— Он стрелял в Равеля, и вы его не арестовали? — взревел Лейверс.
— Верно, шеф, — согласился я.
— А если бы он убил Равеля, вы бы погрозили ему пальчиком, наставили на путь истинный и потом все равно отпустили бы?!
— Я забрал у него пистолет, — объяснил я, — и предупредил, чтобы он больше не встречался с Харкнессом. Ничего страшного не произошло.
— А если бы произошло, то уж я бы позаботился о том, чтобы вам мало не показалось, — пообещал он мне. — То, что я сейчас от вас услышал, только усложняет дело. Девчонка из Окриджа по фамилии Шейн — любовница Равеля; грязные делишки Харкнесса, да еще и Лютер, возомнивший себя убийцей. Да мы увязли по уши!
— Да, сэр, — согласился я.
— Какого черта вы тут сидите и поддакиваете?! — разбушевался он. — Вон отсюда! Идите и хоть что-нибудь делайте!
— Я напишу мемуары, — сказал я вежливо, — у меня давно уже готово название: «Я был среднего возраста шерифом полиции». В первой главе будет говориться о…
— Вон! — прохрипел Лейверс.
— Не забудьте, шериф, — сказал я спокойно, — я мог бы посвятить эти мемуары и вам!
Я быстро закрыл за собой дверь, пока в меня не успели чем-нибудь швырнуть. Аннабел Джексон подняла свою белокурую головку и с любопытством на меня посмотрела.
— Иногда мне кажется, что ты хочешь убить его, — задумчиво сказала она. — Путем преднамеренного повышения кровяного давления. Я, конечно, немедленно обращусь в полицию.
— Это очень умно с твоей стороны, — сказал я, — подставить меня под удар, переложить на мои плечи всю ответственность. Ты ведь прекрасно знаешь, что это именно твои девственные формы повышают давление у каждого мужчины в нашем управлении!
— Какие формы? — спросила она подозрительно.
— То слово, о котором ты думаешь, обозначает лишь душевное состояние.
— В своем душевном состоянии ты умудряешься найти секс даже в пишущей машинке, — сказала она с отвращением.
— Ты хочешь сказать, что на ней можно напечатать такие изумительные слова, как…
— Так я и знала, — сказала она. — Пока ты был у шефа, тебе кто-то звонил.
— Что-нибудь случилось?
— Я сказала, что ты сейчас занят. Мне не хотелось прерывать шерифа, когда он намыливал тебе шею.
— Без шуток, — сказал я, — кто это был? Монро? Мэнсфилд, Бордо-Коллинз?
— Ни один из этих господ, — сказала она счастливым голосом. — Мистер Харкнесс просит передать, что ему срочно нужно тебя увидеть.
— Опять совпадение! — сказал я. — Это становится невыносимым.
— Соединить тебя? — спросила Аннабел безразличным голосом.
— Он хочет видеть меня, я хочу видеть его, я пойду и повидаю его, — сказал я.
Когда я добрался до отеля «Старлайт», на моих часах было немногим более десяти. Когда я расставался с Камиллой ранним утром на краю бассейна, небо было чистым и прозрачным, теперь же стали появляться облака, что было для меня истинным облегчением: противно вставать и идти на работу, когда утро начинается хорошо, но если еще и днем ярко светит солнце — это уже просто мука.
Я постучал к Харкнессу, и дверь быстро открылась. Он опять был в пижамных брюках и черном шелковом халате.
— Это ваш рабочий костюм? — спросил я его.
Он добродушно улыбнулся:
— Входите, лейтенант, вы как раз поспели к завтраку.
— Не надо! — Я вздрогнул.
Он уселся за стол и бросил на него оценивающий взгляд, пока я усаживался в кресло, тщательно отворачивая голову.
— Вы хотели меня видеть, — сказал я. — Вы меня видите.
На стоящей перед ним тарелке возвышались три огромных куска ветчины. Он осторожно положил на каждый кусок три печеных яйца, затем поколебался и в конце концов полил все блюдо густым кленовым сиропом.
— Лейтенант, — тихо сказал он, — вы должны мне помочь.
— С вашим завтраком я не желаю иметь ничего общего, — сказал я слабым голосом.
— Я не шучу!
Он развернул пакетик сахара и подержал его с минуту над чашкой, затем передумал, высыпал его в ложку со взбитыми сливками и отправил к себе в рот.
— Бен Лютер, — внезапно сказал он, — делает все для того, чтобы посадить меня в тюрьму.
— За что?
— Именно это я и хотел бы знать. — Он нерешительно посмотрел на уже пустую тарелку перед собой, колеблясь, поесть ему сначала или продолжить разговор. Жадность победила, и он заменил пустую тарелку на полную. Полив взбитыми сливками пирог с сыром, он буквально утопил его в кленовом сиропе. — Черт! — сказал он неразборчиво с набитым ртом. — Я уже два раза звонил Бену, а он даже не захотел разговаривать со мной. Я позвонил Джуди Мэннерс, но она окатила меня ледяным презрением, а Руди даже не подошел к телефону. Заваривается какая-то каша, лейтенант, и у меня есть подозрение, что варить ее собираются из меня.
— Это, должно быть, настоящий экстаз для такого гурмана, как вы! — восхищенно сказал я. — Каннибал, питающийся собственной плотью!
— Я говорю совершенно серьезно! — запротестовал он.
— Я тоже. И плюс ко всему, у меня на руках нераскрытое дело об убийстве. Так что, надеюсь, вы меня простите.
— Но я могу чем угодно поклясться, что это как-то связано с убийством! — сказал он удрученно.
Он рассказал мне все ту же историю, которую я уже слышал прошлой ночью, умудряясь при этом с завидной скоростью опустошать тарелки.
— Мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его отеле, — продолжал он. — Я, к сожалению, задержался и опоздал на час. Но его уже не было. Я просидел в вестибюле часов до двенадцати, но так и не дождался.
— С чего вы взяли, что это имеет отношение к убийству? — спросил я.
— Видите ли, — он вежливо кашлянул, — подписи на этих контрактах действительно подлинные, лейтенант. Я не верю Бену Лютеру, которому якобы секретарша сообщила, что с подписей сняты копии. Сейчас они даже не желают выслушать меня — ни он, ни Равель, ни Мэннерс. Это значит, что они договорились.
— Я займусь этим, — сказал я. — Что-нибудь еще?
— Нет. — Он тщательно вытер губы белой салфеткой. — В некоторых отношениях Бен — человек опасный. Несколько неуравновешенный, так сказать. — Он неопределенно покрутил пальцем около виска. — У него бешеное соображение и… да вы вчера утром сами все видели. — Он секунду помолчал. — Этот человек может неизвестно до чего дойти, сам себя взвинчивая.
— Вы хотите, чтобы в случае чего полиция вас защитила? — спросил я.
— Не в смысле грубой силы, — сказал он. — Но Лютер не пришел вчера вечером, а сегодня утром они меня избегают все трое. Смешно называть это простым совпадением. Они наверняка договорились, и я хотел попросить вас, чтобы вы выяснили, в чем дело.
— Покорно благодарю, — сказал я. — С чего вы взяли, что они создали антихаркнессовскую коалицию?
Он медленно покачал головой:
— Может быть, им понадобился своего рода козел отпущения. А может быть, это из-за вас, лейтенант? По-моему, вы наступили на чью-то мозоль.
— Если и так, я сделал это случайно, — проворчал я сердито.
— Договор есть договор, — сказал он. — Но к убийству я не хочу иметь ни малейшего отношения. Я стараюсь быть вежливым с этими людьми, лейтенант, потому что я все-таки хочу поставить свою картину, но жертвовать собой ради них я не намерен. Всякой вежливости есть предел.
— Почему вы опоздали на встречу с Лютером? — спросил я.
— Я был на Парадиз-Бич, мы с Джуди обговаривали сценарий, — сказал он. — Там еще был ваш сержант, как его там… Сикник!
— Полник, — поправил я его рассеянно. — Вы не помните, Джуди говорила по телефону, пока вы у нее сидели?
— Кто-то звонил Руди, — сказал он. — Но он как раз вышел, и разговаривала она. При чем тут это?
— Простое любопытство, — сказал я.
— Вы не забудете о контрактах? — Его голос посуровел. — Лютер что-то затевает, и я ему не доверяю, и никогда не доверял!
— Он вам тоже, — сообщил я.
— Вы его уже видели сегодня утром?
— Это было вчера ночью, — сказал я. — И его рассказ был значительно короче вашего.
— Что все это значит? — спросил он возбужденно.
— Благодаря очередному удачному стечению обстоятельств, — сказал я, — он принял Руди Равеля за вас и выпустил в него три пули.
Харкнесс побледнел.
— Вы шутите!
— Спросите Руди. Лютер с вами не разговаривает потому, что я запретил ему: я сказал, что посажу его за решетку, если он только приблизится к вам.
Его рука автоматически потянулась к чашке кофе, задребезжавшей о блюдечко.
— Я же говорил, что он псих! — забормотал Харкнесс дрожащим голосом. — Он — маньяк!
— Сделайте мне одолжение, — попросил я. — Не открывайте дверь своей комнаты, если не будете твердо уверены в том, кто за ней находится. Мне бы не хотелось, чтобы вас убили.
— Счастлив слышать это, — сказал он слабым голосом.
— Когда вас убьют, — я даже передернулся при мысли об этом, — некому будет поглощать кленовый сироп, и он затопит весь мир.
Я поставил машину позади дымчато-серого «линкольна» и кроваво-красного «порше» рядом с домом на Парадиз-Бич. Звонок возвестил о моем прибытии, и я ждал долгих тридцать секунд, прежде чем дверь открылась. Я мгновенно вспомнил все романы о пришельцах из космоса, о марсианах, захватывающих Землю. Очень занятно и смешно это если в книжке. Оказаться же с марсианином лицом к лицу — совсем другое дело.
Я встретил пришельца впервые в жизни, поэтому стал внимательно его изучать. У него было отдаленное сходство с гуманоидом. Он (оно) был приземист и широкоплеч, с волосатым телом слегка розоватого цвета. Кожа черепа была защищена гладким волосяным покровом. Пришелец был гол, за исключением красных трусов и толстой сигары, зажатой между зубов. Лицо у него было омерзительное.
Пока я задумчиво глядел на него, губы его раздвинулись в каком-то подобии улыбки.
— Салют, лейтенант! — сказал пришелец. — Что новенького?
— Полник, — сказал я с горечью, — ты должен был предупредить меня. Я принял тебя за первого разведчика с Марса!
— Что, лейтенант?! — Он медленно моргнул.
— Не важно, — сказал я. — Какого черта ты здесь делаешь в таком виде?
— Я плаваю, — сказал он оскорбленным тоном. — Мне ведь было приказано не отходить от Джуди Мэннерс ни на шаг. Так приказал шериф, а она захотела выкупаться в бассейне. Как вам нравятся эти трусики, лейтенант? Классные, верно?
Он небрежно стряхнул мизинцем пепел с сигары и сунул ее обратно в рот.
Впервые в жизни я не нашелся, что ответить. Не говоря ни слова, я прошел в гостиную. Он протопал к бару и критическим взором окинул батарею бутылок.
— Выпьем, лейтенант? — спросил он.
— Мне это просто необходимо, — хрипло сказал я.
— Все еще пьете шотландское, виски, лейтенант? — В его голосе проскальзывали покровительственные нотки.
— Да, — сказал я. — Надеюсь, Руди не пьет все время?
— Мы пьем «Наполеон», — небрежно сказал Полник. — Импортирован прямо из Европы, ни больше ни меньше!
— А как ты думаешь, откуда берется шотландское виски? — спросил я его с интересом.
— Вы нальете содовой сами, лейтенант?
Полник сделал вид, что не расслышал моего вопроса, по-моему, он был просто не уверен в ответе.
Я налил себе виски и закурил сигарету. Полник зарылся носом в огромный бокал, который он держал в руках между ладонями. Он несколько раз туда фыркнул, затем поднял на меня свой водянистый взор.
— Изумительно, — сказал он. — А какой крокет!
— Крокет?
— То, как эта штука пахнет, — объяснил он. — Если вы выпьете, сперва не понюхав, это значит, что вы ничего в этом не понимаете. Я, конечно, говорю не о вас, лейтенант, — добавил он поспешно.
— Наконец-то я понял, — согласился я, — что взялся за дело не с той стороны. Вместо того чтобы бегать как угорелому, мне, оказывается, надо было спокойно сидеть здесь, пить коньяк и наслаждаться очаровательными формами Джуди.
— О, Джуди! — сказал Полник уважительно. — Это дама высшего класса! Вчера мы ели на обед фазана в собственном соку — я никогда не едал рыбы вкуснее!
— Я тоже, — согласился я.
Полник опустошил свой огромный бокал одним глотком, причем для этого ему пришлось откинуть назад голову. Он передернулся, затем приоткрыл слезящиеся глаза.
— Изумительно, — прошептал он, пытаясь перевести дыхание. — Этот Наполеон умеет делать хороший коньяк.
Я допил виски и докурил сигарету.
— Равель дома? — спросил я.
— У него каждое утро моцион, — сказал Полник. — Это такое упражнение в ходьбе. Говорит, что не может без этого. Ушел минут пятнадцать назад. Кстати, лейтенант, вы ведь можете подождать его, — разрешил он мне. — Он вернется минут через двадцать, а может, раньше.
— Благодарю, — сказал я.
Он вновь наполнил свой огромный бокал недрогнувшей рукой.
— Выпьем еще, лейтенант? — великодушно предложил он. — Может, вы хотите перекусить? — Он секунду помолчал, придумывая, что мне предложить. — Немного икры? — Он внимательно посмотрел, как я отреагирую. — Это такие маленькие черные штучки, слипшиеся вместе, и от них пахнет рыбой, — добавил он. — Но ее можно достать только у китобоев, ее, говорят, вытаскивают из китов.
— Похоже на то, — согласился я. — Где Джуди?
— Все там же, у бассейна. Я провожу вас.
— Я знаю дорогу, — сказал я холодно. — Можешь выпить еще коньяка — мне надо поговорить с ней.
— Как прикажете, лейтенант, — сказал он счастливым голосом. — Долг для меня превыше всего! — Он снова зажал свой бокал между ладонями, а потом сунул туда свой нос.
Я прошел в комнату с бассейном. Джуди лежала на спине на богатом красном ковре, край которого свисал с бортика. На ней был сплошной белый купальник, и я потихоньку начал завидовать Полнику.
Она, наверное, только что искупалась. Ее соломенные волосы блестели от воды, а с бедер стекали струйки. Я пожалел, что на купальник ушло слишком много материала; зато он так плотно обтягивал ее головокружительный бюст, что не было никаких сомнений: под купальником все натуральное, как сказала бы Джеки.
— Здравствуйте, лейтенант. — Она медленно улыбнулась. — Решили к нам заглянуть? Как мило с вашей стороны.
— Спасибо, — сказал я. — Рад вас видеть, миссис Мэннерс. Я, право, не ожидал, что увижу так много. По крайней мере, в жизни, а не на экране.
Углы ее губ дрогнули, и улыбка стала шире.
— Вы такой неожиданный, лейтенант, — сказала она. — Я слышу от вас комплимент, обдумываю его и прихожу к выводу, что это дерзость или просто гадость. И наоборот!
— Спасибо за Полника, — сказал я. — Правда, по заданию это он должен был присматривать за вами, а не наоборот.
— Ну что вы, — сказала она весело. — Я чувствую себя в полной безопасности, пока он здесь. Прошлой ночью он рассказал нам обо всех преступлениях, которые он раскрыл, — я была потрясена. Я никак не могу понять, почему вы все считаете его тупым?
Я слегка улыбнулся.
— Он думает ногами, — сказал я. — С такими ногами, как у него, это легко.
— Не волнуйтесь, лейтенант. — Она весело рассмеялась. — Я про себя все время заменяла «Полник» на «Уилер». У вас завидная репутация в Пайн-Сити.
— Но ненадолго, — угрюмо сказал я. — Эти женщины не могут не врать — языки у них так и чешутся!
Она легким движением поднялась на ноги и обтерла мокрые бедра руками.
— Как продвигается ваше следствие?
— Кое-что я узнал, — сказал я. — Но мне это ни о чем не говорит. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне разобраться. Идет?
— Буду рада помочь вам чем смогу, — сказала она, — и благодарю за доверие.
— Спасибо, миссис Мэннерс, — сказал я.
— Зовите меня просто Джуди. Может быть, пройдем ко мне в комнату? Там нам никто не помешает.
Я последовал за ней в другое крыло дома, где находились спальни. Ее спальня состояла из двух комнат, в каждой из которых было еще по маленькой комнатке для переодевания, соединенных между собой ванной.
— Пожалуйста, присядьте, лейтенант, — сказала Джуди, как только мы вошли. — Я ненадолго. Только сниму купальник.
— Прекрасная мысль, — сказал я с энтузиазмом.
Она задумчиво посмотрела на меня:
— И надену платье.
— Зачем?
— Что зачем? — Ее глаза внезапно расширились.
— Джуди, — сказал я ей честно, — вы самая красивая женщина из всех, кого я встречал за свою жизнь. Я знаю, вы не можете жить без Равеля. Но только дайте мне возможность доказать, что я могу…
— Лейтенант, — сурово сказала она, — вы что, рехнулись?
Решив воспользоваться полученными советами из журналов для мужчин, я старательно изобразил на лице выражение святой невинности, которое означало примерно следующее: «Дорогая, если я и рехнулся, в этом виновата ты!»
Джуди посмотрела на меня взглядом налогового инспектора, и на щеках у нее проступили красные пятна.
— Может быть, вам лучше подождать в гостиной? — прошипела она, и по ее тону я понял, что мне никогда не удастся получить тех двух процентов, которые обещал Равель.
— Простите, — извинился я. — Я совсем потерял голову… Не понимаю, что говорю. Но сама обстановка… Вы в купальнике… Я, видимо, неверно истолковал…
— Видимо, неверно, лейтенант, — сказала она ледяным тоном. — С чего это вы взяли, что я изменяю своему мужу?
— Это как раз просто, — сказал я мягко. — Ведь он же вам изменяет.