Прелестные создания

7 Высшая точка прилива

Я до сих пор помню дату, когда получила его письмо: 12 мая 1820 года. Джо записал ее на обложке каталога, но я бы и так ее запомнила.

К тому времени я больше не ждала писем. После его отъезда прошло несколько месяцев. Я начала забывать, как он выглядит, как звучит его голос, какая у него походка, какие истории он мне рассказывал. Я больше не разговаривала о нем с Маргарет Филпот и не спрашивала у мисс Элизабет, не слышала ли она о нем от других джентльменов, интересующихся окаменелостями? Я уже не носила тот медальон на шее, убрала его подальше и не доставала, чтобы посмотреть на него и коснуться пальцем пряди его густых волос.

И на берег я тоже не выходила. Со мной что-то случилось, что-то произошло. Я не могла находить антики. Когда я оказывалась на взморье, то была словно слепая. Ничто не блестело на склонах холмов, не было ни узоров на песке, ни случайных очертаний, проступающих из гальки.

Мне пытались помочь — и мама, и мисс Филпот. Даже Джо оставил свое занятие мебельщика, чтобы выходить со мной на охоту, хотя я знала, что он предпочел бы оставаться в мастерской, обивая стулья. А когда в Лайм приехал мистер Бакленд, прежде всегда такой сдержанный и не обращающий внимания на окружающих — ведь его интересовали только окаменелости, — то он так и носился со мной, подводя к образцам, которые нашел, показывая, где, по его мнению, мне тоже надо искать, оставаясь рядом со мной дольше обычного — в сущности, помогая мне всеми теми методами, которыми я сама помогала ему на пляже. Кроме того, он развлекал меня рассказами о своих поездках на континент вместе с преподобным Конибером, а также о своих делах в Оксфорде, где в качестве домашнего любимца держал дрессированного медвежонка. Или о том, как один его друг привез из путешествия заспиртованного крокодила, из-за чего мистеру Бакленду пришлось добавить нового представителя животного царства к своему дегустационному списку. Слушая его рассказы, я не могла не улыбаться.

Именно он начал говорить со мной о тех образцах, которые мы находили в течение многих лет и которые вроде бы не принадлежали ихтикам: о более широких и толстых позвонках, о ластовых костях, которые были площе, чем им полагалось быть. Однажды он показал мне позвонок с куском ребра, которое крепилось ниже, чем на скелете ихтиозавра.

— Знаете, Мэри, я думаю, здесь может скрываться какая-то другая тварь, — сказал он. — С хребтом, ребрами и ластами как у ихтиозавра, но по анатомии более близкая к крокодилу. Разве это не будет выдающимся научным открытием — найти еще одну тварь Божью?

Я внимательно посмотрела на добродушное лицо мистера Бакленда, которое казалось еще более круглым и пухлым, чем когда я впервые его увидела, на его глаза и изборожденный морщинами лоб и чуть было не сказала: «Да, я тоже так думаю. Уже несколько лет, как я почти уверена, что нам предстоит найти нового монстра». Но я этого не произнесла. Прежде чем я открыла рот, мой интерес к новым находкам снова ушел под воду, словно лист на дно пруда.

На охоту начали ходить мама и Джо, меж тем как я оставалась дома и занималась хозяйством и торговлей. В первый раз я удивилась тому, что мама отправляется вместе с Джо к Блэк-Вену. Когда они выходили, мама как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала. Она и раньше время от времени выходила на берег, но всегда за компанию, а не чтобы охотиться самой. Она набила руку в писании писем коллекционерам, выбивая из клиентов долги и описывая образцы на продажу, убеждая посетителей купить в лавке больше, чем они намеревались. Но она никогда не искала антики сама. Для этого ей не хватало то ли зоркости, то ли терпения. Или это я так думала. Я была поражена, когда через несколько часов они вернулись и мама, донельзя довольная собой, вручила мне тяжелую корзину с находками. Там были в основном аммики и беллики — простейшие антики для начинающих охотников за окаменелостями, так как их ровные линии легко заметить на поверхности скал. Но ей также удалось найти несколько пентакринитов, древнего морского ежа и, что было удивительнее всего, часть плечевой кости ихтика. За одну эту кость мы могли получить три шиллинга, которых нам хватило бы на недельное пропитание.

Пока она была в уборной, я обвинила Джо в том, что он положил все, что нашел, в ее корзину. Он помотал головой.

— Она все нашла сама. Не знаю, как ей это удается, она ведь охотится так беспорядочно, но находит неплохие образцы.

Позже мама рассказала мне, что помолилась Богу и сказала Ему, что если Он покажет ей, где лежат антики, то она никогда больше не будет роптать на свою судьбу, от которой ей приходилось так страдать.

— Должно быть, Он согласился, — сказала мама, — потому что мне не пришлось особо усердно их выискивать. Они просто лежали на берегу и ждали, когда я их подберу. Не знаю, почему ты поднимала такой шум, когда ходила на охоту, и день за днем тратила на это все свое время. Находить антики совсем не трудно.

Мне хотелось поспорить с ней, но я не могла себе этого позволить, поскольку сама больше не охотилась. И правдой было то, что мама, когда выходила, всегда наполняла свою корзину. С глазами у нее был полный порядок, просто она не хотела этого признать.

Все это изменилось 12 мая 1820 года. Я стояла за столом на Кокмойл-сквер, показывая морские лилии супружеской чете из Бристоля, как вдруг прибежал мальчишка с пакетом для Джо. Он хотел, чтобы я заплатила за него шиллинг, потому что пакет был больше обычного письма. Шиллинга у меня не было, и я чуть было не отослала мальчишку обратно, когда увидела на пакете тот самый почерк, который жаждала увидеть все эти месяцы. Почерк его мне был знаком потому, что я, точь-в-точь как учила меня этому мисс Элизабет, показывала ему, как заполнять этикетки для каждого из образцов, которые он нашел: начинать с описания образца, потом давать его Линнеево название, если таковое имеется, сообщать, где и когда он был найден, в каком слое скальных пород, а также приводить любые другие сведения, которые могли бы оказаться полезными.

Я выхватила у мальчишки пакет и уставилась на него. Почему он адресовал письмо Джо? Они ведь никогда не выказывали друг другу особой приязни. Почему он не написал мне?

— Нет, Мэри, ты не получишь его, если не заплатишь. — Мальчишка потянул за пакет.

— Пока что у меня нет шиллинга, но я как-нибудь раздобуду. Оставь его мне, и я буду тебе должна, идет?

Вместо ответа он снова потянул к себе конверт. Я прижала его к груди:

— Не отдам. Я ждала это письмо несколько месяцев.

— Так это от твоего жениха, что ли? — презрительно ухмыльнулся мальчишка. — От того старичка, с которым ты гуляла все лето, а он тебя бросил?

— Заткни свой рот, щенок! — Я повернулась к джентльмену, зная, что если поднимать такой шум перед покупателями, то никаких антиков не продашь. — Простите, сэр. Вы решили, что вы хотите купить?

— В самом деле, — ответила леди за своего мужа. — Мы возьмем криноиды, сколько их выйдет на шиллинг, — улыбнулась она, протягивая монету.

— Спасибо, мэм, очень вам признательна! — Я протянула шиллинг мальчишке. — А теперь убирайся!

На прощание тот сделал грубый жест, и я снова извинилась перед покупателями. Хотя леди проявила тонкое понимание ситуации, криноиды она выбирала очень долго и тщательно, а мне приходилось сдерживать свое нетерпение. Потом мне пришлось заворачивать их покупки в бумагу, а муж захотел, чтобы я перевязала сверток бечевкой, и она у меня запуталась, так что я думала, что вот-вот сойду с ума от всего этого. Наконец все было готово и они ушли, а леди на прощание шепнула:

— Надеюсь, в письме хорошие вести.

Тогда я наконец прошла в дом и уселась в пыльной мастерской с пакетом на коленях. Снова прочла адрес: «Джозефу Эннингу, эсквайру, Лавка древностей, Кокмойл-сквер, Лайм-Реджис, Дорсетшир». Почему он написал моему брату? И почему это пакет из коричневой бумаги, а не просто письмо? Почему он не прислал его мне?

Поскольку начинался прилив, было ясно, что Джо и мама вернутся через полчаса. Но я не понимала, как смогу просидеть с этим письмом даже такую малость, ожидая, когда они придут. Это было непереносимо.

Я посмотрела на пакет. Затем перевернула его, сосчитала до трех и взломала печать. Джо рассердится, но я ничего не могла с собой поделать. Я была уверена, что на самом деле письмо предназначено лично мне.

Наряду со сложенным письмом там лежала брошюрка размером с те учебники, по которым я училась грамоте в воскресной школе. На обложке значилось:

Я изучала эту обложку, даже толком не воспринимая, что там напечатано. Только когда я перелистала страницы каталога и прочла список образцов, о каждом из которых я могла много чего рассказать, а не просто, где он был найден, кое-что начало до меня доходить. Он продавал ее всю, до последнего антика, над каждым из которых я так усердно трудилась. Все пентакриниты, которые он так любил, аммики и рыбьи скелеты, которые мне на самом деле следовало подарить Элизабет Филпот, странное панцирное создание, подобного которому я никогда не видела раньше и которое мне так и не удалось изучить более тщательно с помощью увеличительного стекла сестер Филпот, все фрагменты ихтиков, их челюсти, зубы и позвонки. Теперь все это разойдется незнамо куда.

И конечно же, самый совершенный экземпляр скелета ихтиозавра, который я когда-либо находила, ради которого не ложилась спать ночь за ночью, чтобы как можно быстрее закончить его очистку самым лучшим образом, на какой только была способна. Все это я делала для него, а теперь он собирался это продать, в точности так же, как лорд Хенли продал моего первого ихтиозавра. И опять в этом деле замешан мистер Баллок. В голове у меня шумело так, что я думала, она вот-вот взорвется. Я сжимала каталог в руках, испытывая желание разорвать его в клочки. Так бы я и сделала, если бы он был прислан мне, а не Джо. Я бы все это изорвала и бросила в огонь — и каталог, и письмо.

Письмо. Его я еще не прочла. У меня стучало в висках, и я не была уверена в своей способности прочесть его сейчас. Но я его развернула, разгладила, протерла глаза и снова посмотрела на письмо. Потом начала читать.

Когда я закончила, горло у меня сжалось так, что я не могла глотать, а лицо горело, как будто я бегом одолела всю Брод-стрит. К тому времени, когда вошли мама и Джо, я так сильно рыдала, что не сомневалась, что сердце выскочит у меня из груди.

Из Лондона приходили три дилижанса в неделю, и каждый из них доставлял мне по новой порции головоломки, понять которую можно было, лишь собрав все три части воедино.

Первым прибыл газетный отчет. Обычно у нас не бывало денег на газеты, но на этот раз мама принесла номер домой. «Нам надо все выяснить» — такова была ее логика. Я едва могла переворачивать страницы, так дрожали у меня руки. На третьей полосе я нашла следующую заметку и прочла ее вслух маме и Джо:

— «Вчерашний аукцион, проведенный мистером Баллоком в Египетском зале на Пикадилли, где распродавалась коллекция окаменелостей, принадлежавшая подполковнику Томасу Бёрчу, вышедшему в отставку из гвардии, собрал 400 фунтов. Коллекция включала прекрасный и редкий экземпляр скелета ихтиозавра, который был продан Королевскому хирургическому колледжу за 100 фунтов. Подполковник Бёрч заявил, что собранные средства будут переданы семье Эннингов из Лайм-Реджиса, которая помогала ему в комплектовании его уникального собрания».

Заметка была краткой, но этого было достаточно. Из-за того что я увидела эту новость в печатном виде, у меня похолодели руки.

Мама обычно осторожна с деньгами и не строит для них никаких планов, пока их не получит. Однако упоминание о деньгах в газете сошло для нее за доказательство того, что теперь они никуда не денутся, и она стала обсуждать с Джо, что с ними делать.

— Выплатим все долги, — сказал Джо. — Потом подумаем о покупке дома выше по холму, подальше от моря.

Кокмойл-сквер регулярно подтоплялась то разливом реки, то морем.

— Переезжать я не тороплюсь, — ответила мама, — но вот новая мебель нам и в самом деле нужна. А потом тебе понадобятся деньги, что обустроить приличную мастерскую по обивке мебели.

Они говорили и говорили, строя планы, о которых неделю назад и мечтать не смели. Забавно было видеть, как быстро они забыли о бедности. Я ничего не вставляла в их разговоры, да они этого от меня и не ждали. Все мы понимали, что эти деньги мы получаем благодаря мне. Я исполнила свою роль, и теперь выходило так, словно я королева и могу ни о чем не заботиться, предоставив все заботы своим придворным.

Мне и так не хотелось ничего говорить, потому что я не могла настроиться на обдумывание каких бы то ни было планов. Я хотела только одного: уйти на берег, к утесам, чтобы остаться одной и поразмышлять о том, что означал поступок полковника. Я хотела оживить в памяти тот поцелуй, что он подарил мне, и пройтись мысленным взором по всем чертам его лица, и вспомнить его голос, и все, что он мне говорил, и все те взгляды, которые он на меня устремлял, и все те дни, что мы провели с ним вместе. Вот чем хотела я заняться, сидя за нашим единственным кухонным столом. Но, как говорила мама, мы его скоро выбросим и купим крепкий, добротный стол из мореного дуба, способный потягаться с мебелью лорда Хенли.

Я достала медальон и снова начала носить его на шее. Говорить с мамой и Джо о полковнике Бёрче я не хотела, потому что не знала его намерений относительно меня. Он ничего не сообщал об этом в письме, которое, в конце концов, было адресовано Джо как старшему мужчине в семье, а потому было вполне деловым и официальным. Он хотел соблюсти все формальности. Но какой мужчина даст чужой семье 400 фунтов, не имея никаких определенных намерений?

Когда прибыл следующий дилижанс из Лондона, я поджидала его в Чармуте. Я уже снова начала выходить на берег и искать антики. В день прибытия дилижанса я отправилась вверх по тропе, чтобы его встретить, ничего не сказав об этом маме и Джо и ничего не придумав о том, как мне себя вести, когда я увижу полковника Бёрча. Просто пошла и уселась рядом с трактиром «Куинз-армз», где сидели в ожидании и другие, чтобы либо встретить прибывающих пассажиров, либо проехать дальше до Эксетера. Я притягивала к себе любопытные взгляды, по вместо ехидства в них сквозили удивление и уважение, которых я не чувствовала с того самого времени, как нашла своего первого ихтиозавра. Известие о нашем богатстве успело облететь городок.

Когда появился дилижанс, сердце у меня забилось, словно треска на дне лодки. Казалось, кучеру потребовался целый год, чтобы одолеть длинный подъем через деревню. Когда же дилижанс наконец остановился и у него открылась дверь, я закрыла глаза, пытаясь успокоить сердцебиение.

Потом из дилижанса вышла Маргарет Филпот, затем мисс Луиза и наконец мисс Элизабет. Я не ожидала увидеть сестер Филпот. Обычно мисс Элизабет писала мне, сообщая заранее, каким дилижансом они прибудут, но на этот раз письма я не получила. Я все-таки еще ждала, не появится ли из кареты и полковник Бёрч, хотя знала, что мисс Элизабет ни за что не поехала бы с ним в одном дилижансе.

Никогда не испытывала я такого разочарования, как в то мгновение.

Но они были моими подругами, и я подошла, чтобы их поприветствовать.

— О Мэри, — вскричала мисс Маргарет, обнимая меня, — у нас для тебя такая новость! У меня почти нет слов! — Она прижала к своим губам скомканный платок.

Я со смехом высвободилась из ее объятий:

— Я знаю, мисс Маргарет. Знаю об аукционе. Полковник Бёрч написал об этом Джо. И мы читали заметку в газете.

Я почувствовала легкий укол вины из-за того, что лишила ее удовольствия сообщить мне такую потрясающе хорошую новость. Но она вскоре пришла в себя.

— Ах, Мэри, — сказала она, — как изменилась теперь твоя судьба! Я так за тебя рада!

Мисс Луиза тоже просияла, увидев меня, но мисс Элизабет сказала только:

— Рада тебя видеть, Мэри, — и чмокнула воздух рядом с моей щекой. От нее, как всегда, пахло розмарином, даже после столь долгого путешествия.

Когда сестры Филпот вместе со своими вещами пересели на подводу, чтобы ехать в Лайм, мисс Маргарет окликнула меня:

— Не хочешь поехать с нами, Мэри?

— Не могу, — сказала я, указывая в сторону взморья. — Мне надо забрать антики.

— Тогда приходи к нам завтра!

Помахав мне на прощание, они оставили меня в Чармуте одну. Именно тогда разочарование из-за того, что полковника Бёрча не было в дилижансе, навалилось на меня всей своей тяжестью, и я побрела на взморье в весьма дурном расположении духа, совсем не чувствуя себя девушкой, которой привалило 400 фунтов.

— Он приедет в следующий раз, — сказала я вслух. — Приедет и будет только моим.

Когда сестры Филпот приглашали меня в гости, я обычно приходила к ним в тот же день. Мне всегда нравился коттедж Морли, потому что в нем было тепло, чисто, полно еды и хороших запахов от готовки Бесси — пусть даже та и любила на меня поворчать. Оттуда открывались радующие сердце виды на Голден-Кэп и на берег, а еще там можно было посмотреть коллекцию рыб, собранную мисс Элизабет. Мисс Маргарет развлекала нас игрой на фортепьяно, а мисс Луиза дарила мне цветы, чтобы я отнесла их домой. Часто мы с мисс Элизабет разговаривали об окаменелостях и вместе просматривали книги и научные статьи.

Сейчас, однако, я не хотела видеть мисс Элизабет. Она присматривала за мной почти всю мою жизнь и стала моей подругой раньше остальных своих сестер, но когда она вышла из дилижанса в Чармуте, я почувствовала, что от нее исходит скорее недоброжелательность, чем радость от встречи со мной. Хотя, может, она думала не обо мне. Может, она стыдилась себя самой? И поделом — ее суждение о полковнике Бёрче было совершенно неверным, и она, должно быть, чувствовала себя виноватой, хотя не хотела этого признавать. Я могла позволить себе быть великодушной и не обращать внимания на ее дурное расположение духа, потому что я любила мужчину, который вытащил меня из бедности и сделал счастливой, в то время как у нее никого не было. Но сейчас я не хотела искать ее общества и изо дня в день находила причины, мешавшие мне пойти на Сильвер-стрит. То мне надо было искать антики, чтобы наверстать упущенное за те месяцы, когда я не охотилась. То упорно занималась уборкой в доме, чтобы приготовиться к встрече полковника Бёрча, когда он приедет нас проведать. То ходила к заливу Пинхей, чтобы собирать пентакриниты для полковника Бёрча, поскольку все свои он продал. Кроме того, я ходила встречать каждый дилижанс из Лондона, хотя уже три из них приехали и уехали, так его и не доставив.

Возвращаясь после встречи третьего дилижанса, я срезала путь, пройдя мимо церкви Святого Михаила, как вдруг из дверей церкви показалась мисс Элизабет. Мы обе вздрогнули от испуга, словно каждая из нас не хотела видеть другую, а так нам волей-неволей пришлось поприветствовать друг друга.

Мисс Элизабет спросила, была ли я на берегу, и мне пришлось признаться, что я ходила в Чармут. Она знала, что в этот день прибывал дилижанс, и — я видела это но ее лицу — разгадала, зачем я туда ходила, и теперь пытается скрыть свое недовольство. Она переменила тему, и мы немного поговорили о том, что происходило в Лайме, пока она отсутствовала. Однако разговор шел неловко, не так, как это обычно бывало между нами, и спустя некоторое время мы умолкли. Я чувствовала скованность, как будто слишком долго сидела на одной ноге и та онемела. Мисс Элизабет тоже держала голову склоненной, как будто у нее все еще болели мышцы из-за проделанной недавно долгой дороги.

Я уже собиралась найти какую-нибудь отговорку и отправиться на Кокмойл-сквер, когда мисс Элизабет вроде бы приняла решение. Когда она собирается сказать что-то важное, она выпячивает подбородок.

— Мэри, я хочу рассказать тебе, что произошло в Лондоне. Никому не говори о том, что я тебе расскажу. Ни матери с братом, ни в особенности моим сестрам, потому что они ничего не знают.

После этого она рассказала мне об аукционе, подробно описав, что именно было продано, кто там присутствовал и что покупал и как даже француз Кювье хотел заполучить череп моего ихтиозавра в Париж. Рассказала, как в конце полковник Бёрч произнес свое заявление, назвав меня добытчицей всех экземпляров его коллекции. Все то время, как она говорила, мне представлялось, что я слушаю лекцию о какой-то другой Мэри Эннинг, которая живет в другом городе, в другой стране, на другом конце света, да и собирает не окаменелости, а что-то другое, например бабочек или старинные монеты.

— Мэри, ты меня слушаешь? — нахмурилась мисс Элизабет.

— Да, мэм, только не верю своим ушам.

Мисс Элизабет устремила на меня прищуренный взгляд своих серьезных серых глаз.

— Полковник Бёрч назвал твое имя публично, Мэри. Он призвал самых важных коллекционеров окаменелостей в стране обращаться к тебе за помощью. Они будут приезжать сюда и просить тебя водить их с собой по взморью, как полковника Бёрча. Тебе надо подготовиться и постараться не… рисковать больше своей репутацией. — Последнее она произнесла с сильно поджатыми губами, и казалось чудом, что какие-то слова вообще вырвались наружу.

Я тронула пальцем лишайник на надгробье рядом с собой.

— Я не беспокоюсь ни за свою репутацию, мэм, ни о том, что другие могут обо мне подумать. Я люблю полковника Бёрча и жду, когда он вернется.

— Мэри…

На лице у мисс Элизабет отобразился целый ряд эмоций — это было похоже на то, как одна за другой сдаются игральные карты, — но главенствовали среди них черные масти: гнев и печаль. В сочетании они образуют ревность, и тогда до меня дошло, что Элизабет Филпот ревновала к тому вниманию, что уделял мне полковник Бёрч. И совершенно напрасно. Ей не приходилось продавать свою мебель, чтобы сохранить крышу над головой, или сжигать стулья в печке, чтобы не замерзнуть. У нее было множество столов, а не всего один кухонный стол. Она не выходила каждый день на берег, невзирая ни на погоду, ни на свое самочувствие, и не оставалась там часами, собирая антики, пока голова не пойдет кругом. У нее не было мозолей на руках и ногах, она не резала и не стирала в кровь пальцы, они у нее не почернели от въевшейся глины. Не было у нее и соседей, шептавшихся о ней у нее за спиной. Ей надо было бы пожалеть меня, а она мне завидовала!

Я закрыла на мгновение глаза.

— Почему вы не хотите порадоваться за меня? — спросила я. — Почему не можете сказать: «Я надеюсь, что ты будешь очень счастлива»?

— Я… — Мисс Элизабет запнулась. — Я надеюсь на это, — удалось ей наконец сказать. — Но я не хочу, чтобы ты себя дурачила. Хочу, чтобы ты разумно рассудила, что возможно в твоей жизни, а что нет.

Я содрала лишайник с камня.

— Вы ревнуете?

— Нет!

— А вот и да. Ревнуете из-за полковника Бёрча, потому что он ухаживал за мной. Вы его любили, а он не обращал на вас внимания.

Мисс Элизабет выглядела ошеломленной, словно я ее ударила.

— Перестань, прошу тебя.

Но во мне словно поднялась река и вышла из берегов.

— Он никогда даже не смотрел на вас. Это меня он хотел! А почему бы и нет? Я молода, и у меня хваткий глаз! Чего стоит все ваше образование, и ваши 150 фунтов в год, и ваше бузинное шампанское, и ваши дурацкие акварели, и ваши глупые сестры с их танцами и розами! А ваша рыба! Кому нужна эта окаменевшая рыба, когда в утесах можно найти допотопных монстров? Но вам их не найти — глаз не тот. Вы просто старая дева, а я не хочу быть старой девой! Не хочу! — Говорить все это вслух было так ужасно, что я подумала, уж не сошла ли я с ума.

Мисс Элизабет стояла совершенно неподвижно. Она словно ждала, когда стихнет порыв ветра. Когда он стих, она сделала глубокий вдох, но то, что слетело с ее губ, было лишено внутренней силы и прозвучало едва ли не шепотом.

— Однажды я спасла тебе жизнь. Выкопала тебя из глины. И вот чем ты мне отплатила!

Ветер вернулся, обратившись в ураган. Я кричала с такой яростью, что мисс Элизабет попятилась:

— Да, вы спасли мне жизнь! И я всегда буду чувствовать благодарность к вам. Я никогда не сравняюсь с вами, что бы ни делала. Каких бы тварей я ни нашла, сколько бы денег ни заработала. Так почему же вы не можете оставить мне полковника Бёрча? Пожалуйста! — Теперь я уже плакала.

Мисс Элизабет смотрела на меня своими спокойными серыми глазами, пока я не выплакалась.

— Я освобождаю тебя от долга благодарности, Мэри, — сказала она. — По крайней мере, я могу сделать это. В тот день я выкопала тебя из глины, как поступила бы со всяким другим и как всякий другой, проходивший мимо, поступил бы с тобой. — Она остановилась, обдумывая, как я видела, что сказать дальше. — Но я должна кое-что тебе рассказать, — продолжила она, — не чтобы причинить тебе боль, но чтобы предостеречь. Если ты ожидаешь счастья от полковника Бёрча, то будешь разочарована. Я случайно встретилась с ним перед аукционом. Мы столкнулись в Британском музее. — Она сделала паузу. — Он сопровождал некую даму и, кажется, между ними было полное понимание. Я говорю тебе об этом, чтобы ты не слишком парила в облаках. Мэри, постой!

Но я уже повернулась и бежала прочь от ее слов так быстро, как только могла.

Когда следующий дилижанс из Лондона прибыл в Чармут, я не пошла его встречать. Стоял погожий день, на улицах было множество приезжих, и я осталась за столом рядом с нашим домом, продавая антики прохожим.

Я не суеверна, но знала, что он появится, потому что был мой день рождения, хотя он этого и не знал. Поскольку никогда раньше я не получала подарков на день рождения, то теперь непременно должна была получить. Мама сказала бы, что подарком были бы деньги с его аукциона, но для меня подарком был только он сам.

Когда часы на колокольне пробили пять, я, даже продолжая свою торговлю, стала отслеживать у себя в уме продвижение полковника Бёрча к нашему дому. Я видела, как он выходит из дилижанса, нанимает лошадь в конюшне, затем скачет по дороге, а потом, проехав наискосок через одно из полей лорда Хенли над Блэк-Веном, сворачивает на Чармут-лейн. По ней следует до Чёрч-стрит, потом минует церковь Святого Михаила и въезжает на Баттер-сквер. Там ему остается только свернуть за угол справа, и он въедет на Кокмойл-сквер.

Я подняла взгляд, когда, как я знала, он должен был появиться, и как раз в тот миг он и появился, сидя на гнедой лошади и глядя на меня сверху.

— Здравствуйте, Мэри, — сказал он.

— Здравствуйте, полковник Бёрч, — ответила я, делая низкий благовоспитанный реверанс, как будто я была леди.

Полковник Бёрч спешился, взял мою руку и поцеловал ее на виду у всех приезжих, рывшихся среди антиков, и местных жителей, проходивших мимо. Мне было все равно. Когда он поднял на меня взгляд, все еще склоняясь над моей рукой, я заметила легкую тень, пробежавшую по его лицу, и тотчас поняла, что Элизабет Филпот не солгала насчет той дамы, что была с ним в музее. Как бы ни хотелось мне ей не верить, она была не той породы, чтобы лгать. Со всей возможной мягкостью я высвободила свою руку из рук полковника Бёрча, и мы застыли, молча глядя друг на друга.

За плечом у полковника Бёрча я уловила какое-то движение, отвлекшее меня от его печальных глаз, и увидела пару, шедшую под руку по Бридж-стрит: мужчина был коренастым и сильным, а женщина подпрыгивала сбоку от него, как лодка на бурной воде. Это была Фанни Миллер, недавно вышедшая замуж за Билли Дея, одного из каменщиков, помогавших мне выкапывать монстров. Фанни уставилась на нас. Встретившись со мной взглядом, она вцепилась в руку мужа и поспешила по улице прочь так быстро, как только позволяла ее искалеченная нога.

Тогда я поняла, чем займусь с полковником Бёрчем, без разницы, есть у него эта дама сердца в Лондоне или нет. Это будет моим подарком самой себе, потому что мне вряд ли представится другая возможность получить такой подарок. Я кивнула ему.

Пройдите к маме, сэр. Она вас давно уже ждет. Я найду вас позже.

Мне не хотелось присутствовать при том, как он будет передавать деньги. Хотя я была признательна за них, видеть их я не хотела. Когда он привязал лошадь и вошел в дом, я убрала все антики, потом быстро пересекла Баттер-сквер. Я знала, что он, как всегда, остановится в трактире «Куинз-армз» в Чармуте, а потому снова проедет по этой дороге. Добравшись до поля лорда Хенли за Чармут-лейн, я подошла к калитке в изгороди и, усевшись на нее, стала ждать.

Полковник Бёрч так прямо держал спину, сидя на лошади, что походил на оловянного солдатика. Солнце висело низко над полем, отбрасывая длинную тень перед ним, и я не видела его лица, пока он не подъехал ко мне вплотную. Так как я взобралась на верхнюю перекладину и балансировала там, он взял меня за руку, чтобы я не упала.

— Мэри, я не могу на тебе жениться, — сказал он.

— Я знаю, сэр. Это не важно.

— Ты уверена?

— Да. Сегодня у меня день рождения. Мне двадцать один год, и это то, чего я хочу.

Обычно я не езжу на лошадях, но в тот раз не испытала никакого страха, когда он подхватил меня на седло.

Он повез меня в сторону от моря. Полковник Бёрч знал окрестности лучше меня, потому что я обычно по полям не ходила, проводя все свое время на берегу. Мы ехали через сумеречные тени, время от времени освещаемые полотнищами солнечного света, направляясь к главной дороге на Эксетер. Потом свернули в поля. По пути мы не шептали друг другу нежностей, как другие легкомысленные пары. И я не таяла в его объятиях, потому что лошадь подо мной ходила ходуном, седло с силой толкало меня снизу и мне приходилось крепко держаться за шею полковника, чтобы не свалиться.

Мы остановились в саду у края поля на склоне холма. Когда я легла с полковником Бёрчем на траву, то под нами оказалась простыня из лепестков яблоневого цвета, покрывавших землю, словно снег. Там я впервые в жизни поняла, что молния может ударить не снаружи, а изнутри, из самых сокровенных глубин души, и раскаты грома могут пройти по всему телу. Я никогда не жалела об этом своем открытии.

В тот вечер я узнала и еще кое-что, только это дошло до меня позже. Я лежала в его объятиях, глядя в вечернее небо, где насчитала четыре звезды, когда он спросил:

— Как ты поступишь с деньгами, Мэри?

— Выплачу наши долги и куплю новый стол.

— Очень практично с твоей стороны, — усмехнулся полковник Бёрч. — А для себя самой ничего не собираешься купить?

— Наверное, куплю себе новую шляпку. — Мою шляпку мы только что сильно помяли.

— А как насчет чего-нибудь более серьезного?

Я промолчала.

— Например, — продолжил полковник Бёрч, — ты могла бы переехать в дом, скажем, выше по Брод-стрит, где можно было бы открыть хорошую лавку древностей. Тогда торговля у вас пошла бы лучше.

— Значит, вы думаете, что я и дальше буду продавать антики, да, сэр? Что я никогда не выйду замуж, но буду заниматься лавкой?

— Я такого не говорил.

— Ничего страшного, сэр. Я знаю, что не выйду замуж. Никому не нужна такая жена, как я.

— Я не это имел в виду, Мэри. Ты неправильно меня поняла.

— Разве, сэр? — Я подняла голову с его плеча и растянулась на земле. Даже за то недолгое время, что мы разговаривали, небо стало темнее и на нем загорелись новые звезды.

Полковник Бёрч сел с заметным трудом, потому что был немолод и от лежания на земле у него, должно быть, затекли суставы. Он посмотрел на меня. Было слишком темно, чтобы различить выражение его лица.

— Я думал о том, что ты лучшая в мире охотница за допотопными тварями. Многие женщины — большинство, собственно говоря, — могут стать идеальными женами, но ты одна на всем белом свете. Знаешь, когда я проводил в Лондоне тот аукцион, то познакомился со многими людьми из тех, что претендуют на археологические познания, и ни один из них не знает и половины того, что знаешь ты.

— Мистер Бакленд знает. И Генри де ла Беш. А как насчет барона Кювье? Говорят, этот француз знает больше, чем любой из нас.

— Может, и так. Но ни у кого нет такого инстинкта, который есть у тебя, Мэри. Возможно, твои знания почерпнуты скорее из опыта, чем из книг, но это не делает их менее ценными. Ты уделяешь образцам очень много времени; ты изучила их анатомию и увидела различия между ними, даже самые тонкие. Ты, например, распознала ихтиозавра, поняла, что это особенная, еще не известная науке тварь.

Я не хотела, чтобы он говорил сейчас об антиках. В небе теперь было так много звезд, что я не могла их сосчитать. От осознания их бесчисленности я чувствовала себя очень маленькой, пригвожденной к земле.

— Как по-вашему, далеко до этих звезд?

Полковник Бёрч запрокинул лицо.

— Очень далеко. Даже дальше, чем мы можем вообразить.

Возможно, это было вызвано тем, что только что со мной случилось, той молнией, что ударила меня изнутри, открыв для меня целый мир новых, странных мыслей. Глядя вверх на такие далекие звезды, я начала ощущать, что между ними и мною пролегает некая незримая нить. И еще одна незримая нить была протянута между прошлым и будущим. На одном конце этой нити покачивался допотопный ихтиозавр, умерший бесчисленное количество веков тому назад и все это время терпеливо ожидавший, что рано или поздно я сумею его отыскать. Где находился другой конец этой нити, я не знала. Эти две нити были такими длинными, что я не могла даже представить их длину, и в той точке, где они соприкасались одна с другой, находилась я. Моя жизнь уверенно подводила меня к этому мгновению, как морской прилив, достигающий своей высшей отметки.

— Все такое огромное, древнее и далекое, — сказала я, приподнимаясь на локте от ощущения этой мощи. — Помоги мне, Боже, потому что это меня пугает.

Полковник Бёрч коснулся моей головы и погладил по волосам, которые спутались из-за того, что я лежала на земле.

— Не бойся, — сказал он, — ведь ты здесь со мной.

— Сейчас да, — ответила я, — но ведь это всего лишь на миг, а потом я снова останусь одна в огромном мире и опереться мне будет не на кого.

Он не ответил, но я знала, что так оно и будет. Я лежала и смотрела на звезды, пока не закрыла глаза.