Прекрасное воскресенье для пикника

Действие первое

Голос. Девяносто один, уф! — девяносто два, уф! — девяносто три, уф! — девяносто четыре, уф!

Запыхавшись, она продолжает счет до тех пор, пока со вздохом огромного облегчения не произносит «сто». В какой-то момент ив противоположной двери входит полненькая коротышка средних лет, держа в руках воскресный выпуск большого формата «Сент-Льюис Пост-Диспэтч».

В тот момент, когда Боди, которая плохо слышит, опускается на диван в центре гостиной, звонит телефон. Боди, погруженная в чтение газеты, не обращает на него внимания, но Доротею звонок заставляет сделать столь резкий вдох, что она на мгновенье вся застывает. Однако ее голос продолжает звучать. Затем, хватаясь за предметы как во время качки, она бросается в двери спальни и вбегает в гостиную нарочито громко хлопнув дверью.

Доротея. Ты почему не подошла к телефону?

Боди. (Встает, направляясь в кухоньку направо) — Где, где, какой, какой телефон?

Доротея. Здесь у нас что, несколько телефонов, и я какой-то не успела заметить?

Боди. Дотти, мне кажется, эти упражнения для талии слишком возбуждают тебя. Эмоционально, я хотела сказать.

Доротея (продолжает) — Боди, только что звонил телефон, а я ведь предупредила, что жду звонка от Ральфа Эллиса. Он хотел сказать мне что-то очень важное и обещал позвонить сегодня утром до 12.

Боди. Понятно, что хотел, но ведь не сказал.

Доротея. Боди, ты или не слышишь, иди притворяешься. У тебя на лице написано полное безразличие. Я сказала: должен позвонить Ральф Эллис — ты слышишь, я говорю о Ральфе.

Боди. Ну конечно — Ральф! Ты только о нем и говоришь. Это имя настолько застряло в моей голове, что я от него никогда не отделаюсь.

Доротея. Ты что, намекаешь, что я при тебе не имею права произносить его имя?

Боди (жарит цыпленка в кухоньке). Дотти, когда две девушки снимают одну небольшую квартирку, они вправе говорить все, что им вздумается. Мне кажется, это просто невозможно, чтобы две девушки, когда они снимают одну небольшую квартирку, не говорили обо всем, что им вздумается — чтобы им не взбрело голову. Но я также знаю, Дотти, что я тебе не старшая сестра. Будь я ею, у меня конечно бы возникло подозрение, что ты потеряла голову из-за этого Ральфа Эллиса, и как старшая сестра я чувствовала бы себя обязанной посоветовать тебе, ну что ли осмотреться, прежде чем ты что-нибудь решишь. То есть просто мне кажется, тебе не стоит ставить все на карту, пока на сто процентов не будешь уверена, что это та самая карта… вот и все, что мне кажется… Да, веселенькое воскресенье для пикника на Крэв Кер… И кто только придумал назвать озеро «Разбитым сердцем»… Ты не заметила в то воскресенье на Крэв Кер, как Бадди похудел в талии?

Доротея. Нет, не заметило.

Боди. А?

Доротея. Заметила.

Боди. Да, это было заметно, Дотти.

Доротея. Боди, ну почему я должна интересоваться какими-то изменениями в талии твоего брата-близнеца? Как будто мы на бирже Уолл-Стрита, и я при этом солидный вкладчик!

Боди. Ты хочешь сказать, что тебе все равно, в хорошей Бадди форме иди нет?

Доротея. В хорошей для чего, Боди?

Боди. Естественно для тебя, Дотти.

Доротея. Я что — спортивная арена для прыжков с места или с шестом? Боди, очень прошу тебя, убеди брата, что его форма меня совершенно не волнует.

Боди. Знаешь, Бадди никогда не говорит со мной о работе, а тут вдруг сказал, что босс в Анхойзер-Буш его отметил.

Доротея. Ну как босс мог не обратить внимание на такой заметный объект? — Боди, ты чем там занимаешься в нашей прелестной маленькой кухоньке?

Боди. Знаешь, милая, вчера сойдя с трамвая, когда шла с работы, я зашла в Пигли-Уигли и купила трех чудесных цыплят для жарки, таких хорошеньких жирненьких цыплят.

Доротея. Я лучше все-таки побуду здесь, пока Ральф не перезвонит, чтобы не пропустить звонка.

Она ложится на бордовый ковер и начинает делать новую серию гимнастических упражнений.

Боди. Цыплята так громко шипят, что я не расслышала, Дотти. Знаешь, когда в субботу работаешь только полдня, легче все закупить на воскресенье. С моей точки зрения Рузвельт все-таки кое-что сделал для нации, когда вдвое укоротил рабочий день по субботам. Раньше, бывало, сходишь позже Интернешнл Шу у нас на углу с трамвая, а Пигли-Уигли уже закрыт — сейчас, когда приезжаешь, он еще во всю работает. Так что зашла я в Пигли-Уигли, прямо в мясной отдел и говорю этому милому старику мистеру Батсу. «Мистер Батс, нет ли у вас хорошеньких цыплят?» — «Уж будьте уверены!» — отвечает он мне, — «только и ждал, когда вы заглянете. Пощупайте-ка вот этих прекрасных жирненьких цыпляток». Мистер Батс всегда разрешает мне пощупать мясо. Определить, какое мясо, можно только, когда его пощупаешь. Это во мне немецкое. Мне просто необходимо пощупать мясо, чтобы убедиться, что оно хорошее. Но мясники вообще редко разрешают такое. На прилавке кусок мяса может выглядеть очень привлекательно, но чтобы знать наверняка, я все-таки должна его пощупать. А мистер Батс — немец, он меня понимает, и говорит. «Щупайте, не стесняйтесь, щупайте.» Вот я и пощупала. «Какие они у вас чудесные и свежие!», — говорю, — «Но долежат ли они до завтра?» — «А у вас что, нет льда в леднике?» — спрашивает мистер Батс. Я ему в ответ: «Думаю, что найдется, хотя в такую жаркую погоду лед расходуется очень быстро. Я поручила девушке, с которой мы вместе снимаем квартиру, карточку оставлять сразу на двадцатипятифунтовый кусок льда, но она иногда забывает». Слава богу, на этот раз ты не забыла. А то ведь чем только не забита твоя голова по утрам, гражданское право — и всякая другая ерунда из колледжа. — Ты почему смеешься, Дотти?

Она оглядывается, чтобы увидеть Доротею, которая прикрывает рот, чтобы скрыть беззвучный смех.

Доротея. По правде говоря, Боди, мне кажется, что ты не нашла своего призвания в жизни. Тебе бы надо было отвечать за организацию обструкций в Конгрессе. Вот уж никогда не думала, что можно столько времени говорить о цыпленке, льде и мяснике.

Боди. Дотти, но помнишь, мы же договорились, когда ты въезжала, что за покупки буду отвечать я. И мы вполне укладываемся в бюджет. Разве не укладываемся? Мы ведь никогда не спорим о расходах и не ссоримся по поводу того, что надо купить. О-у!

Доротея. Что там у тебя?

Боди. Да сковорода — горячий жир попал прямо в лицо. Сейчас содой присыплю.

Доротея. Ты что действительно по всем правилам жаришь в этой жуткой жарище цыплят?

Боди. И яйца варю. Хочу еще приготовить фаршированные яйца. Дотти, что с тобой? Дотти, это уже похоже на истерику!

Доротея (Задыхаясь от смеха). Так что же все-таки сначала: жареные цыплята или фаршированные яйца? Ну ты меня просто уморила. Право, Боди, с тобой не соскучишься. Однако, пожалуйста, умерь свой кулинарный пыл, пока телефон не зазвонит снова, чтобы уж на этот раз услышать его до того, как он замолчит.

Боди. Дотти, я все время была на месте, но телефон не звонил. Клянусь, он не издал ни звука. Был тих как мышь.

Доротея. Ничего себе, он трезвонил как сумасшедший.

Боди. Дотти, есть вещи, в которых ошибаются все, но в этом заблуждаешься только ты одна. Мне кажется, это упражнения вызвали звон в твоей голове. Мне кажется, они слишком трудны для тебя, особенно по воскресеньям, когда все вокруг отдыхают и развлекаются…

Доротея. Мы просто по-разному смотрим на вещи, Боди, но уверяю тебя, что звоном в голове я не страдаю. Телефон ЗВОНИЛ. А не слышала ты потому, что не вставила слуховой аппарат.

Крикливая перебранка согласуется с неистово яркими красками интерьера.

Боди. Откровенно говоря, я не такая уж глухая. Поверь, Дотти, я не настолько глухая. Ушной врач говорит, что у меня совсем небольшое обызвествление, этот, как его, — кальций в барабанных перепонках. Но телефонный звонок я слышу, резкие пронзительный звук вроде этого — я слышу, я отчетливо слышу.

Доротея. Ладно, будем надеяться, Ральф не подумал, что меня нет дома и перезвонит. Но ты все-таки вставь аппарат. Мне не очень-то верится, что без него ты услышишь телефонный звонок и даже взрыв динамита. Да и вообще, Боди, пора тебе привыкать к нему. Как приладишься, то без него не сможешь обходиться.

Боди. Хорошо, согласна. — Все-таки такого воскресенья как сегодня для пикника на Крэв Кер еще не было…

Доротея. Об этом мы как-нибудь попозже. А сейчас вставь аппарат, и я пойду спокойно делать гимнастику. Вставляй, чтобы я посмотрела на тебя.

Боди. Ты еще не закончила гимнастику?

Доротея. Я сделала сто наклонов и упражнения на полу. Остались упражнения для груди, вращения бедрами и — БОДИ! ТЫ ВСТАВИШЬ СВОЙ АППАРАТ!

Боди. Слышу, милая, сейчас вставлю. Прямо сейчас вставлю. (Она идет в гостиную и со стола берет слуховой аппарат одновременно с несколькими крупными искусственными цветами. Поспешно переложив газету с дивана на стул позади себя, она со страдальческим видом вставляет в ухо устройство).

Доротея. Его ведь совсем не трудно вставлять. А глядя на тебя, можно подумать, что ты делаешь себе хирургическую операцию!.. Да еще без анестезии…

Боди. Я просто не привыкла. (Она прикрывает больное ухо искусственной хризантемой).

Доротея (В дверях) — Ты сама себе все время напоминаешь об этом, когда прикрываешь ухо этими большими искусственными цветами. Но если уж ты так этого хочешь, почему бы тебе не выбрать цветок по сезону? Оставь хризантемы для осени, сейчас июнь.

Боди. Да. Июнь. А что если этот мак?

Доротея. Ну нет, дорогая, этот огромный мак какой-то липкий.

Боди. А тигровую лилию?

Доротея (Безнадежно). Да, тигровую лилию… Боди, все дело в том, что сама идея скрыть слуховой аппарат под большим искусственным цветком весьма неудачна.

Боди. Каждый к чему-то чувствителен…

Доротея. Но комплексы и навязчивые идеи не стоит культивировать. Ладно, пора за упражнения. Постарайся не пропустить звонок. Теперь Ральф может позвонить в любую минуту. (Она прикрывает за собой дверь в спальню).

Боди. Дотти?

Доротея. Да?

Боди. Дотти, я собираюсь пригласить Бадди сегодня снова поехать с нами на Крэв Кер. Ты поедешь?

Доротея (задерживаясь в дверях). Бодди, Бадди твой брат, и я вполне понимаю твои чувства. У него много достоинств — твердый характер и все такое прочее. Боди, но мне кажется, с твоей стороны нечестно по отношению к Бадди продолжать сводить нас вместе, потому что — ведь каждой нравится свой тип мужчины — а в случае с Бадди, не зависимо от того, насколько я ценю его безупречные качества и все такое, он просто не… (она уже в спальне и начинает делать вращательные движения бедрами).

Боди. Что «не», Дотти?

Доротея. Не тот тип мужчины, который мне нравится. Ты знаешь, что я имею в виду. В романтическом смысле, милая. А для меня романтика — это главное.

Боди. О-о, но — помимо романтики есть еще и другие вещи, которые необходимо учитывать…

Доротея (Во время разговора продолжает делать вращательные движения бедрами). Боди, неужели ты действительно думаешь, что мы с Бади подходим друг другу? Мне кажется, Бадди было бы лучше подыскать себе крепкую девушку немецкого типа в южной части Сент-Льюиса — чтобы вместе пить пиво, есть венские шницели и толстеть, а не девушку, — ну… романтически настроенную — не нальешь мне немного кофе? — Спасибо. — Почему ты постоянно забываешь о взаимопонимании между мной и мистером Эллисом? Разве это честно по отношению к Бадди? Подавать надежды, обреченные на неизбежное разочарование?

Доротея прекращает вращения и выходит в гостиную, чтобы выпить кофе, который ей налила Боди.

Боди. Этот мистер Ральф Эллис он просто…

Доротея. Что «просто»?

Боди. Ничего, только…

Доротея. ЧТО?

Боди. На длинной дистанции он может оказаться не таким надежным как Бадди.

Доротея. Что значит «длинная дистанция», дорогая?

Боди. Длинная дистанция — это жизнь!

Доротея. Ах, вот что значит длинная дистанция, длинная дистанция — это жизнь! С Бадди? Нет, тогда я выберу короткую, уж извини, но я предпочту короткую дистанцию, менее утомительную как днем, так и ночью.

Боди. Послушай, Дотти, длинная дистанция или короткая, я бы ставила на Бадди, а не призрачные ночные мечтания вроде — вроде твоего романтического представления о человеке, о котором ты и знаешь-то по заметкам светской хроники…

Доротея. ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ! — Ты совершенно ничего не понимаешь! Когда я выхожу из класса гражданского права в Блюэте, я каждый раз вижу Ральфа Эллиса в нескольких шагах от себя по коридору. Он притворяется, что пьет воду из автомата на моем этаже, хотя его кабинет на два этажа ниже.

Боди. Пить не пьет, а притворяется. Дотти, это не очень хорошо, когда притворяются…

Доротея. Ты разве не понимаешь, что мы вынуждены встречаться тайно, чтобы избежать сплетен в Блюэте.

Боди. Но я…

Доротея. ЧТО?

Боди. Я никогда не верила тем, кто притворяется.

Доротея. Тогда зачем эти бумажные цветы над ухом, дорогая?

Боди. Это — просто — некоторая чувствительность, и все.

Доротея. Послушай, тебе ведь все равно придется примириться с этим. Поэтому убери прикрытие, убери эту лилию и усиль аппарат. Иначе я буду вынуждена закончить вращения, чтобы не пропустить звонка от Ральфа.

Боди (она поворачивает слуховой аппарат, и тот издает резкий звук). Вот видишь? Видишь?

Доротея. Ты хочешь сказать «слышишь, слышишь»! — Поверни немного в обратную сторону, найди правильное положение.

Боди. Да, да, сейчас… (она неумело поворачивает слуховой аппарат, при этом смещая бумажный цветок).

Доротея. Ради бога, разреши, я сама тебе его пристрою! (Она стремительно подходит к Боди и возится со слуховым аппаратом). Вот! И не пищит! — Ты меня слышишь? Я спрашиваю, ты слышишь меня? В таком положении?!

Боди. Слышу. Где моя тигровая лилия?

Доротея. Валяется на бордовом ковре. Вот она (поднимает и отдает Боди). Что с тобой?

Боди. Ничего, расстроена. К тому же доверие — которое ты питаешь к намерениям Ральфа Эллиса — оно может быть неоправдано…

Доротея (мечтательно, глаза теплеют). Не люблю говорить об интимных вещах, но в последний раз, когда мы с Ральфом ехали на его РЕО с этим новым седаном «Летучее облако»…

Боди. Как-как? Летучее облако?

Доротея (Поднимая голос до крика). Это реклама машины — «Летучее облако».

Боди. Теперь понятно. Поэтому он ее и выбрал.

Доротея. Шел дождь и на Арт-Хилл никого не было, ни одной машины, Только Ральф и я в его РЕО. Дождь так тихо струился по стеклам… только капельки поблескивали…

Боди. Дотти, надеюсь ты не собираешься рассказать мне что-то такое, что не должно было случиться в этом «Летучем облаке» на Арт-Хилл. Я боюсь, Дотти, что…

Доротея. Честно говоря, я и сама в тот момент боялась… Мы никогда не говорили с тобой об этом…, но ты должна понять… до этого я никогда не переступала определенной черты в отношениях с мужчиной.

Боди. Дотти, значит..?

Доротея. Все было так волшебно. Эти окна, затянутые дождем, его мягкий взгляд, теплое дыхание, всегда пахнущее гвоздикой, нежные пальцы, такие нежные, когда он…

Боди. Дотти, кажется, я не хочу слышать продолжение рассказа о твоем приключении на Арт-Хилл, потому что… потому что у меня возникло подозрение Дотти, что с ним ты не остановилась у той самой черты…

Доротея. Да ее просто не было! Он припарковал машину, повернулся и посмотрел на меня, а я посмотрела на него, и наши глаза, наши глаза —

Боди. Что ваши глаза, Дотти?

Доротея. Они испепелили ее, будто её никогда и в помине не было.

Боди. Я не буду рассказывать об этом Бадди!

Доротея. Знаешь, ведь я не знала, что РЕО оборудован откидывающимися сиденьями.

Боди. Они что…

Доротея. Он нажал на рычаг, и спинка опустилась — она так легко откинулась подо мной…

Боди (отрываясь от телефонной книжки, которую начала листать). И на сколько же она откинулась под тобой, Дотти?

Доротея. Почти горизонтально. И так плавно, что я не заметила этого, пока… потом вдруг не ощутила вращения земли, а над головою полетело небо.

Боди. О-о-о, он напоил тебя, напоил в этом «Летучем облаке», небось полной бутылкой ликера…

Доротея. Он угостил меня одной порцией Розовой Леди!

Боди. Розовой чего..?

Доротея. Розовой Леди. Это самый слабый коктейль! Из сливового джина и сиропа граната.

Боди. Джин, может, и был медленнодействующий, но мужчина оказался из быстрых. Обольстил девушку бутылкой ликера и этими сиденьями в «Летучем облаке» на…

Доротея. Не бутылкой, а коктейлем, и не в РЕО, а частном клубе «Сникс». Он настолько элитарный, что ему при входе пришлось предъявить свою визитную карточку.

Боди. Знаю я эти заведения!

Доротея. Ну откуда ты их знать можешь?

Боди. Я видела в кино, когда мы ходили в ВЕСТ ЭНД ЛИРИК. Ты тогда была не в себе, потому что этот самый Ральф Эллис обещал позвонить и не позвонил. Там показывали, как Рой д, Арки вел бедную Дженет Гейнор в один из этих частных клубов!

Боди не нашла телефон Блюэтля в справочнике. Вызывает коммутатор.

Алло, Блюэт, Блюэт, соедините с колледжем!

Доротея. Боди, ты что там делаешь около телефона? Я ведь просила его не занимать, пока не позвонит Ральф Эллис!

Боди. Хочу доложить о нем в Блюэт!

Доротея. Это выходит за рамки, докладывать в Блюэт о директоре Блюэта! Да еще в воскресенье, когда там никого нет. Какая дикая…

Боди. Дай ручку и бумагу!

Доротея. Это еще зачем?

Боди. Я напишу заявление в городской Совет по образованию. Уверена, что Совет захочет узнать все подробности того, как директор колледжа овладел тобою, пьяной и беззащитной в дождь в своем «Летучем облаке» на Арт-хилл, прибегнув к обычным голливудским трюкам неотразимого Валентино. И надо же было проделать все это над невинной учительницей, только что приехавшей иэ Мемфиса!

Доротея. НЕ СМЕЙ…

Боди. НЕ ЗАПРЕЩАЙ МНЕ!

Доротея. ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ, КОТОРОМУ Я ОТДАЛА СЕБЯ НЕ ТОЛЬКО ОХОТНО, НО СТРАСТНО И С РАДОСТЬЮ.

Боди (вслух произносит то, что пишет). Совет по образованию, Сент-Льюис, Миссури. Довожу до Вашего сведения, что директор колледжа Блюэт использовал свое служебное положение для того, чтобы добиться омерзительного превосходства над молодой учительницей, которую с этой целью принял на работу. Я точно знаю об этом, у меня есть факты, включая число и…

Доротея выхватывает письмо и мнет его.

Письмо, зачем ты рвешь мое…

Доротея. Если, Боди, ты его отправишь, я буду вынуждена пойти в Совет и рассказать, что я желала Ральфа Эллиса, возможно больше, чем он меня!

Боди пыхтит и сопит, пока вновь не обретает дар речи.

Боди. Да поможет тебе Бог, Дотти. Но я даю тебе честное слово, что не расскажу об этом Бадди.

Доротея. Ну причем здесь Бадди?

Боди. Это касается и его, и меня, потому что Бадди испытывая к тебе глубокое чувство и уважение, Дотти. Он так уважает тебя, что никогда бы не переступил ту самую черту прежде, чем вы стали рядом в Первой Лютеранской церкви на Саут-гренд.

Доротея. А-а, ну вот ты и призналась.

Боди. Нет, это ты делаешь такие странные признания, что они могут отвратить Бадди от его серьезных намерений.

Доротея. Так ты все-таки настаиваешь —

В гостиной Доротея опять начала делать вращения бедрами, но когда Боди ей пригрозила, она их прекратила. Негодующе смотрит на Боди.

Боди, ты, наверное, просто решила женить меня на своем брате-близнеце и превратить мою жизнь в один сплошной пикник на Крэв-Кер с кровяной колбасой и кислой капустой (произносит названия блюд по-немецки) — и салатами из горячей картошки на обед. — Разве мне не придется все это готовить? Даже летом? Я знаю, вы — немцы считаете, что идеальная женщина только и должна мечтать, что о церкви, кухне и детях — да при этом вдыхать дым дешевых сигарет, которые будет курить ее муж. Ты уж меня извини, но моя жизнь, как я себе ее представляю, не укладывается в эти рамки. Моя жизнь должна нести в себе романтику. Без романтики я не могу жить, как без воздуха. Я должна найти партнера, или моя жизнь будет лишена смысла. И что мне совершенно необходимо то, что я сейчас обрела, — мне нужна полнота чувства, обоюдного и возвышенного — да, возвышенного, я не стыжусь этого слова!

Покачнувшись, она ловит ртом воздух.

Боди. Дотти, Дотти, присядь и успокойся!

Доротея. На меня давит эта меблированная квартира! Мне нужно жизненное пространство!

Боди. Я говорила тебе, что Бадди уже внес деньги на бьюик?

Доротея. Нет, не говорила, но это меня совершенно не касается. О боже!

Боди. Дотти, что с тобой, Дотти? Дать тебе твои… Как их там — таблетки?

Доротея. Мебарал? Нет, я еще не настолько плоха, но ты уже почти довела меня до нужной кондиции.

Боди. Вдохни, вдохни как перед решающей подачей, а я…

Доротея. Боди, комната так невыносимо сверкает, она не просто яркая, она СВЕРКАЮЩАЯ!

Боди. Ляг на диван и смотри в потолок — он белый!

Доротея. Не знаю, почему я сегодня задыхаюсь.

Боди. Перестань делать упражнения. Ты выпила слишком много кофе и колы. Такую нежную девушку, как ты, все это возбуждает. А у тебя еще нервное сердечное расстройство.

Доротея. Не нервное, а функциональное.

Боди. Приляг на минутку.

Доротея. Я, пожалуй, передохну. Но не потому, что ты сказала, (хватает ртом воздух, опускаясь на стул). Ты так любишь командовать — и еще очень любопытна.

Боди. Я старше тебя и всем сердцем охраняю твои интересы.

Доротея. Фью-ю!

Боди. Представь, как будет приятно и прохладно в трамвае, когда мы поедем на Крэв-Кёр.

Доротея. Ты, наверное, вынула свой аппарат, когда я говорила, что у меня на сегодня другие планы.

Боди. Я все время говорю Бадди, чтобы он пил меньше пива. И, знаешь, он прислушивается. Он уже сократил дневную норму до 8 банок — это с дюжины — и еще сократит…

Доротея. Хотя бы в такую жару ты можешь помолчать о Бадди? Не очень подходящая тема для разговоров, когда так жарко. Вы трогательно любите друг друга, Боди, но дело не только в пиве, а в полном отсутствии общих интересов, тем для разговоров — обоюдных — увлечений.

Боди. Они появятся, Дотти. Бадди просто очень стесняется. Он еще не раскрылся — дай время, и он раскроется.

Доротея. Боди, наш разговор совершенно беспредметен. Я уже соединила жизнь с Ральфом Эллисом. Мне все-таки надо доделать эти вращения…

Она возвращается в спальню, по пути прихлебывая кофе, и возобновляет упражнения.

Боди (Бросаясь к телефону). Олив 26 97! Олив 26 97! Бадди? Это я, Бадди! Гроссер гот! Я не могу долго говорить, но ты сегодня должен поехать с нами на Крэв-Кер! Оденься поприличнее и не кури свои сигары! И смейся, когда она будет острить. Нет, она очень остроумная, а я говорю тебе — остроумная! Она же преподает гражданское право.

Звонок в дверь.

Жди нас на конечной остановке в час тридцать, понял? Пожалуйста, входите! — Слушай, там кто-то пришел, и я не могу больше разговаривать. (Не повесив на рычаг трубку, Боди бросается к двери и открывает ее). О-о, здравствуйте!

Элина. Доброе утро.

Боди. Вы — приятельница Дотти?

Появляется модно одетая женщина с глазами хищной птицы.

Элина. Доротеи? — Да.

Боди. Проходите, пожалуйста. Друзья Дотти — и мои друзья.

Элина. Да неужели?

Боди. (В замешательстве) Да, только у меня руки в жире. Я жарю цыплят для пикника.

Элина. Для пикника? Как интересно! (Она несколько раз механически поворачивается, внимательно осматриваясь).

Боди. Простите, я не представилась.

Элина. Вы — мисс Боденхейфер.

Боди. Не хейфрер, а хафер. (Она нервно смеется). Хейфер по-немецки — корова.

Элина. У меня не было никаких сознательных ассоциаций. (Делает шаг вперед). Так это и есть — приют Шлегера.

Боди. О-о, приют Шлегера — всего лишь шутка Дотти. Шлегер — имя нашего домовладельца, и все — и все…

Элина. Так Доротея просто пошутила?

Боди. Да, она много шутит — она такая остроумная! И мы часто смеемся. (Боди предупреждающе вытягивает руку).

Элина. Я с легкостью допускаю это в отношении вас, мисс Боденхейфер.

Боди. Вы можете не говорить «мисс». На работе меня зовут просто Боди.

Элина. Но мы ведь не в оффисе — здесь же приют Шлегера. (Она загадочно продолжает). Хм-м… Никогда раньше не отваживалась бывать в этой части Блюэта.

Боди. Никогда не была в центре?

Элина. Напротив, я посещаю магазины только в Вест-Энде, но меня весьма удивило, что здесь есть улицы без единого дерева. Кругом кирпич, асфальт и бетон — все излучает жару и так сверкает, так сверкает, что я думала, что упаду в обморок. Боюсь, у меня возникла свето- и фотобоязнь.

Боди (Непроизвольно отступая на шаг, будто боясь заразиться). Никогда не слышала ни об одной из этих болезней — а у вас обе сразу!

Элина. Это лишь повышенная чувствительность к теплу и сильному свету.

Боди. А-а…

Элина. Да. Но может быть вы все-таки скажете Доротее, что я хотела бы ее видеть?

Боди. Она ждет вас, мисс э-э..?

Элина. Элина Брукмайер. Нет, мы не договаривались так рано, но у меня появилось одно неотложное дело.

Боди. Дотти никому не разрешает ее беспокоить, когда она делает гимнастику.

Элина. Но мы — хорошие знакомые.

Боди. Хорошие знакомые или вовсе незнакомые — нет никакой разницы. Мне кажется, девушки сейчас слишком увлекаются этими модными упражнениями и так сильно сгоняют вес, что это становится вредно для здоровья.

Элина. Продление молодости требует жертв.

Она продолжает оглядываться, моргая птичьими глазками, будто ослепленная светом.

Боди. Вы, наверное, преподаете вместе с Дотти в колледже?

Элина. Нет, отдельно.

Боди. Значит, вы не работаете в Блюэте, где Дотти преподает гражданское право?

Элина (как будто объясняет отсталому ребенку). Я — преподаю. Когда я говорю «отдельно», то имею в виду, что мы ведем разные предметы.

Боди. А-а, ну конечно. (Она пытается засмеяться). Я тоже училась в коллежде.

Элина. Вы — в колледже?

Боди. Да. И я знаю, что два учителя в одном и том же классе не преподают одновременно два разных предмета.

Элина (Широко раскрыв глаза). Разве это не было бы странно?

Боди. Да, это было бы странно.

Элина (неприязненно фыркнув). Это могло бы вызвать замешательство в классе.

Боди. Наверное, вызвало бы.

Элина. Особенно, если это такие разные предметы, как гражданское право и история ИСКУССТВ.

Боди снова пытается засмеяться, Элина удачно имитирует смех. Пауза.

Да-а, все похоже на правду.

Боди. Что — похоже?

Элина. Никогда не видела ничего похожего на вашу комнату. Особенно — сочетание красок! Какой броский контраст! Я могу присесть?

Боди. Да-да, конечно, я сегодня сама не своя. Это от жары — и вообще…

Элина. Ну и краски! Почему такая контрастность? (Она вынимает из сумочки круглые темные очки в белой оправе и надевает их). Мисс Боденхейфер, а что Дотти помогала раскрашивать эту комнату?

Боди. Нет, когда она въезжала, комната уже была такая как сейчас.

Элина. Значит это вы в ответе за столь вдохновенный выбор красок?

Из кухоньки раздается громкое шипение кипящего жира.

Боди. Простите, я переверну цыплят.

Элина. О, я ни в коем случае не хотела прерывать ваших приготовлений к пикнику.

Боди. Не поняла, я иногда не очень хорошо слышу.

Элина. А-а?

Боди. Видите ли, у меня кальций в ушах… мне советовали сделать операцию, но это дорого и не всегда помогает.

Голос из телефонной трубкИ. Бо-о-о-у-ди-и-и!

Элина обращает на трубку внимание, но не говорит Боди, что трубка не повешена на рычаг.

Элина. Я бы вам тоже не советовала. Одной моей знакомой, старше меня, у нее тоже было затвердение, просверлили в голове дырку, чтобы все исправить. Эту операцию называют трепанация — она достаточно опасна. К тому же в ее случае невозможно было определить, успешно прошла операция или нет, так как моя приятельница так и не пришла в сознание.

Боди. Никогда больше не пришла…?

Элина. В сознание.

Боди. Понятно. Я думаю, мне лучше с этим подождать.

Голос из телефонной трубки (снова кричит). Бо-о-ди-и-у-и… Бо-о-ди-и-у-у…

Боди. Что это?

Элина. Не могу понять. Из телефонной трубки доносятся какие-то странные, лающие звуки.

Боди (смеясь). О боже, я забыла ее повесить. (Она берет трубку). Бадди, извини, тут пришли, и я забыла, что ты — на телефоне. Бадди, перезвони мне через несколько минут, а, Бадди, это очень важно. (Она вешает трубку). Это — мой брат, Бадди. Пока висела трубка, он успел выпить две банки пива и съесть сэндвич с ливерной колбасой. Слава богу, что он такой покладистый… Мы сегодня все вместе едем на Крэв-Кер, он, я и Дотти. Мой брат очень интересуется Дотти.

Элина. Интересуется? Романтически?

Боди. О да, он очень серьезный человек.

Элина (вставая). Вы меня крайне удивляете!

Боди. Чем же это, это чем?

Элина (со сдерживаемой яростью). Тем, с какой искусностью вы втиснули себя в это замкнутое пространство. У вас тут каждый дюйм использован — или даже украшен? (Она берет в руки большую раскрашенную китайского фарфора лягушку). Лигушка?

Боди. Да, легушка.

Элина. Она так натуральна, что кажется вот-вот заквакает. — О, да у вас тут и канарейка… набитая!

Боди. Моя маленькая Хильда… она прожила целых десять лет. Канарейки дольше не живут.

Элина. Это что, предел их долголетия?

Боди. Она протянула еще целых три месяца.

Элина. И тем самым поставила рекорд. Нужно быть героем, чтобы прожить в подобной обстановке свыше десяти лет. Какой тягой к жизни обладают некоторые существа!

Боди. Я так любила ее, что решила отнести…

Элина. На чучело.

Боди. Простите, я отлучусь. (Бросается к плите в нише). Ой, ну вот, опять обожглась.

Элина (отзывается с любопытством). А вы что, уже обжигались?

Боди обильно посыпает руки содой, Элина пятится.

Мисс Боденхейфер, поосторожнее! Вы всю меня обсыпали!

Боди. Простите, я не нарочно.

Элина. Нарочно или ненарочно, а обсыпали. Дайте мне одежную щетку.

Боди. Вы посмотрите, я и на ковер насыпала! (Бросается за веником).

Элина. Мисс Боденхейфер, я просила одежную щетку, если она у вас имеется! А вовсе не веник, я что вам — ковер!

Боди. Ах, ну конечно. У Дотти где-то была. Да. А вы пока налейте себе кофе.

Боди бросает веник и идет в спальню. Через открытую дверь слышно, как Доротея считает вращения.

Голос Доротеи. Шестьдесят! — Уф! Шестьдесят один! — Уф!

Она продолжает считать, пока не замечает Боди.

Доротея. Что — телефон? ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН?

Боди. Нет, нужна щетка для одежды.

Боди прикрывает за собой дверь в спальню и начинает искать одежную щетку, выдвигая и задвигая ящики.

Доротея. НЕ СМЕЙ, НЕ СМЕЙ, НЕ СМЕЙ хлопать дверцами, я закричу!

Элина открывает кладовку на кухне. Оттуда вываливается коробка.

Элина. Ну и квартира — здесь не то что страшно, просто опасно находиться.

Доротея (в спальне). Я тебя спросила насчет телефона.

Боди. Нет, нет, звонили в дверь.

Элина (подойдя к леднику). Ну, конечно, лед весь растаял. Какая неопрятность!

Эта «двойная» сцена должна быть точно выверена во времени.

Доротея. Это, наверное, опять твоя мисс Глюк в спальном чепчике и халате. Боди, пожалуйста, выпроводи ее поскорее — один вид этой женщины выбивает меня из колеи на целый день.

Элина (еще из кухоньки). Здесь льда как раз на стаканчик кофе.

Слышен стук в дверь.

Элина. Это еще что такое?

Открывая входную дверь, Софи Глюк просовывает голову. Увидев Элина, сна в смятении исчезает.

Еще одна квартирантка! Сумасшедшая!

Элина подходит к двери, захлопывает и запирает ее с такой силой, что Софи в большом замешательстве тихо вскрикивает за ней.

Боди. Это скорее твои упражнения — не делай их больше.

Доротея. Просто… просто… стукни в дверь, когда она соберется к себе наверх; это моя — уф!.. единственная — просьба…

Боди. Хорошо, хорошо…

Доротея. И никакого кофе и никакого хвороста — иначе — она останется — у нас — навсегда — уф!

Звонит телефон. Трубку берет Элина. Из спальни появляется Боди с метелочкой для пыли. Она плотно прикрывает за собой дверь. Элина у телефона.

Элина. Кажется, она сейчас занята…

Боди. А, телефон! Это что директор Эллис?

Элина (в сторону от трубки). Боюсь, что нет. Это похоже другой поклонник Доротеи — ouel embaras de richesse! (сколько трудностей из-за большого выбора).

Боди (бросаясь к телефону). Значит, Бадди. — Бадди? Ну? — Так, молодец. А костюм какой? Нет, сними его. Он плохо сидит на тебе. Надень в полоску и галстук в горошек. И еще, если надумаешь курить на Крэв-Кер, то извинись и выкури сигару в кустах.

Элина. Это…

Боди. Ладно, пока.

Элина. Просто уму непостижимо! Вы что, не можете найти одежную щетку? Ведь это же метелка для пыли! Да к тому же еще и грязная!

Боди. Что-то я сегодня не в себе.

Элина (берет метелочку для пыли и аккуратно смахивает с костюма соду). Что Доротея там считает?

Боди. Вращения.

Элина. Что-что? Какие вращения?

Боди. Бедрами, вот какие. Считает. Каждое утро она делает сто наклонов, сто приседаний и сто вращений.

Элина. И это не зависит от погоды?

Боди. Ну конечно, это не зависит от погоды.

Элина. И даже от — гмм…

В незавершенной фразе Боди чувствует подвох.

Боди. Это еще от чего?

Элина. Доротея всегда казалась мне эмоциональным и хрупким человеком, который не вынесет столкновения с неблагоприятными обстоятельствами. С ней легко может случиться удар, просто шок… Особенно если речь идет о необоснованных романтических иллюзиях, которые она позволяла себе строить.

Теперь наступает очередь Боди произносить: «Гмм…»

Ведь случается — я уж не говорю о глупых — но даже умненькие девушки порою совершают подобные ошибки… Конечно, мы все видели, что она переоценивает…

Боди. Кто это — «мы все»?

Элина. Наше небольшое общество в Блюэт.

Боди. А-а, значит и у вас есть небольшое общество сплетниц. Всюду, даже у нас на работе есть небольшое общество сплетниц и они всегда ставят себя выше всех. Что касается меня, то я бы ни за что не хотела состоять в этом небольшом обществе сплетниц, потому что сплетня — она всегда злобная. О, они считают, что просто «осведомлены», но это не та осведомленность, нет, не та, и я бы не хотела, чтобы это небольшое общество сплетниц осведомлялось о моей жизни, не желаю и не нуждаюсь.

Элина. Я вас понимаю. Нда-а. Я могу отдать метелочку для пыли Доротее?

Боди. Нет, отдайте ее лучше мне.

Элина. Я должна с ней поговорить, а для этого мне надо пройти в ту комнату. Так что вы уж простите, но я…

Она направляется к спальне. Боди вырывает у нее метелочку с такой силой, что Элина задыхается от изумления.

Боди. Мисс Брукша, вы в этом доме гость, и вас при этом не ждали. Обижайтесь — не обижайтесь, но должна сказать, что ведете вы себя так, как будто вы у себя дома.

Элина. Какая странная мысль! Я хотела сказать, что я…

Боди. И уж извиняйте меня или не извиняйте, но у меня возникло чувство, что вы что-то замышляете. Ладно, ваша голова — это ваша голова, и все, что в ней — тоже ваше, ну так и держите это при себе. Разве не так?

Элина (прерывает). Мисс Боденхейфер, Ваши слова для меня полнейшая загадка.

Боди. Какая ж тут загадке! Вы знаете, что я подразумеваю, и я знаю, что я подразумеваю, — где же здесь загадка?

Доротея (кричит из спальни). Боди, кто пришел?

Боди. Это Софи Глюк.

Доротея. Боже!

Элина. Как вы меня назвали?

Боди. Я сказала Дотти, что вы — мисс Глюк сверху.

Элина. Глюк?

Боди. Да-а, мисс Глюк живет над нами и часто спускается в гости.

Элина. Она ходит в гости к Доротее?

Боди. Нет, скорее ко мне; выпить чашечку кофе. После смерти матери у нее такая сильная депрессия, что она не может приготовить себе даже кофе. Поэтому я обычно оставляю лишнюю чашечку, одну лишнюю чашку в кофейнике. Знаете, потерять мать для одинокой девушки — это ужасно. Но что поделаешь! Ей уже пора прийти. В будни она приходит в семь, но сегодня воскресенье.

Элина. Да, сегодня воскресенье.

Боди. По воскресеньям она обычно опускается к десяти на чашечку кофе с хворостом.

Элина. С хворостом? А что такое хворост?

Боди. А-а, у вас это называется витым печеньем, но я — немка и с детства привыкла называть его хворостом.

Элина. О-о, хворост — это печенье, но вы называете его хворостом. Однако, позвольте, я все-таки пройду к Доротее и освобожу ее от ошибочного представления о том, что я — мисс Глюк, которая пришла за своей очередной чашечкой кофе с — хворостом.

Боди. Нет-нет, не отрывайте ее от гимнастики.

Элина, не обращая внимания на уговоры, открывает дверь в спальню.

Доротея. Элина Брукмайер! — Какая неожиданность. Я- я выгляжу — ужасно!

Элина. Я услышала счет и это тяжелое дыхание. Спросила, что происходит, Ваша приятельница — мисс — как ее?

Доротея. Вы познакомились с мисс Боденхафер?

Элина. Да, она приняла меня крайне сердечно. Мы даже побеседовали. Она считает, что все ваши друзья — это ее друзья, и хочет, чтоб я называла ее как в оффисе — Боди. Простите, мисс Боденхейфер, но я должна переговорить с Доротеей с глазу на глаз.

Элина закрывает дверь в спальню перед носом у Боди.

Доротея. Да, но я не ждала гостей, по крайней мере так рано. Я — я никогда не принимаю здесь гостей… Элина, что-то случилось, что вы не могли подождать до понедельника?

Элина. Вы не забыли о наших переговорах с фирмой Ортвейн и Мюллер? По продаже недвижимости? Ваша легкомысленная головка явно занята чем-то другим!

Доротея. Ах, по продаже недвижимости, но все-таки сегодня воскресенье…

Элина. Дело в том, что мистер Ортвейн вчера вечером позвонил кузине Ди-ди, а она сегодня утром позвонила мне и сказала, что новость о квартире просочилась и уже поступила конкурирующая заявка на Вестмореленд Плейс. Поэтому сумму надо вносить целиком,

Доротея. Как, всю сразу?

Элина. Да, весьма непредвиденно — но надо закрепить свое право.

Доротея. Прямо сейчас? В воскресенье?

Элина. Святость воскресенья бывает полезно нарушать деловыми операциями.

Наконец входит Боди.

Доротея. Элина, вы бы не отказались выпить чашечку кофе и подождать меня в гостиной — я выйду через несколько минут, только приму душ и оденусь.

Боди. Да-да, будьте так любезны. Вы здесь мешаете Дотти, поэтому выйдите отсюда и…

Боди почти выталкивает Элину из спальни, с силой захлопывая за собой дверь.

Элина. Мило!

Боди. Да, мило, вот здесь! Садитесь, я принесу вам кофе.

Элина (с резкой усмешкой). Она сказал. «Я выгляжу ужасно», и на это нечего было возразить.

Боди. Вот! Вот вам кофе! А вот вам хворост!

Элина (высокомерно). Я это не ем то, что вы называете хворостом. Кондитерские изделия не входят в мою диету. Однако — я хотела бы чистую салфетку. Эту вы всю залили кофе.

Боди. Ну разумеется, у нас ведь куча салфеток. Вы только попросили — и у нас есть. (Она с вызовом протягивает Элине бумажную салфетку).

Элина. Эта салфетка вся в пятнах. Вы не могли бы найти для меня…

Боди. Да заберите их все. Вы сами испачкали свою салфетку. (Она бросает пачку бумажных салфеток Элине).

Элина. Вы так резко сунули мне чашку, что кофе расплескался.

Она изящно вытирает стол. Раздается легкий стук в дверь.

Боди. А-а, вот и Софи.

Элина. Я бы не хотела встречаться с мисс Глюк.

Боди. Вы бы не могли посидеть на месте, пока я не открою дверь?

Элина. Раз вы все-таки настроены ее принять, мне придется укрыться в спальне у Доротеи… К тому же я к ней еще по одному вопросу…

Боди (ловя Элину за руку, когда та направляется к спальне). Вы думаете, я не знаю, зачем вы пришли? Подожди минутку, битте, Софи! Вы думаете, я не знаю, по какому еще одному вопросу вам неймется поговорить с Дотти? Но вам придется держать язык за зубами. Вы не испортите нам пикника на Крэв-Кёр — ни Дотти, ни Бадди, ни мне! Иду, Софи! (Яростно Элине) А НУ, СЯДЬТЕ НА МЕСТО!

Во время перебранки, парализованная смущением и страхом, Доротея стоит в спальне. Затем она вкрадчиво зовет, приоткрыв дверь.

Доротея. Боди, Боди, что у вас происходит? Разве можно услышать звонок, когда так кричат? О боже, я как родилась в воскресенье, так, наверное, и умру. Что там у вас за перебранка?

Элина. Доротея, мисс Боденфейфер собирается принимать мисс Глюк.

Доротея. О нет, нет, Боди! Поднимись к ней наверх! Я сегодня совершенно не в форме, чтобы выдержать еще один визит, Боди!

Боди. Софи, а Софи, ты почему заставляешь волноваться?

Элина. Доротея, боюсь, что ваша просьба попала на затвердевшую перепонку.

Боди. Ты почему так поздно сегодня?

Мисс Глюк. Sie hat die Tur in mein Kopf zugeschlagen! [Вы прихлопнули мою голову дверью (нем.)]

Боди (Элине) Как вы посмели так обойтись с Софи!

Элина. С Софи? Какая-то неизвестная особа с внешностью полоумной пыталась проникнуть в вашу квартиру как воришка!

Боди. Это моя лучшая во всем доме приятельница!

Элина. Какое жалкое признание!

Боди. Вас сюда никто не приглашал — ни Дотти, ни я. Я о вас вообще никогда не слышала, но вы имеете наглость называть мою лучшую в доме приятельницу…

Мисс Глюк. Diese Frau ist ein Spien…[Эта женщина — шпионка (нем.)]

Боди. Как вы ее обозвали?

Элина. Я назвала ее слабоумной. Вас бы я назвала и того хуже.

Мисс Глюк. Verstehen Sie? Шпионка. Vem Irrenhaus… [Вы понимаете… В Вашем доме?]

Боди. Здесь живете не вы, а мы — есть разница?

Элина. И слава богу! Vive la difference!

Доротея (входя в гостиную). Элина, Боди.

Элина. Успокойтесь, Доротея — вам нельзя волноваться.

Мисс Глюк. Zwei Jahre. Два года.

Доротея. Почему она так смотрит на меня?

Мисс Глюк. Государственная психиатрическая больницу.

Боди. Вы пришли за тем, чтобы выкачать из Дотти деньги, которых у нее нет.

Мисс Глюк. Отвезти обратно в больницу.

Элина. Оставим в стороне глупость вашего предположения вместе с оскорбительной манерой, в которой вы его изложили. Как вы прекрасно знаете, мы с Доротеей работаем в Блюэте. И обе получаем там зарплату! И я пришла сюда отнюдь не затем, чтобы войти в ваше общество, но чтобы спасти свою коллегу.

Боди. Понятно, что вы все объясняете по-своему, но это льет воду на ту же мельницу. У Дотти нет денег, которые вы хотите от нее получить. Дотти растратилась в пух и прах. Она столько всего накупила сразу, что вчера вечером я должна была ей одолжить на бутылочку шампуня Годен Гложу, и мало того, сама пошла его покупать, потому что Дотти вернулась вконец измочаленная. Она слишком устала вчера, чтобы еще идти в аптеку. Я тоже устала после Интернешнл Шу и хождения по магазинам, но слетала к Лиггету и раскошелилась на целые серок девять центов, чтобы купить небольшую бутылочку Годен Гложу на деньги, которые откладываю на всякий случай для пикников на Крэв Кер. Всегда надо…

Элина (перебивая). Мисс Боденхейфер, у вас прямо литературный талант. Простите, но когда вы говорите о себе «слетала к Лиггету», то возникает очень яркий образ.

Боди. Я понимаю, почему вас так задело слово «слетала», когда вы все время называете меня «коровой» вместо «хафер». Вы не думайте, что я настолько глупа, чтобы не понять, почему вы прицепились к слову «слетала».

Элина. Это вы сказали, что «слетали», а не я.

Боди. А вы постоянно говорите «хейфер» вместо «хафер». Я очень чувствительна ко всяким переживаниям, но к вам я бесчувственна. Ваши оскорбления отскакивают от меня. Я только хочу заметить, что не под ту дверь вы пришли трясти своей медной кружкой.

Тихим, но повторяющимся контрапунктом, всхлипывая и по-монашески закатывая глаза как в состоянии скорбного видения, Софи по-немецки повторяет оскорбление, брошенное ей Элиной. При этом она медленно приближается к Доротее.

Доротея (затаив дыхание). Боди, что она хочет? Переведи и объясни ей, что я не понимаю по-немецки.

Элина. Это лепет сумасшедшей; просто сумасшедший лепет!

Боди. Дотти, разреши, я только объясню этой женщине, что она даром теряет здесь время — свое и твое… и еще имела наглость выталкивать Софи за дверь.

Элина. Мисс Боденхейфер, вы напрасно стараетесь запугать меня… Позвольте я позвоню по телефону. Тогда -

Доротея. Никаких звонков!

Боди. Дотти не хочет, чтобы звонили с этого телефона. Она ждет звонка. Но здесь рядом есть автомат — у Лиггета; три квартала отсюда, восточнее, на перекрестке Вест-Пайн и Перл.

Элина. Но аптеки по воскресеньям закрыты!

Доротея. Да замолчите вы! Тихо! Слышите! Это ни в какие ворота не лезет!

Элина. Нс я хочу вызвать такси для нас с Доротеей. Она — в ловушке, и ее надо срочно спасать. Вы ведь, наверное, не знаете, что через две недели после поступления в Блюэт она упала прямо на лестнице, и наш доктор, приведя ее в чувство, поставил диагноз — неврастению.

Доротея опускается в изнеможении за диван. Мисс Глюк провожает ее взглядом, продолжая причитать.

Мисс Глюк. БОДИ!

Боди. Подожди, Софи!

Мисс Глюк. Дотти, Дотти…

Элина. Что она бормочет? А где Доротея?

Боди. Дотти?

Мисс Глюк. Hier auf dem Fussbden. Ist fallen. [Здесь на полу. Упала].

Элина. Это существо по имени Глюк свалило Доротею на пол.

Боди. Gott im! Wo ist… где Дотти?

Элина. Эта Глюк так толкнула ее, что Доротея упала за диван!

Боди. Дотти!

Элина. Доротея, я вызываю такси. Она в сознании?

Доротея. Таблетку мебарала — быстро!

Боди. Мебарал, а где он?

Софи громко стонет.

Доротея. В моей сумочке…

Боди. Не волнуйся, Дотти, успокойся, успокойся…

Доротея. Мебарал! Таблетку!

Элина. Мой врач сказал, что это лекарство прописывают только людям с нервными перенапряжениями и астенией.

Боди. Да заткнетесь вы наконец! Дотти, тебе просто надо…

Элина. Ей надо перестать делать сложные упражнения и по возможности избегать встреч с этой слабоумной сверху!

Боди. Дотти, дай-ка я подниму тебя.

Доротея. О-о, о-о, не-е-ет, я — не могу, я — я парализована, Боди!

Боди. ЭЙ, БРУКША, ВОЗЬМИТЕ ДОТТИ ПОД ДРУГУЮ РУКУ И ПОМОГИТЕ ДОНЕСТИ ДО КРОВАТИ, НЕ РАЗВАЛИТЕСЬ?

Софи стонет, прижав кулаки к лицу.

Элина. Я могу помочь, но при условии, что потом позвоню отсюда своему врачу.

Доротею относят в спальню и кладут на кровать.

Софи подкладывает ей под голову подушки.

Доротея. Меб — мой меб…

Боди. Понятно, таблетки. Наверное, в ванной. В твоей сумочке.

Боди бросается в ванную комнату и появляется с пузырьком. Доротея приподнимает руку. Боди высыпает ей на ладонь таблетки.

Дотти, подожди, их тут целых три!

Доротея. Дай херес запить…

Боди. Дотти, ты взяла две лишних таблетки, выплюни их, Дотти!

Элина. Херес? Она попросила херес? Где он стоит?

Доротея. Там, там.

Боди. Дотти, открой рот, я их вытащу.

Элина. Вам придется запить из бутылки — нет ни одного стакана.

Боди. НЕТ; НЕ-Е-Е-ЕТ!

Элина. ДА ОТЦЕПИТЕСЬ ВЫ ОТ МЕНЯ!

Мисс Глюк завывает полным ужаса голосом. Доротея прихлебывает из бутылки и откидывается на подушки, хватая ртом воздух.

Боди (настолько рассержена, что говорит наполовину по-немецки). Свинья! Ты дрянь! (переходит на английский). Старая злая кошка. Дотти, ты зачем выпила три таблетки сразу!

Доротея. А теперь ОБЕ убирайтесь прочь, мне не хватает воздуха!

Элина. Глюк загораживает дверь.

Боди. Софи, пойдем, пойдем, Софи. Выпьем кофе с печешками.

Софи, всхлипывая, отступает. Боди крепким движением хватает Элину за запястье.

Элина. Отпустите мою руку. О боже, там что-то хрустнуло… Это, наверное, кость!

Боди. А НУ, ВЫМЕТАЙТЕСЬ ОТСЮДА! И ПОЖИВЕЕ!

Элина (поворачиваясь и отступая за диван). Мисс Боденхейфер, вы идеально иллюстрируете то за что немцев, называют вандалами… Оказывается, вы сломали мне не руку, а наручные часы от Картье. Это подарок моей кузины Ди-ди ко Дню рождения — разбили кристалл, сломали минутную стрелку и погнули еще две. Боюсь, что счет из мастерской будет значительно превышать стоимость бутылочки шампуня Годен Гложу для Доротеи…

Боди. Все в порядке, Софи, садись вот сюда, а я сейчас… Кофе еще слишком горячий для тебя. Возьми парочку пекушечек, высморкайся в эту салфетку, и мы -

Элина невыразительно смеется.

Чего вы смеетесь, что тут смешного? У нее, видно, никогда не было депрессии, вы не знаете, что такое горести, а небось тоже считаете себя человеком.

Элина. Да-а, здесь все одинаково нелепо — и ситуация, и — цвет стен и — вид из окна…

В спальне Доротея поднимается с кровати и опускает ноги на пол.

Доротея. Боди.

Элина. Это Доротея.

Боди (кричит). Дотти.

Элина. Вы должны разрешить мне посмотреть, в каком она состоянии.

Доротея (из спальни). Не забудь… про телефон.

Боди. Не забуду, Дотти.

Доротея (слабым голосом, хватаясь за что-то). Скажи мисс Брукмайер, что сегодня и больше не выйду.

Элина. Как?

Боди. Она больше не выйдет. Пока вы отсюда не уйдете, она сюда не войдет. (Боди запирает дверь в спальню).

Элина. Я позволю себе не согласиться. Она обязательно выйдет. И я не уйду пока не поговорю с ней!

Мисс Глюк откусила кусочек печенья, предварительно окунув его в кофе. Начинает громко плакать. Смоченное в кофе печенье размазалось по подбородку.

Боди. Посмотрите, вы расстроили Софи!

Мисс Глюк. Eine… Woch vor… Sonntag… meine Mutter… Одну… Неделю тому назад… в воскресенье… моя мать…

Боди (успокаивающе). Ich weiss, Софи, ich weiss.

Мисс Глюк. Gestorben… [Умерла]…

Боди. Но она ведь сразу умерла, сразу, Софи?

Боди подсаживается к мисс Глюк и вытерает с подбородка размазанное печенье.

Элина. Хотя я не понимаю немецкого, эта сцена мне представляется глубоко интимной.

Боди. Да, вам лучше не вмешиваться. (Обращается к мисс Глюк). Софи, ведь мама совсем не сопротивлялась болезни, хотя доктор возлагай на это большие надежды. Ты ведь понимаешь, что так лучше, без огромного счета из больницы, просто умерла и теперь ждет тебя на небесах.

Элина. С распростертыми объятиями, кофе и пекушечками.

Боди. Поэтому будь ей благодарна, Софи, что она ушла так быстро и безболезненно.

Мисс Глюк (гротескно трагически) Нет, найн, она вскрикнула. И проснулась и подбежала.

Боди. Когда ты подбежала, она уже была мертва. Она только успела вскрикнуть, и все. Разве это не легкий конец?

Элина смеется.

Софи, милая, к сожалению у нас здесь сидит очень мало симпатичная женщина, — которая радуется чужому горю. Поэтому ты может быть поднимешься к себе наверх и заберешь с собой кофе с печеньем — вот тебе еще одно. А когда мы вернемся с пикника на Крэв Кёр, я привезу тебе много цветов schune Blume. Потом мы пойдем к тебе, и я спою на немецком — спою колыбельную, чтобы ты уснула.

Мисс Глюк медленно поднимается из-за стопа, держа в руках чашечку кофе с печеньем. Боди мягко ведет ее к двери.

Мисс Глюк (кричит). Ich bin allein, allein! In der Welt, freundl! [Я одна, одна! На всем белом свете — без друзей!]

Боди. Нет, нет, Софи, ты не должна так думать.

Мисс Глюк. Ich habe niemand in der Welt! [У меня никого нет в целом мире!]

Боди. Софи, с тобою Господь бог, с тобою я. А твоя мама, все ваши родные ждут тебя на небесах.

Провожая мисс Глюк на лестничную площадку, Боди повторяет фразу по-немецки.

Элина. Есть люди, которые умеют только отчаиваться. (Она теперь говорит серьезно, рассуждая сама с собой). Потери. Отчаяние. Меня это только закалило, а не сломало…

Боди (на площадке прощается с мисс Глюк). Договорились, Софи? Ты поняла…? Софи? Ферштейн?

Элина (продолжает разговор с самой собой). Слабые и сильные — вот, пожалуй, единственное различие, по которому делятся люди. Она по-птичьи кивает головой в подтверждение своей мысли.

Мисс Глюк видна на площадке. Она боится возвращаться наверх.

Мисс Глюк. Аllein, аllein.

Меняется освещение. Элина выдвигает небольшой стул на авансцену и продолжает, обращаясь к себе самой.

Элина. И переводить не надо, понятно, что «одна». (В глазах появляется испуганное выражение). На прошлой неделе я обедала одна три вечера подряд. Нет ничего более одинокого, чем одиноко обедающая женщина. И хотя ненавижу себе готовить, это все-таки лучше, чем унизительное одиночество за ресторанным столиком. Обедать au soliter! Но я скорее буду голодать, чем поступлюсь своим положением и приму приглашение на обед от кучки вульгарных старых кумушек, которые так и жаждут втянуть меня в свое общество, несмотря на то, что я полностью отвергаю их взгляды. Одиночество в компании пяти скудоумных старых дев — это одиночество, помноженное на пять…

Шум на лестничной площадке.

Доротея (из спальни). Там что, телефон?

Элина. Повторный визит? Как скоро! Мисс Боденхейфер, ваша осиротелая приятельница, по-видимому, хочет осчастливить вас еще одним посещением.

Мисс Глюк (испуганно). В моей квартире — привидения! Gespukt! Gespukt!

Элина. «Испугалась, испугалась»?

Боди. Софи, там нет никаких привидений.

Элина. Я думаю, если Вы подниметесь наверх, они все в ужасе разбегутся.

Боди. Э нет, я не могу оставить вас здесь без присмотра.

Элина. Значит она тоже будет здесь?

Боди. Ровно столько, сколько захочет. Вам какое до этого дело? Она не заразная. А инфаркта с вами не будет — вы же бессердечная.

Элина. Вы не хотите вывести ее на солнышко и посадить во двор? Я думаю, легкий загар ей не повредит.

Боди. Я ничего не буду делать с ней насильно. А может лучше вас вывести во двор. Вашей внешности естественные краски бы не помешали.

Услышав голос враждебной ей женщины, Мисс Глюк слегка раскачиваясь, стонет.

Элина. Мисс Боденхейфер, я не удостою ваших выпадов ответом!

Мисс Глюк плачет громче.

Разве вы не видите, что мисс Глюк — слабоумная? Больно слышать и смотреть на нее!.. Будь что будет, я все равно подожду.

Боди. Вот так и будете сидеть, как надгробный памятник?

Элина. Могу вас заверить, что для меня это не менее неприятно, чем для вас. (Она кричит Доротее в спальню).

Элина. Доротея? Доротея? Ты слышишь меня, Доротея?

Доротея (схватившись за что-то в спальне). До встречи — в Блюэте — завтра…

Элина. Нет-нет, Доротея; примите меня немедленно — тут такая ситуация, которая не терпит промедления.

Мисс Глюк неожиданно вскрикивает, хватаясь за живот.

Боди. Софи, что с тобой, Софи?

Мисс Глюк. Горячий кофе всегда вызывает у меня боль в животе и расстройство!

Следующую сцену надо играть выдержанно, чтобы избежать растянутости и сохранить юмор.

Боди. У тебя расстройство? В ванную? Дотти, разреши Софи срочно пройти в ванную.

Доротея. У нее что, своей нет наверху?

Боди. Дотти, у нее растройство после горячего кофе.

Доротея. Она обязательно здесь должна?

Мисс Глюк. Я не могу ждать! Кан нихт вортен!

Боди. Дотти, она не может больше терпеть, Софи, ванная вон там! Badezimmer!

Мисс Глюк бросается через спальню в ванную комнату.

Доротея. Сцена специально для Элины, чтобы завтра с ней зная весь Блюэт. Мисс Глюк, включите оба крана на полную мощность.

Боди. Софи, пусти в ванной воду.

Доротея. Боди, прошу тебя, не давай ей горячий кофе, когда я дома, раз это кончается такими — кризисами!

Боди. Дотти, ты же знаешь, у нее с этим сложно.

Доротея. Тогда носи ей кофе наверх!

Боди. Ты же знаешь, ей нужно общение, Дотти.

Доротея. С этим я ей никак не могу помочь, особенно сейчас, Боди!

Боди возвращается в гостиную.

Элина. Что Доротея сказала о неожиданном недомогании Мисс Глюк?

Боди. Дотти — тот человек, который понимает человеческие слабости.

Грохот в ванной комнате.

Доротея. Боди, телефон! Это Ральф — звонит — звонил?

Боди. Телефон? Нет, Дотти, никто не звонил.

Элина. Вот уж не ожидала…

Боди (Элине). Вы лучше попридержите…

Элина. Что попридержать, мисс Боденхейфер? Что я должна попридержать?

Боди. Свой язык, который во рту. Таким языком можно запросто вырыть себе могилу как лопатой!

Элина (ее смех звенит как льдинки в стакане). Синтаксис вашего предложения далеко небезупречен. Я подозреваю, что английский — ваш не родной язык, и вы не очень хорошо им овладели.

Боди. Я родилась на Саут-Гранд в Сент-Льюисе, всего один квартал от Тауэр Гроув Парк!

Элина. Ах, в немецком квартале. Ваши родители говорили по-немецки?

Боди. Я очень старательно изучала английский в школе, кончила восемь классов, а потом еще год проучилась в экономическом колледже.

Элина. Ах вот как, тогда простите.

Она поворачивается к окну, которое может находиться в «четвертой» стене.

Вы разрешаете гостям смотреть в окно?

Боди. Таким как вы разрешается даже выпрыгнуть,

Элина (снисходительно смеясь). При таких ограничениях на мои слова и поступки…

Боди так поворачивает слуховой аппарат, что он издает резкий пронзительный звук.

Доротея. Это телефон?

Элина. Пожалуйста, сделайте с ним что-нибудь. Ведь его, наверное, можно как-то отрегулировать.

Боди. Что вы сказали?

Писк продолжается.

Элина. О боже… О-о-о…

Боди, наконец, удается справиться со звуком.

Доротея. О, Боди, неси скорее швабру. Тут вода хлещет из-под двери ванной. Мисс Глюк, наверное, там все затопила.

Боди. Что принести, Дотти?

Элина. Да швабру, швабру!

Элина идет к двери спальни, но Боди отталкивает ее.

Боди. А ну стойте, слышите! Остановитесь, я вам говорю!

Боди находит в чулане швабру и бежит в спальню.

Доротея. Видишь! Здесь наводнение! Я тебе говорила!

Боди. Ты же сама ей сказала включить оба крана. Софи! Выключи воду, Софи! Нальт дас вассер аб!

Боди открывает дверь в ванную комнату и просовывает туда швабру.

На, возьми, Софи. Das Wust… Беспорядок… Беспорядок!

Доротея (сама себе). Невероятно, нет, в это нельзя поверить! (Она обращается к Боди, которая возвращается в гостиную). Подожди, я, кажется, все поняла. Ты просто перехватываешь его звонки. Он мне все время звонит, а ты лжешь, что это не он.

Боди. ЛГУ —? ТЕБЕ —?

Доротея. ДА, ЛЖЕШЬ! (Она идет к двери спальни). Элина, я не могла бы вас попросить следить за этим телефоном?

Элина (идет к двери спальни через гостиную). Боюсь, что его так сглазили, что он уже никогда не зазвонит!

Из спальни появляется Боди. Они с Элиной возвращаются в гостиную, тогда как Доротея, захлопнув за собой дверь, идет обратно к постели.

Ну и вид из этого окна — пустыня… Ах нет, вон есть одна живая душа — голубь! Сейчас улетит — случайно задержался…