Пресс-центр

Глава 12

12.10.83 (10 часов)

Посол Андреенко был сед, моложав, поразительно быстр в движениях; со Степановым их связывала давняя дружба; разница в возрасте – двадцать лет – чем дальше, тем больше стиралась, особенно после того, как Степанов провел военкором в джунглях Вьетнама и у партизан Лаоса полгода, побывал в переделках в Чили, на Борнео, в Западном Берлине во время бунта «новых левых», в Ливане, когда Израиль только-только начинал планировать агрессию, и тот незримый разрыв, отделявший фронтовиков от всех тех, кто не был солдатом Отечественной, все больше и больше стирался, хотя конечно же ни одно из трагических событий, свидетелем которых был Степанов, не могло сравниться с теми четырьмя годами битвы, участником которой – с первого дня – был Андреенко.

– Я не очень нарушил ваши планы? – спросил Андреенко, когда Степанов пришел к нему.

– А я люблю, когда нарушают мои планы… Особенно если вовремя и по делу. Если мне мешают работать, – усмехнулся Степанов, – это еще больше аккумулирует добрую злость, пишется потом особенно жадно…

Андреенко покачал головой.

– «Добрая злость»? Не слишком ли много здесь от фокуса?

– Ну и что? Плохо, если его мало. Фокус, как и анекдот, суть, сюжет для книги, повод для дискуссии, побудитель несогласия…

– И это хорошо?

– Бесспорно, Петр Васильевич. Я пришел в этот мир, чтобы не соглашаться, – кажется, сие Горький. Подвергай все сомнению – Маркс.

– Когда это говорят мыслители, они готовят мир к новому качеству, Дмитрий Юрьевич, и я с ними солидарен, но к великим часто примазывается могущественная прослойка лентяев, которые козыряют гарантированным правом не соглашаться во имя того, чтобы бездельничать.

– Отлито в бронзу, – Степанов вздохнул. – Можно чеканить.

Андреенко открыл красную папку, цепко пробежал машинописный текст, спросил, не поднимая глаз:

– Вы журналиста Лыско знаете?

Степанов нахмурился, вспоминая, поинтересовался:

– Он аккредитован во Франции?

– Нет, в Шёнёф, это Европейский пресс-центр…

– Что-то слыхал, Петр Васильевич, но знать не знаю. Быть может, встречались где… Что-нибудь случилось?

– Да. – Андреенко протянул Степанову два сколотых листка бумаги. – Почитайте.

На первом листке сообщалось, что ночью был избит до полусмерти и отправлен на самолете Красного Креста в бессознательном состоянии в Москву журналист Николай Иванович Лыско, сорок пятого года рождения, украинец, холостой; в консульстве об этом узнали от неизвестного, который назвал место, где лежит Лыско, и предупредил, что, если красный еще раз посмеет приставать к его любимой женщине Мари Кровс, он будет убит.

На втором листке сообщалось, что Мари Кровс – журналистка из Гамбурга, аккредитована при пресс-центре, там же, где работал Лыско.

Степанов пожал плечами.

– А какое все это имеет отношение к Парижу, если не считать, что бедный Лыско – наш гражданин?

– Непосредственное, – ответил Андреенко. – Сегодня утром мне доложили, что кто-то, назвавший себя доброжелателем, оставил в консульстве папку, в которой хранилась запись разговоров Лыско и этой самой Кровс… Интимные разговоры…

– Ну и что? – Степанов снова пожал плечами. – Я не пуританин.

– Вам можно позволить себе эту роскошь. – Андреенко, в свою очередь, улыбнулся. – Мне, увы, нет, и не столько потому, что я посол, сколько потому, что я старше вас и дольше работаю здесь, за рубежом… Словом, в записке, оставленной вместе с пленкой, говорится, что Лыско дурно себя вел…

– Что-то пахнет грязью…

– Согласен. Именно поэтому я и хотел предложить вам этот «сюжет для небольшого рассказа»… Беретесь? Или дел невпроворот?

– Я же сказал: мне нравится, когда мешают.