черт! — я провожу ладонью по лбу.
В прошлом месяце у нас случилось небольшое недоразумение с одной из девушек, когда мы выводили её. После этого мы пришли к соглашению, что не будет никаких посетителей. «Ну, конечно, Эрл просто не мог придерживаться грёбаного плана. Ну, по крайней мере, это просто Барбара». Она постоянно пребывает в таком обдолбаном состоянии от мета, что у неё буквально едет крыша, даже если так случиться и она спустится в подвал, и попадёт в одну из комнат, то не сможет понять какого хрена происходит в течение часа или нескольких часов.
Я беру сумку с покупками и пакет с едой на вынос из Olive Garden и выбираюсь из машины. На улице сегодня вечером прохладно, и всё моё тело напрягается от холодного ветра, который гуляет между деревьев. Цепи на старом крыльце покачиваются и скрипят, когда налетает ещё один порыв ветра, завывая в уголках дома. Медведь и Руфус прижались друг к другу и мирно спят на крыльце. Я роняю ключи, когда достигаю верхней ступени, и Медведь лениво поднимает свою голову, смотря на меня, прежде чем решить, вернуться ли ему вновь ко сну или же повилять хвостом.
Я вставляю ключи в замок, и в тот же момент до меня доносятся звуки кантри музыки, которая гремит из динамиков, звук которой практически заглушает смех Барбары и Эрла.
— Давайте, — подзываю я собак, — тащите свои ленивые задницы в дом, — обе собаки вскакивают и забегают в гостиную, подталкивая друг друга. Весь коридор заполнен слабым облаком сигаретного дыма и едва уловимым запахом жжёной пластмассы. Низкокачественный мет. Когда я заворачиваю за угол, проходя на кухню, там сидит пять человек: Эрл, Барбара, Бубба, Джеб и Джуди — все смеются до слёз, с остекленевшими и красными глазами. В то мгновение, когда я смотрю на Джуди, она впивается в меня взглядом, и я издаю едва слышный стон, направляясь в сторону коридора.
— Приветик, Максвел, — ласково воркует Джуди, хлопая ресницами, когда неспешно отталкивается от стола и направляется ко мне.
Джуди — это то, что вы бы назвали дешёвым коктейлем. Она олицетворяет всё лучшее, что может предложить этот небольшой городок: смазливое личико, бары в городе и бесплатные минеты. Но соответствуя образу мудака, который я поддерживаю, у этой девушки больше шансов закрутить отношения с дьяволом, чем со мной. Её ладонь ложиться на моё плечо, но я сбрасываю её.
— Когда ты позволишь мне показать, как нужно веселиться, сладенький? Первый раз я дам тебе бесплатно, — она улыбается, её тонкие розовые губы растягиваются в улыбку, обнажая слишком белые зубы.
Я не произношу ни слова. Просто бросаю на большинство присутствующих неодобрительный взгляд, когда направляюсь в сторону коридора.
— Я буду ждать тебя, — кричит она вслед. Я слышу, как ножки стула издают скрежет по полу, и оборачиваюсь, смотря через плечо. Всё их внимание вновь приковано к бонгу, который передаётся по кругу, и у меня появляется возможность проскользнуть в подвал совершенно незамеченным (прим. Бонг — устройство для курения, особенно — марихуанны, мета. Основные отличия пользования бонга от курения сигарет и трубки: дым остужается перед попаданием в лёгкие курильщика, то есть, его легче вытягивать, и с бонгом легче вдыхать большие количества дыма). Ава сидит на том же месте, где и сидела, когда я ушёл. Она заплетает свои длинные, каштановые волосы и улыбается — едва заметно, но на её губах виднеется улыбка, когда я захожу внутрь.
— Принёс тебе немного настоящей еды, — говорю я, держа пакет еды на вынос. Чем засуживаю ещё одну широкую улыбку.
— Я обожаю Olive Garden. Пожалуйста, скажи мне, что это цыплёнок «пармезан»? — её лоб покрывается морщинками. Я могу сказать с уверенностью, что она сама была поражена своей реакции. Я заметил, что это происходит стремительно и не поддаётся её контролю в ситуациях как эта, когда она радуется чему-то такому простому, как еда. И вероятно, она сама уловила восторженные нотки в своём голосе и в данный момент внутренне задаётся вопросом. Но это просто часть происходящего, распланированного происходящего.
— Да, принёс тебе пару блюд, — говорю я. — Я не знал, что тебе нравится, — я располагаю еду рядом с ней на матрасе, прежде чем сам присаживаюсь. Она хватает пакет и вытаскивает первый пластиковый контейнер, а также достает вилку. Когда Ава открывает крышку, то визжит от восторга, достаёт вилку из пластиковой упаковки и отправляет еду в рот. Как только еда оказывается у неё во рту, её голова откидывается назад, на её лице отражается выражение удовлетворения, и она прикрывает глаза.
— М-м-м, — выдыхает она, когда проглатывает еду. — Я уже и забыла, какой на вкус может быть настоящая еда.
И это заставляет меня чувствовать себя отвратительно.
Она съедает еще пару кусочков, прежде чем посмотреть, наконец, на меня.
— Ты не будешь? — интересуется она, тыльной стороной ладони вытирая соус с губ.
— Я уже поел, — я опускаю сумку с одеждой на пол, откидываясь спиной на стенку, и наблюдаю за ней.
Она съедает практически всё содержимое двух пластиковых контейнеров с едой, совершенно не обращая на меня внимания, прежде чем, наконец, опускает пакет на пол, всё это время я пристально рассматриваю её. Форму её лица, изгиб губ. Её волосы. Её глаза. Её поведение. Она совершенно не похожа на других, у неё отняли лучшую жизнь, жизнь, которая должна была быть у неё. И я просто не могу убедить себя, что то, что сейчас происходит с ней, — это лучший выход для неё, поэтому я просто беспрестанно продолжаю напоминать себе, что её лучшая жизнь построена на крови, на крови невинных людей, что проливал её отец. Что она дочь убийцы, а всё происходящее с ней в данный момент случилось именно в силу её происхождения.
— Прости меня, — выдыхаю я, когда тянусь и заправляю прядь её волос ей за ухо. Такое простое прикосновение, но ощущение мягкости её кожи под моими пальцами не даёт мне удовлетворения, мне хочется прикоснуться к ней вновь. Я сглатываю. — Я бы хотел, чтобы ты не попадала в эту ситуацию.
— Тогда просто отпусти меня, — ей удается сморгнуть слёзы, которые наворачиваются на её глаза.
Возможно, Ава и сильная личность, но никто не может быть настолько сильным, чтобы справиться с такой ситуацией, как эта. Предположу, что единственная причина, по которой она в данный момент сдерживает свои слёзы, это потому что не хочет показать мне свою слабость. В этом мире слабых людей легко сломить.
— Прошу тебя, — говорит она едва слышно.
— Я… не могу.
— Он даст тебе всё, что угодно. Столько денег, сколько ты пожелаешь... мой отец даст тебе всё, что ты захочешь. Он богат. Он очень богат… — она втягивает судорожный вдох, шмыгая носом, и сглатывает рвущиеся рыдания, прежде чем её захлестывает гнев, отражаясь у неё на лице. — И ещё он очень опасный человек. Если он найдет меня, то убьёт тебя. Медленно. Жестоко. Без тени сожаления.
Я поднимаюсь на ноги и направлюсь к двери.
— Я надеюсь, тебе понравился твой ужин.
В её взгляде мгновенно вспыхивает выражение паники. Она стремительно подскакивает с матраса, преграждая мне выход.
— Ответь мне, скажи, почему я здесь?
— Не спрашивай меня больше об этом.
Паника, которая виднелась во взгляде девушки пару мгновений назад, превращается в ярость.
— Как много людей ты убил?
«Какого хрена она вообще задает этот вопрос?»
— Я убил только тех, кто заслужил, чтобы их убили.
— Ну да, — фыркает она. — Только плохих парней? Так?
Я пожимаю плечами.
— Ты что, считаешь себя гребаным спасителем? Героем?
— Никогда не говорил такого. Всё, что я сказал, это то, что я убиваю плохих людей.
Она сужает глаза. Её челюсть сжимается. Её крошечные ноздри трепещут от гнева.
— Я не верю тебе. Посмотри, что ты делаешь со мной, только посмотри, что, мать твою, ты творишь, — кричит она. — Ты плохой парень, ты очень-очень плохой человек, Макс.
Я практически чувствую себя так, словно меня только что отчитали, и инстинктивно я хочу чувствовать хоть намёк на чувство стыда, но я не чувствую этого.
— Ну, всё зависит от того, что в твоём понимании значит слова «плохой», — отвечаю я непринужденно.
— Посмотри в зеркало. И ты увидишь моё понимание плохого парня.
— Ого. Спасибо, — усмехаюсь я.
— И я ненавижу тебя.
— Ты и должна, — я сжимаю ладонями её плечи и отодвигаю прочь от двери.
— Пожалуйста, не оставляй меня… — и вновь её злость трансформируется в отчаянную нужду. Она выдыхает, — я просто… я только… Я не могу выносить тишину, не могу перенести одиночество. Просто останься. Хотя бы на мгновение. Позволь мне представить, что не происходит ничего плохого.
На краткий миг она прикрывает глаза, и всё, о чем я могу думать, как бы я хотел поцеловать её. Это мучительно. Прежде чем я понимаю, что вообще делаю, я накрываю ладонью её щеку. У неё перехватывает дыхание, и она замирает на месте, не сводя с меня глаз. Низкий стон вырывается из моего горла, когда я провожу подушечкой большого пальца по её пухлой нижней губе. Образы стремительно наполняют мой разум: в данный момент я не хочу ничего, кроме как жёстко схватить её за волосы и принудить откинуть голову назад, чтобы впиться поцелуем в её губы. Я хочу узнать, как ощущается её нежная кожа, когда она прижимается ко мне; я хочу узнать, как её тело будет ощущаться под моим, когда я буду брать её самым животным образом… Я прикрываю глаза, дрожь явственно пронзает моё тело, мои пальцы дрожат, когда я изо всех сил стараюсь восстановить контроль. Я продолжаю повторять себе раз за разом, что это неправильно, неправильно, что так не должно быть. Я не спаситель, я не герой.
Когда я распахиваю глаза, то делаю шаг назад и прижимаюсь спиной к двери.
— Я останусь. Хочешь знать почему? Потому что, веришь ты мне или нет, но я не такой плохой человек, каким ты меня считаешь.
Хотя на самом деле, в глубине души я понимаю, что ничем не отличаюсь от её отца.
А она любит его.
Глава 13
Ава
Поддерживая вес своего тела руками, он пускается на пол. После того, как Макс присаживается на пятки, он прислоняется спиной к двери, расположив локти на согнутых коленях, в то время как его пристальный взгляд прожигает меня.
— Я не плохой человек. Я не такой плохой, — произносит он приглушенным голосом, словно я обидела его, подумав про него таким образом.
Я не могу ничего ему ответить, потому что часть меня, самая уязвимая, наивная и желающая любви, эта часть меня верит ему, и это всё совершенно ненормально. Я больше ничего не понимаю. Я умоляла его остаться со мной. Это звучит совершенно бессмысленно, но я не могу вынести одиночества, и, даже несмотря на то, что я ненавижу его, компания Макса намного лучше, чем нахождение в полнейшем одиночестве.
И с другой стороны, я могу чувствовать, что он относится ко мне с заботой. Мой разум стремительно погружается в тёмное, ненормальное место. Место, в котором и должны находиться такие люди, как я и он — извращенные и сумасшедшие. И как бы смехотворно это не звучало: плохие люди могут быть на самом деле хорошими. Ведь это чистая случайность, родишься ли ты в богатой семье или в бедной. И если так происходит, то ты становишься принцем по праву рождения, а не потому, что ты желаешь быть таковым. Это распространяется так же и на преступников, точнее, на некоторых из них. Мы не выбираем своих родителей.
Я хочу верить всем своим существом, что Макс один из тех, кто не принадлежит к этому преступному миру, что это всё едва ли сказалось на его унаследованных качествах. Я хотела бы, чтобы оказалось, что Макс просто потерян, я боюсь признаться себе в том, что кто-то такой красивый, как он, может быть испорчен. Нет, я предельно точно осознаю, что желаю, чтобы он был потерянным, потому что если это не так, то он может быть частью той ужасающей тьмы, к которой принадлежу я, и тогда я просто не могу ничего поделать с тем, куда мы стремительно несёмся… «Боже, о чём вообще я думаю?»
— Ты в порядке? — тихий звук его голоса выдёргивает меня из моих мыслей.
Я присаживаюсь на край матраса, качая головой.
— Я просто не хочу, чтобы ты уходил.
— И по какой-то причине я тоже же не хочу этого, — он издает невесёлый смешок, и я обнаруживаю, что полностью теряюсь в его взгляде, который горит странным огнём, когда Макс говорит это. — Долбанутая ситуация, не так ли? — произносит он, и его улыбка сходит с лица. И мы просто продолжаем сидеть здесь в такой же странной тишине. Наши взгляды встречаются, и часть меня знает, что мне необходимо как можно скорее разорвать этот зрительный контакт, но большая часть меня желает и дальше жадно поглощать его взглядом, всматриваясь глубже в его суть, надеясь разглядеть то, что никто до меня не видел.
Он сжимает моё колено, и я отвожу от него свой взгляд, потому что я просто не могу смотреть на него, когда он прикасается ко мне таким образом. Нежное прикосновение его большого пальца, когда он поглаживает мою кожу, чувствуется слишком правильно для всего этого сумасшествия. Это должно чувствоваться как обман. Я отчаянно желаю, чтобы это ощущалась именно таким образом, потому что в противном случае это заставляет меня ощущать себя уязвимой и отрытой для него.
— Прости меня, Ава, — выдыхает он немного раздраженно, и я вновь смотрю на него. — Я… это просто одна из вещей, над которой я не властен, — он опускает взгляд. — Удерживать тебя таким образом — это неправильно, но ты же понимаешь, что в этой части извращенного, тёмного мира — это всего лишь бизнес. Но я тебе обещаю, что не допущу, чтобы с тобой произошло что-то плохое. Я защищу тебя.
И моё сердце испытывает небольшой трепет, потому что его слова звучат так искренне. Взгляд Макса проходится по комнате и останавливается на матрасе.
— Тебе нужно ещё одно одеяло?
— М-м-м, нет, — «Господи это все просто ненормально. Почему я вообще разговариваю с ним об этом? Он ужасен. Он удерживает меня здесь… но в тоже время то, как он прикасается ко мне. Он приятный. Он принёс мне вещи. Он заботиться обо мне. Ведь так? Это же и есть проявление заботы? Зачем бы ему ещё себя вести таким образом? Я чувствую себя так, словно мой разум больше не понимает, какого хрена происходить здесь на самом деле. Макс запутывает меня. Всё поменялось местами, плохое стало хорошим и наоборот. Бл*дь!»
Я настолько сильно погружаюсь в свои мысли, что, когда Макс тянется, чтобы прикоснуться ко мне, это внезапное движение пугает меня. Я испытываю панику и резко отодвигаюсь в сторону, а моя спина ударяется о холодную стену.
— Успокойся, Ава. Я просто хотел прикоснуться к тебе. Только… — он сужает глаза, когда осторожно тянется ко мне вновь и убирает пальцами локон с моего лица. — Чёрт побери, — его голова откидывается, ударяясь о стену. — Я ненавижу это.
В течение долгих минут он пристально смотрит в пол, пока я стараюсь понять, что именно мне следует сделать, чтобы убедить этого мужчину отпустить меня. И в тоже время, стараясь разобраться, какого хрена меня влечёт к нему. Почему, ради всего святого, мне хочется провести пальцами по его густым волосам. Почему меня накрывает желание скинуть одежду и дать ему возможность прикоснуться ко мне, заставить его посмотреть на меня так, словно он не может жить без меня. Почему я хочу получить это признание от него?
Крошечная улыбка растягивается на его губах, но быстро исчезает. Он сглатывает, я сглатываю.
— Мне необходимо… — его взгляд опускается к моим губам, и я прекрасно знаю этот взгляд. Он хочет поцеловать меня. И я тоже хочу, чтобы он сделал это, поэтому я делаю то, что сделала бы любая обычная девушка в моей ситуации, подаюсь вперёд и прикрываю глаза, ожидая.
— Мне нужно идти, — произносит он быстро и напряжённо. Мои глаза распахиваются, когда он резко поднимается на ноги. — Но я вернусь, обещаю тебе.
И с этими словами он разворачивается и открывает дверь, покидая комнату.
«Никчёмная…»
Полностью ошеломлённая произошедшим, я сижу на матрасе ещё пару минут. Биение сердца отдаётся в моём горле, стуча так отчаянно, что мне становится не по себе. Прикрывая глаза, я стараюсь вспомнить ощущение его ладони на моей щеке. Я жажду его прикосновения, и про себя я задаюсь вопросом: чувствую ли я это, потому что нахожусь здесь полностью лишенная всякой возможности на человеческое прикосновение. Нет, это не так, я так чувствую, потому что хочу его. Я желаю, чтобы он хотел меня. Я хочу, чтобы он трахнул меня. Я представляю, как будут ощущаться его ладони на моем теле, когда он будет сдёргивать с меня одежду и кинет меня на матрас. Каково это будет чувствовать его глубоко в своём теле, и в этот момент я понимаю, что совершенно лишилась своего долбанного рассудка. Я понимаю, насколько я ненормальна, потому что тот факт, что мы хотим друг друга, заставляет мою грудь болезненно сжаться. А также это заставляет меня ощущать злобу и огорчение.
Чем дольше я сижу и смотрю на дверь, желая, чтобы он вошел, тем больше это вызывает чувство паники во мне. Когда он покинул комнату, я стала вновь видеть грязную комнату и запертую дверь, которую я не смогу открыть. Смерть, которой в итоге я не смогу избежать. Вот что это: камера смертника.
Пот выступает на всём моем теле. Моё дыхание становится всё более прерывистым, и каждый сантиметр моей кожи гудит от ощущения страха умереть в этой комнате. Мне начало казаться, что стены постепенно сжимаются вокруг меня. Тишина настолько сильная, что я даже могу слышать её. Я на грани потери сознания.
Я не слышу ни звука.
Не чувствую прикосновения.
Мне не на что смотреть и нечего делать.
Я — ничто. Я пребываю в состоянии абсолютного небытия — меня больше не существует за пределами этих четырёх стен. И меня накрывает осознание, что в моменты нашего глубочайшего отчаяния мы находимся в состоянии одиночества. Даже когда мы окружены людьми, наше состояние не отличается от моего пребывания здесь. Наши тела — тюрьма. Наш разум заточен в эту тюрьму, и никто кроме нас не сможет понять наши ощущения и чаяния. «О, чёрт. Кажется, что я теряю рассудок».
Я не знаю, почему делаю это, но я резко поднимаюсь на ноги и бегу к двери. Я зову Макса, ударяю кулаками по деревянной двери, пока кожа на тыльной стороне ладоней не лопается и на ней не выступает кровь. Кровь начинает сочиться из ран, но я не могу остановиться, я вновь и вновь продолжаю ударять по двери. Каждый отчаянный удар моего кулака оставляет кровавый след. Я желаю чувствовать, что у меня есть хоть крупица контроля над этой ситуацией. Я просто хочу, чтобы он вернулся. Хочу видеть его лицо. Я не желаю находиться в одиночестве, даже если это означает находиться в одной комнате с настоящим дьяволом во плоти. Я ударяю в дверь снова и снова, крича, пока мой голос не садиться, пока я не чувствую себя утомленной и не падаю на колени, прижимаясь лбом к двери.
Задыхаясь, я, наконец, позволяю тому факту, что я никогда не покину это место, укорениться в своём сознании, и даже, если это случиться по какой-то счастливой случайности, мой разум к тому моменту будет безвозвратно утрачен.
Глава 14
Ава
День 17
Я не знаю сколько времени прошло с того момента, как Макс покинул комнату. Если говорить начистоту, то всё понятие времени для меня сейчас не имеет совершенно никакого значения. Мне не нужно время. Сейчас оно совершенно неважно.
Я лежу на матрасе, смотрю в потолок, наблюдая за тем, как капает вода с долбанной трубы. Шуршащий звук привлекает моё внимание. Крошечная мышка капается в сумке, что Макс оставил на полу. На мгновение она останавливается, поднимает свои крошечные лапки и касается головы, прежде чем стремительно пересечь комнату и скрыться за туалетом. Поднимаясь на четвереньки, я подползаю к боковой стороне комнаты и беру сумку, заглядывая внутрь. Джинсы, футболки, толстовки, трусики и бюстгальтера. И в самом низу находится расческа, а также зубная паста и зубная щётка.
Мой взгляд остается прикованным к этим вещам, и я пробегаюсь языком по сильному налёту на зубах. Я открываю тюбик и быстро выдавливаю пасту на щётку, когда спешно направляюсь к раковине. Включаю кран и чищу зубы так долго и тщательно, что, когда сплевываю пену, в ней полно крови.
Я подношу небольшое количество воды к своим губам и поласкаю рот, прежде чем сплюнуть её в раковину и выключить кран. Замок на двери щёлкает, и я стремительно разворачиваюсь, вытирая тыльной стороной ладони рот, когда пересекаю комнату. Петли издают скрип, и Макс входит в комнату, держа поднос с едой. С левого запястья свисает одетый на него пакет бежевого цвета с коричневыми надписями, на которых я сразу же узнаю название книжного магазина Barnes and Nobles.
— Уже успела проголодаться? — спрашивает он, располагая поднос рядом с матрасом.
Я пожимаю плечами, когда присаживаюсь на матрас.
— Прости, я не заходил к тебе весь день. А уже время ужина… и… — он снимает пластиковый пакет со своего запястья, подходит ближе ко мне и протягивает руку. — Вот принес кое-что, что поможет скоротать время, — его улыбка становится чуть шире, и на щеках появляются ямочки.
Неохотно, я беру пакет и заглядываю внутрь. Там книги.
«Четыре после полуночи», «Возрождение», «Франкенштейн»*, Полная коллекция рассказов Эдгара Аллана По. Я хмурю лоб. Это мои любимые книги. «Как, чёрт возьми, он узнал?»
*прим. «Четыре после полуночи» — Сборник повестей американского писателя Стивена Кинга, впервые опубликованный в 1990 году. «Возрождение» — пятьдесят восьмой роман Стивена Кинга, впервые опубликованный 11 ноября 2014 года. «Франкенштейн» — готический роман английской писательницы Мэри Шелли, один из первых образцов научной фантастики.
— Как… — я замолкаю, когда мой взгляд встречается с его.
— Я заглянул в твой профиль на Фейсбуке, — он присаживается на матрас, хлопает в ладони и располагает их на своих коленях. — Тебе на самом деле необходимо поставить ограниченный доступ на страницу. И не постить каждое своё действие там… «Рада, что поеду в Джефферсон парк с Бронсоном сегодня», — он поднимает голову, и его пронзительно чёрные глаза впиваются в меня. — Треплешься о том, где вы собираетесь зависнуть. Мне кажется таким странным, что все чувствуют себя так комфортно, рассказывая незнакомцам такие личные детали жизни, — он качает головой.
В моём горле образовывается ком. Я думаю о том посте. Я жалею о том, что опубликовала его. Если бы только я могла всё отмотать назад. Знать, что что-то настолько глупое могло стать причиной моего нахождения здесь, это… Я прекращаю самоедство и достаю из пакета «Франкенштейна», серебристая обложка становится размытой от слез, что застилают глаза. Тот факт, что Макс принёс мне что-то, что я люблю… Я поднимаю на него взгляд.
— Спасибо тебе, — едва слышно шепчу я, подавляя желание разреветься.
Он кивает.
— Я тебе говорил, что я не такой уж плохой парень, Ава.
И я начинаю верить ему. Когда ты не можешь сравнивать с чем-то хорошим, всё что угодно может показаться для вас хорошим. Видите, я не такая уж сумасшедшая.
Глава 15
Макс
День 18
Я лежу с открытыми глазами не в силах успокоить свой разум. Я смотрю на часы, и время на них показывает больше трёх часов ночи. Издавая стон, я провожу ладонью по лицу, прежде чем тянусь к лампе на ночном столике. Одно нажатие и яркий, свет затопляет комнату, практически ослепляя меня. Я беру книгу в потрепанной обложке с ночного столика. «24 закона обольщения» Роберта Грина. Я открываю 15 главу, которая называется: «Изолируй свою жертву». Мои глаза бегло следуют по первым двум предложениям, прежде чем я вновь кладу книгу к себе на колени.
К сожалению, за последние пару месяцев я совершенно сбился со счету, со сколькими женщинами я провернул это. Я должен был проворачивать всю эту хрень даже во сне. Ава не должна быть проблемой. Но дело в том, что сделать это с Авой намного сложнее — в ней есть что-то, что заставляет меня желать её.
Одним единственным взглядом она заставляет меня забыть всё, что я собирался сделать. Ранее сегодня я обнаружил, что рассматриваю её фотографии на странице Facebook, читаю её посты, потому что она мне интересна. Хотя должен признаться, что книг не было в моём плане, но это было отличным ходом. Скорее всего, она прямо сейчас лежит там и читает одну из книг, и глубоко внутри на задворках её хрупкого разума мысли обо мне связаны с чем-то хорошим, с добрыми делами, которые отождествляют раскаяние. Это прекрасный пример манипуляции другими людьми: вы забираете у человека всё, и внезапный акт небольшого проявления доброты будет ощущаться, словно вы сдвинули ради него горы. Отними у человека всё, и он начинает пересматривать своё отношение к жизни, особенно смотрит под другим углом на проявление любви и доброты. И внезапно, случается так, что он становится зависим от тебя во всём, когда ты — это всё, что он видит раз за разом, ты становишься наделённым властью менять их мировосприятие.
И вещи, которые когда-то казались хорошими, могут в одну минуту стать плохими. Вещи, которые когда-то радовали, могут больше не производить такого эффекта и начинают раздражать. Когда человек общается только с одним единственным человеком, то этот человек получает право на контроль мыслей и разума пленника. Так просто, но в тоже время так запутанно. И если вы являетесь настоящим мастером в том, что делаете, этот человек даже может не понимать, что все его морально-нравственные принципы были перенаправлены, так же он прекращает распознавать, где ложь, а где правда, но самое главное он больше не в силах вспомнить, кем же он был до вашего прихода.
Мысль об Аве, теряющей себя, заставляет меня испытывать печаль, потому что мне хочется знать какая она на самом деле, и если она утратит свою личность, то я никогда не смогу узнать её настоящую.
Я перелистываю страницы до раннего утра, пока солнечные лучи не начинают проникать через старое окно, что расположено рядом с кроватью. После того, как я убираю книгу на ночной столик, я выбираюсь из кровати. Я иду в туалет, чищу зубы, затем беру с собой моток верёвки из шкафа и спускаюсь в подвал. Ава спит, свернувшись в клубок на матрасе с книгой про Франкенштейна, что ещё находиться в её руках. Я спешно пересекаю комнату, наблюдая за ней спящей, и аккуратно присаживаюсь рядом.
Она выглядит такой умиротворенной, такой чертовски идеальной. Её фарфоровая кожа лишена каких-либо изъянов, а её густые, тёмные ресницы настолько сильно контрастируют с бледным цветом её кожи. Высокие идеальные скулы. Её верхняя губа дерзко выделяется, и если честно, то я чувствую себя словно Люцифер, тайно наблюдающий за своим ангелом с небесного пьедестала; но как бы то ни было, дьявол бы не стал испытывать вину, которую испытываю я. Склоняясь над ней, я ласково провожу пальцем по её щеке. «Бл*, как её кожа может ощущаться такой идеальной под моим прикосновением?»
— Ава, — шепчу я, — Эй, милая?
Её ресницы трепещут, и она немного двигается.
— Ава, пришло время вставать.
Она распахивает глаза, сонная и ошеломленная, прежде чем уставиться на меня.
Я кладу ладонь ей на бедро, поглаживая её.
— Всё в порядке. Я не причиню тебе вреда. Просто хотел сводить тебя принять душ, пока Эрла нет. И может ты бы могла позавтракать со мной за столом? Его не будет практически большую половину дня, поэтому я подумал… — я сужаю глаза. — …если бы я мог тебе доверять, то возможно ты бы хотела хоть ненадолго выбраться из этой чёртовой комнаты.
На мгновение её взгляд становится полностью нечитаемым, и я задаюсь вопросом, думает ли она как сбежать от меня, когда мы будем наверху. Но затем на её губах растягивается ошеломительная улыбка, и она делает тяжелый вдох.
— Это было бы просто потрясающе. Спасибо тебе.
Потому что она доверяет мне. Она не доверяет больше никому, кроме меня. И поэтому она протягивает свои руки, предоставляя доступ к своим запястьям, чтобы я их связал, прежде чем открою дверь.
***
Неяркое полуденное солнце проникает через одно из кухонных окон. Ава сидит за столом со связанными руками, естественно, смотря на свои колени. Она приняла ванную, одела новые джинсы и подходящую футболку с длинным рукавом, которую я купил для неё, и мы только что пообедали. Я убираю остатки еды с тарелок, составляя их в раковину, и включаю воду, чтобы ополоснуть их. Медведь дремлет под кухонным столом. Он скулит, отчаянно дергая лапами во сне. Крошечная улыбка появляется на губах Авы, когда она смотрит под стол на него.
— Моя собака постоянно так делает, ей снится, что она бежит во сне, — говорит спокойно она.
— Да что ты говоришь? — я выключаю кран, смотря на неё, когда вытираю руки. — Как её кличка?
— Сэди.
— Это имя не подходит для собаки, — она стреляет в меня игривым взглядом, и я не могу ничего поделать, когда смеюсь. Она такая милая.
— Ещё как подходит. Её порода называется «Шелти» — это карликовые колли. И кроме этого, она названа в честь моей любимой песни группы «Битлз».
Я приподнимаю бровь, кладу полотенце и отхожу от раковины, выдвигаю стул из-за стола и присаживаюсь напротив Авы.
— Группы «Битлз»? Так… — я тянусь рукой через весь стол, чтобы смахнуть с её лица упавший локон. — …хорошенькая девчонка слушает «Битлз» (прим. герой намекает на песню Битлз (Beatles) «Girl» в пер. «Девчонка»)?
— Да, я слушаю всё. Моя мама…
И упоминание о её матери заставляет слёзы катиться из её глаз. «Бл*дь. Я облажался. Я напомнил о том, о чём она должна не вспоминать». Я кашляю, прочищая горло.
— Эрл должен скоро вернуться, — я поднимаюсь на ноги, протягивая ей руку.
Она поднимает свои связанные руки и помещает их в мои ладони.
— Возможно, мы сможем делать это чаще. Было приятно провести с тобой весь день, — говорю я, когда отворяю дверь в подвал.
Слёзы катятся по её щекам, и я, не думая, стираю их подушечками больших пальцев. Я хочу обнять её и утешить.
— Это нормально, чувствовать себя расстроенной, Ава, но что ты должна помнить, что я защищу тебя. Я не позволю навредить тебе, Ава. Ты меня понимаешь? — я предпринимаю попытку вернуть власть в свои руки. Она отвечает мне нерешительным кивком, и я хватаю её подборок большим и указательным пальцами, принуждая её поднять взгляд. — Посмотри на меня, — произношу я, и когда она делает это, что-то внутри меня ломается.
Этот невинный взгляд — такой взгляд нечасто тут увидишь, потому что все девушки, которые находятся тут, уже извращённые и испорченные. Но Ава — это нечто иное. Надежда, любовь и семья всё ещё ощущаются для неё, как свежая рана. Она всё ещё довольно цельная личность — женщина, которой в реальной жизни я бы точно увлёкся, любил и жаждал.
Я провожу пальцем по её нежной коже, мой взгляд опускается к её пухлым губам. Я настолько растворился в своём влечении прямо сейчас, что совершенно не замечаю, что приближаюсь к ней всё ближе и ближе. Остались считанные сантиметры, которые отделяют мои губы от её, я останавливаю себя, стискивая челюсть в попытке взять под контроль часть себя, которая так отчаянно желает обладать ею.
— Я обещаю тебе, — я выдыхаю эти слова возле её губ, и она вздрагивает всем телом. — Я защищу тебя, — и на этих словах я разворачиваюсь и направляюсь к деревянным ступенькам, чтобы вновь покинуть её и закрыть в комнате.
— Я верю тебе, — шепчет она.
Прикрывая глаза, я втягиваю вдох.
В этом мире невинность — это верная погибель.
Глава 16
Макс
День 20
Я очень сильно старался найти Лилу. Но я не имел ни малейшего понятия, кем были эти мужчины или как они вышли на Эрла, чтобы забирать у него девочек. Прошлой ночью Эрл так надрался, что отрубился прямо за кухонным столом и обмочился. Я воспользовался возможностью, чтобы пробраться в его комнату вновь. Это был уже примерно двадцатый раз, когда я делаю это, но у меня не получалось ничего найти. В комнате не было совершенно ничего, кроме сигаретных окурков, банок из-под пива, порно и одежды.
Я беру две бутылки воды из холодильника и поворачиваюсь, чтобы направиться к себе в комнату в тот момент, когда в кухню входит Бубба с Руфусом, который следует за ним попятам.
— Эта девчонка разве не должна уже быть готова, м? — спрашивает он. — Сколько это обычно занимает, месяц или вроде того?
— Да, но эта девчонка упрямая.
— Ага, — он открывает дверь кухонного шкафа и начинает шуршать пакетами с едой. — Она вела себя по-боевому, когда мы привезли её сюда. Полагаю, что она ещё та заноза в заднице. Но всё равно, ты сделаешь всё как надо, да?
— Ну, что-то типа того, — я смотрю на него подозрительным взглядом. Он не из тех людей, кто часто становиться инициаторами разговора.
— Чёрт побери, она же может даже и не сломаться, — он открывает дверцу кухонного шкафа, доставая оттуда пачку овсяного печения с кремом, и кидает одно Медведю, который быстро поглощает его. — Но могу поклясться, что много парней заплатили бы приличные деньги за такую штучку, по крайней мере, я так считаю.
Он присаживается за стол, вытаскивая своей полной рукой печенье из пачки.
— Эй, Буб, — я присаживаюсь напротив него. — А откуда вообще берутся эти парни?
— У главного парня есть сайт. Это что-то типа того, как выбирать невест по интернету.
Я принуждаю себя не сжать челюсть от его слов. «Гребаный, мать его, сайт для продажи девушек?»
— Серьёзно?
— Ага, ну, я не совсем это имею в виду. Я полагаю, это больше сайт для парней, ну, ты понял.
— М… — я знаю, что он сказал немного. Бубба не из тех, кто много болтает, но, когда он начинает болтать, это похоже на словесный понос, что льётся из его рта.
Он запихивает в рот половину печенья с кремом.
— Ага, — прожевывает он еду. — Ну, так вот у этих парней есть сайт, где можно зарегистрироваться. Там они пишут о своих предпочтениях, ну, ты понимаешь: начиная от цвета волос и цвета глаз, тип фигуры и остального дерьма. Затем главный чувак собирает информацию и передает Джозефу, какую именно нужно похитить, раньше этим занимался Трэвис, но, когда мудак пропал и был убит, они подумали, что лучше, чтобы те, кто похищал и обрабатывал, были разными людьми. Думаю, что твоя роль в этом всём немного более значимая, чем наши, потому что ты знаешь, как запудрить им мозги.
Мой желудок скручивает тугими узлами. Я бы не сказал, что промывать кому-то мозги является таким уж ценным качеством, но опять же, полагаю, что в этом бизнесе это очень ценное умение.
— А кто управляет сайтом? — спрашиваю я, и Бубба отвечает, не мешкая.
— Том. Он управляется со всей деловой херней. В прошлом он был адвокатом или что-то вроде этой новомодной фигни. Так же знаю, что у него была жена… — произнёс он, облизывая крошки с пальцев, — а также то, что он трахался за её спиной, и когда она всё узнала, то заказала его. Потом он подсел на иглу и, в конце концов, потерял свою работу, и промотал все свои бабки, — сказал Бубба, поиграв бровями. — Думаю, нам это только пошло на руку, потому что-то из-за того, что с ним произошло, он и затеял всю эту хрень с девками, и теперь мы все при работе, которая отлично окупается, — он рассмеялся, прежде чем отодвинуться от стола. — Мы с Эрлом собираемся завалиться в бильярдную с Джуди, хочешь с нами?
— Бубба, ты же знаешь, что я не фанат людей, мне они не нравятся.
— Ну, да… — он выходит из кухни, отрыгивая.
«Том?! Долбанный, мать вашу, Том. Так это он затеял всё?» Я встречал его только пару раз, но он не показался мне человеком, который может заправлять чем-то. Он лысеющий мудак, среднего возраста. Лишившийся половины зубов из-за употребления мета, он показался мне чертовски дёрганным. Он даже не мог выдержать и трёх секунд зрительного контакта.
Я понятия не имею, где он живёт или как его фамилия, но согласитесь, хоть что-то лучше, чем ничего. Имя это уже что-то. Всё, что мне нужно сделать, — это подгадать время правильно разыграть мои карты, и в итоге, я просто уверен, что я и долбанный Том придём к пониманию. Улыбаясь, я поднимаюсь по ступенькам, вытаскиваю ключ из кармана, прежде чем останавливаюсь перед своей комнатой. Замок издаёт щелчок, и дверь распахивается, и вот она, находится там же, где я её и оставил сидеть на стуле в углу моей комнаты, неуклюже держа книгу.
— Вот, принёс воды, — говорю я, когда ставлю бутылку с водой на небольшую тумбочку, что стоит около её стула.
Она кивает, её глаза сосредоточенны на странице, которую она с жадностью читает.
Я пожимаю плечами и плюхаюсь на кровать, прежде чем беру блокнот в твёрдом переплете с ночного столика. Открывая на странице, на которой был загнут уголок в виде закладки, я украдкой посматриваю на Аву.
Она находиться здесь уже на протяжении двадцати дней. И каждый день происходит одно и то же — мне приходится бороться с собой, чтобы не забыть, что от меня требуется. Временами, мне кажется, что я специально тяну время и не ломаю её личность, потому что мне нравится её компания, и когда она рядом со мной, я не чувствую себя таким безнадежно одиноким.
Ава старается перевернуть страницу, но у неё ничего не получается. Связанные запястья не предполагают много свободы, и мне кажется это практически милым, то, как она старается сделать это, пролистывая нужную страницу и ругаясь себе под нос, потому что перелистнула слишком много страниц. Девушка откидывает голову, закатывая глаза, когда опускает книгу на колени.
— Просто, черт бы это всё побрал, — говорит она, издавая стон.
Я приподнимаю бровь.
— Такой грязный ротик для такой милой девушки, — я улыбаюсь, а она стреляет в меня гневным взглядом, словно хочет придушить. Я поднимаюсь на ноги, смеясь. — Как насчет того, чтобы я развязал тебя?
Её пристальный взгляд сужается, когда она осуждающе смотрит на меня.
— Я говорю серьезно, я доверяю тебе, но если ты подведёшь моё доверие… — я качаю головой, когда тянусь руками к её связанным запястьям. — Это не пройдет для тебя бесследно, моя дорогая.
— Я не подведу тебя, — её слова звучат отчаянно, а голос близок к рыданию. — Я обещаю тебе. Я просто хочу переворачивать страницы.
— Тогда хорошо, — я убираю книгу на пол, развязываю связанную веревку, поворачиваясь к ней спиной, ожидая, как она поведёт себя. Я присаживаюсь на кровать, откидываюсь спиной на спинку кровати и вновь беру в руку свой блокнот.
— Спасибо тебе, — произносит она, когда поднимает с пола свою книгу.
— Пожалуйста.
И так мы и сидим, читая: она на стуле, я — на кровати, она ведёт себя так, будто приняла своё нахождение здесь. В каком-то роде, своим нежеланием сбежать она подтверждает это, своё принятие. Я быстро пролистываю к самому началу блокнота, запись которая датируется июлем 2016, субъект №130.
День заключения 8: Неделя изоляции и ограниченное количество пищи. Сегодня произошла наша первая встреча. Эта девушка необычная, дёргается и подпрыгивает каждый раз, когда я подхожу к ней ближе, чем на три шага. Плачет, если я сощуриваю свой взгляд. А также она никогда не отвечает, если я спрашиваю её. Эрл сказал, что она может быть немой, потому что девчонка не произнесла ни слова.
День 10: Я не заходил к ней вчера. Сегодня, когда я вошел, она не двигалась. На мгновение я испугался, что она может быть мертва, потому что она лежала тихо и не подвижно, но затем я услышал её тихое сопение. Она плакала. Затем я сказал ей, что мне на самом деле жаль, что она оказалась здесь. Никакой реакции. Я сказал ей, что я не причиню ей вреда. Опять же никакой реакции. Я принёс ей таз с водой и губку, а также мыло, сказав, чтобы она помылась. Она не отреагировала. Я ушёл.
День 11: Я сидел с ней на протяжении 2 часов и за это время не произнёс ни слова. Я изучал, рассматривал её, в то время как она рассматривала меня. Было определенно ясно, что она подвергалась насилию. На ногах, руках и лице виднелись шрамы. Прямо перед тем, как я сказал, что она красивая, девчонка неистово разрыдалась. Иногда мне кажется, что все тяжелые испытания, что выпали на долю этих женщин, были в своём роде благословением для них, потому как единственное, что я понял, что они отчаянно нуждались в любви, потому что ни одна из них не видела и толики этого чувства за всю свою жизнь.
— Что ты читаешь? — мягкий голос Авы отвлекает моё внимание от написанного на странице.
— Конспекты, — это именно то, что есть, я не лгу. Я делал заметки во время тренировки девочек. Как бы ужасно и отвратительно это не звучало, я не могу ничего поделать, потому что мне это кажется захватывающим.
Её лоб хмурится в замешательстве.
— Как в школе?
— Что-то типа того. Мне нравится учиться, — я неспешно закрываю тетрадь и кладу её на тумбочку.
— Ты в шко… — теперь я вижу явное замешательство на лице девушки.
— У меня есть степень в психологии, — говорю я, улыбаясь.
— Понятно…
— Ты что, считала, что я необразованный преступник?
— Я… эм, нет, я имею в виду, просто… — она прочищает горло, откашливаясь. — Что побудило тебя к изучению психологии?
Ухмылка растягивается на моих губах.
— Ты, правда, хочешь услышать правду?
Она кивает, откидывая длинный локон за плечи. Я же внутренне продолжаю размышлять, говорить ей или нет, так как до этого момента я не говорил об этом еще никому. Но что-то заставляет меня желать рассказать ей только для того, чтобы посмотреть, как она отреагирует.
— Это ужасное чувство, когда ты чувствуешь страх перед собственным разумом, Ава. И я хочу понять, почему я настолько ненормальный.
— Все в каком-то роде ненормальные, — бормочет она. Я могу почти слышать презрение в её голосе.
Почти.
— Да, но уровень сдвинутости…
— Это не то слово.
— Действительно, оно не относится к психиатрии, — я рассмеялся.
— Полагаешь, что твой уровень сдвинутости шокирует обыкновенных людей?
Слабая улыбка появляется на её губах, когда мой взгляд встречается с её, и немедля ни секунды, я выкладываю всё как на духу.
— Я убил человека в первый раз, когда мне было шестнадцать, и знаешь, мне понравилось. Я мечтал об этом снова и снова, потому что хотел сделать это ещё раз.
Улыбка испаряется, и её мягкие губы приоткрываются. «Господи, я не могу ничего поделать с тем, что представляю, как скользну своим членом между её губ, оберну её длинные волосы вокруг своего запястья в то время, когда она будет стоять на коленях, послушно принимая мой член». Стыд затопляет меня.
— Шокирована? — спрашиваю я, слегка прищуривая глаза.
— Мне не следовало бы… — она потупляет взгляд, пялясь на свои колени и затем начинает теребить руки. «Так мило. Так, мать его, чертовски невинно, и это то, чего я так отчаянно желаю».
— Я убиваю только плохих людей, запомни это. Я хочу убить только самых отвратительных людей.
Она кивает, но не поднимает на меня взгляд.
— У нас у всех есть свои секреты, не так ли?
— Полагаю, что так.
— Так… — я присаживаюсь и подвигаюсь к краю кровати, сжимая ладони вместе, и подаюсь всем телом вперёд. — Ты знаешь мой секрет, так расскажи мне свой, Ава.
Я наблюдаю за тем, как она судорожно сглатывает. Она пожимает плечами.
— Я хочу знать о тебе всё, — я поднимаюсь на ноги и пересекаю комнату, присаживаюсь на колени перед ней. Меня переполняет отчаянная нужда прикоснуться к ней, что я и делаю. Я нежно провожу кончиками пальцев по её теплой щеке, скользя ими ниже по её челюсти. Моё сердце начинает биться сильнее, когда мои пальцы прокладывают себе путь по её горлу и ключице. Захватывая двумя пальцами её подбородок, я откидываю её голову назад и принуждаю девушку посмотреть на меня. — Скажи мне что-нибудь о себе, чего никто не знает, — я удерживаю её взгляд. Я ощущаю что-то знакомое в её взгляде, и на мгновение я чувствую себя так, словно я утратил связь с реальностью. — Ты сказала, каждый двинут по-своему, что значит, ты считаешь себя тоже извращенной, ненормальной, и я хочу знать почему, что за этим скрывается.
— Внутри меня таиться тьма, которая не отпускает меня, — шепчет Ава. — И это пугает меня.
— Тьма? — я придвигаюсь ближе к ней, мои пальцы всё ещё удерживают её подбородок. Мои губы находятся на расстоянии считанных миллиметров от неё, и я вынужден на краткий миг прикрыть глаза, потому что искушение слишком велико. Её дыхание становится более прерывистым, и чтобы не приникнуть своими губами к её, мне приходиться провести большим пальцем по её пухлой нижней губе, отчаянно сопротивляясь стону, который буквально рвётся из моего горла от того, насколько идеально она ощущается. — Почему ты так боишься тьмы, моя дорогая? Известно ли тебе, что только в этом мрачном месте мы можем предаться мечтаниям?
— А также там нас настигают кошмары, — произносит она, когда слеза соскальзывает с её ресниц, а её губы начинают дрожать.
Я отодвигаюсь от неё, пребывая в растерянности. Я заинтригован, потому что образ может таить в себе множество секретов. Снаружи она выглядит до невозможного невинно, поэтому я полагал, что у этого ангела нет изъянов, но вероятно она была сломлена изнутри, полностью разрушившись внутренне в прошлом. И меня пугает понимание, что меня влечёт к ней, меня уже давно влечёт к ней. Она запятнана, и причина случившегося мне неизвестна, но только люди, которые по-настоящему извращены, могут понимать, что значит настоящая тьма, и я отчаянно хочу узнать, что же отбросило тень на её идеальную душу. Страх накрывает меня, как медленная дымка, что образуется постепенно над озером. Единственное, во что я верю в этом мире, что необходима вторая запятнанная тьмой душа, чтобы понять сломленного человека, и теперь мне становится понятно, что я иду по тонкому льду. Два сломленных человека вместе могут привести только к одному — или же произойдет что-то невероятное и разбитые кусочки наших личностей соединятся воедино, исцеляя себя, или же мы уничтожим друг друга ещё сильнее, пока от нас не останется совершенно ничего.
А когда что-то сломленное разбивается, ничего на свете не может сравниться с набирающей обороты катастрофой.
Глава 17
Ава
Я устала от чтения. Я устала от хождения туда-сюда. И всё, что меня окружает, это эти долбаные четыре стены и чёртова дверь. Которая, мать вашу, заперта на замок. Поэтому, я просто сижу, ничего не делая.
Раздается щелчок замка, и как собака Павлова я практически истекаю слюной. Я обнаружила, что это меня воодушевляет — слышать звук открывающегося замка, потому как я знаю, что через считанные секунды порог переступит Макс. И он так и делает, не заставляя себя ждать. Он в обтягивающей мышцы серой футболке и джинсах, с легкой щетиной, что покрывает его челюсть. И я практически таю — я не должна, но весь его вид, стоящего у моего матраса, смотрящего на меня таким напряженным тёмным взглядом, делает своё дело.
Он улыбается, и я чувствую, как мои щеки краснеют. Я как тринадцатилетняя девчонка, влюбленная в своего преподавателя, я ненавижу чувствовать себя таким образом.
— Кое-что принёс для тебя сегодня, — говорит он, протягивая мне кожаный ежедневник. Я беру ежедневник из его рук. Это тёмно-серый Молескин, поэтому я прекрасно понимаю, что он обошелся ему не дешево (прим. Молескин - торговая марка итальянской компании Modo & Modo, производящей канцелярские товары, преимущественно записные книжки). — Я подумал, если тебе нравится читать, то вероятнее всего понравится и писать. Поэтому вот.
И я таю вновь.
Он присаживается на край матраса, его ладонь ложится на мою ногу.
— Нравится? — спрашивает он
— Нравится что? — я провожу ладонью по коже, воодушевленная чувством чего-то совершенно нового.
— Тебе нравится писать?
— Я говорила серьезно, когда сказала, что постоянно писала стихи…
Он ложится на матрас, его пальцы легко скользят по моей голени.
— На самом деле? И какие именно?
— Готические. Ну, ты знаешь, нечто тёмное.
— Хм, понимаю. Это связано с комментарием про тьму внутри тебя и тем остальным, что ты говорила, — он издаёт крошечный смешок. — Сколько тебе было, когда ты начала писать?
— Пишу с пятого класса.
— Ты была юной.
— Ну да, — я сглатываю. — Иногда просто нужен способ, который поможет выплеснуть всё, что накопилось внутри, понимаешь?
— Понимаю. Ох, ещё как понимаю, Ава.
И воцаряется тишина. Напряженная тишина, которая говорит нам, что у нас больше общего, чем мы готовы признать. И если говорить начистоту, то я знаю это абсолютно точно, потому что просто так вы не станете испытывать влечение к случайному незнакомцу, если вы не разделяете что-то глубокое, извращённое и уродливое. Тьма похожа на маяк, безмолвный, бесцветный маяк, который притягивает схожих людей.
— А ты пишешь? — задаю я вопрос.
Одна из его бровей изгибается, и уголок его губ приподнимается вверх.
— Конечно. Как часть терапии.
— Точно.
— Тогда мы понимаем друг друга? — он смеется и кладет ладонь на мою ногу, прежде чем встать, и затем направляется к двери. — Может я смог бы организовать для тебя другую комнату, если ты хочешь. Настоящую комнату, с кроватью и шкафом.
И всё, что я могу ответить на его слова это: «Спасибо тебе», потому что я застряла тут. Навсегда. Потому что я боюсь, что больше не в силах сопротивляться или же бороться.
Замок издаёт щелчок, и я открываю ежедневник на первой странице. Лист совершенно чистый. Нет никакой нумерации страницы. Я просто пялюсь на лист, и знаете, что забавно, что впервые с того момента, как я нахожусь здесь, я ощущаю неограниченную свободу. Я могу писать всё, что мне заблагорассудиться. Я могу свободно затеряться в мире своих фантазий. Теперь я могу не лишиться рассудка, потому что смогу убегать от реальности таким способом. Возможно, именно это чувствовал Сервантес, когда был в заточении, возможно, похожие мысли натолкнули его на написание первых строк о Дон Кихоте (прим. Мигель де Сервантес — Всемирно известный испанский писатель. Известен как автор одного из величайших произведений мировой литературы — романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанский». Сервантес 5 лет провёл в алжирском плену, четырежды пытался бежать и лишь чудом не был казнён. В плену часто подвергался различным мучениям). Взяв ручку в руки, я даже не думаю. Я просто отпускаю себя и пишу.
Когда я разговариваю сама с собой, то всегда боюсь того, что могу сойти с ума, но когда я пишу для себя — во мне тлеет надежда, что возможно, кто-нибудь прочтёт эти безмолвные слова.
«Я — Ава Донован: пленница, заложница. Такой меня могут вспомнить, потому что для остального мира меня больше не существует. Я существую только здесь. С ним, и иногда я чувствую, когда он смотрит на меня, что ему под силу любить меня так, как никто и никогда не мог. И меня это устраивает. Возможно, вы можете подумать, что я сумасшедшая, но мне кажется, я просто нашла место, которому всецело принадлежу».
Я прекращаю писать, мурашки покрывают мои руки, когда я перечитываю написанное. Писательское мастерство — это искусство, настоящее искусство, которое приходит к нам с вдохновением, что заставляет меня задумываться насколько сумасшедшую и извращенную жизнь вели мои любимые писатели. Естественно, в каждом ужасном рассказе виднеются частички их самих. Возможно, пишет само подсознание, вообще являются ли люди писателями? Больше похоже, что за них говорит их страх, ярость и боль, я жажду верить, что именно эмоции заставляют изливать авторов слова на бумагу.
Потому что определенно точно, я не могла зайти так далеко.
Я не могу быть влюблена в него. Так?
Глава 18
Макс
День 59. Пять с половиной недель спустя
Я разравниваю одеяло на кровати и оглядываю комнату, мои нервы словно охвачены долбанным пламенем. Сейчас начинается вторая стадия: обеспечение комфорта и налаживание дружеских отношений, хотя на самом деле это совершенно не так. Фактически, это настоящая спальня — если не брать в расчёт двойной засов, открываемый ключом с наружной стороны двери.
Всё готово, кроме меня. Я не готов к этому.
Ава стоит в углу комнаты, с огромной, ослепительной улыбкой, которая сияет на её лице, когда она проводит ладонью по книгам на полке. Я перенёс все её книги сюда, кроме этой мелочи, всё остальное делалось и для всех других девушек, которые попадали сюда на второй стадии. Каждая девушка наивно верила, что всё в комнате было приготовлено специально для неё, они принимали это за демонстрацию моей настоящей любви к ним. Они полагали, что таким образом я проявляю по отношению к ним заботу, потому что зачем мне ещё идти на такие жертвы? Начиная от изысканной мебели и заканчивая новыми простынями?
— Ты это сделал для меня? — улыбается она.
Меня никогда не тревожило, что они думают таким образом. Но с Авой это ощущение заставляет мой желудок скрутиться тугим узлом. Я не могу ответить ей на этот вопрос, поэтому я просто киваю.
— Почему?
— Почему? — я опускаю свой взгляд. — Ты для меня особенная, — и это не ложь. Она бросается ко мне, оборачивая свои руки вокруг моей талии, и сжимает меня крепко в объятиях.
— Спасибо тебе огромное, Макс.
Я не могу больше сдерживаться, всё внутри меня кипит, поэтому я просто прощаюсь и спешно выхожу из комнаты, запирая за собой дверь на два засова. Когда я поворачиваюсь, то вижу Эрла, который стоит, прислонившись к стене, его ноги вытянуты и скрещены в щиколотках, таким образом он загораживает мне проход.
— Она пробудет здесь какое-то время, так? — спрашивает он, на его губах появляется извращенная улыбочка.
— Ну… — я предпринимаю попытку протиснуться мимо него, — она не долбаная шлюха, поэтому это занимает немного больше времени. Какого хрена ты ещё ожидал?!
— Ну, даже и не знаю, может, ты поведаешь мне что-нибудь ещё, — он следует за мной на кухню.
Я подхожу спешно к холодильнику и достаю бутылку пива, открываю её и мгновенно выпиваю больше половины. Он не сводит с меня своих крошечных глаз-бусинок, и чем пристальнее он вглядывается в мои глаза, тем сильнее мне хочется вырубить этого мудака.
— Какого хрена ты пялишься на меня, придурок? — требую я.
Он смеётся. Когда надо мной смеется Эрл, моему терпению приходит конец.
— Ты чертовски сильно вляпался, парень, — раздается ещё один смешок. — Чертовски, чертовски сильно.
— О чем ты вообще толкуешь, долба*б?
Он поднимает руки в знаке капитуляции и пожимает плечами.
— Я, несомненно, уверен, что ты понимаешь, что это значит, — он пересекает комнату, открывает холодильник и замирает, поворачиваясь, смотрит на меня поверх дверцы холодильника. — Она не принадлежит тебе парень, она была похищена. И чем бы ты ни забивал себе голову, лучше избавься от этих мыслей, парень. Ты не сможешь сохранить её, — в его глазах появляется едва уловимая грусть.
Я допиваю пиво и сминаю пивную банку в своей ладони.
— А не пойти бы тебе в задницу, Эрл?
— Ой, только не нужно психовать.
Я даже не смотрю на него, когда выхожу прочь из кухни и поднимаюсь в свою комнату, захлопывая дверь. Я хожу по комнате. Я разминаю шею из стороны в сторону. И когда ничего из выше перечисленного уже не помогает снять напряжение, я со всей силы ударяю кулаком в стену, словно долбаный подросток. Это, черт побери, просто нечестно. Это неправильно. Если говорить начистоту, то мне кажется, что я не смогу отпустить её. Как вообще я должен сломать её, затем вынудить сказать, что она меня любит, и затем отдать её другому человеку, когда я могу рассматривать её только, как свою собственность.
Я присаживаюсь за стол и включаю свой Macbook. Это уже стало в некотором роде привычкой, читать новости каждую ночь, проверять обновления на её странице в «Facebook», чтобы быть в курсе того, что пишут люди. Все ищут её. Ну а что можно было ожидать, она не какая-то проститутка или же уголовница; её так просто не забудут, как остальных девочек, которые проходили через это. И последствия этого всего могут быть серьёзными.
Поверьте мне, я уже думал обо всех возможных вариантах — забрать её отсюда и сбежать, под покровом ночи, но если, чёрт побери, я высунусь отсюда вместе с ней, то меня в тот же момент упекут в тюрьму, или же просто пристрелят, как паршивого пса, в считанные часы после нашего побега.
Я читаю статью за статьей. То, что у них нет никаких зацепок, это немного успокаивает мои нервы, и когда я уже решаю, что мог бы попробовать освободить её, я читаю грёбаное интервью её брата, который не что иное, как мешок с дерьмом.
«Моя сестра, Ава, была самым значимым человеком в моей жизни. Она была такой счастливой и весёлой, оживляла всё вокруг своим присутствием. Кто бы ни совершил это, он просто не представляет, какой вред причинил нашей семье. Всё, что могу просить, так это, чтобы они вернули её обратно. Потому как всё, что мы хотим, найти её в целости и сохранности».
Лживый мудак! Я отталкиваюсь от стола, сжимая его край ладонями. Мой взгляд останавливаются на ночном столике, я практически откидываю стул, когда резко понимаюсь на ноги и направляюсь к нему. Я открываю верхний ящик и хватаю оттуда пистолет. Оттягивая назад кожух-затвор, я убеждаюсь, что там есть патроны, засовывая его под пояс джинсов, я спешно покидаю дом. Я забираюсь в машину и уезжаю, проезжая два с половиной часа до города Бирмингем, Алабама.
Некоторые люди просто не заслуживают жить, чтобы, бл*дь, дышать долбаным воздухом рядом с нами. И Брэндон Донован — ублюдок, которого я с большим удовольствием убью.
Глава 19
Ава
День 59 — дата неизвестна
Каждый раз, когда Макс заходит ко мне, он говорит, какой сегодня день. Сегодня 59-й день. Дни и ночи сливаются вместе… На самом деле я даже не знаю, давно ли это длится. Я сплю, когда устаю. Я хожу, когда бодрствую и одинока. Но когда Эрла нет, Макс поднимает меня наверх. Он берёт меня на прогулку по полям, правда, только если это ночь. И мы разговариваем. Мы вроде как в отношениях — запутанных, странных отношениях, но он обо мне заботится. Я знаю, что это так, и в таком мире, как наш, ярлыков не существует. Друг или враг? Ничего из этого не существует, потому что он всё, что у меня есть, и когда всё, что у тебя есть, — это один человек, что ж, определения не нужны.
Чаще всего я ловлю себя на том, что фантазирую, как однажды он переспит со мной. Звучит как бред, но он из кожи вон лезет, чтобы мне было удобно, чтобы провести со мной время. Когда он смотрит на меня, в его глазах есть что-то, что заставляет меня поверить — я даже не уверена — возможно, это любовь… Такая же ненормальная, как то, что есть между нами что-то глубокое и волнующее, как влечение. Это так глупо звучит, не так ли? Убийство. Вот, что нас связывает, — наши отцы. И что это за связь, основанная на ненависти…
Я лежу здесь часами в одиночестве и думаю, что, может быть, это судьба. Возможно, он мой человек, и единственный способ, благодаря которому мы найдем друг друга, — пройдя этот кошмар. Потому что тогда всё это стоит того, ведь так? Любовь. Что-то, что стоит любых затрат, любой жертвы?
Я проигрываю сценарии, как я могу спасти его, как. Возможно, я та девушка, которая пробуждает сознание, которое, я знаю, скрыто где-то глубоко внутри него, и тогда он спасёт меня. И хотя он плохой человек, хотя он поступает неправильно, держа меня здесь… это, в конце концов, всего лишь его работа. Он следовал правилам, и если я единственная, кто заставляет его нарушать эти правила — что ж, разве не на таких вещах основаны романтические истории? Разве не об этом мечтает каждая женщина? Чтобы любовь к ней была настолько особенной и чистой, что она превратит зверя в человека?
Я закрываю книгу и бросаю её на пол, прежде чем плюхнуться на кровать. Здесь настоящая кровать с красивым сиреневым одеялом и пуховыми подушками. Здесь есть потолочный вентилятор и шкаф, комод с зеркалом, книжный шкаф. Каждую неделю он приносит мне больше книг. Последняя книга, которую я прочла, была «Тёмные тайны» Джиллиан Флинн. Он сказал, что это одна из его любимых книг, поэтому, конечно, я проглотила её. Так много можно рассказать о человеке по книгам, которые он читает. Интересно, почему эта книга так сильно ему нравится, об убийстве, дерьмовом воспитании, жестоком обращении? Я отчаянно хочу знать, что такого случилось, что привело его туда, где он находится сейчас в этой жизни — что заставило его убивать. Люди, которые так же холодны, каким должен быть и он, это можно увидеть в их глазах, там пустота, которая говорит тебе, что они в один миг отнимут твою жизнь. Но глаза Макса, хотя они и холодные, и чёрные, и притворно пустые, я верю, что в них есть проблеск чего-то, что могу видеть только я. Краткая вспышка жизни, потери и любви, которые, как мне кажется, быстро исчезают.
И я хочу быть единственной, кто его понимает.
Я хочу любить его, потому что думаю, что это всё, что ему действительно нужно. Хочу быть кем-то, кто по-настоящему, искренне понимает и любит его.
Несколько дней назад он дал мне старые радио-часы, поэтому мне больше не приходится сидеть в тишине. Мне не нужно беспокоить его и спрашивать время. Честно говоря, я бы предпочла придерживаться той концепции времени, как одной из тех вещей, о которых я на самом деле не имею понятия. Не знаю почему, но имея возможность следить за течением времени, — думаю, что это доведёт меня до грани. Какая-то песня в стиле поп-рок, играет довольно громко, так что я едва слышу стук в дверь.
Я улыбаюсь, когда вижу, как Макс входит в комнату.
— Купил тебе кое-что, — говорит он, поднимая книгу, написанную двумя писателями, о которых я никогда не слышала. Я хлопаю в ладоши, а потом протягиваю их. Он кладёт книгу в мягком переплёте мне в руки, и я сразу же пролистываю её, читая краткое содержание «Злых маленьких слов».
— Спасибо, — говорю я, захлёбываясь от восторга, листая страницы и вдыхая запах свежих чернил.
— Ага, прозвучало так, как будто это то, что ты и хотела. Абсолютно глупо и болезненно, — говорит он, смеясь, и садится на край кровати.
— Зачем ты здесь? — спрашиваю я.
— Потому что я забочусь о тебе.
— Нет, Макс. Почему ты здесь на этом этапе своей жизни? Что заставило тебя это сделать — Эрл, Бубба… почему ты им помогаешь? — он не смотрит на меня, поэтому я мягко беру его за подбородок, точно как он делал со мной снова и снова, и я поднимаю его лицо. — Посмотри на меня, — шепчу я. — Я хочу знать, кто ты, почему ты такой, какой есть. Я хочу тебя понять.
На короткую секунду он хмурит брови, его глаза сужаются.
— Я больше ничего не знаю.
Я чувствую, как лёгкая улыбка появляется на моих губах.
— Твои глаза говорят другое.
Он смотрит на меня, и я не уверена, гнев это или замешательство, или вообще что-то другое, но он думает.
— Когда ты снова и снова теряешь тех, кого любишь, — говорит он, переводя дух. — Когда дерьмо типа этого бежит в твоей крови, как долбаный вирус, у тебя нет выбора. Иногда добрые намерения пронизаны чистым злом.
— Ты и твои загадки.
— У меня на то свои причины, Ава. Но даже при всём этом, даже без Эрла и всего этого дерьма, я был обречён задолго до этого. Я уже рассказал тебе правду, мне нравится убивать, а какому нормальному человеку нравится это дерьмо?
Моя рука покрывается гусиной кожей, как будто её колют иголки. Этот человек — убийца. Он дважды признался, что ему нравится забирать человеческие жизни, что должно вызывать у меня к нему ненависть, но нет.
— Но ты убиваешь плохих людей, правильно?
— Да.
— Людей, которые вредят другим людям?
— Да, — он не отрывает взгляда от моих глаз, и я беру его руку, подношу её к своим губам и нежно целую её.
— Тогда твоё сердце на верном пути, — я знаю, как запутанно это звучит, но я в это верю. У всех нас разные убеждения, и кто я такая, чтобы судить его? В таком мире, как этот сознание человека меняется. Что правильно и что неправильно не оценивается общепринятыми мерками. — Тебе просто нужен кто-то, кто поймет это, — шепчу я.
— Ты… — Макс начинает тянуться ко мне, но останавливается, опираясь на колени и запуская пальцы в свои густые волосы.
— В чём дело? — я бросаюсь к нему и нежно провожу ногтями по его широкой спине.
— Ни в чём, — он резко отстраняется от моего прикосновения. — Ни в чём, — повторяет он, его тон становится взволнованным, когда он встаёт и шагами меряет комнату, останавливаясь, чтобы опереться о дальнюю стену.
— Макс… — мою грудь пронзает страх. Что если Эрл сказал ему, что он должен меня убить, что если я больше не представляю для них ценности? Сердце стучит в висках, адреналин сотрясает тело.
Он смотрит на меня, нахмурив брови.
— Что ты чувствуешь… Мне нужно знать, что ты чувствуешь ко… — покачав головой, он осекается. Я замечаю, что он сглатывает.
Радостная песня по радио затихает, и начинает играть песня «Непостоянный». На фоне играет оркестр. Ритмичный звук струн и голос того человека меняет настроение на что-то мрачное, печальное, потрясённое горем. Атмосфера становится напряжённой. Макс закусывает губу, ещё раз качает головой, затем пересекает комнату решительными шагами. Его пристальный взгляд пригвоздил меня к месту. От напряжённости, горящей в его взгляде, моя кожа покрывается мурашками, а сердце подскакивает к горлу. Проведя одной рукой по своим густым волосам, Макс изгибает бровь в мучительном выражении, когда он медленно приближается ко мне.
Вот и всё. Он собирается меня убить. Под эту песню. В этой комнате голыми руками. А я думала, что люблю его…
Я забираюсь на кровать и отступаю назад, пока спиной не ударяюсь о стену, и сглатываю. Макс останавливается передо мной, не отрывая взгляда от моих глаз. Его взгляд падает на мой рот, и он закрывает глаза со стоном. Он хватает моё лицо. Его пальцы впиваются мне в волосы, ладонь покоится на моей щеке. Медленно он притягивает моё лицо к своему, пока его рот не оказывается всего лишь в нескольких дюймах от моего.
Никто не произносит ни слова, в них нет необходимости.
Это неправильно. В нём есть что-то, что, я знаю, не должно быть по-человечески возможным, но всё же это есть. Этот взгляд его тёмных глаз прыгает от моих глаз к моему рту, и когда он так медленно наклоняется, сердце бьётся о рёбра. Хор в той песне ревёт по радио и это один из тех моментов, когда ты знаешь, что будешь вспоминать это на своём смертном одре. Поворотный момент, когда каждый вдох твоей жизни висит на волоске.
— Я не должен хотеть тебя так, — шепчет Макс у моих губ, от его горячего дыхания кожа покрывается мурашками. Я резко закрываю глаза, когда очередной его долгий выдох переходит от его рта к моему. — Скажи мне нет, — говорит он, его губы едва касаются моих.
Я сглатываю как раз тогда, когда его тёплые губы накрывают мои. Он забирается на кровать, его руки всё ещё обхватывают моё лицо, когда его поцелуй становится настойчивее. И этот поцелуй, хотя он и нежный, всё равно каким-то образом животный, грубый и жесткий. Серьезность ситуации очевидна с каждым прикосновением, каждым вздохом, но внутри неё такая глубокая красота, слова никогда бы не оценили её по достоинству. Сделав паузу, Макс стонет. Пальцами он накручивает мои волосы, тогда как языком он дразнит мои губы. Я наслаждаюсь мягким ощущением его рта, как кусочком пищи, брошенным крестьянину. Я получаю удовольствие от этого, потому что это то, чего мне до смерти хотелось, не важно, насколько это неправильно или порочно. Я так долго хотела этого от него. Этот поцелуй предоставляет мне подтверждение всех моих желаний. Каким-то образом, в тёмных глубинах этого кошмара я нашла какую-то испорченную версию любви — и я верю, что это единственный язык любви, который я когда-либо пойму. Я отдала себя дьяволу, а Бог помог мне, все несчастья стоили того, ради этого самого момента.
Макс прижимается лбом к моему лбу, большим пальцем он гладит меня по подбородку.
— Я ничего не могу поделать, — его дыхание обдаёт теплом мой рот. — Ни один не смог бы…
И наши губы снова соединяются. Я чувствую, как каждая частичка меня начинает таять, и внутренне я кричу себе взять себя в руки, но Макс — всё в нём, те части, которые он считает, разрушены, испорчены, как он прикасается ко мне, как будто в этот момент я всё — ну, я просто не могу это остановить. Он прав. Мы правы, и иногда, да, иногда, возможно, судьба должна испортить каждую последнюю вещь в твоей жизни, чтобы поставить тебя на место, потому что именно здесь я и должна быть. Я чувствую это всем сердцем, хотя разум хочет это опровергнуть.
Руки Макса скользят по моей шее, плечам, бокам. Он хватает меня за талию, его губы всё ещё крепко прижимаются к моим. Его пальцы вздрагивают на моих боках, и он стонет, прежде чем отстраняется от меня.
— Не останавливайся, — шепчу я, обвивая его шею руками.
Ещё один поцелуй, и мы исследуем друг друга руками, но как только я касаюсь пальцами пояса его джинсов, он отстраняется от меня, чтобы встать, и отступает, склонив голову. Я встаю с кровати и пристально смотрю на него.
— Я не могу, — он останавливается и смотрит на меня долгим взглядом. — Ава, я не могу… — говорит он, хватая меня и швыряя к стене, целуя меня, как будто я его тот самый чёртов вдох.
Воздух, окружающий нас, тяжёлый от первобытной энергии — жесткого желания и страсти. Его руки путешествуют по мне. Мои пальцы впиваются в его огромные бицепсы. Он владеет частичками меня, которыми ему не следует владеть, и я в некоторой степени уверена, что он знает.
Рыча, Макс собирает мои волосы в кулак, прежде чем снова от меня отстраниться.
— Чего ты от меня хочешь?
Мне хочется крикнуть: «Чтобы ты любил меня», но я не могу этого сказать. Я прекрасно понимаю, что влюблена в очень плохого человека, что я предала саму себя, а когда ты предаешь себя, ты по-настоящему потерян. Поэтому, взамен, я шепчу:
— Ничего.
— Окажи мне услугу, Ава, — он прижимает палец к моим губам и напряжённость в его глазах превращается в беспокойство. — Если я когда-нибудь спрошу тебя, что ты ко мне чувствуешь, просто не говори мне. Никогда мне не говори.
И после этого он поворачивается и выходит из комнаты, оставив меня растерянной и испуганной, что единственный человек, к которому моё сердце способно на такие чувства, — это сам Бог смерти. И хотя я в полной мере осознаю, что стремлюсь к тому, что, я знаю, однажды может забрать мою жизнь, я ничего не могу с этим поделать. Всё, что моё сердце постоянно твердит мне, что некоторые вещи стоят того, чтобы рисковать, потому что без определенных вещей тебе всё равно лучше быть мертвой.
Глава 20
Макс
У меня голова идёт кругом. Я потерял с ней всякий чёртов контроль, и мне требуется каждая капля человечности во мне, чтобы не повернуть, чёрт возьми, назад и не пригвоздить её к той грёбаной стене. Я хочу пометить её, оставить на ней свой след. Я хочу заявить на неё свои права — но это, чёрт побери, ни к чему не приведет.
Эрл сидит за столом, как обычно курит. Он поднимает глаза от газеты, которую читает.
— Она уже готова? — спрашивает он, зажимая в зубах сигарету, когда его губы двигаются, пепел падает на пол.
— Нет, — я прохожу мимо него. Меня уже тошнит от этих ублюдков, задающих один и тот же вопрос. — Она будет готова, когда я, блин, скажу, что она готова.
— Почему она не готова, Макс? — спрашивает Эрл. Я останавливаюсь и, медленно повернувшись, смотрю на него. Гнев пульсирует по моим венам при мысли, что на самом деле придется её отпустить.
— Потому что она не готова, — я делаю к нему шаг. — У неё была жизнь, и потребуется гораздо больше треклятого времени, чем грёбаное отчаяние, чтобы разбить надежду, — ещё один шаг. — Вот почему.
— Что ж, если она не будет готова ещё через одну неделю или около того, можно будет просто убить её, — он ухмыляется, показывая свои грязные, кривые зубы. Эрл тянется к пиву, и я выбиваю его у него из рук. Банка ударяется об пол, пена разбрызгивается. Он оглядывает меня с ног до головы, скорее всего обдумывая то, как сильно я надеру ему задницу, если он попытается мне что-нибудь сделать.
— Как я и сказал, — говорю я, собираясь выйти из комнаты, — она будет готова тогда, когда я скажу, что она, чёрт побери, готова. И её мы убивать не будем. Я скорее убью тебя, сукин ты сын.
— Можно подумать, — кричит он из кухни, — что ты к ней неровно дышишь.
Игнорируя его замечание, я быстро поднимаюсь по винтовой лестнице и запираюсь у себя в комнате. Я меряю комнату шагами, потирая ладонями лицо. Долго пялюсь на пачку сигарет в углу комода, потом хватаю её и зажигаю одну сигарету, дымя как чёртов паровоз по пути к окну. Зажимаю сигарету между губами, пока пытаюсь открыть старую деревянную раму. Наконец она с грохотом широко распахивается, скрипя, кода я поднимаю её. Холодный декабрьский ветер врывается внутрь, и у меня напрягаются мышцы. Вот, что мне нужно, — охладиться. Что-то, что вернёт меня в реальный мир, что-то, что встряхнёт меня и вернёт к тому, что я должен сделать, но потом ветер вздымается вверх, и я чувствую женственный запах Авы, исходящий от моей кожи. Я зажмуриваю глаза и со стоном вдыхаю, снова поднося к губам сигарету. Никотин проникает глубоко внутрь моих лёгких густым облаком.
Ей придётся уйти отсюда. В конце концов — живой или мёртвой, и прямо сейчас, я пытаюсь решить, какой путь лучше. Что хуже для неё: быть проданной какому-то придурку или быть убитой мной? Я мог бы сделать это, и она даже не узнает. Пока она спит. Я мог бы открыть дверь и пустить пулю ей в голову, и она даже не выйдет из царства сна. Но от этой мысли у меня к горлу подступает желчь. Я бы этого не сделал. Нет необходимости. И я не позволю продать её. Вот, что мне нужно решить на самом деле: собираюсь ли я оставить Аву, или я собираюсь её освободить.
Два часа. Я провел два часа, погруженный в свои противоречивые желания. Я выкурил пол пачки сигарет, прежде чем вышел из комнаты и направился в подвал. Когда я открыл дверь, Ава лежала на кровати, одетая в футболку и шорты, волосы собраны в небрежный пучок, и она уже прочитала четвёртую часть книги, что я ей только что принёс. Девушка не поднимает глаз, когда я пересекаю комнату, она просто продолжает читать.
— С тех пор, как я тебя увидел, — я останавливаюсь у кровати, забираю книгу из её рук и бросаю на пол. — Послушай меня, с тех пор, как я увидел тебя, всё, о чём я могу думать, — какой вкус у твоих губ.
Ава бросает на меня взгляд, и чёрт меня побери, эти её глаза… Для меня нет пути назад.
Я хватаю Аву за затылок, приблизив её рот к своему. Мои руки путешествуют по её шее, плечам, потом грубо спускаются по груди и животу, всё это время я жестко её целую.
Пальцы скользят под футболкой. Её кожа такая чертовски теплая и мягкая, что вызывает во мне дикую похоть. Мы срываем наши футболки через головы, потребность чувствовать друг друга — единственное, что заставляет наши чертовски жадные рты отстраниться. В мгновение небольшой паузы мы смотрим друг на друга, оба в противоречии, потому что всё в этой ситуации безнравственно, но боюсь, никто из нас не силён настолько, чтобы это остановить. По правде говоря, ни один из нас и не хочет быть сильным.
Полуобнажённый, я притягиваю Аву ближе. Её бледная кожа, совершенные груди и соски. Мой член увеличивается от примитивного желания взять эту девушку, обладать ею, в то время как моё сознание ведёт со мной моральную войну.
— Пожалуйста… — шепчет она, и последняя тонкая нить сдержанности во мне рвётся.
Хватая Аву за пояс шорт, я спускаю их по ногам, отбросив на пол, потом ложусь на неё сверху, прижимая обнажённое тело девушки к матрасу и устраиваясь между её бёдер. Она пытается расстегнуть молнию, ногтями царапая меня, когда стягивает мои штаны. Я пытаюсь снять их с ног, в это же время посасывая её сосок. Руками я прикасаюсь к бокам Авы, сосредоточившись на изгибах — изгибе талии, выступе бедра, на её, блин, заднице. Я шлёпаю по её до смешного сексуальной части тела, и она тяжело дышит, громкий звук эхом отражается от стен. Мы сплошное месиво из ног и рук, в отчаянном желании касаться каждого грёбаного дюйма наших тел.
Я целую Аву в шею, слегка касаясь нежной плоти, потом кусаю её. Девушка изгибается подо мной, её ноги бесстыдно раздвигаются, ногти впиваются мне в спину. Моя рука скользит вниз по её ноге к изгибу бедра. Я провожу пальцем под краем её белья и в ту секунду, когда я касаюсь её, то перестаю сдерживаться. Запускаю пальцы глубоко в неё, и она стонет.
— Пожалуйста, — снова говорит она, хватая меня за волосы и резко наклоняя мою голову на бок.
Мужчина не может терпеть это дерьмо.
— Макс, я просто…
— Чёрт возьми, умоляй меня, — шепчу я у её уха, сильнее сжимая её рукой. — Попроси меня, Ава, — ещё один грубый нажим рукой, и она запрокидывает голову назад на подушку, её красивые полные губы приоткрываются, чтобы сделать глубокий, тяжёлый вдох. Ее пальцы сжимают простыни. И когда я вхожу в неё сильнее, она стонет.
— Чёрт возьми, женщина, — произношу я со стоном. Мой грёбаный член настолько, блин, твёрдый, что я едва могу ясно мыслить. Ещё один нажим, и я вынимаю из неё руку, засунув пальцы в рот, чтобы попробовать Аву на вкус. Чёрт, какая она на вкус… Всё, что я могу, — это стонать.
Ава хватает мой член и приближает его к своему входу. Вот он этот момент, чёртово мимолетное мгновение, когда я просто чувствую её. Когда я наслаждаюсь тем фактом, что мне ещё предстоит взять её, получить удовольствие от искушения, и затем, настолько медленно, насколько я вообще могу вытерпеть, я вхожу в неё. От тепла и напряжённости я со стоном закрываю глаза. Я обвиваю Аву руками, положив их ей на плечи, пока полностью погружаюсь в неё. — Чёрт, твоя киска такая совершенная, — говорю я ей.
И всё, что происходит с этого момента, возникает на уровне инстинкта. Неукротимая, несдерживаемая, гребаная страсть. Я трахаю её до тех пор, пока она не начинает кричать, царапая мою скользкую от пота спину, и затем, когда Ава говорит мне, что больше не выдержит, я переворачиваюсь на спину, и она оказывается сверху.
Тяжело дыша, не отводя от меня взгляда, Ава медленно посмеивается надо мной. Так чертовски невинно. Я хватаю руками девушку за бёдра, сжимая так, что ей приходится оседлать меня сильнее, безжалостно. Ава запрокидывает голову назад, тёмные волосы падают за плечи, когда она хватается за мои бёдра, чтобы не потерять равновесие. Видеть, как она овладевает мной так — это в принципе искусство, что-то такое необузданное и прекрасное. Я ни за что и никогда не смогу позволить кому-либо ещё обладать ею. Она моя. Эта чертовка была рождена для меня. Она, её демоны, её невинность — всё. Это всё моё. Честно говоря, если бы я мог, я бы овладел Авой, потому что эта девушка — первое в этой жизни, что я когда-либо находил до совершенства безупречным.
Все моё тело напрягается, и Ава замедляется.
— Чёрт возьми, не останавливайся, — говорю я, хватая её за бёдра и прижимая к себе как можно сильнее.
Секунды спустя, моё тело заполняет неистовый жар, каждая клеточка меня ослабевает. Двигая своими бёдрами против её бёдер, я издаю низкий стон. Запрокинув голову на подушку, я рычу и скриплю зубами. Кончиками пальцев я впиваюсь в бока Авы, погружаясь в нежную плоть в попытке замедлить её движения, пока кончаю.
— Остановись… остановись… — шепчу я, не в силах больше выносить это ощущение.
Ава обессиленно падает на меня. Её щека покоится на моей груди. И вот так мы оба лежим, затаив дыхание, обнимая друг друга, я глажу её по спутанным волосам, а она обводит пальцем рисунок моих татуировок.
Всё изменилось. И это очевидно.
Лёжа с ней здесь вот так, я никогда не смогу отпустить её. Я буду держаться за это любой ценой. Любовь — из всех существующих эмоций, — единственное, что может вызывать серьёзные потрясения человеческой души, и единственная эмоция, которая обещает дать тебе что-нибудь взамен.
Даже когда эта эмоция не что иное, как ложь…
Глава 21
Ава
Пребывая в состоянии блаженства после оргазма, я смотрю, как лопасти вентилятора размывают краски мира вокруг, когда я провожу пальцами по плечам Макса. Есть какое-то ощущение, чувство, что я наполовину нашла себя в его объятиях — и далее следует момент ясности. Это не жизнь. Это неправильно. Я пленница. И этому мужчине, лежащему обнаженным подо мной, которому как бы я ни научилась доверять, мне доверять не следует. Как бы я ни чувствовала, что моё место здесь, это не так. Вероятнее всего, он убьёт меня. А моё исковерканное и сбитое с толку сердце запало на него.
Макс двигается в кровати, и, взяв меня за руки и подвинув к себе, приникает ухом к моему сердцу. Мой пульс врубает максимальную скорость, пальцы прекращают свой путь по широким мужским плечам.
— О чём ты думаешь? — спрашивает он.
— Я не знаю, о чём ещё думать, — выдыхаю я. — Я стараюсь не думать ни о чём.
Макс проводит рукой по моему боку.
— Как ты относишься к тому, что ты здесь?
Я сглатываю.
— Я ненавижу это.
Он кивает.
— Ты ожидал, что мне это понравится?
— Совсем нет, — он целует меня в лоб. — Если бы я мог, я бы отпустил тебя.
Он впервые сказал что-то подобное. Я слышу противоречие, вину, и это приводит меня в ужас. Часть меня хочет спросить, почему он не может, но с другой стороны, некоторые вещи лучше не знать.
Мои пальцы вновь проходятся по его мускулам.
— Были и другие? — спрашиваю я. Я просто чувствую, что были, почти как приведения, гуляющие по коридорам этого старого дома, но потом я понимаю, что мне лучше не знать. — Не отвечай. Я не хочу знать.
— Не хочешь? — он садится, посылая мне любопытный взгляд.
— Нет, — я перевожу дыхание. — Если были другие, то я лишь число. Статистика — ну, я уже статистика, я думаю, да? Но ты знаешь, я так или иначе начинаю это понимать. А иногда, когда ты задумываешься о вещах, они начинают обретать смысл. Что-то типа… — я говорю сбивчиво, но не могу остановиться и чем больше говорю, тем заинтересованнее становится выражение его лица. — Это просто, если я единственная, тогда, то думаю, в каком-то смысле это делает меня особенной, да? То есть, во мне было что-то такое, что кто-то довольно сильно захотел меня украсть. А если ты думаешь об этом, ну, то есть, на самом деле об этом думаешь, ты отбрасываешь все моральные принципы, и ты крадёшь только то, что чего-то стоит, — в его взгляде что-то мелькает, и это заставляет меня чувствовать себя уязвимой, поэтому я опускаю взгляд на колено. — Я просто не хочу думать, что был кто-то ещё… — и я имею в виду Макса. Я не хочу думать, что была другая девушка, на которую он смотрел так же, как смотрит на меня.
— И здесь есть твои демоны, да? Они не дают тебе увидеть, чего ты стоишь, — он гладит меня по голове, проводит рукой по шее и целует меня в щёку. — Никого другого никогда не было. Если честно, я думаю, что всегда была только ты.
И я знаю, что он говори не о других пленницах. Он говорит обо мне и о себе. О своих чувствах, возникших между нами, как электрический ток. Слёзы вот-вот навернутся на глаза, и я борюсь с ними, потому что плакать сейчас не имеет смысла. Это красивая трагедия. Что-то, что в любом другом мире и при других обстоятельствах, стало бы эпической историей любви, но здесь, в глубине этого подвала, запертой в комнате, о существовании которой никто не знает, жить долго и счастливо невозможно. Эта история здесь и заканчивается. В этой комнате. Со мной и с ним.
Глава 22
Макс
День 61
Запоздавшее вечернее солнце садится за деревья, но нет ярких цветов. Лишь тускло-желтый свет озаряет серые облака. Ветер завывает из-за угла веранды, вокруг сухих, голых ветвей, создавая шум издалека. Я пялюсь на сигарету у меня в руке, наблюдая, как дым поднимается от кончика и растворяется на легком ветерке, пока Бэр и Руфус борются на куче земли.
Прошел день, с тех пор как я видел Аву. Почему? Я не могу заставить себя сделать это. Я пришел и встал перед дверью, не в силах открыть её. Мой разум работает без остановки. Снедаемый виной. Эта девушка — как грёбаная болезнь, покалечившая меня. Она — всё, о чем я думаю.
Я потратил много часов, пытаясь определить, как заставить это работать. В процессе всего этого я как-то забыл о Лиле. И на этом этапе я понимаю, что оказался на распутье. Я намеревался спасти свою сестру, но найду ли я её когда-нибудь? Я могу спасти Аву. В этот самый момент я мог спасти её, но потом я потерпел неудачу с моей сестрой. Как эгоистично было бы отказаться от Лилы, чтобы сохранить что-то, что на самом деле в основе своей мне не принадлежит. Я могу видеть это в глазах Авы. Она любит меня, она меня хочет, и так замечательно видеть это. Но это обман. Это искусственное. И как я могу жить с такой ложью? Женщина, которой я одержим, любит меня только потому, что я заставил её поверить в ложь.
Я слышу рёв грузовика Эрла, съезжающего по дороге, но не удосуживаюсь поднять глаза. Гудит гудок, и несколько секунд спустя Бэр и Руфус, тяжело дыша, бегут по лестнице. Дверца машины с грохотом закрывается. По пути к крыльцу Эрл свистит. Его грязные рабочие ботинки появляются в поле моего зрения, и я подношу сигарету к губам, вдыхаю, затем выпускаю облако дыма.
— Том умер, — говорит Эрл.
Сделав ещё одну затяжку, я поднимаю на него глаза.
— Какой-то придурок застрелил его. Думаю, нам нужно получить документы и вещи из его дома. Найди кого-нибудь ещё, чтобы разобраться со всем этим, потому что я чертовски уверен, что я этого делать не буду.
Я изо всех сил стараюсь согнать безумную ухмылку с своего лица.
— Охренеть. Они знают, кто его застрелил?
— Нее, вероятно, какая-то сделка сорвалась. Он запускал руки почти во всё, что только в голову придёт, — Эрл хихикает. — Не говоря уже о том, что он трахал старуху грёбаного Берта (прим. старуха — имеется в виду его женщина). Берт — сумасшедший ублюдок, вероятно, узнал и убил его, — он пожимает плечами. — Нельзя винить его.
— Да, думаю, что нельзя, — я делаю ещё одну затяжку, потом выкидываю окурок во двор. — Он управлял сделками, верно?
Эрл смотрит на меня, прищурив глаза, и на секунду в них мелькает паранойя. С его губ слетает скрипучий смешок.
— Том управлял большинством вещей. Чёрт, по сути, это был его бизнес, — он хмурит брови от беспокойства. Эрл не блещет умом.
— Значит… — пожимаю я плечами. — Дело переходит к нам, правильно?
Он смотрит на меня так, будто эта проклятая мысль никогда не приходила ему в голову, а когда идея, как ни странно, возникает, по его лицу расплывается огромная ухмылка.
— Чёрт, да, думаю, мы сможем. Щенок, — он щёлкает пальцами и танцует джигу. — Теперь мы будем сукины дети при деньгах, парень.
Я киваю.
— Скажи, где он жил, я схожу и посмотрю, что нам нужно. Я уверен, у него есть документы и всё остальное, а нам ведь не нужно, чтобы кто-то ещё прибрал их к рукам, да? — пот медленно стекает по моей брови.
— Да, — уставившись куда-то вдаль, Эрл кивает, его взгляд стекленеет. — Хотя подожди пару дней. Пусть всё это дерьмо уляжется. Нам не нужны никакие любопытные, сующие везде свой нос, которые вызовут копов, когда ты подъедешь к дому. Может быть во вторник? — собаки начинают драться, и Эрл пинает их по дороге к двери. — Долбаные собаки… о, и эта девчонка уже готова?
Я не отрываю взгляда от пола.
— Не-а.
— Ха, ну, тем хуже для тебя. Я продал её. Её заберут через три дня, — петли на дверях скрипят, когда он её открывает. От грохота захлопывающейся двери я вздрагиваю.
Три долбаных дня? Это всё, что у меня есть. Меня охватывает гнев, я стискиваю челюсти, мышцы напрягаются. Я пялюсь на горизонт, щёлкая костяшками пальцев в дерьмовой попытке избавиться от беспокойства. Я высиживаю здесь, один, погруженный в свои мысли, размышляя, какого чёрта мне делать теперь? И когда солнце село, я так и не пришел ни к какому решению. Я встаю с крыльца и направляюсь в комнату Авы, не совсем уверенный, что я собираюсь делать, но уверен, что не отпущу её.
Я останавливаюсь у двери комнаты девушки и опускаю голову. У неё был день, чтобы обдумать, что мы сделали. Подвергнуть всё это сомнению, у себя в голове нарисовать меня монстром. Я никогда не намеревался трогать её. Никогда. Но некоторые вещи не поддаются человеческому контролю.
Дверь распахивается, и она предстаёт передо мной на кровати, волосы в беспорядке. Читает.
— Ава? — говорю я. Она игнорирует меня и перелистывает страницу своей книги. — Ава, — всё ещё ничего. Я осторожно беру книгу из рук девушки, положив закладку, прежде чем закрыть её и оставить у подножья кровати. Подбородок Авы опускается к груди. Несколько слезинок падают на её колено, оставив пятно на простыне, обернутой вокруг её бёдер. Я запускаю пальцы Аве в волосы у виска, и она тянется навстречу моему прикосновению. Я чувствую себя таким куском дерьма. Таким куском дерьма.
— Ты бросил меня… — шепчет она.
— Я…
— Ты сделал это со мной, а потом бросил меня!
— Прости, мне не следовало… Мне не следовало так поступать с тобой, — говорю я.
Она качает головой, затем поднимает на меня глаза и вытирает слёзы.
— Тебе не следовало делать многое, Макс, — я стискиваю зубы. — Я просто, я просто сбита с толку и… я даже больше не знаю, кто я. Это… — она гневно ходит по комнате. — Это моя жизнь. Сидеть здесь, взаперти, и для чего? Для чего? — кричит она. — Так ты можешь трахать меня? Значит, ты можешь иметь меня, когда захочешь, значит, ты можешь торговаться со мной, убить меня? Какого чёрта ты хочешь? Зачем ты меня здесь держишь? — Ава поднимает на меня взгляд. В них так много эмоций, как чёртов океан во время шторма, разбивающий хрупкий корабль. Гнев, ненависть, страх и грусть. И она знает, что она тонет.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги