Преимущества и недостатки существования

Post festum^[19]

Время чудес прошло. Небо затянуто облаками, земля стоит голая, в трещинах и пыли. Сентябрь наступил, ясный, как холодный камень.

— Кто мой отец? — спрашивает Агнес.

Стоит тихий вечер ранней осенью. Все, что было в цвету, завяло, с каждым часом все бледнеет и бледнеет. Земля истощила свои летние запахи, она сухая, воздух удивительно прозрачен, дом отбрасывает тень, и вороны мечутся на красноватом небе. Малейший звук — пролетевшая птица, падающий лист — раздается громко и заставляет сбегаться всех, пока тишина снова не охватывает мир и не заполняет головы.

Агнес:

— Мама, ставлю вопрос ребром…

Нина:

— Лучше пусть постоит на голове.

Агнес:

— Кто мой отец?

Нина:

— Я не смогу ответить искренне.

Агнес:

— Ответь неискренне.

Но она не может заставить память работать, она не привыкла к этому, она специально отучилась пользоваться памятью, она забыла, как это делается.

Агнес:

— Ты должна вспомнить. Должна сказать, пока еще жива.

Меняя решение, сердце не остановишь.

Оно так быстро бежит вперед, а что там впереди, пропасть?

В этом воздухе идти слишком легко, все парит, тяжелые летние соки ушли, листья, сухие и легкие, танцуют на ветру, на какое-то время успокаиваются, но потом опять взмывают вверх прямо у нас перед глазами.

Сильный запах моря. Тишина. Только вода плещется о пристань. Ночь, темнота. Воют собаки. Летают чайки. Никогда не спят, вечно уставшие, вечно в сознании, они никогда всецело не бодрствуют.

Что такое писать, спрашивает она саму себя. Наверное, не так, как она думала, — врываться, изменять, находить новые значения? Вполне можно подтверждать, сохранять то, что уже есть? Не открывать двери, а закрывать их за собой и выключать свет?

Она должна открыть свое сердце печали и ярости, чтобы пробиться, снова стать ребенком, чтобы снова ощутить стыд и слабость?

Нет!

Разве знание дается только через боль?

И из хорошего никаких выводов сделать нельзя?

Закончить, пока фартит, как говорится.

Кто знает, что фартить перестанет?

Она в это не верит.

Разве не должны мы довольствоваться малым?

Разве наше существование должно подчиняться недоверию?

Она в это не верит, у нее все не так.

Стишок существования

Нина достигла дна, и кругом царит королевское счастье. Они собрали все, что возьмут с собой, сложили вещи в летний домик и живут в библиотеке и на кухне, чтобы не тратить много электричества. Это — убежище. Овладеваешь ли ты своей маленькой частью земного мира, какой бы малой она ни была, говорит она, чинишь ли свое окно, смазываешь маслом петли, всегда остается что-то еще меньшее и большее, за пределами.

— Все будет хорошо, — говорит Агнес и кругами катается на велосипеде по лужайке.

Она предприняла отчаянный прыжок, бросила жребий, поставила все на одну карту, отправилась в неизвестное, стопка счетов в ящике выросла.

В один из последних дней, рано утром, она говорит Агнес, что хочет уехать. Она думает об этом весь день.

Агнес катается под тяжелыми свинцовыми тучами, которые опускаются все ниже. Заглядывает в окно, где горит свет, голова матери склоняется над столом с бумагами.

Она, как можно позже, заходит в дом, чтобы ложиться, заглядывает в кухню и видит маму в том же положении, только листков перед ней меньше, а на полу растет кипа порванной бумаги.

Агнес ложится, но не может заснуть. Воет ветер, скрипят корни деревьев, она встает и идет на кухню. Нина окружена ясным и мягким светом, вот-вот встанет солнце. Пол под стулом усыпан бумагой, порванной на такие мелкие кусочки, что их уже не собрать, они покрывают и пол, и подоконники, и стол, и ее колени, и в этом снегу сидит Нина с единственным листком в руке, она все смотрит и смотрит на него, говорит, что закончила, и оно того стоило.

На листке написано:

Эпилог

Здесь мы теряем следы Нины Фарёвик.

Я попыталась найти ее и узнать, как идут дела у человека, сочиняющего подобные стихи, и как дела у ее дочери, школьницы Агнес. Я подумала, они могли переехать вслед за Юханом Антонсеном на греческий остров, если бы монетка, найденная в подвале, стоила миллионы, если бы Осхильд Бренне вернулась домой из Америки, разведясь и получив большие алименты, и много заплатила бы за свою библиотеку.

Мне было трудно не думать о Нине, я ловила себя на желании, чтобы все у нее было хорошо.

Но я искала напрасно. Она как сквозь землю провалилась, и я думаю, что однажды она ответила Сванхильд.

Сванхильд:

— Нина, кто ты? Откуда ты пришла?

Нина:

— Меня оберегают от собственной тайны.

Сванхильд:

— Что ты хочешь сказать?

Нина:

— Я — одинокое существо, оказавшееся за пределами своего пути.