Предрассветные миражи

Глава 12

Окна гостиницы «Кроун Плаза» выходили прямо на побережье Кораллового моря, и Андрей, распахнув окно в своем номере, мог ощутить хрустящий соленый воздух, наполняющий все вокруг. Его обволакивала духота, влажная, липкая, густая. Даже в вечернее время не наступало облегчения. Его предупреждали о влажном климате, но привыкнуть к нему было невозможно. Только кондиционер спасал, создавая иллюзию сухой прохлады.

Андрей более или менее выспался после продолжительного перелета. Пришлось лететь в Стамбул, потом в Сингапур и только потом, ночным рейсом, в Порт Морсби. Наверное, даже на Северный полюс можно долететь быстрее, думал он, ощутив наконец под ногами землю далекой Папуа — Новой Гвинеи. Напичканный инструкциями по безопасности, он, как дикий зверек, оглядывался в аэропорту на местный люд, боясь сделать лишнее движение. В холле его встретила огромная надпись: «Добро пожаловать в рай». «Ну да, в рай», — усмехнулся он про себя. По всем очеркам, страна эта менее всего подходила под райское определение. Разве что здесь обитало множество райских птиц всевозможной окраски, но все остальное — сплошной криминалитет.

Он не мог не заметить, что вместе с ним прибыло очень много иностранцев, и вели они себя вполне раскованно и уверенно, как вели бы себя в любой другой стране. Ладынин решил, что они, скорее всего, уже давно живут здесь и тоже одичали, слились с папуасами. Он не хотел сливаться. Да и приехал-то он ненадолго. Встретится с парой-тройкой нужных людей в местном МИДе, и, скорее всего, вопрос уладится. В конце концов, эти безголовые Кристаллинские всего лишь мелкие сошки, бизнесмены среднего пошиба, с чего правительство будет упираться и портить отношения с Россией из-за такой мелкоты?

Паспортный контроль он прошел без проблем. Ладынин впервые осознал преимущества дипломатического паспорта. Пока других заставляли открывать чемоданы и потрошили их содержимое, его пропустили без лишних слов, уважительно кивнув. У выхода из здания аэропорта его ждала машина. Он думал, что это его встречают из МИДа, но оказалось, что мидовцы просто наняли кого-то из гостиницы, к тому же за счет самого Андрея. Озираясь, Андрей передал свой чемодан и быстренько уселся в машину. Темнокожий водитель бесстрастно оглядел своего клиента, и Ладынину показалось, что в глазах его мелькнула тень презрения. С чего бы это?

Отель, вопреки ожиданиям Андрея, оказался очень приличным. Служащие были очень приветливы и произвели на него приятное впечатление. Он все еще инстинктивно боялся расслабиться, но не мог не признать, что обстановка внутри отеля не располагала к нервозности. Неторопливая прислуга, негромкая речь в кафе, аромат тропических цветов, щедро расставленных повсюду в огромных плетеных корзинах. Наспех приняв душ в номере, он плюхнулся на кровать и уснул крепким сном уставшего путешественника. Неизвестно, сколько бы он еще проспал, если бы не телефонный звонок, разбудивший его в шесть вечера.

— Андрей?

Судя по тому, как мужской голос произнес его имя, это был русскоговорящий человек.

— Да, я вас слушаю.

— Это Глеб. Глеб Кристаллинский. Приветствую вас на райской земле! Как добрались?

— Здравствуйте. Спасибо, хорошо. — Ладынин несколько смешался. Не знал, какой тон выбрать в разговоре с тем, из-за проблем которого он сюда, собственно, и приехал. Все-таки Ладынин — официальное лицо, а Кристаллинский — нарушитель закона. Точнее, не Кристаллинский, а его жена. Но, как говорится, муж и жена — одна сатана.

— Знаю, что вы устали, но не советую вам ужинать в номере. Приглашаю поужинать с нами. Мы можем сходить в пиццерию на Эла Бич, там очень недурно готовят. Нам ведь есть о чем поговорить, не так ли?

Андрей не знал, что сказать. Он ожидал более заинтересованного приема со стороны местного МИДа, но, похоже, никого здесь его приезд не впечатлил и никто не собирался встречать его и вводить в курс дела в первый же вечер. Может, и хорошо будет узнать сначала версию самих обвиняемых, а потом уже официальную? Торчать в номере весь вечер, борясь со страхом выйти за пределы гостиницы, ему вовсе не улыбалось, и он согласился на приглашение Глеба.

Высокий плечистый мужчина со светлыми усами и ясным взглядом небольших голубых глаз ждал Андрея в холле гостиницы в семь вечера. Андрей благоразумно не стал облачаться в костюм, а надел легкую рубашку и джинсы.

— Глеб, — крепко пожал его руку привставший навстречу Кристаллинский. Как он его вычислил? Неужели он настолько отличается от других, что невозможно не узнать? — Знаете, мы поменяли наши планы. Поужинаем прямо здесь, в «Кофе Хаузе» на втором этаже гостиницы. У Кристины здесь какая-то встреча, по-моему, провожают одну из ее подруг, поэтому она немного опоздает, а мы подождем ее. Заодно и поужинаем, идет?

— Подождем Кристину? А разве она не… — Андрей ничего не понимал.

— Не — что?

— Не в полицейском участке?

— В участке? — Глеб рассмеялся, как будто Андрей удачно пошутил. — Нет, конечно. Да ее продержали там несколько часов для проформы, якобы что-то с паспортом, и отпустили. Здесь это просто.

— Да, но… Нам сообщили, что она еще там.

— Наверное, забыли сказать, что отпустили, бывает, это же ПНГ, еще не то увидите, — засмеялся Глеб. — Так что, ужинаем здесь?

Для Андрея не было никакой разницы между пиццерией на Эла Бич и «Кофе Хаузом» в отеле — все звучало равно незнакомо и не предвещало ничего съедобного. Ну что можно готовить в ПНГ? Банановые листья в кокосовом молоке? Но что вызвало в нем нескрываемое удивление и даже раздражение, так это поведение Кристаллинской, которая, вместо того чтобы заботиться о своем будущем и спасении собственной шкуры, гуляет на проводах подруги. Неужели она не понимает важности ладынинской миссии? Да еще эта дезинформация с полицейским участком. Андрей все больше и больше чувствовал себя дураком.

Кафе располагалось на втором этаже отеля и выходило окнами на бассейн. Андрей отметил, что почти все столики заняты, народ неторопливо потягивал пиво и так же неторопливо вел беседу. Белых было довольно много, и никто из местных не выказывал особого интереса к ним, видимо, присутствие белых здесь давно уже не расценивалось как нечто из ряда вон выходящее…

Они с Глебом уселись за низкие столики в широкие плетеные кресла, и Глеб заказал пиво.

— Местное пиво. Эс-Пи. Рекомендую, очень хорошее.

Андрей кивнул. Затем Глеб заказал и еду — жареного кальмара с солью и перцем.

— Это здесь одно из фирменных блюд. Готовят отменно.

Официантка, носившая на груди табличку с именем «Джоанна», блеснула белоснежными зубами и удалилась, покачивая бедрами и демонстрируя фигуру супермодели. Она вела себя с Андреем и Глебом чересчур дружелюбно, почти флиртовала.

— Здесь это просто, — пояснил Глеб. — Девушкам нужны деньги. Деньги есть у иностранцев. Все просто. По-дружески предупреждаю — будьте осторожны. Связавшись раз с местной девушкой, потом будете иметь дело со всей ее родней.

— Да я и не собирался… — оскорбленно протянул Андрей. Начитавшись о всевозможных болезнях, включая СПИД, прописавшихся в Папуа, он даже за руку боялся здороваться с местными, хотя и тщательно скрывал это.

Пока они ждали заказ и потягивали ледяное пиво, Глеб рассказывал, как он очутился здесь восемь лет назад, как загорелся идеей подводного плавания, вошел в долю с одним местным бизнесменом и открыл небольшой отель на одном из крошечных островков.

— Не скажу, что бизнес приносит миллионы, но доход неплохой. Мы организовываем рыбную ловлю, выезд на подводное плавание, снорклинг — в общем, все то, что обожают не только заезжие туристы, но и те иностранцы, которые живут здесь годами и не знают, чем занять себя по выходным.

— Так вы приехали сюда как турист?

— Да, и решил остаться. Я не первый такой и не последний. Эта страна притягивает, обволакивает невидимой паутиной и не отпускает. Феномен. Везде ее ругают, а живущим здесь нравится.

— Но теперь-то, я думаю, вам все-таки придется уехать? — Андрей решил перевести разговор на интересующую его тему.

— Теперь? — Густые светлые брови Глеба взлетели вверх. — А-а-а, вы имеете в виду положение Кристины… Ну не знаю. Ведь вы поэтому здесь, не так ли? Вот вы нам и скажете, уезжать ей или нет.

Ладынин непонимающе смотрел на собеседника. Либо Андрею неверно представили ситуацию, либо Глеб не понимает всей ее серьезности.

— Вы не хотите рассказать мне для начала, что же произошло?

— Да-да, конечно. — Глеб как-то рассеянно оглянулся по сторонам, и через секунду его лицо озарилось теплой улыбкой.

— А, вот и она. Знакомьтесь, это Кристина.

Ладынин обернулся, следуя направлению взгляда Глеба, и оказался лицом к лицу с бесшумно появившейся позади него стройной молодой женщиной, разглядывающей его немигающим взглядом. Каштановые волосы обрамляли лицо небрежными волнами, смягчая заостренные черты. Ладынин поймал себя на мысли, что она немного напоминает охотничью борзую. То ли вытянутым острым носиком, то ли немного раскосыми, большими, влажными карими глазами, то ли выражением лица — тревожным, настороженным, словно обладательница сего лица находилась в постоянном ожидании чего-то необычного, требующего ее внимания. Она и не подумала улыбнуться, продолжая выпускать кольца дыма и бесцеремонно разглядывать Ладынина. Потом, словно стряхнув невидимую пелену, улыбнулась, и мягкая улыбка неожиданно придала ее лицу оттенок беззащитности.

— Здравствуйте. — Протянутая рука оказалась прохладной и сухой, краткое, но достаточно крепкое рукопожатие гармонично сочеталось с низким хрипловатым тембром ее голоса. — Давно приехали?

Она обошла столик и села рядом с Глебом.

— Андрей Ладынин, — официальным тоном произнес Ладынин, скрывая смущение от беспардонного разглядывания своей персоны — Приехал сегодня утром. Вот, выясняю у вашего супруга, что же произошло.

Кристина, однако, уже не слушала его, так как ее внимание привлекла пара, сидящая за соседним столиком. Местный мужчина с густой черной бородой обнимал за талию совсем юную девушку,

— Знаешь, кто это? — прошептала она мужу.

Тот пожал плечами.

— Декан медицинского факультета, профессор. — При этом слово «профессор» она произнесла с нескрываемой иронией.

— Чем он тебе не угодил? — откликнулся Глеб, лениво повернув голову в сторону обсуждаемого.

— Получит еще свое, — отмахнулась Кристина.

— Как бы ты не получила, милая.

— Ты же меня знаешь, у меня утиные перышки, всегда сухой из воды выхожу.

Глеб засмеялся и тут же переключил внимание на только что вошедшего белого парня, извинился перед Андреем («Вы тут беседуйте, я скоро подойду») и направился к нему. «Неужели ему настолько безразличны бредовые идеи жены и ее судьба? — с холодным удивлением подумал Ладынин. — Ведь это не может не касаться его, почему же он с таким снисхождением относится к этому, словно к забавам ребенка?»

— О, я смотрю, вы уже приступили к ужину! — Кристина с нескрываемым удовольствием отхлебнула пива из бокала мужа и придирчиво посмотрела на колечки кальмаров в тарелке. — Выглядит неплохо, вы уже пробовали?

Андрей покачал головой и осторожно зацепил кусочек кальмара вилкой, раздумывая, не отравится ли он.

— Да вы ешьте, это вкусно! — засмеялась Кристина низким, с хрипотцой, смехом. — На меня не смотрите, я просто не голодна. Только что ужинала — провожали подругу. Прожила здесь пять лет и теперь уезжает. Не поверите — плакала, так не хотела расставаться с нами! Я, наверное, тоже буду плакать. Вы еще поймете, о чем я говорю. Хотя… — она окинула его критическим взглядом, — это зависит от конкретного человека.

Она стала оглядываться по сторонам с явно скучающим видом. Андрей просто не знал, куда себя девать. Он-то ожидал, что эти люди чуть ли не в ножки ему бросятся, все-таки он приехал вытаскивать их из неприятностей, а им не просто безразличен и Андрей, и его миссия, они даже не скрывают, что его компания невероятно скучна для них обоих. Глеб вообще ушел, Кристина чуть ли не зевает. Ну что же, он тоже не будет особенно церемониться.

— Как вы понимаете, я сюда не прогуляться приехал, а по совершенно конкретному делу. И дело это касается непосредственно вас. Завтра я встречаюсь с представителями местной власти, и мне хотелось бы прежде знать, в чем состоит, на ваш взгляд, проблема.

Глаза ее вспыхнули на мгновение, но так же быстро погасли.

— Да, я понимаю вас. Кстати, прежде чем составлять свое мнение о нашей ситуации, вам как раз не мешало бы прогуляться.

— В каком смысле?

— В прямом. Сидя в гостинице и в офисах чиновников, вы ничего не поймете.

— А что мне надо понимать? Я не хочу влезать в ваши передряги с правительством, для меня главное — уладить вашу мирную депортацию, и все.

— Мою — что? Депортацию? — Кристина рассмеялась. — А кто вам сказал, что меня надо депортировать?

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — раздраженно сказал Андрей. — Что вообще происходит? В МИДе сказали одно, здесь — совершенно другое…

— Андрей, — она неожиданно накрыла его ладонь своею, — не делайте поспешных выводов. Оглядитесь, узнайте побольше, а потом поговорим.

— Но это невозможно! Я здесь ненадолго, и мне нужна информация от вас, а не от уличных торговцев!

Кристина вздохнула, затушила сигарету и позвала официантку:

— Еще пива, пожалуйста.

В этот момент подошел Глеб.

— Ну как? Поговорили? Вы ее не слушайте, от нее ничего не добьешься. Я сам узнал о ее неприятностях, только когда мне позвонили из участка.

— Так неприятности все-таки есть? — язвительно процедил Ладынин, испытывая непреодолимое желание уйти отсюда и покончить с цирком.

— А ты что ему сказала? — Глеб приподнял кружку с пивом. — Ваше здоровье!

— Да он меня тут депортировать собрался.

— И правильно. Ты же не знаешь, какая игра идет за твоей спиной. Лучше тебе сейчас уехать.

— Я потом не въеду обратно. Они мне визу ни за что не продлят.

— А тебе и не надо возвращаться. Отсидишься в другом месте, пока все не утихнет.

— Всем наплевать! — вдруг крикнула она. — Вам всем — наплевать! Люди мрут как мухи, богачи строят виллы на Золотом Береге на деньги бедных, и всем — наплевать!

Она вскочила из-за стола и бегом спустилась по ступенькам. Глеб спокойно посмотрел ей вслед, потом на связку ключей от машины, оставленную ею на столе, подозвал официантку и попросил ее спуститься вслед за Кристиной и передать ключи.

— Извините, — сказал он Андрею. — У нее так бывает. Она очень эмоциональная натура. Особенно когда ей не дают делать то, чего она хочет. Сущий ребенок!

— Послушайте, в чем дело? Я ничего не понимаю, кто-нибудь может объяснить мне, что происходит?

Глеб, похоже, испытывал некоторую жалость к гостю и остаток вечера посвятил ответам на вопросы Ладынина. Выяснилось, что проблемы все-таки есть, но Кристина не хочет признавать их существование по одной простой причине — потому что не хочет уезжать. Она начала какое-то самостоятельное расследование, связанное с распределением денег стран-доноров, выяснила, что они чаще всего либо оседают в карманах небольшой кучки людей в правительстве, либо идут на оплату тех же доноров, выделяющих деньги. Людям остается ничтожно мало. В принципе, это знают многие, но молчат, а Кристина стала поднимать шум, вытащила на свет божий конкретные факты: имена, оценку их собственности, размеры взяток при заключении договоров и так далее. О коррупции в ПНГ знают все, но кричать об этом не принято, как, впрочем, и везде. Кристину попросили уменьшить звук, она не послушалась. Ее решили припугнуть и посадили на денек в полицейский участок. Отпустили быстро, хватило небольшого залога. Проблема состоит в том, что у нее скоро истекает срок визы, и если она сейчас уедет, продлить эту визу потом будет очень сложно. А так она планирует досидеть здесь до конца срока визы и закончить сбор материала, чтобы опубликовать статью на эту тему.

— Она такая, если что взбредет в голову, не остановишь, — развел руками Глеб.

— А вы? Вам что же, все равно, чем занимается ваша жена?

— Мне? Нет. Но мешать я ей не могу. Это ее жизнь. И потом, она ведь права…

Этого еще не хватало! Двое дураков, решивших, что могут спасти третий мир в одиночку! Ладынин уже принял про себя решение, что непременно организует ее выезд, и как можно скорее. От греха подальше.

— Я встречусь завтра с властями, посмотрим, что они скажут. Потом свяжусь с вами. Оставьте мне свои телефоны.

Глеб вытащил визитную карточку и на обратной стороне ее дописал еще один номер.

— Это Кристинин мобильный, если что, и все мои координаты. Не берите в голову, — вдруг обронил он слегка покровительственным тоном. — Все образуется и так. От вас, я так понял, требуется лишь видимость официальных действий.

Тут Андрей совсем рассвирепел:

— Знаете что, Глеб! Вы просто недооцениваете ситуацию! Вы не знаете, какие могут быть последствия для вашей жены. Она ведь и в тюрьме может оказаться, вам этого хочется? Власти не будут с ней церемониться. Она никому здесь не нужна, ясно? И потом, вы же обратитесь к нам, чтобы помогли решить ваши проблемы. Я знаю, что от меня требуется, так что не указывайте мне, как себя вести.

На Глеба тирада Андрея не произвела ровно никакого впечатления. Ладынину даже показалось, что он скрыл улыбку в уголках губ.

— Увидимся завтра. — Андрей вытащил из кармана деньги, отсчитывая непривычные купюры.

— Оставьте, — остановил его Глеб, — я же вас пригласил на ужин. Вы — мой гость сегодня.

— Как будет угодно. — Андрей сухо кивнул и направился к лифту. Разговор вышел совсем не таким, каким он себе его представлял. А эти люди… Вообще странная парочка.

Ночью он никак не мог уснуть от влажной жары, пока не сдался и не включил кондиционер. Прохлада медленно наполняла гостиничный номер. Он не мог забыть покровительственного взгляда Глеба, блестящих раскосых глаз его жены, то насмешливых, то яростных. Кто она? Сумасшедшая, авантюристка или действительно борец за справедливость? Зачем ему это знать? Это не его проблема. Он — чиновник, работающий согласно букве закона. Все, что лежит вне этого, его не должно интересовать…

Глава 13

Утром Андрей сам позвонил в департамент иностранных дел и, представившись, спросил, с кем он может связаться. Неприветливый голос секретаря произнес: «Минуту», и в трубке послышалась музыка. Вскоре на Андрея обрушился целый поток приветственных слов.

— Господин Ладынин? Говорит Марк Гилберт. Как я рад, что вы хорошо долетели и устроились! Вас вчера встретили? Отлично! Мы с нетерпением ждем встречи с вами, не так часто нас балуют визитами русские коллеги. Даже и не вспомню, когда это было в последний раз. Когда мы сможем увидеться? В любое время? Давайте в два часа дня. Скажите водителю из гостиницы подвезти вас к нашему департаменту на Вайгани Драйв и там спросите меня. До встречи!

Он произнес все такой скороговоркой, что Андрей еле успевал вставить односложные «да — нет» в поток его слов. Что же, до двух еще оставалось много времени, которое надо чем-то занять. Пройтись по городу пешком невозможно, в инструкциях по безопасности сказано, что передвигаться можно только в надежном транспорте. На пляж не выйдешь — тоже опасно. Может, попросить водителя свозить его в магазин, купить что-нибудь на обед? В ресторане еда, как он заметил, довольно дорогая. Хорошо бы иметь в холодильнике хлеб, масло и палку колбасы. Откуда в нем вдруг проснулась такая запасливость? Повеяло родным.

Пока он раздумывал, в номер к нему позвонили. На пороге стояла Кристина в белых парусиновых брюках, цветной рубашке с длинными свисающими уголками, кулон из крупной ракушки белел ярким пятном на загорелой груди.

— Привет! Я подумала, вам скучно сидеть тут в номере. Могу свозить вас куда-нибудь.

— Доброе утро. Вам не следовало беспокоиться.

— Сердишься?

Он удивленно взглянул на нее. Вот человек без комплексов! Запросто переходит на «ты», делает вид, что ничего не произошло и что это не она вылетела пулей из-за стола, обвинив присутствующих неизвестно в чем.

— Сердишься, вижу. Не бери в голову. Одевайся, я тебя подожду в холле. Покажу город. Или ты занят?

— До двух свободен.

— Чудненько. Жду.

На этот раз глаза ее сверкали озорством и лукавством, как у разыгравшегося ребенка. Это была совсем другая Кристина. Андрей посмотрел на себя в зеркало, разглядывая с пристрастием гладко выбритый подбородок. Почему-то вспомнил о Женьке. Наверное, сегодняшняя Кристина напомнила чем-то сестру. Та же бесшабашность во взгляде и движениях, то же полное подчинение сиюминутному настроению. «Не стоит поддаваться переменам ее настроения», — сказал он своему отражению.

Она, болтая без умолку о всякой всячине, начиная с деревянных скульптур в холле отеля и кончая сухим сезоном, приносящим прохладу, вышла с Андреем к воротам гостиницы. Охранник, широко улыбаясь, отворил ворота.

— Ваша машина не на стоянке?

— Нет, а что? — Она так удивилась его вопросу, словно они находились в самом спокойном городе мира. — Там так тесно, а я не сильна в парковке. Легче поставить машину здесь, у ограды отеля. И выезжать быстрее.

— Но… разве это не опасно, оставлять вот так машину? Прямо на улице? Не украдут?

Кристина засмеялась своим особенным смехом.

— Запомни одну вещь — в этом городе, если захотят украсть твою машину, то украдут ее не только со стоянки, но и из закрытого на замок гаража, прямо из-под твоего носа. И если захотят — ты ее найдешь, нет — никогда не отыщешь. Грань между представителями закона и криминалом здесь совершенно стирается, когда дело касается денег и родственных отношений. Законы клана, семьи — это самые мощные законы, действующие в ПНГ. Сильнее этого ничего нет.

Андрей молчал. Ее беспечность мало вязалась с тем, что он знал о криминальной обстановке в Порту Морсби. Он был бы рад вообще не садиться с ней в машину, но отказываться было неловко. Ее явно побывавший в передрягах старенький РАВ тоже не внушал ему доверия.

Они проехались по холмистому центру города, вдоль пляжа Эла Бич, посмотрели порт, яхт-клуб, потом Кристина выехала на скоростную дорогу Порепорена и помчалась так, что в ушах засвистело. Андрей обожал скорость и сам был не прочь погонять на подмосковных автотрассах, но здесь — другое дело: по дороге мчалось огромное количество машин, и большинство водителей ехали не по правилам, а как придется.

— Куда вы так гоните? — закричал Ладынин, в очередной раз вцепившись в сиденье, когда ей пришлось на скорости увернуться от такого же сумасшедшего психа, решившего ее подрезать.

Кристина не ответила, но скорость сбавила. Оказалось, не из-за слов Андрея, а просто окончился скоростной участок.

— Здесь что, нет ограничений скорости? — утирая пот со лба, выдавил из себя Ладынин.

— Если и есть, о них никто не знает. Главное правило — увернись от другого. Да ты не волнуйся, я не первый год вожу.

— Да-да… — пробормотал Андрей, радуясь тому, что они проезжали уже по другому участку дороги, Борокко, вдоль которого густо расположились различные магазинчики, довольно грязные и неприглядные на вид, и жилые дома. Кристина оживленно рассказывала о городе, притормозив у какой-то подозрительной постройки, огороженной грязным заборчиком.

— В этом месте готовят лучших крабов в городе. Хочешь зайти?

— Не рановато для обеда?

— А тебе в два куда?

— В департамент иностранных дел.

— Тогда лучше пообедай сейчас. Они не накормят; если только за твой счет.

— Но здесь… здесь можно есть? Вид не очень, прямо скажу. И грязь. Мне бы не хотелось в первый же день подхватить какую-нибудь кишечную инфекцию…

Кристина стояла перед ним с развевающимися волосами, скрестив руки на груди, и разглядывала его как любопытный образец человечества. Андрей кожей ощутил ее любопытство, смешанное с насмешкой, хотя она ничего не сказала, даже уголки ее губ не дрогнули. Он вдруг почувствовал себя комнатным растением, никогда в жизни не ощущавшим дуновения ветра, не знавшим вкуса дождевой воды, не обжигавшимся лучами палящего солнца.

Андрей, не выдержав ее взгляда, посмотрел в сторону. Кристина молча направилась к низенькой двери с надписью на китайском.

— Двойное счастье, — бросила она, наклонившись и проходя через дверь.

— Что?

— Место так называется — «Двойное счастье». Не ударься, проем низкий.

— А-а-а…

Они сели за один из немногочисленных столиков.

— А почему двойное? — решил он разрядить обстановку.

— Потому что лучшие крабы и лучшая утка по-пекински.

— Хм, интересное определение счастья.

— Для этого места — это счастье. Счастье — это ведь не штамп, не шаблон, оно свое для каждого места. Ты пришел пообедать в ресторан — здесь для тебя счастьем будет хорошая еда. Когда ты купаешься в море — чистая вода и дельфины вокруг; когда ты работаешь с бедными людьми, живущими за чертой всякой воображаемой бедности, счастье для тебя — помочь им.

— Помощь бывает разная. Разумная и неразумная. Реальная и просто из ложного чувства романтики. — Андрей профессионально перевел разговор на интересную ему тему. Он конечно же не заметил, что всего лишь поймал брошенную ему Кристиной подачу.

Кристина прищурилась. То ли от близорукости, то ли по привычке, Андрей заметил, что она всегда прищуривалась, когда мешкала с ответом. Она медленно закурила.

— Будешь?

Он покачал головой.

— Ты такой весь правильный. Одет с иголочки. Только что вышедший с конвейера государственный работник. Я уже и забыла, когда встречала таких. Здесь подобные люди большая редкость. Основная масса — охотники за легкими деньгами или те, кому не удалось зацепиться в местах получше. Поначалу они думают: «Заработаю здесь деньжат и рвану дальше, на большую землю». Но проходит пять лет, десять, двадцать, а они все еще здесь и не хотят уезжать. Не все, конечно. Но многие. Они влюбляются в свободу. Когда ты окружен привычным обществом на родине, связан обязательствами, формальностями, правилами поведения, это хорошо для одних, а для других становится своеобразной тюрьмой или замкнутым кругом, откуда они не видят способа вырваться. А здесь — здесь мы без прошлого. У нас есть только настоящее, которым мы и живем. Люди остаются, потому что уже не могут жить другой жизнью.

— Да, мне ваш муж говорил.

— Глеб? — Она улыбнулась теплой улыбкой. — Да, он и сам из таких.

— Зачем же вы ему портите жизнь?

Андрей упорно придерживался официального «выканья». Он проглотил ее слова про конвейер. Не время встревать в споры. У него всего две недели, и надо уладить все поскорее, а он пока даже не выяснил толком, насколько серьезна проблема.

— Что ты про помощь говорил? Ложная романтика? Ты запомни эти свои слова, хорошо? Мы вернемся к ним, когда я повезу тебя к тем, для кого помощь может быть либо такой, чтобы ее можно было подержать в руках, либо вообще никакой. А восемьдесят процентов помощи, поступающей сюда, превращаются в виллы и частные счета, но не имеют никакого отношения к тем, для кого она предназначена на бумаге. И я знаю этих владельцев вилл и счетов, и знаю тех, кто по их милости лишился еды, медикаментов, образования. Почему я должна молчать?

— Кристина, скажите мне откровенно, чего вы сейчас добиваетесь? Разоблачить папуасскую мафию и спасти мир? Это, по-вашему, не ложная романтика? Вас же просто уничтожат здесь, и все. Кто стоит за вами? Никто.

— А ты?

Андрей опешил. Вопрос застал его врасплох.

— Я здесь для того, чтобы вывезти вас, а не для поддержки ваших бредовых идей.

— Но ведь тебя прислали представлять мои интересы, не так ли? Ты должен обеспечить мою безопасность, обеспечить, чтобы мне не нанесли вреда…

— Только в том случае, если вы не нарушили закон. А если здешние власти докажут, что закон нарушен, я ничего не смогу сделать. А ведь они легко могут приписать вам что-нибудь.

Кристина крутила в руках тонкую сигарету, и Андрей не мог отвести глаз от ее тонких пальцев. Такие пальцы могли бы принадлежать пианистке, например, или художнице. Кристина вообще была очень тонкокостная, изящная и какая-то летящая. Вчера Андрей мысленно сравнил ее с породистой борзой, сегодня ему на ум пришла птица, подставляющая свои крылья солнцу, стремящаяся в небо, с птичьей беспечностью не тревожась о последствиях. Она не была похожа на тех профессиональных политических журналистов, которые ведут собственное расследование, прекрасно зная, на что идут, кто стоит за их спиной, жестких и хитрых, знающих все ходы и выходы в мире, в котором живут. Хотя… На самом ли деле она так наивна и проста, или…

Она подняла глаза и какое-то время пытливо смотрела на него. Потом внезапно лицо ее озарилось широкой, по-детски задорной улыбкой, и она резко сменила тему:

— Так что, утку или крабов? Начнем, пожалуй, с крабов! Надеюсь, ты хорошо переносишь острое?

Сколько бы Андрей ни пытался вернуться к основной теме, она ловко уклонялась. На нее напал бес веселья, и очень скоро она заразила и его. Крабы были не просто острыми, а очень острыми, так что у Андрея с непривычки слезы брызнули из глаз. Они с Кирой старались не есть такую острую пищу, Кира следила за этим очень строго, зная о проблемах с желудком у Андрея. Но сейчас он просто не мог отстать от Кристины. К тому же крабы на самом деле были вкусными. Правда, они почему-то все время вылетали из металлических щипцов, которыми он старался раскрыть их, и в итоге очень скоро они сидели с Кристиной вымазанные по пояс соусом и окруженные огромным количеством кусочков панциря.

— Боюсь, тебя придется выкупать перед твоей встречей, а то ты сам похож на огромного чумазого краба! — Она вытащила из сумочки фотоаппарат и быстро сделала снимок.

— Нет, нет, нет! — Андрей замахал руками, пытаясь прикрыть лицо. — Только не в таком виде!

— Российский дипломат застукан за поеданием крабов! Покупайте утренние газеты! Такого зрелища вы еще не видели!

Андрею в этот момент на зуб попался кусочек острого красного перца, который он неосторожно разжевал, тут же ощутив настоящий пожар во рту. От неожиданности он яростно замахал ладонью. Кристина протянула ему бутылку с ледяной водой, не переставая щелкать камерой и хохотать. Вылив в себя все содержимое бутылки, Андрей облегченно вздохнул. Кристина отложила фотоаппарат и протянула ему влажную салфетку.

— Знаешь, на кого ты теперь похож?

— На чумазого поросенка, наверное.

Она покачала головой.

— На человека. На живого человека.

— В смысле?

— Ну, не на робота, двигающегося по заданной схеме, а на нормального, живого человека. Я рада, что мы сюда пришли. Иначе я бы не смогла отделаться от мысли, что тебя зомбировали перед поездкой сюда. Сейчас вижу, что все в порядке.

Андрей не стал ничего отвечать. Он не знал, что ответить. Не мог же он признаться, что его посетило то же ощущение. Ощущение некой свободы и раскованности. Ощущение глотка родниковой влаги на губах после долгого потребления хлорированной воды из-под крана. И источником родниковой воды являлась именно Кристина. Она словно протянула ему руку и вытянула на мгновение из тесного кокона на свободу, дала вздохнуть полной грудью и расслабиться. Трудно же ему будет вновь возвращаться в родной кокон.

До встречи в правительстве необходимо было искупаться и переодеться. Кристина оставила его возле отеля, махнула рукой на прощание и унеслась.

Переодеваясь, Андрей постарался настроиться на серьезный лад. Что бы там ни говорила Кристаллинская, все это скорее всего не так безобидно, как ей кажется.

Так, галстук — в порядке. Костюм — ни единой морщинки, ни единой пылинки. Выбритое лицо. Выражение глаз — то, что надо, умеренно уверенное, внимательное.

Ладынин в последний раз взглянул в зеркало, чтобы убедиться — к встрече в департаменте готов. Выражение лица пришлось как следует отрепетировать. В Москве его предупредили, что местные власти очень не любят, если гость показывает свое превосходство, но чрезмерное панибратство тоже не приветствуется. Нельзя позволить им занять ведущие позиции в переговорах. Кристина — неразумный ребенок. Придется сделать все за нее, устроить все для ее блага, не спрашивая ее желаний. А то она со своими желаниями легко окажется в тюрьме.

Мистер Гилберт встретил его очень радушно. Это был довольно высокий, по местным меркам, мужчина с коротко остриженными кудрявыми волосами, широким носом и взглядом человека, умеющего скрывать свои истинные мысли. Поднимаясь с ним по лестнице, Андрей отметил прекрасный ремонт в здании, кондиционеры повсюду, ковры. Департамент явно не бедствовал. Он представлял разительный контраст с грязной улицей и обшарпанными домами вокруг. Отметил Андрей также и то, что среди снующих туда-сюда служащих департамента никто не носил ни галстуков, ни пиджаков. Рубашка, чаще цветная, и брюки — стандартная одежда местного чиновника. Он почувствовал себя белой вороной.

Гилберт провел Ладынина в свой кабинет и все крутил вокруг да около, задавая бесчисленные вопросы о том, как тот доехал, как устроился, что успел посмотреть в городе.

— Встречался со своими соотечественниками, — многозначительно сказал Андрей, вопросительно взглянув на Гилберта. Тот и бровью не повел.

— Да-да, их тут не так много, хотя и приезжают, мы всегда им рады.

— Я имею в виду мистера и миссис Кристаллинских.

— Ах да, ваши друзья. — Гилберт засмеялся, качая головой. — Очень интересная пара.

— Как вы знаете, я здесь именно из-за них.

— Да, да, конечно знаю. Что вы предлагаете?

— Для начала я бы хотел узнать вашу позицию.

— Нашу позицию?

Казалось, Гилберта этот вопрос поставил в тупик. Он как-то смущенно заерзал, глаза забегали. Словно он никогда до этого не задумывался, а какова же позиция их департамента на этот счет.

— У вас есть против миссис Кристаллинской какое-нибудь конкретное обвинение? — Андрей в упор посмотрел на Гилберта, удивляясь его поведению.

— Обвинение? — Гилберт вновь широко улыбнулся. — Господин Ладынин, мы люди демократичные и миролюбивые. Мы никому не хотим причинять зла. И если мадам Кристина благоразумно прекратит свою незаконную деятельность, то и мы не будем ее трогать.

— Но вы задержали ее в полицейском участке? На каком основании? И какую конкретно незаконную деятельность она ведет?

— Ах, господин Ладынин. Законы нашей страны, к сожалению, знают не все служащие. Например, для продления визы ей надо было выехать из страны, а она продлила ее, будучи здесь. За одно это ее можно было бы выслать. И потом, она якобы ведет журналистское расследование, но ведь у нее нет разрешения на эту работу, так? Она нарушает закон.

Голос Гилберта звучал мягко, вкрадчиво. Он и сам прекрасно понимал, и давал понять Андрею, что все это очень обтекаемые формулировки и при желании ими можно сыграть и так, и этак.

— Если я правильно вас понял, самым благоразумным сейчас будет вывезти ее из страны как можно скорее?

— Я тоже так думаю, — закивал головой чиновник. — Это мудрое решение.

— Вы не будете препятствовать?

— Нет, это не в наших интересах.

Разговор оставил Андрея в совершенной растерянности. Если все так просто, зачем он вообще сюда ехал? К чему эти переговоры, если она могла бы и так выехать без проблем? Странно все это. Смеющиеся глаза Кристины то и дело заполняли его воображение, и он не мог разобрать, что в смеси раздражения, непонимания и любопытства превалировало в его чувствах.

Пришлось связаться с Зелотовым. Тот сказал, чтобы Андрей не покупался на простоту предложения чиновника.

— Ее отходные пути должны быть чистыми, понимаешь, Андрей? Если есть хоть какая-нибудь зацепка против, убери ее, сними с повестки дня. Иначе, если она опять вздумает дергать там кого-нибудь за хвост, против нее это могут использовать. Нам не нужны крики в спину, что мы способствовали выезду человека, нарушившего закон. Ты ведь не можешь гарантировать, что она будет молчать о своих домыслах до и после отъезда?

— Нет, не могу, — Андрей помедлил, прежде чем ответить. С Кристиной ничего нельзя гарантировать. Но почему все-таки ее персона так волнует обе стороны? Есть что-то, чего он не знает, о чем ему не говорят. Неприятное ощущение, хотя и вполне типичное для его рода занятия.

— Если надо, найми там независимого юриста, проконсультируйся, он посоветует тебе, что надо делать.

Легко сказать. Как будто Андрей знал, кто в Порту Морсби хороший, да еще и независимый, юрист. Так как единственным человеком, кого он знал вне департамента и кто мог бы дать ему совет в подобном вопросе, был Глеб, пришлось звонить ему. Глеб выслушал и, сославшись на занятость днем, предложил поговорить вечером.

— Там, прямо в здании отеля, рядом с воротами, есть бар «Пондо». Приходите туда часов в восемь, все и обсудим.

Около шести вечера он увидел на полу около двери своей комнаты конверт. Когда его подсунули под дверь, он не заметил. В конверте лежала бумага с отпечатанным текстом:

«Увезите вашу знакомую как можно раньше. Слишком много недовольных. Она может исчезнуть, и вы даже не узнаете куда. Заставить замолчать человека несложно. Ей надо срочно уехать».

Еще этого не хватало. Угрозы. Прямо детективная история. Завтра же необходимо встретиться с юристом и забронировать для Кристины билеты на ближайший рейс. А сегодня вечером убедить ее, чтобы пока вела себя тихо. Пусть Глеб сажает свою жену под домашний арест, если хочет сохранить ее жизнь. Он позвонил Кире. Она показалась ему очень напряженной. В последнее время он стал замечать, что ее что-то гложет. Андрею было обидно, что Кира что-то скрывает от него, ведь она сама всегда настаивала на том, что они должны всем делиться друг с другом, и старалась не пропустить ни единого важного момента в его жизни. Порой его это несколько раздражало. Ее настойчивое стремление к правильной, разумной, образцовой жизни не до конца отвечало его собственному внутреннему настрою, но в целом он был благодарен ей за готовность быть всегда рядом, за поддержку. Странная у них была с ней любовь — вроде любовь, но слишком правильная, что ли, для такого спонтанного чувства. Когда все так гладко и ровно, невольно начинаешь сомневаться — а не путают ли они привязанность и взаимопонимание людей одного круга с истинной любовью? Хотя кто знает, что такое истинная любовь? Пожалуй, никто. Кира с Андреем открыли свой рецепт любви, и Андрея он вполне устраивал.

Глава 14

«Пондо», темный прокуренный бар, расположенный на первом этаже той же гостиницы, где остановился Андрей, был практически пуст, когда он пришел туда в назначенное время. Глеб опоздал. Но зато принес несколько визиток юристов, которым, по его словам, можно было доверять. Все они были не местными — австралийцами и британцами.

— Если тебе нужны независимые люди, то таких ты найдешь только среди иностранцев. Местные все повязаны между собой. Иностранцы тоже многие куплены, но все же не в такой степени.

Андрей просмотрел визитки — ни имена, ни названия компаний ему ничего, естественно, не говорили. Надо бы у коллег в австралийском посольстве спросить, кого порекомендуют.

— Глеб, ты-то сам как считаешь, сможет Кристина пока не шуметь? Хотя бы пока мы не вывезем ее отсюда?

— Это ты у нее спрашивай. Я ей не указ.

— Но разве тебя не волнует ее жизнь? Вот, любуйся — сегодня получил.

Андрей протянул послание в конверте. Глеб приблизил письмо к глазам, пытаясь разглядеть текст в тусклом клубном освещении.

— Ну так пусть уезжает, какие проблемы?

Андрей пустился в объяснения, что да почему надо выяснить, что важно заручиться согласием Кристины пока не выступать с обличениями.

— Андрей, — прервал его Глеб, — я не знаю, в курсе ты или нет, но здесь что-то нечисто. И дело не только в Кристине и ее расследовании. С визами у нее все в порядке, я тебе и без юристов это скажу, с журналистикой тоже — ей здесь никто не платит за работу, а значит, она может делать что хочет и без рабочей визы. Она ничего не нарушает. Но почему-то кому-то выгодно представить все так, что нарушает. Ты разберись со своими, кому это выгодно, а потом уж принимай решения. Я вообще ничего не понимаю. И я пришел сегодня сюда отдыхать.

Глеб встал из-за стола и направился к барной стойке, где взял пиво и завязал разговор с кем-то из знакомых.

Ладынин проклинал все на свете, а в особенности Кристаллинскую. Легка на помине, она вынырнула из темноты и оказалась прямо за его столиком.

— Салют. Чего такой смурной? Крабы не переварились?

— Зачем вам эти проблемы? — накинулся на нее Ладынин. — Вы ведь сами себе их создаете. В один прекрасный день эти дикари упрячут вас в тюрьму, и никто не сможет вам помочь. А потом вы исчезнете во время выдуманного побега, исчезнете в никуда, и больше о вас никто ничего не услышит. Не мне объяснять вам местные порядки.

— Мы опять на вы?

— На ты, на вы, какое это имеет значение? Вы уходите от ответа!

Она закурила. Либо ему показалось, либо в ее глазах промелькнула растерянность. Потом она посмотрела на него так, что он почувствовал себя не представителем власти, а зеленым юнцом перед повидавшей жизнь дамой. А ведь по возрасту она была всего на год старше его, это он знал наверняка, изучал ее документы не один день.

— Когда ты смотришь на муравья, из последних сил тянущего за собой огромную соломинку, что ты видишь? Я все же предпочитаю на ты, ничего?

Он неопределенно пожал плечами, прекрасно осознавая, что его мнение ничего не значит.

— Так вот, — продолжала она своим низким голосом, — ты видишь безумца, рискующего надорваться, или отважного страдальца, помогающего своему муравейнику?

Андрей пожал плечами.

— Правильно, я ни то ни другое. Я не безумец, потому что прекрасно осознаю, что делаю, и не страдалец, потому что делаю то, что делаю не в качестве жертвоприношения, а просто потому, что не могу по-другому. Это нужно прежде всего мне. И не говори, что ты другой. Ты на самом деле тоже не человек формальностей, но по каким-то причинам выбрал именно такую жизнь и упорно держишься за нее. Я не могу сказать, что абсолютно счастлива в своей жизни. Но зато с уверенностью могу сказать, что в данный момент могу делать то, что считаю правильным. Что я сама считаю правильным, понимаешь? Не какой-то чужой дядя, начальник или муж навязывают мне свое мнение, а я сама устанавливаю свои критерии. Далеко не каждый может похвастаться этим. Я дорожу этой своей возможностью, даже если это совершенно бесполезное занятие в глазах других. Извини, я сейчас…

Кристина затушила сигарету и отошла к барной стойке, бесцеремонно оставив своего спутника одного. Правда, она встала не рядом с мужем, а поодаль, присоединившись к группе филиппинок в ярких топах и обтягивающих джинсах со стразами. Они громко смеялись, обращая на себя внимание публики. Она в своем бежевом, мягко облегающем фигуру трикотажном платье не вписывалась в их компанию, но, по всей видимости, они были знакомы, так как приветствовали ее очень бурно.

Ладынин стал ощущать, что задыхается в насквозь прокуренном помещении. Двери и окна здесь не открывали, берегли прохладу, извергаемую кондиционерами, а вытяжка, по всей видимости, работала плохо. Андрей исподволь наблюдал за Кристиной. Женщина, открытая как на ладони. Не позирует, не старается понравиться. Она такая, какая есть. Похожа на его сестру Женьку. Тоже любитель свободы выбора и жизни вне рамок. Да, Кристина могла похвастаться своей свободой. А он? Мог ли он сказать, что делает то, что ему хочется делать в данный момент? Кира бы сказала: «Не морочь себе и другим голову. Ты лепишь кирпичики для своего будущего, а при строительстве все здание видно далеко не сразу». Она любила подчеркивать, что они стараются ради будущего. Но так можно прожить жизнь и не заметить, как настоящее прошло мимо, а будущее так и не наступило. Кристина жила настоящим, каждой минутой, каждой секундой. И Андрей не мог не признать, что в глубине души завидовал ее выбору.

Народу в баре прибавлялось. Те, кто появились в «Пондо» пораньше, уже успели опрокинуть несколько бутылок пива, что, учитывая повышенную восприимчивость народов Тихоокеании даже к малому количества алкоголя, немедленно отразилось на их поведении. Голоса зазвучали громче, жесты становились все более и более развязными, а ребята из охраны уже выстроились вдоль стен, ожидая, когда начнутся привычные стычки.

Глеб увлеченно беседовал с каким-то белым иностранцем, по всей видимости, и не собираясь возвращаться к Ладынину. Андрей почувствовал себя неуютно в подобной обстановке и решил, что пора уходить. Он не замечал, что Кристина то и дело бросала на него украдкой взгляды, словно наблюдая его реакцию на все происходящее. Он также не заметил, что Глеб заинтересованно и несколько тревожно наблюдал, в свою очередь, за женой. Взгляд его выражал легкое удивление, словно он увидел нечто необычное, выбивающееся из привычного ряда вещей.

Хотя бар находился в здании гостиницы и надобности в транспорте не было, Ладынин все же панически боялся передвигаться по улицам, тем более в темное время суток. Брать машину, чтобы проехать тридцать метров до входа в гостиницу, было бы смешно, и он, набравшись духу, решился сделать несколько шагов в гордом одиночестве.

— Вы — русский?

За столик подсел незнакомый мужчина, из местных. Одет довольно прилично по местным меркам: чистая футболка, опрятные джинсы, коротко остриженные волосы.

Андрей кивнул, инстинктивно оглянувшись на Кристину. Любое общение с местным населением все еще настораживало его. Но Кристина не смотрела в его сторону, словно напрочь забыв о его существовании.

— Ваших тут раз-два и обчелся, — продолжал незнакомец, весело блеснув зубами. — Я Питер.

Андрей пожал протянутую руку.

— Андрей.

— Какими судьбами в наших краях?

— Дела.

— Бизнес или политика?

— Ни то ни другое.

— А что тогда? Отдохнуть?

— Ну вроде того.

Ладынин неохотно поддерживал беседу, не понимая, почему он должен отчитываться перед этим парнем.

— Они ваши друзья?

— Я бы сказал, знакомые.

— У нас тут так не бывает. Если соплеменник, мы таких называем «уанток», что значит «говорящий на одном языке», значит, это друг. Вы ведь им помогаете?

Раздражение Андрея от навязчивых вопросов нарастало. Кто его знает, что это за тип и что ему надо.

— Можно так сказать. Но в их делах я не участвую, — на всякий случай пояснил он. Не хватало еще, чтобы его, Ладынина, обвинили в пособничестве Кристаллинской.

Питер продолжал приветливо улыбаться и кивать. По его лицу было не ясно, все равно ему или на самом деле интересно.

— Хорошие люди.

— Вы с ними близко знакомы? — поинтересовался Андрей. Может, удастся выяснить что-нибудь интересное?

— Да, это мои друзья. Я работаю с Глебом. Отличный человек. Большое сердце! А Кристина помогает моей жене. Моя жена — медсестра в госпитале, — с гордостью добавил он.

— То есть как помогает? Помогает лечить?

— Нет. Выбивает помощь у разных богатых семей и приносит ее в детское отделение в госпиталь.

— А вы живете в Морсби?

— Нет. Разве Глеб не сказал? Мы же все время живем на Львином острове, это недалеко, там наш клуб для аквалангистов. Просто сейчас Глеб сюда на пару дней приехал по своим делам да и, видимо, из-за вашего приезда.

— А его жена? Она тоже с вами на острове постоянно?

Питер как-то странно посмотрел на Андрея, замялся.

— Нет. Она живет здесь, в Морсби.

— То есть они живут раздельно?

— У него там работа, у нее здесь дела, а там ей делать нечего. Такова жизнь! — Питер приподнял бутылку с пивом и выпил. Андрей переводил взгляд с Кристины на Глеба. Ничего себе жизнь — видеться только на выходные. Его Кира готова ехать за ним на край света, а тут…

— Увидимся. — Питер подмигнул и отправился к Глебу. Андрей вновь остался один и на этот раз решительно направился к выходу. Оглядываясь по сторонам, он почти бегом дошел до ворот отеля, вздохнув с облегчением, вошел в здание. И хотя никто и не пытался преследовать его, все же не покидало ощущение, что за ним все время наблюдают. Охранники у ворот переглянулись и улыбнулись, открывая ворота перед запыхавшимся гостем.

— Все в порядке, сэр?

— Да, спасибо.

Закрыв на замок и цепочку дверь в номере, он разделся, улегся в кровать, включив телевизор, и незаметно задремал. Разбудил его звонок среди ночи.

— Не спишь?

— Кто это?

Спросонья он не мог не то что узнать голос, но и понять, где он вообще находится.

— Это я, Кристина.

— А, ну да.

— Ты чего улизнул из «Пондо»?

— Спать хотелось.

— А я думала — обиделся опять. Ты такой обидчивый.

— Ты звонишь извиниться?

— Нет, — в трубке засеребрился смех. — Я просто… просто переживаю за тебя. Хочешь, я сейчас крабов принесу?

— Сейчас?

— Ага! Мне тут знакомый передал подарок. Два огромных краба. Мы можем приготовить их. Тебе ведь понравилось сегодня в «Двойном счастье»?

Андрей взглянул на часы. Час ночи. Она что, пьяна и бредит?

— Кристина, какие крабы в час ночи?

— Красивые такие крабы. Еще живые, шевелятся. Правда, я не умею их готовить. А ты? Ты умеешь? Чистить ты их точно не умеешь, в этом я убедилась!

Она смеялась в трубку, как расшалившийся ребенок.

— Кристина, час ночи!

— Я распечатала фотографии. Это надо видеть! Хочешь посмотреть? На закуску к крабам?

— Вы или пьяны, или не смотрите на часы. А у меня завтра дел по горло. По вашей милости, между прочим. Так что спокойной ночи.

— А что еще может вытащить тебя из твоего панциря?

— О чем вы?

— Вечером я вновь видела манекен. Где живой Ладынин? Потерялся по дороге из департамента иностранных дел?

— Кристина, я уже спал! Думал, что-то срочное, вы меня напугали.

— А что может быть срочнее жизни?

— Вам угрожают?

— Мне? Нет. Это все игра. Твоя жизнь. Я говорю о твоей жизни. Оглянись вокруг. Впрочем, не сегодня. Сегодня выспись. Завтра я за тобой заеду. Покажу нечто любопытное.

— Я завтра должен к юристам зайти.

— Созвонимся.

…Гудки в трубке заменили прощание. Андрей покачал головой, как врач, столкнувшийся с неизвестным заболеванием. Симптомы налицо, а название и лечение неизвестны. Но самое ужасное, что заболевание, похоже, заразное. Он не мог объяснить, почему и что именно он ощущает, но мог совершенно точно сказать, что с ним творятся странные вещи. Подспудное чувство, что он во многом согласен с ее подходом к жизни и даже — о ужас! — завидует ее внутренней свободе, не давало ему покоя. Сбивало с ног. Лишало сна.

Юридическая контора, рекомендованная Глебом, располагалась поблизости от гостиницы. Девушка в регистратуре уверенно объяснила Андрею, что до нее рукой подать.

— Вы можете прогуляться, это метров сто вниз по холму. Пройдете мимо арт-салона, японского ресторана «Ичизен» и увидите здание «Мония Тауэр», как раз там они и сидят.

— Я, пожалуй, возьму машину…

— Да вам придется в объезд ехать, там одностороннее движение, в два раза больше времени потратите.

Андрей явственно видел в ее глазах улыбку. Она, наверное, мысленно от души потешалась над боязливым иностранцем. Он вздохнул.

— Ну, хорошо, пройдусь пешком. Нарисуйте мне на карте.

— Извините, но у нас нет карты, мистер Ладынин. Я вам так от руки нарисую.

Офис оказался и правда недалеко. Сначала Андрей шарахался от каждого прохожего, но метров через пятьдесят почувствовал себя чуть увереннее, видя, что никому до него нет дела. Вдоль дороги сидели аборигены с лоснящейся темной кожей и красными, от постоянного жевания ореха бетель с горчицей и известью, зубами. Одеты они были по большей части грязно и неопрятно и разительно отличались от тех, кто работал в отелях и офисах. Сидящие вдоль улиц люди никуда не спешили, ничего не ждали, не попрошайничали, они просто болтали друг с другом и глазели на проходящую жизнь. Того минимума, который они время от времени получали от случайных заработков, родственников или окружающей природы, вполне хватало им на жизнь. Они и бедными-то себя не считали. В одном из отчетов мирового банка Андрей как-то прочел историю о том, как во время представления доклада об уровне бедности в мире, в том числе и Папуа — Новой Гвинее, двенадцатилетняя дочь одного из слушателей спросила докладчика:

— А вы правда считаете, что мы бедные?

Докладчик смутился и не знал, что сказать. Но ее вопрос отразил суть менталитета папуасов — они не считали себя бедными, а потому в массе своей, за исключением небольшого процента, не стремились изменить свою жизнь.

Уличные зеваки с любопытством разглядывали отутюженного Ладынина с папкой, зажатой под мышкой, торопливо направляющегося к юридической конторе. Андрей взмок, и его волнистые волосы превратились в слипшиеся сосульки на лбу.

— Ваш случай не совсем стандартный, здесь замешана политика.

Тиффани Грин, грузная высокая австралийка с темными курчавыми волосами, навалилась на стол пышной грудью, обтянутой белоснежной блузкой. Кофточка была явно тесна хозяйке и с трудом удерживалась в застегнутом состоянии, но миссис Грин это ничуть не смущало. Она выслушала Андрея, даже не делая никаких пометок.

— Но вы можете за это взяться? — Андрей покосился на фотографию на ее столе, где Тиффани была изображена рядом с бородачом местного вида и маленьким мальчиком со светлой кожей, но чертами мулата. Похоже, этот союз являлся одним из тех редчайших случаев, когда австралийка вышла замуж за папуаса.

— Я попробую. Принесите мне все документы, какие есть у вашей подопечной, касательно ее визы, въезда, продления визы и так далее. Все, что есть. Я использую свои связи, подниму архивные документы, мы выясним, было ли нарушение, или вам нечего опасаться. Но это займет время. Придется подождать. В этой стране ничего быстро не делается.

— Сколько подождать?

— Минимум неделю, а то и две. Я бы вам посоветовала пока забронировать билеты ну, скажем, на конец следующей недели плюс минус три дня, а там посмотрим.

Она покачивала пухлой ногой в черных остроносых туфлях на высоком каблуке и разглядывала Ладынина с ног до головы.

— Не так часто у нас туристы из ваших краев бывают.

— Да я и не турист.

— Я знаю. Кстати, я знаю и мужа вашей знакомой, Глеба. Хороший парень. Жаль, что…

— Что?

— Да так… Кристине надо отсюда уезжать, это вам правильно посоветовали. Ну, до свидания, господин Ладынин.

Они попрощались, и Андрей корил себя за ненастойчивое любопытство. Почему ей жаль Глеба? Что она знает? Похоже, знает она все и обо всех в этих краях. Наверняка ее муж здешняя шишка. К таким людям стекается информация со всех уголков. Тиффани оставила не очень приятное впечатление: слишком уверенная в себе, напоминает танк, с такой не хотелось бы встретиться в неформальной обстановке. И таких лучше иметь в друзьях, чем во врагах. Но, похоже, ей с ее связями будет легче всего раскопать информацию по Кристине.

Войдя в номер, он опять увидел конверт, просунутый под дверь. На этот раз в нем оказались фотографии, сделанные в «Двойном счастье». Андрей свалился в кресло, закинув ноги на журнальный столик, и принялся разглядывать снимки. Изнурительное ощущение жары, неприятный осадок от встречи с Тиффани — все улетучилось. Он смотрел на фотографии и пытался определить, что же его так удивляет. С одной стороны, фото были очень забавные. Невозможно было смотреть на них без улыбки — перемазанный с ног до головы, сосредоточенный на щипцах для колки, с перекошенным от жгучего перца лицом, хохочущий, с бутылкой воды в руке… Это был он и не он. Таким он себя не помнил. Андрей подумал, что, пожалуй, не сможет показать эти фотографии Кире. Он представил себе, как поползут вверх ее тонко выщипанные брови и в глазах застынет немой вопрос: «Ты позволил себе так себя вести? Ты что, был пьян?» Да он ведь и не позволял специально! Все вышло само собой. Это все Кристина виновата со своим «Двойным счастьем» и крабами. Безумие заразительно. Да, несомненно, он сходит с ума.

Глава 15

Она заехала за ним в полдень. На этот раз никакого озорства в глазах, задумчивая, одета очень просто — клетчатая рубашка и джинсы, ноль украшений, полное отсутствие косметики.

— Ну что, едем?

— Куда?

— А тебе не все равно? Приедем, увидишь.

— Спасибо за фотографии.

— За какие? А-а-а, эти… Не за что. Будет что вспоминать унылыми вечерами.

— Почему вы так уверены, что мне грозят унылые вечера?

— Нет? Не так? Опиши мне свой стандартный вечер.

— Ну обычный семейный вечер.

— Ужин с женой, телевизор, газета и на боковую. Так?

Андрей опять почувствовал нарастающее раздражение. И как ей так легко удавалось выводить его из себя? Почему он должен оправдываться перед ней за стиль своей жизни? Да, его вечера именно так и проходят, а что тут такого? Да, его и самого это ужасно раздражает и порой навевает смертельную тоску, но ведь так живут миллионы людей! Жизнь как жизнь, не хуже, а во многом и лучше, чем у других. Почему она возомнила себя судьей его жизни, что она из себя вечно строит? Чем больше он распалялся, тем больше осознавал, что злится не столько из-за ее слов, сколько из-за того, что и сам так думает, только не хочет себе в этом признаться. Сколько времени он подспудно чувствовал неудовлетворенность своим образом жизни, но не мог дать точного определения тому, что же является причиной. Надо было приехать за тридевять земель и встретить Кристину, чтобы пласт за пластом вытащить все это наружу.

— Молчишь… — многозначительно произнесла Кристина, словно вынося приговор. Они проезжали мимо каких-то бараков на сваях, похожих на казармы. Судя по количеству людей, праздно сидящих вокруг бараков, в каждом из них жило не менее десяти — пятнадцати человек, а то и больше.

— А чем ваши вечера отличаются от моих? — Андрей еле сдерживал невольную агрессию в голосе. — Разве что тем, что проводите их одна? Ведь Глеб, насколько я понял, живет в другом месте, на острове?

— Доложили уже… Да, он бывает здесь только наездами. Но скучать мне не приходится. Я редко провожу их одна. И уж точно редко провожу их на диване перед телевизором. Но ты не расстраивайся. Ты просто попал в обойму среднестатистического гражданина своей страны. Вернее, тебя занесло туда попутным ветром с рождения, и это трудно изменить. Это не хорошо и не плохо. Но знаешь, что я тебе скажу? Ты ведь не чувствуешь себя в этой обойме на своем месте. Возможно, ты находишь там ощущение защищенности, стабильности, но это — не твое.

— Откуда вам знать?

— Немного разбираюсь в людях. — Она улыбнулась. На сей раз не насмешливо, а дружелюбно. — Тебя бы вырвать оттуда, из твоего болота.

— Ошибаетесь, уважаемая. Болото тянет вниз, а я продвигаюсь вверх.

— Уверен? Что-то твои глаза говорят о другом. Но ты можешь упорствовать, сколько душе угодно. Мне-то что, просто жалко. Некоторые люди могут прожить совсем другую жизнь и в силах это сделать, но нерешительность не дает им сойти с привычной колеи.

Она свернула с дороги, заехав в распахнутые ворота. Надписи над воротами не было. Судя по людям, неторопливо вышагивающим по территории, это была больница.

— Приехали.

— Куда?

— Главный и единственный госпиталь Порта Морсби. Добро пожаловать в царство бедности и разрухи. Я здесь работаю.

— Все-таки работаете? У вас же нет разрешения на эту работу?

— А я бесплатно. Просто помогаю им, чем могу. Вот что, уважаемый Ладынин. — Она остановилась на полпути к ближайшему зданию, задумалась. — Проведу-ка я тебя для начала в общее приемное отделение. А то здесь, в специализированных, где я обычно бываю, ты можешь получить неправильное представление.

Конечно, Андрей и раньше имел некоторое представление о клиниках в странах третьего мира. Видел по телевизору, читал о них в книгах и журналах. Здесь, проходя по бесконечным коридорам, перешагивая через больных, облепленных мухами, невольным движением зажимая себе нос, он понял — ни одна передача или фотография не могут передать всей полноты картины. Спертый, удушливый воздух, до отказа наполненный запахами пота, гноя и медикаментов. Дети, кожа которых покрыта язвами. Огромные детские глаза выражали безмерную усталость. Неизвестно, сколько времени они провели тут в ожидании помощи. Неизвестно, какой путь проделали их родители, пока доставили их сюда, в этот единственный государственный госпиталь в округе, который мог оказать помощь за гроши, а иногда и бесплатно.

Матери этих детей занимались тем, что копошились в головах детей и друг друга, выискивая вшей. Были и взрослые больные, с травмами, переломами и еще бог знает с чем. Изможденные лица, лихорадочно блестящие глаза, пыльная одежда, прилипшая к потным телам… В этих узких коридорах все находились в одной куче. Время от времени пробегали люди в белых халатах. Они, привыкнув к этому зрелищу, не обращали внимания на лежащих на полу больных. Они торопились. И хотя успеть принять всех больных было все равно нереально, они делали, что могли.

Кристина ничего не говорила. Она шла впереди Андрея, засунув руки в карманы джинсов. Ее лицо не выражало ни отвращения, ни жалости. Оно было просто мрачным. Когда они наконец вышли на улицу, она остановилась и обернулась к нему:

— Ну как?

Ладынин хотел было ответить что-нибудь вразумительное, но, к своему ужасу, почувствовал непреодолимые позывы к рвоте. Он быстро отошел к ближайшим кустам с пышными розовыми цветами, и его буквально вывернуло наизнанку.

— Вижу, тебе там понравилось, — скривилась она, протягивая ему влажные салфетки. — У меня была такая же реакция когда-то. И не единожды. А теперь я хочу показать тебе моих подопечных.

Он откашлялся, утирая рот салфетками. Смотреть ей в глаза не хотелось.

— Мне, пожалуй, хватит на сегодня впечатлений.

— Не бойся. В детском отделении, куда мы сейчас отправимся, почище. Мы привели его в порядок.

Они под палящим лучами солнца пересекли почти всю территорию госпиталя. Посередине госпитального двора стояли несколько рядов деревянных бараков. Оказалось, что в них живут некоторые сотрудники, те, что приехали из провинций и не имеют в Морсби жилья. Хоть условия проживания были примитивными, это все равно устраивало сотрудников, так как плата за жилье в столице была непомерно высока.

Андрей с Кристиной дошли до следующего блока построек, внутри которых действительно было довольно чисто. Никакого ужасного запаха, никаких больных на полу. Их встретила девушка, кожа которой была настолько черной, что белый халат на ней казался светящимся.

— Кристина! — Радость в ее крике была искренней и нескрываемой. — Как поживаешь? Какие новости?

— Пока никаких. Ожидаю, что на следующей неделе мы соберем нужную сумму.

— Было бы хорошо. Помоги тебе Бог. Ты и так столько для нас сделала, не знаю даже, как тебя благодарить.

Медсестра уважительно посмотрела на Ладынина, ожидая, когда Кристина его представит. Обычно Кристина приводила сюда потенциальных доноров.

— Это мой соотечественник, Андрей. А это — сестра Рози.

Рози с нескрываемым восхищением уставилась на Андрея.

— Русский? Из самой России? Так далеко ехали?

— Как и Кристина, — смущенно ответил он.

— Ну, Кристи уже практически стала нашей. Она здесь так давно, что мы и не мыслим уже себя без нее. В этом отделении она иногда даже спит.

Видя полное недоумение на лице Андрея, Рози пояснила:

— Вы, видимо, не в курсе. Она не только выбивает для нас деньги и другую помощь. Она и помогает нам с детишками. Кормит, ухаживает. Некоторых ведь здесь оставляют надолго. Родителям некогда, а у нас рук катастрофически не хватает. Элементарно воды иногда некому поднести. Если бы не Кристи…

— Ну ладно тебе, Рози. Хватит тут дифирамбы петь…

Кристина обняла Рози и прижалась к ней щекой. Андрей вспомнил собственную брезгливость к местным жителям, и ему стало гадко на душе.

Кристина не стала долго мучить Ладынина. Они быстро обошли детей, многие из которых радостно улыбались при виде нее.

— Этот ребенок переболел малярийным менингитом, думали, не вытянем. Но он оказался сильным, молодец. Этот заболел как раз в тот момент, когда мать ушла от отца. Начались разборки, дележ детей, и он оказался никому не нужным, так как болел. По папуасским законам дети остаются у отца как рабочая сила для семьи в будущем. Но в данном случае семья отца не выплатила нужную сумму за мать при заключении брака, поэтому детей поделили. Сейчас вроде бы все вопросы решены, и малыша наконец заберут в одну из семей. Он выздоровел, и его теперь могут усыновить в клане. А вот этот, — она задержалась у постели одного из детишек, совершенно здорового на вид, погладила его по голове, поправила одеяло, — этот малыш болен СПИДом. Он тоже оказался никому не нужен в своей семье. Его мать умерла, а он — позор племени. Никто его не посещает, никому он не нужен. К нему боятся притронуться, боятся даже навестить.

— Но ведь здесь его не смогут держать вечно?

— Не смогут. Его надо отправить в дом для ВИЧ-инфицированных малюток. Но там пока нет мест. И нет денег создать дополнительные места. Так что пока он здесь. Он — мой особый подопечный.

— Кристи готова тут каждого усыновить, — вставила Рози.

— Только местные законы не позволяют это сделать так просто. Столько волокиты. Да еще и часто случается, что иностранцы усыновляют ребенка, а потом обнаруживаются родственники малыша, заявляют, что в документах что-то не в порядке, что мать официально не отказывалась от него, и начинают требовать деньги под угрозой, что иначе заставят вернуть ребенка обратно, даже если он им вовсе и не нужен. Я знаю одну семью, которая прожила со своим усыновленным младенцем полгода, а потом их заставили вернуть его родным. Представляешь? Привязаться, как к родному, и отдать. Ужас! Я бы не смогла пережить. Поэтому и не рискую. А без оформления усыновления куда я их дену, если придется уехать?

— Ты и здесь для них много делаешь, Кристи, — похлопала ее по плечу Рози. Видимо, этот разговор возникал уже не один раз…

Вскоре Кристина уже тянула Ладынина к машине, вновь нахмурившись. Андрей сидел на заднем сиденье и наблюдал в зеркало, как меняется выражение ее лица.

— Ты не против, если ко мне заедем? — Она спросила, даже не глядя на него.

— Н-нет. Кстати, мне тоже надо с тобой поговорить, Насчет твоих документов. Юристу надо собрать всю информацию по тебе.

— Зачем?

— А Глеб тебе разве не рассказал? Я же объяснил ему вчера…

— Глеб? Нет. Я его после вчерашнего вечера не видела. Рано утром он уехал на свою базу для аквалангистов. Теперь приедет не раньше пятницы.

Кристина жила в двухэтажном домике-коттедже, соединенном стеной еще с одним, точно таким же домиком. Территория была огорожена колючей проволокой, как и все более или менее нормальные дома в Морсби. У некоторых через проволоку был даже пущен электрический ток, чтобы отпугивать непрошеных гостей. Дом выглядел довольно просто и незатейливо. В доме было все необходимое: скромная мебель, телевизор, вентиляторы вместо кондиционеров, светлая кухонька. Главным украшением дома служили изделия местного производства. Многочисленные корзины, деревянные скульптуры, маски, ожерелья, чашки причудливой формы, вырезанные из дерева крокодилы и черепахи — все это стояло на полках, на полу, висело на стенах — словом, заполняло практически все свободное пространство.

— Нравится? Я такая ненормальная — уже и места в доме нет, а я все покупаю, покупаю, не могу остановиться. Я просто влюблена в их изделия. И Глеб такой же — это наша с ним коллекция.

— Как вы все это собираетесь вывозить?

— Не знаю. Не задумывалась. Глеб позаботится. Ему все равно придется контейнер арендовать, если что. И потом, я не собираюсь еще отсюда уезжать, — с вызовом произнесла она, в упор глядя Ладынину в глаза.

Опять двадцать пять! Она как будто с Луны свалилась и сама не ведает о своих проблемах.

— А что вы собираетесь делать? Садиться в тюрьму?

— Никто меня не посадит. Не за что.

— Уже, насколько я знаю, сажали.

— Как задержали, так и отпустили.

— Во второй раз может повезти меньше.

— Это мои проблемы.

— И мои тоже, раз я здесь.

Кристина устало опустилась в кресло. Помолчала, накручивая на палец волосы. Потом встала и принесла воды в кувшине.

— Так что там хочет юрист?

«Это уже лучше», — подумал Андрей, чувствуя себя победителем. Неужели она стала потихоньку понимать серьезность своего положения? Кристина терпеливо выслушала его назидательный монолог о нужных документах и необходимости как можно скорее выехать из страны. Она даже принесла папку, где хранила копии всех писем по поводу ее виз и нахождения в стране.

— Мы уже предоставляли все это, когда меня задержали. — Голос ее звучал тихо. — Ничего другого у меня нет. Они не смогли тогда ни к чему придраться и отпустили. Ты же понимаешь, что все это — повод. Причина состоит совсем в другом.

— Вы сами дергаете кота за хвост. И не кота даже, а льва, так как вы здесь — маленькая пешка в большой игре. Вам не справиться с махиной коррумпированного механизма.

— Наверное, ты прав. Но ведь ты видел сегодня этих детей… Ты запомнил их глаза? Ты увидел полную безнадежность в их взгляде? И это глаза детей, для которых надежда на счастье должна быть так же естественна, как желание жить, играть, веселиться. Сейчас я покажу тебе кое-что.

Кристина уселась на полу, скрестив ноги по-турецки, вытащила из прямоугольной корзины из-под журнального столика увесистую папку, полную сшитых страниц, стала перелистывать их, хмуря брови.

— Скажи честно, тебе было жалко детей в больнице?

Она не смотрела на него, сосредоточившись на сшитых листах в папке.

— Конечно, жалко. — Андрей пытался заглянуть в содержимое папки, но с его кресла ничего невозможно было разглядеть.

— И мне жалко. И другим жалко. Всем жалко. Только одни жалеют и помогают, что хорошо, другие жалеют и ничего не делают, что тоже ничего, а третьи жалеют, громко жалеют — на страницах газет, с правительственных трибун — и при этом воруют предназначенные для этих детей деньги. Вот это я ненавижу больше всего.

Она помолчала, глядя в пустоту.

— Жалость — она избирательна. Ты знал об этом? Одних нам жалко. А других в такой же ситуации — нет. Почему? Я не знаю. Почему мы готовы пожертвовать всем для чужих, а беды ближних порой игнорируем? Почему люди готовы обобрать своих же?

— Кристина, это демагогия. Это было, есть и будет, потому что…

— Потому что все закрывают на это глаза. Ты знаешь, как тратятся деньги из корзины гуманитарной помощи? Вот, полюбуйся. Здесь отчет о недавней миссии по оценке состояния госпиталя. Смех, да и только. Хоть плачь от смеха или от горя. Были потрачены огромные деньги на приезд членов миссии, на их страховку, на их жилье, на их отдых, на их членство в яхт-клубе, в спортивном клубе (как же без этого!) и так далее. Провели эти консультанты здесь несколько месяцев, с умным видом перебирали бумажки в госпитале. Потом написали отчет типа: «Госпиталь находится в ужасном состоянии. Срочно требуется дополнительная аппаратура, лекарства и ремонт». Врачи госпиталя с недоумением читают этот отчет, думая при этом: «А что такого нового, чего мы сами не знаем, открыли приезжие господа?» И не факт, что организация, пославшая миссию и затратившая на нее несколько сот тысяч долларов, основываясь на отчете, выделит помощь госпиталю. Может, и выделит мизер, а потом всем скажет: «А мы помогаем госпиталю!» И сумму помощи укажет, совокупную с затратами на миссию. В газете появится именно эта сумма. А там кто уж будет разбираться, что на что пошло. А знаешь, почему эта нелепая миссия стала возможна? Потому что некоторые люди в правительстве получили из этого же проекта огромную сумму денег на нужды клиники и потратили их на себя. Руководители проекта не стали докапываться до сути. И те и другие в итоге обманули больных людей. Но если чужакам простительно, им никогда не было дела до папуасов, но свои-то, свои! Как они могут?

Она говорила с такой страстью в голосе, словно речь шла о ее собственном ребенке, которого обманули, обокрали, лишили законного. Почему ее так трогали чужие проблемы? Почему она, женщина с другого континента, приехавшая сюда отдыхать, втягивается в местные проблемы, рискуя сломать свою хрупкую шею?

— Кристина, откуда у вас эти финансовые отчеты? Откуда фамилии?

— Да так. Раскопала. Помогли друзья. Это будет бомба, когда я опубликую все материалы.

— Это, должно быть, не простые друзья. Зачем же они помогают вам копать себе могилу? Они же понимают, что подставляют вас, снабжая подобной информацией. Почему эти друзья сами не публикуют это? Почему они используют вас? Вас, у которой и так проблем полный рот.

— Мне нужна эта информация. И скоро я добуду еще больше имен и узнаю, куда ушли деньги госпиталя. Мне сказали, что их еще можно вернуть. Можно заставить воров отдать деньги, пусть даже под другим, более благовидным предлогом. И пока я не закончу, пока не добьюсь шанса вернуть деньги для истинно нуждающихся, я отсюда не уеду. Я знаю, что это не изменит мгновенно ситуацию, но это послужит вкладом в общее недовольство. Маленький кирпичик, знаю. Но он нужен. И не притворяйся, что ты этого не понимаешь.

Она говорила и говорила. О политике, о бюрократии, о несправедливости. А Андрей в это время пытался разобраться в противоречивых чувствах, обуревавших его. Когда человек далек от подобных проблем, он запросто выказывает жалость к неимущим, соглашается с существованием мирового зла и необходимостью его искоренения. Но когда человек оказывается лицом к лицу со всем этим, он чаще всего теряется и либо отступает в сторону, закрывая глаза и убеждая себя, что все равно в одиночку не справится, либо кидается в огонь, как Кристина, не задумываясь о правоте тех мудрецов, которые говорят о бесполезности этого шага.

Кристина была права. Андрей, как выяснилось, еще не успел очерстветь на своей работе. Нечто странное шевельнулось в его душе, подало слабый голос, но он не мог разобрать, что оно, это нечто, говорит. Голос разума звучал куда громче. Он не мог прислушаться к тому, чего не понимал. Вспомнились их с Кирой разговоры на тему благотворительности. Кира в последнее время активно включилась в работу различных благотворительных фондов, но нельзя не признать, что делалось это по большей части для создания имиджа. Вложила ли Кира и хоть кто-нибудь из ее знакомых хотя бы часть души, своего сердца в это дело? Да, они привлекают деньги других организаций, но все это для галочки, никто из них, из этих жеманных, отлакированных дамочек с отменным маникюром и стрижкой по последней моде, и не подумает пожертвовать своей безопасностью ради других, ради справедливости, ради решения проблем, которые лично их никак не касаются…

А может, он был не прав. Он судил по своей жене. И он ведь поддерживал ее в этом. Надо быть реалистом — вот был их девиз. И эта позиция очень удобно вписывалась в их жизнь. И в семейную в том числе. Каждый придумывает для себя удобную ему преамбулу жизни, действий, мыслей. У Кристины она своя. Неразумная, странная, недоступная для разложенного по полочкам мира Ладынина. Он хотел и не хотел постигать ее. Потому что для этого ему придется переосмысливать себя, переоценивать, а зачем? Вдруг ему не понравится, к чему он в итоге придет? Ему было и так удобно. В своем мире. В мире, где все понятно и просто.

Глава 16

Поездка на Львиный остров — местечко, где находился клуб, которым владел Глеб, оказалась, вопреки ожиданиям Андрея, очень занимательной. Когда Кристина пригласила его туда съездить вместе с ней, он засомневался, почувствовал какой-то дискомфорт. Но Кристина умела настаивать на своем. Ехать пришлось двумя видами транспорта. Сначала ехали сорок минут на машине. Потом оставили ее на крошечной пристани, откуда каждые полчаса отходила лодка. Лодка отвозила людей на остров Лолоату и Львиный остров, названный так потому, что он своими очертаниям напоминал гривастую голову льва. На обоих островах находились дома отдыха и клубы аквалангистов, и, несмотря на высокие цены, недостатка в туристах у них не было. Как рассказала Кристина, это были единственные места отдыха, куда можно добраться из Порта Морсби без самолета. Все остальные туристические места находились в провинциях, куда дороги еще не проложили, а плыть на корабле было слишком долго. К тому же цены на авиабилеты просто сумасшедшие.

Провинции находились не так далеко друг от друга, и Андрея удивило отсутствие дорог между ними. Оказалось, что власти столицы опасались, что по отстроенным дорогам в город ринутся толпы жаждущих заработка людей из деревень, а Морсби не в состоянии приютить и накормить столько людей.

От пристани они добирались на моторке еще около получаса, проплывая мимо небольших островков, населенных людьми. На одном из них находилась опытная база университета — остатки роскоши колониальных времен, на другом — строился мини-завод по переработке местной нефти.

Паренек, управляющий лодкой, помог им снести вещи на берег и погрузил все на тележку. Тут же появился другой мальчишка, подхватил тележку и, радостно улыбнувшись Кристине, покатил ее к деревянному коттеджу. На острове было тенисто и прохладно.

— Ну как тебе? — Из домика появился Глеб. — Ты бы видел, что тут было до нас! Песок, две пальмы и солнце! Мы и деревья сюда завезли, и коммуникации провели, теперь здесь — настоящий рай.

Длинные шорты внизу у него были темными от воды, в руках — блестящие пластиковые рыбки-наживки с острыми крючками в виде расходящихся лучей.

— Простите за мой вид — уже успел залезть в воду, один болван уронил с пристани ключ от своей машины. Искали всей командой — хорошо, что у берега мелководье. Как добрались?

— Нормально, — улыбнулась Кристина и поцеловала его в щеку. — Ты куда-то собираешься?

— Рыбный сезон, дорогая. Хотите поехать?

Кристина с Андреем переглянулись.

— Я не большой любитель, — пожала плечами Кристина, — но если тебе любопытно, то можем съездить.

Андрей занимался рыбной ловлей раза три в своей жизни, и то при таких обстоятельствах, что больше запомнил шашлыки на природе и водочку для разогрева, чем саму рыбалку. Послушно дав Кристине обмазать себя с ног до головы кремом от загара, он молча наблюдал за приготовлениями. Мощные удочки со спиннингом, целая коробка рыбок-наживок, переливающихся на солнце всеми цветами радуги, коробки с колотым льдом.

— Я сама не специалист, — по ходу дела пыталась объяснить Кристина, попивая ледяную кока-колу, — но попробую разъяснить, как смогу. Этих, — махнула она в сторону Глеба и двух его помощников, — лучше не трогать. Они, когда увлечены, ничего не слышат вокруг. Вот это вот — для крепления удочек. В руках их не удержишь, особенно когда рыба крупная попадается. Тут еще есть пояс с креплением для удочки, его надевают на себя, когда тянут рыбу. Это целое искусство. Кто кого обманет. Лодка мчится на огромной скорости, наживка тянется на леске вслед за лодкой. Сначала рыбина видит наживку в воде, выплывает на поверхность воды, приглядывается. Леску отпускают чуть ли не на всю длину, чтобы лодка не спугнула рыбу. Если рыба захватывает наживку, то сразу тянуть нельзя — она соскочит. Надо дать ей время заглотить крючки поглубже и тогда осторожно, не торопясь, начать притягивать ее. А уже когда притянул к лодке, тогда надо тащить быстро и сильно и бить по голове, чтобы не трепыхалась.

Сама Кристина никогда рыбу не ловила, но наблюдала за ловлей довольно часто. Рыбная ловля на скорости была здесь самым любимым видом спорта. Соревнования устраивались чуть ли не каждый месяц, и готовились к ним обладатели яхт очень серьезно. Да и вне соревнований в хорошую погоду на море можно было увидеть множество лодок с леской позади, мчащихся на бешеной скорости по лазурной поверхности.

Набрав запасы воды, пива и еды, Глеб отчалил, на ходу дав Андрею несколько кратких объяснений, что к чему. Его друг, темнокожий паренек Тутай, напряженно всматривался в море.

— Тутай знает, куда плыть, — пояснил Глеб. — Он чует рыбу и без эхолокатора.

Солнце в этот жаркий день было ослепительным. Даже под слоем солнцезащитного крема Андрей ощущал жжение кожи. Около двух часов они бороздили волны без особого успеха. Потом Тутай привстал, вглядываясь в даль.

— Там, видишь, — протянул он руку в сторону горизонта, — птицы кружат.

Глеб кивнул и направил лодку в сторону птиц.

— Значит, там мелкая рыбешка на поверхности, — бросил он через плечо, — а где мелкая рыбешка, там и крупная рыба кормится. Еще иногда видно, как местные рыбаки на своих банановых лодках рыбачат. Тоже верный признак — они каким-то образом умеют общаться с природой и знают, где есть рыба.

Еще через час Глеб и Тутай оживились. К этому времени Андрей уже окончательно испекся на солнце, и даже ледяное пиво не помогало. Кристина спокойно сидела, надев кепку с длинным козырьком, и читала книгу. Заметив, что Глеб всполошился, она тоже встала.

— Что, идет?

— Похоже на то, леска приспущена, сейчас проверим.

— Хочешь попробовать? — Кристина обернулась к Андрею, которому уже все безразлично из-за нескончаемой жары.

— Нет, я ничего в этом не понимаю.

— Вот и научишься! — с энтузиазмом воскликнул Глеб. — Давай хоть одну поймай! Будет твой первый улов, когда еще такая возможность выпадет!

— Что надо делать? — выдавил из себя Ладынин, пошатываясь, он уже пытался пробраться к удочкам на задней части лодки.

— Так, слушай внимательно и, главное, делай то, что тебе говорят. — Голос Глеба утратил всякую шутливость и звучал так серьезно, словно речь шла о самом важном в жизни деле. — Сейчас я привяжу к тебе пояс с креплением для удочки, чтобы держать было легче и руку не повредило. Тяни на себя леску, только очень осторожно. Тяни — отпускай, тяни — отпускай, обмани рыбу, понял? Если почувствуешь, что рыба клюнула, тут же ослабь спиннинг, иначе порвешь леску и потеряешь рыбу.

Андрей, обливаясь потом, осторожно потянул. Почувствовав сопротивление, отпустил, потом повторил. Мысль, что на конце этой длиной лески сидит большая рыба, неожиданно возбудила его, наполнив азартом. Вскоре конец лески приблизился настолько, что можно было четко увидеть, что она не пустая.

— Тяни, тяни! Осторожно! — кричал Глеб, возбужденный не меньше Андрея. — Не дай ей соскользнуть!

Внезапно рыба выпрыгнула из воды перед самой лодкой — это был длинноносый марлин, переливающийся на солнце серебристой чешуей.

— Ты видел! — завопил Тутай. — Килограмм на тридцать точно будет!

— Тяни! Не тяни, ослабь, а то леску порвешь! Теперь тяни!

Андрей оглох от криков, совершенно растерявшись, что же ему делать. Тянуть становилось тяжелее и тяжелее, рыбина со всей своей мощью билась, пытаясь соскочить с крючка. Наконец общими усилиями удалось дотащить ее до лодочной кормы, втащить на борт никак не удавалось.

— Не ослабляй леску, держи удочку крепко, — орал Глеб, видя, что взмокший от усилий Андрей еле удерживает в руках удочку, ходуном ходившую в его руках. Если бы не пояс с креплением, он ни за что бы не удержал ее. Рыба была уже у самого борта.

— Теперь остановись, подожди!

Тутай перегнулся и зацепил рыбу огромным крюком. Глеб помог ему втащить ее на борт. Рыба продолжала биться на полу лодки, казалось, еще чуть-чуть — и она выпрыгнет обратно в море.

— Перережь ее жабры, — Глеб протянул Андрею нож.

Андрей с ужасом смотрел на огромную, по его понятиям, рыбу. Из ее бока, на том месте, где зацепило крюком, лилась кровь. Андрея замутило, руки дрожали от перенапряжения. Рыба отчаянно била хвостом.

— Да режь же, мать твою! — заорал опять Глеб, шлепнув его по спине.

Андрей отшатнулся и замотал головой.

— Не могу.

Глеб быстрым движением перерезал жабры, и рыба замерла.

— Рыбак, как и любой охотник, знает правило — нельзя мучить свой трофей. Если ты уже поймал ее — не давай ей мучаться, убей. Если, конечно, не собираешься отпустить ее обратно в море.

— Вот и надо было отпустить, — вставила Кристина, все это время молчавшая и не принимавшая участие в общей суматохе.

— В следующий раз, — Тутай с трудом скрыл свое презрение во взгляде. Таким слабонервным не место на рыбацкой лодке.

— Да ладно тебе, — добродушно улыбнулся Глеб. — Ну что, поздравляем с первым уловом?

— Новичкам везет, — засмеялся Андрей, с восхищением глядя на большого марлина.

Напряжение спало, и восторг от улова поглотил все остальные ощущения. Он своими руками поймал такую огромную рыбу! Просто не верилось. Он был готов гоняться за рыбой еще пять часов. Теперь ясно, откуда у любителей рыбной ловли этот азарт и терпение. И жара, и усталость, и жажда — все меркло перед чувством восторга.

— Давай-ка сфотографирую тебя, а то друзья не поверят, что тебе так повезло. Сядь рядом, чтобы было видно размеры рыбы.

Потом Тутай разрезал рыбу на несколько больших кусков и запихнул их в ящик со льдом.

— Ну что, попытаем еще удачи? — спросил Глеб Кристину.

— Как хочешь, нам главное вернуться до темноты.

— Хочешь сегодня же обратно? Переночуйте уж, завтра утром поедете. Пожарим рыбу на гриле, надо ведь отпраздновать первый улов нашего гостя.

Они бороздили просторы океана еще несколько часов, но так ничего больше и не поймали. К вечеру они вернулись, уставшие, но довольные. Глеб передал рыбу женщинам на берегу, поручив им разделать ее и замариновать для гриля. Было уже около восьми вечера, когда они наконец смогли попробовать свой трофей. Мясо марлина оказалось нежным и бархатным на вкус, такое же, как и окутавший их вечер. Народу собралось много, Глеб пригласил чуть ли не весь персонал гостиницы и своих друзей из туристов, остановившихся там.

Они расположились на террасе, неторопливо попивая пиво и наслаждаясь спокойным вечером. Андрей и не заметил, как Кристина опять завела разговор том, кто чем занимается и как делают выбор в жизни. Андрей, смертельно уставший, еле языком ворочал и не намеревался вступать в бесконечный и бесполезный спор.

— Ладно, я пошел спать, — буркнул он. — Темнеет уже.

— Проводить?

— Не надо, дойду сам.

Он направился к своей комнате, чувствуя спиной ее взгляд.

— Зачем ты его постоянно дразнишь? — тихо спросил Глеб, когда Андрей отошел на приличное расстояние.

— Хочу помочь, — отозвалась так же тихо Кристина, глядя вслед Ладынину.

— Он живет как умеет. Чего ты от него хочешь?

— Хочу, чтобы жил не как умеет, а как хочет. А хочет он другого.

— Я смотрю, он серьезно заинтересовал тебя. Смотри, не увлекись, девочка моя. Он женат и живет совершенно в другом мире. Тебе это надо?

— Не знаю. — Кристина задумчиво крутила сигарету в руках, не замечая, что огонек подобрался совсем близко к фильтру. — Что-то в нем есть… Что-то такое, необъяснимое. Вот ты говоришь, он из другого мира, а у меня ощущение — как будто родственника встретила. Только родственничек этого не понимает.

— Похоже, что ты влюбляешься…

— Я? — Она засмеялась, но несколько нервно. — Да что ты, Глеб. Мы же с разных планет. Какая может быть любовь?

— А как же насчет «встретила родственника»?

— Ой, не знаю я. Ты меня запутал.

— Еще раз предупреждаю — будь осторожна. Я же вижу твои глаза. Ты не сможешь спасти его, как ты выражаешься. Ему, похоже, это и не надо. Ты только причинишь себе боль.

В этот момент к террасе приблизилась компания аквалангистов, только что вернувшихся с плавания.

— Даниель, давай сюда! — крикнул Глеб. — У нас тут классный улов и отличное пиво.

— Уже иду, — откликнулся один из аквалангистов. — Я привез с собой кое-что получше пива!

Андрей, услышав крик Глеба, ускорил шаг. Пусть напиваются без него. После такого дня он буквально валился с ног. В номере задернул шторы и улегся на кровать. Он думал о Кире и Кристине. Какие же они разные. Кира всегда старалась поддержать его, она жила его устремлениями, разделяла их, верила в него. Да, она порой навязывала ему свое мнение и пыталась контролировать его жизнь, но все это она делала ради него самого. Временами это раздражало, но в целом они были прекрасной парой. Она помогала ему строить базу для будущего, укрепиться в мире, в котором они жили. А эта девчонка, сама висящая между небом и землей, смеет смеяться над всем тем, к чему он стремится. Предательски заныло сердце. Он стремится? Или кто-то стремится за него? Господи, откуда такие мысли? Он вытер пот со лба. Почему здесь нет кондиционеров? И вообще, зачем она притащила его сюда, если ничего, кроме насмешек, он у нее не вызывает. Глухое раздражение против Кристины поднялось и тут же исчезло, уступив место ощущению, объяснить словами которое он еще не мог. Рубашка на спине взмокла. Он включил воду в кране и жадно подставил голову прямо под холодную струю. Что за ерунда с ним творится? Эта женщина притягивала и отталкивала его, злила и восхищала, сводила с ума. А сходить с ума вовсе не входило в его планы.

За завтраком он узнал, что вчера народ повеселился на славу. Кристина смеялась над хватившим лишнего Даниелем, уверяя Андрея, что он пропустил самое интересное. Андрею вовсе не хотелось обсуждать чью-то пьянку. Он все еще дулся на Кристину за ее насмешки.

— Когда мы едем? — спросил он ее.

— Знаешь, должна тебя огорчить или обрадовать, — как ни в чем не бывало произнесла она, — но я с тобой сегодня не поеду. Появилось одно дело, я должна его закончить.

— Дело? Здесь?

— Да, так вышло. Я сама не ожидала. Извини. Ты ведь не обидишься? Питер довезет тебя до гостиницы, ему все равно надо в центр.

— Когда он едет?

— Через полчаса.

— Пойду попрощаюсь с Глебом.

— Ты его не найдешь. Они с Тутаем уже выехали в море с утра пораньше. Передавал тебе привет.

— Ему тоже, — буркнул Андрей и отправился в номер собирать вещи. Вполне в духе Кристины. Затащить его сюда, а потом заявить, что обратно он поедет без нее. Что за дело могло появиться у нее? Краем уха он слышал, как она все выспрашивала о Даниеле. Чем он так ее заинтересовал? Кристина явно была чем-то возбуждена. Она напоминала охотника, почуявшего добычу. Ждать и выяснять, что же так ее зацепило, времени не было. У него были назначены встречи на сегодня, необходимо попасть в город как можно скорее.

Она не вышла его провожать. Питер и его сын, который каждое утро спешил в школу в Порту Морсби, поторопили Андрея — лодка не могла ждать.

Глава 17

На несколько дней Кристина исчезла. Андрей передал Тиффани необходимые документы и забронировал билеты для Кристины и для себя. Если все сложится удачно, выезд их планировался через восемь дней. Сообщил Гилберту из департамента, что вывезет Кристаллинскую через неделю.

— Очень хорошо, господин Ладынин, очень хорошо! Мы полностью согласны с вашими действиями, — улыбчивым голосом поддержал его Гилберт. — Передайте своему правительству наше глубокое почтение. Я слышал, сейчас в Канберре большая делегация вашего правительства, не так ли?

— Да-да, важный конгресс, — Андрей понял, что Гилберт неспроста спросил про конгресс. Они знают, что Россия заинтересована в тихом урегулировании любых конфликтов в регионе на данный момент.

Через пару дней в семь утра его разбудил телефонный звонок.

— Андрей, собирайся, выезжаем через полчаса.

— Кристина?

— Да-да, я, собирайся. На одном из островов извержение вулкана. Людей надо эвакуировать, а власти не могут выбить разрешение у клана, владеющего землей по соседству, чтобы разбить лагерь для пострадавших.

— А мы тут при чем? Зачем мне ехать?

Она замолчала. Вопрос явно поставил ее в тупик.

— Разве тебе не интересно? Разве тебя не волнует, что несколько тысяч людей могут погибнуть из-за бюрократических проволочек? Тебе ведь все равно сейчас делать нечего, поехали, поможешь в переговорах. Хотя бы как обозреватель. Скажем, что ты — представитель международных обозревателей. Это должно подействовать. Никто не станет разбираться, кто ты на самом деле.

— Кристина, это будет превышением моих полномочий. Я не могу пойти на это. Это вы — вольная птица, можете делать и говорить, что хотите. А я здесь — официальное лицо с конкретной миссией.

— Ты хочешь сказать, что ты — не вольная птица? Ты не можешь делать то, что правильно в данный момент? Если бы ты сделал это, то окупил, хотя бы морально, затраты нашей страны на твою поездку.

— Я окуплю их, когда вывезу вас отсюда. И вам, в вашем положении, я бы не советовал соваться в проблемы властей и местных кланов. Или опять собираете материал?

— Ты меня не слышишь совсем…

Она вздохнула и положила трубку. Андрей поджал губы и сжал кулаки. Не слышит. Да все он прекрасно слышит! Но он не может, как она, броситься в первый попавшийся конфликт сломя голову, не может перешагнуть рамки своих полномочий! Она не хочет понять, что они просто живут в разных системах измерения. Она смеется над его скованностью. Да, он связан по рукам и ногам, но ведь не он один так живет. Скорее таких, как она, единицы. Она, наверное, обиделась. И это вместо благодарности за его попытки спасти ее шкуру. Ну что же, в конце концов, он делает свою работу, а не оказывает ей личную услугу.

Еще дня три она не звонила. Андрей забеспокоился. Как, интересно, Глеб живет с такой женщиной? Она ведь постоянно рискует попасть в неприятности.

Андрей следил по газетным статьям о событиях вокруг вулкана. Власти вроде бы временно добились согласия местного клана на установку лагеря. Но только на очень короткий срок. Государство владело лишь пятью процентами земли в ПНГ, остальное являлось частной собственностью местных племен. Это постоянно служило камнем преткновения. То воду отключали те, на чьей территории находился водный резервуар, снабжающий весь город питьевой водой, то школу закрывали из-за межплеменных разборок. Мальчик, сорвавший кокос на территории соседнего племени, не мог ходить в школу, построенную государством на земле того же племени, пока семья мальчика не выплатит компенсацию. А забежавшая на соседскую территорию свинья могла послужить поводом для многонедельной войны. Таковы были местные порядки.

Андрей уже начал нервничать не на шутку. Скоро им улетать, а эта ненормальная уехала черт знает куда. Тиффани держала его в курсе дела. По ее словам, пока они не находили в документах никаких ляпов и нарушений существующего законодательства.

— Но хочу вас предупредить, мистер Ладынин, что вокруг вашей соотечественницы происходит непонятное движение. Темная история, в общем. Вы уже забронировали билеты?

— Да.

— Очень хорошо. Не оттягивайте с отъездом.

— А что именно вы слышали?

— Я не могу вам сказать. Но послушайтесь моего совета.

Он позвонил Глебу.

— Где ваша жена?

— Разве не в Морсби?

— Нет, насколько я знаю. Ей скоро уезжать, а ее нет. Что за безответственность, вы можете мне объяснить?

На том конце провода послышался вздох.

— Постараюсь найти ее. А она знает, что ей скоро уезжать?

— Знает.

— И согласна уехать?

— Это меня уже не волнует. Ей надо уехать. И все.

— Я понял, Андрей. Сделаю, что смогу.

Глеб ее не нашел. Прошло еще два дня, и Андрею пришлось просить разрешения у Зелотова на отсрочку отъезда. Тот был явно недоволен. Сказал, что перезвонит. Когда перезвонил, сказал, что отсрочка возможна максимум на неделю. Он ничего не объяснил Ладынину, но интонации его Андрею не понравились. Было тут что-то еще, кроме обычного недовольства начальника своим подчиненным.

— Как идут дела на конгрессе? — спросил его Андрей.

— Как и планировали, — сухо отозвался Зелотов. — Ты лучше на своих делах концентрируйся. Ну, до свидания. Держи меня в курсе.

Еще через три дня ожидания Андрею позвонил Гилберт.

— Господин Ладынин, думаю, нам надо будет проехать в одно место. У вашей протеже неприятности.

Гилберт заехал за Андреем на своей машине. Глаза его бегали, он явно нервничал.

— Что случилось?

Андрей и сам не предполагал, что его настолько заденет все это. Его возбужденному мозгу уже представились самые ужасные картины — убийство, изнасилование, несчастный случай, что угодно. Сердце колотилось, несмотря на попытки Ладынина держать себя в руках. Господи, ну во что еще она вляпалась, эта безумная девчонка?

— Она в Бомане.

— Где?

— В Бомане. В тюрьме.

— За что? Как она там могла оказаться без суда и следствия?

— Она как раз ожидает суда и следствия. — Гилберт сочувственно посмотрел на бледного Ладынина. — Сделаю, что смогу. Думаю, ее туда кто-то посадил просто за компанию с остальными. Они не станут ее задерживать.

— Мне надо позвонить юристу. Откуда я могу позвонить?

Гилберт протянул свой мобильный.

Тиффани не стала задавать лишних вопросов и сказала, что сейчас же приедет в Боману. Андрей был благодарен ей за то, что она так мгновенно отреагировала.

Камеры, небольшие, прилепленные друг к другу клетушки, казались безразмерными, так как вмещали в себя огромное количество женщин. Запах пота и грязи, темные помещения, сидящие на полу женщины… У большинства из них лица были скорее покорными, чем озлобленными. Условия их содержания были настолько ужасными, что Андрей, как и тогда, в госпитале, почувствовал приступ тошноты. На этот раз он сдержал его, молясь про себя, чтобы поскорее выбраться отсюда и увезти Кристину. Представить, что она находится где-то среди этих женщин, на грязном полу, было просто невыносимо. Гилберт оставил Андрея ждать в помещении для свиданий и отправился искать ответственного тюрьмы. Вскоре туда подъехала Тиффани. Она не стала тратить время на разговоры с Андреем и отправилась вслед за Гилбертом к начальству тюрьмы.

Минут через пятнадцать в комнате ожиданий появились Гилберт с Тиффани и местный полицейский. Они что-то оживленно обсуждали на местном языке. Тиффани эмоционально размахивала руками, смотря с высоты своего роста на коротышку полицейского. У того лоснилось лицо и под мышками проступили пятна пота, полные губы то складывались в трубочку, и он качал головой, то расплывались в широкой улыбке. Он разводил руками и пытался что-то объяснить, ища поддержки у Гилберта, но тот молчал, внимательно слушая доводы Тиффани. Наконец, они остановили поток объяснений и все повернулись к Ладынину.

— Капитан Ламо, — представился коротышка и тут же отступил в сторону, словно не желал вновь вдаваться в объяснения.

— Сейчас приведут мадам Кристаллинскую. Так? — Тиффани грозно повернулась к коротышке, и тот, еще раз безрезультатно взглянув на молчащего Гилберта, вышел из комнаты.

— Что произошло?

— Ошибка. — У Тиффани раздувались ноздри, и вообще она походила на разъяренную лошадку. — Полный беспредел.

— Но ваша подопечная действительно оказалась соучастницей незаконной процедуры. Так что полной ошибкой это назвать нельзя. Полицейские действовали в рамках закона.

— Какие еще рамки закона? Так можно кого угодно обвинить!

— Тиффани, скажете вы наконец, что произошло? — Андрей еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик.

— Одной девушке сделали аборт в центральном госпитале. А Кристина оказалась ее сопровождающей.

— И что? Ничего не понимаю… За это сажают в тюрьму?

— В нашей стране аборт — нелегален. Это преступление. Кристину посчитали соучастницей преступления.

— Абсурд! — прервала Гилберта Тиффани. — Она не делала аборт своими руками, она не настаивала на аборте, не склоняла к нему девушку, не заставляла врачей. И к тому же, мистер Гилберт, вы и без меня знаете, что в Папуа закон об абортах унаследован от законодательства Англии девятнадцатого века. И с тех пор любой врач найдет, как обосновать аборт в качестве меры, сохраняющей жизнь пациента. И как в данном случае думали доказать что-либо, я вообще не понимаю.

Гилберт пожал плечами. По его поведению не было понятно, на чьей стороне он находился. Ругать законы собственной страны он не собирался, тем более в присутствии иностранцев, признать правоту действий полиции тоже не мог. Тиффани Грин была права, в случаях с абортами трудно что-либо доказать. Любой медик давно изучил все ходы-выходы, так как аборты делали направо и налево, и никого за это не сажали.

Кристина появилась в сопровождении коротышки. Спутанные волосы, бледное худое лицо, синяки под глазами, взгляд, опущенный в землю. Ее было не узнать. Следов насилия вроде бы не заметно, но она явно была напугана, причем сильно напугана. Она не смотрела ни на кого, даже на Ладынина. Потрясение, казалось, завладело всем ее существом. При виде этого тихого несчастья у Андрея похолодело все внутри. Он не знал, как себя вести. Да и остальные тоже. Первой пришла в себя Тиффани. Она подошла к Кристине и прижала к себе.

— Ну все, все. Все уже позади. Ты можешь расслабиться. Все позади. Ты выходишь отсюда. Тебе ничего не грозит. Ты в безопасности. Слышишь меня?

Кристина безучастно кивнула, не произнеся ни слова.

Андрея словно парализовало. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, утешить, защитить. Но вместо того чтобы сказать что-нибудь, произнести какие-то слова утешения и поддержки, он стоял как истукан, во все глаза глядя на женщину, которая еще несколько дней назад смеялась над любой опасностью и заражала других своей бесшабашностью и оптимизмом.

— Мы выразим протест, — выдавил он наконец из себя, обращаясь к Гилберту. — Если ее действительно задержали незаконно, мы напишем ноту протеста.

— Право ваше. Мы можем принести свои извинения. Но только если докажут, что действия полиции были незаконны. Потребуется время для расследования данного случая, вы же понимаете. Процедура имеет свою последовательность.

Тиффани открыла было рот, чтобы возразить, но потом передумала, поджав губы. Она выпустила Кристину из своих объятий и повернулась к Ладынину:

— Вас подвезти? Я как раз еду в сторону центра города. Думаю, нам по дороге.

Ее интонации не оставляли сомнений, что возражать не стоит. Они церемонно распрощались с Гилбертом и коротышкой, все еще утирающим пот со смуглого лица и беспокойно поглядывающим на Гилберта, и покинули ужасное здание. В машине Тиффани дала Кристине воды и включила кондиционер.

— Думаю, вы оба понимаете, что произошло, не так ли? — Тиффани не трогалась с места, тарабаня пальцами по рулю.

— Нет, — отозвался Андрей. Кристина молчала.

— Они только и ждут повода, чтобы упрятать ее. Уж не знаю, чем ты им, дорогая, так насолила, но такие ляпы против иностранцев так просто не совершаются. Ламо не зря все время поглядывал на Гилберта. Видимо, было указание сверху поступить именно так. Это лишь звоночек для вас обоих. Для Кристины в первую очередь, конечно. Предупреждение, что они здесь, на территории своей страны, всесильны.

Андрей смотрел в зеркало, но не мог видеть выражения лица Кристины. Та склонила голову так низко, что волосы закрыли глаза.

— Я устала и хочу искупаться, — вдруг произнесла она глухим голосом. — Можем мы поехать домой?

Тиффани кивнула и нажала на газ.

— Вы все еще можете уехать. Вернее, должны уехать. Не думаю, что они на данном этапе смогут препятствовать этому. Но чем дольше вы тут сидите, тем больше вероятность, что они найдут еще повод задержать вас. Вы понимаете?

Тиффани протянула Кристине свою визитную карточку:

— Звоните, если что. Вы вправе требовать адвоката при любых обстоятельствах.

Они попрощались у дома Кристины, и Андрей вышел вместе с ней из машины. Все еще потрясенный произошедшим, он молча вошел в дом и плюхнулся в кресло. У него было ощущение, что это не она, а он сам провел несколько дней в тюрьме. Она, тоже не произнося ни слова, направилась прямиком в душ. Проведя там около часа, она наконец вышла. В длинной рубашке, с мокрыми свисающими волосами. Она уселась в углу комнаты, словно загнанный зверек, обхватила колени руками. Андрей встал и выключил вентилятор.

— Тебя продует.

Ноль реакции.

— Налить выпить? У тебя есть что-нибудь?

Она пожала плечами.

— Посмотри в баре. Дай сигареты. Они там, на подоконнике.

Закурила. С видимым удовольствием глубоко затянулась и задержала дыхание, давая возможность никотину начать свое действие.

— Влипла я, да?

— Похоже на то. Как все произошло?

— А знаешь, кто виноват? Папа римский.

— Еще что скажешь?

— Думаешь, я сошла с ума? Нет. Просто это именно от него идет эта идея о том, что предохраняться — грех. Аборт — еще больший грех. Только рожать не грех. Беременеть, рожать, опять беременеть, опять рожать… До умопомрачения. До потери здоровья. До смерти… Можно ли оценить вред от пропаганды против контрацепции из уст человека, которому миллионы людей верят безоговорочно? Можно ли оценить вред от пропаганды теории, что использование презервативов не защищает от СПИДа, из уст человека, позиция которого для миллионов важнее, чем все исследования мира, слова врачей и любые разумные доводы? Особенно здесь, где религия — главное в жизни людей. Можно ли оценить, сколько человеческих жизней пострадало от этой слепой веры? На чьей это совести?

Она замолчала. Андрей тоже не знал, что ответить. Да и спорить тут было бесполезно. Разве что о глупом решении Кристины попытаться встревать в это.

— Впрочем, — продолжила она, — в этой истории даже не это главное. Девочку изнасиловали. Она училась здесь, в Морсби. Забеременела. Сначала думала, что отдаст ребенка своей семье. А семья погибла при извержении вулкана. И остальным членам клана ребенок в лагере переселенцев не нужен — ни денег, ни еды. Когда живешь на чужом клочке земли, не до чужих проблем.

— И ты решила, что сможешь ее проблему решить?

— Я ее буквально из петли вытащила. Она не хотела жить. Думала, нет выхода. Все потеряно — семья, учеба, прошлое и настоящее. Только ребенок от насильника и остался. И я решила привезти ее в госпиталь. Думаешь, они не делают это каждый день под прикрытием начавшегося выкидыша, инфицирования и так далее? Делают. А в частных больницах так вообще пачками делают. И ничего. А тут…

— Как вас поймали?

— Она проговорилась кому-то из родни. Те, не знаю по какой причине, заявили в полицию. Там что-то внутрисемейное, проблемы. На ней решили отыграться.

Андрей прикидывал, на какой день он сможет опять поменять билеты. Похоже, что надо ехать ближайшим рейсом. Ругать сейчас Кристину было совершенно бесполезно. Ее состояние и так внушало ужас. Она откинула мокрые волосы со лба.

— Что молчишь?

— Ты начинай собираться. Скоро уедем.

— Куда?

— Не куда, а откуда. Отсюда. Куда — не важно.

— Я не поеду.

— Не сходи с ума.

— Я не поеду. У меня не закончено одно дело. Мне нужно еще пару недель.

— В таком случае ты закончишь свое дело в тюрьме, разве не ясно? Тебе еще это не ясно? Я же не смогу быть твоей сиделкой и вытаскивать тебя из каждой передряги? Да и денег у нас не так много, чтобы оплачивать тебе адвоката постоянно.

Из-под влажных кудряшек сверкнули глаза.

— Езжай. Хоть завтра. Мне не нужна твоя опека.

— Да? Ты так уверена в этом? И что бы ты сегодня делала без меня, скажи на милость?

— Что-нибудь. В тюрьме не так уж плохо… Большинство сидят в ожидании решения суда годами, на процессы нет денег. У одной муж сбил кого-то на дороге, а ее посадили за то, что она находилась рядом с мужем в машине. Соучастница, чтоб их… Ждет решения суда уже два года. Еще и ребенок маленький на руках.

— Зачем ты мне это говоришь? Зачем мне вообще истории людей, до которых мне нет никакого дела? Хочешь показать, что и ты готова два года ждать, пока докажут, что ты к аборту непричастна? Не прикидывайся более смелой и глупой, чем ты есть на самом деле. Я что, не видел, в каком ты состоянии была, когда мы тебя вывели? Зачем эта бравада, просто из упрямства, как и все остальное?

— Нет. Не знаю… Сама не знаю, зачем говорю. Ты прав, там… там было просто ужасно, отвратительно. Я устала. Я хочу спать. Ты будешь сидеть здесь?

— Вызову машину из отеля и поеду в агентство брать билеты для тебя и меня. И не вздумай возражать.

— Ты не сможешь увезти меня насильно. За билеты и я в состоянии заплатить. У нас с Глебом общие вложения в бизнес. Мне тоже кое-что капает. Так что ты езжай, когда захочешь. А я — через пару недель. Обещаю, что уеду, ну пожалуйста, поверь и дай мне сделать то, что для меня важно!

— Кристина, пожалуйста, уедем. Послушай меня, я все понимаю, веришь? Я понимаю, чего ты хочешь, но не в твоих силах помочь всем нуждающимся. А вот тебе помочь можно. Я могу тебе помочь, понимаешь?

— Да. Я обещаю тебе, что скоро уеду. Очень скоро. Ты очень хороший, Андрей, но ты не можешь влезть в мою шкуру.

Она смотрела на него очень серьезно. И свое обещание произнесла, как клятву какую-то. Андрей почувствовал, что у него болит голова. Не просто болит, а, что называется, раскалывается. Это невозможно. Дать ей остаться здесь еще две недели — значит предоставить ее врагам очередной шанс насильно закрыть ей рот. Брать билеты на ближайший рейс тоже нереально — она не уедет. Оставить ее здесь он тоже не мог. Уверял себя, что им движет элементарное чувство ответственности, исполнения задания, долга. Но это было полной чушью.

Чувство ответственности — очень странное чувство. Как, впрочем, и долга. Пожалуй, легче всего живется тем, кто либо ни во что не верит, то есть абсолютным атеистам, либо тем, кто верит во что-то, в кого-то безоговорочно, без сомнений, без оглядки. Первые, абсолютные атеисты, руководствуются только нормами и правилами, выработанными собственноручно, путем личных переживаний, опираясь только на свой опыт. Поэтому они никому ничего не должны, за свои поступки и жизнь они отвечают только перед собой, они могут в любой момент изменить свои правила, как писатель, меняющий ход событий в своей книге.

Люди из второй категории живут по правилам, продиктованным им Богом, их религией, их верой. У них есть каноны, догмы, законы, свод правил, установка, как жить. Им легко и просто. На каком-то этапе своей жизни, одни раньше, другие позже, они пришли к выводу, что эта религия — самая верная, они обрели веру, и с этого момента все, что диктует им вера, стало неотъемлемой частью их жизни. Не надо думать, мучаться, как поступить, их вера даст им ответ на любые вопросы, их духовный наставник разъяснит все, что непонятно.

Между первыми и вторыми находится огромная масса людей посередине. Мечущихся. В постоянном поиске. Они не являются счастливыми членами ордена безоговорочной веры, но в то же время подозревают, что Бог или некие высшие силы, влияющие на их жизнь, все же есть. Верят в это с разной степенью интенсивности. Это посерединчатое состояние осложняет таким людям существование до ужаса. Зная, что есть определенные рамки, границы существования, возможность осуждения или поддержки со стороны не до конца известных сил, серединчатые не знают, чем руководствоваться, чтобы не нарушить эти неведомые правила. Ведь во внушаемые религиями правила они до конца не верят. Разметки на дороге жизни кажутся им стертыми, а правила движения — спутанными. Они движутся, как в тумане, на ощупь, ориентируясь на свою интуицию и движение остальных.

Андрей был как раз из этих, серединчатых. В детстве вопросам религии не уделялось особого внимания. Родители-коммунисты не были ни ярыми атеистами, ни религиозными фанатиками, предпочитая темы религии вообще не касаться. Словно и не было ее, этой темы. Бабушка Зина, мать отца Андрея, носила крестик, тщательно пряча его под ситцевыми блузками в мелкий цветочек. Андрей всегда любопытствовал, сколько же у нее было этих блузок? Вне зависимости от сезона на ней всегда была такая кофточка. А сверху либо легкая жилеточка, либо вязаная кофта, смотря по сезону. А под блузкой — всегда мирно почивал на груди крестик. И все православные праздники она отмечала. Но для Андрея праздники эти имели лишь один смысл — вкусности, щедро приготовленные бабушкой. Позже она в церковь стала ходить чаще, просила иногда Андрея ее туда проводить. Он провожал, но никакого глубокого чувства при этом не испытывал. Однако факт, что отец с матерью смотрели на бабушкину веру совершенно спокойно, укрепил в Андрее сознание, что это — нормальная часть жизни. После перестройки и его мать стала иногда ходить с бабушкой в церковь, но с сыном разговоров о вере не вела, ничего не разъясняла. Сам же Андрей с возрастом начитался множества книг, увлекся историей и где-то внутри себя выстроил некую схему своих отношений с Богом. Признавал его присутствие и силу, но не до такой степени, чтобы перекладывать на него ответственность за свою жизнь. Он все же больше склонялся к тому, что сам совершает поступки и отвечает за их последствия. Того, что судьба иногда заводит его в неведомые дебри, заставляет проходить определенные уроки, подталкивает его к решениями, он старался не замечать. Куда приятнее было думать, что при определенном желании и силе воли он всегда в состоянии изменить свою жизнь.

Потом карьера заняла в его жизни настолько важное место, что тоже стала частью его религии. На какое-то время даже дала ему возможность подчинить все свои поступки этой религии. Четко обозначенные правила, инструкции, как поступать в том или ином случае, значительно облегчали жизнь. Если совершить поступок «А», получишь результат «Б», если не совершить «А», окажешься в пункте «В». Все просто и предсказуемо.

Кристина умудрилась каким-то образом пробить брешь в установленном алгоритме действий. То ли потому, что сама она жила по неизвестным Андрею принципам, то ли ее принципы на самом деле перекликались с его глубинными мыслями. Причем внешне казалось, что единственным принципом, которым она руководствовалась, был принцип «делаю то, что хочу делать» с известной степенью адаптации. Конечно, многие люди так и живут, но сама степень адаптации у всех разная. И у большинства, в которое входил Андрей, адаптация настолько искажала первоначальное желание, что в итоге его было уже и не узнать.

Глава 18

Билеты Андрей все же забронировал на ближайший до Сингапура рейс, на который еще были места. На обоих. Вернувшись из авиаагентства, он попросил шофера отвезти его к Кристине. Повинуясь необъяснимому чувству, он решил проверить, дома она или нет. Дверь открыла молоденькая худощавая домработница, домашняя мэри, как их здесь называли, и тихим голосом сказала, что миссис дома нет. Андрей заколебался. Если он уйдет, то рискует и потом ее не поймать. Увидев машину Кристины, он решительно обошел домработницу и подошел вплотную к запыленному РАВу. Кристина либо только что уехала на другой машине, либо домработница лжет.

— Можно мне подождать здесь?

— Миссис ничего мне не сказала.

— У меня срочные новости для миссис Кристины. Я не могу уйти.

Девушка хлопала глазами и бормотала что-то невнятное. Решительный вид и официальная одежда Ладынина произвели на нее впечатление, и она не знала, что безопаснее — послушать хозяйку или пропустить грозного мужчину. Андрей воспользовался ее колебанием и прошел в дом. Шофера отпустил. Сказал, что вызовет при надобности.

В доме стояла тишина. Он сел на диван, задумавшись о том, как уговорить Кристину уехать вместе с ним. Он ощущал себя так, словно попал из мира, абсолютно понятного для него, в мир незнакомый. Алиса в зазеркалье. Там, в Москве, жизнь читалась, как детская книга с крупным шрифтом, с подробными объяснениями. Если и были сомнения в чем-то, то всегда находились люди, готовые подсказать, помочь, разжевать. В редкие моменты он задавался вопросом, куда он движется и зачем. Но в основном жизнь казалась напрочь лишенной сюрпризов. Работа, семья, все развивалось по заданной схеме, и развитие это никогда не ставило его в тупик. Единственный человек, который время от времени высказывал сомнения в правильности его жизни, была Женька, его сестра.

Неисправимая бунтарка, для которой идти наперекор судьбе стало чуть ли не основным правилом ее жизни. Она никогда не упускала случая задать Андрею какой-нибудь каверзный вопрос, обнажающий его мысли, о существовании которых он порой и не догадывался. Он обожал Женьку. Любил всем сердцем и принимал все ее безумные выходки совершенно спокойно. В отличие от родителей, которые всегда в штыки воспринимали поступки дочери, не желающей следовать принятому в их семье жизненному укладу. Андрей только улыбался и старался смягчить конфликт. Взамен он получал от сестры такую же искреннюю, безоговорочную любовь и доверие. С ней он мог поделиться всем самым сокровенным. Но встречи их происходили все реже и реже. Они жили в разных городах и вращались в абсолютно разных сферах. Чем большее место занимали в жизни Андрея семья и карьера, чем большее влияние на все это оказывала Кира, что являлось совершенно естественным, тем меньше Женька старалась вмешиваться в его жизнь.

Здесь, в тропическом зазеркалье, его собственная жизнь показалась ему спорной, он уже не мог ответить на все вопросы, увидел, что есть люди, живущие по другим канонам, и не был уверен, нравится ему это или нет. Но такая жизнь и ее принципы, совершенно определенно, ощутимо затрагивали его сердце. Казалось бы, Кристина живет хаотичной жизнью, ее ритм подчиняется только ее собственным внутренним законам, она ни на кого не оглядывается, она знает, чего хочет, и ее совершенно не волнует, насколько реальны и разумны ее желания. Казалось бы, разве можно так жить? Она доказывала, что можно. И при этом быть счастливой. Возможно, куда более счастливой, чем те, кто живет по канонам, предписанным им другими, навязанным обществом, так называемой нормой поведения. Андрея затягивал ее ритм, ее страсть, с которой она делала все, за что бралась, ее искренность. Кроме того, постоянно возникающее желание оберегать ее, быть рядом, помогать, разделять ее проблемы все неизбежнее захватывало его.

От странных мыслей Андрея отвлек шум на втором этаже. Голосов не было слышно, лишь шаги. На лестнице показалась Кристина. Уставшая, бледная. Рукава тонкой черной шелковой рубашки закатаны по локоть, уголки подвязаны под грудью, обнажая полоску загорелого тела.

— Так и думал, что ты дома! — укоризненно сказал Андрей. Однако на ее лице не отразилось ни намека на смущение.

— Я видела, что ты вошел в дом. Упрямый. Сторожить меня вздумал?

— Нет, пришел сообщить тебе о дате нашего вылета. Через четыре дня. И никаких возражений. Ясно?

— Поднимайся сюда. Мне нужна твоя помощь.

Андрей неторопливо поднялся по ступенькам, мысленно отмахиваясь от неприятного ощущения, что его нарочито строгие слова не возымели никакого действия. Кристина тем временем осторожно, на цыпочках вошла в одну из спальных комнат. Андрей последовал за ней. Окна были зашторены плотными цветастыми занавесками, но яркие солнечные лучи все равно пробивались сквозь них, разрушая полумрак. Небольшая комнатка вмещала в себя лишь кровать и стул рядом с ней. Рядом с кроватью стоял пластиковый тазик с водой. На кровати лежала молоденькая папуаска. Она спала. Пышные кудрявые волосы подчеркивали ненормальную худобу девушки, обтянутые кожей скулы. Кристина подошла к ней и осторожным движением обтерла ее мокрым полотенцем.

— Приподними ее, я хочу поменять простыни, они влажные.

Она принесла чистую простыню. Андрей поднял девушку, неожиданно легкую для своего роста. Она лишь слегка застонала, приоткрыла глаза и сразу же их закрыла. Оказавшись на кровати, она вновь ровно задышала, как будто мгновенно провалилась в сон.

— Пойдем. — Кристина взяла Андрея за руку и вывела из тесной комнатушки.

— Кто… кто это?

Андрей внутренне сжался, готовый услышать очередную безумную идею Кристины.

— Та самая девушка, из-за которой меня хотели упечь за решетку.

— Как это — та самая? А что она здесь делает? Она кажется ужасно больной.

— Так и есть. Тогда, когда они поймали нас в госпитале на месте, так сказать, преступления, они ее тоже, естественно, арестовали. Но кто-то из акушерок успел передать ей таблетки, вызывающие аборт. Она их выпила, и в тюрьме у нее началось сильное кровотечение. Ей уже поздно было пить эти таблетки.

— А ты тут при чем? Там же тоже есть больница, при тюрьме?

Она посмотрела на него с укоризной. И с жалостью. До нее не доходило, как можно не понимать таких элементарных вещей.

— Она бы там умерла. Сегодня рано утром я взяла ее под залог. Отвезла в больницу, ей перелили кровь, вычистили полость матки, сделали все необходимое. Теперь, когда она умирает, это уже легально. Черт бы их побрал!

Она стукнула кулаком по перилам ступеней.

— Теперь это легально! А до этого — нет. Смерть делает женщинам услугу своим приближением, дает им право на нормальную медицинскую помощь. Ты не видишь в этом абсурда? И ты еще будешь говорить, что с этим не надо бороться? Что буква закона есть все в этом мире?

Ладынин молчал.

— А знаешь, почему мы смогли ее сегодня спасти? Потому что оказалась в наличии свободная кровь, что случается далеко не всегда. А знаешь, почему вдруг нашлась кровь? О, это еще одна история из театра абсурда. Потому что кровь эту приготовили для одной роженицы, у которой предвидели большую кровопотерю. Но она оказалась последовательницей секты Свидетелей Иеговы. Слышал о таких? У них переливание крови считается ужасным грехом. И она отказалась. Профессор, пытающийся ее уговорить, прибавил себе седых волос, но так и не смог убедить ее не оставлять ребенка сиротой. Вот так-то, — добавила она уже тише. — А кровь пошла моей знакомой, которая теперь лежит там, в спальне. Что делать дальше, не знаю Попрошу кого-нибудь отправить ее в провинцию, подальше от столичной полиции. Потеряем залог — на этом все успокоятся.

Андрей присел рядом. Тысяча слов крутились в его голове, но ни одно из них не казалось ему подходящим. Он внезапно со всей остротой ощутил боль, переполняющую ее тело. Неважно, что Кристина боролась с ветряными мельницами. Неважно, что, спасая одну девушку, она не решит общей проблемы. Неважно, что, вынеся это на газетные полосы, она ничего не добьется. Это все лишь правильные, разумные слова. Теория. А в реальности она делала больше, чем все те бюрократы, которые лишь кричали о необходимости помощи. Она может спать спокойно, потому что сегодня спасла еще одну жизнь. И ведь даже при этом ее душа не успокоится. И не будет она спать спокойно. Будет искать, как собака-ищейка, кому бы еще помочь. Откуда в ней это?

— Я знаю, что ты думаешь, — тихо проговорила она, обнимая колени. — И ты прав по-своему. Но я не могу по-другому. И я не могу уехать.

— Я не об этом думал. Но раз уж ты сама заговорила… Ты никому не сможешь помочь, если окажешься в тюрьме, Кристина.

— Ты прав. Я не знаю, что делать. Мне… — она пытливо посмотрела на него, сделав паузу, — мне на днях обещали дать очень важную информацию. Если я буду ее иметь, я смогу написать такую статью, что многие слетят со своих мест. Скоро выборы в парламент, пусть люди знают, как тратятся деньги, отпущенные на их здоровье, улучшение жизни. И пусть в ПНГ знают, как решается их судьба.

— Бесполезно.

— Возможно. Но я не могу упустить этот шанс. А вдруг хоть один член парламента да вылетит оттуда? Одним вором меньше — уже дело.

— Господи, Кристина, это безумие. Чистое безумие. Если ты не уедешь со мной сейчас, то я останусь здесь, пока ты не сдержишь обещание и не сядешь в самолет. Не могу же я тебя здесь оставить…

— Хорошо, давай не будем пока говорить об этом. Ты сказал — четыре дня? Прекрасно. Пусть пройдут эти четыре дня. Поужинаем вместе?

— А эту… эту девушку ты оставишь здесь, у себя?

— Опасно. К вечеру я отвезу ее в семью моей домработницы, дам им денег немного, пусть присмотрят. А там решим.

— Хочешь, я поеду с тобой?

Андрей и сам не знал, как у него вырвался этот вопрос. Она улыбнулась, сжала его руку и приложила ее к щеке. Заметив его смущение, тут же со смехом отпустила руку.

— Не подумайте, что я с вами флиртую, господин Ладынин. Это был жест признательности и благодарности.

— За что?

Она прижалась к нему щекой и тут же отпрянула, словно обжегшись.

— За то, что начинаешь понимать меня. Ну ладно. — Она встала со ступеней, выпрямившись и сладко потянувшись, как тигрица. — Мне пора, у меня скоро встреча. Я подброшу тебя до гостиницы, а потом заеду. Созвонимся ближе к вечеру.

Вечер они провели в яхт-клубе, куда Кристина повела его ужинать. Там устраивали вечер живой музыки — местные знаменитости играли хиты всех времен и народов, народ танцевал. Андрей и Кристина сидели за низким столиком, располагавшимся недалеко от квадратной площадки, которую устанавливали здесь специально для желающих потанцевать. Была пятница, люди отдыхали, накачивались пивом и ромом. Такова была традиция живущих здесь экспатриантов — в клубный день набираться за всю прошедшую неделю.

Сначала на площадку вышли трое подростков, делавших вид, что им решительно все равно, что все остальные лениво глазеют на них. Потом людей на площадке прибавилось, Андрей боялся, что Кристине взбредет в голову потащить его танцевать. Но она, к его великому облегчению, спокойно наблюдала за толпой, дымя сигаретой и думая о чем-то своем. Через некоторое время она оживилась, вытянула шею, выискивая кого-то взглядом. В это время толпа расступилась, освободив место одной танцующей паре.

Это были пожилые китайцы, он — лысеющий, довольно высокий для китайца, с веселыми глазами, она — маленькая, изящная, коротко стриженная, просто одетая. Обоим было давно за шестьдесят.

— Смотри, я ждала, когда они начнут!

Кристина уселась поудобнее, как будто перед представлением.

— Они живут здесь много лет, — тихо рассказывала она, пока китайцы танцевали. — Он известный бизнесмен в Порту Морсби, живет здесь давно, и его многие знают. Она — его жена уже много лет. Приехала вместе с ним из Китая искать счастья. Впервые я обратила на них внимание на одном благотворительном балу. Они танцевали так, что все останавливались и смотрели только на них. Как видишь, то же самое происходит и сейчас.

Действительно, все завороженно, кто-то с восхищением, кто-то с завистью наблюдали за пластичными танцорами. В их танце было все — полная гармония, чувство друг друга, слаженность, не поддающаяся описанию. Плюс умение танцевать, конечно. Возможно, кто-то станцевал бы более профессионально, но эта пара поражала прежде всего не техникой танца, а своим умением сливаться в единое целое.

— Потом я много раз видела его с любовницами, — продолжала Кристина, — молодыми, красивыми, он получал видимое удовольствие от их сопровождения. С ними он тоже танцует, но никогда они не смотрятся так гармонично, как с женой, он даже и не старается. Так, двигается в такт музыке, и все.

— И что же жена, закрывает глаза на его похождения? Или не знает?

— Город маленький, и жена, скорее всего, знает о его любовницах, как и все вокруг. Тем не менее они, как видишь, вместе, и время от времени я вижу их то там, то тут. Вместе. Но главное наслаждение получаю именно от того, как они танцуют. Наверное, — задумчиво произнесла она, — есть у них какой-то свой секрет, недоступный нам. И никакие измены или пересуды не могут нарушить эту слаженность в их отношениях. Непостижимо…

Ее глаза заволокло мечтательной дымкой, и Андрей с усилием отвел от них взгляд.

— Ты бы хотела так?

— А ты разве нет?

— Я счастлив в браке.

— Я не об этом. Я не о реальности. Я о мечте.

— Я предпочитаю жить реальностью.

— В этом твоя ошибка. Ты не даешь своей мечте даже права на существование. Как же она может осуществиться, если ей перекрывают кислород в зачатке?

— Это не совсем так…

— Совсем, не совсем, тебя не переспоришь. Посмотри еще раз на эту пару и спроси себя: есть в твоей жизни место гармонии, или ты внушил себе, что тебе лично она не нужна.

— Демагогия. Гармония — это чисто философское понятие. Абстракция.

— А вот и нет. Впрочем, дело твое. Так и любовь можно приписать к абстракции и сделать вид, что она тебе как заядлому реалисту не нужна. Я не такая реалистка, ты прав. И целеустремленность мне не присуща, в этом ты тоже прав. Я просто проживаю каждое мгновение моей жизни, вот и все.

Она засмеялась и сделала то, чего так опасался Андрей весь вечер, — потащила-таки его танцевать.

Глава 19

«Кристальные струи». Так называлось то место, куда Кристина привезла Андрея, уговорив посетить еще одно местечко вне города. Все говорили ему, что Порт Морсби не дает представления о стране. Конечно, один пикник у реки тоже не составит полной картины, но все же… Они выехали за пределы города и ехали еще около часа. Дорога вела вдоль крутого ущелья, покрытого зелеными лесами, вдоль реки, небольших деревушек, местного рынка, гидроэлектростанции, снабжающей всю столицу электричеством. Пейзаж за окном на самом деле резко отличался от грязного, высушенного морскими ветрами Морсби с его искусственными насаждениями и пылью на дорогах. Здесь, за городом, повеяло свежим воздухом и речной прохладой.

Они остановились у небольшого рынка, где Кристина с видом знатока выбрала маленькие сочные бананы, ароматные ананасы, какую-то зелень с крупными листьями, похожую на щавель, связку земляных орехов и несколько крупных кокосов.

Она хотела взять и малюсенькую вяленую рыбку, связками разложенную на газете, но Андрей активно засопротивлялся.

— Нет, нет! Только не это! Неизвестно, как ее вялили, сколько она тут лежит на жаре и вообще она не внушает мне доверия.

Кристина засмеялась и сказала что-то на местном наречии продавцам. Одна из торговок что-то выкрикнула, остальные рассмеялись, закивали головами и стали активно жестикулировать.

— Что ты им сказала? — спросил он уже в машине.

— Что ты ешь только ту рыбу, которую ловишь сам.

— А она что сказала?

— Что ты, должно быть, удачливый рыбак. Иначе не был бы таким упитанным.

Андрей покраснел и рассмеялся. Вот чертовка — умудрилась подшутить над ним даже с местными торговками рыбой!

…«Кристальные струи» оказались небольшими, низкими речными водопадиками. В том месте, где они устроили пикник, речка раздваивалась двумя руслами, омывала своеобразную тенистую поляну, куда многие горожане приезжали отдохнуть от города, с его суетой и жарой. Так как день был будничный, никого на поляне не было. По словам Кристины, в выходные здесь яблоку было негде упасть.

Они вытащили из корзины снедь, откупорили пиво и уселись прямо на траве, словно усталые путники.

— Знаешь, есть такая гипотеза, что цикл, который проходит Вселенная, самоповторяющийся. Вселенная сжимается и расширяется, потом вновь сжимается и расширяется. И все процессы повторяются точь-в-точь, как было в предыдущий раз. Цивилизации на планетах проходят те же пути развития и падения, катастрофы и достижения случаются в той же последовательности, жизнь повторяется. И все те ошибки, которые совершались в любой из циклов, совершатся вновь. Поэтому исправить эти ошибки у нас есть шанс только сейчас, в данном цикле. Другого шанса не будет. То, что мы не совершим сейчас, не совершим уже никогда. Понимаешь, о чем я? Я не знаю, правдива эта гипотеза или нет. Мы ведь верим в то, что нам больше нравится. И я верю в эту гипотезу, потому что она находит отклик в моей душе. И хочу за свою жизнь узнать как можно больше, повидать как можно больше, сделать как можно больше. Мне дарована очень маленькая, малозначимая роль, но и в этих рамках я могу кое-что сделать. И не смотри на меня так. Смущаешь. — Она хлестнула его травинкой по носу.

— Да ты просто бунтарка, и все. Анархистка. Тебе хочется быть непохожей на всех, и ты выбираешь для этого самые разнообразные способы.

— Ошибаешься. Я никогда не шла против общества только потому, что это общество. Я выступаю против конкретных вещей, которые не просто возмущают меня как личность, но и затрагивают жизни других людей. Людей, не имеющих возможности заявить об этой несправедливости. Но я никогда не старалась выделиться или шокировать своим поведением. В школе была весьма ординарной девчонкой. Дома особенно не конфликтовала.

— Хочешь сказать, что все началось здесь?

— Ну не совсем. Лет в двадцать я ощутила непреодолимую тягу к путешествиям. Это было как болезнь. Мне казалось, что, если я не тронусь в путь немедленно, я сойду с ума. Я бросила биофак, и началось. Сначала автостопом по Европе несколько лет, потом дальше, в Индию, там провела немало времени, потом в Непал. Учила по ходу дела языки, писала путевые заметки. Выпустила даже пару книжек, но они не произвели никакого фурора, видимо, писатель из меня никудышный. Конечно, время от времени возвращалась домой, делала передышки.

— А когда ты… замуж вышла?

Она склонила голову и посмотрела на него улыбающимися глазами. В них заиграли озорные искры.

— Вышла и вышла. Какая разница когда? Когда в Папуа приехала. Хотя знали мы друг друга очень давно. Как он умудрился начать здесь бизнес — ума не приложу. До сих пор. Но мне здесь понравилось. И я осталась.

— Прямо декабристка. Поехала за мужем в такую даль.

Кристина рассмеялась. Откинулась на траву, запрокинув руки за голову.

— Почему ты смеешься?

— Ты так забавно рассуждаешь. По-твоему, если выехал из дому в страну третьего мира, значит, совершила геройский поступок? Какая из меня декабристка? Я обожаю этот край, эту страну, здесь за несколько лет я узнала столько, сколько не узнала бы за всю свою жизнь, не высовывай я носа из дому. Это же изумительно — жить столь наполненной жизнью. Помнишь, как ты сказал про унылые вечера? Так вот, здесь тебе это не грозит.

Андрей тоже откинулся на траву рядом с ней. В его голове крутился вопрос, почему же нельзя сделать насыщенной жизнь дома, если уж на то пошло? Но он не высказал его вслух. Некоторым людям необходимо очутиться в совершенно чужой среде, среди незнакомых людей, чтобы наконец избавиться от комплексов и начать реализовываться. Пословица, что дома и стены помогают, верна лишь отчасти. Стены, может, помогают, а вот люди во многом сдерживают. Имея определенный установившийся имидж среди знакомых и принятые обществом правила поведения, трудно стряхнуть с себя это и начать совершать нестандартные поступки. Лишь немногим удается это. С другой стороны, на чужбине у тебя нет не только прошлого, заставляющего тебя следовать согласно приобретенному имиджу, ты еще и получаешь возможность взглянуть на обыденные вещи с совершенно новой точки зрения. Как бы начинаешь жизнь с чистого листа.

Внутренний голос стал нашептывать смутные слова о том, что сам вот он живет совершенно другой жизнью и не видит ни малейшей лазейки вырваться оттуда. Да и при чем тут лазейка? Главное — есть ли у него желание сделать это? Он так долго шел к поворотному моменту в своей карьере, они с Кирой по кирпичикам выкладывали дорогу к этой ступеньке, трамплину, с которого теперь осталось только прыгнуть. Он вновь мысленно стал сравнивать Кристину и Киру. Смогла бы Кристина так поддержать его в стремлении к карьере? Вряд ли. Она из тех людей, которых самих надо поддерживать и направлять в жизни. Как вот сейчас, лезет, глупая, не в свои сани, нарывается на неприятности. А Кира… Она бы никогда не оказалась в некомфортной ситуации. Она продумывает каждый шаг. Она может быть и опорой, и маяком одновременно. Кристина — облако, легко уносимое кочевым ветром. Кира — скала, за которой можно ничего не бояться. А он? Он сам? Андрей смотрел на небо, жмурясь от яркой лазури и ничем не скрадываемого солнечного света. Подходящего сравнения для себя самого у него не нашлось.

— То, что я делаю, это не бесполезная ерунда, — вдруг произнесла Кристина.

Ладынин повернул к ней удивленное лицо.

— Я хочу сказать, что вот ты и тебе подобные думают, что я занимаюсь ерундой, что делаю никому не нужное дело… Это не так. Я нужна людям, которым помогаю. Тот мизер, что я делаю, он делает их жизнь хоть чуточку лучше. Это мое предназначение. Я не смогу жить по-другому. Уже не смогу.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь не пробовала. Есть и другие пути. Менее опасные и более разумные.

Кристина приподнялась на локте, приблизив к нему свое лицо. В ее удлиненных карих глазах отражались солнечные блики.

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Закрой. И дай мне свою руку.

Она провела пальцем по его ладони.

— Что я делаю?

— Похоже, рисуешь на моей ладони новую линию жизни. Надеюсь, она длиннее настоящей.

Нарочитой беззаботностью тона он безуспешно пытался скрыть захватившее его волнение от ее прикосновения.

— Откуда ты знаешь, что я делаю?

— Чувствую.

Она замолчала и вновь откинулась на траву. Андрей открыл глаза. Не знал, что сказать, лишь ресницы дрогнули.

— Доверяй своим чувствам.

Слова Кристины растворились в кристально чистом воздухе.

— Расскажи мне о своей жизни. О своей семье. Твоя жена… Она, наверное, самая лучшая в мире?

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно. Наши половинки многое говорят о нас самих.

— Что-то я ничего не могу сказать о тебе, судя по Глебу. Вы такие разные и, честно говоря, кажетесь такими далекими друг от друга.

— Далекими? Да нет. Разные — да. Но мы очень близки по духу и интересам. Он замечательный человек. А твоя жена? Вы близки?

— Да. Она тоже замечательный человек.

— Ты как-то неуверенно говоришь об этом.

— Да что ты привязалась? Почему тебя это так интересует?

Андрей почувствовал раздражение, потому что внезапно понял, что не знает, как описать свои отношения с женой. Близки ли они по духу, кто они вообще друг другу? Не было у него однозначных ответов. Уже не было. Но перед Кристиной это показывать не хотелось.

— Дай-ка я попробую угадать.

Кристина перевернулась на живот и, покачивая босыми ногами, принялась мечтательно смотреть на зеленую речную рябь.

— Итак, твоя жена… Она красивая. Ухоженная. Выглядит как истинная леди. Из хорошей семьи. Дай мне опять свою ладонь. Я умею гадать, я не говорила тебе? Детей у вас нет. Почему? Впрочем, не важно. Вернее, и так ясно. Она помогает тебе делать карьеру. Она ставит очень многое в жизни на это. Она уверена в завтрашнем дне. Причем как в своем, так и в твоем.

— А разве это можно отделить?

— Как сказать. Мне кажется, что у каждого человека свое завтра, я бы не стала ни объединять, ни смешивать, ни навязывать. Я считаю, что чувства тогда имеют ценность, когда достигают высоты открытой двери.

— То есть?

— Когда можешь найти силы не держать любимого человека, предоставить ему свободу. Он должен знать, что двери ваших отношений всегда открыты, он может выйти из них в любой момент.

— Зачем тогда нужны такие отношения?

— Поверь мне, от ощущения свободы они только крепчают. И потом, если действительно любишь, вряд ли захочешь воспользоваться этой дверью. Но знать, что тебе доверяют и не приковывают к себе наручниками, — приятно.

Кристина еще раз вгляделась в его ладонь, нахмурилась и отбросила ее.

— И это все?

— Я что-то неправильно угадала?

— В общем-то, правильно. Только не уверяй меня, что высмотрела все это на моей ладони.

— Какая разница. Знаешь, я иногда даже завидую таким женщинам, как твоя жена.

— Ты? А я думал, ты таких, как она и как я, презираешь.

— Завидую их целостности, — проигнорировала его реплику Кристина. — У Ремарка в одном из произведений есть размышления на тему женщин-фрагментов.

— Чего-чего? Фрагментов?

— Да. Таких, как я. Не любовниц, не товарищей, не хозяек… Фрагментов, понимаешь?

— И что он там размышляет о фрагментах?

Андрей попытался перевести все в шутку, серьезное выражение ее лица озадачило его.

— Интересно размышляет. Не знаю, насколько он прав. Но мне лично не всегда кажется, что быть фрагментом — хорошо. Легче жить таким, как твоя жена. Видеть себя не частью чего-то, а целостностью.

— Так что Ремарк сказал о фрагментах? Ты так и не сказала…

— А ты найди и прочитай.

Она вскочила и побежала к реке. Забралась в воду по колено, маня Андрея за собой.

— Давай хоть ноги намочи! Не бойся, крокодилы в этой реке не водятся! Только водоросли и подводные камни. Снимай обувь! Э-ге-гей, человек в футляре, торопись! Время не ждет — скоро поедем назад, нам надо еще по дороге навестить мою подопечную в деревне. Ну что, ты идешь?

Судя по тому, как Кристина легко нашла эту деревушку, она бывала здесь не раз. А Андрея уверяли, что белые ни в коем случае не появляются в местных поселениях, так как боятся быть ограбленными, похищенными. Андрей подумал, что ПНГ — это страна с двойной жизнью. Одна — та, что на поверхности, отраженная в официальных отчетах, инструкциях по безопасности, открытая для туристов. Вторая — истинная, бурлящая, доступная только тем, кто живет здесь не первый год. Тем, кто любит страну и народ, а не отгораживается от него колючей проволокой.

Машину Кристины жители деревни встречали радостными улыбками и приветственной жестикуляцией. Ребятишки выбежали на дорогу и бежали за ней, пока она не остановилась около одного из домов. Кристина раздала им заранее приготовленные конфеты и потащила Андрея в дом.

Они вошли. Скорее, это был не дом, а барак, в понимании Андрея. Наспех сколоченный из досок, он стоял на невысоких сваях. Большую часть дома занимала просторная комната, посередине которой на полу были постелены огромные пальмовые листья. На них, по всей видимости, обитатели ели. Были там еще две малюсенькие комнатушки. В одну из них и провела их Дана, домработница Кристины, которая была очень смущена присутствием белого мужчины в доме. Ее родственники, среди которых при всем желании невозможно было определить, кто есть кто — отец, мать, тети, дяди, сестры, братья, столпились в одну кучу и одновременно что-то говорили.

В маленькой комнате на полу, на соломенном матрасе лежала та самая девушка, которую ранее приютила Кристина. Выглядела она значительно лучше, на щеках даже появился румянец. При виде гостей она приподнялась, но Кристина вновь уложила ее. Они перекинулись несколькими фразами на пиджине, и на лице Кристины заиграла удовлетворенная улыбка.

— Они хорошо за ней смотрят, — обернулась она к Андрею. — Я дам им еще немного денег, и они помогут ей уехать отсюда.

— Откуда ты знаешь, что они потратят твои деньги именно на это?

— Мне больше не к кому обратиться. Придется довериться этой семье. Они не раз выручали меня, если честно.

— Ты хочешь сказать, ты не раз нелегально укрывала у них людей вне закона?

— Не усложняй. Пошли.

Они вышли в большую комнату, и какой-то старик, видимо глава семьи, прикрикнув на членов многочисленного семейства, выпроводил всех из дома. Осталась только Дана. По приказу старика она принесла вскрытые кокосы, предложив гостям их содержимое. Андрей так и не понял, в чем прелесть этой безвкусной кокосовой жидкости, но из вежливости принял угощение и даже отхлебнул кокосового сока. Кристина протянула старику свернутые в трубочки купюры, объяснив, для чего они. Старик кивнул и уставился на Ладынина. Долго буравил черными глазами, как незваного пришельца с другой планеты.

— Андрей Ладынин, — поспешил тот представиться. — Друг Кристины.

— Ты не такой, как она, — произнес старик на сносном английском. — Давно приехал?

— Нет, недавно.

— И скоро уезжаешь, не так ли?

— Да. Служба такая.

— Как птичка — сегодня здесь, завтра там. И что, нравится у нас?

— Очень красивая страна, — торопливо ответил Андрей.

— Врешь. Я вижу твое выражение лица. Ты с трудом заставляешь себя сидеть на этом полу и делить со мной угощение. Ты из тех белых, которые, как и сто лет назад, считают, что умственные способности местных людей в среднем не выше, чем у пятилетнего белого. Такие, как ты, считают ошибкой давать нам независимость и обучать нас, как управлять страной. Вы видите в нас только слуг, не так ли?

Андрей беспомощно посмотрел на Кристину, ища поддержки, но та и не собиралась встревать в разговор, с любопытством ожидая, что он ответит.

— Я не знаю, почему вы так решили. Я вовсе так не думаю. Я из России, мы никогда так не думали о вашем народе. Мы ведь не ваши колонизаторы.

— Вы тоже прибыли, чтобы изменить нас?

Старик бросил пронзительный взгляд в сторону Андрея и прислонился к теплой деревянной стене.

— Больше ста лет белые внедряются в наши деревни, наши семьи, пытаются изменить наш уклад жизни. Они утверждают, что мы должны стать другими, если хотим догнать остальной мир в развитии. Но где финишная линия? Почему мы все должны закончить забег в одном и том же месте? Где показатель успеха? Чтобы мы стали такими, как белые? Посмотрите на них, представителей белой расы, — они сидят в клубах целыми вечерами, пьют пиво, обсуждают своих жен, спорт, бизнес и ругают правительство. И это образец для подражания? Это то, во что мы должны превратиться?

Андрей молчал. Это было чистой правдой — здесь, в Морсби, именно такие мужчины составляли большую часть иностранцев. И они учили папуасов, как жить. И они презирали их за малограмотность, за неразвитость, за примитивность. Не судите, да не судимы будете…

— Нет, Миаро, этот не из таких, поверьте мне, — вмешалась наконец Кристина. — Он мой друг. Он не из тех, о ком вы говорите.

— Друг. Хорошо. Но он не такой, как ты. Может, сердце его похоже на твое, но на нем слишком много одежды, оно отдалилось от природы, его сердце. И он уже не слышит его. А ты — слышишь. Поэтому вы разные.

Андрей решил, что самое благоразумное — это молчать. Все равно спорить бесполезно. Они просидели недолго — начинало темнеть и Кристина заторопилась. Несмотря на браваду, ехать по темным, неосвещенным дорогам ей вовсе не хотелось. Детишки вновь бежали за машиной, улюлюкая и размахивая руками, Кристина помахала им в ответ и прибавила газу. Нервно взглянув на часы, она вновь начала свои гонки, выжимая из автомобиля все предельные скорости.

Вечером Андрей не поленился сходить в бизнес-клуб отеля и поискать в Интернете цитату из Ремарка. И нашел. Диалог героев о женщине-фрагменте заканчивался так:

«Это самое лучшее. Это возбуждает фантазию. Таких женщин любят вечно. Женщины определенно-законченные быстро надоедают. Цельно-совершенные тоже. Фрагменты же — никогда».

Глава 20

Они ехали по обычному маршруту — по Борокко драйв к госпиталю. Кристина везла с собой собранные женами дипломатов посылки, лекарства от христианских миссионеров, одежду из магазинов поношенной одежды, в общем, как обычно, набрала с миру по нитке, чтобы не ехать с пустыми руками. Она время от времени поглядывала на Андрея, который был необычно молчалив и хмур. На лице его застыло, словно маска, странное выражение. Он делал вид, что смотрит в окно, но на самом деле Кристине показалось, что он просто избегает ее взгляда. Она едва заметно улыбнулась. Милый мальчишка. Милый, наивный и такой неприспособленный к жизни. С неиспорченной душой, такой впечатлительный. Давно она не встречала таких. С одной стороны — отчаянно стремится жить, как ему внушили с детства, пытается оправдать надежды семьи, с другой — сам не осознает, как легко поддается на все новое. Он словно губка впитывает жизненные впечатления и загорается при малейшем намеке на неизведанное. Хотя и тщательно пытается скрыть это. Похоже, жена его совсем другого склада. Да и в его тамошней жизни нет места неизведанному. Он вступил на опасную тропу. Еще немного, и Андрей, как и она когда-то, уже не сможет жить другой жизнью. Сейчас тростинка только тлеет, еще можно затушить огонь, и она не разгорится. Но если оставить воздействие высоких температур — пожара не избежать. Пересаживать тепличное растение всегда опасно. Оно может приняться на другой почве и зацвести по-новому, даже, возможно, более пышно и красиво. Но может и погибнуть, не справившись с новыми условиями. Нужен ли Андрею такой риск? Он имеет в руках синицу — спокойную, уравновешенную жизнь, четкое завтра, удовлетворяющее сегодня. А сейчас, даже сам того не осознавая, оказался у черты, перейдя которую он сможет одним махом перечеркнуть всю свою жизнь. Не стоит допускать этого. Сам он сейчас не решится на опасный шаг. Если только она не подтолкнет. Но она не будет этого делать. Даже если ей этого очень хочется. Даже если она с трудом сдерживает себя, борясь с постоянным желанием дотронуться до него, ощутить его кожу, его пульс, биение его сердца. Почему-то ей казалось, она была даже уверена, что стук его сердца обязательно совпадет с ее ритмом. Но проверять она не будет. Просто не имеет права. Пусть все остается, как есть.

…Андрей действительно избегал смотреть на Кристину. Новости, полученные им с утра, не просто ошеломили его, они повергли его мысли в полный хаос. Он ничего не понимал. Что? Как? Почему? Зелотов прислал ему телефонограмму, где просил, вернее, приказывал изменить тактику, оставить Кристаллинских в покое и уезжать как можно скорее. Одному. Ладынин перечитал телефонограмму раз десять, так ничего и не поняв. Как это — оставить Кристаллинских в покое? Они же сейчас в самой кризисной ситуации, и еще пару дней назад ему было велено вывозить их ближайшим рейсом с чистыми документами. Он позвонил Зелотову. Решил, что не совсем точно понял инструкции. Оказалось, что правильно. Тот четко, сухим тоном повторил приказ: «Андрей, ситуация коренным образом изменилась, и ты должен соблюдать позицию нейтралитета, невмешательства». Занудный голос Валерия Марковича до сих пор звучал у него в ушах.

— Ее посадят в тюрьму! Я не могу ее оставить! Вы же сами говорили — это наши граждане!

Слова Андрея тонули в бесконечности телефонных проводов.

— С ней все будет хорошо. Наши коллеги из австралийского посольства позаботятся об этом, мы передадим им полномочия. Все уже обговорено. Андрей, твое присутствие там становится нежелательным. И Кристаллинская должна остаться там. Ее вывезут позже. Это окончательное решение и обсуждению не подлежит. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Я четко выразился? Все. У меня встреча, я должен идти. Увидимся в Москве.

Гудки.

Их билеты были на завтра. Он бы мог, невзирая ни на что, вывезти ее. Но тут Тиффани тоже преподнесла сюрприз — неожиданно сообщила ему, что риск задержки на паспортном контроле у Кристины еще остается. Стоит подождать еще несколько дней, и тогда она получит на руки все необходимые справки от полиции, что все чисто.

— Тиффани, но вы же говорили, что надо уезжать как можно скорее, так безопаснее?

— Ситуация изменилась, Эндрю. Вам придется подождать. Меняйте билеты, если не хотите застрять на таможне и потерять деньги.

И здесь то же самое. Ситуация изменилась. Да что такое случилось, что вдруг, внезапно, ситуация изменилась? Разом. Везде. И все — против Кристины. Если он уедет, ее могут посадить. Он вспомнил, как она выглядела, когда они вытащили ее из тюрьмы в последний раз. Как бы она ни храбрилась, шок от потрясения был ясно написан на ее лице. Еще одного раза она не выдержит. Да и некому будет мчаться к ней с юристом, чтобы вызволить. Нет, это невозможно. Он пытался еще раз дозвониться до Зелотова, но секретарь постоянно говорила, что он занят или отсутствует. Андрей позвонил в авиаагентство и попросил их опять перенести бронь. Самолет в Сингапур вылетал в понедельник и четверг. Сняв бронь с четверга, он выигрывал еще целых три дня. Возможно, Тиффани успеет получить от полиции то, что хочет. Иначе…

Только вот как он скажет об этом Кристине? Как скажет, что ему приказали ее бросить? Он попробует сделать максимум за эти несколько дней. Хотя у него в запасе лишь четверг и пятница, потом выходные, никто не работает. Ну ничего. Он сумеет. Он поднимет на ноги всех и вся. Он превысит полномочия. Пригрозит властям. Заставит их раскрыть карты.

Утром в четверг ему позвонили из австралийского посольства. Это был заместитель австралийского верховного комиссара. Андрей раньше уже встречался с Дэвидом Мирлином. Это был приятный высокий мужчина, с седыми висками и молодым лицом. На том совместном обеде они очень мило поговорили, не затрагивая особо политику. Но на этот раз Дэвид позвонил ему с весьма четкой целью.

— Вы ведь уезжаете сегодня, господин Ладынин? — спросил он так, словно вопрос этот был решен бесповоротно.

— Нет, я поменял билеты. Теперь мой вылет в понедельник.

Андрей поджал губы, неприятно удивившись вмешательству Дэвида в его дела.

— Я заеду к вам в отель, Андрей. Прямо сейчас. Нам надо срочно поговорить.

Он приехал буквально через пятнадцать минут. Такой же подтянутый, как и в прошлую встречу, только выражение лица более напряженное и официальное.

— Ваше правительство и непосредственно ваше начальство уполномочило нас заняться вопросом Кристаллинской, что мы и делаем в данное время. А вам, насколько нам известно, предписано уехать. Разве не такова была договоренность с вашим департаментом?

— Планы изменились. Я не могу уехать, пока не вывезу Кристаллинскую из страны.

— Политическая ситуация такова, уважаемый господин Ладынин, что ваше присутствие и тем более вмешательство сейчас очень нежелательно. Поэтому вы сегодня же должны уехать. Это не мое решение, это решение, принятое между нашими посольствами. Вы согласовали свою задержу в ПНГ с начальством?

Андрей молчал. Ему дали ясно понять, чтобы он не медлил. Он нарушал приказ. Унижаться перед Дэвидом и пускаться в объяснения совершенно не хотелось.

— Но я уже сдал билеты, — сделал он последнюю попытку.

— Это не проблема. Мы решим вопрос с местом на рейсе и даже проводим вас сегодня. Ваш рейс в три часа, в час я заеду за вами в отель.

— Тогда сделайте два места. Кристаллинская поедет со мной.

— Насколько я знаю, у нее не все в порядке с документами, господин Ладынин. Ее могут не выпустить.

— Ничего. Мы можем попытаться. А вдруг выпустят.

Дэвид сделал паузу. Неподвижное лицо вышколенного дипломата ничего не выражало. Взгляд оставался жестким.

— Хорошо. Мы можем попытаться.

Андрей со всех ног помчался в номер звонить Кристине. Домашний телефон не отвечал. Мобильный нудно твердил, что абонент находится вне зоны обслуживания. Он позвонил портье попросить машину. Там ответили, что пока все машины заняты, освободятся через час. Не хочет ли мистер воспользоваться такси? Да, хочет. Идя наперекор всем писаным инструкциям, запрещающим даже приближаться к местным такси, Андрей уселся в машину, моля бога, чтобы его не увезли куда-нибудь на край света, не убили и не обокрали. Таксист довез его до дома Кристины и даже согласился подождать, взяв при этом, правда, непомерно высокий залог.

Дома Кристины не было, но домработница сказала, что миссис уехала в магазин, а значит, скоро будет.

— В какой магазин?

— Не знаю. За продуктами. Она хотела сегодня гостей позвать.

Гостей! Как это было в духе Кристины. Ее жизнь в опасности, ее будущее висит на волоске, а она собирается звать гостей! Ну что за безумие!

Насколько он успел узнать, в Порту Морсби было всего два-три крупных супермаркета, где иностранцы делали покупки. Он попросил таксиста объехать все эти магазины. В «Андерсоне» ее не оказалось, зато в «Бороко фуд ворлд» он сразу же заметил ее спину у прилавка с фруктами и овощами.

— Кристина, слава богу, я нашел тебя…

Он задыхался и весь взмок. В машине не было кондиционера, и жара буквально растопила его тело Она изумленно разглядывала его.

— Ты что здесь делаешь? Ну и видок…

— Ищу тебя. Срочно. Поехали домой.

— Да что случилось?

— Сегодня улетаем. Собирай вещи. В час машина заедет за нами в отель.

— Какая машина?

Андрей рассказал о встрече с Дэвидом. Кристина внимательно выслушала, потом нахмурилась, но как ни в чем не бывало продолжила отбирать апельсины в пакет.

— Кристина, не время упираться. Мы сегодня уезжаем. Бросай все. Вечеринка отменяется, ты что, не понимаешь?

— Нет, это ты не понимаешь. Все это очень странно. Нелогично. Непонятно. Здесь что-то не так. Ладно, хватит об этом. Поехали домой. Дай только расплачу́сь.

Они вышли во двор супермаркета, щурясь от солнца после неяркого освещения магазина.

— Ты как приехал-то?

— На такси.

Кристина рассмеялась. Этот поступок, обычный для любого другого, для Андрея был экстраординарным. Ему точно пора уезжать. Она с нежностью посмотрела на него. Для него эта нежность была чем-то новым в Кристине, по крайней мере по отношению к нему.

— Спасибо тебе.

— Что?

— Для тебя сесть в местное такси — все равно что прыгнуть с высокой скалы. И это все ради меня. Не думай, что я не ценю. Отпусти таксиста. Поедем со мной.

По дороге он возбужденно рассказывал ей о всех возможных вариантах развития событий, делился соображениями о странности ситуации, никак не мог успокоиться, почему к нему послали Дэвида. Кристина слушала молча, с несколько грустной улыбкой. Для нее все было ясно, но зачем расстраивать милого друга?

Дома она не торопясь разложила продукты, приготовила кофе и уселась рядом с Андреем.

— Уже половина двенадцатого, Кристина. Тебе пора собираться. Возьми только самое необходимое, остальное потом Глеб привезет. Где он, на острове? Позвони ему. Нам пора ехать.

— Давай помолчим пять минут. Просто помолчим. Успокойся, расслабься, послушай тишину. И ты поймешь, что все будет хорошо.

Кристина положила голову к нему на колени.

— Просто замечательно, что ты не влюбился в меня, — неожиданно добавила она.

— Почему?

— Потому что в этом случае, и только в этом случае, ни мне, ни тебе ничего не грозит.

— Я не совсем понимаю…

— Все ты понимаешь. А если не понимаешь — и хорошо. Ш-ш-ш, мы хотели помолчать…

Он запустил руки в ее волосы. Склонился над янтарными локонами. Они пахли терпкими тропическими цветами. И эта кожа… Такая нежная. Разве можно спокойно смотреть в эти глаза, на эти губы? Глеб счастливчик. И он ненормальный. Как он может так подолгу находиться вдали от этого самого соблазнительного тела? Или любовь между ними угасла, как это бывает у супругов после нескольких лет совместной жизни? Ведь не может же он сам не признать, что к Кире он уже не испытывает такого острого влечения, какое вызывает в нем один лишь локон этой непостижимой женщины, голова которой так тихо лежит у него на коленях? А испытывал ли когда-нибудь? Так трудно вспомнить. Так трудно дать определение вещам, образам, которые смешались в голове сумбурным беспорядком. Что правильно, что нет, что он может себе позволить, что он хочет себе позволить, что он ожидает от своей жизни, а чего по-настоящему желает от своей жизни…

Аромат тропических цветов…

Глава 21

Дэвид заехал за ним ровно в час. Андрей был готов. Нервничал.

— С билетами все нормально?

— Да.

…В голове все еще стоял туман. Кристина буквально выпроводила его, заявив, что приедет в аэропорт сама. Что ей надо собраться в одиночестве, иначе она не сможет сконцентрироваться. Что ей необходимо сделать несколько звонков, в том числе и Глебу.

— Не стану же я все это делать при тебе? Ты только отвлекаешь меня. Да тебе и самому нужно собраться.

В аэропорту Кристины не оказалось. Дэвид нервничал. Тиффани стояла поодаль. Андрей попросил приехать ее, чтобы помочь в случае осложнений с таможней. Время приближалось к критическому. Телефон Кристины не отвечал.

— Вам пора, Андрей, — настойчиво повторял Дэвид. — Видимо, Кристаллинская сама поняла нестабильность своего положения и решила не рисковать. Очень мудрое решение. Мы все уладим после вашего отъезда, не волнуйтесь.

Андрей не мог не волноваться. Что-то случилось. Почему она не приехала? Что ее остановило? Господи, ну ведь не совсем она сошла с ума, чтобы ради своей статьи так рисковать! Она обмолвилась ему, что одно очень высокопоставленное лицо обещало ей допуск к особо секретной информации. Ясно же, что это просто приманка! Нет, он не мог поверить, что она настолько неразумна. Она не может по собственной воле засовывать голову в петлю.

Кристина не появилась. Устраивать истерику не было смысла. Тем более перед всеми. Он протянул свой паспорт проверяющему.

Дэвид облегченно вздохнул. Проводил до эскалатора, поднимающего пассажиров в зал ожидания. Тиффани тоже подошла попрощаться.

— Сделаем все, что можем, — сказала она, обмахивая блокнотом вспотевшее лицо.

Почему-то ее тон не уверил Андрея. Зазвонил мобильный Тиффани.

— Это вас, — протянула она трубку, переглянувшись с Дэвидом.

Кристина.

— Слушай меня, Андрей. Ничего не говори, не кричи, просто выслушай. Все будет хорошо. Ты не должен волноваться. Уезжай. Тебе надо. У тебя своя жизнь, у меня своя. Тебе надо уехать, а мне надо остаться. Вот и вся разница. Я просто хотела попрощаться. Ты молодец. Ты сделал все, что мог. Я тебе очень благодарна. Господи, я говорю глупости. Не слушай меня. Мне не стоило звонить. Ненавижу прощаться. Как трудно. Ну все, все. Я все сказала. Тебе пора.

Голос ее дрожал. Чувствовались слезы. Чтобы Кристина плакала? Андрей отвернулся от своих провожатых.

— Не сходи с ума! Приезжай немедленно. Все готово для отъезда. Я не могу тебя так оставить, неужели ты не понимаешь? Я закачу здесь такой скандал, что они выпустят тебя как миленькие! Здесь Тиффани и… неважно. Приезжай, ты уедешь сегодня же!

— Ты ничего не понял, Андрей. Они ведь даже и не делали билета для меня. Только для тебя. Меня никто не собирался вывозить. Меня все равно не выпустили бы. Я нужна им здесь. Не знаю зачем, но пока нужна. А ты так ничего и не понял. Эх ты, а еще профессиональный дипломат! — Она нервно засмеялась. — Когда решают верхи, низы не могут это изменить. Но я все равно вылечу, только позже. Не волнуйся за меня.

— Постой, что ты говоришь? Как это они не сделали билет для тебя?

Андрей оглянулся на Дэвида и мгновенно поверил, что так оно и есть. Несмотря на выдержку, бегающие глаза Мирлина выдали его с головой. Он обо всем знал заранее. Тиффани, видимо, тоже. Она поджала губы и нервно теребила свои кудряшки.

— Кристина, тогда и я остаюсь. К черту работу, к черту политику, пока я не смогу вывезти тебя, я не уеду.

— Андрюш, езжай, а? Прошу тебя. Я была не права, когда смеялась над тобой, над твоей работой. То, что ты делаешь, тоже нужное дело, и кто-то должен этим заниматься. Ты прекрасно разбираешься в своей работе, у тебя впереди только светлое будущее. Не цепляйся за дебри, в которых можешь заблудиться навсегда.

— А может, — у него сдавило горло и голос прозвучал совсем глухо, — я хочу заблудиться и остаться. С тобой.

Она замолчала. Последовал тяжелый вздох.

— Нет, ты уедешь. — Голос внезапно похолодел, интонации засверкали сталью. — Ты не нужен мне здесь. Ты мне мешаешь. Ты — тепличное растение, вот и возвращайся в свою теплицу. Ты никогда не поймешь, что и зачем я делаю. Тебя ждет семья, работа, великие дела. Тебе еще расти и расти. Воспринимай эту поездку и все, что случилось, как маленькое приключение. Да так оно, в сущности, и есть. Не путайся у меня под ногами здесь, где тебе не место. Я не маленькая девочка, справлюсь. И у меня здесь незаконченные дела. Уезжай. Прощай.

Побледнев, он растерянно смотрел на телефонную трубку. Потом медленно протянул ее Тиффани, повернулся и шагнул на эскалатор. Поднялся, не оглядываясь. Он не мог и не хотел никого видеть. В зале ожидания он купил бутылку рома «Бандаберг», и к моменту, когда самолет набрал высоту, он уже крепко спал, отключившись от мира сего, не видя пейзажа Порта Морсби за окнами самолета, лазурного моря, песчаных пляжей. Не видя, как в небольшом домике на холме Таугаба безудержно, до конвульсий, согнувшись пополам, как от острой боли, рыдала женщина. В дверях тихо стояла домашняя мэри, испуганно глядя на свою миссис, не решаясь приблизиться.

Самолет уносил пьяного в стельку Андрея Ладынина за тысячи километров от райского острова. За тысячи километров от самого странного, что произошло с ним за всю его сознательную жизнь.