Прекрасная лилия

Глава 21

Пиршественный зал замка переливался огнями, дубовые столы ломились от снеди. Но ни одно из чудесных блюд, над которыми трудились искусные повара Конна, не могло заставить кого-либо из собравшихся на пир забыть о том, почему они здесь.

С молоком матери впитавшие героическое прошлое родной Ирландии, жители Гленфлуирса весело пировали, чувствуя себя свидетелями рождения новой чудесной легенды.

Разодетые в лучшие наряды, женщины упивались сознанием того, что судьба подарила им счастье присутствовать здесь в этот день. Перстни и браслеты, драгоценные золотые цепи и ожерелья украшали белые шеи и нежные груди. Воины, известные мужеством и доблестью, горделиво оглядывали зал. Нилл, облокотившись на стол, понимал, что бард оказывает ему великую честь, пообещав всем присутствовавшим в зале необычное удовольствие – новую балладу, написанную специально для этого случая, дабы присутствующие и их потомки могли сохранить в памяти историю подвигов Нилла.

Несмотря на витавший в воздухе восхитительный аромат жареного мяса, приготовленного специально для него по особому рецепту, несмотря на восторженные крики окружавших его людей, Нилл с нетерпением дожидался ночи, когда он сможет вкусить долгожданный покой. Он ловил себя на том, что может думать только о тех, кого оставил дома, представив себе, как распахнулись бы глаза Фионы при виде всей этой немыслимой роскоши, как Кэтлин, сидя рядом с ним за столом, сияла бы красотой, точно редкостный драгоценный камень, затмив остальных женщин в этом зале. Только мать, как ни старался он, так и не смог представить за этим столом – слишком много было здесь людей, которых она знала. Может быть, с того дня как она в последний раз была в Гленфлуирсе, лица их сильно постарели, но Аниера не могла не узнать среди гостей тех, кто много лет назад осудил на смерть ее любимого мужа.

Странно, почему эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову? – вдруг подумал Нилл, рассеянно оглядывая сидящих за столом. Ведь он знал чуть ли не каждого, но не старался вглядываться в окружавшие его лица, чтобы угадать тех, кто наслаждался, наблюдая казнь Ронана из Дэйра, и тех, кому до сих пор было стыдно при мысли об этом.

Он обвел взглядом зал, приглядываясь к тем, чьи седые бороды и морщинистые лица говорили о почтенном возрасте их обладателей. И со вздохом покачал головой. Чего он, собственно, добивается? Сделать так, чтобы эта бесконечная ночь превратилась в нескончаемую пытку? К тому же приличия требуют, чтобы он хотя бы сделал вид, что ему весело.

Сделав над собой усилие, Нилл отрезал сочный кусок жареного мяса, сунул его в рот и попытался разжевать, но ароматная оленина показалась ему безвкусной. К счастью, подумал он, в Гленфлуирсе есть по крайней мере один человек, кто вмиг разделался бы с этим куском – никто бы и глазом моргнуть не успел, как на столе стояло бы пустое блюдо. Представив себе худенькое хмурое лицо Оуэна, Нилл невольно улыбнулся. Того, что еще оставалось на блюде, приготовленном специально для героя празднества, будет достаточно, чтобы нарастить немного мяса на его костях.

Да, решил Нилл, пожалуй, это мысль. Проведя немного времени в компании Оуэна, он, возможно, заглушит гложущую его тоску по дому. Извинившись перед бардом, Нилл пробрался туда, где на почетном месте, окруженный шестью сыновьями, восседал Конн.

– А-а… – покачал головой Конн. В его улыбке сквозило недовольство. – Так, значит, он решил все-таки вспомнить о тане, этот сын, которого я возвеличил выше родных детей!

Среди толпы медноволосых, как отец, потомков Конна послышался смутный ропот возмущения.

– А я уж, признаться, испугался, что ты решил покинуть меня навсегда, предпочитая моему обществу компанию барда. Ну еще бы, ведь он занесет твое имя на скрижали истории! Разве самый щедрый из даров смертного тана сможет сравниться с этой честью?

– Сказать по правде, я пришел к тебе с просьбой. – Нилл невольно улыбнулся, вспомнив мрачное лицо паренька, которого он подобрал в придорожной пыли.

Где-то в самой глубине глаз Конна вспыхнул опасный огонек.

– Кажется, я уже и так пообещал тебе достаточно. Правда, получишь ты все это в тот день, когда привезешь известную тебе особу – дочь покойного Финтана – в Гленфлуирс. Впрочем, большого выбора у меня не было. Ты прав. Нельзя же притащить в замок девчонку с заплаканным, опухшим лицом, верно? Мало ли что подумают люди!

– После всего того, что ей пришлось пережить…

– Из-за тебя, мой сын? Или по моей вине?

– Я бы сказал, в этом не повинны ни ты, ни я, разве нет?

Конн хмыкнул:

– Ты никогда не умел ловко польстить своему тану, не то что другие воины. Ты прямо-таки болезненно честен! Ладно, оставим это. Так скажи мне, что это за просьба, которая заставила тебя прийти?

– Я вдруг вспомнил, что есть некто, кого я забыл поблагодарить. И намерен исправить это упущение.

Глаза тана вспыхнули, лицо довольно просияло.

– Тебе не за что упрекать себя, сын мой. Ты уже довольно благодарил меня за это время.

– Тебя?! – Нилл смущенно поежился. – Моя благодарность и так будет вечно принадлежать тебе!

– И твоя верность, которая никем и никогда не ставилась под сомнение. Но сейчас, похоже, все немного изменилось.

Ему почудилось, или за этими внешне безобидными словами и впрямь крылось что-то? Нет, одернул он себя, просто сказывается напряжение последних недель – вот ему и мерещится черт-те что.

Нилл, сделав над собой усилие, продолжал:

– Можешь говорить все, что угодно, но, уверен, ты не хуже меня знал, что я никогда не смогу причинить зло женщине.

– На свете очень мало таких, у кого хватает храбрости или безрассудства попытаться вообразить себе ход моих мыслей. – Конн отвел взгляд, и Нилл мог бы поклясться, что в глазах его на мгновение блеснул скрытый огонек. – Впрочем, чем черт не шутит, может, ты и в самом деле научился угадывать, о чем я думаю! Ты ведь у нас любимец богов, тот, кто еще при жизни войдет в историю!

Нилл протестующе фыркнул:

– Тебе лучше меня самого известно, как мало общего у меня с тем героем, которого они видят. Это всего лишь плод их воображения.

– Что ж, мудрые слова. Я помню пиры в честь твоих предыдущих подвигов. Тогда ты верил во все это так же, как они.

Нилл скривился:

– Я был высокомерным дураком, уверенным, что все тайны мира открыты мне, тогда как не знал абсолютно ничего.

– Ну да, а теперь все тайны мира от тебя скрыты? Ты это хочешь сказать? Интересно, как это тебе удалось так резко поумнеть за то короткое время, что тебя не было с нами?

Потянувшись за дивной красоты кубком, изукрашенным драгоценными камнями, из которого пил только он, тан осушил его до дна, а потом передал сидевшему к нему ближе всех сыну. Это был Магнус. Глаза его сверкали каким-то диким огнем, лицо от выпитого стало совсем багровым.

– Наполни его и поднеси моему наследнику, – приказал Конн. – Ведь очень скоро этот кубок будет принадлежать ему.

Нилл ожидал от Магнуса вспышки возмущения, но тот безропотно унес кубок, словно простой слуга.

Ничто из того, что столь круто изменило его судьбу, не ошеломило его так, как покорность Магнуса. Нилл озадаченно посмотрел ему вслед. Возможно ли, чтобы самый честолюбивый и надменный из сыновей Конна так легко смирился с потерей отцовского трона? Нет, не может быть! Когда они оба были мальчишками, Магнус готов был перегрызть ему горло, стоило тому только вообразить, что Ниллу повезло больше, чем ему, сыну верховного тана. Не упускал он и возможности каждый раз намекнуть, что когда-нибудь Нилл с лихвой заплатит за это. Стало быть, надо держаться настороже, решил он.

От мрачных мыслей его заставил очнуться звучный, низкий голос Конна.

– Ну а теперь скажи: что привело тебя ко мне? – полюбопытствовал он. – Ты сказал, что у тебя какая-то просьба, верно? И добавил, что забыл поблагодарить еще кого-то.

Нилл вспомнил, для чего шел к Конну, и его смятение понемногу исчезло. Ну конечно, Оуэн! Даже неприятная мысль о том, что Магнус что-то затевает, не могла стереть с его лица улыбку, когда перед его внутренним взором встала физиономия Оуэна с застывшим на ней выражением упрямства и обиды.

– Мне хотелось поблагодарить мальчика, который принес мое письмо в Гленфлуирс, – объяснил Нилл. – Юного Оуэна, который мечтает когда-нибудь стать воином.

– Оуэна? – Конн озадаченно сдвинул брови. Потом вдруг лицо его прояснилось, и он рассмеялся: – Ах, Оуэна! Как же, помню! Такой упрямый парнишка.

Нилл и сам не раз улыбался, вспоминая хмурое лицо Оуэна. Тогда странно, почему его так неприятно покоробила насмешка в голосе Конна.

– Только дай этому парнишке шанс – и со временем ты получишь отличного бойца, – возразил он. – Я готов прозакладывать собственную жизнь, что так оно и будет!

На губах Конна появилась странная усмешка.

– Поверь мне – Оуэн выкован из редкого, драгоценного металла, – продолжал настаивать Нилл.

– Наверное, из того же, что и ты сам, – улыбнулся Конн. – Ты на это намекаешь, верно? И закален в огне стыда, унижения и мук?

Лицо Нилла вспыхнуло. Удар попал в цель, однако он только упрямо стиснул зубы.

– Мальчик, который с таким мужеством встретил все, что выпало на его долю, будет сражаться до последней капли крови и с радостью погибнет за того человека, у которого хватит ума доказать, что на свете существуют не только жестокость и оскорбления, но еще уважение и доброта. Ты не прогадаешь – сколько бы ты для него ни сделал, мальчишка со временем вернет все с лихвой.

– Боюсь, тут ты ошибаешься. Я еще легко отделался. Наша первая и единственная встреча едва не закончилась разбитым носом. Моим, естественно.

Нилл нахмурился:

– Не понимаю.

Конн рассмеялся:

– Он был… скажем так, преисполнен излишнего воодушевления, когда появился в Гленфлуирсе. Рвался в бой – мечтал, что станет сражаться с драконами, брать приступом замки и крепости и голыми руками уничтожать бесчисленных врагов.

Лицо Нилла прояснилось.

– Да, а тут, как на грех, ни одного дракона поблизости! – Он покачал головой. – Печально!

– Ты так долго занимался тем, что совершал мыслимые и немыслимые подвиги, что, боюсь, на долю остальных уже ничего не осталось и в Гленфлуирсе стало скучновато. Не зная, чем можно занять мальчишку, я отослал его поохотиться. Мне показалось, что твой Оуэн из породы людей, которые умеют сами создавать себе неприятности, когда не могут их найти, и сражаться с воображаемым врагом там, где его отродясь не бывало.

В груди Нилла заныло. С таким же успехом слова Конна могли относиться и к нему самому.

– Жаль, что его нет в замке. Я был бы рад его увидеть.

Конн пожал плечами:

– Боюсь, он вернется слишком быстро и нашему покою придет конец. И шустрый же парнишка! Не то что мой сын. Того, похоже, только за смертью посылать.

В эту минуту за его плечом вырос Магнус, держа полный до краев кубок. Конн метнул в сторону сына уничтожающий взгляд.

– Я не привык выполнять обязанности слуг, – неожиданно беззлобно проворчал Магнус, с неудовольствием оглядывая влажное пятно, отчетливо выделявшееся на его тунике.

– Придется привыкать! С этого дня, сынок, твой долг – служить Ниллу и выполнять его приказы! – угрюмо осклабился Конн. – Удовлетворять все его желания – вот что станет главной твоей обязанностью!

Тан грубо вырвал кубок из рук Магнуса. Вино выплеснулось через край и потекло по пальцам Конна. Подняв кубок, он пригубил его и тут же отставил в сторону. Отерев мокрые усы, Конн передал кубок Ниллу и улыбнулся:

– Ну-ка отведай и скажи мне, мой приемный сын: правда ли, что вино, которое пьет наследник, по вкусу отличается от того, что предназначено простому воину?

В первую минуту Ниллу хотелось отказаться. Он так устал, что не хотел ничего, кроме покоя. Он сильно изменился за последнее время, и все же насмешки и оскорбления сыновей Конна до сих пор бесили его. Выведенный из себя их презрительными взглядами, Нилл ответил им так, как только и можно было ответить: подняв кубок, он одним духом осушил его.

Глаза Конна вспыхнули ликованием, и Нилл невольно удивился: что он такого сделал, чтобы так обрадовать верховного тана? Может быть, Конну пришлось по душе его высокомерие по отношению к вечно надутым и злобным собственным сыновьям?

– Ты принес мне немало радости в те годы, что провел здесь, со мной, – проговорил Конн. – Я гордился тобой, как отец. Именно поэтому мне так горько разочаровывать тебя, сын мой. Отказать тебе в просьбе, причем в тот самый день, когда барды наперебой воспевают твои героические подвиги! Может быть, ты попросишь меня о чем-то еще, Нилл? Только скажи – и я с радостью выполню любую твою просьбу!

Нилл внимательно вглядывался в знакомое с детства лицо – умные, проницательные глаза, нос, похожий на клюв хищной птицы, пышные усы, подчеркивающие твердую линию рта. И улыбка – та самая улыбка, которая, как ему казалось, очерчивала вокруг них с Конном магический круг, отделяя обоих от всего остального мира.

Внезапно ему стало грустно, будто это последнее испытание каким-то образом разорвало доверие, связывавшее их. Было время, когда он безотчетно сопротивлялся очарованию этой улыбки. Тогда он был еще мальчишкой, угрюмым волчонком, не доверявшим никому, но в лучах улыбки тана враждебность его постепенно таяла. И странное, теплое чувство наполнило его душу; впрочем, может быть, в этом было виновато старое вино, поднесенное ему Магнусом.

Звук собственного голоса пробудил его от задумчивости.

– Что ж, есть еще одна награда, о которой я мечтаю.

Господи, да он, никак, сошел с ума! Безумный страх вдруг захлестнул его – страх, что кто-нибудь заметит, как он растерялся, когда слова эти против воли сорвались с языка. Что за идиот – едва не проболтался о своей любви!

И все же не разумнее было бы признаться перед всеми прямо сейчас, что они с Кэтлин любят друг друга, чем терпеливо ждать, пока этот осел – старший сынок Конна – прикажет глашатаям объявить о своей помолвке с дочерью Финтана? Надменному Магнусу придется публично стерпеть пощечину, да к тому же от того, кого он люто ненавидит много лет. Тогда можно будет не сомневаться – Магнус продаст душу дьяволу, лишь бы отомстить.

Конн с размаху хлопнул его по плечу.

– Славное имя, ради которого ты сражался и проливал кровь столько долгих лет, теперь твое по праву, – громогласно объявил он. – Имя, которого достоин воин, что в один прекрасный день займет подобающее ему место в чертогах Тир Нан Ога!

Нилл рассеянно потер ладонью лоб, стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, но усталость и перенапряжение последних дней взяли свое. В голове у него затуманилось, но одно он помнил: лгать и скрывать свои мысли он больше не намерен.

– Мне не нужно новое имя, – признался он.

Конн в изумлении уставился на него:

– Как это? Ведь ты проливал кровь, чтобы смыть ею позорное пятно, оставленное на нем предателем!

Щеки Нилла полыхнули огнем. Опустив глаза, он мельком глянул на рукоятку меча, поблескивающую у него на поясе, и в горле у него встал комок. Где-то в самой глубине его души таился страх, что этот миг наконец настанет. И вот он пришел. Сейчас он смертельно оскорбит человека, когда-то бывшего единственным его защитником.

Нилл невольно опустил глаза, ничуть не сомневаясь, что тан никогда не поймет, что им движет сейчас, как бы он ни старался объяснить.

– Никакое имя не в силах изменить то, что я был и остаюсь сыном Ронана из Дэйра, – медленно произнес он. – Его кровь текла и течет в моих жилах. Я унаследовал его черты, так же как и твои сыновья похожи на тебя.

– Но это не одно и то же! – Губы Конна презрительно скривились. – Ты носишь имя предателя и убийцы! И я избавлю тебя от этой позорной ноши!

– С тех пор миновало немало лет. И теперь это мое имя. Только мое, и ничье больше! – То имя, под которым узнала его Кэтлин, а потом и полюбила, несмотря ни на что! Разве можно объяснить словами, что это имя, произнесенное ее нежным голосом, до сих пор сладчайшей музыкой звучит в его ушах?

– Преемник верховного тана – с именем, на котором лежит позорное пятно?! – опешил Конн, явно не веря собственным ушам. – Кто пойдет за этим человеком? Об этом ты подумал?

Храбрая дочь Финтана с нежным благородным сердцем, хотелось крикнуть ему в ответ. Фиона с ее пылким, бесстрашным нравом и непоколебимой верностью. Аниера, которая всегда любила его, как может любить только мать. Только те, кого он любит и кто любит его.

У Нилла вдруг зазвенело в ушах. Он по привычке расправил широкие плечи, собираясь сказать Конну правду, поскольку знал, что этот человек всегда требовал честности, и в первую очередь от приемного сына.

– Я и не прошу никого следовать за мной! У меня и мысли никогда не было сделаться верховным таном!

Конн откинулся назад, будто Нилл с размаху ударил его по лицу.

– Кто же не хочет стать верховным таном?! – вознегодовал Конн. – Кто не мечтает о власти, о возможности править другими?

Но Нилл мечтал властвовать лишь над бычками, которых в будущем принесет плодовитая Боанн, кое-как справляться с неприятностями – о том, чтобы их было достаточно, позаботится неугомонная Фиона – и надеяться на то, что мать в один прекрасный день очнется от волшебного сна. А владеть он хотел только одним – сердцем Кэтлин! Но что-то удерживало его от того, чтобы крикнуть об этом во всеуслышание, – будто тайный голос нашептывал ему, что тем самым он навлечет еще большую опасность на голову Кэтлин.

Но разве она сейчас не в опасности? Разве Конн не пообещал отдать ее в жены Магнусу? Страшно было подумать, на что решится старший сын тана, обнаружив, что его ограбили, похитив не только наследство отца, которое он привык считать своим, но и обещанную ему дочь легендарного Финтана.

Нилл невидящим взором смотрел, как Конн сжал ему руку.

– А ты не подумал о том, как я буду выглядеть в балладах бардов, если нарушу данное тебе слово? – сурово спросил тан. – Мое имя будет опозорено в веках! Нет, раз я объявил тебя своим преемником, им ты и останешься!

Глаза его встретились с глазами Нилла, и тот внезапно заметил вспыхнувший во взгляде Конна гнев. Он чувствовал, каких невероятных усилий стоило Конну подавить его.

– Я понимаю – тебе пришлось немало пережить с того дня, как ты покинул Гленфлуирс. Ты выглядишь усталым, сын мой. Иди к себе. Мы поговорим обо всем завтра, когда ты отдохнешь.

– Бард… – заплетающимся языком запротестовал Нилл, – я не могу так поступить с ним. И не хочу, чтобы тебе было стыдно за меня!

– К тому же кто захочет упустить возможность стать свидетелем того, как его имя станет бессмертным?

Ему почудилось, или и в самом деле в голосе тана слышалась зависть?

– Тот, чье имя будет прославлено в веках, должен быть в состоянии насладиться посвященной ему балладой, разве я не прав? Поэтому теперь иди к себе и отдыхай. Приказываю тебе это как тан – нет, как отец!

С головой, раскалывающейся от боли, весь в испарине, Нилл, с трудом поклонившись, направился к двери. На него вдруг навалилась такая усталость, что пару раз он оступился и едва не упал. Все плыло у него перед глазами, лица сливались в одно мутное пятно. Нилл не заметил мрачного взгляда, которым Конн обменялся со старшим сыном. Не увидел он и того, что, как только толпа сомкнулась за его спиной, Магнус осторожно выскользнул из-за стола и двинулся за ним с кинжалом в руках.