Прекрасный желтый Дунай

IV ОТ ИСТОКОВ ДУНАЯ ДО УЛЬМА

Итак, началось путешествие вниз по великой реке, которая пронесет Илью Круша через два герцогства — Баден и Гогенцоллерн, два королевства — Вюртемберг и Баварию, две империи — Австро-Венгрию и Турцию, четыре княжества — Сербию, Валахию, Молдавию и Болгарию. И рыболов-оригинал надеялся легко одолеть этот маршрут протяженностью более шестисот лье, волны Дуная должны были донести его до самого Черного моря. При скорости одно лье в час он сможет проходить двенадцать лье от восхода до заката, если, конечно, никакая случайность не остановит его в пути. Но почему он должен задерживаться?.. Разве не проще спускаться вниз, чем подниматься вверх?.. Конечно, это так, при условии, что река не повернет вспять, от устья к истокам, чего вряд ли можно ждать даже от такой знаменитой и фантастической реки, как Дунай!

Плывя на своей рыбацкой лодке из Рац-Бече в Зигмаринген, Илья Круш частенько обращался за помощью к многочисленным пароходам или буксирам, курсирующим по реке, и ему никогда не отказывали. Впрочем, представляясь, он никогда не забывал упомянуть, что раньше был хорошим лоцманом. Несколько раз капитаны даже смогли убедиться в этом: он прекрасно знал все опасные проходы между бесчисленными островами, рассеянными по руслу Дуная.

Таким путем Илья Круш прибыл на соревнования «Дунайской удочки», членом которой состоял с недавнего времени, и мы видели, каков оказался его успех. Так стоило ли слишком удивляться, что этот столь же незаурядный, сколь и заядлый рыболов задумал интереснейший проект: пройти с удочкой шестьсот лье по реке.

Лодка Ильи Круша была плоскодонкой, длиной около двенадцати футов и шириной около четырех. В ее передней части находилась закругленная к носу рубка с тентом, в которой два человека могли укрыться от ненастья днем и выспаться ночью. Всю площадь рубки, закрывавшейся дверью, занимали матрацы и одеяла. Вдоль бортов плоскодонки располагались ящики для одежды и белья. На корме находился сундук, служивший одновременно сиденьем, в нем лежали разные инструменты и маленькая угольная печка с жаровней, удобная для жарки картошки и мяса. Впрочем, Илья Круш в любой момент мог запастись топливом и продовольствием в прибрежных городах, поселках и деревнях, продав свой улов, конечно, если рыбалка окажется успешной. Несомненно, во время этого путешествия, которое должно было сделать еще более знаменитым имя лауреата «Дунайской удочки», у него не будет недостатка в покупателях ни на левом берегу великой реки, ни на правом.

Добавлю, что лодка была оснащена всем необходимым для рыбной ловли: удочками, удилищами, сачками, подсачниками, поплавками, грузилами, зондами, крючками, искусственными мушками, запасом лески, полным набором инструментов и приманками для рыб различных видов. С утра до вечера Илья Круш намеревался прямо с лодки удить рыбу, а на исходе дня продавать ее. Ночью же он устроится поудобней в рубке и будет крепко спать до самого рассвета. Затем снова поплывет по течению и продолжит свое спокойное и неутомительное плавание, не нуждаясь ни в волоке по берегу, ни в паровом буксире.

Шел первый день путешествия. Всякий раз, когда лодка приближалась к берегу, там собирались зеваки и желали рыболову доброго пути. Даже лодочники — коих немало на Дунае — с интересом наблюдали за его маневрами, обменивались с ним приветствиями и не скупились на аплодисменты, когда ловкий венгр доставал из воды какую-нибудь особенно красивую рыбу.

И в самом деле, в этот день Илья Круш выловил около тридцати рыбин: усачей, лещей, плотвичек, колюшек, нескольких лобанов, которых иногда называют подустами. И когда над долиной начали опускаться сумерки, плоскодонка остановилась у левого берега реки в двенадцати лье от пункта отправления.

Ни разу Илья Круш не попадал в водовороты на излучинах реки, ни разу не прибегал к рулю. Чтобы выправить курс и не столкнуться с другими судами, идущими вверх или вместе с ним вниз по Дунаю, он использовал только кормовое весло. Конечно, всю пойманную рыбку наш герой не мог употребить один, но желающих ему помочь оказалось более чем достаточно. Когда плоскодонка пристала к большому старому дереву, росшему на берегу, лауреата «Дунайской удочки» с радостными криками окружили полсотни милых подданных герцогства Баден. Они собрались, чтобы воздать ему должное.

— Эй! Сюда, Круш! — слышалось со всех сторон.

— Стаканчик доброго пива, Круш!

— Мы купим вашу рыбу, Круш!

— Двадцать крейцеров[31] за эту, Круш!

— Один флорин[32] за ту, Круш!

Рыбак не знал, кого слушать, и очень скоро в его карманах уже позвякивало несколько звонких монет. Похоже было, что к премии, которую Илья получил за состязание, добавится со временем кругленькая сумма, если, конечно, энтузиазм его почитателей у истоков великой реки не иссякнет к ее устью!

Но, собственно, почему этот энтузиазм должен иссякнуть? Вряд ли люди перестанут оспаривать друг у друга рыбу, пойманную самим Ильей Крушем! Ведь как здорово заполучить несколько прекрасных лещей из собственных рук знаменитости. Возможно, заспиртованные, эти экземпляры попадут в какой-нибудь ихтиологический музей!.. Славному рыбаку не приходилось даже идти в ближайшие дома и предлагать там свой улов… Поклонники все разбирали на месте. Да, гениальная идея пришла в голову простому и честному Илье Крушу, не зря он отправился на соревнование дунайских рыболовов!

Само собой разумеется, его часто приглашали поужинать в кругу какой-нибудь гостеприимной семьи. Многие были бы счастливы видеть знаменитость за своим столом. Но, похоже, Круш не намеревался покидать свое судно без особой на то необходимости. Повторяем, сей скромник совсем не искал славы! Если он и не отказывался выпить вина, пива или ликера в одном из прибрежных кабачков, то всегда знал меру, чуточку отличаясь в этом от своих собратьев по «Дунайской удочке».

В половине девятого Илья Круш скрылся в своей рубке, а в девять уже спал крепким сном, который продолжался до первых лучей солнца.

Эти утренние часы, как известно, самые подходящие для рыбной ловли — как в хорошую погоду, так и тогда, когда при южном или юго-восточном ветре идет тихий теплый и прерывистый дождик. Настало утро, и Илья Круш услышал на прощание «Счастливого пути!» от двух-трех человек, поднявшихся в такую рань, чтобы проводить его; он отвязал лодку и сильным толчком багра направил ее в клубы легкого тумана, который скользил по поверхности воды.

Так прошел первый день, потом второй. Илье Крушу понадобилось пять суток, чтобы пройти пятьдесят лье от Донауэшингена до Ульма. Правду сказать, не все дни были равно благополучны. Не то чтобы какие-то неполадки случились с судном — фортуна по-прежнему была к нему благосклонна. Просто обстоятельства не всегда благоприятствовали рыбной ловле: один раз пошел проливной дождь, и тогда Круш, хорошенько укутавшись в брезентовый плащ и спрятав голову под капюшон, старался сколько мог держаться в середине реки, пока сильные волны не заставили его искать укрытие под одним из прибрежных деревьев.

Первого мая после полудня он причалил к набережной Ульма — второго по значению, после столичного Штутгарта, города королевства Вюртемберг.

Было только три часа, по дороге Круш продал весь свой утренний улов и потому мог отдохнуть до завтра, не заботясь о поиске покупателей. Впрочем, это выражение не совсем справедливо, поскольку покупатели сами искали его.

Оказалось, однако, что прибытие лауреата «Дунайской удочки» осталось незамеченным. Его ожидали только к вечеру, поэтому обычного шума и ажиотажа не было. И, очень довольный этим, Илья решил осуществить свою давнюю мечту посмотреть город, не привлекая к себе излишнего внимания. Прежде он никогда не бывал в Ульме и вот теперь получил такую возможность.

Сказать, что набережная была пустынна, будет неточным.

Какой-то человек следовал по берегу за готовившейся причалить лодкой, не сводя с нее глаз.

Узнал ли он Илью Круша? Как бы то ни было, последний ничуть не насторожился.

Незнакомец с острым взглядом, решительной походкой, хотя ему перевалило далеко за сорок, был среднего роста, довольно худощавый, затянутый в венгерский костюм, очень ладно на нем сидевший. Он то и дело оглядывался, будто опасался, что кто-нибудь увидит его или последует за ним. В руке этот человек нес кожаный чемодан.

Когда Илья Круш высадился на берег, незнакомец, похоже, обдумывал какое-то решение. Заговорить ли с рыболовом или вернуться в город, чтобы сообщить о его приезде?..

В это время невозмутимый Илья Круш как следует закрепил якорь, снова влез в лодку, закрыл дверь в рубку, убедился в том, что висячие замки на крышках ящиков заперты, спрыгнул на землю и, довольный тем, что его не сопровождает кортеж поклонников, совершенно свободно достиг первой улицы, ведущей к центру города.

Наблюдатель последовал за ним, держась в двадцати шагах позади.

Ульм разделяется Дунаем на две части, что делает левую часть вюртембергской, а правую — баварской[33], но в целом это очень немецкий город, и, если бы наш рыболов был знатоком, он смог бы заметить разницу между этим городом и городами его родной страны.

Может быть, человек, который преследовал его с северной части Ульма, хотел послужить ему в качестве чичероне?[34] Но он не пытался заговорить с Крушем и довольствовался тем, что не терял его из виду.

Ну а Илья Круш шел вдоль улиц, по сторонам которых располагались старые, открытые лавочки, магазины, в которые покупатели не заходят внутрь, поскольку торговля происходит с застекленных прилавков. Когда в городе дует ветер, стоит страшный грохот, так как на концах железных крюков раскачиваются тяжелые вывески, сделанные в форме медведей, оленей, крестов и корон.

Добродушный Илья Круш с широко раскрытыми глазами и разинутым от удивления и восхищения ртом шел наобум, справедливо полагая, что ноги сами приведут его к местным достопримечательностям. Достигнув старой крепостной стены, он оказался в квартале, где вдоль грязного ручья располагались сушильни мясников, торговцев потрохами и дубильщиков. Вдоволь насмотревшись на выставленное мясо, он соблазнился печенкой, пообещав себе зажарить ее на жаровне в лодке. Как большинство рыболовов, он не особенно любил рыбу, за исключением карпа и щуки, а вот котлетами и другими изделиями колбасников никогда не пренебрегал.

Илья Круш не ограничился только этой покупкой. Он знал, что старый имперский город славится улитками, объем продаж которых каждый год достигает нескольких миллионов штук. Наш герой тоже приобрел несколько дюжин, которые, несомненно, обошлись бы ему дешевле или же вовсе даром, если бы продавец знал, с каким знаменитым клиентом имеет дело. Но, Илья Круш, равнодушный к собственной популярности, надеялся, что его инкогнито не будет раскрыто и через какое-то время он сможет спокойно покинуть Ульм.

Слоняясь по городу наудачу, Илья Круш вышел наконец к собору, одному из самых смело задуманных в Германии. Его мюнстер[35]стремился вознестись в небо выше Страсбургского. Но сим амбициям не суждено было сбыться, и верхняя точка вюртембергского шпиля замирает на высоте трехсот тридцати семи футов[36].

Илья Круш не принадлежал к семейству верхолазов. Поэтому мысль подняться на мюнсгер, чтобы охватить взглядом весь город и его окрестности, не пришла ему в голову. Но, если бы он все-таки полез наверх, его преследователь, чье присутствие рыболов до сих пор так и не заметил, несомненно, поспешил бы за ним. Незнакомец был рядом и когда Илья Круш любовался в соборе дарохранительницей, которую один французский путешественник, господин Дюрюи[37], сравнил с бастионом, оснащенным галереей и навесными бойницами, и при осмотре скамей на хорах, которые художник XV века населил знаменитыми в его время мужчинами и женщинами.

Вскоре неразлучная пара оказалась перед городской ратушей. Если бы Илья Круш захотел узнать возраст этого муниципального памятника, возможно, незнакомец ответил бы ему так: «Сим славным стенам более шестисот лет. Они старше, чем воздвигнутый столетием позже прекрасный фонтан Йорга Сирлина[38], которым вы можете полюбоваться на Рыночной площади напротив ратуши».

Но знатный рыболов не задавал вопросов никому — ни незнакомцу, ни какому-нибудь другому жителю Ульма. То, что он видел, без сомнения, отвечало его художественному вкусу, и после рыночной площади наш путешественник спустился обратно к левому берегу реки, поскольку намеревался воссоединиться с тем, что моряк назвал бы своим «портом стоянки».

Незнакомец пустился по тем же запутанным улочкам квартала, где без проводника никак не обойтись. Илья Круш несколько раз вынужден был спрашивать дорогу. Но человек-тень, который, несомненно, хорошо знал город, не воспользовался удобной возможностью оказать маленькую услугу Илье Крушу и войти с ним в контакт. Он по-прежнему оставался в роли наблюдателя.

Возвращаясь назад на набережную, Илья Круш несколько минут разглядывал людей, вышагивавших на длинных ходулях. Это развлечение очень популярно в Ульме, хотя в нем и нет той необходимости, которая была прежде в древнем университетском городе Тюбингене, где сырая и размытая почва совершенно не годилась для обыкновенных пешеходов.

Чтобы лучше разглядеть спектакль, разыгрываемый веселыми парнями, девушками, мальчиками и девочками, Илья Круш расположился в одном из кафе. Незнакомец сел за соседний столик. Оба заказали по кружке знаменитого местного пива.

Через десять минут они снова пустились в путь, который прервался еще раз ради последней остановки.

Илья Круш задержался перед магазинчиком, где продавались трубки. Незнакомец мог бы услышать, как он сказал:

— Отлично!.. Я чуть не забыл!

То, о чем Илья Круш так кстати вспомнил, было ольховой трубкой, ими очень славится Ульм. Он последовал совету торговца и выбрал себе трубку довольно простую, но способную вынести любые превратности плавания в шестьсот лье, затем тщательно набил ее, разжег и, окутанный клубами ароматного дыма, отправился дальше.

Уже почти стемнело, когда Круш оказался на набережной. Возможно, новость о его прибытии уже распространилась по городу. Несколько зевак рассматривали плоскодонку рыболова, развернувшуюся вдоль набережной. Сама по себе она не представляла интереса, упомянутых зевак привлекла сюда только слава ее хозяина. Но, поскольку этот хозяин не показывался, они отложили его чествование на более позднее время, решив вернуться утром, чтобы присутствовать при отплытии лауреата «Дунайской удочки».

Однако по той или иной причине Илья Круш, как мы помним, стремился избежать публичных демонстраций и поэтому намеревался отправиться в путь на рассвете, еще до появления первых любопытных.

Потихоньку спустившись по набережной, он незамеченным сел в лодку, проверил, не отвяжется ли среди ночи швартов, отужинал остатками обеда, и, сложив продукты, купленные в городе, проскользнул в рубку и закрыл за собой дверь. Наконец, очень довольный своим пребыванием в вюртембергском городе, он заснул мирным сном в надежде, что ничто не потревожит его покой.

Этот покой в самом деле никто не потревожил, однако до самого рассвета один человек, не удаляясь далеко от лодки, вышагивал взад-вперед по набережной, словно боясь, что Илья Круш воспользуется темнотой и вновь уплывет по течению или переправится с левого берега на правый.

Едва долина Дуная осветилась первыми лучами рассвета, как на борту судна началось движение.

Дверца отворилась, появился Илья Круш. Он потянулся, открыл один из боковых ящиков, достал стакан и бутылку вишневой наливки и сделал несколько глотков. Затем, раскурив купленную накануне трубку, с явным удовольствием выпустил несколько клубов дыма.

Заметил ли он незнакомца, стоявшего неподалеку, будто на часах? Маловероятно — тот держался в тени парапета, а день еще только занимался.

Набережная была пустынна, и, похоже, если зеваки вернутся, им нечем будет удовлетворить свое любопытство. Лодка, влекомая быстрым течением, будет уже далеко.

Илья Круш вытянул швартовый конец, намереваясь отвязать его и отчалить от берега.

В этот момент незнакомец спустился к воде и ухватился за конец каната.

— Друг мой, — обратился он, — вы — Илья Круш, не правда ли?

У отплывающего Ильи Круша, в общем, не было причин скрывать свое имя, и он неспешно ответил:

— Господи… да… господин…

— И вы намереваетесь отчалить?

— Как видите, господин…

Казалось, рыболов ждет, что незнакомец представится.

— Господин Егер[39], — услышал он наконец. — Я австриец, а поскольку вы венгр, мы созданы, чтобы понять друг друга.

— Что угодно господину Егеру? — В голосе Ильи Круша угадывалось некоторое недоверие.

— Господин Круш, я наслышан о ваших рыбачьих подвигах. И вот захотелось познакомиться с вами. Проект спуститься вниз по Дунаю с удочкой в руке весьма оригинален, и у меня появилось одно предложение.

— Какое, господин Егер?

— Во сколько вы оцениваете рыбу, которую рассчитываете поймать за время плавания?

— Может, в сотню флоринов, — поколебавшись, предположил Илья Круш.

— Хорошо, предлагаю вам пятьсот… Да, пятьсот флоринов, при условии, что каждый вечер буду забирать вашу выручку.

— Пятьсот флоринов! — охнул Илья Круш.

Решительно, рыболов из Раца мог заключить блестящую сделку. Две премии в Зигмарингене, то есть уже двести флоринов, плюс пятьсот господина Егера складывались в сумму, на которую он никак не рассчитывал. Оставалось только решить, можно ли всерьез отнестись к такому предложению.

— Что вы на это скажете? — Казалось, господин Егер боится получить от ворот поворот.

— А что тут скажешь, — пробормотал Илья Круш, — соблазнительно, господин Егер… если только вы не шутите…

— Я бы не позволил себе шутить с господином Ильей Крушем, — несколько сухо возразил господин Егер, — и вообще я никогда никого не разыгрываю.

— Значит, — продолжил Илья Круш, — вы собираетесь подняться на борт моего судна…

— Именно так, господин Круш, это необходимое условие.

Илья Круш явно растерялся и никак не мог найти подходящего ответа.

— Ваше судно достаточно вместительно для двух человек…

— Конечно, господин Егер, и в рубке есть два места…

— Именно так мне и показалось.

— Но путешествие будет продолжительным… Может, месяца два, и…

— У меня в чемодане есть все необходимое: и белье, и одежда…

— Так вы уже основательно подготовились? — Илья Круш внимательно оглядел собеседника.

— Да, господин Круш. Я знал, что вы должны прибыть в Ульм, и поджидал вас… я шел за вами во время вашей прогулки по городу… даже оставался всю ночь на набережной, чтобы не пропустить вашего отплытия… и я готов прямо сейчас, если вы позволите составить вам компанию, отправиться в путь.

— И предлагаете пятьсот флоринов? — переспросил Илья Круш.

— Ровно пятьсот, и вот половина в задаток. — Господин Егер протянул пачку банкнот.

Илья Круш принял деньги, осмотрел их, внимательно пересчитал, как бы давая понять, что еще не совсем доверяет господину Егеру, но того, казалось, это ничуть не задело.

К тому времени к берегу стали приближаться люди: одни шли сверху, другие — снизу, часть — по улицам левого берега. Никакого сомнения, весть о присутствии Ильи Круша разнеслась по городу, и, чтобы избежать встречи с поклонниками, рыболову нельзя было терять ни секунды.

Заметим, что господин Егер, чье лицо помрачнело при появлении любопытных, также заторопился. Он снова задал вопрос Илье Крушу:

— Так вы согласны?

Хотите — верьте, хотите — нет, но Илья Круш принял предложение, и минуту спустя плоскодонка уже отдалась течению, а господин Егер стоял на борту рядом с ним.

Когда зеваки приблизились к воде, лауреат «Дунайской удочки» находился в двадцати туазах[40] от берега, так что они смогли лишь издалека приветствовать его громкими «ура!».