Препоны любви

9

В субботу выдался чудесный весенний день. Небо над Нью-Рошеллом полыхало голубизной, воздух прогрелся так, что люди разгуливали по улицам без пиджаков и жакетов, а некоторые мальчишки на берегу пролива Лонг-Айленд уже пытались залезть в воду и окунуться.

С утра Кэтрин вывезла Энни на огромную зеленую поляну, выходившую к прибрежным скалам, и они вдоволь нагулялись босиком по свежей траве и чистому золотистому песку у самой воды. Девочка, визжа от удовольствия, как метеор прыгала через маленькие канавки и ямки, лазила по низким скалам, и ее матери приходилось всюду поспевать за ней, чтобы не дать ей случайно шлепнуться и расшибиться. Казалось, после такой физической нагрузки она должна была смориться, устать, но все получалось наоборот: женщина ощущала в себе необычный прилив сил, какой-то молодой энергии, и всю ее переполняло ликующее ожидание предстоящего гала-приема в доме Роккаттеров.

Вернувшись с прогулки, Кэтрин покормила Энни, потом уложила ее в кроватку, а сама, перехватив чашечку кофе с бутербродом, занялась самыми неотложными домашними делами, пока девочка не проснулась.

Но переделать все дела ей не удалось: не прошло и двух часов, как в наружную дверь позвонили. Это был посыльный; он вручил ей коробку, перевязанную красивой атласной лентой. Расписавшись в сопроводительном журнале и поблагодарив служащего за доставку, она внесла коробку в комнату, поставила на диван и увидела прикрепленный к ней маленький конвертик с названием одного из известнейших в Нью-Йорке магазинов дорогой женской одежды. Вскрыв конверт, Кэтрин обнаружила в нем открытку и сразу узнала почерк Джеймса: «Не прекословь. Просто носи на здоровье».

Развязав ленту, она открыла коробку и ахнула. В ней лежал вышитый бисером жакет из шелка персикового цвета, а под ним — такого же цвета безрукавное платье трапециевидной формы, отделанное чистейшей воды органзой. Не вытерпев, женщина тут же надела платье и подошла к зеркалу; у нее вырвался вздох восторга. Ей никогда еще в жизни не приходилось видеть такого красивого платья. И оно подходило ей по размеру так, будто было сшито на заказ специально для нее.

Кэтрин взглянула на часы: в ее распоряжении оставалось еще четыре часа. Если не тянуть резину, она успеет принять ванну до того, как проснется Энни. Няня должна прийти в пять, так что до шести часов, когда приедет Джеймс, у нее еще останется достаточно времени, чтобы полностью привести себя в порядок. Гала-прием был назначен на восемь, но до этого часа, как предположила Кэтрин, ее босс, по всей видимости, решил реализовать с ней какую-то дополнительную программу.

Джеймс явился точно вовремя. В безукоризненно подогнанном смокинге, с гладко зачесанными назад волосами и слегка острым ароматом одеколона он производил потрясающее впечатление.

— Добрый вечер, — поздоровался Джеймс.

О Боже, даже тембр его голоса был сегодня необыкновенно красив. Она хорошо знала этот тембр и за последние несколько недель успела привыкнуть к нему. Но в этот вечер его голос казался каким-то особенным. Он звучал глубже и, может быть, глуше, загадочнее. Она понимала, что это была просто игра ее воображения, но при всем при том голос Джеймса действовал на нее так, будто он скользил по ее нервам, как скользило по бедрам подаренное им платье.

В этот момент в комнату вбежала только что проснувшаяся Энни. Увидев Джеймса, она смело подошла к нему и вдруг сделала движение, удивившее Кэтрин. Девочка протянула вперед ручонки и вопросительно заглянула в глаза гостю. В свою очередь мужчина вопросительно и несколько смущенно посмотрел на хозяйку дома.

— Она хочет, чтобы ты взял ее на руки, — пояснила Кэтрин.

— В самом деле?

— Да. И должна тебе заметить, что, хотя Энни у меня очень общительная, она не пойдет на руки к каждому.

Очень осторожно Джеймс поднял Энни на руки и сказал:

— Ну, теперь я готов выполнять ее дальнейшие распоряжения.

— На сегодня вполне достаточно, — сказала Кэтрин и позвала приходящую няню, чтобы та унесла девочку в детскую комнату.

Попрощавшись с Энни и няней, Джеймс и Кэтрин вышли из дома и направились к лимузину, около которого их ожидал его личный шофер. С этого момента вечер обрел для нее сюрреальные формы. Шампанское в лимузине, ужин в ресторане (настолько шикарном, что он не требовал никакой рекламы — именно поэтому Кэтрин никогда не слышала о нем), а затем кофе и десерт в бистро в самом центре Манхэттена. Ее слух ласкала музыка Рахманинова, когда они ехали в лимузине, звуками струнного квартета она наслаждалась в ресторане, а переливы джаза томно доносились до нее в бистро… Она чувствовала себя так, будто ее жизнь перенеслась совсем в другой мир.

— Если быть честным, говорить с тобой всегда доставляет мне какое-то фантастическое удовольствие, — сказал Джеймс и попросил у официанта бистро чек. — Ты смотришь на вещи под таким необычным углом зрения. И меня это просто интригует.

Кэтрин вдруг почувствовала себя так, будто ей вонзили нож в сердце. Медленно поставив чашку кофе на стол, она уставилась на своего элегантного спутника и спросила:

— Ты имеешь в виду под углом зрения, необычным для твоего сословия?

Мужчина, казалось, окаменел, и женщина поняла, что выдвинула перед ним ложный довод. Мягко и в то же время едко он сказал:

— Нет. Я имею в виду под уникальным углом зрения.

— Джеймс, позволь мне дать тебе небольшой намек. В сегодняшней Америке живут миллионы родителей-одиночек. Так что я среди них не выделяюсь какой-либо уникальностью.

— Возможно, ты права, но я имел в виду прежде всего тот факт, Кэтрин, что ты не боишься меня. Ты не воображаешь меня каким-то божеством, как это делают иные невдумчивые служители прессы, и одновременно я не вызываю в тебе никакого страха. Ты называешь при мне вещи своими именами и способна напрямую сказать мне, что я в чем-то не прав, если так считаешь.

Искренний тон его рассуждений только усугубил ее стыд от мысли, что она напрасно попыталась уличить его в каких-то лживых доводах.

Официант подал Джеймсу чек, и несколько минут спустя они уже были на пути к месту проведения гала-приема.

Босс и его помощница подъехали к родовому особняку Роккаттеров далеко не самыми первыми. Впрочем, традиционный тон поведения членов знаменитой династии именно такой непунктуальности и требовал. Судя по числу лимузинов, стоявших вокруг импозантного трехэтажного здания, гостей съехалось уже немало.

Поднявшись по лестнице на просторную веранду с колоннами и войдя в танцевальный зал, они тут же растворились в море знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей, и их тотчас захлестнул веселый гвалт приветствующих друг друга или знакомящихся посетителей.

Представив Кэтрин дюжине встретившихся им гостей, Джеймс наконец обнаружил свою мать и подвел к ней сопровождавшую его спутницу. Миссис Табита Роккаттер была подчеркнуто вежлива, когда сын называл ей имя и фамилию своей новой знакомой, но, как только он закончил фразу, она тотчас, извинившись перед Кэтрин, отвела его в сторону и стала о чем-то с ним шептаться. До слуха Кэтрин донеслись слова «секретарша», «подружка», «упущенные возможности».

Когда он вернулся к ней, женщина заметила, что его губы были плотно сжаты.

— Босс получил головомойку, не так ли? — спросила Кэтрин, стараясь как-то разрядить напряженную атмосферу.

— Нечто вроде того. — Джеймс ухмыльнулся, уловив ее юмористический тон. — Моя мать почувствовала себя обиженной девочкой: я, видишь ли, мог бы привести на такой прием спутницу с более ощутимым донорским потенциалом…

— Послушай, ведь у меня в кошельке припрятана двадцатидолларовая купюра. — Она задорно улыбнулась. — Может быть, мне лучше сразу внести ее в фонд устроительного комитета проходящего мероприятия?

Джеймс громко расхохотался, привлекая к себе любопытные взгляды находившихся поблизости гостей. Кэтрин не изображала из себя женщину, каковой не была на самом деле, и ничуть не стеснялась своего положения на иерархической лестнице, чем вызывала искреннюю симпатию со стороны босса.

— Могу предложить маленькую ознакомительную экскурсию по дому, или ты предпочитаешь потанцевать? — спросил он.

— Ты меня ставишь перед трудной дилеммой. И все-таки я выбираю экскурсию, если ты не против.

— Ничуточки. Сюда, пожалуйста, — сказал Джеймс и взял ее под руку.

Они направились вверх по причудливой лестнице, очень похожей на ту, что она видела в знаменитой киноклассике «Унесенные ветром»; он поддерживал ее под локоть, и, когда его пальцы слегка сжимали ее руку, женщина начинала вся дрожать.

На самом верхнем этаже, в самом уединенном крыле особняка, Джеймс подвел Кэтрин к массивной дубовой двери, открыл ее, включил в комнате свет и, пропуская спутницу вперед, сказал:

— Это наша семейная библиотека.

Просторная комната была обставлена в дорогом античном стиле, и все в ней — высокие шкафы с книгами, дубовые столы, кресла и внушительных размеров кожаный диван у задней стены — было расставлено с тонким вкусом и содержалось в безупречной чистоте.

— Я должна сделать тебе одно признание, — сказала Кэтрин, разглядывая толстые старинные книги на застекленных полках. — Когда мы впервые встретились с тобой на том собеседовании, я была одной из тех глупых женщин, которые считали тебя неким божеством. До нашей встречи я много читала в прессе о тебе, о вашей семье, и ты представлялся мне каким-то нереальным, неземным человеком. Затем, когда я начала работать твоей помощницей, мое мнение о тебе стало изменяться.

— В хорошую или плохую сторону?

— Определенно в хорошую. — Они медленно направились мимо столов в глубь комнаты. — Просто мне хочется, чтобы ты знал: работая рядом с тобой, я получала замечательный жизненный опыт, и я благодарна тебе за то, что ты предоставил мне такой шанс. Поскольку скоро на работу возвращается миссис Марджери, я решила не откладывать и высказать тебе такое признание. Кто знает, позволят ли обстоятельства сделать мне это потом? — Женщина остановилась у стены, где висела картина Ренуара, изображавшая обнаженную натурщицу с пышными формами. Наверняка подлинник, подумала она и услышала голос босса:

— Кэтрин, мы с тобой…

— Джеймс, не надо. — На секунду она прикоснулась кончиками пальцев к его губам, будто прикрывая их. — Не говори, что мы будем видеться. Когда за свой стол снова сядет твоя давнишняя помощница, тебе придется возвращаться в свое нормальное русло, а я, если мне повезет, стану секретаршей в каком-нибудь среднем звене вашей компании. Если мне опять-таки повезет, то в следующем году я, возможно, погляжу на тебя украдкой на пикнике сотрудников «Роккаттера» в Порт-Честере.

— Кэтрин, — произнес он жестким тоном и, схватив ее пальцы и целуя их, притянул женщину к себе, — а теперь, пожалуйста, замолчи.

— Хорошо, — прошептала она и закрыла глаза в тот момент, когда он нежно впился губами в ее губы.

О Боже, какая сладость!.. Да, это произошло! Она так надеялась, что он поцелует ее. Ибо какое же это прощание, если не будет хотя бы одного прощального поцелуя?

И этот поцелуй был восхитителен.

Джеймс притянул ее еще ближе, и женщина, обвив руками его шею, начала гореть и таять в объятиях мужчины.

Его губы щекотали и дразнили ее рот, подбородок, шею, а руки жадно ласкали и ощупывали грудь, талию, бедра — все тело. Но всего этого было недостаточно. Всего этого ей было мало. Ее все сильнее охватывало какое-то дикое, бушующее пламя. Пламя неистового, властного, бесстыдного желания иметь мужчину. Этого мужчину.

Такого сильного, всепоглощающего желания физической близости она еще не испытывала никогда в жизни.

— Да, — прошептала ему на ухо Кэтрин, когда его пальцы остановились на молнии платья.

— Да, милая, — столь же страстным шепотом ответил ей Джеймс. — Подожди секундочку. Я сейчас.

Он подошел к двери, закрыл ее на ключ и вернулся к Кэтрин. Она стояла под ренуаровским полотном и ждала его. Мужчина нежно взял ее за талию и подвел к дивану, который стоял рядом; выдвинув один из ящиков дивана, он достал подушку и простыню и застелил лоснящуюся кожаную поверхность.

Потом, целуя и лаская Кэтрин, раздел ее донага.

Затем полностью разделся сам. И когда предстал перед ней, стройный, мускулистый, с восставшим скипетром мужской красоты и силы, женщина ахнула и закрыла глаза. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, все тело затрепетало. Но через несколько мгновений ее глаза открылись, и она бросила на Джеймса дерзкий, чувственно-вызывающий взгляд. Он подхватил ее на руки и, целуя в губы, осторожно опустил на диван.

Она лежала на спине, и мужчина залюбовался ее белоснежным, упругим телом. Склонившись над ней, он поцеловал ее шею, плечи, потом розовые соски, вызывающе торчавшие над темно-коричневыми ареалами литых грудей. А когда его губы коснулись вьющихся волос на ее бугорке Венеры, а кончик языка слегка раздвинул вход в благоухающую долину любви, женщина затрепетала еще сильнее.

Пламя неистового, бесстыдного желания иметь этого мужчину снова охватило Кэтрин; ее ноги сами собой начали слегка подниматься и раздвигаться, сгибаясь в коленях, руки непроизвольно обхватили торс мужчины и потянули на себя.

Джеймс, сам весь охваченный пожаром страсти, ввел в женщину свое мужское естество одним сильным, но плавным движением; ее долина любви, казалось, приветствовала его проникновение тысячей тонюсеньких фонтанчиков. Он старался быть осторожным, боялся причинить ей какую-то даже малейшую боль или неудобство.

В первое мгновение Кэтрин действительно почувствовала легкую боль, но она была связана вовсе не с какими-то неосторожными действиями Джеймса (наоборот, он был во всем с ней так нежен!), а лишь с непривычными для нее внушительными размерами его мужского достоинства. Но как только оба они вошли в самый древний ритм человечества и пустились вскачь по самым сладостным ухабам дороги жизни, всякие болевые ощущения тотчас исчезли, и женщина наполнилась только одним чувством, одним состоянием — неземным блаженством.

И по мере того, как темп их скачек нарастал, росло и невероятное, дикое, не сдерживаемое ничем блаженство, которое они оба испытывали. Рыже-каштановые волосы Кэтрин разметались по подушке, ее ногти все яростнее царапали спину мужчины, а бугорок Венеры и долина любви все неистовее и быстрее устремлялись навстречу взмыленному, предельно напрягшемуся коню, на котором с таким же ускоряющимся неистовством галопировал Джеймс.

И вдруг Кэтрин почудилось, будто где-то рядом сверкнула молния, ударил гром и где-то глубоко внутри ее обрушился всеосвежающий ливень; и ей сразу стало так хорошо, так безумно приятно, что ее сознание на миг словно выключилось, и из горла вырвался громкий и протяжный, как нескончаемая музыка, стон. Но уже в следующий миг осознание реальности полностью вернулось к ней, и она ощутила внутри другие ливневые струи, теплые, вязкие, нетерпеливо-судорожные, и четко расслышала другой стон — резкий, клокочущий, похожий на рык, но и на музыку тоже. Это был стон Джеймса…