Прекрасное время года Любовь (СИ)

Глава 6. Разговор по душам

Сашка не обманул. Когда, опаздывающая на добрых двадцать минут, Настя почти выбежала на крыльцо, он сидел на скамейке и что-то увлеченно читал в смартфоне.

— Прости, — с шумом выдохнула девушка, подходя к нему быстрым шагом.

— Ничего, — ответил Сашка, убирая телефон в карман спортивной куртки. Затем встал, взял ее за руку и повел к парку.

Вначале Насте было жутко неудобно, что он вот так держит ее за руку. Даже показалось обидным — она не маленькая девочка! Но споткнувшись пару раз о разметанные ветром по тропинкам парка веткам, приняла подобный способ прогулки очень даже хорошим.

— Как прошел день? — нарушил недолгое молчание Сашка.

— Очень интересно и насыщенно! — радостно ответила Настя. — Этот тренер — большой молодец, настолько все грамотно преподнес, что даже вопросов не осталось. А после лекции все кинулись к нему и не отпускали, выясняя дополнительную информацию и прося советов. Бедолага…

— Почему «бедолага»? — рассмеялся Сашка.

— Он сам признался, что уже третью неделю разъезжает с лекциями по нашим филиалам… Представляешь, каждый день покатушки… Каждое утро открывать глаза и не понимать, какой день, какой город… А у него, наверняка, дома кто-то есть: семья, дети, родители…

— Это его работа, он сам ее выбрал! — равнодушно пожал плечами друг.

— Да я понимаю это, — кинула девушка. — А ты чем занимался весь вчерашний день и сегодня, кроме того, что ходил в спортзал? — в ответ спросила она, закрывая тему.

— Да ничем особенным, — засмеялся он. — Объедался мамиными пирожками и общался со своей многочисленной родней.

О Сашкиной родне, точнее, о е е количестве, в их братии уже ходили легенды! Казалось, в каждом регионе, в каждой стране у его родителей был родственники. Сам Сашка рассказывал, что когда он был маленький и были живы бабушки и дедушки, на их дни рождения собирались сотнями родственники со всех уголков, праздники гулялись как свадьбы — по три-четыре дня. А детей было столько, что хватило бы на детсадовскую группу. Всегда было весело, шумно… Потом подобные торжества сошли не нет. Бабушек и дедушек не стало, и будто исчезло связующее звено между семьями и поколениями… Некогда огромная дружная семья постепенно разделилась на несколько менее больших, но по-прежнему сплоченных, поддерживая связь с остальной родней через третьи-пятые руки.

— Это же здорово! — вернула Настя его воспоминания к сегодняшнему дню. — Надо поддерживать связь с родственниками. Мне кажется, пройдет не очень много времени, и даже наши дети не будут общаться с детьми тех, с кем мы сегодня поддерживаем связь. Увы, несмотря на то, что связь стала такой доступной, мы становимся все менее коммуникабельны.

Сашка грустно улыбнулся. Когда эта девчушка успела так повзрослеть? Когда он уезжал, она еще была маленькой пичужкой, худой и угловатой, с торчащими смешными хвостиками — за что он ее и прозвал Бельчонком, — и заканчивала восьмой класс. Потом он каждое лето приезжал на каникулы, пока она училась в старших классах. В год, когда она закончила школу, они не смогли встретиться: у Насти умер дедушка, и она практически все лето провела на юге, поддерживала оставшуюся одну бабушку. Она и поступила-то в местный университет только потому, что ей некогда было заниматься этим самым поступлением, едва успев попасть в последний набор. Затем они встретились на следующий год — как раз, когда он спас ее от падения. Потом он заканчивал высшее военное, ждал распределения… Работа затянула его на два года. В позапрошлом году родители больше не выдержали долгой разлуки с сыном и взяли отпуска вместе с ним на одно время — они все вместе летали за границу на две недели, а потом Сашка еще две недели с удовольствием принимал их у себя в гостях, показывая город, достопримечательности и с сожалением отсчитывая дни до их отъезда… Ну а прошлый свой отпуск он провел со своей невестой Снежанной. Бывшей…

При воспоминании о ней Сашка крепко сжал кулаки и зубы, да так сильно, что свело скулы.

— Ай! — вскрикнула Настя. — Ты мне чуть руку не сломал, — удивленно пожаловалась она.

— Прости, — глухо пробормотал он в ответ и выпустил Настину руку.

Теперь уже и она заметила перемены в его настроении и сама взяла его за руку.

— Что случилось, Саш?

— Да ничего, — попытался отмахнуться друг.

— Нет, давай рассказывай, — приказным тоном велела девушка. — Я ведь не отстану, — пригрозила она.

— Это не разговор на ходу, — еще раз попробовал отвязаться Сашка.

— Хорошо, — остановилась она и заставила его развернуться к ней лицом. — Сегодняшний вечер у меня абсолютно свободен. Пошли в «Золушку», — и потянула его к боковой аллее парка.

— Это что еще за место? Сразу навевает мысли о кружевах и сладостях, — буркнул он.

— Так и есть, — улыбнулась Настя. — Это кондитерская-кафе в новом торговом центре.

Сдавшись, Сашка позволил утянуть себя в сторону четырехэтажного, уже знакомого, здания неподалеку от парка.

Кафе располагалось под самой крышей торгового центра. Окна во всю стену, приглушенный свет, милые диванчики и умопомрачительная смесь ароматов ванили, корицы, шоколада, выпечки и еще чего-то неимоверно вкусного.

Настя с Сашей выбрали столик в углу, чтобы им не мешали даже те немногочисленные в это время посетители, и сели друг напротив друга. Сделав заказ, каждый поднял глаза на другого. Молчание не тяготило их… Саша думал, с чего начать, ведь даже своим близким друзьям он не рассказывал про свою невесту. А Настя просто ждала, не мешая собраться ему с мыслями, прекрасно понимая, что разговор серьезный, и торопить Сашку не стоит.

Им уже принесли большие кружки горячего шоколада с плавающими кусочками зефира, пирожные и воду, а за столом все так же не было произнесено ни звука…

Настя взяла двумя руками горячую кружку и вдруг поняла, что замерзла. Греясь теплом и легким паром, исходящим от шоколада, она сделала маленький глоток. Сашка, наблюдавший за ней, тут же перевел взгляд на ее перепачканные губы… И вдруг решился все ей рассказать… Ему не хотелось бы делиться этой историей со всеми; по сути, он вообще не собирался никому ее не рассказывать, но вот Насте — захотелось… Захотелось излить душу, очиститься от всех этих воспоминаний, от горьких мыслей и противных чувств… Почему-то он знал, что эта малышка его поймет и выслушает, никому при этом не разболтав. Этот разговор останется лишь между ними. В этом он был уверен так же как и в том, что Земля вертится вокруг Солнца.

Сашка рассказывал все: порой — последовательно, подбирая выражения, порой — сумбурно, торопясь избавиться от фраз, выплевывая слова, как будто они его обжигали изнутри. Рассказывал о том, как познакомился со Снежанной два с половиной года назад на работе — она пришла к ним работать в медсанчасть, — как все было легко вначале и непринужденно, как совсем неожиданно для себя влюбился и стал мечтать о совместном будущем… Поведал, как она радостно отреагировала на его предложение жить вместе, а потом, через полгода — на предложение руки и сердца…

С каждой минутой его лицо становилось все мрачнее и мрачнее… Настя не лезла ни с сочувствием, ни с комментариями, интуитивно ощущая, сколько боли накопилось в его душе. Зная его с самого детства, девушка подозревала, что он ни с кем не делился этой болью, и что мало кто вообще в курсе этой истории. Разве что, может, кто-то из их парней… Она молча слушала, зная, что ему необходимо выговориться, очиститься… И ее поражали те горькие чувства, которые просыпались в ней тем сильней, чем больше она узнавала… Будто разделив с ним его боль… До такой степени, что даже шоколад перестал быть сладким…

Сашка помолчал некоторое время, будто собираясь с духом… Как пловец перед прыжком в ледяную воду… Но отступать было некуда. Напротив сверкали непролитыми слезами Настины глаза, внимательно следящие за каждым его вздохом, за рукой, судорожно сжавшей кружку с остывающим шоколадом, за поджатыми губами, за грустными глазами. Он знал, что выглядит как побитая собака — он и чувствовал себя так же… Теперь он осознал, что и приехал-то сюда в надежде избавиться от этого противного чувства, от сожаления и обиды — на себя…

Глубоко вздохнув, он перешел к самой невеселой части своей истории…

— Однажды я решил заскочить к ней во время работы, хотя это у нас не приветствовалось. Командир сразу предупредил, чтобы отношения мы не афишировали, а во время службы друг к другу не бегали — особенно я. В санчасти строго соблюдалась стерильность, — ненадолго он замолчал, будто прикидывая, как спокойнее рассказать то самое, что занозой сидело прямо в центре сердца и постоянно кровоточило с того самого злополучного дня. — Так вот, я сделал вид, что пошел прикинуть фронт работ — за санчастью как раз начинался ремонт одной из хозпостроек, за которые я был ответственным, — прошелся за зданием вдоль стены, а потом незаметно — в санчасть… Захожу, зову Снежку, а она не отвечает. Я внутрь прошел — нет никого. Тут из процедурной шум — я туда, дверь толкнул, а там… — от мерзких воспоминаний Сашка прикрыл глаза, а когда вновь открыл, тут же отвел взгляд и уставился на город за окном. — Мой командир был вместе с моей невестой. Сама понимаешь, как это выглядело со стороны, даже не хочу вдаваться в подробности… Я избил его. Сильно. Едва не попал тогда под трибунал… От греха руководство временно отстранило меня от службы, а потом отправило в командировку… Когда я приехал, ни бывшего командира, ни бывшей невесты я больше не встретил. Она собрала все вещи, оставила на столе ключ и кольцо, попросила дверь закрыть соседку, у которой хранились запасные ключи… — закончил он глухим бесцветным голосом.

Над столом повисло молчание. Настя молчала, за что Сашка ей был благодарен. Было бы много хуже, если она сейчас произносила пустые слова или пыталась дать какую-то оценку этой истории. Он так и не повернулся к ней, делая вид, что разглядывает огоньки погрузившегося в вечернюю темноту города. И тут он почувствовал, как ее маленькая, нагретая кружкой с шоколадом, ладошка ложится поверх его руки и мягко сжимает. Повернувшись к ней, он посмотрел ей прямо в глаза, а там… было столько понимания, безмолвного участия, что это вызвало в душе мужчины благодарность в тысячу раз сильнее, чем если бы она произнесла вслух сотни слов поддержки.

Он оказался прав, Настя — единственный человек, которому он мог бы открыться. Отныне у них был один секрет на двоих.