10

Выход в свет книги Хейзл совпадал с уходом тройняшек из рекламного бизнеса, и это сочетание не могло не привлечь внимание широкой публики. Телефон в квартире начинал трезвонить с самого утра и не умолкал весь день, так что Дику, чтобы спокойно отдохнуть в кругу семьи, приходилось снимать трубку с рычага.

— Всем вокруг хочется поболтать на эту тему, — как-то утром за завтраком пожаловалась Летти. — «О, твоя мама написала книгу о диете!» Мне уж надоело это слышать!

Хейзл подняла глаза от куска мармелада, который рассеянно размазывала по ломтику поджаренного хлеба. Она уже успела понять, что стать соблазнительной версией самой себя не так уж трудно, а вот чтобы оставаться в этом качестве — тут уж нужна настоящая сила воли! Хейзл даже подумывала, не взяться ли за продолжение книги, назвав его «Оставаться стройной — нелегкий труд!».

— Это далеко не так, Летти, дорогая, — мягко поправила дочь Хейзл. — Прессу очень интересует тот факт, что вы, девочки, наконец перестали работать на «Триумф».

— А еще больше их интересует, кто придет на наше место! — не без драматизма заметила Лили.

Хейзл переборола искушение напомнить девчонкам, что уж им-то не стоит бурчать и огорчаться, это же они хныкали, что не хотят больше сниматься!

Разобравшись с почтой, Хейзл просмотрела кучу брошюр, рекламировавших строительные материалы и сантехнику, и как раз успела встретить Дика, который стремительно влетел в кухню, на ходу ловко завязывая узел галстука. До чего у него усталый вид, подумала Хейзл, он очень утомлен, под глазами густые тени…

Строго говоря, удивляться усталости Дика не стоило, потому что в течение двух недель после его возвращения, они неутомимо продолжали заново познавать друг друга, особенно в физическом смысле. Секс занимал главное место в их отношениях, чего не было вот уже много лет. Вечерами они с трудом могли дождаться, пока дети заснут, после чего прокрадывались в свою спальню и падали в постель, виновато посмеиваясь и предвкушая удовольствие, которое их ждет.

Вместе с излишками веса Хейзл избавилась и от чрезмерной стыдливости. Все чаще она первой изъявляла желание оказаться в постели, и неподдельное удовольствие, которое ее слова доставляли Дику, только побуждало ее к поступкам, на которые она раньше никогда не отважилась бы. Пару раз Хейзл обратила внимание, как муж, беспомощно распростертый под ней, прищурившись, на нее смотрит.

— Где ты этому научилась? — выдыхал Дик.

— Воображение подсказало, — отвечала она.

Но Хейзл догадывалась, что его начинает несколько беспокоить появившаяся в ней безудержность, ее готовность брать на себя инициативу, в то время как раньше ведущая роль в сексуальной игре всегда принадлежала Дику. Теперь сон приходил к ним как благодатная награда.

Расцеловав дочек в белокурые макушки, Дик пожелал им доброго утра.

— Собирайтесь в школу. И, если успеете, я подброшу вас!

С восторженными воплями тройняшки вылетели из кухни, а Дик, сев за стол, налил себе крепкого черного кофе, намазал тост маслом и жадно впился в него зубами.

— В последнее время у меня просто волчий аппетит, — с лукавой ухмылкой пожаловался он. — И понять не могу почему!

Хейзл выжидала, пытаясь понять, в каком Дик настроении.

— У тебя случайно не освободится время в пятницу днем? — спросила она.

— А в чем дело?

Хейзл вздохнула, понимая, как Дику не понравится то, что она собирается сказать.

— Корреспондент «Дейли» хочет взять у меня интервью в связи с выходом книги. И просит, чтобы рядом были и девочки…

— Ну и?

Господи, он сегодня в плохом настроении, подумала Хейзл, как некстати.

— Хочет, чтобы ты тоже присутствовал! Собрать вместе всю семью Треверс.

Дик отрицательно покачал головой и поморщился.

— Прости, Хейзл, только никак не получается!

— Но, Дик!!! — взмолилась она. — Ты только подумай, какая это будет реклама!

— Я уже кое о чем подумал, — пробурчал он. — Строго говоря, по возвращении домой я ни о чем ином и не думал. Твои изображения, похоже, заполонили собой половину всех журнальных обложек! Не говоря уж об этой коробке кукурузных хлопьев!

— А что, тебе не нравится? — забеспокоилась Хейзл, поворачивая коробку и разглядывая картинку: сияя улыбкой, она, облаченная в блестящее облегающее синее трико, в одной руке держит фарфоровую миску с хлопьями, а в другой свою книгу.

Дик попытался подавить свое беспричинное раздражение.

— Дорогая, фото очень хорошее… И все остальные снимки в книге не хуже.

— Знаю, — гордо ответила она. — Саския и Расселл ужасно довольны ими.

— А я так просто счастлив! — с сарказмом бросил Дик, и Хейзл нахмурилась.

— Но, я вижу, тебе что-то не нравится?

Дик отставил чашку с кофе в сторону.

— Можешь называть меня старомодным, если хочешь, но не могу утверждать, что мне так уж приятно восторгаться всей этой кутерьмой…

Вот так да! Только этого не хватало — когда дела у них так восхитительно пошли на лад! А теперь Дик собирается высказать свое отрицательное мнение, после которого от ее радости ничего не останется.

— Вот как? — сухо сказала она. — И в чем же дело?

Несколько секунд Дик в упор смотрел на нее, после чего покачал головой.

— Сомневаюсь, что ты захочешь это услышать.

— Вот тут-то ты и ошибаешься. Хочу!

Дик пожал плечами.

— Во-первых, я не в восторге, что более чем на ста страницах ты красуешься в облегающем трико!

Хейзл возмущенно набрала в грудь воздуха.

— Ради Бога! По всему миру женщины делают упражнения именно в таком виде! Трико демонстрирует куда меньше, чем ты видишь на каждом пляже, так что, пожалуйста, не будь смешным!

Он вздохнул.

— Я не претендую на истину в последней инстанции, просто, уж если ты спросила, рассказываю тебе, что я чувствую. Во-вторых, тебе стоит знать, что я сыт по горло журналистами, которые звонят моей секретарше, выясняя, каково это быть мужем самой модной в стране пропагандистки похудания! В-третьих, я без большой радости увидел одну из наших свадебных фотографий на седьмой странице еженедельника для женщин.

— Я не хотела давать ее, — жалобно призналась Хейзл. — Но редакторша попалась очень настырная, и мне оказалось проще уступить.

Дик обреченно вздохнул.

— Хейзл, я думаю, это просто прекрасно, что у тебя в жизни появились новые интересы…

— Только не берись опекать меня!

— Я не опекаю тебя, — холодно возразил он, — я просто даю тебе понять, что это твое новое увлечение в принципе может стать ненасытным чудовищем, если ты дашь ему волю. Так что тебе решать, как ты с ним поступишь. Вот и все.

Ах, значит, «вот и все»? — возмущенно подумала Хейзл, встав из-за стола и начав убирать грязную посуду. Она почувствовала на плече руку Дика, но не повернулась, даже когда он тихо сказал ей на ухо:

— Что, если в этот уик-энд мы поедем осмотреть кое-какие дома?

Частью своего существа Хейзл хотела прижаться к теплому, надежному и сильному телу мужа, но, обиженная на Дика, она себе этого не позволила. То он хочет, чтобы его жена занялась каким-то делом, то, когда это дело нашлось, похоже, отнюдь не рад!

— Посмотрю, как у меня будет со временем, — непреклонно сказала она. — Мне надо заняться платьем, в котором я буду на приеме. — Наконец она повернулась и озабоченно нахмурилась. — Надеюсь, ты тоже будешь на приеме, Дик?

Дик уставился на жену, пытаясь понять: что, черт возьми, случилось с ее системой ценностей? Он изо всех сил сдерживался, проявляя максимальное терпение, но Хейзл, прибегая к разным отговоркам, так и не взглянула ни на один из выбранных им домов. Более того — не проявляла ни интереса, ни желания ознакомиться с ними. Дик уговаривал себя, что после приема по случаю выхода книги все изменится, но его терпение подходило к концу.

Он был свидетелем энтузиазма, с которым достаточно циничный издательский мир встретил результаты сотрудничества его жены с Саскией и Расселом Тэпхаус и магазинами «Триумф». Дик был далеко не глуп и понимал, что Хейзл и ее успехи в борьбе с лишним весом можно раскручивать до бесконечности. Любой, кто хоть немного разбирался в бизнесе, мог без труда предсказать, что отныне все книги, выходящие в серии «Волшебная палочка «Триумфа»», ждет большое будущее, а издателей — солидные доходы. Вопрос в том, выдержит ли их семья такое напряжение?

— Так ты будешь на приеме? — повторила Хейзл.

— Не знаю. Я еще не решил.


Дик все же явился на прием, который оказался шумным хмельным сборищем, заполонившим роскошный, залитый светом люстр банкетный зал большого отеля. Но каждый раз, когда какой-нибудь фотограф осмеливался взять его на прицел своего объектива, он мрачно хмурился. Дик покинул празднество одним из первых, прихватив с собой тройняшек. Девочки были явно огорчены, познакомившись с развязной рыжей девчонкой восьми лет от роду, которой предстояло принять у них эстафету.

— Я лучше отвезу троицу домой. Увидимся позже, — шепнул Дик на ухо Хейзл, пробираясь к выходу.

— Как хочешь! — фыркнула она в ответ и торопливо состроила на лице любезную улыбку, заметив, что Расселл, подняв бокал шампанского, бросает на нее умильные взгляды с другого конца зала.

Но, как бы она ни улыбалась, Хейзл была вне себя от злости. Она злилась на Дика, который ушел неприлично рано, да еще и прихватил с собой девочек. Злилась на себя, поскольку весь этот званый прием вызывал у нее лишь раздражение. И злилась на организаторов, которые ограничились «низкокалорийными» бутербродиками-канапе. Не было ровно никакой закуски, дабы хоть как-то компенсировать море шампанского, и большинство журналистов уже и ручки не могли в руках удержать, не говоря уж о том, чтобы писать!

На Хейзл было отливающее серебром платье, туго, как кольчуга, облегающее тело: наряд был призван подчеркнуть стройные очертания ее новой фигуры. Над ее лицом потрудился визажист, а над прической — парикмахер, короче, Хейзл выглядела блестяще. Но никогда еще не чувствовала себя такой несчастной.

Она ждала этого приема по случаю выхода ее книги как признания ее жизненных достижений, как символа ее растущей независимости, но убедилась, что, как ни странно, теперь все это имело на удивление мало значения в отсутствие Дика и девочек, которые должны были радоваться вместе с ней. Почему бы Дику не потерпеть и не дождаться ее?

Проскользнув мимо фотографа, Хейзл направилась в дамскую комнату. Через минуту она сообщит устроителям приема, что отправляется домой. Весь вечер был таким суматошным: то надо было гонять тройняшек, чтобы они переоделись, то умиротворять Дика, чтобы он не ходил, как грозовая туча. Хотя можно было бы и не утруждаться: судя по его сумрачной физиономии, все это мероприятие расценивалось им как Голгофа.

Взглянув в зеркало, Хейзл с трудом узнала себя. После всех стараний визажиста ей понадобится скребок, дабы избавиться хотя бы от десятой части грима. Бледное до белизны лицо украшали два бордовых пятна на скулах, отчего казалось, что Хейзл горит в лихорадке. На ресницах, окаймлявших голубые глаза, поблескивала серебряная пыль, а из-за густых кобальтовых теней глаза стали казаться просто огромными. И обеспокоенными, подумала Хейзл.

Она подавила зевок. Щеки болели от бесчисленных улыбок, когда приходилось принимать дурацкие позы перед фотоаппаратами в то время, когда семья, обидевшись, удрала без нее. Сейчас Хейзл хотела лишь одного: добраться до дома и скинуть эти дурацкие серебряные туфли на шпильке, но, поскольку она была «гвоздем» мероприятия, вряд ли ей удастся ускользнуть незамеченной. Хейзл поймала себя на том, что задается вопросом: неужели именно этого она хотела от жизни?


Она только закончила разговаривать с главой издательства, выпустившего ее книжку, и собралась незаметно исчезнуть, как почувствовала, что кто-то взял ее под руку. Повернувшись, Хейзл увидела странно улыбающегося Расселла и вопросительно вскинула брови.

— Никак надоело, красавица?

Выражение, с которым Расселл смотрел на нее, окончательно вывело Хейзл из себя. Она и припомнить не могла, когда испытывала такое раздражение.

— Да.

Расселл торопливо поставил пустой бокал на поднос пробегавшего мимо официанта и вкрадчиво спросил:

— Хочешь, я вызову для тебя такси?

— Устроители арендовали несколько машин, и я знаю, что одна предназначена мне.

— Тогда я провожу тебя? И на той же машине вернусь обратно. — Расселл хлопнул по заднему карману брюк и сокрушенно улыбнулся. — Я приехал на своей колымаге, но, боюсь, несколько перебрал, чтобы сесть за руль.

Хейзл попыталась представить Дика в таком состоянии, но у нее ничего не получилось. Он всегда блистательно держал себя в руках. Если он собирался вести машину, то с религиозной непреклонностью пил только минеральную воду. И как только человек с таким чувством ответственности, тоскливо подумала Хейзл о муже, может быть столь восхитительно непредсказуемым? На необитаемом острове она предпочла бы оказаться именно с Диком. До чего ей повезло, что она замужем именно за ним!

— Так ты не против, если я тебя провожу, Хейзл? — настаивал Расселл.

Хейзл улыбнулась.

— Конечно, не против.

Вдруг она почувствовала, что не может дождаться, когда очутится дома — дома, где она живет, где обитают три ее восхитительные дочки и ее восхитительный муж. А потом… потом, когда спустится ночь… она будет извиваться в объятьях Дика… Хейзл зажмурилась от предвкушения этой минуты.

— Я хочу исчезнуть прямо сейчас. — Она обежала взглядом зал. — Саския готова?

Расселл отвел глаза.

— Она уже уехала. Няня не могла сидеть с Чарли весь вечер, и Саскии пришлось уехать раньше.

— Вот как. — Хейзл попыталась избавиться от слабого чувства неловкости. — Понимаю.

— Машина ждет у входа, — нетерпеливо сказал Расселл. — Идем, Хейзл.

По сути, это в самом деле был ее вечер, и Хейзл несколько раздражала бесцеремонность Расселла, но она решила не спорить. У нее просто не было желания что-то доказывать.

Машина оказалась лимузином, за рулем которого сидел широкоплечий водитель; лицо его было скрыто тенью от козырька форменной фуражки. Хейзл расположилась на заднем сиденье, и первым делом ей бросился в глаза миниатюрный бар. Ну, это уже явный перебор, подумала она, о чем и сказала.

— Значит, выпить ты не хочешь? — уточнил Расселл.

Хейзл содрогнулась при мысли об очередной порции алкоголя. Бокала шампанского за вечер ей было более чем достаточно!

— Разве что тут есть спиртовка с какао!

— Осторожнее! — лукаво предупредил Расселл, оценивающе скользнув взглядом по ее телу, обтянутому серебристой тканью. — Слишком много какао — и вместо потрясающе изящной женщины мы увидим прежнюю толстуху Хейзл!

Она возмущенно выпрямилась. Дело было не столько в том, что Расселл фактически оскорбил ее, сколько в хамской манере, с которой это было сделано. С каких это пор он позволяет так вести себя? Друзья иначе разговаривают друг с другом. Или он вообразил, что работа над книгой сблизила их настолько, что он получил право фамильярничать?

Когда машина, заурчав мотором, двинулась в сторону Найтсбриджа, Расселл закинул руку на спинку сиденья.

— Знаешь, малышка, — промурлыкал он, — эта твоя книжка сулит мне кучу денег. И сегодня вечером я обонял божественный, сладчайший запах успеха!

Хейзл продолжала чувствовать легкое беспокойство, но заставила себя не показывать его. Расселл муж моей подруги, решительно сказала она себе, и сегодня слегка захмелел. Только и всего. Тем не менее она постаралась отодвинуться как можно дальше.

— Приятно слышать.

— Может, не будем останавливаться на достигнутом? Тебе не кажется, что перед нами открываются безграничные возможности? А? Что ты на это скажешь, дорогуша?

— Я думаю, что одной книги и рекламной кампании с меня более чем достаточно, — не кривя душой, ответила Хейзл. — И то, и другое отняло слишком много драгоценного времени.

— Вот уж не могу согласиться, — выдохнул Расселл. — Время, которое нам предстоит, будет просто восхитительным. О, Хейзл… — простонал он.

Хейзл казалось, что ей снился дурной сон. Она обеспокоенно заметила, что Расселл буквально зажал ее в угол сиденья. А потом он с силой вцепился в нее и слюнявым влажным ртом, из которого несло алкоголем, присосался к ее губам.

Хейзл отчаянно заколотила кулачками по груди Расселла, но тут события приняли неожиданный оборот.

Лимузин резко затормозил, взвизгнув тормозами, и водитель выскочил из-за руля. Хейзл невольно отметила, что первое впечатление об этом человеке, как о крупном и сильном, оказалось совершенно правильным. Она преисполнилась к нему безграничной благодарности, когда, рывком открыв дверцу и схватив Расселла за лацканы, он выволок насильника с заднего сиденья и бесцеремонно швырнул на обочину.

— Подонок! — рявкнул водитель голосом, который Хейзл мечтала услышать больше всего на свете.

Она чуть не заплакала от облегчения, когда мужчина, приподняв Расселла за воротник, снова ткнул того лицом в грязь.

— Дик, — потрясенно пролепетала она, пытаясь понять, не привиделось ли ей. — Это в самом деле ты?

— В самом деле я, дорогая.

И Хейзл потеряла сознание.

Загрузка...